Страница:
– Bună ziua[1]. – Румынские слова привычно слетели с губ. Я приблизилась к мужчине с табличкой и тронула его за локоть. – Noi suntem fetele care sunt оn aşteptare pentru tine[2].
– Bună ziua! – обрадовался он. – Foarte frumos. Mă bucur să te cunosc![3] А вообще-то я говорю по-русски. Когда-то закончил институт в Ленинграде.
Теперь настала наша очередь удивляться. Точнее, моя. Вера просто обрадовалась тому, что не понадобится часто заглядывать в разговорник и дергать меня с требованием перевода.
– Вдвойне приятно, – переглянулись мы.
Он спохватился и махнул кому-то рукой в толпе. Вскоре к нам подошли двое совсем молодых парней.
– Берите багаж и несите в микроавтобус, – приказал им здоровяк на родном языке.
Те молча кивнули, подхватили чемодан Вероники и, даже не взглянув на тощую сумку, которую я трепетно прижимала к груди, затерялись в толчее.
– Я – Андруш, а это мои сводные братья – Стефан и Поль. У нас небольшой бизнес. Гостиница у подножия Карпатских гор. Так что ваши удобства – это наша забота. Спутниковое телевидение, Интернет – все к вашим услугам.
– А… это вы станете нашими проводниками к крепости Вайн?
– Э-э… – крепыш задумчиво помычал и, стараясь не встречаться с нами взглядом, устало улыбнулся. – Это наш хлеб. Мы часто устраиваем туристам экскурсии в окрестности этой крепости. У нас множество маршрутов по изумительным древним местам.
– Одну минуточку, – Вероника грозно стрельнула в него глазами. – Хочу сразу расставить все точки над «ё». Мы приехали не на экскурсию, и мы – не туристы. Наш институт специально договорился с вашими властями о проведении исторических исследований в крепости Вайн. Неужели вас не предупредили?
– Э-э… – Андруш смутился окончательно и отвел взгляд. – Мне звонили. Эта крепость-замок долго была в забвении, и я очень опасаюсь за ее надежность. Я понятно объясняюсь?
– Вполне. Вы хотите сказать, что мы чем-то рискуем, отправляясь туда?
– Нет! Я не сказал – опасность. Я сказал – трудно идти. И бесполезно. Она сильно горела и обрушалась. Землетрясение. Окрестности его прекрасны, но сам замок пока… на реставрации.
– Что ж, прогулка в вашей компании – это даже интересно, – подмигнула ему Вера. – А помимо вашей замечательной семьи кто-нибудь, из ученых вашей страны, составит нам компанию?
Здоровяк удивленно нахмурился и, словно что-то вспомнив, звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
– А-а… Да. Конечно. Совсем забыл. Сегодня к нам прибудут еще гости. Возможно, это и есть ваши коллеги?
– Значит, вас не предупреждали о цели нашего приезда! – Вероника одарила парня взглядом работника спецслужб. Тот вытаращил глаза, отчаянно помотал головой и затарахтел, путая слова:
– Мне был вчера звонок. Сообщали только о посетителях, бронировании мест и встрече русских туристок…
– Мы не туристки! – не дослушав, холодно перебила его Вера и, взяв меня под руку, уверенно повела к выходу из аэропорта, оставив бедолагу Андруша в полном смятении.
– Совсем замучила парня. – Я украдкой оглянулась, с сочувствием поглядывая на торопливо семенящего за нами следом здоровяка. На открытом симпатичном лице явно читалась обида. – Он же не обязан быть в курсе дел всех, кто останавливается в его гостинице? Возможно, все, кто сходит с самолета, для него туристки! Что в этом такого?
– Мы – не все! – фыркнула она достаточно громко, чтобы ответ был услышан еще и Андрушем. – И я просто хотела об этом напомнить.
Наконец мы вышли из здания. Чуть обогнав нас, Андруш (видимо, решив не обращать внимания на сумасшедших русских) с вежливой улыбкой указал на стоявший неподалеку темно-синий фургон.
– Прошу садиться. Не сомневайтесь. Все будет в лучшем виде.
Он мазнул по нам тяжелым взглядом и первым направился к машине. Н-да-а-а, подруга достанет кого угодно! А уж кого неугодно, так и подавно замучает!
Вероника тоже заметила его взгляд, но истолковала по-своему.
– Учись, Машуль, как надо строить иностранцев. Это же надо, принять нас за туристок! Хотя что с него взять? У него, наверное, только бизнес на уме!
Я промолчала, шагая вслед за Андрушем. Невежливо получилось, но Веронику не изменишь. Для нее мужчины – ступеньки! Средства для достижения цели! Сколько раз она пыталась меня научить быть такой же расчетливой стервой, как она. Да только безуспешно!
Мужчины для меня всегда были гостями с другой планеты. Я могла их опасаться, игнорировать, помогать им, дружить с ними, даже жалеть… Но вот представить в роли любимого не могла никого.
Возможно, сказывалась жизнь без отца, а может, своей холодностью я пыталась стать противоположностью мамы, меняющей этих самых «любимых» каждые полгода?
В раздумьях я не заметила, как мы дошли до фургона, который уже распахнул в ожидании свои двери. Парни, встречавшие нас вместе с Андрушем, помогли забраться в салон, сгрузили на свободные сиденья наш скудный багаж и устроились на диванчике напротив. Андруш сел за руль. Мотор завелся, и мы покатили.
Вера хотела что-то спросить, но, бросив на меня взгляд, передумала. Вот и славно!
Вскоре зеленое, будто подстриженное по линейке поле аэродрома осталось позади, а мы уже любовались видами распахнувшего перед нами свои красоты старинного города. Узкие улочки с небольшими домиками сменялись цветными площадями, фонтанами со звонкими струями, яркими черепичными крышами. Все утопало в цветущей сирени и листве дикого винограда.
Я снова словно перенеслась в прошлое! Дежавю! И даже начинающийся дождь не смыл ощущение сказки, лишь добавил свежести и чистоты.
Вскоре город остался позади, а за окнами раскинулось разнотравье лугов. Братья Андруша за всю дорогу не перекинулись и парой слов, внимательно глядя в окно, словно боясь пропустить что-то важное.
Нет, молчание – невыносимо!
Я набралась смелости и, бросив взгляд на молчаливых парней, попыталась их разговорить.
Быть хорошим гостем – это тоже искусство!
– Очень рада, что вы нам помогаете. Спасибо.
Зря старалась.
Они даже не взглянули на меня.
Хм, странные. А может, сменить диалект?
Я экспериментировала с произношением минут пять. Моей болтовней заинтересовалась даже Верка, которая все время с момента нашей посадки что-то ожесточенно искала в сумочке.
– Маш, ты им что – стихи читаешь?
– Нет, Вер, налаживаю дипломатические отношения.
– Да я вроде уже наладила. – Она окинула внимательным взглядом замерших истуканами мужчин. Честно, если бы не их открытые глаза – решила бы, что спят!
– Они стесняются вас и плохо понимают. – Я увидела в зеркале глаза Андруша и взгляд, которым он смерил ничего не замечающую Веру. – Они жили по ту сторону Карпатских гор в маленькой деревушке, пока я не забрал их в город.
– Но они должны меня понимать!
– У вас очень странный акцент, мм… диалект… – Его светлые глаза цвета туч, укрывших небо, прищурились в отражении зеркала, будто он улыбнулся. – Но если хотите, я стану вашим переводчиком.
– Андруш, скажите, а в их роду был князь Владислав? Его еще звали Влахо?
Неопределенно качнув головой, Андруш ничего мне не ответил, лишь уставился на дорогу, летящую под колеса фургона. Зато вдруг ожил один из братьев.
– Князь Влахо Вайнский? Один из князей, погубивший возлюбленную и всю семью?
– Вы понимаете меня? – вздрогнула я.
– Плохо, – вздохнул паренек и заговорил, мешая румынские слова с незнакомым мне наречием. – Князь убил невесту, своих сестер и мать, а после исчез. Говорили, что с небес сошел ангел, чтобы наказать его за великое злодеяние. Когда я был маленьким, моя матушка пугала нас тем, что его неупокоенная душа в образе белого лиса ищет очередную жертву. Мы с Полем боялись и не ходили далеко в горы, где стоит его родовой замок… Вы спрашивали о Влахо Вайнском?
– Мм… – Я помедлила с ответом. – Наверное, да. К нам в руки попал его дневник. К сожалению, древнерумынский идет трудновато, но часть я уже перевела, и… не могла не заинтересоваться вашей историей. К слову сказать, в своих воспоминаниях он не похож на человека, способного убить, и уж тем более своих любимых.
– Часто бывает так, что истина уступает выдумке. – На меня из зеркала вновь взглянули внимательные глаза Андруша.
Я улыбнулась, прочитав в них неподдельный интерес.
– И это здорово! Будет очень любопытно узнать истинное положение дел.
– О чем все-таки речь? – не выдержала Вероника, устав догадываться о смысле беседы лишь по нашим интонациям и загадочным фразам Андруша на русском, специально подогревавшим ее интерес.
– Мы говорили об авторе дневника, – пояснила я и вежливо улыбнулась братьям, намекая, что беседа закончена. Те понимающе кивнули и уставились на пролетающие за окнами леса и маячащие где-то впереди горы, лишь Андруш продолжал время от времени поглядывать на нас в зеркало. – Парни говорят, что Влахо Вайнский уничтожил всю семью и убил возлюбленную, но… насколько я могу судить об этой личности по его заметкам, он никогда бы не убил тех, кого любил. Об этом я только что и сказала.
– А-а-а… Ни минуты без работы? – Вера усмехнулась и с тоской взглянула на хнычущее небо. – А я-то думала, ты с ними шашни крутишь. Впрочем, в такую погоду только о мертвецах и говорить. Кстати, милейший… – она пощелкала пальцами, привлекая внимание Андруша, – а в вашей забегаловке мы можем рассчитывать на глинтвейн? А то очень хочется согреться. Такое впечатление, что мы прилетели в осень.
– К вашим услугам, моя госпожа, все, что угодно. – В зеркале засияла широкая улыбка нашего гостеприимного хозяина. – А глинтвейн у меня самый лучший. Погода тоже изменится. Мы подъезжаем к горам, а здесь все меняется очень быстро.
– И это радует. Кстати, далеко замок Вайнских князей от вашей гостиницы?
– Довольно далеко. – На нее вновь с усмешкой взглянули глаза Андруша. – Если выйти рано утром, до него можно добраться только к ночи следующего дня. Но… горы… Лучше дойти на третий день.
Верка вытаращила глаза.
– Хотите сказать, чтобы добраться до этих развалин, нам нужно будет ночевать в лесу?! О таких сложностях нас не предупреждали! А можно нанять вертолет?
– Можно. Но будет долго ждать. – Речь Андруша снова стала ломаной. – Заказать в город. Ехать. А потом ждать. Мм… неделя!
– Черт! – Идеально накрашенные губки подруги презрительно искривились. – Зря я согласилась на эту авантюру! А все ты! – Ее наманикюренный пальчик уткнулся мне в грудь. – Из-за тебя я променяла путевку в Египет на эту дурацкую поездку!
– И это доказывает, что ты самая лучшая подруга! – серьезно кивнула я, едва сдерживая смех.
Вероника смерила меня пристальным взглядом, но так и не дождалась даже тени улыбки.
– Эх, ладно. – Она вдруг махнула рукой. – Вспомним детство и ночевки в палатках. Кстати, спроси у юношей, у них в горах кровососов много?
После того, как я старательно перевела эту фразу, парни очнулись от созерцания дороги и серьезно уставились на нее.
– Вы говорите о вампирах? – уточнил Андруш, разглядывая ее в зеркале так пристально, что Вероника даже смутилась.
– Да вы что? Шуток не понимаете? Я про комаров! Все-таки нам на природе ночевать.
– Достаточно, – Андруш ловко свернул с трассы на узенькую дорогу, ведущую мимо густо разросшихся елей к высокому каменному забору, за которым виднелись остроконечные, украшенные всевозможными флюгерами и крытые красной черепицей крыши. – Прибыли.
Фургончик, чихнув, въехал в распахнувшиеся перед нами ворота и, напоследок фыркнув, остановился на небольшой площади, окруженной игрушечными на вид домиками из красного кирпича, украшенными резными верандами, крылечками и самыми настоящими ставенками. Всю эту красоту дополняли клумбы с розами, пионами и какими-то меленькими, яркими цветами.
Братья выбрались из фургона первыми.
– Теперь все это – ваш дом. – Андруш обернулся к нам и улыбнулся. – До тех пор, пока вы гостьи нашей страны.
– Мне уже не хочется ее покидать, – я вернула ему улыбку и вдохнула изумительный цветочный аромат, разливавшийся повсюду. – Ничего прекраснее не видела.
– Все зависит от выбора. – Улыбка нашего гостеприимного хозяина стала еще шире. – И желания.
Подмигнув, он распахнул дверцу и ловко выпрыгнул из машины. Тут же послышался его говорок, подгонявший братьев нести вещи в дом.
Вероника проводила его взглядом и вдруг зашипела на меня.
– Не могу поверить! Ты с ним что сейчас – заигрывала?!
Я пожала плечами.
– Всего лишь выказала восхищение тем, что увидела. Что в этом такого? – И подхватив сумку, вышла из машины.
Чтобы Вероника стала читать нотации?! Тут уже не дождь, снег пойдет!
– Проходите. – Андруш уже поднялся на крыльцо ближайшего очаровательного домика и приглашающе распахнул дверь. – Можете принимать душ и отдыхать. В шесть вечера я хотел ждать вас в Хозяйском доме на ужин.
Его симпатичное добродушное лицо вновь озарила приветливая улыбка.
– И где этот дом находится? – с ехидцей поинтересовалась Вероника, зябко обнимая плечики, словно это могло ее спасти от накрапывающего дождя. – Или вы считаете нас телепатами?
Он взглянул ей в глаза и, не переставая улыбаться, успокоил:
– Конечно же, я пришлю за вами кого-нибудь из моих помощников или приду сам. Не могу же я позволить, чтобы гостьи заблудились в моей усадьбе. Ведь найти самим во-он тот большой дом с вывеской «Хозяйский» очень сложно! – Он коротко ей поклонился и прямиком направился к зданию, о котором говорил.
– Не знаю, как ты, Маш, а я его уже ненавижу! – Вероника угрожающе прищурилась вслед Андрушу. – Интересно, как бы я угадала, что те буквы означают слово «Хозяйский»? Я же на их великом и могучем читать не умею! А он еще и издевается!
– Ты могла бы спросить у меня, – вместо ожидаемой поддержки возразила я. – Я бы с радостью перевела тебе эту вывеску.
Не ответив, подруга фыркнула и первой застучала каблучками по деревянным ступеням крыльца к распахнутой двери.
Остаток дня промелькнул незаметно. Вера, распаковав чемодан, направилась в душевую комнату, а я принялась знакомиться с нашим жилищем.
Дом оказался небольшим, но очень уютным.
Первый этаж занимала гостиная, совмещающая в себе и прихожую, и кухню, и каминный зал. Я с наслаждением упала на обитый кожей диван. Необычный домик! Если честно, он напомнил мне бабушкину дачу. Светлый, с белым потолком и деревянными стенами, источающими аромат только что спиленного дерева. Мм… Вот только с отделкой совершенно не вязалась богатая мебель, кожаные кресла и диван, расположенные у камина, а также барная стойка, отгородившая кухонную зону. Дальнюю стену занимали стеллажи, где за стеклами дожидались своего читателя сотни книг.
Сразу за стеллажами наверх уходили крашенные темной краской деревянные ступени, а в углу под лестницей располагалась неприметная дверь, скрывшая за собой все блага цивилизации (а проще говоря, душевую, прачечную и санузел с пятью унитазами).
Позавидовав доносившемуся из-за двери плеску воды и довольному мурлыканью Вероники, я отправилась изучать второй этаж. Ступеньки приветливо скрипели, словно радуясь гостям. Вдруг мне на мгновение подумалось, что дом за мной наблюдает. И что это не я изучаю его, а он меня…
Стараясь не обращать внимания на странный холодок, внезапно поселившийся в животе, я поднялась на последнюю ступеньку и огляделась.
Небольшой квадратный коридорчик. Две двери. Деревянные стены украшали два бра и картина с натюрмортом. Придирчиво оглядевшись, я заметила в потолке квадрат люка. Чердак? Вот только нет ни лестницы, ни возможности добраться до него…
Ну и ладно!
Решив не заморачиваться особенностями местной архитектуры, я оставила чердак неисследованным, толкнула одну из дверей и очутилась даже не в маленькой, а в крошечной спальне.
Честно! В комнатке помещались лишь кровать, комод и стул. Один. А в стене блестело чистотой стекло окна. Если бы не рамы, я решила бы, что стекол нет!
Распахнув ставни, я с наслаждением вдохнула необычайно свежий воздух, напоенный ароматом дождя, роз и леса.
– Маш? Ма-аш, ты где?! – Вероника, кажется, вдоволь наплескалась, и теперь ей захотелось общения. За то недолгое время, что мы были знакомы, я обнаружила в ней одно ценное качество: она не умела долго дуться и из всякой ситуации могла извлечь максимум удовольствия. – Машк? Ты куда подевалась?
Не отстанет!
Я вышла из комнаты и сбежала вниз.
– Тут я. Дом изучала. Так здорово! Такой воздух! И стены обиты свеженькими досочками!
– Угу. Как в бане! – снисходительно поддакнула она, обернув полотенцем влажные волосы.
– Ничего ты не понимаешь! Да я, может, всю жизнь мечтаю жить в таком доме и заниматься переводами в кресле у разожженного камина. – Я прошла за барную стойку и, взяв с полки две маленькие кружечки, наполнила их из кофеварки ароматным, густым кофе.
– Ха, проблема! Ты можешь попросить матушку или бабулю устроить тебе такую жизнь. У меня, к сожалению, нет богатых родственников. Вот и приходится искать того, кто обеспечит мне уют, – отбросив в кресло полотенце, подруга запахнула махровый халат и, затянув пояс, тоже подошла к стойке.
– Нет. – Я придвинула ногой высокий стул и уселась. – Ни за что. Я не возьму ни копейки из денег матери. Они не ее.
– Подумаешь. – Вера подсела рядом. – Если ты винишь ее в том, что она использует для комфортной жизни деньги тех, кто время от времени оказывается в ее постели, скажу тебе прямо – ты не права! Твой отец умер. Горе. Но нужно жить дальше. Нужно обеспечивать жизнь тебе и бабушке.
– А ты знаешь, что бабуля взяла маму из детского дома? – Я не хотела этого говорить. Не то чтобы это было тайной… Просто об этом факте из истории моей семьи всегда умалчивалось, но сейчас словно черт тянул меня за язык! – Воспитала ее, но она ей не мать. Как-то раз бабушка обмолвилась, что во время войны ее собственная мать бежала из Румынии, долго скиталась по Европе, пока однажды волей случая ее не занесло в Советский Союз, но и тут счастья она не нашла, была арестована, сослана в лагерь, где и умерла, оставив дочь совсем одну. Как бабуля выжила, я не представляю. Спасибо тому, кто отвел ее в детский дом. Потом, когда бабушка выросла, она решила взять на воспитание из того же детского дома девочку.
Подруга задумчиво побарабанила длинными пальцами и вдруг спросила:
– А у нее есть свои дети?
Я покачала головой.
– Нет. Она никогда не была замужем из-за какой-то трагедии, произошедшей с ней в юности, и всю жизнь отдала воспитанию приемной дочери, затем моему, и изучению своей страны и рода, к которому якобы принадлежит.
– И что это за род? – Подруга тоже взяла кружку.
Я сделала несколько глотков и с сожалением отставила опустевшую чашечку. Вкусный кофе!
– Ее имя София Береш-Вайнская. Но в России решили ограничиться записью в метрике «Софья Александровна Береш».
– Стоп! Ты хочешь сказать, что дневник, который попал к тебе в руки, принадлежит кому-то из ее семьи? – Вера вытаращила на меня изящно подведенные глаза.
– Ну… – Я усмехнулась. Любила подруга такие эффектные ходы. – Я бы заменила слово «семья» на слово «род». Из семьи у нее, наверное, уже никого и не осталось. Если не считать, конечно, нас с мамой.
– Это просто «вау»! – Верка одним глотком выпила кофе и, по-моему, даже не заметила этого. – Теперь я понимаю ее мотивы! Вот почему, когда обнаружился дневник этого Валдиса…
– Владислава! – поправила я.
– Какая разница? – отмахнулась подруга. – Вот почему она вцепилась в него мертвой хваткой и сразу же направилась к декану, чтобы он, не упоминая ее, отдал эту работу тебе!
– И почему?
– Как ты не понимаешь? Во-первых, это такой шанс для тебя остаться на практике в институте, и она, как любящая бабушка, не встанет на пути у своей внучки, во-вторых, она всегда незаметно будет в курсе и, может быть, узнает кое-что из истории рода.
Я согласно кивнула. Впрочем, эти мотивы мне стали понятны еще в самолете, но теперь обида сменилась пониманием и желанием улыбнуться. Что ж, если я здесь – нужно сделать работу на «отлично».
Вера поднялась, сунула чашку в мойку и прошлась по комнате.
– До званого ужина еще два часа! Ума не приложу, чем мне заняться?
– Ну… лично я пойду в душ, а после, если будет время, намерена сесть за работу. – Я тоже встала и направилась к спрятанной под лестницей вожделенной двери, но прежде чем скрыться за ней, обернулась и указала на небольшую панель телевизора, висевшего на стене над камином. – Ты можешь посмотреть тв.
– Ага! Местное? И что я там пойму?
– Тогда… вариант второй и последний – попробуй все же ознакомиться с предстоящей работой. – Я указала на свою сумку, одиноко лежавшую на кресле. – Все доки в ноуте. В папке «Вайнские князья». Рабочий стол.
Глава третья
Не знаю, кем и за что мне было уготовано родиться в семье Вайнских князей единственным наследником, но младшим ребенком. Две старшие сестры, близняшки Гертруда и Вероника, казалось, ненавидели меня всем сердцем. Мати этого просто не замечала. Возможно, с моим рождением связана какая-то тайна – не знаю. Дворовые шептались, что отец мой попросту исчез еще до моего рождения.
Детство…
При одном упоминании о нем мое сердце должно радостно биться, а воспоминания пестреть беззаботными днями, но… Я слишком рано понял, что не нужен матери, да она этого и не скрывала. Иногда мне казалось, что я не родной ребенок, ведь все самое лучшее получали мои сестры, а я лишь довольствовался тем, что добывал себе сам в неравной борьбе с моим главным врагом – жизнью…
Впрочем, я лгу, говоря, что в моей жизни не было счастья. Детвора замка и дворовые заменили семью, а Агнес – моя кормилица, стала мне матерью.
Агнес…
Когда я вспоминаю ее, мне хочется выть, ибо я стал причиной ее смерти. Все случилось в тринадцатый день моего рождения.
Мати всегда устраивала балы в честь меня и моих сестер, но этот праздник был фальшью. Собравшаяся знать откупалась от виновника торжества богатыми дарами, тут же забывая обо всем ради выпивки, обжорства и разврата. Поэтому никто не замечал моего бегства, а я, изнывая от нетерпения, бежал в комнату кормилицы, и там, в кругу слуг и дворовой ребятни, у меня начинался настоящий праздник.
Однажды об этом прознали сестры. Точнее, Гертруда. И поведала матери. Та подобно фурии ворвалась в комнату Агнес и уставила на меня палец, украшенный перстнем с кровавым камнем.
– Ты не смеешь позорить наше имя, общаясь со слугами, словно они – твоя семья! – Кивнув страже, дожидающейся приказа за дверью, она коротко бросила: – На конюшню их всех!
Приговор был слишком жесток.
– Нет! Мати, нет! – Я бросился наперерез шагнувшим в комнату стражникам. – Они не виноваты! Я… я сам пришел сюда, потому что… потому что…
– Потому что ты не бережешь фамильную честь! Ты такой же босяк, как и они! Я не позволю тебе втоптать в грязь наше имя! – Слова мати хлестали пощечинами, но я решил не отступать.
– Они – не виноваты! – отчеканил я, глядя в ее перекошенное гневом лицо. – Никто из них! Только я!
– Тогда… вместо дворовых ведите на конюшню этого щенка! И пусть все находящиеся здесь смотрят на его порку! – выпалила мати и, уже уходя, бросила: – Дайте ему двадцать плетей.
– Нет! – тут же раздался в комнате отчаянный крик. Агнес бросилась ко мне и, прижав к груди, торопливо заговорила: – Госпожа София, смилуйтесь! Он же ребенок! Он – дитя! Он не переживет двадцать плетей! Он ни в чем не виноват! Это я позвала его сюда, как и всех остальных! Я хотела устроить для Влахо праздник! Ему же всего тринадцать!
– Ему уже тринадцать. – Мати остановилась на пороге. – И он выбрал праздник по себе. К тому же испытания создадут из него настоящего князя, но… уж коли ты заступилась, в отплату за свою вольность ты разделишь с ним его наказание.
Она вышла, но еще мгновение после этого никто из стражников не решался к нам подойти. В глазах воинов я видел жалость, но ослушаться приказа хозяйки они не могли, ибо сами рисковали попасть под плети.
– Не бойся, сынок… – Агнес обняла меня, поцеловала в лоб и вышла первой. Лишь слезы, блеснувшие в ее глазах, сказали мне о многом…
…После наказания моя кормилица прожила неделю. Мои мучения длились дольше, ибо я опять остался в живых. О том, что ее не стало, мне сообщил старый кучер Грегор. После месяца лихорадки я впервые вышел на улицу, сам дошел до ее могилы и долго стоял на осеннем ветру. Та, что заменила мне мать, ушла, и вместе с ней ушло детство. В тот день тринадцатилетний мальчик исчез навсегда. Горе убивает слабых, сильных оно заставляет меняться…»
– Bună ziua! – обрадовался он. – Foarte frumos. Mă bucur să te cunosc![3] А вообще-то я говорю по-русски. Когда-то закончил институт в Ленинграде.
Теперь настала наша очередь удивляться. Точнее, моя. Вера просто обрадовалась тому, что не понадобится часто заглядывать в разговорник и дергать меня с требованием перевода.
– Вдвойне приятно, – переглянулись мы.
Он спохватился и махнул кому-то рукой в толпе. Вскоре к нам подошли двое совсем молодых парней.
– Берите багаж и несите в микроавтобус, – приказал им здоровяк на родном языке.
Те молча кивнули, подхватили чемодан Вероники и, даже не взглянув на тощую сумку, которую я трепетно прижимала к груди, затерялись в толчее.
– Я – Андруш, а это мои сводные братья – Стефан и Поль. У нас небольшой бизнес. Гостиница у подножия Карпатских гор. Так что ваши удобства – это наша забота. Спутниковое телевидение, Интернет – все к вашим услугам.
– А… это вы станете нашими проводниками к крепости Вайн?
– Э-э… – крепыш задумчиво помычал и, стараясь не встречаться с нами взглядом, устало улыбнулся. – Это наш хлеб. Мы часто устраиваем туристам экскурсии в окрестности этой крепости. У нас множество маршрутов по изумительным древним местам.
– Одну минуточку, – Вероника грозно стрельнула в него глазами. – Хочу сразу расставить все точки над «ё». Мы приехали не на экскурсию, и мы – не туристы. Наш институт специально договорился с вашими властями о проведении исторических исследований в крепости Вайн. Неужели вас не предупредили?
– Э-э… – Андруш смутился окончательно и отвел взгляд. – Мне звонили. Эта крепость-замок долго была в забвении, и я очень опасаюсь за ее надежность. Я понятно объясняюсь?
– Вполне. Вы хотите сказать, что мы чем-то рискуем, отправляясь туда?
– Нет! Я не сказал – опасность. Я сказал – трудно идти. И бесполезно. Она сильно горела и обрушалась. Землетрясение. Окрестности его прекрасны, но сам замок пока… на реставрации.
– Что ж, прогулка в вашей компании – это даже интересно, – подмигнула ему Вера. – А помимо вашей замечательной семьи кто-нибудь, из ученых вашей страны, составит нам компанию?
Здоровяк удивленно нахмурился и, словно что-то вспомнив, звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
– А-а… Да. Конечно. Совсем забыл. Сегодня к нам прибудут еще гости. Возможно, это и есть ваши коллеги?
– Значит, вас не предупреждали о цели нашего приезда! – Вероника одарила парня взглядом работника спецслужб. Тот вытаращил глаза, отчаянно помотал головой и затарахтел, путая слова:
– Мне был вчера звонок. Сообщали только о посетителях, бронировании мест и встрече русских туристок…
– Мы не туристки! – не дослушав, холодно перебила его Вера и, взяв меня под руку, уверенно повела к выходу из аэропорта, оставив бедолагу Андруша в полном смятении.
– Совсем замучила парня. – Я украдкой оглянулась, с сочувствием поглядывая на торопливо семенящего за нами следом здоровяка. На открытом симпатичном лице явно читалась обида. – Он же не обязан быть в курсе дел всех, кто останавливается в его гостинице? Возможно, все, кто сходит с самолета, для него туристки! Что в этом такого?
– Мы – не все! – фыркнула она достаточно громко, чтобы ответ был услышан еще и Андрушем. – И я просто хотела об этом напомнить.
Наконец мы вышли из здания. Чуть обогнав нас, Андруш (видимо, решив не обращать внимания на сумасшедших русских) с вежливой улыбкой указал на стоявший неподалеку темно-синий фургон.
– Прошу садиться. Не сомневайтесь. Все будет в лучшем виде.
Он мазнул по нам тяжелым взглядом и первым направился к машине. Н-да-а-а, подруга достанет кого угодно! А уж кого неугодно, так и подавно замучает!
Вероника тоже заметила его взгляд, но истолковала по-своему.
– Учись, Машуль, как надо строить иностранцев. Это же надо, принять нас за туристок! Хотя что с него взять? У него, наверное, только бизнес на уме!
Я промолчала, шагая вслед за Андрушем. Невежливо получилось, но Веронику не изменишь. Для нее мужчины – ступеньки! Средства для достижения цели! Сколько раз она пыталась меня научить быть такой же расчетливой стервой, как она. Да только безуспешно!
Мужчины для меня всегда были гостями с другой планеты. Я могла их опасаться, игнорировать, помогать им, дружить с ними, даже жалеть… Но вот представить в роли любимого не могла никого.
Возможно, сказывалась жизнь без отца, а может, своей холодностью я пыталась стать противоположностью мамы, меняющей этих самых «любимых» каждые полгода?
В раздумьях я не заметила, как мы дошли до фургона, который уже распахнул в ожидании свои двери. Парни, встречавшие нас вместе с Андрушем, помогли забраться в салон, сгрузили на свободные сиденья наш скудный багаж и устроились на диванчике напротив. Андруш сел за руль. Мотор завелся, и мы покатили.
Вера хотела что-то спросить, но, бросив на меня взгляд, передумала. Вот и славно!
Вскоре зеленое, будто подстриженное по линейке поле аэродрома осталось позади, а мы уже любовались видами распахнувшего перед нами свои красоты старинного города. Узкие улочки с небольшими домиками сменялись цветными площадями, фонтанами со звонкими струями, яркими черепичными крышами. Все утопало в цветущей сирени и листве дикого винограда.
Я снова словно перенеслась в прошлое! Дежавю! И даже начинающийся дождь не смыл ощущение сказки, лишь добавил свежести и чистоты.
Вскоре город остался позади, а за окнами раскинулось разнотравье лугов. Братья Андруша за всю дорогу не перекинулись и парой слов, внимательно глядя в окно, словно боясь пропустить что-то важное.
Нет, молчание – невыносимо!
Я набралась смелости и, бросив взгляд на молчаливых парней, попыталась их разговорить.
Быть хорошим гостем – это тоже искусство!
– Очень рада, что вы нам помогаете. Спасибо.
Зря старалась.
Они даже не взглянули на меня.
Хм, странные. А может, сменить диалект?
Я экспериментировала с произношением минут пять. Моей болтовней заинтересовалась даже Верка, которая все время с момента нашей посадки что-то ожесточенно искала в сумочке.
– Маш, ты им что – стихи читаешь?
– Нет, Вер, налаживаю дипломатические отношения.
– Да я вроде уже наладила. – Она окинула внимательным взглядом замерших истуканами мужчин. Честно, если бы не их открытые глаза – решила бы, что спят!
– Они стесняются вас и плохо понимают. – Я увидела в зеркале глаза Андруша и взгляд, которым он смерил ничего не замечающую Веру. – Они жили по ту сторону Карпатских гор в маленькой деревушке, пока я не забрал их в город.
– Но они должны меня понимать!
– У вас очень странный акцент, мм… диалект… – Его светлые глаза цвета туч, укрывших небо, прищурились в отражении зеркала, будто он улыбнулся. – Но если хотите, я стану вашим переводчиком.
– Андруш, скажите, а в их роду был князь Владислав? Его еще звали Влахо?
Неопределенно качнув головой, Андруш ничего мне не ответил, лишь уставился на дорогу, летящую под колеса фургона. Зато вдруг ожил один из братьев.
– Князь Влахо Вайнский? Один из князей, погубивший возлюбленную и всю семью?
– Вы понимаете меня? – вздрогнула я.
– Плохо, – вздохнул паренек и заговорил, мешая румынские слова с незнакомым мне наречием. – Князь убил невесту, своих сестер и мать, а после исчез. Говорили, что с небес сошел ангел, чтобы наказать его за великое злодеяние. Когда я был маленьким, моя матушка пугала нас тем, что его неупокоенная душа в образе белого лиса ищет очередную жертву. Мы с Полем боялись и не ходили далеко в горы, где стоит его родовой замок… Вы спрашивали о Влахо Вайнском?
– Мм… – Я помедлила с ответом. – Наверное, да. К нам в руки попал его дневник. К сожалению, древнерумынский идет трудновато, но часть я уже перевела, и… не могла не заинтересоваться вашей историей. К слову сказать, в своих воспоминаниях он не похож на человека, способного убить, и уж тем более своих любимых.
– Часто бывает так, что истина уступает выдумке. – На меня из зеркала вновь взглянули внимательные глаза Андруша.
Я улыбнулась, прочитав в них неподдельный интерес.
– И это здорово! Будет очень любопытно узнать истинное положение дел.
– О чем все-таки речь? – не выдержала Вероника, устав догадываться о смысле беседы лишь по нашим интонациям и загадочным фразам Андруша на русском, специально подогревавшим ее интерес.
– Мы говорили об авторе дневника, – пояснила я и вежливо улыбнулась братьям, намекая, что беседа закончена. Те понимающе кивнули и уставились на пролетающие за окнами леса и маячащие где-то впереди горы, лишь Андруш продолжал время от времени поглядывать на нас в зеркало. – Парни говорят, что Влахо Вайнский уничтожил всю семью и убил возлюбленную, но… насколько я могу судить об этой личности по его заметкам, он никогда бы не убил тех, кого любил. Об этом я только что и сказала.
– А-а-а… Ни минуты без работы? – Вера усмехнулась и с тоской взглянула на хнычущее небо. – А я-то думала, ты с ними шашни крутишь. Впрочем, в такую погоду только о мертвецах и говорить. Кстати, милейший… – она пощелкала пальцами, привлекая внимание Андруша, – а в вашей забегаловке мы можем рассчитывать на глинтвейн? А то очень хочется согреться. Такое впечатление, что мы прилетели в осень.
– К вашим услугам, моя госпожа, все, что угодно. – В зеркале засияла широкая улыбка нашего гостеприимного хозяина. – А глинтвейн у меня самый лучший. Погода тоже изменится. Мы подъезжаем к горам, а здесь все меняется очень быстро.
– И это радует. Кстати, далеко замок Вайнских князей от вашей гостиницы?
– Довольно далеко. – На нее вновь с усмешкой взглянули глаза Андруша. – Если выйти рано утром, до него можно добраться только к ночи следующего дня. Но… горы… Лучше дойти на третий день.
Верка вытаращила глаза.
– Хотите сказать, чтобы добраться до этих развалин, нам нужно будет ночевать в лесу?! О таких сложностях нас не предупреждали! А можно нанять вертолет?
– Можно. Но будет долго ждать. – Речь Андруша снова стала ломаной. – Заказать в город. Ехать. А потом ждать. Мм… неделя!
– Черт! – Идеально накрашенные губки подруги презрительно искривились. – Зря я согласилась на эту авантюру! А все ты! – Ее наманикюренный пальчик уткнулся мне в грудь. – Из-за тебя я променяла путевку в Египет на эту дурацкую поездку!
– И это доказывает, что ты самая лучшая подруга! – серьезно кивнула я, едва сдерживая смех.
Вероника смерила меня пристальным взглядом, но так и не дождалась даже тени улыбки.
– Эх, ладно. – Она вдруг махнула рукой. – Вспомним детство и ночевки в палатках. Кстати, спроси у юношей, у них в горах кровососов много?
После того, как я старательно перевела эту фразу, парни очнулись от созерцания дороги и серьезно уставились на нее.
– Вы говорите о вампирах? – уточнил Андруш, разглядывая ее в зеркале так пристально, что Вероника даже смутилась.
– Да вы что? Шуток не понимаете? Я про комаров! Все-таки нам на природе ночевать.
– Достаточно, – Андруш ловко свернул с трассы на узенькую дорогу, ведущую мимо густо разросшихся елей к высокому каменному забору, за которым виднелись остроконечные, украшенные всевозможными флюгерами и крытые красной черепицей крыши. – Прибыли.
Фургончик, чихнув, въехал в распахнувшиеся перед нами ворота и, напоследок фыркнув, остановился на небольшой площади, окруженной игрушечными на вид домиками из красного кирпича, украшенными резными верандами, крылечками и самыми настоящими ставенками. Всю эту красоту дополняли клумбы с розами, пионами и какими-то меленькими, яркими цветами.
Братья выбрались из фургона первыми.
– Теперь все это – ваш дом. – Андруш обернулся к нам и улыбнулся. – До тех пор, пока вы гостьи нашей страны.
– Мне уже не хочется ее покидать, – я вернула ему улыбку и вдохнула изумительный цветочный аромат, разливавшийся повсюду. – Ничего прекраснее не видела.
– Все зависит от выбора. – Улыбка нашего гостеприимного хозяина стала еще шире. – И желания.
Подмигнув, он распахнул дверцу и ловко выпрыгнул из машины. Тут же послышался его говорок, подгонявший братьев нести вещи в дом.
Вероника проводила его взглядом и вдруг зашипела на меня.
– Не могу поверить! Ты с ним что сейчас – заигрывала?!
Я пожала плечами.
– Всего лишь выказала восхищение тем, что увидела. Что в этом такого? – И подхватив сумку, вышла из машины.
Чтобы Вероника стала читать нотации?! Тут уже не дождь, снег пойдет!
– Проходите. – Андруш уже поднялся на крыльцо ближайшего очаровательного домика и приглашающе распахнул дверь. – Можете принимать душ и отдыхать. В шесть вечера я хотел ждать вас в Хозяйском доме на ужин.
Его симпатичное добродушное лицо вновь озарила приветливая улыбка.
– И где этот дом находится? – с ехидцей поинтересовалась Вероника, зябко обнимая плечики, словно это могло ее спасти от накрапывающего дождя. – Или вы считаете нас телепатами?
Он взглянул ей в глаза и, не переставая улыбаться, успокоил:
– Конечно же, я пришлю за вами кого-нибудь из моих помощников или приду сам. Не могу же я позволить, чтобы гостьи заблудились в моей усадьбе. Ведь найти самим во-он тот большой дом с вывеской «Хозяйский» очень сложно! – Он коротко ей поклонился и прямиком направился к зданию, о котором говорил.
– Не знаю, как ты, Маш, а я его уже ненавижу! – Вероника угрожающе прищурилась вслед Андрушу. – Интересно, как бы я угадала, что те буквы означают слово «Хозяйский»? Я же на их великом и могучем читать не умею! А он еще и издевается!
– Ты могла бы спросить у меня, – вместо ожидаемой поддержки возразила я. – Я бы с радостью перевела тебе эту вывеску.
Не ответив, подруга фыркнула и первой застучала каблучками по деревянным ступеням крыльца к распахнутой двери.
Остаток дня промелькнул незаметно. Вера, распаковав чемодан, направилась в душевую комнату, а я принялась знакомиться с нашим жилищем.
Дом оказался небольшим, но очень уютным.
Первый этаж занимала гостиная, совмещающая в себе и прихожую, и кухню, и каминный зал. Я с наслаждением упала на обитый кожей диван. Необычный домик! Если честно, он напомнил мне бабушкину дачу. Светлый, с белым потолком и деревянными стенами, источающими аромат только что спиленного дерева. Мм… Вот только с отделкой совершенно не вязалась богатая мебель, кожаные кресла и диван, расположенные у камина, а также барная стойка, отгородившая кухонную зону. Дальнюю стену занимали стеллажи, где за стеклами дожидались своего читателя сотни книг.
Сразу за стеллажами наверх уходили крашенные темной краской деревянные ступени, а в углу под лестницей располагалась неприметная дверь, скрывшая за собой все блага цивилизации (а проще говоря, душевую, прачечную и санузел с пятью унитазами).
Позавидовав доносившемуся из-за двери плеску воды и довольному мурлыканью Вероники, я отправилась изучать второй этаж. Ступеньки приветливо скрипели, словно радуясь гостям. Вдруг мне на мгновение подумалось, что дом за мной наблюдает. И что это не я изучаю его, а он меня…
Стараясь не обращать внимания на странный холодок, внезапно поселившийся в животе, я поднялась на последнюю ступеньку и огляделась.
Небольшой квадратный коридорчик. Две двери. Деревянные стены украшали два бра и картина с натюрмортом. Придирчиво оглядевшись, я заметила в потолке квадрат люка. Чердак? Вот только нет ни лестницы, ни возможности добраться до него…
Ну и ладно!
Решив не заморачиваться особенностями местной архитектуры, я оставила чердак неисследованным, толкнула одну из дверей и очутилась даже не в маленькой, а в крошечной спальне.
Честно! В комнатке помещались лишь кровать, комод и стул. Один. А в стене блестело чистотой стекло окна. Если бы не рамы, я решила бы, что стекол нет!
Распахнув ставни, я с наслаждением вдохнула необычайно свежий воздух, напоенный ароматом дождя, роз и леса.
– Маш? Ма-аш, ты где?! – Вероника, кажется, вдоволь наплескалась, и теперь ей захотелось общения. За то недолгое время, что мы были знакомы, я обнаружила в ней одно ценное качество: она не умела долго дуться и из всякой ситуации могла извлечь максимум удовольствия. – Машк? Ты куда подевалась?
Не отстанет!
Я вышла из комнаты и сбежала вниз.
– Тут я. Дом изучала. Так здорово! Такой воздух! И стены обиты свеженькими досочками!
– Угу. Как в бане! – снисходительно поддакнула она, обернув полотенцем влажные волосы.
– Ничего ты не понимаешь! Да я, может, всю жизнь мечтаю жить в таком доме и заниматься переводами в кресле у разожженного камина. – Я прошла за барную стойку и, взяв с полки две маленькие кружечки, наполнила их из кофеварки ароматным, густым кофе.
– Ха, проблема! Ты можешь попросить матушку или бабулю устроить тебе такую жизнь. У меня, к сожалению, нет богатых родственников. Вот и приходится искать того, кто обеспечит мне уют, – отбросив в кресло полотенце, подруга запахнула махровый халат и, затянув пояс, тоже подошла к стойке.
– Нет. – Я придвинула ногой высокий стул и уселась. – Ни за что. Я не возьму ни копейки из денег матери. Они не ее.
– Подумаешь. – Вера подсела рядом. – Если ты винишь ее в том, что она использует для комфортной жизни деньги тех, кто время от времени оказывается в ее постели, скажу тебе прямо – ты не права! Твой отец умер. Горе. Но нужно жить дальше. Нужно обеспечивать жизнь тебе и бабушке.
– А ты знаешь, что бабуля взяла маму из детского дома? – Я не хотела этого говорить. Не то чтобы это было тайной… Просто об этом факте из истории моей семьи всегда умалчивалось, но сейчас словно черт тянул меня за язык! – Воспитала ее, но она ей не мать. Как-то раз бабушка обмолвилась, что во время войны ее собственная мать бежала из Румынии, долго скиталась по Европе, пока однажды волей случая ее не занесло в Советский Союз, но и тут счастья она не нашла, была арестована, сослана в лагерь, где и умерла, оставив дочь совсем одну. Как бабуля выжила, я не представляю. Спасибо тому, кто отвел ее в детский дом. Потом, когда бабушка выросла, она решила взять на воспитание из того же детского дома девочку.
Подруга задумчиво побарабанила длинными пальцами и вдруг спросила:
– А у нее есть свои дети?
Я покачала головой.
– Нет. Она никогда не была замужем из-за какой-то трагедии, произошедшей с ней в юности, и всю жизнь отдала воспитанию приемной дочери, затем моему, и изучению своей страны и рода, к которому якобы принадлежит.
– И что это за род? – Подруга тоже взяла кружку.
Я сделала несколько глотков и с сожалением отставила опустевшую чашечку. Вкусный кофе!
– Ее имя София Береш-Вайнская. Но в России решили ограничиться записью в метрике «Софья Александровна Береш».
– Стоп! Ты хочешь сказать, что дневник, который попал к тебе в руки, принадлежит кому-то из ее семьи? – Вера вытаращила на меня изящно подведенные глаза.
– Ну… – Я усмехнулась. Любила подруга такие эффектные ходы. – Я бы заменила слово «семья» на слово «род». Из семьи у нее, наверное, уже никого и не осталось. Если не считать, конечно, нас с мамой.
– Это просто «вау»! – Верка одним глотком выпила кофе и, по-моему, даже не заметила этого. – Теперь я понимаю ее мотивы! Вот почему, когда обнаружился дневник этого Валдиса…
– Владислава! – поправила я.
– Какая разница? – отмахнулась подруга. – Вот почему она вцепилась в него мертвой хваткой и сразу же направилась к декану, чтобы он, не упоминая ее, отдал эту работу тебе!
– И почему?
– Как ты не понимаешь? Во-первых, это такой шанс для тебя остаться на практике в институте, и она, как любящая бабушка, не встанет на пути у своей внучки, во-вторых, она всегда незаметно будет в курсе и, может быть, узнает кое-что из истории рода.
Я согласно кивнула. Впрочем, эти мотивы мне стали понятны еще в самолете, но теперь обида сменилась пониманием и желанием улыбнуться. Что ж, если я здесь – нужно сделать работу на «отлично».
Вера поднялась, сунула чашку в мойку и прошлась по комнате.
– До званого ужина еще два часа! Ума не приложу, чем мне заняться?
– Ну… лично я пойду в душ, а после, если будет время, намерена сесть за работу. – Я тоже встала и направилась к спрятанной под лестницей вожделенной двери, но прежде чем скрыться за ней, обернулась и указала на небольшую панель телевизора, висевшего на стене над камином. – Ты можешь посмотреть тв.
– Ага! Местное? И что я там пойму?
– Тогда… вариант второй и последний – попробуй все же ознакомиться с предстоящей работой. – Я указала на свою сумку, одиноко лежавшую на кресле. – Все доки в ноуте. В папке «Вайнские князья». Рабочий стол.
Глава третья
«…Дневник… Сегодня я нашел мой дневник – старую тетрадь, в которой осталось довольно много чистых листов. Боги, сколько пережитого в нем скрыто. Сколько воспоминаний набросилось хищными зверями, разрывая на части душу. Только с ним я мог делиться переполняющей меня пустотой, именуемой жизнью.
Воспоминания, как плети,
Терзают плоть, пытают разум.
И с каждым прожитым столетьем
Я прошлым сторицей наказан.
Не знаю, кем и за что мне было уготовано родиться в семье Вайнских князей единственным наследником, но младшим ребенком. Две старшие сестры, близняшки Гертруда и Вероника, казалось, ненавидели меня всем сердцем. Мати этого просто не замечала. Возможно, с моим рождением связана какая-то тайна – не знаю. Дворовые шептались, что отец мой попросту исчез еще до моего рождения.
Детство…
При одном упоминании о нем мое сердце должно радостно биться, а воспоминания пестреть беззаботными днями, но… Я слишком рано понял, что не нужен матери, да она этого и не скрывала. Иногда мне казалось, что я не родной ребенок, ведь все самое лучшее получали мои сестры, а я лишь довольствовался тем, что добывал себе сам в неравной борьбе с моим главным врагом – жизнью…
Впрочем, я лгу, говоря, что в моей жизни не было счастья. Детвора замка и дворовые заменили семью, а Агнес – моя кормилица, стала мне матерью.
Агнес…
Когда я вспоминаю ее, мне хочется выть, ибо я стал причиной ее смерти. Все случилось в тринадцатый день моего рождения.
Мати всегда устраивала балы в честь меня и моих сестер, но этот праздник был фальшью. Собравшаяся знать откупалась от виновника торжества богатыми дарами, тут же забывая обо всем ради выпивки, обжорства и разврата. Поэтому никто не замечал моего бегства, а я, изнывая от нетерпения, бежал в комнату кормилицы, и там, в кругу слуг и дворовой ребятни, у меня начинался настоящий праздник.
Однажды об этом прознали сестры. Точнее, Гертруда. И поведала матери. Та подобно фурии ворвалась в комнату Агнес и уставила на меня палец, украшенный перстнем с кровавым камнем.
– Ты не смеешь позорить наше имя, общаясь со слугами, словно они – твоя семья! – Кивнув страже, дожидающейся приказа за дверью, она коротко бросила: – На конюшню их всех!
Приговор был слишком жесток.
– Нет! Мати, нет! – Я бросился наперерез шагнувшим в комнату стражникам. – Они не виноваты! Я… я сам пришел сюда, потому что… потому что…
– Потому что ты не бережешь фамильную честь! Ты такой же босяк, как и они! Я не позволю тебе втоптать в грязь наше имя! – Слова мати хлестали пощечинами, но я решил не отступать.
– Они – не виноваты! – отчеканил я, глядя в ее перекошенное гневом лицо. – Никто из них! Только я!
– Тогда… вместо дворовых ведите на конюшню этого щенка! И пусть все находящиеся здесь смотрят на его порку! – выпалила мати и, уже уходя, бросила: – Дайте ему двадцать плетей.
– Нет! – тут же раздался в комнате отчаянный крик. Агнес бросилась ко мне и, прижав к груди, торопливо заговорила: – Госпожа София, смилуйтесь! Он же ребенок! Он – дитя! Он не переживет двадцать плетей! Он ни в чем не виноват! Это я позвала его сюда, как и всех остальных! Я хотела устроить для Влахо праздник! Ему же всего тринадцать!
– Ему уже тринадцать. – Мати остановилась на пороге. – И он выбрал праздник по себе. К тому же испытания создадут из него настоящего князя, но… уж коли ты заступилась, в отплату за свою вольность ты разделишь с ним его наказание.
Она вышла, но еще мгновение после этого никто из стражников не решался к нам подойти. В глазах воинов я видел жалость, но ослушаться приказа хозяйки они не могли, ибо сами рисковали попасть под плети.
– Не бойся, сынок… – Агнес обняла меня, поцеловала в лоб и вышла первой. Лишь слезы, блеснувшие в ее глазах, сказали мне о многом…
…После наказания моя кормилица прожила неделю. Мои мучения длились дольше, ибо я опять остался в живых. О том, что ее не стало, мне сообщил старый кучер Грегор. После месяца лихорадки я впервые вышел на улицу, сам дошел до ее могилы и долго стоял на осеннем ветру. Та, что заменила мне мать, ушла, и вместе с ней ушло детство. В тот день тринадцатилетний мальчик исчез навсегда. Горе убивает слабых, сильных оно заставляет меняться…»