Страница:
В мае 1906 года Фосетт отплыл в Америку, а уже в июле выехал из столицы Боливии Ла-Паса на северо-восток, в Бени, направляясь в свою первую экспедицию. Нельзя сказать, что в области, куда отправился Фосетт для демаркации границ, до него совсем не бывали исследователи. Так, еще за полвека до него английский гидрограф В. Чандлесс исследовал правые притоки Пуруса и среди них Акри и занимался поисками водного пути от нее на юг к реке Мадре-де-Дьос. Несколько лет спустя тот же Чандлесс поднялся по Мадейре до реки Бени. В середине 70-х годов XIX века Дж. Черч исследовал Мадре-де-Дьос от устья до впадения в нее Инамбари, а еще пять лет спустя Э. Хит описал реки Бени, Мадидй и верховья Мадре-де-Дьос. В 90-х годах район, прилегающий к границам Боливии с Бразилией, изучал боливийский географ и будущий президент этой страны Хосе Пандо. Он провел гидрографические исследования рек системы Мадре-де-Дьос, особенно Инамбари и Тамбопаты, проводил съемки пограничных рек в области между Акри и Пурусом, а также проплыл по Жавари, где позднее была демаркирована граница между Перу и Бразилией.
Несмотря на все эти изыскания, президент Королевского географического общества не грешил против истины, когда говорил Фосетту, что на севере и востоке Боливии полно «белых пятен», многие реки нанесены на карту по догадке и большая часть границы недостоверна, так как топографически не определена. Все дело в том, что одни из названных нами исследователей работали в районах близких, но все же не в тех, где предстояло действовать Фосетту, другие интересовались реками как судоходными путями, пользуясь которыми Боливия могла бы получить выход к Амазонке и через нее к океану. Значительно меньше эти ученые интересовались мелкими, непригодными или малопригодными для судоходства притоками рек, а также их верховьями. Нередко первые исследователи Боливии и сопредельных областей Бразилии не обращали достаточного внимания и на изучение индейского и пришлого населения посещавшихся ими мест.
Фосетта же все это глубоко интересовало, и он смог подметить много нового даже там, где он не был первым исследователем, не говоря уже о тех глухих и труднодоступных районах, где он выступал как ученый-первопроходец в полном смысле этого слова. Маршрут первой экспедиции Фосетта, проведенной им в 1906—1907 годах и длившейся около пятнадцати месяцев, вкратце был таким: сначала по суше на мулах от Ла-Паса до Сораты, затем до поселка Мадиди, далее водным путем по реке Мапири до реки Бени, вниз по Бени до впадения в нее реки Тауман, вверх по этой реке до поселка Порвенир, снова по суше до реки Акри и вверх по ней до ее истоков. Обратный путь в его начальной части был несколько иным: он шел по Акри до ее притока Шапури, далее последовал переход на реку Абунан, по ней вниз до ее впадения в Мадейру и затем вверх по Мадейре.
В ходе этой экспедиции Фосетт, как и предполагалось, сделал топографическую съемку и демаркировал границу по рекам Акри, Абунан и в их междуречье. Кроме того, по просьбе боливийских властей, он наметил трассу железной дороги, которую предполагалось построить между поселками Порвенир и Кобиха, чтобы соединить таким образом два пограничных водных пути — реки Акри и Абунан. Во время этой экспедиции Фосетт впервые обследовал и нанес на карту верховья Акри, бывшие до него неведомой страной, открыл и нанес на карту приток Акри реку Явериху, а также опять-таки впервые нанес на карту верховья реки Абунан и ее притоки.
Таковы собственно географические достижения первой экспедиции Фосетта, но не меньшую ценность представляют этнографические и социально-экономические наблюдения этого исследователя, позволяющие воссоздать жизнь боливийской «глубинки» в эпоху каучукового бума. Фосетт с возмущением пишет о зверствах и насилиях по отношению к индейцам, совершавшихся в это время, и подчеркивает, что «рабовладение, кровопролитие и всевозможные пороки царили на реках края, и ничто не могло противостоять им до тех пор, пока каучуковые монополии не потеряли почвы под ногами», то есть до 1912—1913 годов, когда в связи с ростом каучуковых плантаций в Азии цены на дикорастущий амазонский каучук резко упали и большинство предпринимателей, занимавшихся его сбором и перепродажей, обанкротились.
Особое сочувствие Фосетта вызывают индейцы, жившие в районах промысла каучука. Их систематически истребляли или захватывали в рабство специальные отряды головорезов, находившихся на жалованье у каучуковых фирм. И надо сказать, все эти зверства были характерны не только для Боливии, но и для Бразилии. Бразильские источники того времени единодушно свидетельствуют, что сборщики каучука вовсе не были свободны от принуждения, сыты, хорошо одеты и вооружены — как пишет Фосетта, совсем напротив, находились в постоянной долговой кабале под надзором вооруженной стражи, жили в нищете и в условиях, мало чем отличающихся от рабства. В то же время отметим, что Фосетт вполне закономерно проводит параллели между зверствами эпохи каучукового бума в Латинской Америке и жестокостями европейских, в том числе британских, колонизаторов в Африке. С большим осуждением отзывается Фосетт и о сохранении телесных наказаний в Англии. Таким образом, то, что творилось в лесах Южной Америки, он воспринимает не изолированно, а как часть общей картины современного ему капиталистического общества, против которого он по сути дела и выступает с гуманистических антирасистских позиций.
Как только Фосетт вернулся в Ла-Пас из своей первой экспедиции, боливийское правительство, довольное ее результатами, предложило ему продолжить работы по демаркации границы, но уже не на севере, а на востоке страны. Фосетт принял это предложение, но, прежде чем отправиться в новую экспедицию, решил отдохнуть на родине в Англии. Кроме того, ему надо было получить разрешение его армейского начальства продолжить службу правительству Боливии.
Фосетту хотелось забыть о зверствах и болезнях, которых он так много видел в Америке, хотелось слушать «ежедневную болтовню священника, беседовать о погоде с соседями — словом, жить как все». Но где-то в глубине его существа «все время звучал какой-то тоненький голос. Поначалу едва слышный, он набирал силу, и скоро я не мог больше его игнорировать. Это был зов диких, неведомых мест, и я понял, что отныне он будет всегда жить во мне». Прошло рождество, миновала мягкая английская зима, и 6 марта 1908 года Фосетт сел в Саутгемптоне на пароход, направлявшийся в Буэнос-Айрес.
Маршрут новой экспедиции лежал через Буэнос-Айрес и Асунсьон в Корумбу, небольшой бразильский город на пограничной с Боливией реке Парагвай. В окрестностях этого города Фосетт провел топографические съемки, необходимые для уточнения границы между двумя странами. Затем предстояло уточнить границу дальше к северу по реке Гуапоре. Фосетт мог бы этим и ограничиться, и формально работа была бы выполнена. Но он решил пройти по притоку Гуапоре реке Верди, что позволило бы нанести ее на карту и существенно уточнить границу. Для этого Фосетт со своим спутником топографом Фишером сначала спустился по Гуапоре до устья реки Верди, а затем двинулся по суше вверх по течению этой реки, так как плыть по ней из-за многочисленных перекатов было невозможно. Путешествие оказалось очень тяжелым. Приходилось следовать за всеми изгибами реки, что существенно затрудняло и замедляло путь. Вскоре кончилось продовольствие. Надежды кормиться за счет охоты не оправдались. Путешественники голодали, но продолжали свой путь и топографическую съемку. Наконец 3 октября 1908 года они достигли, как им казалось, истоков реки Верди, а еще через две недели через водораздел между Гуапоре и Верди вышли к старому бразильскому городу Мату-Гросу. Позднее Фосетт с ужасом вспоминал о лишениях, перенесенных им и его спутниками во время этого путешествия, но очень гордился тем, что смог нанести реку на карту. Как он писал впоследствии: «Теперь река была исследована, и выяснено, что ее фактическое течение совершенно не соответствует тому, какое приняли наобум в 1873 году. (Здесь Фосетт имеет в виду проведенную в указанном году демаркацию границы между Бразилией и Боливией. — Л. Ф.) Она брала начало в родниках, а не из озера, как раньше полагали. Серия наших наблюдений дала возможность точно нанести на карту каждую милю реки и этим самым спасти около 1200 квадратных миль ценной территории для Боливии. Наши тяжкие труды и мучения были полностью оправданы».
Практические результаты исследования реки Верди оказались несколько неожиданными. Предпринимая путешествие, Фосетт предполагал, что новая пограничная линия будет менее выгодна для Боливии, чем для Бразилии. При этом он исходил из тех показаний карт пограничной зоны, которые имелись в его распоряжении. Но так как они оказались ошибочными, то и результаты демаркации оказались противоположными ожидаемым. Поэтому было решено, что для проверки работы, проведенной Фосеттом, пограничные комиссии Боливии и Бразилии в 1909 году пройдут под его руководством по его маршруту. После того как проверка была проведена, были установлены новые пограничные знаки, — они и теперь молчаливо напоминают о работе Фосетта в этих районах Южной Америки.
Значительный интерес представляют и сделанные Фосеттом во время этой экспедиции описания городов и сельских местностей Аргентины и Парагвая, Бразилии и Боливии. Жаль только, что эти живые и хорошо запоминающиеся зарисовки увидели свет лишь спустя несколько десятилетий после того, как они были сделаны.
Демаркация восточной границы Боливии с Бразилией была завершена, и Фосетт снова отправился в Ла-Пас для отчета о проделанной работе. Сразу же по прибытии в Ла-Пас он получил новое предложение. На этот раз надо было демаркировать границу не с Бразилией, а с Перу. Чтобы принять это предложение, Фосетту пришлось уйти из армии, так как британское командование не соглашалось, чтобы он, оставаясь английским офицером, и дальше служил иностранным государствам. Первая экспедиция по демаркации границ Боливии и Перу состоялась в 1910 году. В отличие от предыдущих экспедиций Фосетта она была многочисленной, в ней участвовали боливийские и английские офицеры и солдаты. Это, по мнению Фосетта, создавало много лишних сложностей.
Маршрут экспедиции проходил от северного берега озера Титикака на северо-восток, к устью реки Хит, и затем вверх по ее течению сначала на лодках, а потом пешком. Путешествие по реке Хит было наиболее интересным с научной точки зрения этапом этой экспедиции, так как эта река, ее берега и живущие на них индейцы ранее не были исследованы ни в географическом, ни в этнографическом отношении. Фосетт не только нанес на карту течение реки Хит и описал флору и фауну этого района, но и познакомился с одной из живущих здесь групп индейцев племени гуарайю. Характерно, что при встрече с гуарайю Фосетт следовал тем же принципам, каким следовал известный бразильский защитник индейцев Рон-дон: не стрелять, что бы ни случилось. И именно этот принцип помог Фосетту установить с индейцами мирные отношения и тем самым еще раз доказать, что в столкновениях с индейцами обычно повинны белые поселенцы, не считающие их за людей и охотящиеся за «дикарями» как за животными. Незадолго, до окончания экспедиции ее участники встретились еще с одним индейским племенем, которое Фосетт называет эчока. С ним он также установил дружеские отношения.
В 1911 году Фосетт продолжает работы по демаркации границ между Перу и Боливией. На этот раз они ведутся к северу и северо-востоку от озера Титикака в районе поселений и маленьких городков Кохата, Пелечуко, Аполо, Санта-Крус, у истоков Тамбопаты и на ее притоках. Фосетт также еще раз проходит по реке Хит, чтобы проверить данные своей предыдущей экспедиции. Вернувшись в конце 1911 года в Ла-Пас, Фосетт решает отказаться от дальнейшей работы в пограничной комиссии, так как не хочет быть втянутым в сложные пограничные конфликты между двумя странами. Вернуться на кадровую службу в британскую армию он не может, да и не хочет. Им все больше овладевает уже давно появившееся желание самому, на свой страх и риск, заняться исследованиями в лесах Южной Америки. При этом Фосетта привлекают изыскания, которые, пользуясь современной терминологией, можно было бы назвать этноисторическими, включающими как археологическое, так и этнографическое изучение Американского континента.
Стремление заняться подобными проблемами возникло у Фосетта, по-видимому, под влиянием его предыдущих путешествий по Боливии, Бразилии, Перу, во время которых он встречался с самыми различными людьми. От многих из них он слышал рассказы о том, что где-то в глубине лесов есть затерянные города, хранящие несметные сокровища. Надо сказать, что подобные рассказы были созданы уже первыми испанскими и португальскими завоевателями Южной Америки, все помыслы которых были обращены на поиски золота, будто бы спрятанного индейцами в неприступных лесных крепостях.
Фосетт верил подобным рассказам. И это не так странно, как может показаться нам сегодня. Ведь во времена Фосетта в Бразилии, Перу, Боливии оставалось немало мест, куда не ступала нога исследователя, а истоки древних индейских культур этих стран были еще во многом загадочны.
В мифических оплотах древних цивилизаций Фосетта интересовали не скрытые там богатства, а сокровища знаний, которые он рассчитывал найти. «… Я ставил своей целью поиски культуры более ранней, чем культура инков, и мне казалось, что ее следы надо искать где-то дальше на востоке, в еще неисследованных диких местностях… Я решил посвятить себя в будущем исследованиям и с помощью уже накопленных сведений попытаться пролить свет на мрак, окутывающий историю этого континента. Я был уверен, что именно здесь сокрыты великие секреты прошлого, все еще хранимые в нашем сегодняшнем мире».
Что же это были за сведения, о которых упоминает Фосетт? Он имеет в виду не только слышанные им самим легенды и предания, не только отчеты испанских конкистадоров и португальских бандейрантов, хранящиеся в архивах южноамериканских республик и изученные им, но и книги, которые он прочел, готовясь к своим поискам. Читал же Фосетт не только научные, но и псевдонаучные и дилетантские сочинения о геологической истории Америки, заселении ее человеком, антропологическом типе и культуре древних и современных ему коренных обитателей континента. Многие из этих вопросов в начале XX века были плохо изучены и вызывали ожесточенные споры специалистов, а на карте Южной Америки, особенно в области тропических лесов, оставалось немало районов, о населении которых — древнем и современном — ничего не было известно.
Среди книг, прочитанных Фосеттом, были и такие, авторы которых не стояли на уровне науки своего времени и приобрели известность лишь как создатели диких» теорий о затонувших материках и тайнах исчезнувших племен. Как справедливо отмечает известный американский археолог и этнограф Р. Уокоп, было бы неверно считать всех авторов подобных теорий преднамеренными лжецами, это скорее были мистики, одержимые навязчивыми идеями. И далее он замечает, что «профессионалы считают этих людей опасными лишь потому, что их бредовые книги кружат головы многим читателям и внушают превратное представление о самом процессе научного исследования»[58].
На основании прочитанного Фосетт сформулировал свои собственные взгляды на древнюю историю Американского континента. К сожалению, приходится констатировать, что представления Фосетта о древней истории Америки носят ошибочный характер. Так, Фосетт считал, что уже в эпоху существования в Америке человека ее физико-географический облик совершенно отличался от современного: она состояла из нескольких островов, одним из которых была восточная или, точнее говоря, северовосточная Бразилия. Одни из населявших эти острова народов имели белый цвет кожи, а другие были по своему антропологическому типу негроидами. Древний белый народ, условно называемый Фосеттом тольтеки (это имя одного из древних народов Мексики), создал древние цивилизации не только в Мексике, но и в Андах. По этим же представлениям индейцы языковой семьи тупи происходят из Полинезии и когда-то имели белый цвет кожи; кечуа говорят на языке, настолько родственном языку китайцев, что понимают последних. Эти и подобные им утверждения отвергались большинством археологов и этнографов уже в начале XX в., а отчасти и еще раньше — в конце XIX века. Не случайно, заканчивая изложение одной из своих гипотез, Фосетт горько сетует, что ученые не верят, будто в лесах Восточной Бразилии могут быть обнаружены древние города; однако он продолжает верить в то, что дает смысл его жизни, составляет ее цель. Поэтому понятно, что и в той книге, которую Вы только что прочли, тоже встречаются не совсем верные утверждения историко-этнографического или антропологического характера. Правда, в интересах истины надо признать, что ошибочность некоторых из гипотез Фосетта была окончательно доказана лишь в последние десятилетия.
Сегодня ни один специалист — антрополог или геолог не стал бы, например, утверждать, что существуют белые и черные индейцы, различающиеся по своему происхождению, или что в период существования человека в Америке там имели место какие-либо крупные геологические изменения, совершенно менявшие лицо континента. Совместной многолетней работой ученых разных профилей: геологов, антропологов, географов, этнографов и других к настоящему времени установлено, что Америка не была колыбелью человечества и что первые люди пришли туда сравнительно недавно, скорее всего 30—40 тысяч лет назад. В позднейший период (две-три тысячи лет назад), может быть, имело место очень небольшое по размерам переселение из Полинезии, не оказавшее существенного влияния ни на расовый тип индейцев, ни на их культуру и языки. Подавляющая же масса индейцев переселилась в Америку из Азии, перейдя туда, вероятнее всего, по так называемому берингоморскому сухопутному мосту, соединявшему еще 10 тысяч лет назад эти два континента. Все эти люди, несмотря на некоторые частные различия в своем антропологическом типе, принадлежат к одной, а именно к монголоидной расе. Никаких индейцев европеоидного облика, о которых пишет Фосетт в своей книге, в Америке нет. Тем более там нет и не могло быть индейцев-полуобезьян, еще не людей в полном смысле этого слова, а лишь человекоподобных. Не только питекантропы, но, по-видимому, и неандертальцы никогда не жили в Америке, которая, очевидно, была впервые заселена людьми уже современного физического типа. Индейцы Америки, как и все люди земного шара, принадлежат к одному виду «человек разумный» (homo sapiens), и ни один народ, ни одно племя не стоит ближе к обезьянам, чем другое. Что касается негроидов, о которых также неоднократно упоминает Фосетт, то хотя, как мы уже отмечали, никаких черных индейцев нет, в лесах Южной Америки, особенно в Гвиане, живут группы так называемых лесных негров, потомки рабов, бежавших от европейских плантаторов. Насколько можно судить по тексту книги, сам Фосетт не встречался с лесными неграми, так как не бывал в районах их проживания, но слухи о них, возможно, способствовали возникновению у него представлений о темнокожих индейцах.
Разделение индейцев на разные расы служит Фосетту одним из обоснований его идеи о том, что когда-то в Америке были высокие цивилизации, созданные людьми с белой кожей и связанные исторически с древними культурами Египта, Передней Азии, а также легендарной Атлантиды. И так глубоко владела Фосеттом эта идея, что люди одних племен казались ему почти белыми, а других — почти неграми.
В Америке действительно существовали высокие цивилизации ацтеков, майя, инков, но создатели их были такими же индейцами, как те, кто сегодня идет за плугом в мексиканской деревне, трудится на оловянных рудниках Боливии или, следуя традиции далеких предков, выслеживает зверя в амазонской сельве.
Сейчас несравненно лучше, чем при жизни Фосетта, известны и древние культуры индейских народов и племен Америки и их происхождение. В прошлом высокие цивилизации индейцев Мексики, Гватемалы, Перу, Боливии, Эквадора казались некоторым исследователям неожиданно расцветшими среди мрака первобытности и как будто не имеющими местных корней. Лишь систематические археологические раскопки, планомерно проводящиеся уже несколько десятилетии и сопровождающиеся тщательным анализом всего накопленного материала, доказали, что высокие цивилизации не чужеземные гости на американской почве, а закономерное порождение длившегося тысячи лет развития хозяйства и культуры коренного населения, и творцы этих цивилизаций — сами индейцы, а не позднейшие пришельцы с других континентов.
Из сказанного не следует, что никто из обитателей Старого Света не побывал в Америке до Колумба. Мы уже упоминали о связях полинезийцев с индейцами. А недавно выяснилось в результате археологических исследований на южном побережье Эквадора, что на рубеже 4-3 тысячелетий до н. э. жившие там племена рыбаков и собирателей моллюсков изготовляли керамические изделия такого же в точности облика, как изделия японской культуры дземон, чьи создатели также были рыбаками. По-видимому, японские рыбаки были унесены ветрами и течениями к берегам Эквадора и, обнаружив здесь людей с культурой, близкой к их собственной, но только не владевших керамикой, научили местных жителей этому искусству. В первых веках нашей эры имело место несколько плаваний и через Атлантический океан. Об этом свидетельствуют находки кувшина с римскими монетами, зарытого на берегу Венесуэлы, римской терракотовой статуэтки в Центральной Мексике и т. п. В то же время подавляющее большинство подобных вещей при проверке оказываются подделками или предметами, специально привезенными из Европы или Ближнего Востока различного рода «делателями сенсаций». Те же действительные контакты между индейцами и жителями Старого Света, какие имели место до Колумба, были редки и не оказали существенного влияния на развитие высоких цивилизаций древней Америки. Однако 60 лет назад, когда Фосетт начал свои поиски древних городов, все это было далеко не так ясно, как теперь.
Переход к поискам древних цивилизаций знаменовал собой начало нового этапа в жизни Фосетта. Он прекращает географические исследования и в 1921 г. совершает путешествие по маршруту Баия — Жекие — Канавиейрас, которое приносит ему разочарование. Этот район был уже освоен бразильскими колонистами, и здесь негдебыло затерятся целому городу. Что же касается его двух путешествий на север штата Мату-Гросу, во время второго из которых он исчез, то это действительно глухой и труднопроходимый район. Фосетт был совершенно прав, считая этот район одним из последних оплотов индейской культуры. Как писал современный английский исследователь А. Кауэлл, в 1925 г. «эти края оставались единственной на земном шаре неисследованной областью, достаточно обширной, чтобы в ней могла укрываться целая цивилизация»[59]. И лишь много лет спустя, в середине XX века, полевые исследования географов и этнографов опровергли столь дорогую сердцу Фосетта гипотезу о существовании здесь древней цивилизации.
Новейшие исследования подтвердили, что сюда, в бассейн верховьев реки Шингу, в течение нескольких столетий стекались индейские племена, не желавшие покоряться европейским колонизаторам и противостоявшие им. Однако эти племена защищали самих себя, свою жизнь и культуру, а не какую-то древнюю высокую цивилизацию городского типа.
Вот уже три десятилетия бразильские исследователи и знаменитые защитники индейцев братья Вилас-Боас изучают тот район, в котором, хотя и неизвестно точно где и когда, оборвалась жизнь Фосетта. Совсем недавно здесь прошла автомобильная дорога, связавшая новую столицу страны г. Бразилия с Амазонкой.
Мечте Фосетта открыть неведомую цивилизацию не суждено было сбыться, а сам Фосетт заплатил за нее жизнью. Прошло полвека с тех пор, как экспедиция Фосетта исчезла в амазонских лесах, но новые исследователи Южной Америки продолжают хранить память об этом замечательном человеке, чье мужество, самоотверженность и готовность жертвовать всем ради пользы человечеству не могут не вызывать восхищения. Имя Фосетта до сих пор упоминается почти в каждой монографии об исследованиях в Центральной Бразилии, и до сих пор не прекращаются попытки узнать о его судьбе.
Книга Фосетта, как Вы могли видеть, — это не только повесть о поисках «затерянного мира», о природе и населении глубинных районов Южной Америки в начале нашего века, но и произведение, разоблачающее «цивилизаторскую» деятельность колонизаторов и местных дельцов, страстный монолог в защиту коренного населения Америки — индейцев, к которым автор относился с глубокой симпатией.
Л. А. Файнберг
Несмотря на все эти изыскания, президент Королевского географического общества не грешил против истины, когда говорил Фосетту, что на севере и востоке Боливии полно «белых пятен», многие реки нанесены на карту по догадке и большая часть границы недостоверна, так как топографически не определена. Все дело в том, что одни из названных нами исследователей работали в районах близких, но все же не в тех, где предстояло действовать Фосетту, другие интересовались реками как судоходными путями, пользуясь которыми Боливия могла бы получить выход к Амазонке и через нее к океану. Значительно меньше эти ученые интересовались мелкими, непригодными или малопригодными для судоходства притоками рек, а также их верховьями. Нередко первые исследователи Боливии и сопредельных областей Бразилии не обращали достаточного внимания и на изучение индейского и пришлого населения посещавшихся ими мест.
Фосетта же все это глубоко интересовало, и он смог подметить много нового даже там, где он не был первым исследователем, не говоря уже о тех глухих и труднодоступных районах, где он выступал как ученый-первопроходец в полном смысле этого слова. Маршрут первой экспедиции Фосетта, проведенной им в 1906—1907 годах и длившейся около пятнадцати месяцев, вкратце был таким: сначала по суше на мулах от Ла-Паса до Сораты, затем до поселка Мадиди, далее водным путем по реке Мапири до реки Бени, вниз по Бени до впадения в нее реки Тауман, вверх по этой реке до поселка Порвенир, снова по суше до реки Акри и вверх по ней до ее истоков. Обратный путь в его начальной части был несколько иным: он шел по Акри до ее притока Шапури, далее последовал переход на реку Абунан, по ней вниз до ее впадения в Мадейру и затем вверх по Мадейре.
В ходе этой экспедиции Фосетт, как и предполагалось, сделал топографическую съемку и демаркировал границу по рекам Акри, Абунан и в их междуречье. Кроме того, по просьбе боливийских властей, он наметил трассу железной дороги, которую предполагалось построить между поселками Порвенир и Кобиха, чтобы соединить таким образом два пограничных водных пути — реки Акри и Абунан. Во время этой экспедиции Фосетт впервые обследовал и нанес на карту верховья Акри, бывшие до него неведомой страной, открыл и нанес на карту приток Акри реку Явериху, а также опять-таки впервые нанес на карту верховья реки Абунан и ее притоки.
Таковы собственно географические достижения первой экспедиции Фосетта, но не меньшую ценность представляют этнографические и социально-экономические наблюдения этого исследователя, позволяющие воссоздать жизнь боливийской «глубинки» в эпоху каучукового бума. Фосетт с возмущением пишет о зверствах и насилиях по отношению к индейцам, совершавшихся в это время, и подчеркивает, что «рабовладение, кровопролитие и всевозможные пороки царили на реках края, и ничто не могло противостоять им до тех пор, пока каучуковые монополии не потеряли почвы под ногами», то есть до 1912—1913 годов, когда в связи с ростом каучуковых плантаций в Азии цены на дикорастущий амазонский каучук резко упали и большинство предпринимателей, занимавшихся его сбором и перепродажей, обанкротились.
Особое сочувствие Фосетта вызывают индейцы, жившие в районах промысла каучука. Их систематически истребляли или захватывали в рабство специальные отряды головорезов, находившихся на жалованье у каучуковых фирм. И надо сказать, все эти зверства были характерны не только для Боливии, но и для Бразилии. Бразильские источники того времени единодушно свидетельствуют, что сборщики каучука вовсе не были свободны от принуждения, сыты, хорошо одеты и вооружены — как пишет Фосетта, совсем напротив, находились в постоянной долговой кабале под надзором вооруженной стражи, жили в нищете и в условиях, мало чем отличающихся от рабства. В то же время отметим, что Фосетт вполне закономерно проводит параллели между зверствами эпохи каучукового бума в Латинской Америке и жестокостями европейских, в том числе британских, колонизаторов в Африке. С большим осуждением отзывается Фосетт и о сохранении телесных наказаний в Англии. Таким образом, то, что творилось в лесах Южной Америки, он воспринимает не изолированно, а как часть общей картины современного ему капиталистического общества, против которого он по сути дела и выступает с гуманистических антирасистских позиций.
Как только Фосетт вернулся в Ла-Пас из своей первой экспедиции, боливийское правительство, довольное ее результатами, предложило ему продолжить работы по демаркации границы, но уже не на севере, а на востоке страны. Фосетт принял это предложение, но, прежде чем отправиться в новую экспедицию, решил отдохнуть на родине в Англии. Кроме того, ему надо было получить разрешение его армейского начальства продолжить службу правительству Боливии.
Фосетту хотелось забыть о зверствах и болезнях, которых он так много видел в Америке, хотелось слушать «ежедневную болтовню священника, беседовать о погоде с соседями — словом, жить как все». Но где-то в глубине его существа «все время звучал какой-то тоненький голос. Поначалу едва слышный, он набирал силу, и скоро я не мог больше его игнорировать. Это был зов диких, неведомых мест, и я понял, что отныне он будет всегда жить во мне». Прошло рождество, миновала мягкая английская зима, и 6 марта 1908 года Фосетт сел в Саутгемптоне на пароход, направлявшийся в Буэнос-Айрес.
Маршрут новой экспедиции лежал через Буэнос-Айрес и Асунсьон в Корумбу, небольшой бразильский город на пограничной с Боливией реке Парагвай. В окрестностях этого города Фосетт провел топографические съемки, необходимые для уточнения границы между двумя странами. Затем предстояло уточнить границу дальше к северу по реке Гуапоре. Фосетт мог бы этим и ограничиться, и формально работа была бы выполнена. Но он решил пройти по притоку Гуапоре реке Верди, что позволило бы нанести ее на карту и существенно уточнить границу. Для этого Фосетт со своим спутником топографом Фишером сначала спустился по Гуапоре до устья реки Верди, а затем двинулся по суше вверх по течению этой реки, так как плыть по ней из-за многочисленных перекатов было невозможно. Путешествие оказалось очень тяжелым. Приходилось следовать за всеми изгибами реки, что существенно затрудняло и замедляло путь. Вскоре кончилось продовольствие. Надежды кормиться за счет охоты не оправдались. Путешественники голодали, но продолжали свой путь и топографическую съемку. Наконец 3 октября 1908 года они достигли, как им казалось, истоков реки Верди, а еще через две недели через водораздел между Гуапоре и Верди вышли к старому бразильскому городу Мату-Гросу. Позднее Фосетт с ужасом вспоминал о лишениях, перенесенных им и его спутниками во время этого путешествия, но очень гордился тем, что смог нанести реку на карту. Как он писал впоследствии: «Теперь река была исследована, и выяснено, что ее фактическое течение совершенно не соответствует тому, какое приняли наобум в 1873 году. (Здесь Фосетт имеет в виду проведенную в указанном году демаркацию границы между Бразилией и Боливией. — Л. Ф.) Она брала начало в родниках, а не из озера, как раньше полагали. Серия наших наблюдений дала возможность точно нанести на карту каждую милю реки и этим самым спасти около 1200 квадратных миль ценной территории для Боливии. Наши тяжкие труды и мучения были полностью оправданы».
Практические результаты исследования реки Верди оказались несколько неожиданными. Предпринимая путешествие, Фосетт предполагал, что новая пограничная линия будет менее выгодна для Боливии, чем для Бразилии. При этом он исходил из тех показаний карт пограничной зоны, которые имелись в его распоряжении. Но так как они оказались ошибочными, то и результаты демаркации оказались противоположными ожидаемым. Поэтому было решено, что для проверки работы, проведенной Фосеттом, пограничные комиссии Боливии и Бразилии в 1909 году пройдут под его руководством по его маршруту. После того как проверка была проведена, были установлены новые пограничные знаки, — они и теперь молчаливо напоминают о работе Фосетта в этих районах Южной Америки.
Значительный интерес представляют и сделанные Фосеттом во время этой экспедиции описания городов и сельских местностей Аргентины и Парагвая, Бразилии и Боливии. Жаль только, что эти живые и хорошо запоминающиеся зарисовки увидели свет лишь спустя несколько десятилетий после того, как они были сделаны.
Демаркация восточной границы Боливии с Бразилией была завершена, и Фосетт снова отправился в Ла-Пас для отчета о проделанной работе. Сразу же по прибытии в Ла-Пас он получил новое предложение. На этот раз надо было демаркировать границу не с Бразилией, а с Перу. Чтобы принять это предложение, Фосетту пришлось уйти из армии, так как британское командование не соглашалось, чтобы он, оставаясь английским офицером, и дальше служил иностранным государствам. Первая экспедиция по демаркации границ Боливии и Перу состоялась в 1910 году. В отличие от предыдущих экспедиций Фосетта она была многочисленной, в ней участвовали боливийские и английские офицеры и солдаты. Это, по мнению Фосетта, создавало много лишних сложностей.
Маршрут экспедиции проходил от северного берега озера Титикака на северо-восток, к устью реки Хит, и затем вверх по ее течению сначала на лодках, а потом пешком. Путешествие по реке Хит было наиболее интересным с научной точки зрения этапом этой экспедиции, так как эта река, ее берега и живущие на них индейцы ранее не были исследованы ни в географическом, ни в этнографическом отношении. Фосетт не только нанес на карту течение реки Хит и описал флору и фауну этого района, но и познакомился с одной из живущих здесь групп индейцев племени гуарайю. Характерно, что при встрече с гуарайю Фосетт следовал тем же принципам, каким следовал известный бразильский защитник индейцев Рон-дон: не стрелять, что бы ни случилось. И именно этот принцип помог Фосетту установить с индейцами мирные отношения и тем самым еще раз доказать, что в столкновениях с индейцами обычно повинны белые поселенцы, не считающие их за людей и охотящиеся за «дикарями» как за животными. Незадолго, до окончания экспедиции ее участники встретились еще с одним индейским племенем, которое Фосетт называет эчока. С ним он также установил дружеские отношения.
В 1911 году Фосетт продолжает работы по демаркации границ между Перу и Боливией. На этот раз они ведутся к северу и северо-востоку от озера Титикака в районе поселений и маленьких городков Кохата, Пелечуко, Аполо, Санта-Крус, у истоков Тамбопаты и на ее притоках. Фосетт также еще раз проходит по реке Хит, чтобы проверить данные своей предыдущей экспедиции. Вернувшись в конце 1911 года в Ла-Пас, Фосетт решает отказаться от дальнейшей работы в пограничной комиссии, так как не хочет быть втянутым в сложные пограничные конфликты между двумя странами. Вернуться на кадровую службу в британскую армию он не может, да и не хочет. Им все больше овладевает уже давно появившееся желание самому, на свой страх и риск, заняться исследованиями в лесах Южной Америки. При этом Фосетта привлекают изыскания, которые, пользуясь современной терминологией, можно было бы назвать этноисторическими, включающими как археологическое, так и этнографическое изучение Американского континента.
Стремление заняться подобными проблемами возникло у Фосетта, по-видимому, под влиянием его предыдущих путешествий по Боливии, Бразилии, Перу, во время которых он встречался с самыми различными людьми. От многих из них он слышал рассказы о том, что где-то в глубине лесов есть затерянные города, хранящие несметные сокровища. Надо сказать, что подобные рассказы были созданы уже первыми испанскими и португальскими завоевателями Южной Америки, все помыслы которых были обращены на поиски золота, будто бы спрятанного индейцами в неприступных лесных крепостях.
Фосетт верил подобным рассказам. И это не так странно, как может показаться нам сегодня. Ведь во времена Фосетта в Бразилии, Перу, Боливии оставалось немало мест, куда не ступала нога исследователя, а истоки древних индейских культур этих стран были еще во многом загадочны.
В мифических оплотах древних цивилизаций Фосетта интересовали не скрытые там богатства, а сокровища знаний, которые он рассчитывал найти. «… Я ставил своей целью поиски культуры более ранней, чем культура инков, и мне казалось, что ее следы надо искать где-то дальше на востоке, в еще неисследованных диких местностях… Я решил посвятить себя в будущем исследованиям и с помощью уже накопленных сведений попытаться пролить свет на мрак, окутывающий историю этого континента. Я был уверен, что именно здесь сокрыты великие секреты прошлого, все еще хранимые в нашем сегодняшнем мире».
Что же это были за сведения, о которых упоминает Фосетт? Он имеет в виду не только слышанные им самим легенды и предания, не только отчеты испанских конкистадоров и португальских бандейрантов, хранящиеся в архивах южноамериканских республик и изученные им, но и книги, которые он прочел, готовясь к своим поискам. Читал же Фосетт не только научные, но и псевдонаучные и дилетантские сочинения о геологической истории Америки, заселении ее человеком, антропологическом типе и культуре древних и современных ему коренных обитателей континента. Многие из этих вопросов в начале XX века были плохо изучены и вызывали ожесточенные споры специалистов, а на карте Южной Америки, особенно в области тропических лесов, оставалось немало районов, о населении которых — древнем и современном — ничего не было известно.
Среди книг, прочитанных Фосеттом, были и такие, авторы которых не стояли на уровне науки своего времени и приобрели известность лишь как создатели диких» теорий о затонувших материках и тайнах исчезнувших племен. Как справедливо отмечает известный американский археолог и этнограф Р. Уокоп, было бы неверно считать всех авторов подобных теорий преднамеренными лжецами, это скорее были мистики, одержимые навязчивыми идеями. И далее он замечает, что «профессионалы считают этих людей опасными лишь потому, что их бредовые книги кружат головы многим читателям и внушают превратное представление о самом процессе научного исследования»[58].
На основании прочитанного Фосетт сформулировал свои собственные взгляды на древнюю историю Американского континента. К сожалению, приходится констатировать, что представления Фосетта о древней истории Америки носят ошибочный характер. Так, Фосетт считал, что уже в эпоху существования в Америке человека ее физико-географический облик совершенно отличался от современного: она состояла из нескольких островов, одним из которых была восточная или, точнее говоря, северовосточная Бразилия. Одни из населявших эти острова народов имели белый цвет кожи, а другие были по своему антропологическому типу негроидами. Древний белый народ, условно называемый Фосеттом тольтеки (это имя одного из древних народов Мексики), создал древние цивилизации не только в Мексике, но и в Андах. По этим же представлениям индейцы языковой семьи тупи происходят из Полинезии и когда-то имели белый цвет кожи; кечуа говорят на языке, настолько родственном языку китайцев, что понимают последних. Эти и подобные им утверждения отвергались большинством археологов и этнографов уже в начале XX в., а отчасти и еще раньше — в конце XIX века. Не случайно, заканчивая изложение одной из своих гипотез, Фосетт горько сетует, что ученые не верят, будто в лесах Восточной Бразилии могут быть обнаружены древние города; однако он продолжает верить в то, что дает смысл его жизни, составляет ее цель. Поэтому понятно, что и в той книге, которую Вы только что прочли, тоже встречаются не совсем верные утверждения историко-этнографического или антропологического характера. Правда, в интересах истины надо признать, что ошибочность некоторых из гипотез Фосетта была окончательно доказана лишь в последние десятилетия.
Сегодня ни один специалист — антрополог или геолог не стал бы, например, утверждать, что существуют белые и черные индейцы, различающиеся по своему происхождению, или что в период существования человека в Америке там имели место какие-либо крупные геологические изменения, совершенно менявшие лицо континента. Совместной многолетней работой ученых разных профилей: геологов, антропологов, географов, этнографов и других к настоящему времени установлено, что Америка не была колыбелью человечества и что первые люди пришли туда сравнительно недавно, скорее всего 30—40 тысяч лет назад. В позднейший период (две-три тысячи лет назад), может быть, имело место очень небольшое по размерам переселение из Полинезии, не оказавшее существенного влияния ни на расовый тип индейцев, ни на их культуру и языки. Подавляющая же масса индейцев переселилась в Америку из Азии, перейдя туда, вероятнее всего, по так называемому берингоморскому сухопутному мосту, соединявшему еще 10 тысяч лет назад эти два континента. Все эти люди, несмотря на некоторые частные различия в своем антропологическом типе, принадлежат к одной, а именно к монголоидной расе. Никаких индейцев европеоидного облика, о которых пишет Фосетт в своей книге, в Америке нет. Тем более там нет и не могло быть индейцев-полуобезьян, еще не людей в полном смысле этого слова, а лишь человекоподобных. Не только питекантропы, но, по-видимому, и неандертальцы никогда не жили в Америке, которая, очевидно, была впервые заселена людьми уже современного физического типа. Индейцы Америки, как и все люди земного шара, принадлежат к одному виду «человек разумный» (homo sapiens), и ни один народ, ни одно племя не стоит ближе к обезьянам, чем другое. Что касается негроидов, о которых также неоднократно упоминает Фосетт, то хотя, как мы уже отмечали, никаких черных индейцев нет, в лесах Южной Америки, особенно в Гвиане, живут группы так называемых лесных негров, потомки рабов, бежавших от европейских плантаторов. Насколько можно судить по тексту книги, сам Фосетт не встречался с лесными неграми, так как не бывал в районах их проживания, но слухи о них, возможно, способствовали возникновению у него представлений о темнокожих индейцах.
Разделение индейцев на разные расы служит Фосетту одним из обоснований его идеи о том, что когда-то в Америке были высокие цивилизации, созданные людьми с белой кожей и связанные исторически с древними культурами Египта, Передней Азии, а также легендарной Атлантиды. И так глубоко владела Фосеттом эта идея, что люди одних племен казались ему почти белыми, а других — почти неграми.
В Америке действительно существовали высокие цивилизации ацтеков, майя, инков, но создатели их были такими же индейцами, как те, кто сегодня идет за плугом в мексиканской деревне, трудится на оловянных рудниках Боливии или, следуя традиции далеких предков, выслеживает зверя в амазонской сельве.
Сейчас несравненно лучше, чем при жизни Фосетта, известны и древние культуры индейских народов и племен Америки и их происхождение. В прошлом высокие цивилизации индейцев Мексики, Гватемалы, Перу, Боливии, Эквадора казались некоторым исследователям неожиданно расцветшими среди мрака первобытности и как будто не имеющими местных корней. Лишь систематические археологические раскопки, планомерно проводящиеся уже несколько десятилетии и сопровождающиеся тщательным анализом всего накопленного материала, доказали, что высокие цивилизации не чужеземные гости на американской почве, а закономерное порождение длившегося тысячи лет развития хозяйства и культуры коренного населения, и творцы этих цивилизаций — сами индейцы, а не позднейшие пришельцы с других континентов.
Из сказанного не следует, что никто из обитателей Старого Света не побывал в Америке до Колумба. Мы уже упоминали о связях полинезийцев с индейцами. А недавно выяснилось в результате археологических исследований на южном побережье Эквадора, что на рубеже 4-3 тысячелетий до н. э. жившие там племена рыбаков и собирателей моллюсков изготовляли керамические изделия такого же в точности облика, как изделия японской культуры дземон, чьи создатели также были рыбаками. По-видимому, японские рыбаки были унесены ветрами и течениями к берегам Эквадора и, обнаружив здесь людей с культурой, близкой к их собственной, но только не владевших керамикой, научили местных жителей этому искусству. В первых веках нашей эры имело место несколько плаваний и через Атлантический океан. Об этом свидетельствуют находки кувшина с римскими монетами, зарытого на берегу Венесуэлы, римской терракотовой статуэтки в Центральной Мексике и т. п. В то же время подавляющее большинство подобных вещей при проверке оказываются подделками или предметами, специально привезенными из Европы или Ближнего Востока различного рода «делателями сенсаций». Те же действительные контакты между индейцами и жителями Старого Света, какие имели место до Колумба, были редки и не оказали существенного влияния на развитие высоких цивилизаций древней Америки. Однако 60 лет назад, когда Фосетт начал свои поиски древних городов, все это было далеко не так ясно, как теперь.
Переход к поискам древних цивилизаций знаменовал собой начало нового этапа в жизни Фосетта. Он прекращает географические исследования и в 1921 г. совершает путешествие по маршруту Баия — Жекие — Канавиейрас, которое приносит ему разочарование. Этот район был уже освоен бразильскими колонистами, и здесь негдебыло затерятся целому городу. Что же касается его двух путешествий на север штата Мату-Гросу, во время второго из которых он исчез, то это действительно глухой и труднопроходимый район. Фосетт был совершенно прав, считая этот район одним из последних оплотов индейской культуры. Как писал современный английский исследователь А. Кауэлл, в 1925 г. «эти края оставались единственной на земном шаре неисследованной областью, достаточно обширной, чтобы в ней могла укрываться целая цивилизация»[59]. И лишь много лет спустя, в середине XX века, полевые исследования географов и этнографов опровергли столь дорогую сердцу Фосетта гипотезу о существовании здесь древней цивилизации.
Новейшие исследования подтвердили, что сюда, в бассейн верховьев реки Шингу, в течение нескольких столетий стекались индейские племена, не желавшие покоряться европейским колонизаторам и противостоявшие им. Однако эти племена защищали самих себя, свою жизнь и культуру, а не какую-то древнюю высокую цивилизацию городского типа.
Вот уже три десятилетия бразильские исследователи и знаменитые защитники индейцев братья Вилас-Боас изучают тот район, в котором, хотя и неизвестно точно где и когда, оборвалась жизнь Фосетта. Совсем недавно здесь прошла автомобильная дорога, связавшая новую столицу страны г. Бразилия с Амазонкой.
Мечте Фосетта открыть неведомую цивилизацию не суждено было сбыться, а сам Фосетт заплатил за нее жизнью. Прошло полвека с тех пор, как экспедиция Фосетта исчезла в амазонских лесах, но новые исследователи Южной Америки продолжают хранить память об этом замечательном человеке, чье мужество, самоотверженность и готовность жертвовать всем ради пользы человечеству не могут не вызывать восхищения. Имя Фосетта до сих пор упоминается почти в каждой монографии об исследованиях в Центральной Бразилии, и до сих пор не прекращаются попытки узнать о его судьбе.
Книга Фосетта, как Вы могли видеть, — это не только повесть о поисках «затерянного мира», о природе и населении глубинных районов Южной Америки в начале нашего века, но и произведение, разоблачающее «цивилизаторскую» деятельность колонизаторов и местных дельцов, страстный монолог в защиту коренного населения Америки — индейцев, к которым автор относился с глубокой симпатией.
Л. А. Файнберг