Она нажала на газ и налегла на руль, поворачивая. Пронеслась мимо фабрики, на которой делали электрические лампочки, и обратила внимание на штатив с газетами у двери в булочную. «Найдена задушенной», было написано там. Такую же газету она увидела и у заправки «ESSO». Эльмер наверняка тоже читал про это, если он читает газеты, а газеты читают все. Она сбросила скорость, доехав до Оскарсате, проехала мимо пивоварни, доехала до бассейна и припарковалась за ним. Немного посидела в машине. Парковка была большая, белых машин было немало. Она закрыла машину и медленно пошла мимо бассейна, чувствуя запах хлорки, направилась к парковке для начальства, прямо у главного входа. Эльмер был, определенно, не из начальства: вопервых, он не был одет, как руководитель, а вовторых, жаловался на зарплату. Она продолжала медленно идти, дошла до шлагбаума, которым была отгорожена левая часть парковки. Там стоял автомат и мигал красным огоньком, а еще там была большой шит, на котором было написано, что стоянка охраняется. Правда, не было написано, как. Она нигде не видела камер. Она проскользнула за шлагбаум и направилась налево; искать надо было систематически, потому что машин было много. Сердце билось очень быстро, она засунула руки в карманы плаща и постаралась идти спокойно, время от времени поднимая лицо к солнцу, чемуто улыбаясь. Ей казалось, что так она выглядит естественно и не может вызвать ни у кого никаких подозрений. Там стояла «Хонда Сивик», белая, почти неестественно сверкающая, как будто только что из автосалона. Она продолжала двигаться мимо этого ряда машин, ей надо было обращать внимание на все, и на буквы, и на номера, и при этом выглядеть так, чтобы ее никто ни в чем не заподозрил. Неужели можно убить человека вечером, а утром выйти на работу? Неужели такое возможно? «БМВ», уже старая и грязная, с кучей хлама у заднего стекла. «Фольксвагенжук», не белый, а, скорее грязножелтый. Она шла вдоль второго ряда, чувствуя, как припекает солнце, хотя был уже октябрь, солнечный лучик приятно щекотал щеку. Внезапно она вспомнила, что Майи больше нет. Она безнадежно мертва. В это невозможно было поверить. Эва не была уверена, что раньше понимала это. Майя снова возникла в ее жизни неожиданно и так же неожиданно исчезла. Пролетела мимо, как удивительный сон. Белый «Мерседес», старая «Ауди». Она шла быстро на своих длинных ногах в распахнутом плаще, но вдруг перед ней возник мужчина и загородил дорогу. Он был одет в темносиний комбинезон с кучей нашивокотражателей «Секьюритас» .
– У вас есть пропуск?
Эва наморщила лоб. Охранник был еще совсем мальчишка, но очень крупный.
– Что?
– Это частная стоянка. Вы чтото ищете?
– Да, машину. Я ничего не трону.
– Вам придется уйти, эта стоянка только для сотрудников.
Светлый ежик на голове и бездна самодовольства.
– Я просто хочу коечто выяснить. Зашла сюда, чтобы взглянуть. Это очень важно для меня, – добавила она.
– Нет. Идемте, я вас провожу.
Он приблизился к ней, протягивая руку.
– Вы можете пойти со мной, мне надо только посмотреть на машины. Я ищу одного человека, мне очень надо с ним поговорить, это ужасно важно. Будьте добры! У меня самой есть и машина, и приемник.
Он колебался.
– Ладно. Но только побыстрее. Я должен следить, чтобы здесь не было посторонних, эта моя работа.
Она продолжала ходить мимо рядов машин, слыша за спиной шаги охранника.
– А какая машина вам нужна? – поинтересовался он.
Она не ответила. Эльмер не должен знать, что его ктото ищет. Этот щенок в синем комбинезоне может проболтаться.
– Я знаю многих, кто тут работает, – добавил он.
«Тойота Терсель», старая «Вольво», «Ниссан Санни»… Охранник кашлянул.
– А он работает в цеху? Или на погрузке?
– Я его не знаю, – ответила она кратко. – Только машину.
– Ух, как все таинственно!
– Верно.
Она остановилась и кивнула. Он стоял, скрестив руки на груди, и чувствовал себя идиотом. Какаято тетка незаконно находится на стоянке, а он ходит за ней, как собачка. Ни хрена себе охранник! Он просто переставал себя уважать.
– А что вам надо от этого человека, если вы его даже не знаете?
Он обошел ее и остановился, облокотившись на капот машины. Ноги у него были длинные, он перегородил ей дорогу.
– Я собираюсь свернуть ему шею, – ответила она с обворожительной улыбкой.
– А, я так и подумал.
Он заржал, как будто до него внезапно дошло. Комбинезон его был из нейлона. На тренированном теле он сидел, как влитой. Эва посмотрела на номер машины, на капот которой он опирался. BL744– Она быстро повернулась к машине, стоящей в противоположном ряду, это был серебристый «Гольф», подошла вплотную и попыталась заглянуть внутрь через стекло. Он последовал за ней.
– Это машина одного парня, который в столовой работает, не помню, как его кличут. Такой хлыщ, у него еще волосы вьются. Это он?
Она терпеливо улыбнулась ему, выпрямилась и быстро глянула на белый «Опель» у него за спиной. Теперь она видела номер полностью. BL74470. Это была «Манта». Она оказалась права, машина была точно такая же, как старый автомобиль Юстейна, но эта была гораздо красивее, новее и ухоженнее. В салоне красная обивка. Эва вернулась, дошла до шлагбаума. Она увидела то, что хотела. Не думала, что найти его будет так легко. Обычный рабочий пивоварни, на совести которого убийство. И она, Эва, знает достаточно, чтобы посадить его лет эдак на is20. В крохотную камеру. Это просто невероятно, подумала она. Вчера он убил Майю. А сегодня вышел на работу – как будто ничего не произошло. Значит, он умный. Изворотливый. А может, он обсуждал это убийство с приятелями за бутербродом в столовой? Она представила себе эту картину: жует и глотает, а на верхней губе майонез. Жуть какая с этой бабой, наверняка какойнибудь клиент пришил. А потом делает глоток колы, снимает с бутерброда лимон и веточку петрушки, а потом снова откусывает, говоря «Бьюсь об заклад, что он уже в Швеции».
Не исключено, что многие из них были Майиными клиентами, продолжала думать она. А может быть, он, как и она сама, с трудом верит в то, что это могло произойти, пытается отогнать воспоминание, как дурной сон.
– Я вспомнил! Вспомнил, как его зовут! – крикнул охранник ей вслед. – Тот, с «Гольфом»! Его зовут Бендиксен. Он из Финмарка !
Эва кивнула, не оборачиваясь, и пошла дальше. Потом опять остановилась.
– А как они тут работают? Посменно?
– С семи до трех и с одиннадцати до семи.
Она снова кивнула, взглянула на часы и вышла с парковки, прошла мимо бассейна и села в свою машину. Сердце билось учащенно; теперь у нее есть собственная огромная тайна, и она не знает, что с ней делать. Но завела машину и поехала домой. До трех часов еще очень далеко. Эва подождет, а потом поедет за ним. Выяснит, где он живет. Есть ли у него жена и дети. Внезапно ей ужасно захотелось, чтобы он знал, что коекому все известно! Не больше. Она не могла представить себе, что он будет жить и чувствовать себя в безопасности, что он встал сегодня утром и пошел на работу – совсем как обычно, он, который ни за что ни про что убил Майю. Она так и не поняла, почему он это сделал, почему он пришел в такую ярость. Как будто нож под кроватью был самым большим оскорблением в его жизни. Наверное, убийцы – не такие, как обычные люди, решила она и объехала велосипедиста, который налегал на педали справа. С ними наверняка чтото не так. Или же он просто до смерти перепугался, увидев нож. Неужели он думал, что Майя хочет его зарезать? Она на секунду задумалась, не может ли какойнибудь ушлый адвокат спасти его, утверждая, что он действовал, защищаясь? В таком случае мне надо будет вмешаться, решила Эва, но тут же отбросила эту мысль. Свидетельствовать в суде в качестве подруги проститутки? Нет, это невозможно. Я не трусиха, думала она, вовсе нет. Но я должна думать об Эмме. Она снова и снова повторяла это про себя. Но она не могла успокоиться, казалось, что под ее кожу заползли тысячи маленьких муравьев. Ей становилось плохо при мысли, что никто ни о чем не догадывается. Убита Майя, ее лучшая подруга, самая лучшая – и появилась только маленькая заметка в газете – и всё?!
Она как раз отпирала входную дверь, когда зазвонил телефон.
Эва вздрогнула. Значит, телефон включили, возможно, по просьбе полиции. Какуюто секунду она медлила, потом всетаки решилась и подняла трубку.
– Эва, детка! Где тебя носит? Я уже несколько дней не могу дозвониться!
– Телефон был выключен. Но теперь его включили, я просто не заплатила вовремя.
– Я же просил, чтобы ты говорила, если тебе чтото надо, – пробурчал отец.
– Я вполне могу обойтись без телефона несколько дней, – произнесла она непринужденно, – да и ты в деньгах не купаешься, насколько я знаю.
– Уж лучше я умру с голода, чем ты. Привезика ко мне Эмму, я уже соскучился по ней.
– Она у Юстейна, у нее как бы осенние каникулы. Можешь позвонить ей туда.
– А ничего, если я позвоню? Юстейн не будет против?
– Ты что, с ума сошел? Он тебя любит. Он сам боится, что ты злишься на него за то, что он от меня ушел, так что наверняка обрадуется, если ты позвонишь.
– Я жутко на него зол! Ты же не ждала от меня ничего другого?
– Только ему не говори.
– Я, кстати, вообще не понимаю, как ты можешь так спокойно относиться к мужчине, который тебя бросил.
– Я тебе какнибудь объясню, за стаканчиком красного.
– Отцу следует знать все о своем единственном ребенке, – проворчал он обиженно. – А твоя жизнь – сплошная тайна для меня.
– Да, – ответила она тихо. – Так оно и есть, папа. Но ты знаешь, что тайное всегда становится явным. Всему свое время.
– Мое время скоро кончится, – ответил отец. – Я старик.
– Ты всегда так говоришь, когда себя жалеешь. Давай, покупай вино, и я приеду. Позвоню и скажу, когда точно. Ты не ходишь без тапок?
– Как хочу, так и хожу. Как только ты начнешь одеваться, как женщина, я стану одеваться, как старик.
– Вот и договорились, папа.
На какоето мгновение стало тихо, но она слышала, как он дышит на другом конце провода. Они помолчали, каждый о своем; Эве показалось, что отец совсем близко, – она ощутила на лице его теплое дыхание, он как бы гладил ее по щеке. Отец был крепкий орешек, всю свою силу Эва унаследовала именно от него. Гдето в глубине сознания у нее промелькнула мысль, что он стар и скоро его не станет, и тогда она потеряет ощущение принадлежности к чемуто в этой жизни. Наверное, то же самое чувствует человек, когда с него снимают скальп.
От этих мыслей ей стало не по себе.
– Чувствую, ты думаешь сейчас о чемто плохом, Эва.
– Я скоро приеду. Честно говоря, мне не кажется, что жизнь – такая большая радость.
– Значит, нам остается утешать друг друга.
Он положил трубку. Она подошла к окну. В голову опять полезли разные мысли, хотя думать совершенно не хотелось. А как мы в тот раз ехали, подумала она, как же мы добирались до той дачи? Помоему, мы сначала доехали до Конгсберга. Это было так давно. Двадцать пять лет назад. Отец Майи вез нас в пикапе. И все напились, весь вереск вокруг дачи был в блевотине, лапскаус и фруктовый коктейль, и постельное белье пришлось вывесить туда же. Значит, до Конгсберга, а потом через мост. Потом наверх, к Сигдалю, кажется, так? Красный домик с зелеными наличниками. Очень маленький, кажется, он там стоял один. Но ехать пришлось далеко. Двадцать миль, а может, тридцать. Почти два миллиона. Интересно, сколько же места занимает такая прорва денег, задумалась она. Наверняка в одну обувную коробку они бы не поместились. А где на маленькой даче можно спрятать такие деньжищи, целое состояние? В подвале? Наверху, в трубе? Или же на самом дне уборной на улице, туда еще всякий раз надо было сыпать по совку земли, перемешанной с корой, после того как сходишь в туалет. Или же деньги лежат в пустых банках изпод рыбных фрикаделек в морозильной камере? Майя была весьма изобретательной. Да уж, если ктото решит найти эти деньги, ему придется нелегко, подумала она. Но кто их будет искать? О них никто не знает, значит, они пролежат там целую вечность, пока не истлеют, не превратятся в пыль. А что, если она комуто еще рассказала о деньгах? В таком случае многие сейчас сидят и думают о том же, о чем и она. Думают о двух миллионах, и мысли их уносятся далекодалеко. Она снова пошла в мастерскую и попыталась поработать. Октябрь – это, конечно, не пик туристского сезона в горах, наверняка там наверху нет ни души, возможно, ее никто не увидит. Она припаркуется, не доезжая до дачи, и последний отрезок пути пройдет пешком – если вообще вспомнит дорогу. Налево у желтого здания магазина, вспоминала она, потом все время вверх, почти до самой горы. Множество овец. Маленькая турбаза и большое озеро, она могла бы оставить машину там, прямо у воды. Она с ожесточением скребла черный холст. Два миллиона. Собственная галерея. Писать картины и никогда больше не думать о деньгах, годами не думать о деньгах. Заботиться об отце и Эмме. Вынимать деньги из вазочки по мере необходимости. Или брать их из сейфа в банке. Господи, почему же Майя не положила деньги в банковский сейф? Возможно, потому, что все это так или иначе регистрировалось, и ее могли бы выследить. Деньгито были получены не вполне законным путем. Эва скребла все сильнее. Ей придется взломать замок на даче; она не могла представить себе, что у нее хватит смелости сделать это. Взломать дверь какойнибудь фомкой или же разбить стекло? Будет слышно. Но если там, наверху, все равно никого нет? Можно выехать вечером, тогда она будет на месте ночью. Хотя, конечно, в темноте искать будет нелегко. Значит, карманный фонарик. Она отшвырнула наждачную бумагу в сторону и медленно спустилась по лестнице в подвал. В ящике стола лежал фонарь, оставшийся после Юстейна. Он светил очень плохо. Она засунула руку в ведерко изпод краски, где спрятала Майины «карманные деньги», и вытащила стопку купюр. Потом вылезла из подвала и надела плащ. Почувствовала слабые угрызения совести, немедленно отогнала их прочь, заставила замолчать и слабый, предостерегающий голос рассудка. Прежде всего надо оплатить все счета и сделать еще пару дел. Уже двенадцать. Через три часа Эльмер закончит смену и направится к автомобилю. Эва надела солнечные очки. Посмотрела в зеркало – и сама себя не узнала.
Недалеко от рыночной площади был хозяйственный магазин. Она побоялась купить ломик, решила вместо этого просто пройтись вдоль полок, пытаясь найти чтото, что можно было бы засунуть в дверную щель. Нашла большое и тяжелое зубило с острым краем, приличный молоток с ручкой из рифленого каучука. Про карманный фонарик пришлось спросить.
– А вам для чего? – поинтересовался продавец.
– Чтобы светил, – ответила Эва удивленно. Она уставилась на его живот, выпиравший под нейлоновым халатом. Казалось, пуговицы вотвот отлетят.
– Нет, это понятно. Но есть разные фонарики, для разных целей. Я имею в виду – вы собираетесь работать при свете фонарика, или вы собираетесь светить на тропинку, если пойдете ночью прогуляться, или же вы будете подавать с его помощью сигналы?..
– Работать, – быстро ответила она.
Продавец подал ей влагостойкий и противоударный фонарик от «Маглите», изящный, на длинной тонкой ручке. Свет можно было либо направить в одну точку, либо сделать рассеянным.
– Вот этот самый лучший из тех, что у нас есть. Пожизненная гарантия. Его используют в американской полиции. Четыреста пятьдесят крон.
– О Господи! Беру, – поспешила сказать она.
– Им еще можно по кумполу комунибудь дать, – серьезно добавил он. – Например, если к вам в дом ктото влез.
Эва наморщила лоб. Она не была уверена в том, что он говорит серьезно.
А зубило вообще стоило целое состояние, больше семисот крон. Она заплатила, и ей упаковали покупки в серый бумажный пакет. Она чувствовала себя как старый взломщик, не хватало только резиновых тапочек и шапки с прорезями для глаз. Внезапно она почувствовала голод и вспомнила, что с утра ничего не ела. Отправилась в «Мануфактуру Йенсена» , поднялась в кафе на второй этаж и купила себе два бутерброда: один с семгой и яйцом, другой – с сыром, молоко и кофе. Закончив есть, она зашла в книжный магазин и купила дорожный атлас. Села на лестницу на пешеходной улице – ее было почти не видно изза щита с рекламой мороженого – и принялась искать. Она довольно быстро нашла нужную дорогу, прикинула расстояние, оказалось, что примерно двадцать миль . Значит, ехать не меньше двух с половиной часов. Если выехать в девять, то на месте будешь еще до наступления полуночи. Одна, на даче на Хардангервидде, с молотком и зубилом, сможет ли она?
Она снова взглянула на часы. Она поджидала Эльмера, который отработал шесть часов и скоро должен был закончить свой первый рабочий день, проведенный в новом качестве – в качестве убийцы. Теперь он будет считать дни, смотреть на календарь, следя за временем. Вздыхать с облегчением каждый вечер, ложась в постель, оставаясь на свободе. Но в один прекрасный день она даст ему знак. Так, чтобы он потерял покой и лежал без сна по ночам, ходил и все время ждал. Постепенно он сломается, может, начнет пить, а потом прогуливать работу. А потом провалится ко всем чертям. Эва кисло улыбнулась. Она встала со скамейки и пошла в спортивный магазин. Там она купила ветровку с капюшоном, темнозеленую и хорошо прорезиненную, пару кроссовок «Найк» и небольшой рюкзачок. У нее никогда в жизни не было таких вещей. Но если уж она ночью собирается бродить по горам, она по меньшей мере должна быть похожа на владелицу дачи. На случай, если ктото ее увидит. Она заплатила почти тысячу четыреста крон за все и закатила глаза, но ее бумажник оставался набитым. Как просто все на самом деле, когда не нужно считать деньги. Знай доставай и бросай на прилавок – и никаких проблем. Она чувствовала себя легко, у нее было немного странное чувство, как будто это не она, но, конечно же, это была она, Эва, – ходила и швыряла деньги направо и налево. Нельзя сказать, что она стремилась к роскоши, ее это мало волновало. Деньги давали беззаботность, которая нужна была ей только для того, чтобы спокойно писать свои картины. А больше ей ничего и не надо было. И, наконец, она зашла в банк и заплатила по счетам. За свет, за телефон, налог на автомобиль за год, страховку и коммунальные платежи. Сунула квитанции в сумку и вышла с гордо поднятой головой. Промчалась через площадь и добралась, наконец, до скамейки на берегу реки. Стояла и смотрела на черную воду, текущую мимо. Течение было сильным. Бумажный кулек пронесся мимо нее как миниатюрный скутер. Возможно, Эльмер смотрит на часы чаще, чем обычно. Но им никто не интересовался, никто не заходил в большой цех, чтобы отвести его к поджидающему автомобилю. Никто ничего не видел. Он решил, что все, возможно, обойдется. Возможно, все обойдется. Эва встала и пошла к машине. Она опять доехала до бассейна и припарковалась перед ним – теперь ей хорошо были видны стоянка и шлагбаум. Охранник из «Секьюритас» попрежнему прогуливался вдоль рядов автомобилей. Она склонилась над картой и принялась ее изучать. Было без четверти три.
Наконец они появились. Их было трое. Он остановился у белого автомобиля и провел рукой по волосам. Сегодня они не были собраны в хвост, но она узнала его профиль и пивной живот. Он чтото говорил, жестикулируя, время от времени хлопая своих приятелей по плечам.
Как будто ничего не произошло!
Они разговаривали о машине – она поняла это по их поведению. Они осматривали покрышки, один из них наклонился и показал на чтото под радиатором. Эльмер покачал головой, он был не согласен. Он положил руку на крышу, как бы демонстрируя, что это его машина. Мужик с широко расставленными ногами и ухватками крутого парня. Эва завела мотор и медленно выехала со стоянки. А вдруг он гонщик, как рванет с места. Во всяком случае, машина у него вполне приличная, ее собственная даже сравниться с ней не может. Но в это время движение на дорогах было оживленное, так что сильно оторваться ему не удастся. Его мотор взревел, как будто под капотом находилось чтото гораздо более мощное, чем обычный для этой машины двигатель. Двое приятелей отскочили. Он помахал им, а потом медленно поехал к поднятому шлагбауму. Ей повезло. Он включил правый поворот и явно собирался проехать мимо нее, но ничего: если она поторопится, то сможет пристроиться ему в хвост. Он тоже надел солнечные очки. Когда она выезжала, он посмотрел в зеркало. Ее охватило неприятное чувство, но она покатила за ним довольно медленно по забитой машинами главной улице, пытаясь держаться на подобающем расстоянии. Вскоре они выехали из города. Он проехал мимо больницы и похоронного бюро, затем перестроился в правый ряд; он ехал довольно быстро и очень правильно, ничего не нарушая, мимо видеомагазина и компьютерного салона. Они приближались к Розенкранцгате; он еще раз взглянул в зеркало и вдруг включил правый поворот. Ей пришлось проехать дальше, но она успела увидеть в зеркало, что он остановился у выкрашенного в зеленый цвет дома, у первого подъезда. Ему навстречу выбежал маленький мальчик. Возможно, это был его ребенок.
Итак, он живет в зеленом доме на Розенкранцгате. Возможно, у него есть сын, лет пятишести. Похоже, ровесник Эммы, подумала она.
Неужели он может оставаться отцом после того, что произошло? Брать мальчика на колени вечером и петь ему песенки? Помогать ему чистить зубы? Теми же руками? Ей удалось повернуть, только когда она доехала до ипподрома, тогда она повернула налево, нагло нарушив правила, и поехала назад. Теперь зеленый домик оказался слева от нее. Перед домом стояла женщина с тазом в руках. На голове у нее была копна высветленных волос. Типичная кривляка, именно такая жена у него и должна быть, подумала она. Теперь он у нее в руках. И скоро, очень скоро у нее будут и два миллиона.
***
Когда она села в машину вечером, было уже девять. Проведя в пути два с половиной часа, она выкурила десять сигарет, но желтого магазина все еще не было видно. Ноги начинали неметь, спина болела. Вдруг вся ее затея показалась ей совершенно безумным предприятием. Вокруг было темно, как у негра в желудке; она миновала Веггли и кафе с большим троллем, проехала через небольшие поселки, постепенно вспоминая их названия. Судя по всему, она едет правильно. Магазин должен быть слева, и он должен быть освещен, потому что магазины освещены даже ночью. Но вокруг было чернымчерно, ни одного дома, ни одной машины не было видно. По обе стороны дороги тянулся лес, ей показалось, что она едет по дну ущелья. По радио передавали какуюто музыку, сейчас она казалась ей отвратительной. Чертов магазин!
Она свернула с дороги и остановилась. Закурила еще одну сигарету и задумалась. Время шло к полуночи, и она устала. Возможно, она вообще не найдет дачу, возможно, она чтото не так запомнила. Это было так давно, двадцать пять лет тому назад, они тогда были совсем девчонками. Верховодила, как всегда, Майя, а они шли за ней, как послушные овцы. Эва, Ханна, Ина и Эльсе Гру. Старые зеленые спальные мешки и консервы. «Эвентюрбландинг» и баварское пиво. Не исключено, что магазин вообще снесли, построили вместо него огромный торговый центр, подумала она, хотя, наверное, посреди леса торговые центры всетаки не строят. Придется ехать дальше. Она дала себе еще двадцать минут; если за это время не найдет магазин, придется поворачивать назад. Или же переночевать в машине и искать завтра – при свете дня. Но мысль о ночевке на заднем сиденье ей не слишком понравилась, уж больно пустынные были места вокруг, она не знала, хватит ли у нее духа на это. Она завела мотор и вновь выехала на дорогу, загасив сигарету в пепельнице, которая и так была уже полна до краев. Еще раз глянула на часы и прибавила газу. Дорога шла через мост, вспоминала она, там еще были козы и овцы, потом они еще ехали вверх какимито зигзагами, было очень много крутых поворотов. Зимой дорогу расчищали только до гостиницы, и последний отрезок пути Майе приходилось идти на лыжах. Еще хорошо, что пока снега нет, а может быть, наверху уже выпал снег, может, последнюю часть пути ей придется месить грязь, об этом она не подумала. Нельзя сказать, что Эва привыкла много бывать на природе, и сейчас она чувствовала себя полной идиоткой. Закурила снова, и вкус сигареты показался ей отвратительным. Продолжала вглядываться в черный лес в поисках хоть какогото огонька. Включила печку. Здесь, в горах, воздух был совсем другой, более разреженный. Черт, куда же ее занесло! Эльмерто наверняка в постели, возможно, видит кошмары, а может быть, сидит в гостиной с третьим стаканом виски, а жена уже давно спит безмятежным сном, укрытая одеялом. Должно быть, нелегко уснуть, когда перед глазами у тебя лицо Майи, когда ты попрежнему чувствуешь, как она пинает тебя ногами, а ты пытаешься вдавить ее в матрац, зажимая лицо подушкой. Наверное, она здорово сопротивлялась. Майя была сильная, но мужчины почемуто всегда гораздо сильнее; это не переставало ее удивлять. Им даже не надо быть особенно крупными, такое впечатление, что они просто сделаны из другого материала. Она резко затормозила. Далеко впереди с левой стороны показался огонек. И вскоре она увидела хорошо знакомую оранжевую табличку: четырехугольник с большой буквой «S».
Продовольственный магазин. «Самвиркелагет». И тут она узнала и дорогу, и мост. Поворотник она включать не стала, машина запрыгала по мосту и осторожно стала взбираться на гору на второй скорости. Сердце опять учащенно забилось; теперь она мысленно видела перед собой дачу, маленький темный кубик, простой и скромный, с совершенно невероятным сокровищем, настоящий сказочный дворец, ключ к беспечной жизни. Если бы Майя могла ее сейчас видеть, ей бы это понравилось, Майя любила людей, которые умеют наслаждаться благами жизни. Во всяком случае, она бы не хотела, чтобы деньги достались государству. Два миллиона – какая же это будет рента, если она получит 67 процентов? Да, но она же не сможет пойти в банк. Она закусила губу. Придется, видимо, хранить их в подвале. И никто не должен знать об этом, даже Эмма, вообще никто. И ей нельзя быть расточительной, она не должна разговаривать во сне, нельзя напиваться пьяной. Да уж, на самом деле жить будет не так просто, подумалось ей. «Аскона» продолжала ползти вверх в гору, ей не попалось ни одной машины, как будто она оказалась на другой планете, совершенно безлюдной, даже овцы кудато делись. Возможно, уже слишком холодно. Через пятнадцать минут она проехала мимо турбазы, оставшейся справа. Она решила отъехать подальше от дороги, озеро было справа, и она стала искать спуск к воде. Снега не было, но здесь, наверху, было светлее, небо казалось огромным. Слева показался большой дом, в одном из его окон горел свет. Это немного испугало Эву. Если там, наверху, люди, ей следует вести себя осторожнее. Те, кто живет в горах, наверняка поддерживают контакт друг с другом. Это приезжие, из Осло, и здесь, в горах, у них дачи, переходящие по наследству из поколения в поколение. Да, мы видели машину, она проезжала здесь вчера вечером, кажется, гдето около полуночи. Нет, звук мотора нам незнаком. Амундсен ездит на «Вольво», а у Бертрандсена «Мерс» на дизельном топливе. Так что это был ктото чужой, мы уверены.