Страница:
— Что ты собираешься им сказать?
— Разве я сообщила не все, что знала? Вы читали мой рапорт. Он полный и точный. Без приукрашиваний. Я в них не нуждаюсь.
— Послушай, я тебе верю, но тут есть несколько твердолобых, понимаешь, они будут все время искать блох в твоей истории. Лучше рассказать им лишь то, что случилось, без всяких домыслов. И, может быть, самое главное — не терять хладнокровие.
"Разумеется, — думала Рипли, — когда все друзья, коллеги, родственники мертвы, а я потеряла впустую пятьдесят семь лет жизни, осталось одно — не терять хладнокровия."
Сделать это было нелегко. Многократное повторение одних и тех же вопросов, идиотское обсуждение изложенных ее фактов, изнуряющее копание в мелочах и упорное игнорирование важнейших проблем — все это злило ее, выводило из равновесия.
Прока она отвечала на вопросы мрачных следователей, на видеоэкране демонстрировались снимки и другие материалы по ее делу. Она была рада, что экран находится за спиной: на нем появлялись лица членов экипажа "Ностромо".
Там был Паркер с глуповатой ухмылкой, невозмутимый и беспечный Бретт, и Кейн был там, и Ламберт с ее одухотворенным лицом, которое так много теряет на снимках. Даллас…
Даллас. Хорошо, что экран позади, впрочем, точно так же, как и воспоминания.
Наконец она не выдержала:
— У вас что, уши заложило? Мы здесь уже три часа. Сколько версий одной и той же истории вы хотите услышать? Если вы думаете, что она будет лучше звучать на языке суахили, дайте мне переводчика, и мы сделаем это на суахили. Мое терпение кончилось. Сколько еще вам надо времени, чтобы вынести свое решение?
Ван Лювен сердито сжал руки. Его лицо стало серым, сливаясь с цветом костюма. Коллеги, члены совета, выжидательно уставились на него. Их было восемь, восемь официальных лиц — и ни одного дружеского. Исполнители. Администраторы. Приспособленцы. Как она могла убедить их? Они не были людьми. Они были фантомами, специально поставленными, чтобы создавать бюрократическую свистопляску. Рипли не могла разобраться в путанице политико-корпоративных хитросплетений — это было выше ее понимания.
— В то, что вы говорите, не так легко поверить, как вам кажется, — тихо сказал Ван Лювен. — Взгляните на ситуацию с нашей точки зрения. Вы допускаете атомный взрыв и полное уничтожение межзвездного грузового судна класса М. Довольно дорогой аппарат… Сорок два миллиона новых кредиток. Минус, конечно, выплаты. После атомного взрыва ничего не спасешь, если даже мы установим местонахождение остатков через пятьдесят семь лет… Это не значит, что мы вам не верим. Бортовые записи на спасательном челноке подтверждают некоторые детали вашего доклада. Остальное же спорно. То, что «Ностромо» совершил посадку на ЛВ-426, необитаемой и ранее не исследованной планете, сейчас точно установлено. Известно также, что там был произведен ремонт. Но то, что после короткой остановки курс судна был изменен, что он был обречен на саморазрушение, спорный вопрос. А приказ на разрушение был отдан вами. По неизвестной причине.
— Послушайте, я же все объяснила…
Ван Лювен перебил ее, поскольку слышал все это раньше:
— Не пытайтесь убедить нас, что за короткое пребывание на поверхности планеты кораблем была подобрана неземная форма жизни.
Но Рипли все же попыталась:
— Мы ничего не подбирали… Я же говорила, что это…
Она умолкла, увидев отсутствующие взгляды. К чему зря тратить силы? Это не расследование, а чистая формальность. Они стремятся не к выяснению истины, а к восстановлению нарушенного спокойствия, чтоб вокруг них была тишь да гладь. И она поняла, что ничего не сможет сделать. Ее участь была решена еще до того, как она вошла в зал. Расследование было инсценировкой, вопросы задавались только для протокола.
— К тому же сфабриковать запись может любой. Знающий специалист сделает это за час. Есть еще вопроса?
Представителем Администрации по Колонизации вне Солнечной Системы (АКВСС) была женщина лет пятидесяти. Ранее, казалось, она скучала, теперь же медленно подняла голову.
— Постарайтесь взглянуть на себя со стороны. Вы действительно ожидали, что мы поверим тому, что вы нам говорили? Слишком долгий гиперсон может повлиять на мозг самым необычным образом.
Рипли ощутила прилив бессильной ярости:
— А вы хотите услышать от меня что-нибудь необычное?
Ван Лювен счел своим долгом вмешаться:
— Аналитическая группа, исследовавшая каждый сантиметр вашего спасательного челнока, не обнаружила ни одного материального свидетельства присутствия существа, описанного вами. Не наблюдалось никаких повреждений металлической поверхности, что указывало бы на возможность существования нового коррозирующего вещества.
Рипли стойко держалась все утро, терпеливо отвечая на самые глупые вопросы. Запасы ее хладнокровия подошли к концу.
— Я просто выдула его из шлюза! — выпалила она.
Ее заявление было встречено молчанием.
— Впрочем, я уже говорила об этом, — устало сказала Рипли.
Один из членов Совета — судя по вопросам, самый неуверенный окинул взглядом остальных:
— Есть ли среди обитателей ЛВ-426 виды, похожие на описанное ответчицей "внеземное существо"?
— Нет, — сообщила женщина. — Кроме скал и вирусов, там ничего нет. Даже флоры. Никогда не было и не будет.
Рипли стиснула зубы, заставляя себя говорить спокойно:
— Я же сказала вам, что это не местное существо. — Она пыталась заглянуть им в глаза — безрезультатно. Тогда она сосредоточила внимание на Ван Лювене и представительнице АКВССа. — Компьютеры «Ностромо» обнаружили перебои и вывели нас из состояния гиперсна, действуя строго по правилам. Когда мы совершили посадку, то обнаружили там неземной космический корабль, никогда никем ранее не виденный Это все есть в записи! Корабль был разрешен и покинут… Мы пошли на сигнальные огни. Там нашли пилота, тоже никому ранее встречавшегося. Он лежал в своем кресле и умирал, а в груди у него зияла дыра размером со сварочный бачок.
Может быть, история задела представительницу АКВССа, а может, та просто устала слушать это несчетное количество раз, во всяком случае, она сочла обязательным вмешаться:
— Мы уже выслушали около трехсот слов, и ни одно из них не подтвердило существования формы жизни, которая, как вы выражаетесь, она наклонила голову, чтобы зачитать выдержку из рапорта Рипли, — "созревает и имеет концентрированную молекулярную кислоту вместо крови".
Рипли взглянула на Берка, молча стоящего в дальнем конце стола. Он не был членом Совета, не имел права голоса и поэтому молчал на протяжении всего допроса. Он ничем не мог помочь ей, все зависело от того, какова будет официальная версия гибели «Ностромо». Кроме записи, найденной на борту спасательного челнока, Совет располагал лишь ее показаниями. Однако с самого начала стало ясно, что они не верили Рипли. Мысленно она снова и снова возвращалась к вопросу, кто подделал запись и зачем?.. Впрочем, сейчас это не имело значения. Она устала играть в их игру.
— Послушайте, я вижу, к чему все это идет, — она усмехнулась.
Пришло время для последнего удара, и она решила нанести его, хотя шансов на победу практически не оставалось.
— Все дело в андроиде, почему мы и двинулись на сигнальные огни — вот что предопределило исход, хотя я и не могу этого доказать. — Она опять усмехнулась и обвела взглядом членов Совета. — Но есть одна вещь, которую не изменишь, факт, который не сфабрикуешь. Эти твари существуют Вы можете уничтожить меня, но не их. На той планете корабль пришельцев, а на его борту тысячи яиц. Тысячи, вы понимаете? Представляете себе, что это означает? Предлагаю немедленно снарядить экспедицию на эту планету, используя записи полета, найти их как можно скорее и разобраться с ними, лучше всего с помощью ядерного взрыва, чтобы ваши спасательные корабли не привезли вам какого-нибудь сюрприза…
— Благодарю вас, офицер Рипли, — начал Ван Лювен, — этого будет вполне…
— Потому что, — оборвала его Рипли, — только одна тварь сумела за двенадцать часов уничтожить всю нашу команду.
Администратор встал. В этом зале Рипли была не единственной, кто потерял терпение.
— Благодарю вас. Этого будет достаточно.
— Это еще не все! — Она тоже поднялась. — Но если эти твари попадут сюда, тогда конец.
Представительница АКВССа спокойно повернулась к администратору:
— Думаю, у нас достаточно информации, чтобы сделать правильные выводы. Предлагаю завершить допрос и удалиться на совещание.
Ван Лювен посмотрел на членов Совета. С таким же успехом он мог посмотреть в зеркало: у всех было одно мнение:
— Дамы и господа! — он уставился на Рипли. "Это похоже на вскрытие", — подумала она с тоской. — Офицер Рипли, пожалуйста, извините нас, но вам придется…
— Нет, ничего, — произнесла она дрожащим от волнения голосом и направилась к выходу. Взглянув на видеоэкран, она увидела фотоснимок Далласа. Капитан Д. Друг Д. Товарищ Д. Мертвый Д. Она сердито зашагала прочь.
Вот и все. Она будет признано виновной, и сейчас они подбирают для нее справедливое наказание. Формальности? Компания дорожит этими формальностями. Никаких ошибок со смертями и трагедиями, все должно быть отражено в годовом отчете. Итак, допрос закончен, эмоции превратились в колонки холодных цифр. Приговор будет объявлен, но не слишком громко, чтобы не беспокоить соседей.
Не крушение карьеры тревожило Рипли. Ей не поверили, вот чего она не могла простить. Они могли сомневаться в частностях, интерпретировать некоторые события иначе, но не принять ее рассказа целиком, не поверить главному — этого она никогда не простит. Ведь на карту поставлено неизмеримо больше, чем ее разбитая жизнь и бесславно закончившаяся карьера офицера транспортных полетов. Но это их не тревожит, поскольку речь идет не об их прибылях или убытках.
У стоящего в холле автомата-продавца Берк взял кофе и пончики. Рипли подошла к нему. Приняв кредитную карточку, машина вежливо поблагодарила. Как все на станции Гэтвей, автомат не воспроизводил запахов. Безвкусная черная жидкость в чашке. А только не с пшеничного поля.
— Ты должна это съесть. Без возражений, детка. — Берк старался быть веселым и великодушным, но у него не очень получалось.
У Рипли не было причины ему отказывать. Тем более, что сахар и искусственные сливки придавали суррогату хотя бы какой-то вкус.
— Они все решили еще до моего прихода. Я напрасно потеряла целое утро. Они все распределили по ролям, включая и меня. Лучше бы они сразу сказали, что хотят от меня услышать. — Она взглянула на него. — Как ты считаешь, что они думают?
— Не знаю, но могу себе представить, — Берк откусил пончик.
— Они думают, что я помешанная.
— Помешанная, — весело сказал он, — съешь пончик. Шоколадный или молочный?
Рипли посмотрела на шарики:
— А ты чувствуешь разницу?
— Нет, конечно, но цвета красивые.
Совещание длилось недолго. Зачем тянуть, думала она, входя в зал и занимая свое место в дальнем углу. Берк ободряюще подмигнул ей, но затем опустил глаза. Она была рада, что он не наблюдает за ней.
Ван Лювен прочистил горло. Он уже не считал необходимым заручаться поддержкой своих коллег. И объявил:
— Заслушав показания Элен Рипли, Н-14672, объявляем ее непригодной для работы в Навигационной Космической Службе (НКС) в качестве офицера коммерческих полетов. Тот, кто ожидал от осужденной какой-нибудь реакции, наверняка был разочарован: она сидела неподвижно, с вызовом глядя куда-то сквозь них.
Ван Лювен продолжал, не подозревая, что Рипли мысленно уже нарядила его в черный плащ с капюшоном:
— Ввиду необычно длительного гиперсна и его возможного воздействия на нервную систему человека, никаких уголовных мер в данный момент применено не будет…
Рипли задумалась. Дело сводилось к следующему: если держать язык за зубами и не совать свой нос куда не следует, можно дотянуть до пенсии…
— Вы привлекаетесь к психометрическим пробам, включая ежемесячные обследования у психиатра, и к лечению, если таковое будет назначено, на шестимесячный срок.
Коротко и ясно. Окончательно и обжалованию не подлежит.
Закрыв заседание, Ван Лювен с достоинством удалился. Рипли двинулась следом. Берк попытался остановить ее:
— Брось! Все кончено.
Она убрала его руку:
— Верно. Но если так, что они еще могут мне сделать?
Она настигла Ван Лювена у эскалатора:
— Почему бы вам не проверить ЛВ-426?
Он спокойно взглянул на нее:
— Миссис Рипли, это не имеет значение. Решение Совета окончательное.
— К черту это решение! Речь не обо мне. Я говорю о тех несчастных, которые следующими наткнуться на тот корабль. Объясните мне, наконец, почему вы не хотите проверить?
— Потому что в этом нет необходимости, — резко ответил он. — Люди, которые живут там, никогда не докладывали ни о "внеземной жизни", ни о "кораблей пришельцев". Вы думаете, я полный идиот? Или вы считаете, что Совет мог бы закрыть глаза на фальсификацию во избежание будущих неприятностей? Да, кстати, они называют эту планету Ачерон.
Пятьдесят семь лет, Долгий срок. Люди могли многое сделать за Пятьдесят семь лет. Строительство, продвижение в космос, основание новых колоний. Рипли пыталась вникнуть в смысл слов администратора:
— Какие люди? О ком вы говорите?
Ван Лювен вошел вместе с другими пассажирами в кабину лифта. Рипли удерживала дверь рукой.
— О колонистах, космических инженерах, — объяснил он. — В мире многое изменилось, пока вы спали, Рипли. Мы шагнули далеко вперед, сделали значительные открытия. Космос — не самое гостеприимное место, о мы осваиваем его. С помощью шейк-энд-бейк колоний. Они устанавливают трансформаторы атмосферы, которые делают воздух пригодным для жизни. Эти трансформаторы экономны и эффективны, а срок их работы практически неограничен. Лучшим сырьем для них является водород, аргон и метан. Ачерон плавает в метане с примесью кислорода. Для того, чтобы началась химическая реакция, мы добавляем немного азота. Сейчас это уже неопасно. Дайте нам время, и мы терпением и тяжелым трудом сделаем космос удобным и гостеприимным для человечества. Конечно, это дорого стоит. Мы — не компания филантропов, и все-таки нам приятно думать о том, что мы работаем для будущего человечества. Работы много. На десятилетия. Они же там, на Ачероне, более двадцати пяти лет. И никаких проблем.
— Почему вы не сказали мне об этом?
— Потому что эта информация могла повлиять на ваши показания. Лично я не думаю, что на вас можно повлиять: вы верите в то, что говорите. Но мои коллеги придерживались иного мнения. Я также сомневаюсь, что это изменило бы наше решение.
Дверные створки стали сближаться, но Рипли удерживала их, несмотря на протесты других пассажиров.
— Сколько там колонистов?
Ван Лювен задумался:
— По последним подсчетам, по-моему, шестьдесят, а может, семьдесят семей. Мы поняли, что люди лучше работают, если не разлучать их с семьями. Это обходится дороже, но окупается за более длительный срок. И потом, настоящая колония надежнее обычных инженерных аванпостов. Конечно, с женами и детьми есть сложности, однако после окончания вахты есть шансы выйти на пенсию. Все зависит от условий контракта.
— Господи Иисусе, — прошептала Рипли.
Один из пассажиров выступил вперед и спросил, не скрывая раздражения:
— Вы не возражаете?..
Она отпустила дверные створки, и они плавно закрылись.
Ван Лювен уже не думал о ней, а она о нем. Рипли думала о чем-то другом и та картина, что представала перед ее внутренним взором, была ужасной.
Глава 2
— Разве я сообщила не все, что знала? Вы читали мой рапорт. Он полный и точный. Без приукрашиваний. Я в них не нуждаюсь.
— Послушай, я тебе верю, но тут есть несколько твердолобых, понимаешь, они будут все время искать блох в твоей истории. Лучше рассказать им лишь то, что случилось, без всяких домыслов. И, может быть, самое главное — не терять хладнокровие.
"Разумеется, — думала Рипли, — когда все друзья, коллеги, родственники мертвы, а я потеряла впустую пятьдесят семь лет жизни, осталось одно — не терять хладнокровия."
Сделать это было нелегко. Многократное повторение одних и тех же вопросов, идиотское обсуждение изложенных ее фактов, изнуряющее копание в мелочах и упорное игнорирование важнейших проблем — все это злило ее, выводило из равновесия.
Прока она отвечала на вопросы мрачных следователей, на видеоэкране демонстрировались снимки и другие материалы по ее делу. Она была рада, что экран находится за спиной: на нем появлялись лица членов экипажа "Ностромо".
Там был Паркер с глуповатой ухмылкой, невозмутимый и беспечный Бретт, и Кейн был там, и Ламберт с ее одухотворенным лицом, которое так много теряет на снимках. Даллас…
Даллас. Хорошо, что экран позади, впрочем, точно так же, как и воспоминания.
Наконец она не выдержала:
— У вас что, уши заложило? Мы здесь уже три часа. Сколько версий одной и той же истории вы хотите услышать? Если вы думаете, что она будет лучше звучать на языке суахили, дайте мне переводчика, и мы сделаем это на суахили. Мое терпение кончилось. Сколько еще вам надо времени, чтобы вынести свое решение?
Ван Лювен сердито сжал руки. Его лицо стало серым, сливаясь с цветом костюма. Коллеги, члены совета, выжидательно уставились на него. Их было восемь, восемь официальных лиц — и ни одного дружеского. Исполнители. Администраторы. Приспособленцы. Как она могла убедить их? Они не были людьми. Они были фантомами, специально поставленными, чтобы создавать бюрократическую свистопляску. Рипли не могла разобраться в путанице политико-корпоративных хитросплетений — это было выше ее понимания.
— В то, что вы говорите, не так легко поверить, как вам кажется, — тихо сказал Ван Лювен. — Взгляните на ситуацию с нашей точки зрения. Вы допускаете атомный взрыв и полное уничтожение межзвездного грузового судна класса М. Довольно дорогой аппарат… Сорок два миллиона новых кредиток. Минус, конечно, выплаты. После атомного взрыва ничего не спасешь, если даже мы установим местонахождение остатков через пятьдесят семь лет… Это не значит, что мы вам не верим. Бортовые записи на спасательном челноке подтверждают некоторые детали вашего доклада. Остальное же спорно. То, что «Ностромо» совершил посадку на ЛВ-426, необитаемой и ранее не исследованной планете, сейчас точно установлено. Известно также, что там был произведен ремонт. Но то, что после короткой остановки курс судна был изменен, что он был обречен на саморазрушение, спорный вопрос. А приказ на разрушение был отдан вами. По неизвестной причине.
— Послушайте, я же все объяснила…
Ван Лювен перебил ее, поскольку слышал все это раньше:
— Не пытайтесь убедить нас, что за короткое пребывание на поверхности планеты кораблем была подобрана неземная форма жизни.
Но Рипли все же попыталась:
— Мы ничего не подбирали… Я же говорила, что это…
Она умолкла, увидев отсутствующие взгляды. К чему зря тратить силы? Это не расследование, а чистая формальность. Они стремятся не к выяснению истины, а к восстановлению нарушенного спокойствия, чтоб вокруг них была тишь да гладь. И она поняла, что ничего не сможет сделать. Ее участь была решена еще до того, как она вошла в зал. Расследование было инсценировкой, вопросы задавались только для протокола.
— К тому же сфабриковать запись может любой. Знающий специалист сделает это за час. Есть еще вопроса?
Представителем Администрации по Колонизации вне Солнечной Системы (АКВСС) была женщина лет пятидесяти. Ранее, казалось, она скучала, теперь же медленно подняла голову.
— Постарайтесь взглянуть на себя со стороны. Вы действительно ожидали, что мы поверим тому, что вы нам говорили? Слишком долгий гиперсон может повлиять на мозг самым необычным образом.
Рипли ощутила прилив бессильной ярости:
— А вы хотите услышать от меня что-нибудь необычное?
Ван Лювен счел своим долгом вмешаться:
— Аналитическая группа, исследовавшая каждый сантиметр вашего спасательного челнока, не обнаружила ни одного материального свидетельства присутствия существа, описанного вами. Не наблюдалось никаких повреждений металлической поверхности, что указывало бы на возможность существования нового коррозирующего вещества.
Рипли стойко держалась все утро, терпеливо отвечая на самые глупые вопросы. Запасы ее хладнокровия подошли к концу.
— Я просто выдула его из шлюза! — выпалила она.
Ее заявление было встречено молчанием.
— Впрочем, я уже говорила об этом, — устало сказала Рипли.
Один из членов Совета — судя по вопросам, самый неуверенный окинул взглядом остальных:
— Есть ли среди обитателей ЛВ-426 виды, похожие на описанное ответчицей "внеземное существо"?
— Нет, — сообщила женщина. — Кроме скал и вирусов, там ничего нет. Даже флоры. Никогда не было и не будет.
Рипли стиснула зубы, заставляя себя говорить спокойно:
— Я же сказала вам, что это не местное существо. — Она пыталась заглянуть им в глаза — безрезультатно. Тогда она сосредоточила внимание на Ван Лювене и представительнице АКВССа. — Компьютеры «Ностромо» обнаружили перебои и вывели нас из состояния гиперсна, действуя строго по правилам. Когда мы совершили посадку, то обнаружили там неземной космический корабль, никогда никем ранее не виденный Это все есть в записи! Корабль был разрешен и покинут… Мы пошли на сигнальные огни. Там нашли пилота, тоже никому ранее встречавшегося. Он лежал в своем кресле и умирал, а в груди у него зияла дыра размером со сварочный бачок.
Может быть, история задела представительницу АКВССа, а может, та просто устала слушать это несчетное количество раз, во всяком случае, она сочла обязательным вмешаться:
— Мы уже выслушали около трехсот слов, и ни одно из них не подтвердило существования формы жизни, которая, как вы выражаетесь, она наклонила голову, чтобы зачитать выдержку из рапорта Рипли, — "созревает и имеет концентрированную молекулярную кислоту вместо крови".
Рипли взглянула на Берка, молча стоящего в дальнем конце стола. Он не был членом Совета, не имел права голоса и поэтому молчал на протяжении всего допроса. Он ничем не мог помочь ей, все зависело от того, какова будет официальная версия гибели «Ностромо». Кроме записи, найденной на борту спасательного челнока, Совет располагал лишь ее показаниями. Однако с самого начала стало ясно, что они не верили Рипли. Мысленно она снова и снова возвращалась к вопросу, кто подделал запись и зачем?.. Впрочем, сейчас это не имело значения. Она устала играть в их игру.
— Послушайте, я вижу, к чему все это идет, — она усмехнулась.
Пришло время для последнего удара, и она решила нанести его, хотя шансов на победу практически не оставалось.
— Все дело в андроиде, почему мы и двинулись на сигнальные огни — вот что предопределило исход, хотя я и не могу этого доказать. — Она опять усмехнулась и обвела взглядом членов Совета. — Но есть одна вещь, которую не изменишь, факт, который не сфабрикуешь. Эти твари существуют Вы можете уничтожить меня, но не их. На той планете корабль пришельцев, а на его борту тысячи яиц. Тысячи, вы понимаете? Представляете себе, что это означает? Предлагаю немедленно снарядить экспедицию на эту планету, используя записи полета, найти их как можно скорее и разобраться с ними, лучше всего с помощью ядерного взрыва, чтобы ваши спасательные корабли не привезли вам какого-нибудь сюрприза…
— Благодарю вас, офицер Рипли, — начал Ван Лювен, — этого будет вполне…
— Потому что, — оборвала его Рипли, — только одна тварь сумела за двенадцать часов уничтожить всю нашу команду.
Администратор встал. В этом зале Рипли была не единственной, кто потерял терпение.
— Благодарю вас. Этого будет достаточно.
— Это еще не все! — Она тоже поднялась. — Но если эти твари попадут сюда, тогда конец.
Представительница АКВССа спокойно повернулась к администратору:
— Думаю, у нас достаточно информации, чтобы сделать правильные выводы. Предлагаю завершить допрос и удалиться на совещание.
Ван Лювен посмотрел на членов Совета. С таким же успехом он мог посмотреть в зеркало: у всех было одно мнение:
— Дамы и господа! — он уставился на Рипли. "Это похоже на вскрытие", — подумала она с тоской. — Офицер Рипли, пожалуйста, извините нас, но вам придется…
— Нет, ничего, — произнесла она дрожащим от волнения голосом и направилась к выходу. Взглянув на видеоэкран, она увидела фотоснимок Далласа. Капитан Д. Друг Д. Товарищ Д. Мертвый Д. Она сердито зашагала прочь.
Вот и все. Она будет признано виновной, и сейчас они подбирают для нее справедливое наказание. Формальности? Компания дорожит этими формальностями. Никаких ошибок со смертями и трагедиями, все должно быть отражено в годовом отчете. Итак, допрос закончен, эмоции превратились в колонки холодных цифр. Приговор будет объявлен, но не слишком громко, чтобы не беспокоить соседей.
Не крушение карьеры тревожило Рипли. Ей не поверили, вот чего она не могла простить. Они могли сомневаться в частностях, интерпретировать некоторые события иначе, но не принять ее рассказа целиком, не поверить главному — этого она никогда не простит. Ведь на карту поставлено неизмеримо больше, чем ее разбитая жизнь и бесславно закончившаяся карьера офицера транспортных полетов. Но это их не тревожит, поскольку речь идет не об их прибылях или убытках.
У стоящего в холле автомата-продавца Берк взял кофе и пончики. Рипли подошла к нему. Приняв кредитную карточку, машина вежливо поблагодарила. Как все на станции Гэтвей, автомат не воспроизводил запахов. Безвкусная черная жидкость в чашке. А только не с пшеничного поля.
— Ты должна это съесть. Без возражений, детка. — Берк старался быть веселым и великодушным, но у него не очень получалось.
У Рипли не было причины ему отказывать. Тем более, что сахар и искусственные сливки придавали суррогату хотя бы какой-то вкус.
— Они все решили еще до моего прихода. Я напрасно потеряла целое утро. Они все распределили по ролям, включая и меня. Лучше бы они сразу сказали, что хотят от меня услышать. — Она взглянула на него. — Как ты считаешь, что они думают?
— Не знаю, но могу себе представить, — Берк откусил пончик.
— Они думают, что я помешанная.
— Помешанная, — весело сказал он, — съешь пончик. Шоколадный или молочный?
Рипли посмотрела на шарики:
— А ты чувствуешь разницу?
— Нет, конечно, но цвета красивые.
Совещание длилось недолго. Зачем тянуть, думала она, входя в зал и занимая свое место в дальнем углу. Берк ободряюще подмигнул ей, но затем опустил глаза. Она была рада, что он не наблюдает за ней.
Ван Лювен прочистил горло. Он уже не считал необходимым заручаться поддержкой своих коллег. И объявил:
— Заслушав показания Элен Рипли, Н-14672, объявляем ее непригодной для работы в Навигационной Космической Службе (НКС) в качестве офицера коммерческих полетов. Тот, кто ожидал от осужденной какой-нибудь реакции, наверняка был разочарован: она сидела неподвижно, с вызовом глядя куда-то сквозь них.
Ван Лювен продолжал, не подозревая, что Рипли мысленно уже нарядила его в черный плащ с капюшоном:
— Ввиду необычно длительного гиперсна и его возможного воздействия на нервную систему человека, никаких уголовных мер в данный момент применено не будет…
Рипли задумалась. Дело сводилось к следующему: если держать язык за зубами и не совать свой нос куда не следует, можно дотянуть до пенсии…
— Вы привлекаетесь к психометрическим пробам, включая ежемесячные обследования у психиатра, и к лечению, если таковое будет назначено, на шестимесячный срок.
Коротко и ясно. Окончательно и обжалованию не подлежит.
Закрыв заседание, Ван Лювен с достоинством удалился. Рипли двинулась следом. Берк попытался остановить ее:
— Брось! Все кончено.
Она убрала его руку:
— Верно. Но если так, что они еще могут мне сделать?
Она настигла Ван Лювена у эскалатора:
— Почему бы вам не проверить ЛВ-426?
Он спокойно взглянул на нее:
— Миссис Рипли, это не имеет значение. Решение Совета окончательное.
— К черту это решение! Речь не обо мне. Я говорю о тех несчастных, которые следующими наткнуться на тот корабль. Объясните мне, наконец, почему вы не хотите проверить?
— Потому что в этом нет необходимости, — резко ответил он. — Люди, которые живут там, никогда не докладывали ни о "внеземной жизни", ни о "кораблей пришельцев". Вы думаете, я полный идиот? Или вы считаете, что Совет мог бы закрыть глаза на фальсификацию во избежание будущих неприятностей? Да, кстати, они называют эту планету Ачерон.
Пятьдесят семь лет, Долгий срок. Люди могли многое сделать за Пятьдесят семь лет. Строительство, продвижение в космос, основание новых колоний. Рипли пыталась вникнуть в смысл слов администратора:
— Какие люди? О ком вы говорите?
Ван Лювен вошел вместе с другими пассажирами в кабину лифта. Рипли удерживала дверь рукой.
— О колонистах, космических инженерах, — объяснил он. — В мире многое изменилось, пока вы спали, Рипли. Мы шагнули далеко вперед, сделали значительные открытия. Космос — не самое гостеприимное место, о мы осваиваем его. С помощью шейк-энд-бейк колоний. Они устанавливают трансформаторы атмосферы, которые делают воздух пригодным для жизни. Эти трансформаторы экономны и эффективны, а срок их работы практически неограничен. Лучшим сырьем для них является водород, аргон и метан. Ачерон плавает в метане с примесью кислорода. Для того, чтобы началась химическая реакция, мы добавляем немного азота. Сейчас это уже неопасно. Дайте нам время, и мы терпением и тяжелым трудом сделаем космос удобным и гостеприимным для человечества. Конечно, это дорого стоит. Мы — не компания филантропов, и все-таки нам приятно думать о том, что мы работаем для будущего человечества. Работы много. На десятилетия. Они же там, на Ачероне, более двадцати пяти лет. И никаких проблем.
— Почему вы не сказали мне об этом?
— Потому что эта информация могла повлиять на ваши показания. Лично я не думаю, что на вас можно повлиять: вы верите в то, что говорите. Но мои коллеги придерживались иного мнения. Я также сомневаюсь, что это изменило бы наше решение.
Дверные створки стали сближаться, но Рипли удерживала их, несмотря на протесты других пассажиров.
— Сколько там колонистов?
Ван Лювен задумался:
— По последним подсчетам, по-моему, шестьдесят, а может, семьдесят семей. Мы поняли, что люди лучше работают, если не разлучать их с семьями. Это обходится дороже, но окупается за более длительный срок. И потом, настоящая колония надежнее обычных инженерных аванпостов. Конечно, с женами и детьми есть сложности, однако после окончания вахты есть шансы выйти на пенсию. Все зависит от условий контракта.
— Господи Иисусе, — прошептала Рипли.
Один из пассажиров выступил вперед и спросил, не скрывая раздражения:
— Вы не возражаете?..
Она отпустила дверные створки, и они плавно закрылись.
Ван Лювен уже не думал о ней, а она о нем. Рипли думала о чем-то другом и та картина, что представала перед ее внутренним взором, была ужасной.
Глава 2
Это было не самое лучшее время и уж, конечно, самое худшее место. Гонимые неземными метеорологическими силами, ветры Ачерона непрерывно трудились над бесплодной поверхностью. Если бы они состязались с океанами (которых не было на планете) в выравнивании ландшафта, они победили бы несколько эр назад. Под их влиянием возникали новые горы и равнины. До сих пор ничто не могло противостоять их безжалостному воздействию. Не было ничего, что могло бы остановить песчаные бури, ничего, что могло бы предотвратить штормы: все отступало под их неотвратимым натиском. Так продолжалось до тех пор, пока потомки человеческого рода не прилетели на Ачерон и не обратили злые ветры во благо.
Скалистая и песчаная поверхность ЛВ-426 все еще проглядывала сквозь мутно-желтую пелену атмосферы, но когда-то все изменится: трансформаторы уже делают свое дело. Сначала станет иной атмосфера: метан будет замещен кислородом и азотом. Затем приручат ветры и освоят скалы. В конце концов будет создан благодатный климат, начнут выпадать осадки в виде снега и дождя, что неизбежно приведет к появлению флоры. Такое наследство оставят поселенцы Ачерона будущим поколениям. Пока же они обслуживали трансформаторы и боролись за воплощение мечты, живя в стесненных условиях, ограничивая себя во всем. Их жизнь была слишком коротка, чтобы успеть увидеть на Ачероне молочные реки и кисельные берега. Только Компания может дожить до этого. В отличие от них, она была бессмертной.
Чувство юмора присуще всем первопроходцам. Не были исключением и колонисты Ачерона. На высоких опорах они установили металлический указатель, который гласил:
"Надежда Хедли — нас 159.
Добро пожаловать на Ачерон!"
Чуть ниже местные шутники дописали от себя: "Приятного отдыха!"
А ветры продолжали неистовствовать: поднятые ими тучи песка безжалостно разъедали металл. Смотрители атмосферных трансформаторов внесли в экологию планеты коричневую поправку: первые дожди породили первую ржавчину.
Сама колония — грозди металла и пластика, соединенные трубопроводом — выглядела слишком хрупкой, чтобы противостоять ветрам Ачерона. Она не производили большого впечатления, так как была окружена высокими горными цепями. Эта естественная бухта защищала колонию от штормовых ветров. Между строениями сновали тракторы и другая техника. Появляясь и исчезая в подземных гаражах, они походили на огромных жуков. Неоновые огни освещали коммерческий квартал, рекламируя несколько небольших, но солидных фирм. Это стоило больших денег, но никто не роптал. В таких местах всегда возникают небольшие фирмы, возглавляемые людьми с далеко идущими планами. Компания не была заинтересована в их создании, однако с готовностью продавала права на них.
Рядом с колонией работал первый трансформатор атмосферы. Он выпускал в газовую оболочку планеты мощную струю очищенного и обогащенного кислородом воздуха. Частицы пыли и опасные газы сжигались либо уничтожались химическим путем, а кислород и азот возвращались в тусклое небо. В трансформатор поступал отравленный воздух, а выбрасывался очищенный. Этот процесс был не очень сложным, но длительным и дорогостоящим.
Не таким уж непригодным оказался этот Ачерон: он был даже лучше некоторых планет, уже заселенных Компанией. В конце концов, он обладал атмосферой, которую можно было взять за основу. Намного легче превратить атмосферу планеты в земную, чем создавать ее из ничего. Климат и гравитация Ачерона примерно соответствовали земным. настоящий рай. В перспективе.
Раскаленный воздух, вырывающийся из жерла вулканообразного трансформатора, создавал новое небо. Колонисты не утратили вкуса к земным символам, но потеряли чувство земного юмора. Они прибыли на Ачерон из-за климата, которые еще предстояло создать.
В коридорах колонии невозможно было встретить растолстевших или ослабевших, с бледными лицами людей. Даже дети выглядели крепышами. Хлюпикам здесь не было места. Как и задирам. Взаимовыручка была первым законом. Дети здесь росли и взрослели быстрее, чем на Земле или на других обжитых планетах. Каждый приучался быть волевым, независимым, надеяться только на себя.
Это были потомки неистребимого рода пионеров. Их предки передвигались на лошадях, а не на звездолетах, завоевывая и заселяя новые земли. Поэтому и потомки считали себя пионерами. Это звучало лучше, нежели длинный перечень профессий, которыми владел каждый из них.
Ядро колонии — клубка из людей и машин — было нанизано на высотное здание — Центр Управления. Оно превосходило своими размерами все остальные постройки Ачерона, за исключением трансформаторной станции. Снаружи ЦУ выглядел грандиозно, зато внутри поражал теснотой. ни одного свободного метра. Оборудование загромождало все углы и проходы, заполняло подвальные секции, грудами вздымалось к подвесным потолкам. Люди жались друг к другу, чтобы их компьютерам и аппаратам было просторнее. Кучи бумаг росли с катастрофической быстротой, несмотря на всей усилия использовать исключительно электронную память. Двое мужчин управляли контрольным блоком, а следовательно, и всей колоний. Один был главным менеджером, другой — его помощником. Они обращались друг к другу по имени. Перечисление титулов было излишне. Звания, должности, вообще все, на чем держится человеческое тщеславие, здесь не были приняты. Тот, кто не разделял такого подхода, в один прекрасный день мог оказаться на поверхности, лишенный средств связи и защитного костюма.
Их звали Симпсон и Лидекер. Они казались взмыленными бегунами, которые пытаются прорваться сквозь толпу пешеходов. Они выглядели так, словно давно не заглядывали в волшебное царство сна. Лидекер смахивал на бухгалтера, за которым вот уже много лет охотится налоговая инспекция. Симпсон был крупным, крепким парнем, такому лучше бы управлять грузовиком, а не колонией. К несчастью, мозги у него работали ничуть не хуже, чем мышцы, и он не смог это скрыть от работодателей. Его рубашка была постоянно заляпана чем-то сладким.
Вот и сейчас Симпсон жевал нечто ароматное, когда Лидекер преградил ему путь:
— Ты видел сводку погоды на следующую неделю?
Лидекер потянул носом: босс опять жует контрабандную снедь. Впрочем, это его личное дело. Мелкие пороки не преследовались на Ачероне до тех пор, пока не мешали работе.
— Нет. А что там? — спросил главный менеджер.
— Ожидается погодка, как в Индии летом. Скорость ветра до сорока узлов.
— Что ж, неплохо. Надо найти лосьон для загара. Грех упускать столь редкий случай понежиться в лучах местного солнца.
Лидекер неодобрительно покачал головой:
— По-моему, мы здесь не для этого.
— А для чего? Выкладывай, Лидекер, что у тебя там на уме.
— Нельзя упускать такую возможность, она бывает раз в два года, он протянул распечатанную выборку данных. — Помните, пару дней назад вы послали на плато за Илиум Рендж несколько радиоразведчиков?
— Да. Вернувшись, они доложили, что где-то в том направлении находится какой-то радиоактивный излучатель. Я спросил, есть ли желающие отправиться на проверку. Один по имени Джордан принял вызов. Вот и все. Что дальше?
— Это парень сейчас на связи. Он что-то обнаружил и спрашивает, принадлежит ли находка ему по праву.
— Находка… право… Тут каждый сам себе адвокат. Иногда мне так хочется послать все это к чертям и самому сесть на трактор…
— И оставить нас без мудрого босса?.. Послушай, у нас так мало юристов. А кроме того, здесь тебе легче зарабатывать деньги.
— Говори мне так почаще. Это помогает, — одобрительно закивал Симпсон, глядя на зеленый экран. — Какой-то умник в уютном офисе на Земле предписывает руководствоваться его рекомендациями. И это посреди Пустоты. Если послать запрос, пройдет минимум две недели, прежде чем я получу ответ. Поэтому я и не запрашиваю.
— И правильно делаешь.
— Порой я думаю, чего мы так суетимся?
— Из-за денег, — сказал Лидекер. — Так что передать этому парню?
Симпсон взглянул на видеоэкран, заполнявший почти всю стену. На нем была карта исследованной части Ачерона. Она выглядела, как островки Полинезии среди пустыни Калахари.
Симпсон редко выходил на поверхность Ачерона. Его обязанности заключались в постоянном наблюдении за всей жизнедеятельностью колонии, и это его вполне устраивало.
— Передай ему, — сказал он Лидекеру, — насколько я информирован, все, что он нашел, принадлежит ему по праву. Надо быть отчаянным смельчаком, чтобы сунуться туда и попытаться отнять у него то, что он нашел.
У трактора было шесть колес, бронированный корпус, толстые шины и устойчивое к коррозии днище. Это была надежная машина, хотя в колонии было мало техники, отвечающей суровым требованиям планеты. Частые починки трактора превратили поверхность корпуса в пестрый коллаж, составленный из спаянных воедино разноцветных пластин. Тем не менее, это была надежная защита от ветра и песка.
Натужно урча, трактор взбирался вверх по склону. Из-под колес взлетали облака вулканической пыли, ветер тут же подхватывал их и уносил прочь. Глыбы песчаника и сланца с треском рассыпались под его тяжестью. Буря шла с запада, залепляя песком окна и сигнальные огни, словно пыталась ослепить машину и находящихся в ней людей. Но трактор продолжал упорно лезть на гору. Много энергии уходило на то, чтобы очищать воздух от песка и пыли. Машина нуждалась в чистом воздухе так же, как и те, кто загрязнял его.
Водитель был не таким потрепанным, как его машина. Расс Джордан мог безошибочно определить того, кто пробыл на Ачероне меньше, чем он. Обветренное и загорелое лицо выдавало в нем местного старожила. То же, хотя и в меньшей степени, относилось к его жене Эни, но не к двум очаровательным ребятишкам, резвящимся в большой центральной кабине. Взрослые ухитрились разместить все оборудование и аппаратуру таким образом, чтобы получился свободный пятачок для детей. Их предки с малых лет знали, что такое лошадь. Трактор не слишком отличается от повозки, если управляешь им из квадратной рубки, и дети овладели этим искусством едва ли не раньше, чем научились ходить. Их одежда и лица были пропитаны пылью, как все, что находилось в кабине. Такова была это планета. Как бы вы ни старались отгородиться, пыль все равно проникала повсюду: в машины, офисы, жилища. Один из первых колонистов назвал этот феномен "космосом частиц". Основа ачеронской науки. Колонисты с воображением вообще считали пыль одушевленной, поскольку она умела затаиться и терпеливо ждать возле дверей и окон, пока образуется хоть малейшая щель, чтобы можно было проникнуть внутрь. Домохозяйки спорили о том, что лучше: постирать вещь или вытряхнуть ее.
Скалистая и песчаная поверхность ЛВ-426 все еще проглядывала сквозь мутно-желтую пелену атмосферы, но когда-то все изменится: трансформаторы уже делают свое дело. Сначала станет иной атмосфера: метан будет замещен кислородом и азотом. Затем приручат ветры и освоят скалы. В конце концов будет создан благодатный климат, начнут выпадать осадки в виде снега и дождя, что неизбежно приведет к появлению флоры. Такое наследство оставят поселенцы Ачерона будущим поколениям. Пока же они обслуживали трансформаторы и боролись за воплощение мечты, живя в стесненных условиях, ограничивая себя во всем. Их жизнь была слишком коротка, чтобы успеть увидеть на Ачероне молочные реки и кисельные берега. Только Компания может дожить до этого. В отличие от них, она была бессмертной.
Чувство юмора присуще всем первопроходцам. Не были исключением и колонисты Ачерона. На высоких опорах они установили металлический указатель, который гласил:
"Надежда Хедли — нас 159.
Добро пожаловать на Ачерон!"
Чуть ниже местные шутники дописали от себя: "Приятного отдыха!"
А ветры продолжали неистовствовать: поднятые ими тучи песка безжалостно разъедали металл. Смотрители атмосферных трансформаторов внесли в экологию планеты коричневую поправку: первые дожди породили первую ржавчину.
Сама колония — грозди металла и пластика, соединенные трубопроводом — выглядела слишком хрупкой, чтобы противостоять ветрам Ачерона. Она не производили большого впечатления, так как была окружена высокими горными цепями. Эта естественная бухта защищала колонию от штормовых ветров. Между строениями сновали тракторы и другая техника. Появляясь и исчезая в подземных гаражах, они походили на огромных жуков. Неоновые огни освещали коммерческий квартал, рекламируя несколько небольших, но солидных фирм. Это стоило больших денег, но никто не роптал. В таких местах всегда возникают небольшие фирмы, возглавляемые людьми с далеко идущими планами. Компания не была заинтересована в их создании, однако с готовностью продавала права на них.
Рядом с колонией работал первый трансформатор атмосферы. Он выпускал в газовую оболочку планеты мощную струю очищенного и обогащенного кислородом воздуха. Частицы пыли и опасные газы сжигались либо уничтожались химическим путем, а кислород и азот возвращались в тусклое небо. В трансформатор поступал отравленный воздух, а выбрасывался очищенный. Этот процесс был не очень сложным, но длительным и дорогостоящим.
Не таким уж непригодным оказался этот Ачерон: он был даже лучше некоторых планет, уже заселенных Компанией. В конце концов, он обладал атмосферой, которую можно было взять за основу. Намного легче превратить атмосферу планеты в земную, чем создавать ее из ничего. Климат и гравитация Ачерона примерно соответствовали земным. настоящий рай. В перспективе.
Раскаленный воздух, вырывающийся из жерла вулканообразного трансформатора, создавал новое небо. Колонисты не утратили вкуса к земным символам, но потеряли чувство земного юмора. Они прибыли на Ачерон из-за климата, которые еще предстояло создать.
В коридорах колонии невозможно было встретить растолстевших или ослабевших, с бледными лицами людей. Даже дети выглядели крепышами. Хлюпикам здесь не было места. Как и задирам. Взаимовыручка была первым законом. Дети здесь росли и взрослели быстрее, чем на Земле или на других обжитых планетах. Каждый приучался быть волевым, независимым, надеяться только на себя.
Это были потомки неистребимого рода пионеров. Их предки передвигались на лошадях, а не на звездолетах, завоевывая и заселяя новые земли. Поэтому и потомки считали себя пионерами. Это звучало лучше, нежели длинный перечень профессий, которыми владел каждый из них.
Ядро колонии — клубка из людей и машин — было нанизано на высотное здание — Центр Управления. Оно превосходило своими размерами все остальные постройки Ачерона, за исключением трансформаторной станции. Снаружи ЦУ выглядел грандиозно, зато внутри поражал теснотой. ни одного свободного метра. Оборудование загромождало все углы и проходы, заполняло подвальные секции, грудами вздымалось к подвесным потолкам. Люди жались друг к другу, чтобы их компьютерам и аппаратам было просторнее. Кучи бумаг росли с катастрофической быстротой, несмотря на всей усилия использовать исключительно электронную память. Двое мужчин управляли контрольным блоком, а следовательно, и всей колоний. Один был главным менеджером, другой — его помощником. Они обращались друг к другу по имени. Перечисление титулов было излишне. Звания, должности, вообще все, на чем держится человеческое тщеславие, здесь не были приняты. Тот, кто не разделял такого подхода, в один прекрасный день мог оказаться на поверхности, лишенный средств связи и защитного костюма.
Их звали Симпсон и Лидекер. Они казались взмыленными бегунами, которые пытаются прорваться сквозь толпу пешеходов. Они выглядели так, словно давно не заглядывали в волшебное царство сна. Лидекер смахивал на бухгалтера, за которым вот уже много лет охотится налоговая инспекция. Симпсон был крупным, крепким парнем, такому лучше бы управлять грузовиком, а не колонией. К несчастью, мозги у него работали ничуть не хуже, чем мышцы, и он не смог это скрыть от работодателей. Его рубашка была постоянно заляпана чем-то сладким.
Вот и сейчас Симпсон жевал нечто ароматное, когда Лидекер преградил ему путь:
— Ты видел сводку погоды на следующую неделю?
Лидекер потянул носом: босс опять жует контрабандную снедь. Впрочем, это его личное дело. Мелкие пороки не преследовались на Ачероне до тех пор, пока не мешали работе.
— Нет. А что там? — спросил главный менеджер.
— Ожидается погодка, как в Индии летом. Скорость ветра до сорока узлов.
— Что ж, неплохо. Надо найти лосьон для загара. Грех упускать столь редкий случай понежиться в лучах местного солнца.
Лидекер неодобрительно покачал головой:
— По-моему, мы здесь не для этого.
— А для чего? Выкладывай, Лидекер, что у тебя там на уме.
— Нельзя упускать такую возможность, она бывает раз в два года, он протянул распечатанную выборку данных. — Помните, пару дней назад вы послали на плато за Илиум Рендж несколько радиоразведчиков?
— Да. Вернувшись, они доложили, что где-то в том направлении находится какой-то радиоактивный излучатель. Я спросил, есть ли желающие отправиться на проверку. Один по имени Джордан принял вызов. Вот и все. Что дальше?
— Это парень сейчас на связи. Он что-то обнаружил и спрашивает, принадлежит ли находка ему по праву.
— Находка… право… Тут каждый сам себе адвокат. Иногда мне так хочется послать все это к чертям и самому сесть на трактор…
— И оставить нас без мудрого босса?.. Послушай, у нас так мало юристов. А кроме того, здесь тебе легче зарабатывать деньги.
— Говори мне так почаще. Это помогает, — одобрительно закивал Симпсон, глядя на зеленый экран. — Какой-то умник в уютном офисе на Земле предписывает руководствоваться его рекомендациями. И это посреди Пустоты. Если послать запрос, пройдет минимум две недели, прежде чем я получу ответ. Поэтому я и не запрашиваю.
— И правильно делаешь.
— Порой я думаю, чего мы так суетимся?
— Из-за денег, — сказал Лидекер. — Так что передать этому парню?
Симпсон взглянул на видеоэкран, заполнявший почти всю стену. На нем была карта исследованной части Ачерона. Она выглядела, как островки Полинезии среди пустыни Калахари.
Симпсон редко выходил на поверхность Ачерона. Его обязанности заключались в постоянном наблюдении за всей жизнедеятельностью колонии, и это его вполне устраивало.
— Передай ему, — сказал он Лидекеру, — насколько я информирован, все, что он нашел, принадлежит ему по праву. Надо быть отчаянным смельчаком, чтобы сунуться туда и попытаться отнять у него то, что он нашел.
У трактора было шесть колес, бронированный корпус, толстые шины и устойчивое к коррозии днище. Это была надежная машина, хотя в колонии было мало техники, отвечающей суровым требованиям планеты. Частые починки трактора превратили поверхность корпуса в пестрый коллаж, составленный из спаянных воедино разноцветных пластин. Тем не менее, это была надежная защита от ветра и песка.
Натужно урча, трактор взбирался вверх по склону. Из-под колес взлетали облака вулканической пыли, ветер тут же подхватывал их и уносил прочь. Глыбы песчаника и сланца с треском рассыпались под его тяжестью. Буря шла с запада, залепляя песком окна и сигнальные огни, словно пыталась ослепить машину и находящихся в ней людей. Но трактор продолжал упорно лезть на гору. Много энергии уходило на то, чтобы очищать воздух от песка и пыли. Машина нуждалась в чистом воздухе так же, как и те, кто загрязнял его.
Водитель был не таким потрепанным, как его машина. Расс Джордан мог безошибочно определить того, кто пробыл на Ачероне меньше, чем он. Обветренное и загорелое лицо выдавало в нем местного старожила. То же, хотя и в меньшей степени, относилось к его жене Эни, но не к двум очаровательным ребятишкам, резвящимся в большой центральной кабине. Взрослые ухитрились разместить все оборудование и аппаратуру таким образом, чтобы получился свободный пятачок для детей. Их предки с малых лет знали, что такое лошадь. Трактор не слишком отличается от повозки, если управляешь им из квадратной рубки, и дети овладели этим искусством едва ли не раньше, чем научились ходить. Их одежда и лица были пропитаны пылью, как все, что находилось в кабине. Такова была это планета. Как бы вы ни старались отгородиться, пыль все равно проникала повсюду: в машины, офисы, жилища. Один из первых колонистов назвал этот феномен "космосом частиц". Основа ачеронской науки. Колонисты с воображением вообще считали пыль одушевленной, поскольку она умела затаиться и терпеливо ждать возле дверей и окон, пока образуется хоть малейшая щель, чтобы можно было проникнуть внутрь. Домохозяйки спорили о том, что лучше: постирать вещь или вытряхнуть ее.