– Внешность бывает обманчива, – сказал кто-то из группы.
   Раньи был готов к любому возражению, потому что не так давно сам сомневался.
   – Верно, но не хирургическая операция. Не жду, что кто-нибудь из вас поверит мне или поймет до тех пор, пока вы не пройдете через такую же операцию, что и я, пока остальные будут наблюдать. Вы не сможете отрицать очевидное, скрытое в ваших собственных головах. Турмаст шел мрачный и задумчивый.
   – Значит, кто-то должен добровольно лечь на операционный стол? На вражеский операционный стол.
   – Ты должен перестать думать о людях, как о врагах. Враги – не мы, мы – это они. Я знаю что каждому из вас потребуется много времени, чтобы привыкнуть к этому.
   – Наш унифер, – пробормотал Веенн, – мастер коротко выражаться.
   – Я понимаю, как это трудно. Вам придется отбросить все, что, как вы считаете, вы знали, думали или чувствовали. Но это должно быть сделано. Вам будет легче, чем мне, потому что вы можете рассчитывать на мою помощь.
   У меня же были только гивистамы и люди.
   Они вошли в огромное угловатое здание, по всему периметру покрытому листами темного тонированного стекла, поблескивающего при свисте дорожных полосок.
   – Эта операция рискованная? – настаивал Турмаст.
   – Меня предупреждали. Я не буду вас обманывать. Но какой бы опасной она ни была, рано или поздно всем предстоит через нее пройти.
   – А как же это? – одна из солдат-женщин сняла ненужный теперь шлем и провела пальцами по своему гребневатому черепу.
   – Еще одна выдумка амплитуров, – заверил ее Раньи. – Равно как и размер ваших глазниц, длина ваших пальцев и другие физические различия. С помощью соответствующих инструментов доказательства ясно просматриваются, и все может быть исправлено. – Он дотронулся до кальцинированного нароста над своим вросшим правым ухом. – Это – протез. Я уже видел себя человеком.
   – Я не дам себя оперировать ни гивистаму, ни человеку, – пробурчал кто-то из центра группы. Сердитое перешептывание показало, что он был не одинок.
   – А я согласен, – неожиданно прозвучал чей-то голос.
   Раньи вгляделся в толпу и встретился взглядом со своим братом.
   – Ты никогда не обманывал меня, Раньи, – Сагио окинул взглядом своих соратников, многие из которых были друзьями детства. – Если Раньи говорит, что это правда, тогда я верю ему.
   – Сагио, это не должен быть ты. Мы можем…
   – В чем дело, унифер? – воинственно настроенная молодая женщина протиснулась сквозь толпу. – Боишься пустить под нож собственную плоть и кровь?
   – Да, – осуждающе сказал кто-то. – Не хочешь еще больше «очеловечить» его?
   – Разве ты не видишь? – обратился Сагио к своему брату. – Это должен быть я. Если мне не сделают операцию, ее не сделают никому. Раньи хотел было возразить, но промолчал. Безусловно, его брат прав.
   Сагио был умнее, чем он думал.
   Турмаст дружески обнял своего начальника за плечи.
   – Мы все будем внимательно наблюдать, когда гивистамы вскроют твоего брата, Раньи. И хорошо бы им найти что-нибудь. Иначе, неважно, где они будут держать нас, как обращаться или что делать с нами, в один прекрасный день мы отыщем тебя и убьем. – Он на минуту сжал плечо Раньи и убрал руку. Ответ прозвучал со стальной холодностью.
   – Если ничего не найдут, тебе не стоит беспокоиться на мой счет, Турм, потому что я сам позабочусь о себе.
   Субунифер что-то буркнул себе под нос. Говорить больше было не о чем.
   Они вполне поняли друг друга.
   Этот разговор был лишним. Раньи знал, что хирурги Гивистама найдут установленные амплитурами цепи внутри черепа его брата, так же, как и в его голове. Иначе это будет означать, что ему солгали, что его самого жестоко и безжалостно обманули.
   Он отказывался принимать это всерьез. Еще она попытка изменить его личность положит конец его жизни не хуже, чем это сможет сделать Турмаст. В конце коридора колонна свернула налево. Двустворчатые двери распахнулись и их ввели в комнату с высокими потолками, набитую инструментами.
   Офицер-массуд, командовавший ими, исчез и через несколько минут появился в компании заспанного человека. Его взлохмаченные рыжие волосы разбудили у Раньи давно дремавшие воспоминания.
   – Что такое, черт возьми?
   Раньи подошел к нему. Он был выше, чем мужчина, но ниже стоявшего неподалеку вооруженного массуда.
   – Сэр, меня зовут Раньи-аар. Хотя я и не ашреган, а такой же человек, как и вы. И мои спутники тоже.
   – Можете не объяснять, – продрав глаза, человек потер подбородок. – Чем-то вы напоминаете человека, чем-то ашрегана. Мы слышали о таких, как вы.
   – Это результат биоинженерии Амплитура, произведенной на человеческих младенцах и эмбрионах, – объяснил Раньи.
   – Звучит не правдоподобно. Чего вы ожидаете от меня? – стоящий рядом унифер-массуд наморщил нос в таком обилии странных запахов.
   – Свяжитесь с вашим военным советом. Свяжитесь с центральными медицинскими учреждениями на Омафиле в системе Юла, и если он по-прежнему там, спросите гивистама Первого-по-Хирургии. Я не так давно побывал там. Они вам все расскажут обо мне, – обессиливший, Раньи опустился на пол на дрожащих ногах. – Собственно говоря, они испытают облегчение, услышав обо мне.
   Человек обменялся взглядами с массудом, который задрал губу вместо ответа.
   – Допустим, я смогу связаться с ними, что я должен сказать?
   – Скажите Первому-по-Хирургии, пусть прибудет со всеми самыми квалифицированными хирургами, которых может предоставить Узор. Скажите, что здесь их ждет полно работы.
   Глаза человека сузились.
   – В настоящий момент на нас оказывают серьезное давление оставшиеся ваши друзья. Как вы, безусловно знаете, местное население совершенно бессильно перед вооруженным вторжением. Потому мы, временные иммигранты, пытаемся спасти их мир. И сейчас только это волнует меня. Для медицинского съезда здесь не место. И вы ожидаете, что я займу релейное время глубинного космоса ради того, что какому-то полуашреганскому психу понадобилась консультация врача?
   Раньи поднял на него усталый взгляд:
   – Если вы этого не сделаете, могу гарантировать, что все оставшееся время вашей военной карьеры вы будете строить санаторные учреждения на вашей лишенной атмосфере Луне.
   Массуд наклонился вперед и прошептал на ломаном ашреганском:
   – Подумай, они были вооружены, но не нападали. Успешно проникнув сквозь наши оборонительные укрепления, не поднимая тревоги, они мирно сдались, хотя могли причинить множество вреда. И несмотря на то, что я по-прежнему подозрительно отношусь к этим созданиям, нельзя отрицать, что в этом есть какой-то смысл.
   Мужчина молча рассматривал рослое вооруженное загадочное существо, называющее себя Раньи-ааром.
   – Как вам удалось проникнуть в купол?
   – Я все объясню… как только вы свяжетесь со своим начальством и передадите ему мои слова.
   Еще одна пауза, потом мужчина резко развернулся и крикнул что-то на своем гортанном языке. Снаружи в коридоре началось какое-то движение. Массуд вежливо наклонился вперед, подергивая усиками, нижняя губа слегка завернулась вниз, обнажив острые зубы.
   Мы выполним ваши просьбы. Вы должны понять, что для контакта потребуется время. До тех пор вы и ваши солдаты будете содержатся под стражей, и мы гарантируем вам хорошее обращение. Раньи устало кивнул.
   – Благодарю. У меня еще одна просьба. Прошу вас изолировать меня от моих спутников.
   Массуд промолчал, но тонкий торчащий дыбом мех на мордочке стал жестче.

***

   Да, в странном положении оказался Раньи: ради общего блага он был вынужден желать поражения своим старым друзьям – Бирачии и другим. Если бы они захватили тот укрепленный комплекс, в котором содержался Раньи, и «освободили» его вместе с другими пленными, даже Сагио заколебался бы в своем решении последовать примеру брата. Тогда уже им, бывшим воинам Амплитура, никогда не пришлось бы встретиться с Первым-по-Хирургии, никогда они не испытывали бы благотворительной операции по возрождению свободного мышления. Что касается его самого, то при первой возможности он был бы отправлен в Амплитур, неясно только, что больше бы при этом испытали любознательные Учителя – гнев или сожаление. Впрочем, для него особой разницы не было бы.
   Как бы то ни было, без командира атака не получилась. Ни Бирачии ни Коссинза не сумели своими отрядами выбить защитников станции с их позиций. Они тяжело переживали потерю своего авангарда во главе с храбрецом унифером Раньи, но ничего не могли сделать, чтобы их выручить. Они отступили к окружавшим комплекс холмам и запросили новых инструкций от регионального командования. Наступило затишье. Спустя две недели колонна бронированных, тяжеловооруженных боевых машин прорвалась в комплекс. По пути из столицы Улалуабла, Усилаи, она подверглась нескольким слабым, разрозненным атакам противника. Офицеры – земляне и массуды, руководящие обороной комплекса, были немало удивлены тем обстоятельством, что весь свой чрезвычайно опасный путь конвой проделал только для того, чтобы забрать и доставить обратно в столицу группку каких-то пленных.
   Офицер-землянин, с которым Раньи столкнулся той дождливой ночью при столь запутанных обстоятельствах много дней назад, не мог удержаться от того, чтобы не обратиться к нему с последним вопросом.
   – Слушай, я не знаю, кто ты и что ты, и правду ли ты говоришь или врешь, – обратился он к Раньи, который вместе со своими спутниками уже готовился к посадке в машины. – Но если ты землянин под этой окаменевшей оболочкой, то как же все это с тобой случилось?
   Раньи бросил на него беспомощный взгляд:
   – Я же говорил. Амплитур…
   Офицер печально кивнул головой.
   – Ну ладно, дело прошлое. – Его голос дрогнул. – Знаешь, я тебя попрошу кое о чем. Мы друг друга не знаем, ты мне ничего не должен, но все-таки, когда у тебя все разрешится, дай мне знать, что получилось. Как один любознательный примат другому, ладно?
   – Попытаюсь, – они пожали друг другу руки на прощание. Чисто земной жест. И наконец-то Раньи воспринял его легко и естественно. Те из солдат Раньи, которые еще сохраняли лояльность Амплитуру, не могли скрыть своего отвращения.
   На обратном пути конвой почти не подвергался атакам. Военачальники криголитов и ашреганов решили экономить живую силу и боеприпасы и не тратить их попусту. Конечно, если бы они знали, что в составе конвоя в столицу следуют Раньи и его подчиненные, они, наверное, попытались бы сделать все, чтобы остановить его и выручить своих. Впрочем, к тому времени наверху все уже было решено: авангардная группа пала смертью храбрых при попытке штурма вражеского опорного пункта; соответствующие извещения были разосланы родственникам и друзьям. Солдаты Раньи, ранее никогда не видевшие землян вблизи, теперь волей-неволей вынуждены были признать поразительное сходство их стражей с ними самими. Земляне из состава конвоя испытывали приблизительно то же самое. Сомнения, удивление, чувство какой-то общности – это было и у тех, и у других. Но, при всем при этом, с обеих сторон солдаты отдавали себе отчет в том, что физическое сходство или различие – это не главное из того, что делает другого врагом или другом. Важнее было, во что ты веришь и как ты мыслишь – а здесь пропасть была еще глубокой. Пленные по своему облику и реакциям оставались чистой воды ашреганами – только об их загадочном командире этого, пожалуй, уже нельзя было сказать. Война, бушевавшая в стране, никак не сказалась на внешнем виде ее столицы. В лучах мягкого осеннего солнца Усилаи бурлила весельем улиц и фонтанов, утопала в цветах и золоте листвы. Само понятие войны на фоне этот уютного благополучия казалось какой-то пеленой, непристойной выдумкой.
   Власти Вейса решили не вмешиваться в проблемы, касающиеся доставленной в город особой группы военнопленных, предоставив заниматься этим делом сопровождавшим их мрачноватым землянам и массудам. Не только к врагам, но и к союзникам они испытывали чувство определенного отчуждения. Раньи мог гордится собой: благодаря ему двадцать пять воинов если и не прямо перешли на сторону Узора, то, по крайней мере, без сопротивления сложили оружие. Не хватало только друзей – тех же Коссинзы, Соратии. Раньи был уверен: они тоже будут вместе с ним, но это потребует времени. Только бы их не успели эвакуировать, когда Учителя решат, что вторжение окончательно провалилось.
   Пока же надо сделать все, чтобы Турмаст, Веенн и остальные его товарищи, наконец, прозрели. Потом они могут вернуться на родину и, зная истину, будут потихоньку распространять ее среди родных и знакомых. Другого пути нет. Главное – сохранить все в полнейшей тайне. Раньи теперь достаточно знал, что представляют собой Учителя, и вполне мог представить себе, как они – тихо и печально – прекратят свой неудачный эксперимент, просто-напросто ликвидировав те несколько тысяч его участников, над которыми они еще обладают властью.
   Пленным предложили наблюдать за операцией через специальные мониторы, однако Турмаст и остальные не хотели об этом и слышать. Они настаивали на том, что должны видеть все своими глазами. Хотя что они там могли увидеть? Ведь никаких видимых разрезов, никаких скальпелей не будет. Тем не менее они добились своего. Им всем дали белые халаты и пропустили в операционную. Она была большая, безупречно чистая, элегантная – как все на Вейсе. Те инструменты, которые существовали как видимые материальные объекты, по дизайну напоминали цветы. Вид их не отпугивал, а скорее успокаивал.
   Раньи был с братом в предоперационной палате. Операция предстояла Сагио, но именно он успокаивал брата, а не наоборот.
   – Ну что ты, Раньи. Если то, что ты говоришь, правда, то мне не о чем беспокоиться.
   – Да нет, это все-таки сложная операция, – Раньи не мог скрыть тревоги в своем взгляде. – Хотя они просто перерезают нейроны, а саму капсулу не удаляют.
   – Слушай, ну тебе это все уже сделали, и ты вроде не больше псих, чем обычно, – Сагио напряженно улыбнулся. – Так что я готов.
   – Я буду там все время. И весь наш отряд.
   – Ну и прекрасно, – тень страха промелькнула на лице юноши. Он быстро справился с этой секундной слабостью. – Смотри, чтобы они у меня не вырезали что-нибудь лишнего.
   Подошел о'о'йан со стаканом анестезирующей жидкости. Спустя пять минут два маленьких санитара-рептилии повезли тележку с уже впавшим в забытье Сагио в операционную.
   Переговаривавшиеся свидетели операции замолкли при их появлении. Тележка была установлена на нужном месте, воздушные захваты жестко зафиксировали голову. О'о'йан отошел в сторону. В дверях застыли конвоиры-массуды.
   Двое гивистамов заняли свои места у операционного пульта. Рядом с ними встал хирург-программист, землянин, специально подготовленный для условий Улалуабла. Раньи подозрительно оглядел их, подошел к ним и положил руку на приборную панель.
   – Подождите-ка. А где Первый-по-Хирургии?
   Гивистам, который был ближе к нему, как-то глуповато захлопал глазами.
   – Я Второй-по-Хирургии есть. Первый-по-Хирургии, о котором спрашиваете вы, не в состоянии прибыть есть. Пространство и время исключают это, да?
   Встревоженный Раньи взглянул на распростертое, беспомощное тело брата. Он выглядел даже моложе, чем был на самом деле.
   – Вы же никогда не делали таких операций. Я думал, им займется кто-то поопытней.
   Другой гивистам суховато ответил:
   – Заверяю вас, у вас нет оснований сомневаться в нашей компетентности. Соответствующая программа заложена в компьютер и ее до этого трижды проверяли. Вспомните: операцию ведет компьютер. Мы здесь только наблюдатели, следим, чтобы все было в порядке. Раньи все еще не мог успокоиться.
   – Эта программа разрабатывалась для моего мозга. Но не для Сагио.
   – Все учтено есть. Успокойтесь, да. Если что-то пойдет не так, мы это поправим, есть.
   Рядом раздался голос Турмаста:
   – Что-то не так, унифер?
   Что делать? Настаивать, чтобы операция была отложена, пока Первый-по-Хирургии не прибудет с Омафила? Рискованно: его ребята совсем распсихуются, у них и так нервы на пределе. Не в силах решиться на что-нибудь, он вновь бросил взгляд на беспомощное тело брата.
   – Отмените это все, – выдавил он из себя, наконец, обходя пульт и приближаясь к гивистамам. – Мне наплевать на эти ваши программы. Я не собираюсь разрешать…
   Что-то кольнуло его в спину. Он обернулся. Так оно и есть: один из конвоиров держал тонкую металлическую трубку дулом в его сторону, двумя пальцами еще нажимая на спусковой крючок.
   Операционная, казалось, наполнилась каким-то дымом. Он прислонился к пульту, твердый угол больно врезался ему в спину. Сквозь сгущающийся туман он услышал возбужденный ропот своих солдат и голос гивистама, обращенный к ним:
   – Лучше есть, чтобы пациент не долго был под анестезией. Никакой опасности не есть. Ваш командир понятным образом обеспокоен за своего кровного родственника. Ему есть сделана инъекция транквилизатора. Да. Это есть лучше для него и для брата. Все под контролем есть. Клянусь как врач, я…
   Действие инъекции распространялось по телу как будто тепло от массажа. Раньи потерял власть над своими нижними конечностями. Два массуда подхватили его за руки и за ноги. Он почувствовал, как его выносят из комнаты. Он хотел закричать, позвать на помощь, но действие инъекции дошло уже до горла.
   Какое-то лицо мелькнуло у него перед глазами, контуры его расплывались. Это Веенн. Выражение его лица Раньи уже не успел прочесть.

ГЛАВА 21

   Очнувшись, он так резко и неожиданно привстал на своем ложе, что о'о'йан, который как раз поправлял капельницу, от неожиданности упал в обморок. В результате вместо того, чтобы бежать к Сагио, Раньи пришлось, изрыгая проклятия и ругательства, возиться с телом несчастного медбрата, который к тому же при падении в кровь разбил себе голову. Больничные мониторы должным образом зафиксировали инцидент, и дали сигнал тревоги. В палату вбежали гивистам и драй о'о'йан, за ними еще несколько человек. Перед ними предстала малоприятная картина: воин-землянин, казалось, душит истекающего кровью о'о'йана. Раньи с трудом объяснил ситуацию. Несколько успокоившись, они начали оказывать помощь обоим.
   Пришедший в себя о'о'йан подтвердил, что землянин отнюдь не нападал на него; он сам виноват; просто он никогда раньше не имел дело с землянами и не ожидал такой быстрой реакции со стороны пациента.
   – Спасибо за помощь, – завершил он свой монолог.
   – Не стоит благодарности, – Раньи нетерпеливо оглядел присутствующих, пытаясь по ногам определить, кто старший по чину. – Как мой брат? Где он?
   – Чувствует себя хорошо, – молодой мужчина в дверях добродушно улыбнулся ему. На груди у него была эмблема военно-медицинского корпуса Земли – змея, обвившая чашу с целебным ядом. – Кстати, он в соседней комнате.
   Раньи бросился вперед, зашатался, санитар поддержал его. Ни один из присутствовавших гивистамов или о'о'йанов не двинулся с места. При всем сочувствии к землянину-перебежчику они не могли преодолеть какого-то почти физического отвращения к обнаженному примату. Они рассматривали его профессионально-холодными взглядами.
   – Дышите поглубже, – посоветовал санитар. – Ваша одежда в шкафу, вот здесь.
   Раньи кивнул и последовал его совету. Несколько глубоких вздохов – и вот он уже чувствует себя на ногах потверже. Оделся, и на ходу застегиваясь, бросился к палате брата. У дверей – два массуда, в комнате – два землянина. Санитар сделал знак, его пропустили. Сагио сидел в кровати, наблюдая за голографическим изображением, двигавшимся перед ним прямо в воздухе. Увидев брата, он нажал невидимую кнопку – изображение исчезло.
   – Привет, Раньи, – он весело улыбнулся. Довольный, никакого напряга.
   – Ты выглядишь похуже, чем я.
   Раньи, пошатнувшись, схватился за стену.
   – Да, наверное. Как ты?
   – Нормально. Я слышал, что с тобой произошло. Зря ты это. Я раньше тебя пришел в себя.
   – Он взглянул на санитара и стражей. – Нельзя ли нам остаться наедине?
   Санитар поколебался, потом кивнул, повернулся к страже, выходя вместе с ними из палаты и улыбнулся братьям.
   Раньи оглядел комнату.
   – Вряд ли мы так уж наедине. Наверняка, здесь все напичкано «жучками».
   – Странно, если бы было по-другому. Мы бы поступили точно так же на их месте. Остальные наши ребята уже побывали у меня. Они все видели. Наверное, зрелище было довольно убедительное; во всяком случае они теперь поверили тебе. Я, правда, ничего сам не видел, но тоже верю. Турмаст сказал, что они видели все это, и даже мой мозг на экране. Они даже разрешили им самим там что-то покрутить. – Он провел рукой по волосам. – Ты знаешь, я ничего нового не ощущаю.
   – Ты и не будешь, – медленно проговорил Раньи.
   – Они провели со мной какие-то тесты. Сунули меня в какую-то машину, которая вроде бы воспроизводит что-то похожее на Учителя. Специальная программа – имитирует импульсы амплитуров. И ты знаешь, я почувствовал, что у меня в голове что-то происходит. Как будто меня что-то подталкивает, на какие-то мысли, совсем не мои… Такого никогда со мной не было. – Он повернулся в постели, серьезно посмотрел на брата. – Неужели так это и было? Учителя, выходит, заставляли нас делать, что им хочется, а мы этого даже не осознавали?
   Раньи медленно кивнул: он наслаждался тем, что он может сделать такой чисто человеческий жест и что ему это совсем не противно.
   – Свои сигналы-импульсы они называли «предложениями». В общем-то верно, только никто не мог их отвергнуть – не было защитного приспособления. Только у землян оно есть. Операция не вернула нам этот механизм, но теперь у нас есть иммунитет к их «предложениям». Мы больше не будем их слушаться.
   – И еще: это правда, что мы – те же земляне, что нас похитили еще детьми? Раньи еще раз торжественно кивнул.
   Вид Сагио на какое-то время стал совсем жалобный.
   – Трудно все это сразу воспринять, Раньи. Трудно.
   – Думаешь, лучше по чайной ложке? Вряд ли.
   – А ты давно все это узнал? С тех пор как ты куда-то исчез на Эйрросаде, да? – не дожидаясь ответа брата, он откинулся назад, на подушку. – Всю свою жизнь я был ашреганом, а вот теперь – несколько манипуляций с моим мозгом – и я землянин. Хотелось бы, конечно, ощущать что-то совсем новое. Тогда было бы легче. – Он дотронулся до головы. – А эта проклятая штуковина, она все еще там?
   – Говорят, что она сидит слишком глубоко, удалять рискованно, – объяснил Раньи. Он дотронулся до собственною черепа. – У меня она тоже сидит. Как у всех наших. – Он поискал глазами стул, подвинул его к кровати. Вообще-то, стул был рассчитан на изящный задик гивистама, но ничего, как-нибудь и его удержит.
   – С тех пор как мы высадились на этой планете, меня беспокоят кое-какие мысли. Раньше поделиться ими было не с кем. Теперь я могу поговорить с тобой.
   Сагио как-то беспомощно заморгал.
   – Ну давай.
   Раньи помедлил, потом как-то нерешительно спросил:
   – В какое время они тебя будут кормить?
   Брат бросил на него какой-то странный взгляд, но быстро ответил:
   – Последний раз я ел час назад. Следующий раз, наверное, вечером.
   – Позови-ка дежурного. У тебя есть эта кнопка?
   – Конечно. – Сагио нажал нужный тумблер. Через несколько секунд появился о'о'йан. Раньи обратился к нему, не поворачиваясь, глядя на брата:
   – Мы хотели бы поесть чего-нибудь.
   – Еще не время, – отрезал тот.
   Раньи мысленно весь сконцентрировался на своей просьбе:
   – Мы, правда, очень хотим. И именно сейчас.
   О'о'йан моргнул.
   – Конечно, конечно. Вы хотите чего-нибудь конкретно?
   – Да нет, – Раньи был вполне удовлетворен такой реакцией. – Все равно, что принесете.
   – Хорошо, – маленький дежурный, похожий на рептилию, поспешил выполнять заказ.
   Сагио наблюдал за всем этим с напряженным вниманием. Он не забыл о мониторах.
   – Чего это ты?
   – Да так, – проговорил Раньи медленно, тоном, прямо противоположным содержанию своих слов, – проголодался.
   – Ага. Точно – проголодался.
   Раньи молча смотрел на брата. Сенсоры в комнате могли фиксировать его слова, движения, даже, может быть, выражение лица – но не мысли. Этот эксперимент подтвердил гипотезу, которая начала у него зреть с момента стычки с унифером-женщиной, тогда в овраге, когда он еще был ашреганом. Уж слишком легко согласилась она с его уж чересчур смелым предложением. Тогда он особенно не задумался об этом, но мысль засела где-то внутри и время от времени прорывалась на поверхность. Потом – еще это столкновение с двумя техниками-массудами у щита управления. После этого он еще больше укрепился в своей догадке. А теперь – эта покорность, с которой был принят его заказ. А ведь для о'о'йана нарушение порядка – это нечто немыслимое, вроде как предложение подышать жабрами вместо легких.
   Надо еще раз проверить. Например, на с'ване, или на каком-нибудь офицере-массуде. Интересно: внушение было связано с каким-нибудь усилием, вроде как долго читаешь мелкий шрифт.
   Тот гивистам в Омафиле говорил ему, что эффект внушения носит электромагнитный характер. Есть некоторые существа – кстати, находящиеся на довольно низкой ступени эволюции, которые обладают способностью воспринимать такие импульсы, однако они не способны отличить внешний импульс от внутреннего, исходящего от какого-либо органа их собственного тела, и тем более не способны сами генерировать такие импульсы. Они могут работать только в режиме приема. На Земле такими существами являются акулы, а органы, которые у них имеются для восприятия и анализа – впрочем, очень грубого, несовершенного – таких сигналов, называются «ампулами Лоренцини». Кстати, кое в чем, в плане некоторых реакций, темперамента, эти существа, говорят, чем-то напоминают людей. Как же назвать родственный, но гораздо более совершенный орган, находящийся у него в мозгу? Каким термином властители Амплитура определяли этот участок их уникальных земных мозгов, импульсы от которого могли воздействовать на нейроны других разумных существ? Индицировать, юстировать, переключать каналы. Делать «предложение». Подобно тому, как он «предложил» сделать что-то по своему желанию той женщине субуниферу, тем двум техникам, этому о'о'йану-дежурному. Он вновь и вновь вспоминал, что с ним было после операции; да, точно, какое-то время у него такой способности не было. Чтобы ей развиться, потребовалось какое-то время. Чтобы там что-то зажило, в мозгу. Да, довольно неожиданное открытие. И никто об этом не знает: и даже не подозревает – ни хирурги-гивистамы, ни его соплеменники-земляне.