Страница:
Стоя под дверью гостиной, она слышала, как громко смеялся принц над рассказами старика об их с королем Альфонсом школьных шалостях.
По всей вероятности, король Альфонс был таким же проказником в юности, как и его пользующийся дурной славой внук. «Он удивительно терпелив, если может столько времени слушать бессвязные истории дедушки», — думала она, прижимая ухо к двери. Никогда в жизни она бы не подумала, что у этого распутника доброе сердце. Она уже почти жалела, что ограбила его.
Когда Мария торопливо прошла мимо нее, неся мужчинам вино, Дэни забилась в угол, чтобы экономка ее не заметила. К счастью, Марии удалось облачить деда в халат, поэтому он выглядел не так смешно, как раньше.
— Госпожа, вы ведете себя невежливо, — проворчала, нахмурившись, Мария. — Он все-таки кронпринц.
— Пусть хоть сам святой Петр, мне до него нет никакого дела! — прошептала Дэни, жестом попросив Марию оставить ее в покое,
Мария с упреком посмотрела на нее, толкнула полным бедром дверь и вошла в комнату.
Дэни прислонилась к стене. Она уговаривала себя, что не хочет входить в гостиную, потому что он может ее разоблачить. Но сколько бы она ни цеплялась за этот довод, было ясно, что это ложь. Причина заключалась в том, что принц был великолепен и обворожителен, а она бедна, неопытна и застенчива. Она понимала, что он сидит с дедушкой из жалости, а ее гордость не вынесет, если эта жалость распространится и на нее.
В конце концов любопытство все же победило. Она бочком протиснулась в гостиную, как осторожная голодная дворовая кошка, испытывая сильное волнение, возбуждение и враждебность.
— А вот и моя внучка, ваше высочество, — улыбнулся герцог. — Даниэла.
Принц Рафаэль встал и учтиво поклонился ей:
— Синьорита.
Смутившись, Дэни присела в неловком реверансе.
— Ваше высочество. Пожалуйста, садитесь. Он вежливо кивнул, расправил фалды фрака и сел с непринужденной элегантностью, закинув ногу на ногу. Дэни опустилась в потертое кресло, чувствуя, как сердце рвется из груди.
Слезящиеся глаза дедушки вспыхнули, когда он посмотрел на свою внучку, а затем на принца.
— Что вы о ней думаете, Рэйф?
— Дедушка! — вскрикнула Дэни. Принц прищурился:
— Боюсь, что я ничего о ней не знаю.
— Тогда я вам расскажу кое-что о моей Даниэле, так как она слишком застенчива, чтобы самой рассказывать о себе.
— Дедушка! — Дэни была готова провалиться сквозь землю.
Принц с нескрываемым любопытством ее рассматривал. Если бы он был не так красив, она бы страдала гораздо меньше.
— Продолжайте, — попросил Рэйф.
— Она ухаживает за мной с девятилетнего возраста, после того как монахини выгнали ее из четвертого класса монастырской школы, куда мы ее отправили.
— Это был третий класс, дедушка. Я уверена, что его Высочеству это совсем неинтересно.
— Пожалуйста, продолжайте. Я весь внимание, — сказал принц, удивляясь ее застенчивости.
— Даниэла получила образование, более подходящее для юноши. Вот почему она никогда не скучает, как многие ее сверстницы. В то время как другие маленькие девочки учились вышивать, она училась изготавливать порох. Я сам учил ее этому, — с гордостью добавил дедушка.
— После того как дедушка ушел в отставку, он стал устраивать фейерверки для здешних праздников, — быстро вмешалась Дэни, прежде чем принц заподозрит неладное.
— Моя Даниэла научилась ездить, стоя верхом на пони, когда ей едва исполнилось десять лет! — продолжал дедушка, ласково поглядывая на внучку.
— Поразительно! — восхитился принц. Дэни покраснела.
— Я не смущаю тебя, моя милая? — спросил дедушка, подняв белые кустистые брови. — Господи, пожалуй, я уже достаточно рассказал.
— Я тоже так считаю, — ответила Даниэла, с упреком посмотрев на старика.
Он ответил ей широкой улыбкой невинного младенца. Дэни внезапно осознала, что принц, опершись локтем на ручку кресла и прикрыв ладонью рот, смотрит на нее странным задумчивым взглядом. Ее сердце екнуло, когда она заметила в его глазах чувственную поволоку. Снова покраснев, она отвела взгляд.
— Ну, — внезапно объявил принц, — мне пора уходить. Меня ждет отец.
Дэни не смогла сдержать вздоха облегчения, когда его высочество поднялся и обменялся рукопожатием со стариком.
Она встала и на ватных ногах пошла к двери, чтобы достойно проводить высокого гостя.
Одному Богу известно, как ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.
Рэйф собирался ее обольстить.
Он еще не понял, чем вызвано такое отношение к нему внучки старика Кьярамонте, и был бы благодарен, если бы кто-нибудь объяснил ему, почему синьорита Даниэла относилась к нему так, словно он ее недостоин. Не мог он объяснить и тот факт, почему ее явная незаинтересованность в нем вызвала у него такой интерес к ней.
С того самого момента, как дерзкая девчонка, гордо вздернув голову, вызывающе посмотрела на него, она привлекла к себе его внимание. Правила не позволяли сделать из внучки герцога любовницу, но из любого правила бывают исключения.
Завтра его день рождения, и она будет подарком, который он решил себе преподнести. А почему бы и нет, черт возьми? Совершенно очевидно, что она находится в затруднительном материальном положении. Возможно, нежными словами и дорогими безделушками он сможет соблазнить ее, и между ними установятся отношения, приятные для них обоих.
Единственное, что его смущало, — ее равнодушие. Она едва взглянула на него и даже не захотела с ним поговорить. У него было такое ощущение, что его репутация бежит впереди него, и ее молчаливое осуждение неожиданно причинило ему боль.
Она не из тех, кто легко сдается, и этот факт привел его в восторг. Синьорита Даниэла, пришел он к заключению, была из редкой породы умных и недоступных женщин, умеющих одним лишь взглядом превратить мужчину в полного осла. Она была нешаблонной, своенравной, чистой, у нее были рыжие волосы, а по опыту он знал, что с рыжеволосыми одна только морока.
К сожалению, он любил трудности.
Совершенно ясно — и это было для него удивительно, — что он не произвел на нее никакого впечатления. Однако, оглядевшись, он увидел, в каком плачевном состоянии находится их вилла, заметил отсутствие слуг, хрупкое здоровье старика, бедную одежду молодой хозяйки, в то время как ее кожу, нежную как лепесток розы, должны окутывать шелка, как и подобает наследнице благородных кровей. Ему будет легче затащить ее в постель, если он что-нибудь сделает для этих людей.
Можно было, конечно, выдать ее замуж за одного из придворных, но не сейчас, а лишь после того, как он ею насытится. А сейчас ему невыносима мысль о том, что она будет принадлежать другому, а не ему.
Синьорита Даниэла была напряжена и молчалива, когда провожала его до двери. Ее маленькие, покрасневшие от работы руки были сложены на груди. Это просто преступление доводить ее нежные ручки до такого состояния. Он даст ей батальон слуг, чтобы в будущем она и пальцем не пошевелила.
«Порох, ничего себе, — вспомнил он рассказ герцога. — Она сама как бочонок с порохом».
Его весьма заинтересовало ее мастерство наездницы, и его испорченный ум подсказал ему мысль, что это ее мастерство можно перенести в другую область, в которой он был знатоком. Он попытался прочитать ее мысли, но она скромно прикрыла глаза ресницами.
Он и сам не понимал, почему так хочет ее. Возможно, это просто каприз. Минутная фантазия, обычное сезонное увлечение распутника. Хлоя была в сто раз красивее, талантливее и утонченнее — куртизанка в высоком понимании этого слова. Но Хлою достаточно поманить пальцем, а это уже неинтересно.
«Она, должно быть, очень юная», — думал он, бросая на нее косые взгляды. У нее был хороший рост: ее макушка лишь на пару дюймов ниже его плеча.
Чем больше он смотрел на нее, тем больший интерес она у него вызывала. У нее были высокие скулы, маленький изящный ротик, похожий на бутон розы, и твердый дерзкий подбородок, и он с трудом сдержался, чтобы его не приподнять, — ему хотелось убедиться, что это юное серьезное личико умеет улыбаться. Ее носик был вздернутым и дерзким, и его огорчало, что она не хочет взглянуть на него и он не может увидеть цвет ее глаз.
Так как она выбрала место подальше от него в их мрачной гостиной, он различал лишь горящий взгляд больших внимательных глаз, в которых светились ум, воля и надменность, а также какая-то невинная проницательность, отчего в его груди сладко защемило.
За его деньги она доставит ему массу удовольствия. Какое это будет чудо, когда эта дикая нетронутая провинциалка станет нежной и мягкой в его объятиях. Он приручит ее. Она упрямая, размышлял он, когда они вышли под сень звездной ночи. Чутье ему подсказывало, что на ней держится весь дом. Она слишком юна для такой непосильной ноши, но именно это вызывало в нем восхищение.
— Спасибо вам за доброту к моему дедушке, — тихим голосом поблагодарила Даниэла Кьярамонте.
Он посмотрел на нее: молодая девушка, живущая в безвестности, не имеющая друга, способного защитить ее, и ко всему прочему преступники, разгуливающие на свободе. Одному Богу известно, чем они питаются, уж больно она худенькая.
Внезапно ему в голову пришла мысль: он сделает все, чтобы соблазнить ее. По крайней мере в качестве его любовницы она будет есть досыта и находиться под защитой.
— Завтра мой день рождения, — произнес он негромко, слегка похлопывая себя хлыстом по ноге.
— О! Желаю вам долгих лет жизни, ваше высочество!
— Нет-нет! — нетерпеливо воскликнул он. — Дело в том, что мои друзья устраивают по этому случаю бал у меня в палаццо. Я хочу, чтобы вы тоже пришли.
Она что-то сказала удивленно, но Рэйф не слышал ее ответа, потому что в эту минуту пытался разглядеть цвет ее глаз в свете фонаря, висевшего на крюке у двери.
Аквамариновые!
Ну конечно же! Он не мог оторвать взгляда от этих больших настороженных невинных глаз необычайного оттенка чистейшей морской воды, напоминавших ему бухточку среди скал, где он обычно купался в юности и где засыпал на гладком камне, ощущая, как солнце греет его кожу, и слушая убаюкивающую музыку водопада, стараясь тогда, как и сейчас, не думать о постоянном давлении на его жизнь и безнадежно мечтая о том дне, когда его будут называть «ваше величество».
Глядя в эти кристально-чистые глаза, он почувствовал, как у него поднимается настроение. Он обязательно должен еще раз увидеться с ней.
— Да, вы должны приехать, — заявил он решительно. — Цусть вас не беспокоит практическая сторона вопроса. Я пришлю за вами карету. Вы будете моей почетной гостьей.
— Что?
Он пытался сообразить, как бы поделикатнее дать ей понять, что он хочет ей помочь, но потом подумал, что она слишком неискушенна в подобных делах и может обидеться. Лучше постепенно вводить ее в курс дела, шаг за шагом приближаясь к цели. Рэйф одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок.
— Я бы очень хотел получше узнать вас, синьорита Даниэла, — прошептал он. — Вы танцуете?
— Нет.
— Нет, — разочарованно повторил он. Значит, танцы отменяются. Проклятие!
Крепко сжав губы, принц внимательно смотрел на нее. Он с трудом поборол искушение протянуть руку и дотронуться до нее, погладить по щеке, но решил пока этого не делать.
— Вы любите музыку?
— Немного.
— А как насчет садов удовольствия? Они вам нравятся? Нахмурив брови, она подозрительно взглянула на него и покачала головой.
— Я их никогда не видела.
Наклонившись к ее лицу, он понизил голос до вкрадчивого шепота:
— А как насчет сладостей? — Он вынул из кармана маленькую плоскую коробочку, открыл ее и высыпал на ладонь две мятные лепешки. — Я сам сластена. — Рэйф предложил ей взять конфету. — Это мой недостаток, — улыбнулся он, наблюдая, как она переводит взгляд с его лица на мятную лепешку, не решаясь ее взять.
— Берите, они не отравлены. — Он смотрел, как она взяла лепешку и осторожно положила ее в рот. — Вы, синьорита Даниэла, придете на мой день рождения, и мы будем бесстыдно поглощать шоколадные трюфели, пить замороженное шампанское и есть потрясающие маленькие розовые пирожные под названием «Груди Венеры», которые печет мой повар. — Он поцеловал сложенные перстом пальцы. — Это что-то особенное.
— Спасибо, — ответила она, заложив конфетку за щеку, — но скорее всего я не приду.
— Не разговаривайте с полным ртом, — сделал он ей замечание, никак не отреагировав на ее слова. — А что, если я вас попрошу?
Она окончательно смутилась, даже, кажется, была ошеломлена.
К его изумлению, она приняла к сведению его замечание и молчала до тех пор, пока не проглотила конфету.
Видит Бог, он хотел ее! Его тело напряглось от желания.
— Вы очень добры, ваше высочество, что пригласил меня, но я знаю, что вы это сделали из жалости, из-за того что я живу в таком убогом месте одна с очень дорогим мне но выжившим из ума старым полковником. — Даниэла через плечо посмотрела на дом. — Но к сожалению, принц Рафаэль, я не могу прийти на ваш прием. — Она немного поколебалась, но потом решительно добавила: — Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, то проследите, чтобы Джанни не провел ночь в тюрьме.
Он посмотрел на нее со своей обычной полуулыбкой, которая на женщин действовала безотказно.
— Если я это сделаю для вас, тогда вы придете на бал?
— Откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я…
— В таком случае решено. — Он снова улыбнулся ей своей очаровательной улыбкой. — Я завтра пришлю за вам карету ровно в шесть часов. У вас будет достаточно времени, чтобы подготовиться. Одна из моих приятельниц одолжит вам сногсшибательное платье, а я осмелюсь предложить вам ожерелье из огненного опала, которое будет вам очень к лицу. Доверьтесь мне, у меня хороший вкус. До завтра, синьорита. — Он взял ее холодную руку, поднес к губам, глядя ей в глаза многообещающим взглядом. Затем с торжествующей улыбкой он сбежал по ступеням и широким шагом направился к белому жеребцу.
— Сэр, я сказала — нет!
Он остановился, медленно повернулся, слегка удивленный ее упрямством. Но ведь он и не хотел легкой победы.
— Неужели вы не хотите хоть немного разнообразить свою жизнь?
Скрестив руки на груди, она вздернула подбородок.
— Я отношусь к вам со всем уважением, но моих друзей только что арестовали. Сейчас не самое подходящее время для развлечений.
— Прежде всего, моя дорогая, вам не следует общаться с преступниками, — снисходительно заявил он и улыбнулся. — Мы договорились: я спасу ребенка от тюрьмы, а вы, в свою очередь, будете танцевать со мной завтра вечером… и попробуете розовые пирожные моего повара. Я настаиваю на этом.
Уперев руки в бока, она сердито проговорила:
— Я сказала, что не приду. Вы что, глухой?
— Пардон? — Он приставил ладонь к уху.
— Как вы, ваше высочество, смеете приглашать меня на бал, в то время как мои друзья завтра могут быть приговорены к казни через повешение?
Две мысли одновременно промелькнули в голове Рэйфа: первая — она так и не поняла намека на истинную причину его приглашения; и вторая — она отказывает ему потому, что влюблена в этого юного головореза, которого он арестовал.
Чистейший вздор! Этого не может быть!
Осознание возможности такого факта подействовало на него как ушат холодной воды, и это несколько охладило его пыл. Ну и дела! Она смеет ему отказывать?
— Забавно, — хмыкнул он, пристально глядя на нее.
Он вспомнил, что старший из этих молодых разбойников, которых по его приказу всего час назад отправили в тюрьму, был высоким красивым парнем, возможно, двадцати четырех лет от роду, с вьющимися темными волосами и большими карими глазами, светившимися добротой, перед которой не смогло бы устоять ни одно женское сердце, и звали его, как выяснилось, Матео Габбиано.
Ага! Теперь понятно, почему Даниэла с самого начала была к нему так равнодушна, подумал принц.
Обожаемый и восхваляемый женщинами с первого дня своего рождения, Рэйф не привык к тому, чтобы его отвергали.
Его мнение о ней круто изменилось.
Он возмутился. Как эта глупая девчонка могла отдать свое сердце, а возможно, и нечто большее какому-то бандиту? Скорее всего ей просто одиноко в этом захолустье, но ведь должна же она помнить о своем происхождении. Как она могла, черт возьми, предпочесть какого-то крестьянина — ему?
— Хорошо, мадам, — холодно произнес он, — я посмотрю, что можно сделать для вашего мальчишки. Прощайте.
Он повернулся и решительно направился к белому жеребцу. Здравый смысл подсказывал ему, что если эти разбойники искали спасения в ее доме, то, возможно, это неспроста. Но он не желает ничего об этом знать.
Пройдя несколько шагов, Рэйф остановился и оглянулся. Она все еще стояла там — ее хрупкий силуэт виднелся в свете висевшего на крыльце фонаря.
— Почему вы сделали вид, что не знаете, кто я? — резко спросил он.
— Сбавьте тон, — надменно проговорила она. — Почему вы провели целый час с дряхлым стариком, если поначалу были так решительно настроены поймать преступника?
— Это потому, что иногда доброта важнее правосудия. Она внимательно посмотрела на него.
— Я благодарю вас за помощь, — проговорила Дэни. — Но и я тоже могу помочь вам.
— Помочь мне? — удивленно протянул принц. — Сомневаюсь.
— Загляните в бухгалтерские книги сборщика сельских налогов, ваше высочество, и вы, возможно, обнаружите настоящих преступников.
— На что вы намекаете, мадам?
— Сами увидите.
— Мой отец взяточничество запретил законом, — ответил он, поигрывая хлыстом. — Подозревать в подобном короля Лазара ди Фиори — это все равно что подозревать, что пчела носит мед не из того цветка.
— Скажите это графу Бульбати.
— Кто это?
— Человек, который повышает мои налоги каждый раз, когда я отказываюсь выходить за него замуж.
Это следовало проверить. Он дал себе слово разобраться в правильности обвинения, а пока решил выяснить, по| чему Дэни отказывает графу.
— Вы не хотите выходить за него замуж, но разве выгодное замужество не облегчит вашего положения?
— Возможно. Но, во-первых, граф Бульбати продажная жадная свинья, а во-вторых, я никогда не выйду замуж. Ни за кого и никогда!
— Скажите ради Бога, почему? — изумленно посмотрел на нее Рэйф, словно сам не повторял эту фразу бесчисленное количество раз.
— Потому что я не хочу терять свободу. — Она махнула рукой в сторону виллы. — Может, наш дом и нуждается в ремонте, но это мой дом и мои земли… Хотя земля высохла от засухи и урожаи очень незначительны, но это моя земля. За все это я буду нести ответственность до самой смерти. Разве много найдется женщин, столь же счастливых, как я?
Он посмотрел вокруг, удивляясь, как можно считать себя счастливой, если не знаешь, что будешь есть завтра.
— Для меня это сплошная головная боль, — пробурчал он. — Ведь вам приходится упорно трудиться, чтобы прокормить себя.
— Зато я свободна. Почему я должна принадлежать человеку, который ничем не лучше меня, а по положению Даже ниже? — Она пожала худенькими плечиками. — Я не ожидаю, чтобы вы или кто-либо другой меня понял, Я сама сделала свой выбор.
— Сама сделала свой выбор, — повторил он, совершенно сбитый с толку этой девчушкой. Он не мог понять, откуда у нее такая сила воли, но было ясно: она сама управляет своей жизнью, чего он не мог сказать о себе.
От этой мысли у него испортилось настроение. Услышав стук копыт, он оглянулся и увидел своих солдат, возвращавшихся из леса. Они везли его золото, но Всадника в маске с ними не было. Он бросил взгляд на Даниэлу Кьярамонте — она стояла на крыльце, скромно опустив голову и сложив руки на животе.
Он было подумал оставить двух солдат, чтобы охранять ее и старика, но решил, что в этом нет необходимости, так как, судя по всему, Всадник в маске не представляет для нее угрозы, ведь, насколько он мог судить, этот головорез является ее кавалером.
От этой мысли его настроение испортилось окончательно.
— Ну что ж, синьорита Даниэла, мне пора ехать. Меня, ждет король.
— До свидания, принц, — вежливо попрощалась Дэни. И… счастливого вам дня рождения.
Кажется, эта нахалка издевается над ним? Он пристально посмотрел на нее, раздумывая, была ли в ее голосе насмешка или ему показалось? Однако больше всего сейчас ему хотелось подойти к ней и поцеловать эти пухленький очаровательные губки, но нет, ему не следует этого делать. Надо как можно скорее вскочить на коня и как можно дальше умчаться от нее. Он легко забывает женщин. Он окончательно решил выкинуть из головы эту маленькую рыжеволоску, которая только и делает, что дразнит его.
И тут он вспомнил, что несколько лет назад уже клялся не помогать девицам, попавшим в беду.
Вскочив в седло и тронув коня, принц вздохнул с облегчением — наконец-то он избавится от эксцентричной Даниэлы.
Здесь растерялся бы и сам Дон Жуан.
Глава 3
По всей вероятности, король Альфонс был таким же проказником в юности, как и его пользующийся дурной славой внук. «Он удивительно терпелив, если может столько времени слушать бессвязные истории дедушки», — думала она, прижимая ухо к двери. Никогда в жизни она бы не подумала, что у этого распутника доброе сердце. Она уже почти жалела, что ограбила его.
Когда Мария торопливо прошла мимо нее, неся мужчинам вино, Дэни забилась в угол, чтобы экономка ее не заметила. К счастью, Марии удалось облачить деда в халат, поэтому он выглядел не так смешно, как раньше.
— Госпожа, вы ведете себя невежливо, — проворчала, нахмурившись, Мария. — Он все-таки кронпринц.
— Пусть хоть сам святой Петр, мне до него нет никакого дела! — прошептала Дэни, жестом попросив Марию оставить ее в покое,
Мария с упреком посмотрела на нее, толкнула полным бедром дверь и вошла в комнату.
Дэни прислонилась к стене. Она уговаривала себя, что не хочет входить в гостиную, потому что он может ее разоблачить. Но сколько бы она ни цеплялась за этот довод, было ясно, что это ложь. Причина заключалась в том, что принц был великолепен и обворожителен, а она бедна, неопытна и застенчива. Она понимала, что он сидит с дедушкой из жалости, а ее гордость не вынесет, если эта жалость распространится и на нее.
В конце концов любопытство все же победило. Она бочком протиснулась в гостиную, как осторожная голодная дворовая кошка, испытывая сильное волнение, возбуждение и враждебность.
— А вот и моя внучка, ваше высочество, — улыбнулся герцог. — Даниэла.
Принц Рафаэль встал и учтиво поклонился ей:
— Синьорита.
Смутившись, Дэни присела в неловком реверансе.
— Ваше высочество. Пожалуйста, садитесь. Он вежливо кивнул, расправил фалды фрака и сел с непринужденной элегантностью, закинув ногу на ногу. Дэни опустилась в потертое кресло, чувствуя, как сердце рвется из груди.
Слезящиеся глаза дедушки вспыхнули, когда он посмотрел на свою внучку, а затем на принца.
— Что вы о ней думаете, Рэйф?
— Дедушка! — вскрикнула Дэни. Принц прищурился:
— Боюсь, что я ничего о ней не знаю.
— Тогда я вам расскажу кое-что о моей Даниэле, так как она слишком застенчива, чтобы самой рассказывать о себе.
— Дедушка! — Дэни была готова провалиться сквозь землю.
Принц с нескрываемым любопытством ее рассматривал. Если бы он был не так красив, она бы страдала гораздо меньше.
— Продолжайте, — попросил Рэйф.
— Она ухаживает за мной с девятилетнего возраста, после того как монахини выгнали ее из четвертого класса монастырской школы, куда мы ее отправили.
— Это был третий класс, дедушка. Я уверена, что его Высочеству это совсем неинтересно.
— Пожалуйста, продолжайте. Я весь внимание, — сказал принц, удивляясь ее застенчивости.
— Даниэла получила образование, более подходящее для юноши. Вот почему она никогда не скучает, как многие ее сверстницы. В то время как другие маленькие девочки учились вышивать, она училась изготавливать порох. Я сам учил ее этому, — с гордостью добавил дедушка.
— После того как дедушка ушел в отставку, он стал устраивать фейерверки для здешних праздников, — быстро вмешалась Дэни, прежде чем принц заподозрит неладное.
— Моя Даниэла научилась ездить, стоя верхом на пони, когда ей едва исполнилось десять лет! — продолжал дедушка, ласково поглядывая на внучку.
— Поразительно! — восхитился принц. Дэни покраснела.
— Я не смущаю тебя, моя милая? — спросил дедушка, подняв белые кустистые брови. — Господи, пожалуй, я уже достаточно рассказал.
— Я тоже так считаю, — ответила Даниэла, с упреком посмотрев на старика.
Он ответил ей широкой улыбкой невинного младенца. Дэни внезапно осознала, что принц, опершись локтем на ручку кресла и прикрыв ладонью рот, смотрит на нее странным задумчивым взглядом. Ее сердце екнуло, когда она заметила в его глазах чувственную поволоку. Снова покраснев, она отвела взгляд.
— Ну, — внезапно объявил принц, — мне пора уходить. Меня ждет отец.
Дэни не смогла сдержать вздоха облегчения, когда его высочество поднялся и обменялся рукопожатием со стариком.
Она встала и на ватных ногах пошла к двери, чтобы достойно проводить высокого гостя.
Одному Богу известно, как ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.
Рэйф собирался ее обольстить.
Он еще не понял, чем вызвано такое отношение к нему внучки старика Кьярамонте, и был бы благодарен, если бы кто-нибудь объяснил ему, почему синьорита Даниэла относилась к нему так, словно он ее недостоин. Не мог он объяснить и тот факт, почему ее явная незаинтересованность в нем вызвала у него такой интерес к ней.
С того самого момента, как дерзкая девчонка, гордо вздернув голову, вызывающе посмотрела на него, она привлекла к себе его внимание. Правила не позволяли сделать из внучки герцога любовницу, но из любого правила бывают исключения.
Завтра его день рождения, и она будет подарком, который он решил себе преподнести. А почему бы и нет, черт возьми? Совершенно очевидно, что она находится в затруднительном материальном положении. Возможно, нежными словами и дорогими безделушками он сможет соблазнить ее, и между ними установятся отношения, приятные для них обоих.
Единственное, что его смущало, — ее равнодушие. Она едва взглянула на него и даже не захотела с ним поговорить. У него было такое ощущение, что его репутация бежит впереди него, и ее молчаливое осуждение неожиданно причинило ему боль.
Она не из тех, кто легко сдается, и этот факт привел его в восторг. Синьорита Даниэла, пришел он к заключению, была из редкой породы умных и недоступных женщин, умеющих одним лишь взглядом превратить мужчину в полного осла. Она была нешаблонной, своенравной, чистой, у нее были рыжие волосы, а по опыту он знал, что с рыжеволосыми одна только морока.
К сожалению, он любил трудности.
Совершенно ясно — и это было для него удивительно, — что он не произвел на нее никакого впечатления. Однако, оглядевшись, он увидел, в каком плачевном состоянии находится их вилла, заметил отсутствие слуг, хрупкое здоровье старика, бедную одежду молодой хозяйки, в то время как ее кожу, нежную как лепесток розы, должны окутывать шелка, как и подобает наследнице благородных кровей. Ему будет легче затащить ее в постель, если он что-нибудь сделает для этих людей.
Можно было, конечно, выдать ее замуж за одного из придворных, но не сейчас, а лишь после того, как он ею насытится. А сейчас ему невыносима мысль о том, что она будет принадлежать другому, а не ему.
Синьорита Даниэла была напряжена и молчалива, когда провожала его до двери. Ее маленькие, покрасневшие от работы руки были сложены на груди. Это просто преступление доводить ее нежные ручки до такого состояния. Он даст ей батальон слуг, чтобы в будущем она и пальцем не пошевелила.
«Порох, ничего себе, — вспомнил он рассказ герцога. — Она сама как бочонок с порохом».
Его весьма заинтересовало ее мастерство наездницы, и его испорченный ум подсказал ему мысль, что это ее мастерство можно перенести в другую область, в которой он был знатоком. Он попытался прочитать ее мысли, но она скромно прикрыла глаза ресницами.
Он и сам не понимал, почему так хочет ее. Возможно, это просто каприз. Минутная фантазия, обычное сезонное увлечение распутника. Хлоя была в сто раз красивее, талантливее и утонченнее — куртизанка в высоком понимании этого слова. Но Хлою достаточно поманить пальцем, а это уже неинтересно.
«Она, должно быть, очень юная», — думал он, бросая на нее косые взгляды. У нее был хороший рост: ее макушка лишь на пару дюймов ниже его плеча.
Чем больше он смотрел на нее, тем больший интерес она у него вызывала. У нее были высокие скулы, маленький изящный ротик, похожий на бутон розы, и твердый дерзкий подбородок, и он с трудом сдержался, чтобы его не приподнять, — ему хотелось убедиться, что это юное серьезное личико умеет улыбаться. Ее носик был вздернутым и дерзким, и его огорчало, что она не хочет взглянуть на него и он не может увидеть цвет ее глаз.
Так как она выбрала место подальше от него в их мрачной гостиной, он различал лишь горящий взгляд больших внимательных глаз, в которых светились ум, воля и надменность, а также какая-то невинная проницательность, отчего в его груди сладко защемило.
За его деньги она доставит ему массу удовольствия. Какое это будет чудо, когда эта дикая нетронутая провинциалка станет нежной и мягкой в его объятиях. Он приручит ее. Она упрямая, размышлял он, когда они вышли под сень звездной ночи. Чутье ему подсказывало, что на ней держится весь дом. Она слишком юна для такой непосильной ноши, но именно это вызывало в нем восхищение.
— Спасибо вам за доброту к моему дедушке, — тихим голосом поблагодарила Даниэла Кьярамонте.
Он посмотрел на нее: молодая девушка, живущая в безвестности, не имеющая друга, способного защитить ее, и ко всему прочему преступники, разгуливающие на свободе. Одному Богу известно, чем они питаются, уж больно она худенькая.
Внезапно ему в голову пришла мысль: он сделает все, чтобы соблазнить ее. По крайней мере в качестве его любовницы она будет есть досыта и находиться под защитой.
— Завтра мой день рождения, — произнес он негромко, слегка похлопывая себя хлыстом по ноге.
— О! Желаю вам долгих лет жизни, ваше высочество!
— Нет-нет! — нетерпеливо воскликнул он. — Дело в том, что мои друзья устраивают по этому случаю бал у меня в палаццо. Я хочу, чтобы вы тоже пришли.
Она что-то сказала удивленно, но Рэйф не слышал ее ответа, потому что в эту минуту пытался разглядеть цвет ее глаз в свете фонаря, висевшего на крюке у двери.
Аквамариновые!
Ну конечно же! Он не мог оторвать взгляда от этих больших настороженных невинных глаз необычайного оттенка чистейшей морской воды, напоминавших ему бухточку среди скал, где он обычно купался в юности и где засыпал на гладком камне, ощущая, как солнце греет его кожу, и слушая убаюкивающую музыку водопада, стараясь тогда, как и сейчас, не думать о постоянном давлении на его жизнь и безнадежно мечтая о том дне, когда его будут называть «ваше величество».
Глядя в эти кристально-чистые глаза, он почувствовал, как у него поднимается настроение. Он обязательно должен еще раз увидеться с ней.
— Да, вы должны приехать, — заявил он решительно. — Цусть вас не беспокоит практическая сторона вопроса. Я пришлю за вами карету. Вы будете моей почетной гостьей.
— Что?
Он пытался сообразить, как бы поделикатнее дать ей понять, что он хочет ей помочь, но потом подумал, что она слишком неискушенна в подобных делах и может обидеться. Лучше постепенно вводить ее в курс дела, шаг за шагом приближаясь к цели. Рэйф одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок.
— Я бы очень хотел получше узнать вас, синьорита Даниэла, — прошептал он. — Вы танцуете?
— Нет.
— Нет, — разочарованно повторил он. Значит, танцы отменяются. Проклятие!
Крепко сжав губы, принц внимательно смотрел на нее. Он с трудом поборол искушение протянуть руку и дотронуться до нее, погладить по щеке, но решил пока этого не делать.
— Вы любите музыку?
— Немного.
— А как насчет садов удовольствия? Они вам нравятся? Нахмурив брови, она подозрительно взглянула на него и покачала головой.
— Я их никогда не видела.
Наклонившись к ее лицу, он понизил голос до вкрадчивого шепота:
— А как насчет сладостей? — Он вынул из кармана маленькую плоскую коробочку, открыл ее и высыпал на ладонь две мятные лепешки. — Я сам сластена. — Рэйф предложил ей взять конфету. — Это мой недостаток, — улыбнулся он, наблюдая, как она переводит взгляд с его лица на мятную лепешку, не решаясь ее взять.
— Берите, они не отравлены. — Он смотрел, как она взяла лепешку и осторожно положила ее в рот. — Вы, синьорита Даниэла, придете на мой день рождения, и мы будем бесстыдно поглощать шоколадные трюфели, пить замороженное шампанское и есть потрясающие маленькие розовые пирожные под названием «Груди Венеры», которые печет мой повар. — Он поцеловал сложенные перстом пальцы. — Это что-то особенное.
— Спасибо, — ответила она, заложив конфетку за щеку, — но скорее всего я не приду.
— Не разговаривайте с полным ртом, — сделал он ей замечание, никак не отреагировав на ее слова. — А что, если я вас попрошу?
Она окончательно смутилась, даже, кажется, была ошеломлена.
К его изумлению, она приняла к сведению его замечание и молчала до тех пор, пока не проглотила конфету.
Видит Бог, он хотел ее! Его тело напряглось от желания.
— Вы очень добры, ваше высочество, что пригласил меня, но я знаю, что вы это сделали из жалости, из-за того что я живу в таком убогом месте одна с очень дорогим мне но выжившим из ума старым полковником. — Даниэла через плечо посмотрела на дом. — Но к сожалению, принц Рафаэль, я не могу прийти на ваш прием. — Она немного поколебалась, но потом решительно добавила: — Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, то проследите, чтобы Джанни не провел ночь в тюрьме.
Он посмотрел на нее со своей обычной полуулыбкой, которая на женщин действовала безотказно.
— Если я это сделаю для вас, тогда вы придете на бал?
— Откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я…
— В таком случае решено. — Он снова улыбнулся ей своей очаровательной улыбкой. — Я завтра пришлю за вам карету ровно в шесть часов. У вас будет достаточно времени, чтобы подготовиться. Одна из моих приятельниц одолжит вам сногсшибательное платье, а я осмелюсь предложить вам ожерелье из огненного опала, которое будет вам очень к лицу. Доверьтесь мне, у меня хороший вкус. До завтра, синьорита. — Он взял ее холодную руку, поднес к губам, глядя ей в глаза многообещающим взглядом. Затем с торжествующей улыбкой он сбежал по ступеням и широким шагом направился к белому жеребцу.
— Сэр, я сказала — нет!
Он остановился, медленно повернулся, слегка удивленный ее упрямством. Но ведь он и не хотел легкой победы.
— Неужели вы не хотите хоть немного разнообразить свою жизнь?
Скрестив руки на груди, она вздернула подбородок.
— Я отношусь к вам со всем уважением, но моих друзей только что арестовали. Сейчас не самое подходящее время для развлечений.
— Прежде всего, моя дорогая, вам не следует общаться с преступниками, — снисходительно заявил он и улыбнулся. — Мы договорились: я спасу ребенка от тюрьмы, а вы, в свою очередь, будете танцевать со мной завтра вечером… и попробуете розовые пирожные моего повара. Я настаиваю на этом.
Уперев руки в бока, она сердито проговорила:
— Я сказала, что не приду. Вы что, глухой?
— Пардон? — Он приставил ладонь к уху.
— Как вы, ваше высочество, смеете приглашать меня на бал, в то время как мои друзья завтра могут быть приговорены к казни через повешение?
Две мысли одновременно промелькнули в голове Рэйфа: первая — она так и не поняла намека на истинную причину его приглашения; и вторая — она отказывает ему потому, что влюблена в этого юного головореза, которого он арестовал.
Чистейший вздор! Этого не может быть!
Осознание возможности такого факта подействовало на него как ушат холодной воды, и это несколько охладило его пыл. Ну и дела! Она смеет ему отказывать?
— Забавно, — хмыкнул он, пристально глядя на нее.
Он вспомнил, что старший из этих молодых разбойников, которых по его приказу всего час назад отправили в тюрьму, был высоким красивым парнем, возможно, двадцати четырех лет от роду, с вьющимися темными волосами и большими карими глазами, светившимися добротой, перед которой не смогло бы устоять ни одно женское сердце, и звали его, как выяснилось, Матео Габбиано.
Ага! Теперь понятно, почему Даниэла с самого начала была к нему так равнодушна, подумал принц.
Обожаемый и восхваляемый женщинами с первого дня своего рождения, Рэйф не привык к тому, чтобы его отвергали.
Его мнение о ней круто изменилось.
Он возмутился. Как эта глупая девчонка могла отдать свое сердце, а возможно, и нечто большее какому-то бандиту? Скорее всего ей просто одиноко в этом захолустье, но ведь должна же она помнить о своем происхождении. Как она могла, черт возьми, предпочесть какого-то крестьянина — ему?
— Хорошо, мадам, — холодно произнес он, — я посмотрю, что можно сделать для вашего мальчишки. Прощайте.
Он повернулся и решительно направился к белому жеребцу. Здравый смысл подсказывал ему, что если эти разбойники искали спасения в ее доме, то, возможно, это неспроста. Но он не желает ничего об этом знать.
Пройдя несколько шагов, Рэйф остановился и оглянулся. Она все еще стояла там — ее хрупкий силуэт виднелся в свете висевшего на крыльце фонаря.
— Почему вы сделали вид, что не знаете, кто я? — резко спросил он.
— Сбавьте тон, — надменно проговорила она. — Почему вы провели целый час с дряхлым стариком, если поначалу были так решительно настроены поймать преступника?
— Это потому, что иногда доброта важнее правосудия. Она внимательно посмотрела на него.
— Я благодарю вас за помощь, — проговорила Дэни. — Но и я тоже могу помочь вам.
— Помочь мне? — удивленно протянул принц. — Сомневаюсь.
— Загляните в бухгалтерские книги сборщика сельских налогов, ваше высочество, и вы, возможно, обнаружите настоящих преступников.
— На что вы намекаете, мадам?
— Сами увидите.
— Мой отец взяточничество запретил законом, — ответил он, поигрывая хлыстом. — Подозревать в подобном короля Лазара ди Фиори — это все равно что подозревать, что пчела носит мед не из того цветка.
— Скажите это графу Бульбати.
— Кто это?
— Человек, который повышает мои налоги каждый раз, когда я отказываюсь выходить за него замуж.
Это следовало проверить. Он дал себе слово разобраться в правильности обвинения, а пока решил выяснить, по| чему Дэни отказывает графу.
— Вы не хотите выходить за него замуж, но разве выгодное замужество не облегчит вашего положения?
— Возможно. Но, во-первых, граф Бульбати продажная жадная свинья, а во-вторых, я никогда не выйду замуж. Ни за кого и никогда!
— Скажите ради Бога, почему? — изумленно посмотрел на нее Рэйф, словно сам не повторял эту фразу бесчисленное количество раз.
— Потому что я не хочу терять свободу. — Она махнула рукой в сторону виллы. — Может, наш дом и нуждается в ремонте, но это мой дом и мои земли… Хотя земля высохла от засухи и урожаи очень незначительны, но это моя земля. За все это я буду нести ответственность до самой смерти. Разве много найдется женщин, столь же счастливых, как я?
Он посмотрел вокруг, удивляясь, как можно считать себя счастливой, если не знаешь, что будешь есть завтра.
— Для меня это сплошная головная боль, — пробурчал он. — Ведь вам приходится упорно трудиться, чтобы прокормить себя.
— Зато я свободна. Почему я должна принадлежать человеку, который ничем не лучше меня, а по положению Даже ниже? — Она пожала худенькими плечиками. — Я не ожидаю, чтобы вы или кто-либо другой меня понял, Я сама сделала свой выбор.
— Сама сделала свой выбор, — повторил он, совершенно сбитый с толку этой девчушкой. Он не мог понять, откуда у нее такая сила воли, но было ясно: она сама управляет своей жизнью, чего он не мог сказать о себе.
От этой мысли у него испортилось настроение. Услышав стук копыт, он оглянулся и увидел своих солдат, возвращавшихся из леса. Они везли его золото, но Всадника в маске с ними не было. Он бросил взгляд на Даниэлу Кьярамонте — она стояла на крыльце, скромно опустив голову и сложив руки на животе.
Он было подумал оставить двух солдат, чтобы охранять ее и старика, но решил, что в этом нет необходимости, так как, судя по всему, Всадник в маске не представляет для нее угрозы, ведь, насколько он мог судить, этот головорез является ее кавалером.
От этой мысли его настроение испортилось окончательно.
— Ну что ж, синьорита Даниэла, мне пора ехать. Меня, ждет король.
— До свидания, принц, — вежливо попрощалась Дэни. И… счастливого вам дня рождения.
Кажется, эта нахалка издевается над ним? Он пристально посмотрел на нее, раздумывая, была ли в ее голосе насмешка или ему показалось? Однако больше всего сейчас ему хотелось подойти к ней и поцеловать эти пухленький очаровательные губки, но нет, ему не следует этого делать. Надо как можно скорее вскочить на коня и как можно дальше умчаться от нее. Он легко забывает женщин. Он окончательно решил выкинуть из головы эту маленькую рыжеволоску, которая только и делает, что дразнит его.
И тут он вспомнил, что несколько лет назад уже клялся не помогать девицам, попавшим в беду.
Вскочив в седло и тронув коня, принц вздохнул с облегчением — наконец-то он избавится от эксцентричной Даниэлы.
Здесь растерялся бы и сам Дон Жуан.
Глава 3
Рэйф возвращался домой, вспоминая стычку с дерзкой рыжеволосой хозяйкой поместья. Как могла эта девчонка предпочесть ему, принцу, какого-то бедного крестьянина?
На пути к замку они миновали несколько деревень с полуразвалившимися домами; крестьяне провожали принца хмурыми взглядами, и вооруженная до зубов охрана обступила принца тесным кольцом.
Наконец они въехали в Белфорт, столицу острова, и спустя несколько минут оказались на одной из центральных улиц, заполненной горожанами. Люди высыпали из домов, чтобы насладиться вечерней прохладой. Улицы города звенели от смеха и веселых голосов, доносившихся из кофеен и таверн, мимо которых они проезжали. Принц пустил белого жеребца легким галопом и приветливо махал горожанам рукой.
Остров четвертый месяц страдал от засухи, и все вокруг было покрыто толстым слоем пыли. Даже неприхотливые бархатцы в цветочных горшках на балконах фешенебельных домов поникли, опустив головки. Элегантные фонтаны в скверах были отключены — следовало экономить воду.
«Обязательно должно быть плохо, прежде чем станет хорошо», — с горечью подумал Рэйф. Было начало июля, и скоро из самого сердца Сахары подует жаркий сирокко, пронесется над Северной Африкой, достигнет желто-зеленых вод Средиземного моря и ляжет тяжелым бременем на всю Южную Европу. В течение этих двух или трех недель в году жизнь на острове превращалась в ад.
Когда они завернули за угол, взгляд Рэйфа скользнул по великолепным бронзовым куполам, поднимающимся над крышами города и сверкающим в лучах солнца, но вместо того чтобы свернуть на дорогу, ведущую в огромный дворец, он был вынужден направить коня к королевскому палаццо.
На вымощенной булыжником центральной площади го-Рода напротив друг друга располагались кафедральный собор и королевский дворец, и это сочетание красоты и величия чем-то напоминало полные изящества пары в менуэте. Между ними возвышался знаменитый бронзовый Фонтан, возведенный в честь минувших поколений правителей острова. На этом выдающемся памятнике архитектуры голуби устраивались на ночлег.
Рэйф спрыгнул с седла и прошел в ворота мимо выстроившейся в почетном карауле королевской гвардии. Взглянув на карманные часы, он быстро поднялся по широким ступеням лестницы, ведущей во внутренние покои дворца.
В просторном холле его встретил старый дворецкий, которого Рэйф изводил, когда был мальчишкой. Он хлопнул хрупкого, полного достоинства слугу по спине так, что тот чуть не упал, но Рэйф успел его подхватить.
— Где мой старик, Фалькони?
— В кабинете заседаний, синьор. Но боюсь, совещание уже подходит к концу.
— Совещание?! — воскликнул Рэйф, сразу приходя в негодование. — Какое еще совещание? Черт бы вас всех побрал! Никто не говорил мне о каком-то там совещании!
— Желаю удачи, синьор.
Бросив на ходу «спасибо», Рэйф быстрым шагом прошел через мраморный холл в административную часть дворца, чувствуя, как сильно стучит его сердце. Черт, опять он опоздал! Дойдя до двери зала заседаний, он остановился, глубоко вздохнул и решительно распахнул дверь. С надменным видом принц вошел в зал.
— Синьоры! — приветствовал он собравшихся с беспечной небрежностью. — Господи, полный кабинет! Мы что, в состоянии войны? — спросил он с усмешкой.
— Ваше высочество, — укоризненно проворчал чопорный старик.
— Привет, отец.
Сидевший во главе длинного стола король Лазар неодобрительно посмотрел на Рэйфа поверх очков в квадратной оправе, косо сидящих на кончике его длинного римского носа.
Король Лазар ди Фиори был крупным импозантным мужчиной с квадратным подбородком и суровыми чертами лица, с коротко подстриженными волосами цвета «перец с олью» и дубленой загорелой кожей. Он бросил проницательный взгляд на сына.
Рэйф выдержал этот взгляд, задаваясь вопросом, в чем он успел провиниться на этот раз.
Еще с отроческих лет он изучил каждый нюанс в выражении отцовского лица и не только для того, чтобы научиться манипулировать людьми так же, как умел это король, , который в этом деле достиг совершенства, но еще и потому, что его собственный юный мир вращался вокруг этого великого человека, пытаясь найти оправдания его невыполнимым требованиям. В конце концов он смирился с тем, что никогда не сможет оправдать надежды отца.
— Для нас большая честь, что вы решили присоединиться к нам, ваше высочество, — буркнул король Лазар, уткнувшись носом в лежащий перед ним документ. — И мы не в состоянии войны. Жаль лишать тебя такого развлечения, но ничего не поделаешь.
На пути к замку они миновали несколько деревень с полуразвалившимися домами; крестьяне провожали принца хмурыми взглядами, и вооруженная до зубов охрана обступила принца тесным кольцом.
Наконец они въехали в Белфорт, столицу острова, и спустя несколько минут оказались на одной из центральных улиц, заполненной горожанами. Люди высыпали из домов, чтобы насладиться вечерней прохладой. Улицы города звенели от смеха и веселых голосов, доносившихся из кофеен и таверн, мимо которых они проезжали. Принц пустил белого жеребца легким галопом и приветливо махал горожанам рукой.
Остров четвертый месяц страдал от засухи, и все вокруг было покрыто толстым слоем пыли. Даже неприхотливые бархатцы в цветочных горшках на балконах фешенебельных домов поникли, опустив головки. Элегантные фонтаны в скверах были отключены — следовало экономить воду.
«Обязательно должно быть плохо, прежде чем станет хорошо», — с горечью подумал Рэйф. Было начало июля, и скоро из самого сердца Сахары подует жаркий сирокко, пронесется над Северной Африкой, достигнет желто-зеленых вод Средиземного моря и ляжет тяжелым бременем на всю Южную Европу. В течение этих двух или трех недель в году жизнь на острове превращалась в ад.
Когда они завернули за угол, взгляд Рэйфа скользнул по великолепным бронзовым куполам, поднимающимся над крышами города и сверкающим в лучах солнца, но вместо того чтобы свернуть на дорогу, ведущую в огромный дворец, он был вынужден направить коня к королевскому палаццо.
На вымощенной булыжником центральной площади го-Рода напротив друг друга располагались кафедральный собор и королевский дворец, и это сочетание красоты и величия чем-то напоминало полные изящества пары в менуэте. Между ними возвышался знаменитый бронзовый Фонтан, возведенный в честь минувших поколений правителей острова. На этом выдающемся памятнике архитектуры голуби устраивались на ночлег.
Рэйф спрыгнул с седла и прошел в ворота мимо выстроившейся в почетном карауле королевской гвардии. Взглянув на карманные часы, он быстро поднялся по широким ступеням лестницы, ведущей во внутренние покои дворца.
В просторном холле его встретил старый дворецкий, которого Рэйф изводил, когда был мальчишкой. Он хлопнул хрупкого, полного достоинства слугу по спине так, что тот чуть не упал, но Рэйф успел его подхватить.
— Где мой старик, Фалькони?
— В кабинете заседаний, синьор. Но боюсь, совещание уже подходит к концу.
— Совещание?! — воскликнул Рэйф, сразу приходя в негодование. — Какое еще совещание? Черт бы вас всех побрал! Никто не говорил мне о каком-то там совещании!
— Желаю удачи, синьор.
Бросив на ходу «спасибо», Рэйф быстрым шагом прошел через мраморный холл в административную часть дворца, чувствуя, как сильно стучит его сердце. Черт, опять он опоздал! Дойдя до двери зала заседаний, он остановился, глубоко вздохнул и решительно распахнул дверь. С надменным видом принц вошел в зал.
— Синьоры! — приветствовал он собравшихся с беспечной небрежностью. — Господи, полный кабинет! Мы что, в состоянии войны? — спросил он с усмешкой.
— Ваше высочество, — укоризненно проворчал чопорный старик.
— Привет, отец.
Сидевший во главе длинного стола король Лазар неодобрительно посмотрел на Рэйфа поверх очков в квадратной оправе, косо сидящих на кончике его длинного римского носа.
Король Лазар ди Фиори был крупным импозантным мужчиной с квадратным подбородком и суровыми чертами лица, с коротко подстриженными волосами цвета «перец с олью» и дубленой загорелой кожей. Он бросил проницательный взгляд на сына.
Рэйф выдержал этот взгляд, задаваясь вопросом, в чем он успел провиниться на этот раз.
Еще с отроческих лет он изучил каждый нюанс в выражении отцовского лица и не только для того, чтобы научиться манипулировать людьми так же, как умел это король, , который в этом деле достиг совершенства, но еще и потому, что его собственный юный мир вращался вокруг этого великого человека, пытаясь найти оправдания его невыполнимым требованиям. В конце концов он смирился с тем, что никогда не сможет оправдать надежды отца.
— Для нас большая честь, что вы решили присоединиться к нам, ваше высочество, — буркнул король Лазар, уткнувшись носом в лежащий перед ним документ. — И мы не в состоянии войны. Жаль лишать тебя такого развлечения, но ничего не поделаешь.