Значит, несмотря ни на что, он, Дектярев, должен выдержать еще по крайней мере трое суток. И он выдержит, черт побери!
Еще трое суток...
Для жизни ничтожно мало, для предстоящей борьбы бесконечно много. Уже и сейчас в голове разлит расплавленный свинец и все тело кажется погруженным в кипяток. Невыносимо ноет левая рука. Дыхание становится затрудненным, астматическим. Чем поддержать себя в этой борьбе? Трое суток... целая вечность...
Взгляд Николая Николаевича остановился на маленькой круглой коробочке - это было все, что осталось от Павла. Коробочка одиноко лежала на пульте, перед креслом, в котором не так давно сидел Павел. На глянцевой поверхности пульта видно ее отражение...
- Таня, - обратился Дектярев к коробочке, - мы остались вдвоем. Я никогда не видел тебя, но я тебя знаю. Ты замечательная девушка, у тебя должно быть доброе сердце. Помоги мне, Таня.
Он уперся локтем левой руки в подлокотник кресла. Небольшого усилия оказалось достаточно, чтобы его тело, совсем недавно весившее восемьдесят девять килограммов, пушинкой поднялось над пультом. Геолога перевернуло, и он стал падать боком.
Падение длилось минуты полторы. Толчок о приборы был почти неощутим. Его снова приподняло над пультом, но он успел оттолкнуться плечом и передвинуть себя по направлению к коробочке. Расстояние в два метра пришлось преодолевать так долго, что за это время можно было бы не спеша обойти кругом Красную площадь.
Немеющие пальцы долго ловили гладкий пластмассовый футляр. От напряжения на лбу его выступили крупные капли пота. Казалось, еще одно усилие - и он лишится сознания. Но он не дал, не позволил себе этого.
Затолкнув коробочку в боковой карман комбинезона, передохнув и собравшись с силами, Николай Николаевич оттолкнулся от пульта и упал на пол около лесенки. Теперь осталось подняться по скобам. Будь тяжесть чуть побольше, геологу не удалось бы выполнить свою затею. Но тело его весило не больше килограмма. Бесчувственными скрюченными пальцами он цеплялся за металлические перекладинки, толчками передвигая себя к открытому люку.
Наконец он оказался в кресле связиста. Немало труда и времени потребовалось, чтобы установить ленту в звукосниматель.
"Здравствуй, Павлуша!"
Николай Николаевич сжался и застонал: вместе с голосом Тани ворвались в кабину звуки подлунного мира. Это были голоса множества людей, это был шум улицы, шелест листвы, звук открываемых дверей. Это было прикосновение дорогих рук, забытая ласка, сияние глаз.
"Вот я и на луне. Представляешь, как я волновалась, когда выходила из ракетоплана? Сильнее, чем во время старта. И до сих пор не могу еще осознать, что я не на земле, что нас с тобой разделяет такое огромное расстояние..."
Закрыв глаза и уронив голову на грудь, ученый вслушивался в голос девушки. Но он уже слышал голос другой девушки, не звонкий, а мягкий, такой родной. Катя немного, совсем чуточку заикалась, отчего в каждой фразе, произнесенной ею, чудился тайный волнующий смысл, полный невысказанных чувств и желаний.
Таня запела, и Николай Николаевич застонал уже не от физической, а от душевной боли. Издалека пришла песня. Где-то в космическом просторе, которому нет ни конца, ни края, мчится по вечной орбите озаренная солнечным сиянием луна. И там поет девушка Таня. А Дектярев видит девушку с длинной русой косой, переброшенной на грудь. Она идет по влажной от росы траве, у нее босые запыленные ноги. Катя, выросшая среди уральских лесов, была верным и постоянным спутником Николая Николаевича в его самых дальних странствиях, пока .у них не появились дети. Тогда ее уделом стало ждать его возвращений.
И вот сейчас она ждет его...
Подземоход приближался к центру земли. Машина двигалась все быстрее. Вот она уже мчится со скоростью электромобиля. Бур бездействует - в нем нет нужды, и автоматы выключили его. Зато непрерывно возрастает нагрузка на термоядерную установку, которая создает защитное поле.
Обеспокоенный Николай Николаевич, сидя в кресле водителя, наблюдает по приборам, как к излучателям магнитоплазменного поля устремляются уже не миллионы, а сотни миллионов, миллиарды ампер. Такой рост силы тока может привести к тому, что подземоход взорвется подобно шаровой молнии.
Выключить поле нельзя, хотя внешнее давление уже не угрожает прочности корпуса. Опасность теперь другого рода. Антивещество (что-то похоже, что это действительно оно) поглощает электроды и протоны из защитного поля с необыкновенной жадностью. Непосредственное соприкосновение с оболочкой корпуса приведет к тому, что подземоход и его содержимое немедленно растворится в окружающей среде, исчезнет без следа.
Вторые сутки Дектярев не покидает кресла. Паралич овладел не только конечностями. Он подкрадывается к легким, к сердцу. При каждом вздохе боль пронизывает легкие. Сердце, ставшее тяжелым ощутимым комком, работает с надрывом. Все чаще наступают внезапные обмороки. Парализованный кишечник не принимает ни пищи, ни воды.
Тяжесть почти исчезла, передвижение из кабины в кабину становится все сложнее. Незначительное усилие приподымает тело как мыльный пузырь, подхваченный ветром.
Мелькают цифры-секунды в окошечке хронометра, сменяют один другого минутные знаки, неподвижным кажется барабан с часовыми делениями. Мечется нить гравиметра. Электрические вихри в газовом ядре пытаются увлечь за собой подземоход, и это беспокоит Дектярева сильнее, чем опасность быть растворенным в антивеществе или взорваться подобно шаровой молнии. Еще немного - и откажут гироскопические водители, потеряют ориентировку, а вместе с ними потеряет ориентировку и корабль.
Но пока "ПВ-313" продолжает приближаться к центру земли, и ученый бережет свои силы для решающего момента. Еще несколько часов, и корабль окажется в зоне полной невесомости.
Нужно выдержать эти часы.
Выдержать во что бы то ни стало!
27
Николай Николаевич с трудом разомкнул отяжелевшие веки и долго таращил глаза, пытаясь разглядеть окружающее сквозь пласты багрового тумана. Впал ли он перед этим в забытье, или короткий сон сломил его, он сказать не мог. Да и какое теперь это имело значение? Зрение сдавало. Лишь после отчаянного напряжения удалось ему стряхнуть с глаз мутную пелену. Она не исчезла полностью, а лишь разомкнулась в центре, неохотно приоткрывая клочок пространства.
Ученый сразу почувствовал: с кораблем происходит неладное. Кабина мягко покачивалась, на пульте встревоженно переговаривались гудки зуммеров. Двигатель бездействовал. Подземоход уже по инерции продолжал движение в газовой среде, не встречая достаточного сопротивления. Возможно, машина вообще находилась в неподвижности или описывала в пространстве беспорядочные траектории.
В поле зрения не попадали приборы. Напрасно Николай Николаевич вертел головой, перед глазами все время оказывалось серебристо-голубое найло-войлочное покрытие. Пульт исчез.
После долгого блуждания слепнущими глазами Дектярев различил потолочный люк. Тогда он понял, что видит потолок кабины. Пока он находился в забытье, толчок выбросил его из кресла, и невесомое беспомощное тело повисло теперь, что называется, между небом и землей.
Сомнений быть не могло: "ПВ-313" достиг центра земли. Исчезла полностью сила тяжести, и это нарушило работу автоматики. Гироскопический водитель потерял ориентировку - он отдавал самые беспорядочные и противоречивые приказы рулевым механизмам. Только вмешательство человека, способного управлять подземоходом, даст возможность машине выскользнуть из зоны невесомости. А там, как только появится тяжесть, гироводитель обретет чувствительность. Потом бур, встретив твердое вещество, подаст сигнал автоматам, и подземоход уверенно устремится вверх, навстречу солнцу.
Но руки Дектярева были уже парализованы.
Излучение никак не могло доконать геолога, хотя другой на его месте давно был бы мертв. Сердце, подчиняясь непримиримому желанию, продолжало стучать в груди. И легкие еще ловили воздух короткими обжигающими порциями. Главное же - ему подчинялся разум. А раз глаза видят и голова работает, Дектярев будет драться за спасение подземохода.
Если бы действовали руки!
Он принялся двигать головой и плечами. Опорой ему служил воздух, а какой прок от такой опоры?
Синтезаторы обновляют воздух и создают непрерывную циркуляцию его в кабинах. Воздух поступает через люки и отсасывается через раковины на торцах рамы. Если набраться терпения, то его, пожалуй, приблизит к пульту.
Ему удалось повернуться. Тогда он увидел пульт внизу справа. Черный зрачок экрана равнодушно наблюдал за борьбой Дектярева. Спокойно светились созвездия зеленых лампочек аппаратура готова была служить человеку, она только ждала приказа... Лишь нить гравиметра прыгала по шкале, и в унисон с нею мигала красная искорка.
Николай Николаевич бешено заработал плечамиждать он был не в состоянии. Но тут же притих. Нервами делу не поможешь. Отдышался, приказывая себе успокоиться, закрыл глаза. Ему показалось, что прошло много часов, прежде чем он снова взглянул на пульт. Но в окошечке хронометра сменилось всего восемь минутных делений.
Все же он убедился, что не остается в неподвижности: его приблизило к стене. Еще немного, и он коснется ее. Ждать... ждать... А силы на исходе. Кровь стучит в висках, сердце предательски замирает. Сердце беспокоит его больше всего.
Только бы успеть! Журналы, исписанные им и Биронтом, ленты самописцев, магнитофонная проволока с записью сообщений, посланных, но так и не дошедших наверх, - все это должно попасть в руки к людям, и в этом смысл борьбы. Нужно заставить подземоход лечь на курс к земной поверхности.
Наконец стена рядом. Оставалось пуститься в обратный путь. Николай Николаевич долго примеривался, вглядывался в кресло слепнущими глазами. Решившись, оттолкнулся головой.
Как ни мало было усилие, боль в голове ослепила его. Геолог задохнулся от нее, будто глотнул неразведенной уксусной кислоты. Неимоверным напряжением удалось ему сохранить сознание, хотя потребовалось для этого собрать воедино остатки воли и сосредоточиться только на одном желании добраться до пульта.
- Еще чуточку, старина, - подбодрил он себя, - потерпи еще немного.
Расчет не оправдался, Дектярева пронесло мимо кресла к противоположной стене. Он тут же снова оттолкнулся головой иного выхода у него все равно не было. Что это была за пытка! Николай Николаевич казался себе каким-то летающим сосудом, наполненным одной болью. Ни внутренностей, ни мозга, ничего - только боль.
И тут появилось искушение прекратить борьбу. Он знал: сразу наступит небытие, вечный покой.
Нет, он не имел права сдаваться. За его борьбой следили глаза Биронта и Чуракова, Скорюпина и Михеева. И еще десятки глаз чувствовал он на себе: Катюшины, Аркадия Семеновича, друзей из академии. Его дети и внуки ждут от него настоящей большой победы. А он столько прожил и так мало сделал.
Значит, нужно терпеть...
И еще дважды пришлось ему принять удар на голову. Не выдержав, ученый закричал, закричал громко, думая криком облегчить физические страдания. Крик эхом покатился из кабины в кабину.
Четвертая попытка увенчалась успехом. Николай Николаевич угодил в кресло, как баскетбольный мяч в сетку, и застрял в нем. Теперь требовалось повернуться, принять сидячее положение, что было далеко не простой задачей. Малейшее неосторожное движение - и его опять подымет в воздух.
Он поворачивался медленно, очень медленно. Омертвевшие руки только мешали ему, попадая то между шеей и креслом, то между туловищем и углом пульта. А паралич подбирался к сердцу. Начала терять чувствительность кожа на голове. Холодная жидкость обволакивала мозги.
Нужно было спешить, спешить!!
- Катя, - сказал он вслух. - Катя, я, кажется, не могу...
На глазах его выступили слезы. Он затих на минуту, а потом с нечеловеческим упрямством снова принялся за работу. Голова его приподнялась над пультом, глаза увидели ряды переключателей. Всего тридцать сантиметров зеркальной поверхности... Плоские лопатки переключателей рядом.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем лицо его оказалось в непосредственной близости от переключателей. Он полз к ним с величайшей осторожностью. Подведя левое плечо под корпус гравиметра и тем удерживая себя на пульте, Николай Николаевич стал разыскивать зубами нужную лопатку. Вцепившись ими в холодный кусочек пластмассы, он дал немножко успокоиться сердцу, вместе с которым вздрагивало все тело. Челюсти свело судорогой, зубы готовы были перекусить пластинку.
Дектярев начал медленно поворачивать рычажок. Голова мешала ему, мешали нос, губы. Десны так плотно прижались к направляющему пазу, вдоль которого двигалась планка, что из них потекла кровь.
Наконец раздался щелчок.
- Все! - торжествующе крикнул Дектярев. - Все...
Подземоход дрогнул, двигатель вначале вздохнул и загудел, набирая мощность. Заработали автоматы прямолинейного курса.
Зубы Николая Николаевича соскользнули с лопатки переключателя, его сбросило с пульта. Но, падая, он уже не видел, не чувствовал, что плавно опускался на потолок. Низ и верх поменялись местами. Подземоход "ПВ-313" лег на курс к земной поверхности.
Темнота сомкнулась над геологом сразу и плотно.
28
Однажды на рассвете жители небольшого городка Лайвертона, лежащего на краю пустыни Гибсона в Западной Австралии, были разбужены внезапными подземными толчками. В истории города до сих пор не было известно ни одного случая землетрясения. Красная песчаная пустыня, покрытая скудной, выжженной на солнце растительностью, лежала незыблемо и мертво.
Первые толчки жители почувствовали в пять утра. Испуганные мужчины, женщины, дети высыпали на улицу. Каменистая почва гудела под ногами.
Охваченная паникой толпа, только понаслышке знавшая об ужасах землетрясения, хлынула вон из города.
И тут глазам людей представилось необычайное зрелище. Невдалеке из-под земли вдруг брызнул сноп огня. Оглушительный грохот прокатился над пустыней, над крышами домов. Яркие голубоватые языки пламени соединились в чашу, которая все увеличивалась в размерах и начала вращаться сначала медленно, потом с бешеной скоростью. Камни, вырванные с корнем кустарники, песок - все это расплавленное, сожженное, обугленное взлетело на большую высоту.
Жители Лайвертона бросились обратно в город искать защиты от ослепительного света, от града камней и оседающей пыли.
А те, кто не смог бежать, спрятались в неровностях почвы, уткнувшись лицом в землю и закрыв голову руками. После того как ослаб огненный смерч, люди увидели, как вздулась почва в том месте, где родилась подземная молния. Огромная цилиндрическая башня стала выползать наружу. Сразу прекратился каменный дождь, погас огненный вихрь, но гул усиливался по мере того, как башня поднималась все выше.
Достигнув высоты двух десятков метров, она начала медленно валиться на бок. Прошло еще несколько минут, и стальное огнедышащее чудовище выползло наружу на исковерканную и опаленную почву.
Люди несмело приблизились к стальному кораблю. При свете разгорающейся утренней зари они смогли различить на корпусе крупные буквы: "СССР - "ПВ-313".
Еще трое суток...
Для жизни ничтожно мало, для предстоящей борьбы бесконечно много. Уже и сейчас в голове разлит расплавленный свинец и все тело кажется погруженным в кипяток. Невыносимо ноет левая рука. Дыхание становится затрудненным, астматическим. Чем поддержать себя в этой борьбе? Трое суток... целая вечность...
Взгляд Николая Николаевича остановился на маленькой круглой коробочке - это было все, что осталось от Павла. Коробочка одиноко лежала на пульте, перед креслом, в котором не так давно сидел Павел. На глянцевой поверхности пульта видно ее отражение...
- Таня, - обратился Дектярев к коробочке, - мы остались вдвоем. Я никогда не видел тебя, но я тебя знаю. Ты замечательная девушка, у тебя должно быть доброе сердце. Помоги мне, Таня.
Он уперся локтем левой руки в подлокотник кресла. Небольшого усилия оказалось достаточно, чтобы его тело, совсем недавно весившее восемьдесят девять килограммов, пушинкой поднялось над пультом. Геолога перевернуло, и он стал падать боком.
Падение длилось минуты полторы. Толчок о приборы был почти неощутим. Его снова приподняло над пультом, но он успел оттолкнуться плечом и передвинуть себя по направлению к коробочке. Расстояние в два метра пришлось преодолевать так долго, что за это время можно было бы не спеша обойти кругом Красную площадь.
Немеющие пальцы долго ловили гладкий пластмассовый футляр. От напряжения на лбу его выступили крупные капли пота. Казалось, еще одно усилие - и он лишится сознания. Но он не дал, не позволил себе этого.
Затолкнув коробочку в боковой карман комбинезона, передохнув и собравшись с силами, Николай Николаевич оттолкнулся от пульта и упал на пол около лесенки. Теперь осталось подняться по скобам. Будь тяжесть чуть побольше, геологу не удалось бы выполнить свою затею. Но тело его весило не больше килограмма. Бесчувственными скрюченными пальцами он цеплялся за металлические перекладинки, толчками передвигая себя к открытому люку.
Наконец он оказался в кресле связиста. Немало труда и времени потребовалось, чтобы установить ленту в звукосниматель.
"Здравствуй, Павлуша!"
Николай Николаевич сжался и застонал: вместе с голосом Тани ворвались в кабину звуки подлунного мира. Это были голоса множества людей, это был шум улицы, шелест листвы, звук открываемых дверей. Это было прикосновение дорогих рук, забытая ласка, сияние глаз.
"Вот я и на луне. Представляешь, как я волновалась, когда выходила из ракетоплана? Сильнее, чем во время старта. И до сих пор не могу еще осознать, что я не на земле, что нас с тобой разделяет такое огромное расстояние..."
Закрыв глаза и уронив голову на грудь, ученый вслушивался в голос девушки. Но он уже слышал голос другой девушки, не звонкий, а мягкий, такой родной. Катя немного, совсем чуточку заикалась, отчего в каждой фразе, произнесенной ею, чудился тайный волнующий смысл, полный невысказанных чувств и желаний.
Таня запела, и Николай Николаевич застонал уже не от физической, а от душевной боли. Издалека пришла песня. Где-то в космическом просторе, которому нет ни конца, ни края, мчится по вечной орбите озаренная солнечным сиянием луна. И там поет девушка Таня. А Дектярев видит девушку с длинной русой косой, переброшенной на грудь. Она идет по влажной от росы траве, у нее босые запыленные ноги. Катя, выросшая среди уральских лесов, была верным и постоянным спутником Николая Николаевича в его самых дальних странствиях, пока .у них не появились дети. Тогда ее уделом стало ждать его возвращений.
И вот сейчас она ждет его...
Подземоход приближался к центру земли. Машина двигалась все быстрее. Вот она уже мчится со скоростью электромобиля. Бур бездействует - в нем нет нужды, и автоматы выключили его. Зато непрерывно возрастает нагрузка на термоядерную установку, которая создает защитное поле.
Обеспокоенный Николай Николаевич, сидя в кресле водителя, наблюдает по приборам, как к излучателям магнитоплазменного поля устремляются уже не миллионы, а сотни миллионов, миллиарды ампер. Такой рост силы тока может привести к тому, что подземоход взорвется подобно шаровой молнии.
Выключить поле нельзя, хотя внешнее давление уже не угрожает прочности корпуса. Опасность теперь другого рода. Антивещество (что-то похоже, что это действительно оно) поглощает электроды и протоны из защитного поля с необыкновенной жадностью. Непосредственное соприкосновение с оболочкой корпуса приведет к тому, что подземоход и его содержимое немедленно растворится в окружающей среде, исчезнет без следа.
Вторые сутки Дектярев не покидает кресла. Паралич овладел не только конечностями. Он подкрадывается к легким, к сердцу. При каждом вздохе боль пронизывает легкие. Сердце, ставшее тяжелым ощутимым комком, работает с надрывом. Все чаще наступают внезапные обмороки. Парализованный кишечник не принимает ни пищи, ни воды.
Тяжесть почти исчезла, передвижение из кабины в кабину становится все сложнее. Незначительное усилие приподымает тело как мыльный пузырь, подхваченный ветром.
Мелькают цифры-секунды в окошечке хронометра, сменяют один другого минутные знаки, неподвижным кажется барабан с часовыми делениями. Мечется нить гравиметра. Электрические вихри в газовом ядре пытаются увлечь за собой подземоход, и это беспокоит Дектярева сильнее, чем опасность быть растворенным в антивеществе или взорваться подобно шаровой молнии. Еще немного - и откажут гироскопические водители, потеряют ориентировку, а вместе с ними потеряет ориентировку и корабль.
Но пока "ПВ-313" продолжает приближаться к центру земли, и ученый бережет свои силы для решающего момента. Еще несколько часов, и корабль окажется в зоне полной невесомости.
Нужно выдержать эти часы.
Выдержать во что бы то ни стало!
27
Николай Николаевич с трудом разомкнул отяжелевшие веки и долго таращил глаза, пытаясь разглядеть окружающее сквозь пласты багрового тумана. Впал ли он перед этим в забытье, или короткий сон сломил его, он сказать не мог. Да и какое теперь это имело значение? Зрение сдавало. Лишь после отчаянного напряжения удалось ему стряхнуть с глаз мутную пелену. Она не исчезла полностью, а лишь разомкнулась в центре, неохотно приоткрывая клочок пространства.
Ученый сразу почувствовал: с кораблем происходит неладное. Кабина мягко покачивалась, на пульте встревоженно переговаривались гудки зуммеров. Двигатель бездействовал. Подземоход уже по инерции продолжал движение в газовой среде, не встречая достаточного сопротивления. Возможно, машина вообще находилась в неподвижности или описывала в пространстве беспорядочные траектории.
В поле зрения не попадали приборы. Напрасно Николай Николаевич вертел головой, перед глазами все время оказывалось серебристо-голубое найло-войлочное покрытие. Пульт исчез.
После долгого блуждания слепнущими глазами Дектярев различил потолочный люк. Тогда он понял, что видит потолок кабины. Пока он находился в забытье, толчок выбросил его из кресла, и невесомое беспомощное тело повисло теперь, что называется, между небом и землей.
Сомнений быть не могло: "ПВ-313" достиг центра земли. Исчезла полностью сила тяжести, и это нарушило работу автоматики. Гироскопический водитель потерял ориентировку - он отдавал самые беспорядочные и противоречивые приказы рулевым механизмам. Только вмешательство человека, способного управлять подземоходом, даст возможность машине выскользнуть из зоны невесомости. А там, как только появится тяжесть, гироводитель обретет чувствительность. Потом бур, встретив твердое вещество, подаст сигнал автоматам, и подземоход уверенно устремится вверх, навстречу солнцу.
Но руки Дектярева были уже парализованы.
Излучение никак не могло доконать геолога, хотя другой на его месте давно был бы мертв. Сердце, подчиняясь непримиримому желанию, продолжало стучать в груди. И легкие еще ловили воздух короткими обжигающими порциями. Главное же - ему подчинялся разум. А раз глаза видят и голова работает, Дектярев будет драться за спасение подземохода.
Если бы действовали руки!
Он принялся двигать головой и плечами. Опорой ему служил воздух, а какой прок от такой опоры?
Синтезаторы обновляют воздух и создают непрерывную циркуляцию его в кабинах. Воздух поступает через люки и отсасывается через раковины на торцах рамы. Если набраться терпения, то его, пожалуй, приблизит к пульту.
Ему удалось повернуться. Тогда он увидел пульт внизу справа. Черный зрачок экрана равнодушно наблюдал за борьбой Дектярева. Спокойно светились созвездия зеленых лампочек аппаратура готова была служить человеку, она только ждала приказа... Лишь нить гравиметра прыгала по шкале, и в унисон с нею мигала красная искорка.
Николай Николаевич бешено заработал плечамиждать он был не в состоянии. Но тут же притих. Нервами делу не поможешь. Отдышался, приказывая себе успокоиться, закрыл глаза. Ему показалось, что прошло много часов, прежде чем он снова взглянул на пульт. Но в окошечке хронометра сменилось всего восемь минутных делений.
Все же он убедился, что не остается в неподвижности: его приблизило к стене. Еще немного, и он коснется ее. Ждать... ждать... А силы на исходе. Кровь стучит в висках, сердце предательски замирает. Сердце беспокоит его больше всего.
Только бы успеть! Журналы, исписанные им и Биронтом, ленты самописцев, магнитофонная проволока с записью сообщений, посланных, но так и не дошедших наверх, - все это должно попасть в руки к людям, и в этом смысл борьбы. Нужно заставить подземоход лечь на курс к земной поверхности.
Наконец стена рядом. Оставалось пуститься в обратный путь. Николай Николаевич долго примеривался, вглядывался в кресло слепнущими глазами. Решившись, оттолкнулся головой.
Как ни мало было усилие, боль в голове ослепила его. Геолог задохнулся от нее, будто глотнул неразведенной уксусной кислоты. Неимоверным напряжением удалось ему сохранить сознание, хотя потребовалось для этого собрать воедино остатки воли и сосредоточиться только на одном желании добраться до пульта.
- Еще чуточку, старина, - подбодрил он себя, - потерпи еще немного.
Расчет не оправдался, Дектярева пронесло мимо кресла к противоположной стене. Он тут же снова оттолкнулся головой иного выхода у него все равно не было. Что это была за пытка! Николай Николаевич казался себе каким-то летающим сосудом, наполненным одной болью. Ни внутренностей, ни мозга, ничего - только боль.
И тут появилось искушение прекратить борьбу. Он знал: сразу наступит небытие, вечный покой.
Нет, он не имел права сдаваться. За его борьбой следили глаза Биронта и Чуракова, Скорюпина и Михеева. И еще десятки глаз чувствовал он на себе: Катюшины, Аркадия Семеновича, друзей из академии. Его дети и внуки ждут от него настоящей большой победы. А он столько прожил и так мало сделал.
Значит, нужно терпеть...
И еще дважды пришлось ему принять удар на голову. Не выдержав, ученый закричал, закричал громко, думая криком облегчить физические страдания. Крик эхом покатился из кабины в кабину.
Четвертая попытка увенчалась успехом. Николай Николаевич угодил в кресло, как баскетбольный мяч в сетку, и застрял в нем. Теперь требовалось повернуться, принять сидячее положение, что было далеко не простой задачей. Малейшее неосторожное движение - и его опять подымет в воздух.
Он поворачивался медленно, очень медленно. Омертвевшие руки только мешали ему, попадая то между шеей и креслом, то между туловищем и углом пульта. А паралич подбирался к сердцу. Начала терять чувствительность кожа на голове. Холодная жидкость обволакивала мозги.
Нужно было спешить, спешить!!
- Катя, - сказал он вслух. - Катя, я, кажется, не могу...
На глазах его выступили слезы. Он затих на минуту, а потом с нечеловеческим упрямством снова принялся за работу. Голова его приподнялась над пультом, глаза увидели ряды переключателей. Всего тридцать сантиметров зеркальной поверхности... Плоские лопатки переключателей рядом.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем лицо его оказалось в непосредственной близости от переключателей. Он полз к ним с величайшей осторожностью. Подведя левое плечо под корпус гравиметра и тем удерживая себя на пульте, Николай Николаевич стал разыскивать зубами нужную лопатку. Вцепившись ими в холодный кусочек пластмассы, он дал немножко успокоиться сердцу, вместе с которым вздрагивало все тело. Челюсти свело судорогой, зубы готовы были перекусить пластинку.
Дектярев начал медленно поворачивать рычажок. Голова мешала ему, мешали нос, губы. Десны так плотно прижались к направляющему пазу, вдоль которого двигалась планка, что из них потекла кровь.
Наконец раздался щелчок.
- Все! - торжествующе крикнул Дектярев. - Все...
Подземоход дрогнул, двигатель вначале вздохнул и загудел, набирая мощность. Заработали автоматы прямолинейного курса.
Зубы Николая Николаевича соскользнули с лопатки переключателя, его сбросило с пульта. Но, падая, он уже не видел, не чувствовал, что плавно опускался на потолок. Низ и верх поменялись местами. Подземоход "ПВ-313" лег на курс к земной поверхности.
Темнота сомкнулась над геологом сразу и плотно.
28
Однажды на рассвете жители небольшого городка Лайвертона, лежащего на краю пустыни Гибсона в Западной Австралии, были разбужены внезапными подземными толчками. В истории города до сих пор не было известно ни одного случая землетрясения. Красная песчаная пустыня, покрытая скудной, выжженной на солнце растительностью, лежала незыблемо и мертво.
Первые толчки жители почувствовали в пять утра. Испуганные мужчины, женщины, дети высыпали на улицу. Каменистая почва гудела под ногами.
Охваченная паникой толпа, только понаслышке знавшая об ужасах землетрясения, хлынула вон из города.
И тут глазам людей представилось необычайное зрелище. Невдалеке из-под земли вдруг брызнул сноп огня. Оглушительный грохот прокатился над пустыней, над крышами домов. Яркие голубоватые языки пламени соединились в чашу, которая все увеличивалась в размерах и начала вращаться сначала медленно, потом с бешеной скоростью. Камни, вырванные с корнем кустарники, песок - все это расплавленное, сожженное, обугленное взлетело на большую высоту.
Жители Лайвертона бросились обратно в город искать защиты от ослепительного света, от града камней и оседающей пыли.
А те, кто не смог бежать, спрятались в неровностях почвы, уткнувшись лицом в землю и закрыв голову руками. После того как ослаб огненный смерч, люди увидели, как вздулась почва в том месте, где родилась подземная молния. Огромная цилиндрическая башня стала выползать наружу. Сразу прекратился каменный дождь, погас огненный вихрь, но гул усиливался по мере того, как башня поднималась все выше.
Достигнув высоты двух десятков метров, она начала медленно валиться на бок. Прошло еще несколько минут, и стальное огнедышащее чудовище выползло наружу на исковерканную и опаленную почву.
Люди несмело приблизились к стальному кораблю. При свете разгорающейся утренней зари они смогли различить на корпусе крупные буквы: "СССР - "ПВ-313".