Наконец, четвертая причина цивилизации – причина, не подлежащая точной оценке, но тем не менее действительная, – это появление великих людей. Никто не может сказать, почему в известную эпоху является великий человек, и насколько он участвует в развитии мира, – это тайна провидения; но самый факт тем не менее существует. Есть люди, которых поражает и возмущает вид анархии или застоя в обществе, которые восстают всей душою против законности этого факта и чувствуют в себе непреодолимую потребность изменить его, внести в окружающий их мир некоторый порядок, нечто общее, правильное, прочное. Сила этих людей страшна, опасна, она часто обращается в тиранию, влечет за собою тысячи несправедливостей и заблуждений, потому что ее сопровождают человеческие слабости; но при всем том она велика и спасительна, потому что она приводит человеческий род в сильное движение, заставляет его сделать большой шаг вперед.
Эти различные причины, различные силы породили между V и IX столетиями различные попытки вывести европейское общество из состояния варварства.
Первая из них – и хотя она не имела важных последствий, но ее нельзя не отметить, потому что она исходила от самих варваров, – это кодификация варварских законов. Между VI и VII веками почти все законы варварских народов были облечены в письменную форму. До того времени это были лишь обычаи, которыми управлялись варвары до утверждения своего на развалинах Римской империи. Известны законы бургундцев, франков салических, франков рипуарских, вестготов, лангобардов, саксов, фризов, баварцев, алеманов и др. Это было, очевидно, началом цивилизации, попыткою подчинить общество власти общих и определенных принципов. Успех этой попытки не мог быть велик, потому что кодифицировались законы несуществовавшего уже общества, законы общественного быта варваров до водворения их на римской территории, – быта, предшествовавшего перемене бродячей жизни на оседлую, состояния кочующих воинов на состояние оседлых собственников. Кое-где встречаются, правда, статьи о землях покоренных варварами, об отношениях победителей к прежним владельцам страны; кое-где видны попытки определить некоторые явления новой общественной жизни; но большая часть законов относится к прежней жизни, к древнему состоянию германцев; они не были применимы к новому обществу и в развитии его не играли почти никакой роли.
В Италии и в Южной Галлии в то же время была сделана другая попытка. Римское общество сохранилось там лучше, чем в других странах; в городах было больше порядка и оживления. Цивилизация попыталась здесь подняться. Вглядываясь, например, в королевство остготов в Италии, при Теодорихе, мы видим, что даже под властью короля-варвара и варварской нации, муниципальное устройство не прекращалось и не оставалось без влияния на общий ход событий. Римское общество влияло на готов и до известной степени слилось с ними. Тот же самый факт наблюдается и в Южной Галлии. В начале VI столетия вестготский король Тулузы, Аларих, предпринял собрание римских законов и обнародовал для своих римских подданных кодекс под именем Breviarium Aniani.
Восстановить цивилизацию в Испании пыталась другая сила – сила церкви. Вместо древних германских собраний, собраний мужей, воинов, преобладающим собранием в Испании является толедский собор, и в нем, несмотря на присутствие многих светских лиц, первое место занимают епископы. Откройте закон вестготов – вы увидите, что это не варварский закон. Он, очевидно, составлен тогдашними философами – лицами духовного сословия. Он исполнен общих идей, теорий – и теорий, совершенно чуждых нравам варваров. Так, например, вы знаете, что варварское законодательство было законодательством личным, т. е. известный закон имел силу только для людей одного и того же племени. Римляне управлялись римским, франки – франкским законами. У каждого народа был свой закон, хотя бы они были подчинены одному правительству и жили на одной и той же территории. Вот что называется системою личного законодательства, в противоположность системе реального законодательства, в основе которого лежит территория. Между тем закон вестготов не отличается характером личным: он основан на территории. Все жители Испании, римляне или вестготы, подчинены одному и тому же закону. Продолжайте изучение этого закона – вы встретите еще более ясные признаки философской идеи. У варваров человек имел определенную, зависевшую от положения его цену; варвар и римлянин, свободный человек и зависимый ценились различно, существовал тариф на жизнь каждого из них. В законах вестготов принят принцип равной цены всех людей пред законом. Всмотритесь в систему судопроизводства: вместо очистительной присяги или судебного поединка, вы найдете систему доказательств посредством свидетелей, рациональное исследование дела, т. е. то, что имеет место в цивилизованном обществе. Одним словом, все вестготское законодательство носит на себе ученый, систематический, социальный характер. В нем чувствуется работа того же самого духовенства, которое преобладало на толедских соборах и имело такое могущественное влияние на туземное правительство. Итак, в Испании до вторжения арабов попытка восстановить цивилизацию исходила от теократии.
Во Франции та же попытка была результатом иной силы, она была делом великих людей, в особенности Карла Великого. Рассмотрите его правление с разных сторон, вы увидите, что его господствующею идеею была цивилизация народов. Возьмем сначала его войны; он постоянно в походах: на юге, на северо-востоке, на Эбро, на Эльбе, на Везере. Вы думаете, что эти походы предприняты были им произвольно, в силу одной только жажды завоеваний? Нисколько. Я не говорю, что Карл Великий отдавал себе полный, строгий отчет в своих действиях, чтобы в планах его было много дипломатии и стратегии, но он повиновался крайней необходимости, желанию подавить варварство. Все его царствование было занято противодействием двойственному вторжению: мусульман с юга, германцев и славян с севера. Таков воинственный характер царствования Карла; походы его против саксов не имеют иной причины, иной цели. Переходя от войн к внутреннему управлению Карла Великого, вы различите и там попытку ввести порядок, единство в управлении всеми странами, ему принадлежащими.
Я не хочу употребить выражения королевство или государство, выражения эти слишком правильны, они возбуждают идею, далеко не соответствующую обществу, во главе которого стоял Карл. Несомненно только то, что, будучи властителем громадной территории, он возмущался при виде царившего в ней беспорядка, анархии и старался изменить это ужасное состояние. Средствами к тому служили прежде всего его missi dominici, которые он рассылал во все части территории с тем, чтобы они наблюдали за течением дел, исправляли замеченные недостатки и доносили ему о них; затем общие собрания, которые он созывал с гораздо большею настойчивостью, чем его предшественники; собирал он почти всех знаменитых мужей своей территории. Это не были настоящие свободные собрания, они не представляли ничего похожего на собрания народных представителей в современном значении этого слова. Карл Великий видел в них только средство знакомиться с текущими делами, вносить некоторую правильность в хаос, царивший среди народонаселения.
С какой бы точки зрения вы ни рассматривали царствование Карла Великого, вы постоянно встретите в нем одну и ту же отличительную черту: борьбу с варварством, стремление к цивилизации. Это видно из забот его об учреждении школ, из расположения его к ученым, из покровительства, которое он оказывал влиянию церкви и вообще всему, что, по его мнению, могло действовать или на все общество, или на единичного человека.
Подобная попытка была сделана несколько позже в Англии королем Альфредом.
Таким образом от V до IX столетия в различных пунктах Европы принимались различные, исчисленные мною выше меры для того, чтобы выйти из состояния варварства.
Но все это было безуспешно. Карл не мог основать свою обширную монархию и ту систему управления, которой он желал дать преобладание. В Испании церкви не удалось установить теократическое начало. В Италии и Южной Галлии римская цивилизация хотя несколько раз и пыталась подняться, но это удалось ей лишь гораздо позже, в конце X столетия. До того времени все попытки положить конец варварству оставались без успеха: предпринимавшие эти попытки предполагали людей более развитыми, нежели это было на самом деле, и стремились к установлению, под различными формами, общества более обширного и правильного, нежели то было возможно при тогдашнем распределении сил и состояний умов. Однако попытки эти все-таки не прошли бесследно: в начале X столетия не существовало более ни великой монархии Карла Великого, ни славных теледских соборов, но варварство тем не менее близилось к концу; Европа достигла двух важных результатов.
Во-первых, вторжения народов на севере и на юге были остановлены; государства, образовавшиеся вследствие распадения монархии Карла Великого на правом берегу Рейна, представляли сильную преграду народам, стремившимся еще на запад. Неопровержимым доказательством тому служат норманны: до этого времени число морских набегов, за исключением вторжений, сделанных в Англию, было крайне незначительно. В течение IX века эти набеги становятся постоянными и всеобщими. Следовательно, вторжения с сухого пути стали весьма затруднительными; общество приобрело с этой стороны более определенные и безопасные границы. Та часть бродячего населения Европы, которая не могла быть оттеснена назад, принуждена была искать счастья на море. Как ни велико было зло, причиненное западу набегами норманнов, но они были далеко не столь гибельны, как сухопутные нашествия, и несравненно менее тревожили зарождавшееся общество. На юге мы видим то же самое. Арабы водворяются в Испании; между ними и христианами идет по-прежнему борьба, но она уже не влечет за собою переселения народов. Шайки сарацинов опустошают еще по временам берега Средиземного моря; но успехи ислама очевидно прекратились.
Во-вторых, в то же время внутри европейской территории заметно прекращение бродячей жизни; народонаселения становятся оседлыми, поземельная собственность принимает определенный вид, взаимные отношения людей не изменяются уже, как прежде, со дня на день, под влиянием силы и случая. Внутреннее, нравственное состояние человека также начинает изменяться, его идеи, чувства, как и сама жизнь, приобретают некоторую определенность: он привязывается к месту, на котором живет, к отношениям, в которые вступает, к своим владениям, которые уже надеется передать своим детям, – привязывается к жилищу, которое он впоследствии называет своим замком, и к этому жалкому сборищу рабов, из которого со временем образуется селение. Повсюду являются маленькие общества, маленькие государства, выкроенные, так сказать, по мере идей и мудрости человека того времени. В эти общества вводится мало-помалу связь, начало которой заключается в варварских нравах, связь конфедеративная, не нарушающая личной независимости. С одной стороны, каждое значительное лицо поселяется в своих владениях вместе с семьею и слугами, с другой стороны, между этими собственниками-воинами, рассеянными по территории, установляется известная иерархия услуг и прав. Это и есть феодальная система, развившаяся из недр варварства. Из всех разнообразных элементов нашей цивилизации, преобладающее влияние прежде всех, естественно, должен был получить германский: на его стороне была сила, он покорил Европу, от него она должна была получить свою первоначальную форму, свое первое общественное устройство. Так и случилось. Феодальная система, ее характер, роль, которую она играла в истории европейской цивилизации, будет предметом нашей следующей лекции; в недрах утвердившегося феодализма мы на каждом шагу будем встречаться с другими элементами нашего общества: с королевскою властью, церковью, городскими общинами; не трудно предугадать, что этим элементам не суждено погибнуть под феодальною формою, с которою они сливаются, в то же время борясь против нее и ожидая, что и для них ударит час победы.
ЛЕКЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Эти различные причины, различные силы породили между V и IX столетиями различные попытки вывести европейское общество из состояния варварства.
Первая из них – и хотя она не имела важных последствий, но ее нельзя не отметить, потому что она исходила от самих варваров, – это кодификация варварских законов. Между VI и VII веками почти все законы варварских народов были облечены в письменную форму. До того времени это были лишь обычаи, которыми управлялись варвары до утверждения своего на развалинах Римской империи. Известны законы бургундцев, франков салических, франков рипуарских, вестготов, лангобардов, саксов, фризов, баварцев, алеманов и др. Это было, очевидно, началом цивилизации, попыткою подчинить общество власти общих и определенных принципов. Успех этой попытки не мог быть велик, потому что кодифицировались законы несуществовавшего уже общества, законы общественного быта варваров до водворения их на римской территории, – быта, предшествовавшего перемене бродячей жизни на оседлую, состояния кочующих воинов на состояние оседлых собственников. Кое-где встречаются, правда, статьи о землях покоренных варварами, об отношениях победителей к прежним владельцам страны; кое-где видны попытки определить некоторые явления новой общественной жизни; но большая часть законов относится к прежней жизни, к древнему состоянию германцев; они не были применимы к новому обществу и в развитии его не играли почти никакой роли.
В Италии и в Южной Галлии в то же время была сделана другая попытка. Римское общество сохранилось там лучше, чем в других странах; в городах было больше порядка и оживления. Цивилизация попыталась здесь подняться. Вглядываясь, например, в королевство остготов в Италии, при Теодорихе, мы видим, что даже под властью короля-варвара и варварской нации, муниципальное устройство не прекращалось и не оставалось без влияния на общий ход событий. Римское общество влияло на готов и до известной степени слилось с ними. Тот же самый факт наблюдается и в Южной Галлии. В начале VI столетия вестготский король Тулузы, Аларих, предпринял собрание римских законов и обнародовал для своих римских подданных кодекс под именем Breviarium Aniani.
Восстановить цивилизацию в Испании пыталась другая сила – сила церкви. Вместо древних германских собраний, собраний мужей, воинов, преобладающим собранием в Испании является толедский собор, и в нем, несмотря на присутствие многих светских лиц, первое место занимают епископы. Откройте закон вестготов – вы увидите, что это не варварский закон. Он, очевидно, составлен тогдашними философами – лицами духовного сословия. Он исполнен общих идей, теорий – и теорий, совершенно чуждых нравам варваров. Так, например, вы знаете, что варварское законодательство было законодательством личным, т. е. известный закон имел силу только для людей одного и того же племени. Римляне управлялись римским, франки – франкским законами. У каждого народа был свой закон, хотя бы они были подчинены одному правительству и жили на одной и той же территории. Вот что называется системою личного законодательства, в противоположность системе реального законодательства, в основе которого лежит территория. Между тем закон вестготов не отличается характером личным: он основан на территории. Все жители Испании, римляне или вестготы, подчинены одному и тому же закону. Продолжайте изучение этого закона – вы встретите еще более ясные признаки философской идеи. У варваров человек имел определенную, зависевшую от положения его цену; варвар и римлянин, свободный человек и зависимый ценились различно, существовал тариф на жизнь каждого из них. В законах вестготов принят принцип равной цены всех людей пред законом. Всмотритесь в систему судопроизводства: вместо очистительной присяги или судебного поединка, вы найдете систему доказательств посредством свидетелей, рациональное исследование дела, т. е. то, что имеет место в цивилизованном обществе. Одним словом, все вестготское законодательство носит на себе ученый, систематический, социальный характер. В нем чувствуется работа того же самого духовенства, которое преобладало на толедских соборах и имело такое могущественное влияние на туземное правительство. Итак, в Испании до вторжения арабов попытка восстановить цивилизацию исходила от теократии.
Во Франции та же попытка была результатом иной силы, она была делом великих людей, в особенности Карла Великого. Рассмотрите его правление с разных сторон, вы увидите, что его господствующею идеею была цивилизация народов. Возьмем сначала его войны; он постоянно в походах: на юге, на северо-востоке, на Эбро, на Эльбе, на Везере. Вы думаете, что эти походы предприняты были им произвольно, в силу одной только жажды завоеваний? Нисколько. Я не говорю, что Карл Великий отдавал себе полный, строгий отчет в своих действиях, чтобы в планах его было много дипломатии и стратегии, но он повиновался крайней необходимости, желанию подавить варварство. Все его царствование было занято противодействием двойственному вторжению: мусульман с юга, германцев и славян с севера. Таков воинственный характер царствования Карла; походы его против саксов не имеют иной причины, иной цели. Переходя от войн к внутреннему управлению Карла Великого, вы различите и там попытку ввести порядок, единство в управлении всеми странами, ему принадлежащими.
Я не хочу употребить выражения королевство или государство, выражения эти слишком правильны, они возбуждают идею, далеко не соответствующую обществу, во главе которого стоял Карл. Несомненно только то, что, будучи властителем громадной территории, он возмущался при виде царившего в ней беспорядка, анархии и старался изменить это ужасное состояние. Средствами к тому служили прежде всего его missi dominici, которые он рассылал во все части территории с тем, чтобы они наблюдали за течением дел, исправляли замеченные недостатки и доносили ему о них; затем общие собрания, которые он созывал с гораздо большею настойчивостью, чем его предшественники; собирал он почти всех знаменитых мужей своей территории. Это не были настоящие свободные собрания, они не представляли ничего похожего на собрания народных представителей в современном значении этого слова. Карл Великий видел в них только средство знакомиться с текущими делами, вносить некоторую правильность в хаос, царивший среди народонаселения.
С какой бы точки зрения вы ни рассматривали царствование Карла Великого, вы постоянно встретите в нем одну и ту же отличительную черту: борьбу с варварством, стремление к цивилизации. Это видно из забот его об учреждении школ, из расположения его к ученым, из покровительства, которое он оказывал влиянию церкви и вообще всему, что, по его мнению, могло действовать или на все общество, или на единичного человека.
Подобная попытка была сделана несколько позже в Англии королем Альфредом.
Таким образом от V до IX столетия в различных пунктах Европы принимались различные, исчисленные мною выше меры для того, чтобы выйти из состояния варварства.
Но все это было безуспешно. Карл не мог основать свою обширную монархию и ту систему управления, которой он желал дать преобладание. В Испании церкви не удалось установить теократическое начало. В Италии и Южной Галлии римская цивилизация хотя несколько раз и пыталась подняться, но это удалось ей лишь гораздо позже, в конце X столетия. До того времени все попытки положить конец варварству оставались без успеха: предпринимавшие эти попытки предполагали людей более развитыми, нежели это было на самом деле, и стремились к установлению, под различными формами, общества более обширного и правильного, нежели то было возможно при тогдашнем распределении сил и состояний умов. Однако попытки эти все-таки не прошли бесследно: в начале X столетия не существовало более ни великой монархии Карла Великого, ни славных теледских соборов, но варварство тем не менее близилось к концу; Европа достигла двух важных результатов.
Во-первых, вторжения народов на севере и на юге были остановлены; государства, образовавшиеся вследствие распадения монархии Карла Великого на правом берегу Рейна, представляли сильную преграду народам, стремившимся еще на запад. Неопровержимым доказательством тому служат норманны: до этого времени число морских набегов, за исключением вторжений, сделанных в Англию, было крайне незначительно. В течение IX века эти набеги становятся постоянными и всеобщими. Следовательно, вторжения с сухого пути стали весьма затруднительными; общество приобрело с этой стороны более определенные и безопасные границы. Та часть бродячего населения Европы, которая не могла быть оттеснена назад, принуждена была искать счастья на море. Как ни велико было зло, причиненное западу набегами норманнов, но они были далеко не столь гибельны, как сухопутные нашествия, и несравненно менее тревожили зарождавшееся общество. На юге мы видим то же самое. Арабы водворяются в Испании; между ними и христианами идет по-прежнему борьба, но она уже не влечет за собою переселения народов. Шайки сарацинов опустошают еще по временам берега Средиземного моря; но успехи ислама очевидно прекратились.
Во-вторых, в то же время внутри европейской территории заметно прекращение бродячей жизни; народонаселения становятся оседлыми, поземельная собственность принимает определенный вид, взаимные отношения людей не изменяются уже, как прежде, со дня на день, под влиянием силы и случая. Внутреннее, нравственное состояние человека также начинает изменяться, его идеи, чувства, как и сама жизнь, приобретают некоторую определенность: он привязывается к месту, на котором живет, к отношениям, в которые вступает, к своим владениям, которые уже надеется передать своим детям, – привязывается к жилищу, которое он впоследствии называет своим замком, и к этому жалкому сборищу рабов, из которого со временем образуется селение. Повсюду являются маленькие общества, маленькие государства, выкроенные, так сказать, по мере идей и мудрости человека того времени. В эти общества вводится мало-помалу связь, начало которой заключается в варварских нравах, связь конфедеративная, не нарушающая личной независимости. С одной стороны, каждое значительное лицо поселяется в своих владениях вместе с семьею и слугами, с другой стороны, между этими собственниками-воинами, рассеянными по территории, установляется известная иерархия услуг и прав. Это и есть феодальная система, развившаяся из недр варварства. Из всех разнообразных элементов нашей цивилизации, преобладающее влияние прежде всех, естественно, должен был получить германский: на его стороне была сила, он покорил Европу, от него она должна была получить свою первоначальную форму, свое первое общественное устройство. Так и случилось. Феодальная система, ее характер, роль, которую она играла в истории европейской цивилизации, будет предметом нашей следующей лекции; в недрах утвердившегося феодализма мы на каждом шагу будем встречаться с другими элементами нашего общества: с королевскою властью, церковью, городскими общинами; не трудно предугадать, что этим элементам не суждено погибнуть под феодальною формою, с которою они сливаются, в то же время борясь против нее и ожидая, что и для них ударит час победы.
ЛЕКЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Необходимая связь учений и фактов. – Перевес селений над городами. – Организация каждого отдельного феодального общества. – Влияние феодальной системы на характер феодального владельца и на семейный дух. – Народная ненависть к феодальному устройству. – Ничтожное значение священника для рабов. – Невозможность правильной организации феодализма: 1) отсутствие сильного авторитета; 2) отсутствие общественной власти; 3) затруднения, сопряженные с федеративным устройством. – Идея о праве сопротивления, свойственная феодализму. – Влияние феодальной системы: благое – на личное развитие человека, дурное – на общественный порядок.
Мы изучили состояние Европы после падения Римской империи в первую эпоху Средних веков, в эпоху варварства. Мы видели, что в конце этой эпохи, в начале X столетия, первою системою, развившеюся и овладевшею европейским обществом, была феодальная система, что из недр варварства прежде всего родился феодализм. Я думаю, нет надобности напоминать, что мы изучаем не историю событий; я не буду рассказывать вам о судьбах феодализма. Нас занимает история цивилизации; цивилизация же есть общий, скрытый факт, который мы ищем под всеми внешними явлениями, скрывающими его. События, общественные кризисы, различные состояния, чрез которые проходило общество, любопытны для нас только по отношению их к развитию цивилизации. Мы должны знать, в чем они противодействовали или способствовали ей, чем обогатили ее и чего ее лишили. Мы будем рассматривать феодальный режим исключительно с этой точки зрения.
В начале этого курса мы определили, что такое цивилизация, мы старались распознать ее элементы. Мы видели, что с одной стороны она состоит в развитии самого человека, отдельной личности, человечества, с другой – в развитии внешнего состояния людей, т. е. общества. Итак, встречаясь с событием, системою, всемирным явлением, мы должны каждый раз задавать себе следующий двойственный вопрос: какое влияние имело это явление на человека? какое влияние оно имело на общество?
Подобные изыскания неизбежно приведут нас к рассмотрению самых важных вопросов нравственной философии. Когда мы захотим узнать степень участия известного события, известной системы в развитии лица и общества, нам необходимо будет определить, в чем состоит истинное развитие того и другого, какое развитие ложно, незаконно, вредит, вместо того чтобы улучшать, влечет за собою регресс вместо прогресса. Нам никоим образом не следует отказываться от подобного изучения; в противном случае нам пришлось бы искажать факты; кроме того, само настроение умов, господствующее в настоящее время, заставляет нас добровольно принять это неизбежное соединение философии с историею. Это один из отличительных признаков и, быть может, самая характерная черта нашей эпохи. Мы призваны изучать и двигать вперед науку и действительность, теорию и практику – нераздельно. До нашего времени эти две силы жили отдельною жизнью. Общество привыкло видеть науку и практику идущими по различным путям, не знающими друг друга или, по крайней мере, не встречающимися между собою. Когда отвлеченные учения, общие идеи хотели воплотиться в событиях, действовать на мир, им удавалось достигнуть этого только в форме фанатизма и с его помощью. Обладание обществами, руководительство их делами до сих пор было разделено между двумя влияниями: с одной стороны – людей верующих, фанатиков, приверженцев общих идей и принципов; с другой стороны – людей чуждых всякому рациональному началу, управляемых единственно силою обстоятельств, людей практических, людей минуты (libertins, как называли их в XVIII веке). Теперь это двойственное состояние уже прекращается; преобладание не может более принадлежать ни фанатикам, ни практикам. Теперь, чтобы управлять людьми, чтобы руководить ими, необходимо знать и понимать как общие идеи, так и текущие события; необходимо обращать внимание и на принципы, и на факты; уважать истину и действительность; избегать ослеплений фанатиков и ослепления практиков. Таков результат развития человеческого разума и общественного быта: с одной стороны, человеческий разум, возвышенный и свободный, лучше понимает совокупность явлений, научился обнимать одним взглядом и вводить в свои соображения все существующее; с другой стороны, общество усовершенствовалось до такой степени, что может быть поставлено лицом к лицу с отвлеченной истиной, что факты могут быть сближены с принципами и, несмотря на всю недостаточность первых, такое сопоставление может быть сделано, не вызывая ни в ком ни ужаса, ни отчаянья. Будем повиноваться естественным стремлениям, условиям, требованиям нашей эпохи и потому будем переходить от событий к идеям, от изложения фактов к вопросам теоретическим. В современном расположении умов заключается, быть может, еще одно обстоятельство, говорящее в пользу такого метода. С некоторых пор господствует у нас решительная склонность, даже пристрастие к фактам, к практической точке зрения, к положительной стороне человеческой деятельности. Мы до такой степени были порабощены деспотизмом общих идей, теорий, и они в иных отношениях так дорого обошлись нам, что стали для нас предметом некоторого недоверия. Мы предпочитаем обращаться к фактам, к частностям, к приложениям общих начал к жизни. Не будем жаловаться на это – это новый успех в наших познаниях и великий шаг к открытию истины, если только мы не безусловно подчинимся этой наклонности и не позволим себе слишком увлекаться ею, если мы не забудем, что лишь истина имеет право царствовать над миром, что значение фактов зависит лишь от того, насколько они выражают ее и стремятся все более и более приблизиться к ней, что истинное величие событий проистекает от величия идей, лежащего в их основе. Цивилизация нашего отечества имеет тот отличительный характер, что она никогда не терпела недостатка в умственном величии; она всегда была богата идеями; сила человеческого разума во французском обществе всегда была велика, больше, может быть, чем где бы то ни было. Мы не должны лишиться этого прекрасного преимущества; мы должны предохранить себя от того узкого, материального состояния, в которое впали иные общества. Разум, идеи и в настоящее время не должны лишиться того высокого места, которое они всегда занимали во Франции. Таким образом мы отнюдь не будем избегать общих, философских вопросов, мы не будем искать их, но когда нас натолкнут на них факты, то мы приступим к разрешению их без смущения, без колебания. Мы не раз будем иметь к тому случай при рассмотрении феодального устройства в отношениях его к истории европейской цивилизации.
Мы изучили состояние Европы после падения Римской империи в первую эпоху Средних веков, в эпоху варварства. Мы видели, что в конце этой эпохи, в начале X столетия, первою системою, развившеюся и овладевшею европейским обществом, была феодальная система, что из недр варварства прежде всего родился феодализм. Я думаю, нет надобности напоминать, что мы изучаем не историю событий; я не буду рассказывать вам о судьбах феодализма. Нас занимает история цивилизации; цивилизация же есть общий, скрытый факт, который мы ищем под всеми внешними явлениями, скрывающими его. События, общественные кризисы, различные состояния, чрез которые проходило общество, любопытны для нас только по отношению их к развитию цивилизации. Мы должны знать, в чем они противодействовали или способствовали ей, чем обогатили ее и чего ее лишили. Мы будем рассматривать феодальный режим исключительно с этой точки зрения.
В начале этого курса мы определили, что такое цивилизация, мы старались распознать ее элементы. Мы видели, что с одной стороны она состоит в развитии самого человека, отдельной личности, человечества, с другой – в развитии внешнего состояния людей, т. е. общества. Итак, встречаясь с событием, системою, всемирным явлением, мы должны каждый раз задавать себе следующий двойственный вопрос: какое влияние имело это явление на человека? какое влияние оно имело на общество?
Подобные изыскания неизбежно приведут нас к рассмотрению самых важных вопросов нравственной философии. Когда мы захотим узнать степень участия известного события, известной системы в развитии лица и общества, нам необходимо будет определить, в чем состоит истинное развитие того и другого, какое развитие ложно, незаконно, вредит, вместо того чтобы улучшать, влечет за собою регресс вместо прогресса. Нам никоим образом не следует отказываться от подобного изучения; в противном случае нам пришлось бы искажать факты; кроме того, само настроение умов, господствующее в настоящее время, заставляет нас добровольно принять это неизбежное соединение философии с историею. Это один из отличительных признаков и, быть может, самая характерная черта нашей эпохи. Мы призваны изучать и двигать вперед науку и действительность, теорию и практику – нераздельно. До нашего времени эти две силы жили отдельною жизнью. Общество привыкло видеть науку и практику идущими по различным путям, не знающими друг друга или, по крайней мере, не встречающимися между собою. Когда отвлеченные учения, общие идеи хотели воплотиться в событиях, действовать на мир, им удавалось достигнуть этого только в форме фанатизма и с его помощью. Обладание обществами, руководительство их делами до сих пор было разделено между двумя влияниями: с одной стороны – людей верующих, фанатиков, приверженцев общих идей и принципов; с другой стороны – людей чуждых всякому рациональному началу, управляемых единственно силою обстоятельств, людей практических, людей минуты (libertins, как называли их в XVIII веке). Теперь это двойственное состояние уже прекращается; преобладание не может более принадлежать ни фанатикам, ни практикам. Теперь, чтобы управлять людьми, чтобы руководить ими, необходимо знать и понимать как общие идеи, так и текущие события; необходимо обращать внимание и на принципы, и на факты; уважать истину и действительность; избегать ослеплений фанатиков и ослепления практиков. Таков результат развития человеческого разума и общественного быта: с одной стороны, человеческий разум, возвышенный и свободный, лучше понимает совокупность явлений, научился обнимать одним взглядом и вводить в свои соображения все существующее; с другой стороны, общество усовершенствовалось до такой степени, что может быть поставлено лицом к лицу с отвлеченной истиной, что факты могут быть сближены с принципами и, несмотря на всю недостаточность первых, такое сопоставление может быть сделано, не вызывая ни в ком ни ужаса, ни отчаянья. Будем повиноваться естественным стремлениям, условиям, требованиям нашей эпохи и потому будем переходить от событий к идеям, от изложения фактов к вопросам теоретическим. В современном расположении умов заключается, быть может, еще одно обстоятельство, говорящее в пользу такого метода. С некоторых пор господствует у нас решительная склонность, даже пристрастие к фактам, к практической точке зрения, к положительной стороне человеческой деятельности. Мы до такой степени были порабощены деспотизмом общих идей, теорий, и они в иных отношениях так дорого обошлись нам, что стали для нас предметом некоторого недоверия. Мы предпочитаем обращаться к фактам, к частностям, к приложениям общих начал к жизни. Не будем жаловаться на это – это новый успех в наших познаниях и великий шаг к открытию истины, если только мы не безусловно подчинимся этой наклонности и не позволим себе слишком увлекаться ею, если мы не забудем, что лишь истина имеет право царствовать над миром, что значение фактов зависит лишь от того, насколько они выражают ее и стремятся все более и более приблизиться к ней, что истинное величие событий проистекает от величия идей, лежащего в их основе. Цивилизация нашего отечества имеет тот отличительный характер, что она никогда не терпела недостатка в умственном величии; она всегда была богата идеями; сила человеческого разума во французском обществе всегда была велика, больше, может быть, чем где бы то ни было. Мы не должны лишиться этого прекрасного преимущества; мы должны предохранить себя от того узкого, материального состояния, в которое впали иные общества. Разум, идеи и в настоящее время не должны лишиться того высокого места, которое они всегда занимали во Франции. Таким образом мы отнюдь не будем избегать общих, философских вопросов, мы не будем искать их, но когда нас натолкнут на них факты, то мы приступим к разрешению их без смущения, без колебания. Мы не раз будем иметь к тому случай при рассмотрении феодального устройства в отношениях его к истории европейской цивилизации.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента