Страница:
— А где остальные шестеро?
Мы как раз минуем стражей ворот и попадем на широкую улицу, которая ведет к центральной площади Кельта Гард, разветвляясь на улицы поменьше. На прощание я подмигиваю стражам, которые подозрительно смотрят на моих конвоиров. Но они наверняка привыкли видеть самую разнообразную публику и мы движемся дальше.
— Они уже в дороге к руднику, Ледоруб. Помолчи.
Почему бы нам было не пойти вместе? Этот вопрос оставляю при себе, мне же лучше и так — меньше следящих за мной красных глаз.
— Мы должны остановиться поесть, — замечаю я, пытаясь сообразить, как обмануть своих провожатых и сбежать.
Чувствую руку на своем плече, она слегка сжимается и мне делается больно. У них совершенно железные тела. Они не чувствуют боли, не боятся драк… А зачем же мне было бросать меч? Плохи дела. Они, видно, настолько заворожили меня, что я забыл даже про свой меч, который наверняка так и остался лежать на ночной мостовой Кельта Оберхейма.
— Мы остановимся в той стороне, — один из них указывает своей костлявой рукой в направлении трехярусного деревянного строения, надпись на котором недвусмысленно дает понять, что это постоялый двор.
Мне это на руку, выигрыш времени. Но во мне просыпается кpовь матери, которая могла достоверно изобразить поведение любого человека в любом настроении.
— Разве нам не надо торопиться на рудник?
За свой интерес тут же получаю чувствительный толчок в бок и еще раз убеждаюсь, что черные люди сделаны из камня. Вспоминается боль в руке, которой я ударил одного из них по лицу, и холод, который я все-таки успел почувствовать до того, как он сбил меня…
Пересекая толпу, которая кричит на всех языках мира, мы подходим к «Пути Тонгхатов.» Так называется постоялый двор, ухоженный дом, которым безусловно должен владеть добропорядочный житель Кельта Гард. Хотя… тонгхаты, в соответствии с преданиями многих народов, были беспристрастными скитальцами, которым все было нипочем — и беды и страдания, которым было плевать на добро и радость. Внимательно гляжу на своих спутников, может быть — они и есть загадочные тонгхаты? Они бы подошли, но предания ничего не говорят о красных глазах или о недочеловеческой природе скитальцев.
Я декламирую стихи о тонгхатах, которые так легко слетают с уст странствующих бардов, и существуют в десятках измененных вариантов. Мои конвоиры останавливаются на пороге и несколько секунд рассматривают меня.
— Ты ошибся.
И мы входим в «Пути Тонгхатов». Да, я ошибся и не очень удивлен. Тонгхаты наверняка были человечнее черных людей.
К концу дня она все-таки начала что-то понимать. Боже мой, это то же самое, что и учить школьника списывать! Совершенно невозможное и бессмысленное занятие. Надо убить братьев Грин за это. Однако, как бы все не было неприятно, я вновь мог позволить себе не торопиться — Анна сказала, что немного задержится. Но все же, я вскочил и помчался в ближайший магазинчик — купить пива. Хотя оно все равно не помогло бы мне. Голова разламывалась. Я же не могу переносить удары так же, как Веселый Ледоруб…
Она уже ждала меня перед закрытой дверью студии.
— Ты опоздал!
— Конечно, — отозвался я, — приключения Ледоруба сказываются на мне неблагоприятно.
Кажется, она оценила мою шутку, потому что на ее губах появилось слабое подобие улыбки.
— Ты знаешь, я не вижу ничего ничего сложного в том, чтобы копировать тебя. Я попробовала несколько раз дома…
Мы едва вошли, а она уже вытаскивала из сумки целую кипу набросков. Ха! Если бы я не знал, что не рисовал их, то решил бы, что у меня галлюцинации.
«Ура!» — закричал я про себя, еще не догадываясь, что меня ждет впереди.
— Но, я не понимаю… я не знаю, откуда берутся последовательности картинок. У тебя сюжет никогда не развивается стандартно — он то затянут, с кучей ненужных для ребенка подробностей, то чересчур сильно скачет…
— И? — спросил я, начиная подозревать, к чему она клонит.
— Больше так никто не делает, ты должен меня и этому научить, иначе, как я буду реализовывать твои идеи?
Я тяжело опустился на свой стул и положил руку на чистый лист бумаги.
— Может быть, ты хочешь стать мною?
Не дожидаясь ее ответа, я набросал панораму города в утреннем тумане и прибрежные воды залива с курсирующими в них суденышками.
— Ну вот, опять, — сказала Анна, присаживаясь рядом.
У нее в руке был карандаш.
— Если бы я начала отмечать кадры, которые надо выкинуть, осталось бы не более четверти от того, что ты рисуешь.
— Спасибо братьям Грин, что ты, пока еще, не мой редактор, — заметил я, вложив в свои слова побольше сарказма.
Голова уже перестала напоминать о себе и я расслабился. Всегда есть надежда на хэппи-энд.
Ученица несколько минут сидела молча, наблюдая за появлением новых кадров с Веселым Ледорубом и черными людьми. Потом она начала активно вмешиваться, когда обратила внимание на реплики персонажей, которые я подписывал под каждой картинкой мелкими буквами.
— Мне кажется, ты слишком подробен! Это плохо для развития сюжета, почему бы тебе не придумать злодея, который просто крадет людей и превращает их в рабов в золотоносных шахтах? А Ледоруб победил бы злодея… Это же комикс для детей!
— Знаю, а тебе не кажется, что фантазия ребенка должна развиваться нормально? При простом сюжете достаточно десятка кадров и пары слов… или вообще можно обойтись без слов, а при закрученном приключении не должно быть больших провалов в повествовании, иначе ребенок не поймет ничего!
Это был глупый спор. Мы оба знали, что при теперешнем среднем IQ комиксы читают не только дети. Возможно, именно поэтому «Комик Бардс» приблизилась к тому, чтобы подвинуть студии «Диснея». Посему, я решил прекратить все прения и занялся стихами, которые должен был продекламировать Ледоруб.
Тут уж Анна не сдержалась.
— Стихи?! Что за ерунда? Аж целых два четверостишья!
Ну вот, меня уже критикуют. Причем сильно. Вспоминая вчерашний день, я спросил:
— Что ты делаешь сегодня вечером?
Всего лишь на мгновение ее глаза округлились от удивления.
— Ничего…
Ха, она, наверное, тоже вспомнила мои нескромные вопросы.
— Знаешь, как это называется, Кит? Грин за это могут нас уволить и будут правы.
Неужели она все еще боится? Я посмотрел ей в глаза. Ну не было там страха, хоть под пытками вытаскивайте из меня правду. Там было любопытство и… возможно, желание. И нет смысла отрицать — она в моем вкусе.
«Если ты не станешь никем, то будешь самым знаменитым ловеласом…»
Моя первая девушка сказала мне эти слова при расставании. Все-таки она была в чем-то права. Видимо, Анне предстояло стать следующей жертвой.
— Так ты, значит, не занята?
— Расскажи мне, откуда берется этот сюжет.
А это уже было ответом на мои вопросы невпопад. Я улыбнулся, но она оставалась серьезной.
— А это важно?
— Очень.
Пока я думал, что сказать, то успел закончить блок картинок. Да, можно сказать правду, почему бы и нет?
— Ладно, — я протянул руку и сгреб беспорядочно разбросанные листки в кучу. — За это ты пойдешь сегодня на свидание с самым удачливым художником последнего столетия.
— Нам нужна комната, — говорит один из них, не могу понять кто, да я уже заметил, что их голоса звучат абсолютно одинаково.
Хозяйка «Пути Тонгхатов» вздрагивает, но врожденная вежливость не позволяет ей отказать путникам, которым нужен отдых и еда. Хотя… так ли мои спутники нуждаются во всем этом?
Она провожает нас до лестницы и сообщает, как найти комнату, которую мы можем занять. Холодная рука протягивает ей золотую монету.
— Мы уйдем завтра, на рассвете.
Женщина гордо удаляется, не забыв, однако, взять плату с постояльцев. Мы поднимаемся по деревянным ступеням, которые нещадно скрипят при каждом касании и я сожалением говорю себе, что сбежать тихо не удастся. Наверняка слух у черных людей отменный. Что же, посмотрим. Комната невелика, но нам хватит. Не знаю, будут ли черные спать…
— Мы сейчас уйдем, — говорит один из них, — ты останешься здесь один, — он обводит комнату твердой рукой. — Когда мы вернемся, ты должен быть здесь. Не пытайся сбежать, Ледоруб.
— Зачем я вам?
Но они молча поворачиваются и выходят, оставляя меня наедине с загадками. Наивные, они смеют надеяться, что Веселый Ледоруб добровольно останется пленником! Я жду с полчаса, убеждаясь, что они ушли достаточно далеко и наши пути не пересекутся, а затем сбегаю по лестнице и сталкиваюсь с хозяйкой «Пути».
— Прощайте, милая леди, — кричу я и вырываюсь на улицу, навстречу свободе.
Пусть эти уроды попробуют найти меня. Я прерываю свой бег только у конного двора, где мне надо каким-то образом приобрести лошадь. Сую руку в карман, но он пуст. Черные позаботились об этом. Проклятье!
Пока я раздумываю, как достать лошадь, в конце улицы появляется один из моих конвоиров — словно он знал, куда я пойду. Теперь некогда колебаться. У меня даже нет меча, чтобы навязать ему неравный бой.
Я врываюсь в конный двор, минуя охранников — сморщенных старичков, которым непонятно как доверили разбираться с конюшенным хозяйством. Несколько секунд и я уже у ближайшего стойла, слышу крики управляющего, которые прорываются сквозь ржание лошадей.
Недаром я целый месяц тренировался седлать лошадей. Еще несколько мгновений… но я уже слышу тяжелый топот ног. Великолепный флорентийский скакун встает на дыбы, но я уже на нем, вжимаясь в огромную тушy насколько возможно. Вперед, конь, вперед! Он чувствует во мне опытного наездника и мы молнией оказываемся у слабых ворот, оберегаемые от чутких стрел невидимыми хранителями. Короткий удар мощных копыт и ворота разваливаются, как дуб, съеденный изнутри термитами. Или термиты не едят дубы? В двадцати корпусах от нас стоит черный человек и смотрит в упор своими страшными красными глазами. Конь останавливается, словно у него отказало сердце — внезапно и резко.
— Без нервов, — командую я, чувствуя pядом мстительных владельцев скакуна, которые вот-вот дорвутся до моей незащищенной спины.
— Вперед, вперед, не бойся его, — шепчу я своему спасителю и он вновь срывается с места — он верит мне. Послушный узде, он несется прямо к черному и останавливается прямо перед угрожающей фигурой только затем, чтобы ударить в нее — поразить врага мощнейшим ударом.
Он просто отлетает в сторону, словно кукла и я плюю на труп одного из негодяев. Боевой восторг овладевает мной. Немного остыв по пути к окраине Кельта Гард, я начинаю гадать, как же черный человек так быстро нашел меня у конного двора? Я ведь бежал бегом от самого «Пути Тонгхатов»!
Конь недовольно фыркает, пробираясь между домов. Скоро полдень и я рассчитываю добраться до большой дороги до темноты. Я поеду в Текарам Флорентийский… Мне незачем возвращаться в Кельт Оберхейм, где меня никто не ждет, но мне нужен новый меч, деньги и если уж меня бесплатно перевезли через залив, почему не воспользоваться шансом?
— Я не знаю твоего имени, — я обращаюсь к флорентийскому скакуну, который все еще не может забыть встречу с черным человеком. — Извини. Я буду называть тебя…Роберт. Согласен?
Конь кивнул головой или мне кажется? Неважно. Роберт — сильное имя, которое принадлежало некогда одному из лучших представителей конного братства. Вот был мастер езды…
Так мы и пробираемся к большой дороге, которая приведет нас в кузницы, где работают только с лучшей сталью. Мне нужен новый меч… Хотя, конечно же, я мог бы купить меч у какого-нибудь бродяги вроде меня самого. Но для этого нужны деньги, а у меня их нет.
Почему меня все время не покидает чувство, что за мной кто-то следит? Наверняка я оторвался от черных людей и теперь они не найдут меня — стоит мне только добраться до Текарама Флорентийского, а я это сделаю — буду скакать без перерыва и уже к завтрашнему вечеру буду в городе, который размерами превосходит даже Кельт Гард.
А пока я еще здесь, нервно оглядываюсь, подозревая каждого встречного-поперечного. Надо же, как легко испугать Веселого Ледоруба… Но с мечом я бы не боялся черных…
Однако же, ничего так и не происходит — я мирно выезжаю за пределы города и через некоторое количество времени Кельт Гард остается позади, укутанный в дымку домашних печей и густого тумана, который всегда собирается к ночи. А у меня еще путь впереди. Дорога вьется, исчезая за горизонтом, словно змея, которая отказывается показать свой хвост со вживленным в него зеленым изумрудом. Любой справедливый монарх был бы счастлив иметь этот камень, чтобы каждый день созерцать его в часы покоя, но камень существует лишь в старых легендах…
Я пришпориваю Роберта, мне надо спешить.
Утром мы приехали на работу вместе, перебрасываясь глупыми шуточками и гипотетически рассуждая о том, что было бы, узнай обо всем братья Грим.
По дороге я позвонил домой и обнаружил на автоответчике сообщение от представителя какого-то кинопрокатного концерна. Человек назвался Генри Джейром и долго распинался о том, какой прекрасной студией владеет его концерн и какие потрясающие возможности открываются для молодых талантов. На меня намекал? Весьма вероятно. Но время отведенное на болтовню истекло и он всего лишь оставил свои координаты для обратной связи.
Позвоню ему, когда вернусь, а теперь надо зарисовать то немногое, что успело случиться с Ледорубом… По-моему, Анна мне не поверила, как я не пытался ее убедить. С другой стороны — неудобно ведь назвать меня лжецом. Наверняка думает, что настоящую правду расскажу потом.
Монотонный день, проведенный в студии, не принес почти ничего нового, за исключением визита Нила Грина и наших с Анной споров по поводу уместности многих мелочей в моих комиксах. В итоге, я страшно разозлился и заявил, что это не комиксы, ибо комиксы по природе должны быть смешными, а не страшными сказками или приключениями.
— Тогда, — заявила Анна, — непонятно, зачем ты это вообще делаешь. Даже если я тебе поверю, какой смысл так работать? А вдруг в один прекрасный момент история прервется?
— Нет, — я покачал головой, — не может быть. Предыдущий проект тоже был сделан так. Я не знал, что случится с героем через несколько кадров.
Ее лицо приняло неопределенное выражение, словно она проглотила горькую пилюлю или вдруг поняла, что ее обманывали на протяжении многих лет.
— Ты говоришь всем, что это была случайная идея. Мне ты говоришь совсем другое. Когда же ты правдив?
— Энн, я серьезно правдив. Просто, то был первый раз, когда идея пришла подобным образом. Сейчас все так же, но уже не ново для меня. Я тебе уже говорил, что ты мне нpавишься больше этих комиксов?
Это ее убедило. Она сразу оттаяла и остаток дня, что-то около двух часов, была сама Леди Компромисс. Потом, правда, все кончилось — она поняла, чем это чревато. Потерей работы. Раз все так неопределенно, раз я сам не знаю, что случится с героем через час, значит невозможно скопировать меня, невозможно заставить кого-то делать эту работу. Не думал, что она поймет это так быстро. Не все люди думают категориями денег.
Она сказала мне обо всем этом.
— Самое страшное во всей истории, — поддержал я, — что я не могу рисовать или придумывать более одного сюжета сразу. То есть, все надежды братьев Грин на то, что я буду курицей, несущейся заготовками для комиксов — неисполнимые мечты.
А вот за то, что я не сказал им об этом, и мне могла бы грозить потеря рабочего места, но братья слишком тупы, чтобы осознать невозможность покупки таланта деньгами. Тем более — если этот талант стихиен и неподконтролен владельцу.
— Ну и что мы будем делать, — спросила Анна, огорчаясь, но не очень сильно — теперь она верила мне, независимо от смысла моих слов. Не бездумно, а просто доверчиво, как доверяют только близким людям.
И я не обманул ее надежд.
— Сейчас мы развесим рисунки на стенде и поедем ко мне, — сказал я, задумавшись при этом: «А стоит ли? Не повлияют ли перебои в здоровом сне на жизнь Веселого Ледоруба?» Но, поскольку ничего пока не происходило, я решил, что не повлияют.
— Кит…
— Мы поедем ко мне, ты приготовишь ужин. Я так голоден, ужасно.
Я оглядел бессмысленно большое количество рисунков, которое породила сегодняшняя порция приключений Ледоруба. Диснеевским мультипликаторам хватило бы на мyльтфильм. Придется выбросить большую их часть или оставить для домашнего архива — в комикс пойдет только десять процентов кадров. Да и то — он будет непомерно раздутым. Но покупатели не будут скучать.
Мы спустились к машине, заперев предварительно «класс», и я удовлетворенно вдавил педаль газа. Анна промолчала, только поспешила пристегнуться и мы вылетели на трассу, направляясь ко мне. И к сообщению на автоответчике. Лишь бы этих тоже не сожрала алчность.
Сознание пропадает в сладостной дреме и лишь одинокий маячок, всегда стоящий на страже безопасности, продолжает тлеть, готовый потревожить меня, случись что нехорошее…
Я просыпаюсь от цокота копыт, не проспав и двух часов. Мы выехали на участок дороги, который частично выложен камнем. Говорят, раньше здесь была небольшая крепость. Это могло быть правдой — место-то важное, дорога между Кельтом Гард и Текарамом Флорентийским. Но вовсе не камень причина цокота — мы догоняем статную фигуру на лошади, происхождение которой для меня загадка. Всадник… а вернее всадница, как я замечаю, подъезжая ближе, едет медленно, словно ей некуда торопится и она не боится бандитов.
Мы поравнялись и, увидев, что она не отдыхает, а напряженно ждет, что я скажу, обращаюсь к ней:
— Веселый Ледоруб рад приветствовать тебя. Я не желаю тебе зла. Можно ли мне узнать, куда держишь ты ночной путь?
Она поворачивает ко мне свою голову и я вижу, что это — молоденькая девушка. Но… кого не встретишь на дорогах мира.
— Мэлина. Я не буду против, если мы вместе поедем в Текарам Флорентийский.
Она отвечает точно, используя минимальное количество слов. Это выдает в ней уроженку народа предгорий севера, которые давненько поняли, что лишние слова — преграда для нормального общения. Я жил среди них достаточно долго.
— Ты из народа предгорий, — утвердительно говорю я, когда мы продолжаем неторопливый путь (я специально притормаживаю Роберта, который, несмотря на ночное время, просто полон сил).
Она опять поворачивается ко мне, теперь уже — всем корпусом.
— Что с того?
— Я жил с вами.
Потом я пускаюсь в подробный рассказ о черных людях, не только затем, чтобы скоротать часы дороги, но и чтобы объяснить девушке, что следует ехать быстрей — не будет нам добра, если черные отправятся в погоню за мной. Она слушает внимательно, что тоже характерно для ее народа, но продолжает смотреть прямо на дорогу. Возможно и от скромности тоже.
— Да, — говорит она наконец, — я попала в компанию человека, за которым гонятся какие-то нелюди. Зачем ты им, Ледоруб?
Ее рыжие волосы, послушные дуновению ветерка, развеваются, привлекая к себе внимание. И скорее всего, при свете дня окажется, что у нее карие глаза. Меня это мало сейчас заботит, хотя не скрою — фигура у нее отменная. Черные люди с красными глазами. И с седыми волосами.
— Я спрашивал у них, но ответом мне было молчание. Возможно ли, что ты знаешь о них что-то?
— Нет, — отвечает она, заставляя свою лошадь перейти на рысь, — но если ты правдив, нам действительно не помешает побыстрее добраться до города.
Конечно же, она не скажет мне о цели своего путешествия. Да и зачем? Начинает помаленьку светать и далеко-далеко, на горизонте, показывается крохотная точка — это Текарам. Отсюда, с возвышения, на котором мы оказались, видна почти вся лента извилистой пыльной дороги, окаймленной редкими перелесками и маленькими поселениями. Если свернуть вглубь вольных земель, то можно провести немало чудных часов, наслаждаясь синевой чистейших озер, пением свободных птиц… Правда, последнее время мне удается делать это все реже и реже.
Для верности оглядываюсь на пройденное расстояние — не преследуют ли нас черные люди, лица которых хранят безразличное выражение, а голоса одинаковы и монотонны? Может быть, где-то в отдалении и движется облачко пыли, но пока я не могу его видеть. Что ж, поживем — добра наживем.
— Мэлина, ты не устала? — спрашиваю я, ведая, что народ предгорий не проводит пол-жизни в седле.
— Немного, — она слегка колеблется, отвечая.
И теперь я замечаю ее странный взгляд. Ну да, мое лицо несколько обтрепалось за то время, что я работаю на самого себя искателем неприятностей на свою голову. Но тело осталось таким же крепким и выносливым, там, где дело касается неприятностей с людьми. Или приятностей. Но это уже лирика, хотя я начинаю жалеть, что отказал в свое время полутора десяткам красавиц. Но что они могли мне дать _тогда_, когда я еще не утолил свой жажды по новому, по неизведанному?
— Мне рассказывали о тебе и я видела гравюры с твоим изображением.
Хоть одна приятная новость… А глаза у нее действительно карие.
— Веселый Ледоруб, — продолжает она, внезапно разговорившись, — это не твое настоящее имя и не то имя, под которым мой народ знал тебя. Твое лицо стало одним из самых уважаемых. Разговоры, разговоры… Чем же ты смог убедить людей в своей чести?
Я пожимаю плечами, что тут скажешь… Врожденных способностей к новому у меня не отнять, а как иногда хочется, чтобы не было позади двух десятков лет жизни, в которой ты — один из немногих знающих.
— Ну так что? — спрашивает Мэлина, видимо задавшись целью выведать ответ. — Я слышала, ты можешь творить чудеса. Приспособление, которое убивает на расстоянии, и много человек сразу…
— Это не я придумал, — перебиваю я.
Пришпориваю Роберта, заставляя спутницу сделать то же со своей лошадью. Ей вовсе не улыбается встретить черных людей. Но она продолжает настойчивые расспросы:
— Мне рассказали, что мало кто может сравниться с тобой в хитрости.
Теперь я уже совсем не рад, что она досталась мне в попутчицы. Но, что делать, не бросать же ее на пол-пути?
— Люди много придумывают.
Это несколько охлаждает ее интерес к моей персоне, хотя, наверняка, это временно — слишком неуверенно я оправдываюсь. Однако же, пока мы скачем молча, прерывая бег лошадей только для того, чтобы дать им короткий отдых. Если отъехать от Текарама Флорентийского на несколько дней пути, то можно увидеть верхушки горной цепи, к которой хотели увезти меня черные люди. Это — великая горная равнина, о которой сложено много песен.
— Ты слышала о тонгхатах?
— Да. Ты подозреваешь черных людей? Это не они.
Об этом я уже знаю, но, возможно, я смогу найти новую информацию там, где совсем не жду.
— Расскажи мне о них, — прошу я и долго, так что успевает заметно приблизиться Текарам и склониться к горизонту солнце, вслушиваюсь в ее неторопливый рассказ, который полон подробнейших деталей. Когда-нибудь я напишу книгу о вечных странниках, которые не ведают границ времени.
Когда она наконец завершает повествование, я слышу заключительные слова, которые несут в себе загадку.
— За последние годы никто не встречал тонгхатов. Последнее упоминание в рассказах относят ко временам раздела земель.
Это значит — они обрели, наконец, покой? Или их род растворился в людской массе? Мне этого никогда не узнать, как и многим до меня.
Сейчас мне нужно одно — новый меч и отдых.
— А где ты остановишься? — интересуется Мэлина.
Мы как раз минуем стражей ворот и попадем на широкую улицу, которая ведет к центральной площади Кельта Гард, разветвляясь на улицы поменьше. На прощание я подмигиваю стражам, которые подозрительно смотрят на моих конвоиров. Но они наверняка привыкли видеть самую разнообразную публику и мы движемся дальше.
— Они уже в дороге к руднику, Ледоруб. Помолчи.
Почему бы нам было не пойти вместе? Этот вопрос оставляю при себе, мне же лучше и так — меньше следящих за мной красных глаз.
— Мы должны остановиться поесть, — замечаю я, пытаясь сообразить, как обмануть своих провожатых и сбежать.
Чувствую руку на своем плече, она слегка сжимается и мне делается больно. У них совершенно железные тела. Они не чувствуют боли, не боятся драк… А зачем же мне было бросать меч? Плохи дела. Они, видно, настолько заворожили меня, что я забыл даже про свой меч, который наверняка так и остался лежать на ночной мостовой Кельта Оберхейма.
— Мы остановимся в той стороне, — один из них указывает своей костлявой рукой в направлении трехярусного деревянного строения, надпись на котором недвусмысленно дает понять, что это постоялый двор.
Мне это на руку, выигрыш времени. Но во мне просыпается кpовь матери, которая могла достоверно изобразить поведение любого человека в любом настроении.
— Разве нам не надо торопиться на рудник?
За свой интерес тут же получаю чувствительный толчок в бок и еще раз убеждаюсь, что черные люди сделаны из камня. Вспоминается боль в руке, которой я ударил одного из них по лицу, и холод, который я все-таки успел почувствовать до того, как он сбил меня…
Пересекая толпу, которая кричит на всех языках мира, мы подходим к «Пути Тонгхатов.» Так называется постоялый двор, ухоженный дом, которым безусловно должен владеть добропорядочный житель Кельта Гард. Хотя… тонгхаты, в соответствии с преданиями многих народов, были беспристрастными скитальцами, которым все было нипочем — и беды и страдания, которым было плевать на добро и радость. Внимательно гляжу на своих спутников, может быть — они и есть загадочные тонгхаты? Они бы подошли, но предания ничего не говорят о красных глазах или о недочеловеческой природе скитальцев.
Я декламирую стихи о тонгхатах, которые так легко слетают с уст странствующих бардов, и существуют в десятках измененных вариантов. Мои конвоиры останавливаются на пороге и несколько секунд рассматривают меня.
— Ты ошибся.
И мы входим в «Пути Тонгхатов». Да, я ошибся и не очень удивлен. Тонгхаты наверняка были человечнее черных людей.
* * *
Это было противное утро, не в пример предыдущему. Я проснулся с головной болью, которая, каким бы странным это не казалось, была вовсе не результатом вчерашней вечеринки. Тем более, что никакой вечеринки вчера не было, а только Анна и комиксы, комиксы и еще миллион раз эти растреклятые комиксы!К концу дня она все-таки начала что-то понимать. Боже мой, это то же самое, что и учить школьника списывать! Совершенно невозможное и бессмысленное занятие. Надо убить братьев Грин за это. Однако, как бы все не было неприятно, я вновь мог позволить себе не торопиться — Анна сказала, что немного задержится. Но все же, я вскочил и помчался в ближайший магазинчик — купить пива. Хотя оно все равно не помогло бы мне. Голова разламывалась. Я же не могу переносить удары так же, как Веселый Ледоруб…
Она уже ждала меня перед закрытой дверью студии.
— Ты опоздал!
— Конечно, — отозвался я, — приключения Ледоруба сказываются на мне неблагоприятно.
Кажется, она оценила мою шутку, потому что на ее губах появилось слабое подобие улыбки.
— Ты знаешь, я не вижу ничего ничего сложного в том, чтобы копировать тебя. Я попробовала несколько раз дома…
Мы едва вошли, а она уже вытаскивала из сумки целую кипу набросков. Ха! Если бы я не знал, что не рисовал их, то решил бы, что у меня галлюцинации.
«Ура!» — закричал я про себя, еще не догадываясь, что меня ждет впереди.
— Но, я не понимаю… я не знаю, откуда берутся последовательности картинок. У тебя сюжет никогда не развивается стандартно — он то затянут, с кучей ненужных для ребенка подробностей, то чересчур сильно скачет…
— И? — спросил я, начиная подозревать, к чему она клонит.
— Больше так никто не делает, ты должен меня и этому научить, иначе, как я буду реализовывать твои идеи?
Я тяжело опустился на свой стул и положил руку на чистый лист бумаги.
— Может быть, ты хочешь стать мною?
Не дожидаясь ее ответа, я набросал панораму города в утреннем тумане и прибрежные воды залива с курсирующими в них суденышками.
— Ну вот, опять, — сказала Анна, присаживаясь рядом.
У нее в руке был карандаш.
— Если бы я начала отмечать кадры, которые надо выкинуть, осталось бы не более четверти от того, что ты рисуешь.
— Спасибо братьям Грин, что ты, пока еще, не мой редактор, — заметил я, вложив в свои слова побольше сарказма.
Голова уже перестала напоминать о себе и я расслабился. Всегда есть надежда на хэппи-энд.
Ученица несколько минут сидела молча, наблюдая за появлением новых кадров с Веселым Ледорубом и черными людьми. Потом она начала активно вмешиваться, когда обратила внимание на реплики персонажей, которые я подписывал под каждой картинкой мелкими буквами.
— Мне кажется, ты слишком подробен! Это плохо для развития сюжета, почему бы тебе не придумать злодея, который просто крадет людей и превращает их в рабов в золотоносных шахтах? А Ледоруб победил бы злодея… Это же комикс для детей!
— Знаю, а тебе не кажется, что фантазия ребенка должна развиваться нормально? При простом сюжете достаточно десятка кадров и пары слов… или вообще можно обойтись без слов, а при закрученном приключении не должно быть больших провалов в повествовании, иначе ребенок не поймет ничего!
Это был глупый спор. Мы оба знали, что при теперешнем среднем IQ комиксы читают не только дети. Возможно, именно поэтому «Комик Бардс» приблизилась к тому, чтобы подвинуть студии «Диснея». Посему, я решил прекратить все прения и занялся стихами, которые должен был продекламировать Ледоруб.
Тут уж Анна не сдержалась.
— Стихи?! Что за ерунда? Аж целых два четверостишья!
Ну вот, меня уже критикуют. Причем сильно. Вспоминая вчерашний день, я спросил:
— Что ты делаешь сегодня вечером?
Всего лишь на мгновение ее глаза округлились от удивления.
— Ничего…
Ха, она, наверное, тоже вспомнила мои нескромные вопросы.
— Знаешь, как это называется, Кит? Грин за это могут нас уволить и будут правы.
Неужели она все еще боится? Я посмотрел ей в глаза. Ну не было там страха, хоть под пытками вытаскивайте из меня правду. Там было любопытство и… возможно, желание. И нет смысла отрицать — она в моем вкусе.
«Если ты не станешь никем, то будешь самым знаменитым ловеласом…»
Моя первая девушка сказала мне эти слова при расставании. Все-таки она была в чем-то права. Видимо, Анне предстояло стать следующей жертвой.
— Так ты, значит, не занята?
— Расскажи мне, откуда берется этот сюжет.
А это уже было ответом на мои вопросы невпопад. Я улыбнулся, но она оставалась серьезной.
— А это важно?
— Очень.
Пока я думал, что сказать, то успел закончить блок картинок. Да, можно сказать правду, почему бы и нет?
— Ладно, — я протянул руку и сгреб беспорядочно разбросанные листки в кучу. — За это ты пойдешь сегодня на свидание с самым удачливым художником последнего столетия.
* * *
Шум города остается позади, на нас наваливается другая суета — постоялого двора. Навстречу нашей маленькой компании бросается хозяйка — очень приметная женщина лет сорока. Заметно, что ей неприятны вошедшие со мной черные люди… хорошо еще — они идут, опустив головы, чтобы случайный взор не раскрыл миру красноту их глаз. Из-под глубоких капюшонов выбиваются седые неживые волосы.— Нам нужна комната, — говорит один из них, не могу понять кто, да я уже заметил, что их голоса звучат абсолютно одинаково.
Хозяйка «Пути Тонгхатов» вздрагивает, но врожденная вежливость не позволяет ей отказать путникам, которым нужен отдых и еда. Хотя… так ли мои спутники нуждаются во всем этом?
Она провожает нас до лестницы и сообщает, как найти комнату, которую мы можем занять. Холодная рука протягивает ей золотую монету.
— Мы уйдем завтра, на рассвете.
Женщина гордо удаляется, не забыв, однако, взять плату с постояльцев. Мы поднимаемся по деревянным ступеням, которые нещадно скрипят при каждом касании и я сожалением говорю себе, что сбежать тихо не удастся. Наверняка слух у черных людей отменный. Что же, посмотрим. Комната невелика, но нам хватит. Не знаю, будут ли черные спать…
— Мы сейчас уйдем, — говорит один из них, — ты останешься здесь один, — он обводит комнату твердой рукой. — Когда мы вернемся, ты должен быть здесь. Не пытайся сбежать, Ледоруб.
— Зачем я вам?
Но они молча поворачиваются и выходят, оставляя меня наедине с загадками. Наивные, они смеют надеяться, что Веселый Ледоруб добровольно останется пленником! Я жду с полчаса, убеждаясь, что они ушли достаточно далеко и наши пути не пересекутся, а затем сбегаю по лестнице и сталкиваюсь с хозяйкой «Пути».
— Прощайте, милая леди, — кричу я и вырываюсь на улицу, навстречу свободе.
Пусть эти уроды попробуют найти меня. Я прерываю свой бег только у конного двора, где мне надо каким-то образом приобрести лошадь. Сую руку в карман, но он пуст. Черные позаботились об этом. Проклятье!
Пока я раздумываю, как достать лошадь, в конце улицы появляется один из моих конвоиров — словно он знал, куда я пойду. Теперь некогда колебаться. У меня даже нет меча, чтобы навязать ему неравный бой.
Я врываюсь в конный двор, минуя охранников — сморщенных старичков, которым непонятно как доверили разбираться с конюшенным хозяйством. Несколько секунд и я уже у ближайшего стойла, слышу крики управляющего, которые прорываются сквозь ржание лошадей.
Недаром я целый месяц тренировался седлать лошадей. Еще несколько мгновений… но я уже слышу тяжелый топот ног. Великолепный флорентийский скакун встает на дыбы, но я уже на нем, вжимаясь в огромную тушy насколько возможно. Вперед, конь, вперед! Он чувствует во мне опытного наездника и мы молнией оказываемся у слабых ворот, оберегаемые от чутких стрел невидимыми хранителями. Короткий удар мощных копыт и ворота разваливаются, как дуб, съеденный изнутри термитами. Или термиты не едят дубы? В двадцати корпусах от нас стоит черный человек и смотрит в упор своими страшными красными глазами. Конь останавливается, словно у него отказало сердце — внезапно и резко.
— Без нервов, — командую я, чувствуя pядом мстительных владельцев скакуна, которые вот-вот дорвутся до моей незащищенной спины.
— Вперед, вперед, не бойся его, — шепчу я своему спасителю и он вновь срывается с места — он верит мне. Послушный узде, он несется прямо к черному и останавливается прямо перед угрожающей фигурой только затем, чтобы ударить в нее — поразить врага мощнейшим ударом.
Он просто отлетает в сторону, словно кукла и я плюю на труп одного из негодяев. Боевой восторг овладевает мной. Немного остыв по пути к окраине Кельта Гард, я начинаю гадать, как же черный человек так быстро нашел меня у конного двора? Я ведь бежал бегом от самого «Пути Тонгхатов»!
Конь недовольно фыркает, пробираясь между домов. Скоро полдень и я рассчитываю добраться до большой дороги до темноты. Я поеду в Текарам Флорентийский… Мне незачем возвращаться в Кельт Оберхейм, где меня никто не ждет, но мне нужен новый меч, деньги и если уж меня бесплатно перевезли через залив, почему не воспользоваться шансом?
— Я не знаю твоего имени, — я обращаюсь к флорентийскому скакуну, который все еще не может забыть встречу с черным человеком. — Извини. Я буду называть тебя…Роберт. Согласен?
Конь кивнул головой или мне кажется? Неважно. Роберт — сильное имя, которое принадлежало некогда одному из лучших представителей конного братства. Вот был мастер езды…
Так мы и пробираемся к большой дороге, которая приведет нас в кузницы, где работают только с лучшей сталью. Мне нужен новый меч… Хотя, конечно же, я мог бы купить меч у какого-нибудь бродяги вроде меня самого. Но для этого нужны деньги, а у меня их нет.
Почему меня все время не покидает чувство, что за мной кто-то следит? Наверняка я оторвался от черных людей и теперь они не найдут меня — стоит мне только добраться до Текарама Флорентийского, а я это сделаю — буду скакать без перерыва и уже к завтрашнему вечеру буду в городе, который размерами превосходит даже Кельт Гард.
А пока я еще здесь, нервно оглядываюсь, подозревая каждого встречного-поперечного. Надо же, как легко испугать Веселого Ледоруба… Но с мечом я бы не боялся черных…
Однако же, ничего так и не происходит — я мирно выезжаю за пределы города и через некоторое количество времени Кельт Гард остается позади, укутанный в дымку домашних печей и густого тумана, который всегда собирается к ночи. А у меня еще путь впереди. Дорога вьется, исчезая за горизонтом, словно змея, которая отказывается показать свой хвост со вживленным в него зеленым изумрудом. Любой справедливый монарх был бы счастлив иметь этот камень, чтобы каждый день созерцать его в часы покоя, но камень существует лишь в старых легендах…
Я пришпориваю Роберта, мне надо спешить.
* * *
Анна пришла на свидание. Вернее, она привела меня к себе домой на ужин. Проявила, так сказать, инициативу. Ужин был преотменнейший, во всяком случае — я себе таких не готовлю. Наверное, пора уже начать. И, кстати, у меня была превосходная возможность проверить ее слова насчет нижнего белья. Не стоит думать, что я маньяк или помешан на этом, просто не люблю пошлятины.Утром мы приехали на работу вместе, перебрасываясь глупыми шуточками и гипотетически рассуждая о том, что было бы, узнай обо всем братья Грим.
По дороге я позвонил домой и обнаружил на автоответчике сообщение от представителя какого-то кинопрокатного концерна. Человек назвался Генри Джейром и долго распинался о том, какой прекрасной студией владеет его концерн и какие потрясающие возможности открываются для молодых талантов. На меня намекал? Весьма вероятно. Но время отведенное на болтовню истекло и он всего лишь оставил свои координаты для обратной связи.
Позвоню ему, когда вернусь, а теперь надо зарисовать то немногое, что успело случиться с Ледорубом… По-моему, Анна мне не поверила, как я не пытался ее убедить. С другой стороны — неудобно ведь назвать меня лжецом. Наверняка думает, что настоящую правду расскажу потом.
Монотонный день, проведенный в студии, не принес почти ничего нового, за исключением визита Нила Грина и наших с Анной споров по поводу уместности многих мелочей в моих комиксах. В итоге, я страшно разозлился и заявил, что это не комиксы, ибо комиксы по природе должны быть смешными, а не страшными сказками или приключениями.
— Тогда, — заявила Анна, — непонятно, зачем ты это вообще делаешь. Даже если я тебе поверю, какой смысл так работать? А вдруг в один прекрасный момент история прервется?
— Нет, — я покачал головой, — не может быть. Предыдущий проект тоже был сделан так. Я не знал, что случится с героем через несколько кадров.
Ее лицо приняло неопределенное выражение, словно она проглотила горькую пилюлю или вдруг поняла, что ее обманывали на протяжении многих лет.
— Ты говоришь всем, что это была случайная идея. Мне ты говоришь совсем другое. Когда же ты правдив?
— Энн, я серьезно правдив. Просто, то был первый раз, когда идея пришла подобным образом. Сейчас все так же, но уже не ново для меня. Я тебе уже говорил, что ты мне нpавишься больше этих комиксов?
Это ее убедило. Она сразу оттаяла и остаток дня, что-то около двух часов, была сама Леди Компромисс. Потом, правда, все кончилось — она поняла, чем это чревато. Потерей работы. Раз все так неопределенно, раз я сам не знаю, что случится с героем через час, значит невозможно скопировать меня, невозможно заставить кого-то делать эту работу. Не думал, что она поймет это так быстро. Не все люди думают категориями денег.
Она сказала мне обо всем этом.
— Самое страшное во всей истории, — поддержал я, — что я не могу рисовать или придумывать более одного сюжета сразу. То есть, все надежды братьев Грин на то, что я буду курицей, несущейся заготовками для комиксов — неисполнимые мечты.
А вот за то, что я не сказал им об этом, и мне могла бы грозить потеря рабочего места, но братья слишком тупы, чтобы осознать невозможность покупки таланта деньгами. Тем более — если этот талант стихиен и неподконтролен владельцу.
— Ну и что мы будем делать, — спросила Анна, огорчаясь, но не очень сильно — теперь она верила мне, независимо от смысла моих слов. Не бездумно, а просто доверчиво, как доверяют только близким людям.
И я не обманул ее надежд.
— Сейчас мы развесим рисунки на стенде и поедем ко мне, — сказал я, задумавшись при этом: «А стоит ли? Не повлияют ли перебои в здоровом сне на жизнь Веселого Ледоруба?» Но, поскольку ничего пока не происходило, я решил, что не повлияют.
— Кит…
— Мы поедем ко мне, ты приготовишь ужин. Я так голоден, ужасно.
Я оглядел бессмысленно большое количество рисунков, которое породила сегодняшняя порция приключений Ледоруба. Диснеевским мультипликаторам хватило бы на мyльтфильм. Придется выбросить большую их часть или оставить для домашнего архива — в комикс пойдет только десять процентов кадров. Да и то — он будет непомерно раздутым. Но покупатели не будут скучать.
Мы спустились к машине, заперев предварительно «класс», и я удовлетворенно вдавил педаль газа. Анна промолчала, только поспешила пристегнуться и мы вылетели на трассу, направляясь ко мне. И к сообщению на автоответчике. Лишь бы этих тоже не сожрала алчность.
* * *
Всегда опасаюсь поездок во тьме. Ничего не подозревающий путник, мерно покачивающийся в седле, может запросто стать легкой добычей бандитов, которые так и не полностью перевелись на вольных землях. Чуть зазевался в неположенном месте — останешься без кошелька. Кошелька у меня нет, как и меча, чтобы защитить свою жизнь, но я все же позволяю себе заснуть — у меня большой опыт подобных путешествий. Роберт покорно шагает и я закрываю глаза под тихий стук его копыт… Не свалиться бы на землю. Крепче сжимаю в руках поводья, не забыв перед сном мысленно повторить свою благодарность коню. Он, как-никак, спас меня. Неизвестно, что делают черные люди, когда их сердят.Сознание пропадает в сладостной дреме и лишь одинокий маячок, всегда стоящий на страже безопасности, продолжает тлеть, готовый потревожить меня, случись что нехорошее…
Я просыпаюсь от цокота копыт, не проспав и двух часов. Мы выехали на участок дороги, который частично выложен камнем. Говорят, раньше здесь была небольшая крепость. Это могло быть правдой — место-то важное, дорога между Кельтом Гард и Текарамом Флорентийским. Но вовсе не камень причина цокота — мы догоняем статную фигуру на лошади, происхождение которой для меня загадка. Всадник… а вернее всадница, как я замечаю, подъезжая ближе, едет медленно, словно ей некуда торопится и она не боится бандитов.
Мы поравнялись и, увидев, что она не отдыхает, а напряженно ждет, что я скажу, обращаюсь к ней:
— Веселый Ледоруб рад приветствовать тебя. Я не желаю тебе зла. Можно ли мне узнать, куда держишь ты ночной путь?
Она поворачивает ко мне свою голову и я вижу, что это — молоденькая девушка. Но… кого не встретишь на дорогах мира.
— Мэлина. Я не буду против, если мы вместе поедем в Текарам Флорентийский.
Она отвечает точно, используя минимальное количество слов. Это выдает в ней уроженку народа предгорий севера, которые давненько поняли, что лишние слова — преграда для нормального общения. Я жил среди них достаточно долго.
— Ты из народа предгорий, — утвердительно говорю я, когда мы продолжаем неторопливый путь (я специально притормаживаю Роберта, который, несмотря на ночное время, просто полон сил).
Она опять поворачивается ко мне, теперь уже — всем корпусом.
— Что с того?
— Я жил с вами.
Потом я пускаюсь в подробный рассказ о черных людях, не только затем, чтобы скоротать часы дороги, но и чтобы объяснить девушке, что следует ехать быстрей — не будет нам добра, если черные отправятся в погоню за мной. Она слушает внимательно, что тоже характерно для ее народа, но продолжает смотреть прямо на дорогу. Возможно и от скромности тоже.
— Да, — говорит она наконец, — я попала в компанию человека, за которым гонятся какие-то нелюди. Зачем ты им, Ледоруб?
Ее рыжие волосы, послушные дуновению ветерка, развеваются, привлекая к себе внимание. И скорее всего, при свете дня окажется, что у нее карие глаза. Меня это мало сейчас заботит, хотя не скрою — фигура у нее отменная. Черные люди с красными глазами. И с седыми волосами.
— Я спрашивал у них, но ответом мне было молчание. Возможно ли, что ты знаешь о них что-то?
— Нет, — отвечает она, заставляя свою лошадь перейти на рысь, — но если ты правдив, нам действительно не помешает побыстрее добраться до города.
Конечно же, она не скажет мне о цели своего путешествия. Да и зачем? Начинает помаленьку светать и далеко-далеко, на горизонте, показывается крохотная точка — это Текарам. Отсюда, с возвышения, на котором мы оказались, видна почти вся лента извилистой пыльной дороги, окаймленной редкими перелесками и маленькими поселениями. Если свернуть вглубь вольных земель, то можно провести немало чудных часов, наслаждаясь синевой чистейших озер, пением свободных птиц… Правда, последнее время мне удается делать это все реже и реже.
Для верности оглядываюсь на пройденное расстояние — не преследуют ли нас черные люди, лица которых хранят безразличное выражение, а голоса одинаковы и монотонны? Может быть, где-то в отдалении и движется облачко пыли, но пока я не могу его видеть. Что ж, поживем — добра наживем.
— Мэлина, ты не устала? — спрашиваю я, ведая, что народ предгорий не проводит пол-жизни в седле.
— Немного, — она слегка колеблется, отвечая.
И теперь я замечаю ее странный взгляд. Ну да, мое лицо несколько обтрепалось за то время, что я работаю на самого себя искателем неприятностей на свою голову. Но тело осталось таким же крепким и выносливым, там, где дело касается неприятностей с людьми. Или приятностей. Но это уже лирика, хотя я начинаю жалеть, что отказал в свое время полутора десяткам красавиц. Но что они могли мне дать _тогда_, когда я еще не утолил свой жажды по новому, по неизведанному?
— Мне рассказывали о тебе и я видела гравюры с твоим изображением.
Хоть одна приятная новость… А глаза у нее действительно карие.
— Веселый Ледоруб, — продолжает она, внезапно разговорившись, — это не твое настоящее имя и не то имя, под которым мой народ знал тебя. Твое лицо стало одним из самых уважаемых. Разговоры, разговоры… Чем же ты смог убедить людей в своей чести?
Я пожимаю плечами, что тут скажешь… Врожденных способностей к новому у меня не отнять, а как иногда хочется, чтобы не было позади двух десятков лет жизни, в которой ты — один из немногих знающих.
— Ну так что? — спрашивает Мэлина, видимо задавшись целью выведать ответ. — Я слышала, ты можешь творить чудеса. Приспособление, которое убивает на расстоянии, и много человек сразу…
— Это не я придумал, — перебиваю я.
Пришпориваю Роберта, заставляя спутницу сделать то же со своей лошадью. Ей вовсе не улыбается встретить черных людей. Но она продолжает настойчивые расспросы:
— Мне рассказали, что мало кто может сравниться с тобой в хитрости.
Теперь я уже совсем не рад, что она досталась мне в попутчицы. Но, что делать, не бросать же ее на пол-пути?
— Люди много придумывают.
Это несколько охлаждает ее интерес к моей персоне, хотя, наверняка, это временно — слишком неуверенно я оправдываюсь. Однако же, пока мы скачем молча, прерывая бег лошадей только для того, чтобы дать им короткий отдых. Если отъехать от Текарама Флорентийского на несколько дней пути, то можно увидеть верхушки горной цепи, к которой хотели увезти меня черные люди. Это — великая горная равнина, о которой сложено много песен.
— Ты слышала о тонгхатах?
— Да. Ты подозреваешь черных людей? Это не они.
Об этом я уже знаю, но, возможно, я смогу найти новую информацию там, где совсем не жду.
— Расскажи мне о них, — прошу я и долго, так что успевает заметно приблизиться Текарам и склониться к горизонту солнце, вслушиваюсь в ее неторопливый рассказ, который полон подробнейших деталей. Когда-нибудь я напишу книгу о вечных странниках, которые не ведают границ времени.
Когда она наконец завершает повествование, я слышу заключительные слова, которые несут в себе загадку.
— За последние годы никто не встречал тонгхатов. Последнее упоминание в рассказах относят ко временам раздела земель.
Это значит — они обрели, наконец, покой? Или их род растворился в людской массе? Мне этого никогда не узнать, как и многим до меня.
Сейчас мне нужно одно — новый меч и отдых.
— А где ты остановишься? — интересуется Мэлина.