— Вы обвиняетесь в поведении, опасном для блага колонии, — твердым голосом произнес Кейз. — Вердикт гласит: вы виновны. — Что-то зашевелилось в нем, что-то холодное и острое. Что-то, противящееся убийству, даже совершаемому во имя правосудия. Последние слова дались ему с великим трудом. — Вы приговариваетесь к смертной казни.
   «Это не убийство, — уговаривал он себя. — Это профилактика. Это очищение. Яну надо умереть, чтобы уцелели остальные. Можно ли назвать это убийством?»
   «А назови это искупительной жертвой».
   — Послушай, — запротестовал ботаник. — Ты не понимаешь, что делаешь.
   — Неужели? — резко возразил Кейз. Кончиком башмака он наступил на окружность, начерченную на земле Яном, стер меловой штрих. — Черт бы тебя побрал! Мы не первобытное племя, которому нужен шаман. Мы цивилизованная колония, первым правилом жизни в которой является единство. И так слишком много опасностей подстерегает нас со всех сторон, чтобы еще приглядывать за собственными людьми!
   — А сколько еще смертей ты согласен воспринять как должное? — возмутился ботаник. — И тебе и мне известно, что число смертей нарастает в геометрической прогрессии. Сколько еще ночей суждено провести колонии, прежде чем число ее обитателей достигнет минимальной черты, за которой мы потеряем возможность обслуживать жизнеобеспечивающий генератор?
   — Два земных месяца, — сердито буркнул командор. — Но мы научимся справляться с этими тварями. Мы научимся…
   — Как только вы уничтожите сегодняшних, Эрна создаст новых! А если справитесь и с этими, на смену им придут другие, причем качественно другие. Неужели ты не видишь, Лео, что нам приходится воевать с планетой, с целой планетой? С некой силой, контролирующей здешнюю экосферу и удерживающей ее в равновесии. И этой силе пока неизвестно, как абсорбировать нас. Или как вступить с нами в контакт. Но на подобные попытки она будет пускаться вновь и вновь. — Трясущейся рукой Ян смахнул прядь волос со лба, но та сразу же упала на прежнее место. — Лео, эта планета была само совершенство. Ни засухи, ни голода, ни циклов урожайных и неурожайных лет, подобно нашим земным… Только подумай об этом! Экология, замкнутая в гармоническое целое, — самый настоящий Эдем. И тут пришли мы. И самим своим существованием поставили под опасность наличествующую здесь гармонию…
   — И тебе кажется, что подобные ритуалы способны что-нибудь исправить? — презрительно бросил Кейз.
   — Мне кажется, они могут послужить инструментом в наших руках. Коммуникационным каналом. Это же вызов, неужели ты не понимаешь? Нам только и остается, что попытаться земной символикой произвести впечатление на здешнюю силу, чтобы получить к ней хоть какой-то доступ. Чтобы взять ее под свой контроль, Лео! Если нам не удастся справиться с этим, можно укладывать чемоданы прямо сейчас. Потому что все наши технологии не помешают этой силе убивать, ведь она управляет здесь самими законами природы!
   — И ты решил ответить на этот вызов дополнительными убийствами. Напоить эту силу кровью…
   — Жертвоприношение — это самый древний и самый могущественный символ изо всех имеющихся в нашем распоряжении, — пояснил Ян. — Подумай об этом! Когда первобытный человек искал благосклонности своих богов, он проливал на жертвенном алтаре кровь себе подобных. Когда Бог Ветхого завета решил испытать Авраама, он повелел тому принести в жертву собственного сына. Моисей спас свой народ от Ангела Смерти, смазав основания дверей кровью животных. А когда Господь Бог протянул руку человеку в знак божественного прощения, Он породил Сына и обрек его на жертвенную смерть. Жертва представляет собой мостик между человеком и бесконечностью, и этот мостик может быть наведен и здесь, Лео. А со временем это может привести к тому, что прекратятся и убийства. Я верю в это. — Он помолчал, а поскольку Кейз ничего не ответил, в отчаянии повторил: — Неужели ты не понимаешь?..
   — Понимаю, — тихо сказал Кейз. — Слишком хорошо понимаю. — Ствол пистолета скользнул в сторону. — Отойди от платформы.
   — Ты не можешь остановить этого сейчас. Жертва уже обещана. Жертвоприношение…
   — Отменяется, раз и навсегда. Прочь от платформы.
   На мгновение Ян уставился на офицера ничего не понимающим взглядом. Наконец в глазах у него что-то забрезжило.
   — Ты решил, будто я собираюсь убить их, — хрипло прошептал он. Было очевидно, что подобная возможность представляется ему самому немыслимой. — Решил, будто я собираюсь убить своих товарищей…
   — А что еще прикажешь думать! — рявкнул Кейз. — Ты похитил их. Ты объявил о том, что собираешься сделать жертвоприношение, а затем отправился по их душу. С ножом в руке. Объясни мне, какие еще выводы можно из всего этого сделать?
   Ботаник разжал руку, нож упал наземь.
   — Я собирался отпустить их. Я привез их сюда, чтобы они не пострадали… командор.
   Кейз резко покачал головой:
   — Ты забываешь о том, что мы были здесь. Что мы все слышали. «Я жертвую сокровенную кровь Земли…»
   Он прервался. Уставился на ботаника. В глаза этого человека и в безумие, встающее из их глубин.
   И все понял.
   Понял.
   О Господи…
   Небо на востоке внезапно посветлело, затем запламенело; Кейз развернулся лицом к источнику света и, как выяснилось в то же самое мгновение, чудовищного взрыва. Пламя мощно рвалось в небо где-то на востоке, милях в пяти от того места, где они сейчас находились, озаряя непроглядную тьму сильнее, чем это сделали бы, ударив разом, тысячи молний. В отчаянии он качнулся назад, сопротивляясь потоку теплого воздуха, в котором чувствовался едкий запах горения.
   — Идиот, — прошипел он. — Злосчастный идиот.
   Корабль. Мысленно офицер видел его сейчас — не ту изящную и гордую керамическую капсулу, в которой они совершили приземление, но искореженный почерневший остов, тучу праха, обломков и осколков в воздухе — обломков и осколков того, что было компьютерной базой данных, лабораторным оборудованием, средствами и припасами биоинженерии… и внизу, у основания огненного столба, кипящее и моментально испаряющееся озеро жидкого металла… и вместе с ним испарялись все их надежды и воспоминания… все их наследие. Все это на данный момент уже исчезло. Все исчезло.
   На глаза Кейзу навернулись горячие слезы, командор с трудом удержался на ногах. Сейчас их уже начало осыпать горячим пеплом, металлическими и пластиковыми крошками, донесенными и сюда невероятной взрывной волной. Поднеся руку козырьком ко лбу, он увидел Яна Каску — тот опустился на колени, руки его были молитвенно сложены, лицо застыло в гримасе чудовищного восторга… Командор прицелился и выстрелил. Выстрелил один раз, потом другой, потом расстрелял всю обойму, и пистолет принялся отвечать на новые нажатия лишь сухими щелчками, а командор все стрелял и стрелял. Ярость, обуревающая его, как будто обрела совершенно отдельное существование, и даже зрелище головы и груди Яна, превратившихся в сплошное кровавое месиво, не принесло ему ни малейшего успокоения и не ослабило отчаяния, накатившего на него.
   В конце концов Лиз перехватила его судорожно застывшую руку, выбила пистолет из трясущихся пальцев. Ее белокурые волосы покрывал пепел, кровь запеклась на щеке, в которую вонзился раскаленный осколок.
   — Мы потеряли его, — хрипло прошептал Кейз. — Мы потеряли все. И вы это понимаете. Все, что у нас было…
   Как всегда настроенная на прагматический лад, врач возразила:
   — Но поселок у нас остался. И несколько платформ. Парочка генераторов.
   Он покачал головой:
   — Этого не хватит надолго. Мы не сможем поддерживать их в рабочем состоянии. О Господи, Лиз…
   Руки у него тряслись. С неба шел горячий дождь; брызги, упав на землю, с шипением испарялись. Он заставил себя думать четко, последовательно, заставил себя планировать. Да ведь разве не в этом и заключался его долг?
   — Нам надо будет записать все, что мы знаем и помним. Все, что удастся… пока люди не начнут забывать. Занести на бумагу все, что мы сумеем вспомнить…
   — Люди не захотят заниматься этим. — Лиз произнесла это мягко, но несокрушимая уверенность, сквозившая в ее голосе, произвела соответствующее впечатление. — Сперва им захочется вооружиться. Захочется почувствовать себя в безопасности. Никто не станет тратить время на то, чтобы записывать мертвые факты, пока снаружи дожидаются хищные твари, стремящиеся пожрать нас.
   — Но это ведь не будет напрасной тратой времени…
   — Я это понимаю. И вы это понимаете. Но поймут ли нас наши люди?
   Командор закрыл глаза. Грохот взрыва все еще звучал у него в памяти, колокол сердца гремел погребальным звоном.
   — Значит, мы утратим все, что у нас есть, — выдохнул он. — Все, чем мы, строго говоря, являемся.
   На это ей возразить было нечего. Да и делать было нечего — разве что держать его за руку, пока по небу плыл черный пепел, оставшийся ото всех их надежд. Пепел жертвоприношения, осуществленного Яном Каской, последние развеиваемые по ветру крупицы их земного наследия.
   В свете пожарища черный летучий пепел казался брызгами крови.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ




1


   ПИСЬМЕННЫЙ ОТЧЕТ
   Дэмьена Килканнона Райса,
   рыцаря Ордена Золотого Пламени,
   члена Союза Восхода Земли-Звезды
   Патриарху Яксому Четвертому,
   Святому Отцу Восточных земель,
   Хранителю Завета Пророка,
   составленный и запечатанный 5 марта 1247 года Солнца
   Ваше Преосвященство,
   со смешанными чувствами радости и страха обращаюсь к Вам пятого марта из портового города Саттин. Радости — потому что могу доложить Вам, что наша миссия в здешние края в конце концов увенчалась успехом. Тираническая правительница, опустошавшая и иссушавшая здешний регион, уничтожена; варварские орды, приводившие в жизнь ее преступные помыслы, разделили участь своей госпожи. (Хвала Господу, делающему подобные триумфы возможными!) Страха же — потому что я пришел к убеждению, согласно которому над обжитыми человеком краями нависла опасность куда более грозная. И я опасаюсь, что одержанная нами — и давшаяся нам такой дорогой ценой — победа может оказаться прелюдией к бесконечно более кровавому побоищу.
   Но позвольте доложить Вам обо всем в надлежащем порядке.
   Мы покинули Джаггернаут 5-го октября 1246 г. втроем: Ваш покорный слуга, Магистр Знаний Сиани Фарад эй и близкий друг и подмастерье ученой Сензи Рис. Вы наверняка припоминаете, что вышеназванная дама подверглась нападению трех демонических существ, которым серией злонамеренных действий удалось лишить ее как памяти, так и большинства ее тонких умений. Мы установили, что эти существа прибыли из интересующих нас краев и удалились в том же направлении. Наше намерение заключалось в том, чтобы проследовать за ними в эти таинственные земли и уничтожить их и тем самым избавить нашу спутницу от их рокового влияния, равно как и все человечество, от какой бы то ни было связанной с ними угрозы.
   Вам известно, что мы отправились в Кали, с тем чтобы уже из этого порта поискать какой-нибудь путь за Завесу. Подобное путешествие означает пять утомительных дневных переходов, чтобы ночи удалось провести в сравнительной безопасности и удобстве. Поскольку противостоящие нам существа ведут ночной образ жизни, подобный способ передвижения не сопряжен с излишним риском. По дороге мне не раз приходилось выступать в обеих своих ипостасях — священника и врачевателя. А однажды, в обстоятельствах, связанных с трагической смертью одного мальчика, я познакомился с человеком, пожелавшим присоединиться к нам в пути. Его звали Джеральд Таррант.
   Как описать человека, которому позднее придется сыграть во всем нашем предприятии столь важную роль? Элегантен. Сдержан. Печален. Злонамерен. Совершенно безжалостен. Я называю лишь самые общие характеристики, но полное впечатление, производимое этим человеком, с помощью слов не передашь. Что же касается его замыслов… Достаточно сказать о том, что он не погнушался организовать весь тот спектакль — не погнушался замучить несчастного мальчика до смерти, до гибели самого его духа, оставившей после себя пустую оболочку, — только затем, чтобы позабавиться зрелищем искусства подлинного врачевателя.
   Вопреки его очевидному могуществу — или, возможно, как раз из-за этого могущества, мы старались избегать его общества до тех пор, пока это оставалось возможным. Так или иначе, в Кали это уже не сработало. Тамошние потоки Фэа были слишком сильны, чтобы кто-нибудь из нас смог воспользоваться своим искусством, а это означало, что определить местонахождение противника с помощью земных энергий мы уже не могли. Вдобавок мы были незнакомы с портовыми и таможенными правилами, что предоставляло противнику чересчур серьезную фору. В конце концов нам пришлось положиться на Тарранта, как бы противен ни был он лично, и, забегая вперед, отмечу, что в данном отношении он зарекомендовал себя наилучшим образом.
   Всей четверкой мы прибыли в порт Моргот, где надеялись сговориться с кем-нибудь из местных капитанов, чтобы он доставил нас к цели. Здесь-то на нас и обрушилась целая череда несчастий. Наши враги набросились на нас, удвоив свою численность подкреплениями, и остается возблагодарить Господа за дарованную нам победу. Но когда прах и кровь остались позади, выяснилось, что необузданные энергии Моргота противопоставили нам куда более могущественного и страшного соперника в лице нашего темного спутника. В разгар битвы Таррант набросился на Сиани и самым варварским образом лишил ее последних сил и памяти, которые у нее к той поре оставались. Когда мы попытались прийти к ней на помощь, он взял верх над нами и, воспользовавшись нашим бессилием, унес ее прочь — в гущу Запретного Леса, в котором обитало существо, именуемое Охотником.
   Мы с Сензи пустились в погоню — израненные, измученные, но преисполненные решимостью вызволить Сиани, прежде чем ее предадут во власть владыки Леса. Чаща оказалась настолько дремучей, деревья в ней так переплелись ветвями, что солнечный свет не достигал земли, кишащей существами трех сортов — живыми, полуживыми и искусственно созданными, пребывающими на свете единственно затем, чтобы выполнять волю грозного тирана. В конце концов верхом на конях мы достигли самой сердцевины этих жутких джунглей, где и расположена цитадель Охотника и его рабов, черный замок, выстроенный по образцу крепости Мерента. И только здесь, к нашему прискорбию и отчаянию, нам открылась подлинная сущность нашего недавнего спутника…
   Хотелось бы мне, Ваше Святейшество, найти слова, способные смягчить удар, связанный с подобным открытием, да только таких слов не существует в природе. Но выражусь просто… Существо, известное Вам под именем Охотника, существо, преследующее живых женщин как диких животных исключительно ради собственной забавы, существо, окружившее себя облаком страха и насилия, растворенном в Запретном Лесу, в иные времена было известно под другим именем — Владетель Меренты Джеральд Таррант. Пророк нашего вероучения.
   Да, Ваше Святейшество, Пророк по-прежнему жив — если, конечно, омерзительное состояние, в котором он сейчас пребывает, можно назвать жизнью. Основатель нашей веры сам так боялся смерти, что в конце концов продал свою человеческую душу в обмен на бессмертие, — и теперь он пребывает в ловушке существования между подлинной смертью и жизнью, и каждое мгновение, проводимое им в состоянии бодрствования, он обречен вести борьбу за поддержание равновесия между этими двумя силами. Как прожить человеку в такой борьбе долгие столетия, если он не может приобщиться ни к жизни, ни к смерти и способен поддерживать собственное существование, лишь громоздя одно злодейство на другое — причем в такой степени, что человеческая молва возвела его в первородные демоны и исчадия ада? Я почувствовал в нем и кое-какие искры подлинных человеческих чувств, но они погребены на предельной глубине. К тому же он убежден — и, возможно, убежден справедливо — в том, что дать волю подлинным человеческим чувствам означает для него полную и бесповоротную смерть. Владыки Ада не склонны проявлять милосердие.
   В Лесу ему не имело смысла маскироваться и впредь, и он горделиво раскрылся перед нами во всей своей омерзительной полноте, черпая новые силы в наших страданиях. Он заявил даже, будто по-прежнему, на свой лад, служит интересам Церкви, хотя я и представить себе не могу, что он под этим подразумевает. Он заявил далее, что нам будет дозволено покинуть Лес и забрать с собой Сиани, с тем чтобы мы могли осуществить свою миссию. Более того! Владыка Леса объявил, что присоединится к нам и придет в нужный час на помощь, раз уж могущество нашей спутницы окончательно уничтожено. Объясняя нам мотивы своего решения, он употребил такие слова, как «честь» и «долг», но подлинной подоплекой представляется следующее: Охотник придерживается правил поведения, зиждящихся отчасти на страхе, отчасти на тщеславии, отчасти на инстинкте выживания, и собственный «моральный кодекс» служит ему своего рода Щитом, с помощью которого он пытается отразить удары, обрушивающиеся на последние остатки его человеческой сущности. И согласно этому кодексу, — так он поведал нам, — он отныне обязан, пусть и вопреки собственной воле, помочь нам в осуществлении нашего плана, заключающегося в спасении Сиани, всем своим темным могуществом. И отказать ему у нас просто не было возможности.
   Один я, возможно, отверг бы подобную помощь. Один я, возможно, предпочел бы сразиться, пусть и безоружным, с вражескими скопищами, лишь бы не брать в союзники столь злокозненную мощь. Но я был не один, а мои спутники не разделяли со мной столь всеобъемлющего отвращения. Никогда ранее не осознавал я с такой остротой того, насколько глубокая пропасть разделяет нас, воспитанников Церкви, и людей мира. Хотелось бы мне обладать даром внушения, чтобы объяснить им: лучше умереть, нежели подвергнуться порче. Но моим спутникам предлагаемая помощь показалась куда более важной, чем страх перед природой этой помощи. Так что в конце концов воле Охотника пришлось подчиниться и мне.
   Вчетвером мы отправились на восток, к порту Саттин, путешествуя только ночью, потому что солнечный свет являет собой сущее проклятие для чувствительной кожи и плоти Охотника. И добравшись до места, где воды Змеи сужаются настолько, что человеку кажется, будто он чуть ли не способен, стоя на этом берегу, увидеть противоположный, мы нашли капитана, дерзнувшего принять наше предложение и весь наш авантюрный план. Но опасность подстерегала нас не только на другом берегу. Неподалеку от него проходит барьер, который самостоятельно не в силах преодолеть никто из посвященных; место или зона, где энергии чрезвычайно могущественны и предельно хаотичны, так что разбалтывают сами человеческие души… Достаточно сказать, что меня по-прежнему преследуют воспоминания о той чудовищной переправе. И все же нам удалось оказаться на другом берегу, не понеся потерь, за что следует возблагодарить Господа; потребовалось не одно маленькое чудо, а целая череда таких чудес, чтобы все произошло именно так.
   По полузатопленной прибрежной полосе мы с трудом продвинулись на запад к устью реки Ахерон. Оттуда повернули на юг, в глубь континента. Путь был не из лучших, поход выдался трудным, а главное, нас не покидало ощущение, будто кто-то — или что-то — следит за нами. После нескольких суток пути в одну из ночей произошло землетрясение, последствия которого оказались для нас едва ли не трагическими: две лошади погибли, да я и сам наверняка утонул бы в водоворотах Ахерона, не приди мне на помощь Таррант. Хуже того, в этот критический момент мы остались безоружными. И именно тогда на нас и напали ракхи.
   В Вашей библиотеке имеется информация о том, каковы эти хищники были раньше; я прилагаю к письму несколько зарисовок, по которым вы можете судить о том, во что они превратились. Хотя эволюция и заставила их принять внешний облик человека, сама их сущность не имеет ничего общего с человеческой; их ум, на равных соперничающий с нашим, пребывает в постоянной борьбе со звериными инстинктами, обусловленными происхождением, поэтому их поведение непредсказуемо и зачастую весьма агрессивно. Они так и не забыли о том, что сделали с ними — или, по меньшей мере, попытались сделать — люди; память о том истреблении настолько жива, как будто древний — и не доведенный до конца — геноцид имел место лишь пару дней назад. Строго говоря, своим спасением мы обязаны только тому, что любопытство ракхов пересилило их же собственную злобу — пусть и ненадолго, — и, не убив нас на месте, они увели нас в свой лагерь в качестве пленников. О самом лагере и о том немногом, что мне удалось узнать относительно их общественного устройства, я набросал краткие заметки. Мы попытались вымолить у них собственную жизнь, обратившись к ним с помощью переводчика — двуязычного представителя касты Красти, — но что за доводы могли мы противопоставить столь закоренелой ненависти? В конце концов, мы спаслись, открыв ракхам подлинную цель своего путешествия. Ибо демоны, на поиск которых мы отправились, наносили им удары точно так же, как и нам; и глазами многих ракхов взирали на нас опустошенные демонами души, и эти глаза застилали слезы. Решение нашей задачи, таким образом, было выгодно ракхам точно так же, как и нам самим.
   Они дали нам проводника, точнее, проводницу — красти по имени Хессет. Отношения с нею поначалу складывались напряженно, особенно в связи с тем, что Таррант и не думал скрывать свои убийственные способности. Но она провела нас по необъятным просторам, обжитым племенами ракхов, вступая в переговоры и мало-помалу убеждая враждебно настроенных вождей пропустить нас, и уже скоро мы поняли, что без нее у нас ничего не получилось бы. Нас затопила бы ненависть, не угасающая и не идущая на убыль на протяжении стольких столетий, в равной мере питаемая племенами, стоящими на совершенно разных ступенях развития.
   Нам стало известно, что союзником демонов, которых мы разыскивали, является колдун из числа людей, — и мы сделали все возможное для того, чтобы перенаправить его Видение в ложную сторону. Поначалу нам это вроде бы удавалось, но вдруг среди одетых снегами горных вершин колдун нанес удар. Сензи Риса, отколовшегося от остальных, он убил самым беспощадным образом, да обретет покой его душа в той мирской послежизни, которую он для себя заранее создал. Да и Таррант едва не погиб. И в конце концов, лишь наше единство да сила Святого Огня, которую Вы даровали мне, позволили нам живыми выйти на границы тех мест, в которых обитали наши враги.
   Здесь, по совету Хессет, мы заручились поддержкой местного племени ракхов, предки которого спустились под землю в период, как они это называют, «плохой погоды» (возможно, Малый Ледниковый период седьмого столетия), да с тех пор так и не вернулись на поверхность. Прилагаю в связи с этим заметки и зарисовки. Изучив их, Вы обнаружите, что подземные ракхи весьма приспособились к новой среде обитания и обладают теперь лишь весьма незначительным сходством со своими остающимися на поверхности единородцами. Поразительный пример того, как функционирует эволюция на этой планете там, где ей удается обойтись без вмешательства человека.
   Воспользовавшись подземными ходами ракхов, мы проникли во владения противника. И только здесь мы узнали о том, что во главе хищников, напавших на Сиани, стоит человеческая особь женского пола, называвшаяся «женщиной с востока», и ее жажда власти оказалась настолько велика, что она принялась заточать души своих пленников и питаться ими, причем испытываемые ее жертвами страдания служили своеобразным фильтром, посредством которого она черпала земное Фэа. В конце концов нам удалось обратить против нее самой ее собственное безумие, использовав ее манию так, чтобы она не распознала истинной нашей цели, тогда как мы в буквальном смысле слова вырвали почву у нее из-под ног. Возникшее в результате этого землетрясение уничтожило ее цитадель и убило на месте большинство ее приверженцев и слуг, тогда как извержение Фэа, каким всегда сопровождаются подобные бедствия, захлестнуло ее волной той самой энергии, которой ей так отчаянно хотелось завладеть.
   Милостью Божьей и при помощи Святого Огня Сиани, Хессет и мне удалось вырваться из обрушивавшегося подземного лабиринта, не получив никаких увечий. Охотнику повезло куда меньше. Вынужденно поставленный перед выбором принять стопроцентно гарантированную смерть от рук наших врагов или же почти столь же вероятную гибель под лучами солнца, Охотник выбрал последнее, и, возможно, к настоящему времени его уже нет в живых. Дай Бог и мне в свой последний час найти в себе такие же силы и мужество и покориться неизбежному с не меньшим достоинством. Принеся себя в жертву, он уничтожил и похитившего память Сиани демона, и к ней сразу же вернулись все ее былые способности. И мы пустились в долгую дорогу домой — в края, населенные людьми.
   Как бы мне хотелось, чтобы все этим и закончилось.
   В данную минуту, пока я сочиняю Вам это письмо, ракхи охотятся на последних из числа так называемых демонов, окончательно освобождая свою землю от их влияния. Да только, Ваше Святейшество, никакие это не демоны. Истину удалось открыть Хессет. Именно она обнаружила, что демоны — точно такие же ракхи, как она сама, некоей дьявольской волей обреченные на эволюцию в направлении, превратившем их в подлинных чудовищ. Что же за дьявол смог сознательно изменить саму природу аборигенов так, что их естественная натура оказалась полностью подавленной и они стали вынуждены питаться чужими душами? И какой смысл мог заключаться в том, чтобы сделать этих несчастных ночными созданиями — ночными в такой степени, что, едва попав под лучи солнца, они погибают? Я, Ваше Святейшество, страшусь ответов, которые можно получить на эти вопросы. Там, на востоке, угнездилось и пустило корни некое Зло, голод которого не ослабевает на протяжении веков, а терпение позволяет медленно и тщательно перестраивать в сторону извращения саму Природу, — и нам необходимо управиться с этим Злом как можно скорее, пока оно, потерпев поражение сейчас, не успело извлечь из него должного урока. Пока оно не получило возможности нанести ответный удар.