Страница:
– Не показывали… – огорченно ответил Аркаша. – Но и так понятно. Там у него на столике шампанское, фрукты, посуда красивая, хрусталь. Девки приходят, якобы он их на работу принимает, вопросы всякие задает, как в отделе кадров. И тут же следующий кадр. Она уходит, застегивая блузку. А он сидит, развалился боров такой на этом диване, галстук на фиг сдвинут, волосы приглаживает рукой. С чего бы это?
– Да… – мечтательно произнес Димон. – Я бы хотел посмотреть, как трахаются. Привези как-нибудь порнуху, так поглядеть охота.
– Шо дают, то и везу, – неохотно буркнул Аркаша. – Да, а где же ты этот диван отхватил?
– Вчера отец вернулся с Украины. Ездил по делу. Заехал к родственникам, они в Луганске живут. Дядя Петя преподавателем работает. Богатые… – с завистью протянул Димон. – Как раз новый диван купили, а этот жалко выбрасывать, отцу предложили. Вот сообща и погрузили его на батин грузовик. Еще холодильник отдали, работающий! – прихвастнул Димон.
– Везуха тебе! – Аркаша погладил шероховатую от множества мельчайших трещинок поверхность дивана. – Крепкий совсем, еще долго послужит. Вот людям не хрена делать в городе! Диваны меняют…На нем еще лет двадцать спать можно.
И как в воду глядел. Димон уже десятый год пролеживает бока на этом диване. Местами, правда, пружины стали выпирать, но он умудряется сворачивать свое длинное тело так, что оно умещается между неудобными горбами. С годами Димон обшил сараюшку вагонкой, купил как-то по случаю по дешевке у сторожа местной птицефабрики. Утеплил полы. Внутри обстановка осталась та же, только прибавилась магнитола, но теперь собственное жилье у него было до глубокой осени. И уже в апреле он опять поселялся в свою «Мечту», перетаскивая свое нехитрое имущество и пытаясь придать хоть какой-то уют сараюшке. Сюда же года два он по ночам водил Аленку, когда в станице гасли огни, все вокруг затихало и только иногда тишину нарушал одинокий лай особо рьяной собаки старика Деревянко. Казалось, ей одной есть дело до ночной жизни станицы. Остальные собаки редко отгавкивались, лениво исполняя свои собачьи обязанности.
Аленка работала обходчицей на железнодорожном полустанке. Ей было уже двадцать шесть, за ней тянулся длинный шлейф нехороших слухов. Говорили, что она с молодости себя не блюла и поэтому мужики с ней не стеснялись. Не каждому обламывалось, но и особо переборчивой она не была. Особенно ее не любили замужние бабы. Как-то одна из них своего загулявшего мужика нашла в объятиях Аленки и едва не выдрала ей все волосы. Скандал был такой, что надолго отбил у семейных мужиков охоту провести полчасика в горячих объятиях немногословной Аленки.
А началось все с благих намерений родного отца. Он всю жизнь копил деньги, лелея мечту построить единственной дочери дом в своем же дворе, готовил приданное не абы какое – а самое богатое. В двадцать два года мало какая девушка могла похвастаться собственным домом. Аленка эту заботу отца поняла по своему. И когда родители отправлялись почивать после тяжелого трудового дня, к ней огородами прокрадывался соседский хлопец Иван Курбатов. Гулять то он с ней гулял, да еще с большим удовольствием – Аленка собой была хороша – но жениться не спешил. Аленке Иван нравился давно, поэтому она и поторопила события – вопреки строгому родительскому воспитанию решила свою девичью честь не хранить, неизвестно сколько придется ждать предложения. А так уступит ему, докажет свою любовь – Иван оценит, чем пришлось ей поступиться ради большой любви, и женится на ней. Все знали, что она воспитывалась в строгой семье и никто даже не представлял, какая у нее насыщенная тайная жизнь.
О себе Аленка была высокого мнения, считала, что все в ней хорошо. И сама привлекательная, многие считали ее красивой, и приданное приличное. Один в ней был недостаток, она это понимала и сама и это немного ее напрягало – недостаток образования. В свое время училась в школе кое-как и после восьмого класса пришлось из школы уйти, даже в девятый не пошла. Все равно экзамены не сдала бы. Так что у нее на руках осталась только справка о незаконченном среднем образовании. Поэтому и работу себе не могла найти чистую, а о секретарской работе в городе и мечтать не приходилось. Даже работа продавца была ей не по плечу – считала плохо. В уборщицы самолюбие не позволяло, да и за копейки не хотелось мараться. А путевая обходчица – это еще не худший вариант. Работа нелегкая, зато загар бесплатный. Люди в городе за солярий деньги какие платят, а она круглый год загорелая. Это уже в двадцать пять она поняла, что не тот у нее загар, какой мужчинам нравится. Когда новый ее кавалер Димон в минуту откровенности заявил, что выглядит она на все тридцать. Даже пожалел ее. Потому как в любую погоду приходится вдоль путей шагать, под ветром и в солнцепек, под дождем и во время вьюги. Кожа у нее состарилась преждевременно, поскольку и ухаживать за ней она не умела. Всякие там мази, кремы ее совсем не интересовали. Это все равно, что регулярно принимать лекарства – скучно.
Когда Димон впервые пригласил ее к себе, предупредил, что жениться не собирается. У него в жизни на ближайшие годы другие задачи. Просто нравится она ему, еще в больнице глаз на нее положил. Свела их судьба в Тихорецкой больнице, куда оба попали по житейской причине – с приступами аппендицита. И уже через день после операций познакомились, когда прогуливались по коридору, скособоченные, держась за животы, потому что врач велел двигаться, а швы тянули. От нечего делать стали глазеть друг на друга. Димон был парнем неробким, и уже на следующий день после недвусмысленных гляделок прижал ее в темном коридоре и стал лапать. Он даже не ожидал, что Аленка так жадно отреагирует на его не слишком нежные ласки. Потом она объяснила ему, что истосковалась по мужчине. У нее был довольно длительный период вынужденного воздержания. Месяца два. А тут такой здоровый казак, такой симпатичный, глаза у него серые и большие, руки крепкие и обнимают так, что кости трещат. Это все она ему прошептала в ухо, когда он потащил ее в санитарную комнату и привалил к двери, потому что крючка, естественно, на двери не было. Мало ли какому больному станет плохо, когда он вздумает ванну принимать. Можно было уединяться и в туалетах, но крючков не было и там. Да и брезговали они туда забредать.
Первых два дня Димон проявлять большую активность опасался, вдруг швы разойдутся. Но на третью ночь Аленка его так завела, что тут же, в санитарной комнате у них все и случилось. Никто их не беспокоил, все больные спали, по ночам душем никто не пользовался. Медсестры на посту тоже дрыхли, дежурный врач торчал в своей ординаторской – то ли спал, то ли смотрел телевизор. Аленка была такой опытной, что Димон понял – это та женщина, которая грезилась ему в его юношеских снах. Эти сны мучили его лет с пятнадцати, просыпался он всегда весь мокрый, хоть выжимай, внизу живота болело, как будто его долго дубасили скалкой. Но во сне ощущения были такие приятные, что просыпался он всегда с сожалением…Такое ощущение он испытал и с Аленкой. И когда их выписали из больницы, однажды ночью привел в свою «Мечту». От родителей удавалось скрывать ночные свидания, они рано ложились спать и ничего не подозревали. Неяркая лампочка освещала темное лицо Алены, хищно блестели ее железные зубы, потому что во время любовных утех она всегда улыбалась. Димон не смотрел в ее лицо, он прислушивался только к своим ощущениям, и ему этого было достаточно. Потому что наяву он испытывал то, что видел когда-то в юношеских сновидениях – а снились ему тогда порочные женщины, которые сладостно мучили его и доводили до экстаза. Аленка не мучила, но до экстаза доводила.
– А что у тебя с зубами? – спросил он однажды, отвалившись от нее – разгоряченной, с обычной хищной улыбкой на влажном, покрытом мелким бисером пота лице.
Аленка нехотя рассказала, что была у нее большая любовь с Иваном. А когда он узнал, что она забеременела, жениться все равно не захотел, но дал денег на аборт. Пришлось поехать в Тихорецк. Но в один день она не управилась, как рассчитывала. После того, как в ней поковырялся молодой неопытный доктор, у нее открылось кровотечение. Пришлось пролежать в больнице неделю. Отец ее разыскал, и когда она вернулась домой, строгий родитель решил ее наказать построже, в назидание на будущее. А в его понимании строгое наказание могло быть только одно – жестокая порка. Аленка не ожидала такого расклада, хотя и подозревала, что ее пребывание в больнице даром ей не пройдет. Она попыталась сопротивляться, и когда стала уворачиваться от тяжелой отцовской руки, он не рассчитал сил и выбил ей зубы. Потом сам же дал денег на железные. Сказал, что она и так теперь порченая, никто на ней не женится, нечего тратиться на золотые. Димон опять пожалел Аленку, но для себя сразу решил, что в жены ее никогда не возьмет. Он хотел чистую девочку, пускай совсем неопытную, но чтобы он у нее был первым. И еще он хотел, чтобы эта девочка была умной и культурной. Например, учительницей. Или медсестрой. Можно и библиотекарем. Но не продавцом, боже упаси, в магазинах мужики толпами отовариваются водкой да сигаретами, с продавщицами заигрывают. А какая устоит, если целыми днями на нее пялятся посторонние мужики?
Когда в станице появилась новая молоденькая учительница Лена, Димон сразу обратил на нее внимание, но почему-то оробел, столкнувшись с ней впервые нос к носу в магазине. Лена показалась ему очень строгой и неприступной. Она обстоятельно покупала кучу всякой всячины, но продавщица Галя вопреки своему обыкновению не грубила покупательнице, а говорила с ней несколько заискивающим голосом. Еще бы, подумал Димон, это же не малокультурная путевая обходчица Аленка, которая и говорить-то толком не умеет, у нее все предложения состоят из двух слов. А Лена говорила очень вежливо и красиво, Димон прямо заслушался и не сразу опомнился, когда Лена уложила все покупки в объемистую сумку и вышла на улицу.
– Ну чего стал столпом? – неласково взглянула на него продавщица. – Шо тебе надо? Говори скорее, а то я на обед закрываюсь.
У Димона все вылетело из головы, и он для отвода глаз только сигареты и купил, чтобы хоть не выходить из магазина с пустыми руками. В другой раз он бы послал продавщицу куда подальше, но нужно было торопиться, хотелось взглянуть на учительницу еще хоть одним глазком. Он уже слышал о ней много хорошего: и что в клуб на танцы она не ходит, по станице зря не шатается. Народ говорил о ней уважительно. Серьезная девушка, учит детей хорошо, не орет на них, дети ее любят. И хотя она была племянницей мента Володи, к которому у Димона было свое отношение, не любил он бывшего начальника милиции, Димон считал, что это даже к лучшему. Во всяком случае никто из местных раздолбаев не посмеет ее обидеть. Все знали крутой нрав бывшего мента.
Для Димона настали трудные времена. Образ Лены буквально преследовал его. Ее большие серые глаза – внимательные и серьезные, светло-русые длинные волосы напоминали ему русалку из давно забытой детской сказки. Но когда она случайно встречалась на его пути, держалась всегда так отстраненно и независимо, что у него только сердце замирало, заговорить с ней он никак не решался. Тем временем его ближайший друг Сергей Ковальчук, ничего не зная о переживаниях несчастного влюбленного, устроил настоящую осаду, чтобы привлечь внимание Лены. И хотя все его попытки увлечь Лену проваливались на корню, надежды не терял. Он считал – чем настойчивее и наглее атаковать девушку, тем больше шансов заинтересовать ее. И очень удивлялся, что действительность совсем не соответствует его представлениям об ухаживании за девушкой. Она просто стала убегать от него, завидев издали. Димон напротив, старался быть как можно вежливее, но и ему ничего не обламывалось. Он держался так скованно, что Лена даже не догадывалась о его чувствах. Димон по-настоящему страдал. Об Аленке он теперь и думать не мог – противно становилось. Когда она пришла сама и нетерпеливо постучала в окошко халупы, как пренебрежительно называла его «Мечту», он впустил ее, закрыл за ней дверь, и с мрачным видом сразу с порога заявил:
– Ты ко мне больше не ходи.
– Шо на тебя нашло? – удивилась Аленка, потому что считала – все у них хорошо, вон как Димон зверел в ее объятиях, прямо как тигр на нее бросался. Видать, действительно она ему нравилась.
– Не хочу больше. И даже не спрашивай – почему. – Сурово ответил совсем еще недавно бывший ее возлюбленным Димон.
– Та шо с тобой? – не унималась Аленка, не веря своим ушам. – Може, я шо-то не так сделала? Може, обидела тебя чем-то? Тогда извиняюсь.
– Ничего ты мне не сделала. А видеть я тебя больше не хочу. И все – конец базару.
Димон едва не вытолкал ее за дверь и Аленка, заплакав от обиды, ушла сама, лишний раз убедившись, какие же мужики козлы.
Как-то Димон столкнулся с Леной опять в магазине. Она пришла со своей подружкой, учительницей Татьяной. Они обсуждали какое-то школьное мероприятие, которое собирались провести в клубе. Лена рассматривала унылый ассортимент сельмага и грустно сказала:
– Хоть бы раков привезли, что ли…Я так раков люблю, сто лет не ела. Просила дядю Володю наловить, а он их терпеть не может. Говорит – падалью питаются, ему на них даже противно смотреть.
– Попроси Пашку Гасилова, у него отец этих раков ведрами с Ялпужанки домой таскает, – посоветовала Татьяна и засмеялась.
– Ну, Пашка все-таки мой ученик, как-то неудобно, – ответила Лена и купила полкило пряников.
Димон вечером отправился на Ялпужанку и просидел в воде несколько часов, шаря в норах руками, выискивая раков. Дома он поручил матери отварить по известному ей рецепту со всякими травами и пряностями. На следующий день он преодолел свою робость и пошел в клуб, прихватив увесистый мешок с раками.
Лена с Татьяной сидели за кулисами сцены и следили за программой школьного праздника, тихонько переговариваясь о чем-то своем. Они даже раскрыли рты от удивления, когда к ним за кулисы ввалился Димон и весь красный от смущения протянул мешок. Димон от волнения даже забыл поздороваться. Он молча взгромоздил на столик мешок и пробормотал, глядя на Лену:
– Это вам. Раки… – И тут же убежал, затопав сапогами по дощатому настилу. На сцене в это время бойкая девочка читала стихи и зал с удивлением слушал громкий топот за сценой.
Димон не слышал, как Татьяна прыснула и, давясь от смеха, спросила:
– Когда ты успела его подцепить?
– А кто это? – в свою очередь удивилась Лена, но тем не менее уже развязывала холщевый мешок, в котором в целлофановом пакете таращило черные бусинки глаз и грозно топорщило усы нечаянное угощение ярко-красного цвета.
– Первый парень на деревне. Казак Дима…Видно, сильно ты его зацепила, если он услышав краем уха о твоем желании, уже на следующий день поспешил его исполнить.
В отличие от Лены Татьяна была наблюдательнее и давно уже приметила высокого симпатичного парня. Но лицо у него было простоватое и взгляд какой-то неуловимый, а Татьяне не нравилось, когда люди прятали свои глаза. Как раз вчера в сельмаге она заметила среди покупателей Диму и поняла, что он прислушивался к их разговору.
– Да я видела его всего несколько раз, – принялась оправдываться Лена. – А как ты думаешь, удобно будет, если мы сейчас съедим этих раков?
Татьяна опять тихо засмеялась.
– А что – смотреть на них? Халява, сэр, – вспомнила она фразу из английского анекдота. – Ешьте, пока дают.
Она первая запустила руку в пакет и достала здоровенного рака с огромными устрашающими клешнями и с хрустом оторвала ему ногу.
– Ох и вкуснятина! Ешь, не стесняйся, когда еще нам такое счастье привалит!
У Димона что-то дрогнуле в душе, когда при следующей случайной встрече Лена его заметила и приветливо поздоровалась. К тому времени главный конкурент по ухаживанию Сергей уехал в Тихорецк и подался в политику, так что у Димона, который ценил мужскую дружбу, были развязаны руки. На Лену больше никто, кроме Петьки Волохова, не посягал. Но Димон мента в расчет и вовсе не принимал, Петька по всем статьям сильно ему проигрывал. И ростом он был чуть выше Лены, и рожа у него непривлекательная – нос картошкой, глазки маленькие, серые волосы падали на плоский лоб жиденьким чубчиком, нижняя губа отвисшая, да и вообще глуповат. И хотя Лена по-прежнему не проявляла особого интереса к Диме, но хоть не отворачивалась и иногда даже приветливо отвечала на его вопросы, которые он заранее обдумывал, как домашнее задание. Вскоре между ними сложились почти дружеские отношения, во всяком случае так считал Димон. И однажды он даже рискнул пригласить ее в кино на новый фильм, но Лена, поблагодарив его вежливо, отказалась.
– Некогда мне. Тетрадей дома гора, диктант в четырех классах проводила, проверять надо.
Димону показалось, что произнесла она эти слова с некоторым сожалением. С тех пор он стал считать, что стоит проявить терпение и настойчивость и девушка будет его. В радужных мыслях он уже видел ее своей невестой, а в недалеком будущем и женой. Ему даже в голову не приходило, что Лену просто тронула его забота, хотя она и понимала, что он не равнодушен к ней.
Димон обдумывал, как бы еще порадовать девушку. Ему хотелось видеть ее улыбку, которая освещала ее лицо, когда они встречались случайно или на улице, или в магазине. Как-то он услышал на улице разговор учителей, что на завтрашнем педсовете будут обсуждать поведение Павла Гасилова. А это надолго, – сетовала пожилая учительница Евдокия Семеновна, – поскольку Пашка успел за месяц нового учебного года насолить многим учителям. И зачем его только принимали обратно в школу? Ведь знали, что он за типчик. Еще два года назад, когда семья Гасиловых снялась с насиженного места и отправилась на заработки в Уренгой, весь педколлектив радостно вздохнул. Пашка уже тогда всех достал своей наглостью и неуправляемостью. Учителей раздражала его самоуверенность и абсолютное неуважение к учителям. Он много читал, соответственно много знал. Но для учителей его тяга к книгам оборачивалась сущим наказанием. Некоторых учителей, которые из-за рутинной работы и домашних хлопот не успевали читать новые книги, начитанный ученик элементарко сажал в калошу какими-нибудь каверзными вопросами. И когда он наконец сгинул, то все радостно подумали, что навсегда. Однако спустя два года относительно спокойной школьной жизни он вновь появился на их горизонте. Отец семейства решил вернуться на малую родину, потому что стали болеть его родители, а он был их единственным сыном. И когда в один далеко не прекрасный день учителя вновь увидели в школе Пашку, у многих сильно испортилось настроение.
Димон знал семью Гасиловых, дружил со старшим братом Пашки – Денисом, пока того не засадили в тюрьму. Очень горячий парень был, да и выпить любил. А в пьяном виде становился совсем бешенным. За что и поплатился после того, как избил какого-то приезжего шабашника так, что тот едва не отправила на тот свет. После суда Дениса отправили на три года в зону, так что теперь не скоро он появится на улицах родной станицы.
Из разговора учителей Димон выудил интересную для него информацию – педсовет начинается в три часа. Сколько он может длиться? Час, два…Нельзя же бесконечно обсуждать поведение Пашки. Даже если каждый учитель будет высказывать свое мнение, их всего семнадцать человек. Димон прикинул, что уже через час-полтора можно караулить Лену у школьных ворот.
На следующий день он полдня летал на своем грузовике, как на крыльях, предвкушая радостную встречу. На птицеферме, куда он привез очередную партию кирпича – ферма процветала и расстраивалась – птичница Дуся Бедная ехидно спросила:
– Шо ты так радуешься сегодня, как будто на свидание идешь?
– Иду, Дуська, угадала!
– Та брешешь! Хто ж эта красавица? – Дуська удивленно вытаращилась на него. В станице все сплетни разносились мгновенно, но никто не видел Димона с девушкой и ее одолело любопытство.
– А це уже не твое собачье дело! – огрызнулся не слишком вежливо Димон.
– Та тю на тебя! – обиделась Дуська. – Очень мне нужно с тобой балакать…Давай, двигай со свои грузовиком, только мешаешь здесь.
Димон посмотрел на часы – и вправду можно уже двигаться к школе. Он лихо притормозил у ворот школы. Но во дворе было тихо. Димон смело вошел во двор и заглянул в открытое окно учительской. Педсовет был в полном разгаре. Посреди учительской с красным и злым лицом стоял Пашка, его отец сидел в углу на стуле, бросая недобрые взгляды то на сына, то на учителей. Учительница географии гневно обличала наглое поведение Пашки, остальные учителя, видимо, уже успели выступить со своими речами и теперь скучали, поглядывая на часы.
– Шо-то я не понял, – наконец подал голос старший Гасилов. – Он шо у меня – погано учится?
– Учится он хорошо, – нехотя призналась географичка. – Но его наглая самоуверенность мешает проводить уроки.
– Он шо – кричит на уроках, чи бьет кого-то? – последовал вопрос отца.
– Еще этого не хватало! – возмутился директор – высокий лысый дядька, которого Димон терпеть не мог еще со времен своего школьного детства. За директором уже давно закрепилась кличка Фантомас. Младшая сестра Димона говорила, что его и сейчас так называют за глаза в школе. Притом не только ученики, но и молодые учителя, она сама слышала.
– Так чего это вы моего сына тут ругаете уже полтора часа? – едва сдерживая гнев, отец убийственным взглядом окинул весь педколлектив.
Директор на мгновение лишился дара речи, но быстро нашелся.
– Мы вам полтора часа объясняем, что Павел Гасилов недостойно ведет себя на уроках. Он дошел до того, что даже осмеливается делать замечания учителям, перебивает их и мешает учебному процессу. Но возмутительнее всего то, что он унижает достоинство учителей.
– Та я и так понял, шо он их унижает тем, шо знает больше, чем некоторые ваши учителя, – саркастически произнес папаша. Павел встрепенулся и благодарно взглянул на отца. Тот поймал его взгляд и жестко одернул:
– А ты шо вылупил свои глаза? Дома ты у меня еще получишь. За то, шо я тут полтора часа выслушивал, мое достоинство тоже унизилось! – с угрозой сказал отец, и Пашка опять уставился в пол.
Димон отошел от окна и прислонился к стенке. Его душил смех. Отец у Павла был тяжел на руку и скор на расправу. Но своих он тоже умел защищать. Димон злорадно подумал, что так этим учителям и надо. Мало они его крови попили, пока учили! А на выпускных экзаменах как изгалялись? С него семь потов сошло, пока он этот проклятый аттестат получил. А на хрена он ему теперь? Только силы и нервы зря потратил. Баранку можно было и без аттестата крутить. И такие же бабки загребать. Хозяин птицефермы на зарплату своим работникам не скупился. Лишь бы работали хорошо.
– Ну что тут скажешь? – театрально развел руками директор школы, – если даже уважаемый Фадей Григорьевич не хочет понять, что ученики на уроках должны слушать учителей, а не мешать проводить занятия. Да, я не спорю, Гасилов способный ученик, много читает. Ну и пусть пополняет свои знания, так сказать – расширяет свой кругозор. Зачем же постоянно одергивать учителей?
– А за це он дома получит, – опять с угрозой произнес отец.
Кое-кто из учителей вздохнул с облегчением. Не зря они тут рассиживались столько времени. Паршивец Гасилов свое все-таки получит. Может быть, это хоть на короткое время собьет с него спесь.
Задвигались стулья, первым, не глядя по сторонам, из школы вывалился грузный Гасилов-старший, за ним, как привязанный, плелся Пашка с таким несчастным лицом, как будто его вели на расстрел.
Лена выпорхнула во двор и увидев Димона, удивленно остановилась.
– Здравствуйте, Лена, – церемонно поздоровался Димон. Девушка улыбнулась и он осмелел. – Я тут на машине. Могу подвезти.
– Куда? – удивилась Лена.
– А хоть куда. Могу домой, чтобы вы свои ноги не запылили, день сегодня жаркий, а вам через всю станицу топать.
Подошедшая сзади Татьяна захихикала и Димону захотелось съездить ей по уху. Ее смешливость портила всю картину. Он и так два дня собирался с духом, чтобы произнести эту фразу.
– Ой, а в библиотеку в Озерное вы можете меня подвезти? – оживилась Лена. – А то туда шесть километров топать, как вы выражаетесь.
– И я с тобой! – сразу ввязалась подлая Татьяна. У Димона даже ладонь зачесалась, так хотелось ее хлопнуть по башке. Какого хрена она вмешивается? Кто ее звал? Со вчерашнего дня в своих мечтах он видел, как они с Леной пролетают в его грузовике по полевой дороге – слева кукуруза стоит плотной стеной, справа подсолнухи, все желтеет, красота, Лена рассказывает о своих учениках, а он слушает и многозначительно молчит. А может все сложится и так, что он наконец решится поцеловать ее… – на этом месте у него замирало сердце, о дальнейшем он уже и мечтать не смел. А тут эта вертлявая коза Танька – маленькая, с большой кудлатой головой, глаза вечно смеются, рот до ушей, как у лягушки – полная противоположность Лене.
– Можно Таня с нами поедет? – попросила Лена. Ну разве можно ей отказать? Что, сказать – нет? Что тогда Лена о нем подумает?
– Нехай едет, – пробурчал Димон, – места не просидит. Она маленькая, поместится.
Теперь уже обе девчонки захихикали, притом Лена рассмеялась красивым мелодичным смехом, а Татьяна дробно, словно горох покатился. Димон неодобрительно посмотрел на нее и пошел вперед.
– Да… – мечтательно произнес Димон. – Я бы хотел посмотреть, как трахаются. Привези как-нибудь порнуху, так поглядеть охота.
– Шо дают, то и везу, – неохотно буркнул Аркаша. – Да, а где же ты этот диван отхватил?
– Вчера отец вернулся с Украины. Ездил по делу. Заехал к родственникам, они в Луганске живут. Дядя Петя преподавателем работает. Богатые… – с завистью протянул Димон. – Как раз новый диван купили, а этот жалко выбрасывать, отцу предложили. Вот сообща и погрузили его на батин грузовик. Еще холодильник отдали, работающий! – прихвастнул Димон.
– Везуха тебе! – Аркаша погладил шероховатую от множества мельчайших трещинок поверхность дивана. – Крепкий совсем, еще долго послужит. Вот людям не хрена делать в городе! Диваны меняют…На нем еще лет двадцать спать можно.
И как в воду глядел. Димон уже десятый год пролеживает бока на этом диване. Местами, правда, пружины стали выпирать, но он умудряется сворачивать свое длинное тело так, что оно умещается между неудобными горбами. С годами Димон обшил сараюшку вагонкой, купил как-то по случаю по дешевке у сторожа местной птицефабрики. Утеплил полы. Внутри обстановка осталась та же, только прибавилась магнитола, но теперь собственное жилье у него было до глубокой осени. И уже в апреле он опять поселялся в свою «Мечту», перетаскивая свое нехитрое имущество и пытаясь придать хоть какой-то уют сараюшке. Сюда же года два он по ночам водил Аленку, когда в станице гасли огни, все вокруг затихало и только иногда тишину нарушал одинокий лай особо рьяной собаки старика Деревянко. Казалось, ей одной есть дело до ночной жизни станицы. Остальные собаки редко отгавкивались, лениво исполняя свои собачьи обязанности.
Аленка работала обходчицей на железнодорожном полустанке. Ей было уже двадцать шесть, за ней тянулся длинный шлейф нехороших слухов. Говорили, что она с молодости себя не блюла и поэтому мужики с ней не стеснялись. Не каждому обламывалось, но и особо переборчивой она не была. Особенно ее не любили замужние бабы. Как-то одна из них своего загулявшего мужика нашла в объятиях Аленки и едва не выдрала ей все волосы. Скандал был такой, что надолго отбил у семейных мужиков охоту провести полчасика в горячих объятиях немногословной Аленки.
А началось все с благих намерений родного отца. Он всю жизнь копил деньги, лелея мечту построить единственной дочери дом в своем же дворе, готовил приданное не абы какое – а самое богатое. В двадцать два года мало какая девушка могла похвастаться собственным домом. Аленка эту заботу отца поняла по своему. И когда родители отправлялись почивать после тяжелого трудового дня, к ней огородами прокрадывался соседский хлопец Иван Курбатов. Гулять то он с ней гулял, да еще с большим удовольствием – Аленка собой была хороша – но жениться не спешил. Аленке Иван нравился давно, поэтому она и поторопила события – вопреки строгому родительскому воспитанию решила свою девичью честь не хранить, неизвестно сколько придется ждать предложения. А так уступит ему, докажет свою любовь – Иван оценит, чем пришлось ей поступиться ради большой любви, и женится на ней. Все знали, что она воспитывалась в строгой семье и никто даже не представлял, какая у нее насыщенная тайная жизнь.
О себе Аленка была высокого мнения, считала, что все в ней хорошо. И сама привлекательная, многие считали ее красивой, и приданное приличное. Один в ней был недостаток, она это понимала и сама и это немного ее напрягало – недостаток образования. В свое время училась в школе кое-как и после восьмого класса пришлось из школы уйти, даже в девятый не пошла. Все равно экзамены не сдала бы. Так что у нее на руках осталась только справка о незаконченном среднем образовании. Поэтому и работу себе не могла найти чистую, а о секретарской работе в городе и мечтать не приходилось. Даже работа продавца была ей не по плечу – считала плохо. В уборщицы самолюбие не позволяло, да и за копейки не хотелось мараться. А путевая обходчица – это еще не худший вариант. Работа нелегкая, зато загар бесплатный. Люди в городе за солярий деньги какие платят, а она круглый год загорелая. Это уже в двадцать пять она поняла, что не тот у нее загар, какой мужчинам нравится. Когда новый ее кавалер Димон в минуту откровенности заявил, что выглядит она на все тридцать. Даже пожалел ее. Потому как в любую погоду приходится вдоль путей шагать, под ветром и в солнцепек, под дождем и во время вьюги. Кожа у нее состарилась преждевременно, поскольку и ухаживать за ней она не умела. Всякие там мази, кремы ее совсем не интересовали. Это все равно, что регулярно принимать лекарства – скучно.
Когда Димон впервые пригласил ее к себе, предупредил, что жениться не собирается. У него в жизни на ближайшие годы другие задачи. Просто нравится она ему, еще в больнице глаз на нее положил. Свела их судьба в Тихорецкой больнице, куда оба попали по житейской причине – с приступами аппендицита. И уже через день после операций познакомились, когда прогуливались по коридору, скособоченные, держась за животы, потому что врач велел двигаться, а швы тянули. От нечего делать стали глазеть друг на друга. Димон был парнем неробким, и уже на следующий день после недвусмысленных гляделок прижал ее в темном коридоре и стал лапать. Он даже не ожидал, что Аленка так жадно отреагирует на его не слишком нежные ласки. Потом она объяснила ему, что истосковалась по мужчине. У нее был довольно длительный период вынужденного воздержания. Месяца два. А тут такой здоровый казак, такой симпатичный, глаза у него серые и большие, руки крепкие и обнимают так, что кости трещат. Это все она ему прошептала в ухо, когда он потащил ее в санитарную комнату и привалил к двери, потому что крючка, естественно, на двери не было. Мало ли какому больному станет плохо, когда он вздумает ванну принимать. Можно было уединяться и в туалетах, но крючков не было и там. Да и брезговали они туда забредать.
Первых два дня Димон проявлять большую активность опасался, вдруг швы разойдутся. Но на третью ночь Аленка его так завела, что тут же, в санитарной комнате у них все и случилось. Никто их не беспокоил, все больные спали, по ночам душем никто не пользовался. Медсестры на посту тоже дрыхли, дежурный врач торчал в своей ординаторской – то ли спал, то ли смотрел телевизор. Аленка была такой опытной, что Димон понял – это та женщина, которая грезилась ему в его юношеских снах. Эти сны мучили его лет с пятнадцати, просыпался он всегда весь мокрый, хоть выжимай, внизу живота болело, как будто его долго дубасили скалкой. Но во сне ощущения были такие приятные, что просыпался он всегда с сожалением…Такое ощущение он испытал и с Аленкой. И когда их выписали из больницы, однажды ночью привел в свою «Мечту». От родителей удавалось скрывать ночные свидания, они рано ложились спать и ничего не подозревали. Неяркая лампочка освещала темное лицо Алены, хищно блестели ее железные зубы, потому что во время любовных утех она всегда улыбалась. Димон не смотрел в ее лицо, он прислушивался только к своим ощущениям, и ему этого было достаточно. Потому что наяву он испытывал то, что видел когда-то в юношеских сновидениях – а снились ему тогда порочные женщины, которые сладостно мучили его и доводили до экстаза. Аленка не мучила, но до экстаза доводила.
– А что у тебя с зубами? – спросил он однажды, отвалившись от нее – разгоряченной, с обычной хищной улыбкой на влажном, покрытом мелким бисером пота лице.
Аленка нехотя рассказала, что была у нее большая любовь с Иваном. А когда он узнал, что она забеременела, жениться все равно не захотел, но дал денег на аборт. Пришлось поехать в Тихорецк. Но в один день она не управилась, как рассчитывала. После того, как в ней поковырялся молодой неопытный доктор, у нее открылось кровотечение. Пришлось пролежать в больнице неделю. Отец ее разыскал, и когда она вернулась домой, строгий родитель решил ее наказать построже, в назидание на будущее. А в его понимании строгое наказание могло быть только одно – жестокая порка. Аленка не ожидала такого расклада, хотя и подозревала, что ее пребывание в больнице даром ей не пройдет. Она попыталась сопротивляться, и когда стала уворачиваться от тяжелой отцовской руки, он не рассчитал сил и выбил ей зубы. Потом сам же дал денег на железные. Сказал, что она и так теперь порченая, никто на ней не женится, нечего тратиться на золотые. Димон опять пожалел Аленку, но для себя сразу решил, что в жены ее никогда не возьмет. Он хотел чистую девочку, пускай совсем неопытную, но чтобы он у нее был первым. И еще он хотел, чтобы эта девочка была умной и культурной. Например, учительницей. Или медсестрой. Можно и библиотекарем. Но не продавцом, боже упаси, в магазинах мужики толпами отовариваются водкой да сигаретами, с продавщицами заигрывают. А какая устоит, если целыми днями на нее пялятся посторонние мужики?
Когда в станице появилась новая молоденькая учительница Лена, Димон сразу обратил на нее внимание, но почему-то оробел, столкнувшись с ней впервые нос к носу в магазине. Лена показалась ему очень строгой и неприступной. Она обстоятельно покупала кучу всякой всячины, но продавщица Галя вопреки своему обыкновению не грубила покупательнице, а говорила с ней несколько заискивающим голосом. Еще бы, подумал Димон, это же не малокультурная путевая обходчица Аленка, которая и говорить-то толком не умеет, у нее все предложения состоят из двух слов. А Лена говорила очень вежливо и красиво, Димон прямо заслушался и не сразу опомнился, когда Лена уложила все покупки в объемистую сумку и вышла на улицу.
– Ну чего стал столпом? – неласково взглянула на него продавщица. – Шо тебе надо? Говори скорее, а то я на обед закрываюсь.
У Димона все вылетело из головы, и он для отвода глаз только сигареты и купил, чтобы хоть не выходить из магазина с пустыми руками. В другой раз он бы послал продавщицу куда подальше, но нужно было торопиться, хотелось взглянуть на учительницу еще хоть одним глазком. Он уже слышал о ней много хорошего: и что в клуб на танцы она не ходит, по станице зря не шатается. Народ говорил о ней уважительно. Серьезная девушка, учит детей хорошо, не орет на них, дети ее любят. И хотя она была племянницей мента Володи, к которому у Димона было свое отношение, не любил он бывшего начальника милиции, Димон считал, что это даже к лучшему. Во всяком случае никто из местных раздолбаев не посмеет ее обидеть. Все знали крутой нрав бывшего мента.
Для Димона настали трудные времена. Образ Лены буквально преследовал его. Ее большие серые глаза – внимательные и серьезные, светло-русые длинные волосы напоминали ему русалку из давно забытой детской сказки. Но когда она случайно встречалась на его пути, держалась всегда так отстраненно и независимо, что у него только сердце замирало, заговорить с ней он никак не решался. Тем временем его ближайший друг Сергей Ковальчук, ничего не зная о переживаниях несчастного влюбленного, устроил настоящую осаду, чтобы привлечь внимание Лены. И хотя все его попытки увлечь Лену проваливались на корню, надежды не терял. Он считал – чем настойчивее и наглее атаковать девушку, тем больше шансов заинтересовать ее. И очень удивлялся, что действительность совсем не соответствует его представлениям об ухаживании за девушкой. Она просто стала убегать от него, завидев издали. Димон напротив, старался быть как можно вежливее, но и ему ничего не обламывалось. Он держался так скованно, что Лена даже не догадывалась о его чувствах. Димон по-настоящему страдал. Об Аленке он теперь и думать не мог – противно становилось. Когда она пришла сама и нетерпеливо постучала в окошко халупы, как пренебрежительно называла его «Мечту», он впустил ее, закрыл за ней дверь, и с мрачным видом сразу с порога заявил:
– Ты ко мне больше не ходи.
– Шо на тебя нашло? – удивилась Аленка, потому что считала – все у них хорошо, вон как Димон зверел в ее объятиях, прямо как тигр на нее бросался. Видать, действительно она ему нравилась.
– Не хочу больше. И даже не спрашивай – почему. – Сурово ответил совсем еще недавно бывший ее возлюбленным Димон.
– Та шо с тобой? – не унималась Аленка, не веря своим ушам. – Може, я шо-то не так сделала? Може, обидела тебя чем-то? Тогда извиняюсь.
– Ничего ты мне не сделала. А видеть я тебя больше не хочу. И все – конец базару.
Димон едва не вытолкал ее за дверь и Аленка, заплакав от обиды, ушла сама, лишний раз убедившись, какие же мужики козлы.
Как-то Димон столкнулся с Леной опять в магазине. Она пришла со своей подружкой, учительницей Татьяной. Они обсуждали какое-то школьное мероприятие, которое собирались провести в клубе. Лена рассматривала унылый ассортимент сельмага и грустно сказала:
– Хоть бы раков привезли, что ли…Я так раков люблю, сто лет не ела. Просила дядю Володю наловить, а он их терпеть не может. Говорит – падалью питаются, ему на них даже противно смотреть.
– Попроси Пашку Гасилова, у него отец этих раков ведрами с Ялпужанки домой таскает, – посоветовала Татьяна и засмеялась.
– Ну, Пашка все-таки мой ученик, как-то неудобно, – ответила Лена и купила полкило пряников.
Димон вечером отправился на Ялпужанку и просидел в воде несколько часов, шаря в норах руками, выискивая раков. Дома он поручил матери отварить по известному ей рецепту со всякими травами и пряностями. На следующий день он преодолел свою робость и пошел в клуб, прихватив увесистый мешок с раками.
Лена с Татьяной сидели за кулисами сцены и следили за программой школьного праздника, тихонько переговариваясь о чем-то своем. Они даже раскрыли рты от удивления, когда к ним за кулисы ввалился Димон и весь красный от смущения протянул мешок. Димон от волнения даже забыл поздороваться. Он молча взгромоздил на столик мешок и пробормотал, глядя на Лену:
– Это вам. Раки… – И тут же убежал, затопав сапогами по дощатому настилу. На сцене в это время бойкая девочка читала стихи и зал с удивлением слушал громкий топот за сценой.
Димон не слышал, как Татьяна прыснула и, давясь от смеха, спросила:
– Когда ты успела его подцепить?
– А кто это? – в свою очередь удивилась Лена, но тем не менее уже развязывала холщевый мешок, в котором в целлофановом пакете таращило черные бусинки глаз и грозно топорщило усы нечаянное угощение ярко-красного цвета.
– Первый парень на деревне. Казак Дима…Видно, сильно ты его зацепила, если он услышав краем уха о твоем желании, уже на следующий день поспешил его исполнить.
В отличие от Лены Татьяна была наблюдательнее и давно уже приметила высокого симпатичного парня. Но лицо у него было простоватое и взгляд какой-то неуловимый, а Татьяне не нравилось, когда люди прятали свои глаза. Как раз вчера в сельмаге она заметила среди покупателей Диму и поняла, что он прислушивался к их разговору.
– Да я видела его всего несколько раз, – принялась оправдываться Лена. – А как ты думаешь, удобно будет, если мы сейчас съедим этих раков?
Татьяна опять тихо засмеялась.
– А что – смотреть на них? Халява, сэр, – вспомнила она фразу из английского анекдота. – Ешьте, пока дают.
Она первая запустила руку в пакет и достала здоровенного рака с огромными устрашающими клешнями и с хрустом оторвала ему ногу.
– Ох и вкуснятина! Ешь, не стесняйся, когда еще нам такое счастье привалит!
У Димона что-то дрогнуле в душе, когда при следующей случайной встрече Лена его заметила и приветливо поздоровалась. К тому времени главный конкурент по ухаживанию Сергей уехал в Тихорецк и подался в политику, так что у Димона, который ценил мужскую дружбу, были развязаны руки. На Лену больше никто, кроме Петьки Волохова, не посягал. Но Димон мента в расчет и вовсе не принимал, Петька по всем статьям сильно ему проигрывал. И ростом он был чуть выше Лены, и рожа у него непривлекательная – нос картошкой, глазки маленькие, серые волосы падали на плоский лоб жиденьким чубчиком, нижняя губа отвисшая, да и вообще глуповат. И хотя Лена по-прежнему не проявляла особого интереса к Диме, но хоть не отворачивалась и иногда даже приветливо отвечала на его вопросы, которые он заранее обдумывал, как домашнее задание. Вскоре между ними сложились почти дружеские отношения, во всяком случае так считал Димон. И однажды он даже рискнул пригласить ее в кино на новый фильм, но Лена, поблагодарив его вежливо, отказалась.
– Некогда мне. Тетрадей дома гора, диктант в четырех классах проводила, проверять надо.
Димону показалось, что произнесла она эти слова с некоторым сожалением. С тех пор он стал считать, что стоит проявить терпение и настойчивость и девушка будет его. В радужных мыслях он уже видел ее своей невестой, а в недалеком будущем и женой. Ему даже в голову не приходило, что Лену просто тронула его забота, хотя она и понимала, что он не равнодушен к ней.
Димон обдумывал, как бы еще порадовать девушку. Ему хотелось видеть ее улыбку, которая освещала ее лицо, когда они встречались случайно или на улице, или в магазине. Как-то он услышал на улице разговор учителей, что на завтрашнем педсовете будут обсуждать поведение Павла Гасилова. А это надолго, – сетовала пожилая учительница Евдокия Семеновна, – поскольку Пашка успел за месяц нового учебного года насолить многим учителям. И зачем его только принимали обратно в школу? Ведь знали, что он за типчик. Еще два года назад, когда семья Гасиловых снялась с насиженного места и отправилась на заработки в Уренгой, весь педколлектив радостно вздохнул. Пашка уже тогда всех достал своей наглостью и неуправляемостью. Учителей раздражала его самоуверенность и абсолютное неуважение к учителям. Он много читал, соответственно много знал. Но для учителей его тяга к книгам оборачивалась сущим наказанием. Некоторых учителей, которые из-за рутинной работы и домашних хлопот не успевали читать новые книги, начитанный ученик элементарко сажал в калошу какими-нибудь каверзными вопросами. И когда он наконец сгинул, то все радостно подумали, что навсегда. Однако спустя два года относительно спокойной школьной жизни он вновь появился на их горизонте. Отец семейства решил вернуться на малую родину, потому что стали болеть его родители, а он был их единственным сыном. И когда в один далеко не прекрасный день учителя вновь увидели в школе Пашку, у многих сильно испортилось настроение.
Димон знал семью Гасиловых, дружил со старшим братом Пашки – Денисом, пока того не засадили в тюрьму. Очень горячий парень был, да и выпить любил. А в пьяном виде становился совсем бешенным. За что и поплатился после того, как избил какого-то приезжего шабашника так, что тот едва не отправила на тот свет. После суда Дениса отправили на три года в зону, так что теперь не скоро он появится на улицах родной станицы.
Из разговора учителей Димон выудил интересную для него информацию – педсовет начинается в три часа. Сколько он может длиться? Час, два…Нельзя же бесконечно обсуждать поведение Пашки. Даже если каждый учитель будет высказывать свое мнение, их всего семнадцать человек. Димон прикинул, что уже через час-полтора можно караулить Лену у школьных ворот.
На следующий день он полдня летал на своем грузовике, как на крыльях, предвкушая радостную встречу. На птицеферме, куда он привез очередную партию кирпича – ферма процветала и расстраивалась – птичница Дуся Бедная ехидно спросила:
– Шо ты так радуешься сегодня, как будто на свидание идешь?
– Иду, Дуська, угадала!
– Та брешешь! Хто ж эта красавица? – Дуська удивленно вытаращилась на него. В станице все сплетни разносились мгновенно, но никто не видел Димона с девушкой и ее одолело любопытство.
– А це уже не твое собачье дело! – огрызнулся не слишком вежливо Димон.
– Та тю на тебя! – обиделась Дуська. – Очень мне нужно с тобой балакать…Давай, двигай со свои грузовиком, только мешаешь здесь.
Димон посмотрел на часы – и вправду можно уже двигаться к школе. Он лихо притормозил у ворот школы. Но во дворе было тихо. Димон смело вошел во двор и заглянул в открытое окно учительской. Педсовет был в полном разгаре. Посреди учительской с красным и злым лицом стоял Пашка, его отец сидел в углу на стуле, бросая недобрые взгляды то на сына, то на учителей. Учительница географии гневно обличала наглое поведение Пашки, остальные учителя, видимо, уже успели выступить со своими речами и теперь скучали, поглядывая на часы.
– Шо-то я не понял, – наконец подал голос старший Гасилов. – Он шо у меня – погано учится?
– Учится он хорошо, – нехотя призналась географичка. – Но его наглая самоуверенность мешает проводить уроки.
– Он шо – кричит на уроках, чи бьет кого-то? – последовал вопрос отца.
– Еще этого не хватало! – возмутился директор – высокий лысый дядька, которого Димон терпеть не мог еще со времен своего школьного детства. За директором уже давно закрепилась кличка Фантомас. Младшая сестра Димона говорила, что его и сейчас так называют за глаза в школе. Притом не только ученики, но и молодые учителя, она сама слышала.
– Так чего это вы моего сына тут ругаете уже полтора часа? – едва сдерживая гнев, отец убийственным взглядом окинул весь педколлектив.
Директор на мгновение лишился дара речи, но быстро нашелся.
– Мы вам полтора часа объясняем, что Павел Гасилов недостойно ведет себя на уроках. Он дошел до того, что даже осмеливается делать замечания учителям, перебивает их и мешает учебному процессу. Но возмутительнее всего то, что он унижает достоинство учителей.
– Та я и так понял, шо он их унижает тем, шо знает больше, чем некоторые ваши учителя, – саркастически произнес папаша. Павел встрепенулся и благодарно взглянул на отца. Тот поймал его взгляд и жестко одернул:
– А ты шо вылупил свои глаза? Дома ты у меня еще получишь. За то, шо я тут полтора часа выслушивал, мое достоинство тоже унизилось! – с угрозой сказал отец, и Пашка опять уставился в пол.
Димон отошел от окна и прислонился к стенке. Его душил смех. Отец у Павла был тяжел на руку и скор на расправу. Но своих он тоже умел защищать. Димон злорадно подумал, что так этим учителям и надо. Мало они его крови попили, пока учили! А на выпускных экзаменах как изгалялись? С него семь потов сошло, пока он этот проклятый аттестат получил. А на хрена он ему теперь? Только силы и нервы зря потратил. Баранку можно было и без аттестата крутить. И такие же бабки загребать. Хозяин птицефермы на зарплату своим работникам не скупился. Лишь бы работали хорошо.
– Ну что тут скажешь? – театрально развел руками директор школы, – если даже уважаемый Фадей Григорьевич не хочет понять, что ученики на уроках должны слушать учителей, а не мешать проводить занятия. Да, я не спорю, Гасилов способный ученик, много читает. Ну и пусть пополняет свои знания, так сказать – расширяет свой кругозор. Зачем же постоянно одергивать учителей?
– А за це он дома получит, – опять с угрозой произнес отец.
Кое-кто из учителей вздохнул с облегчением. Не зря они тут рассиживались столько времени. Паршивец Гасилов свое все-таки получит. Может быть, это хоть на короткое время собьет с него спесь.
Задвигались стулья, первым, не глядя по сторонам, из школы вывалился грузный Гасилов-старший, за ним, как привязанный, плелся Пашка с таким несчастным лицом, как будто его вели на расстрел.
Лена выпорхнула во двор и увидев Димона, удивленно остановилась.
– Здравствуйте, Лена, – церемонно поздоровался Димон. Девушка улыбнулась и он осмелел. – Я тут на машине. Могу подвезти.
– Куда? – удивилась Лена.
– А хоть куда. Могу домой, чтобы вы свои ноги не запылили, день сегодня жаркий, а вам через всю станицу топать.
Подошедшая сзади Татьяна захихикала и Димону захотелось съездить ей по уху. Ее смешливость портила всю картину. Он и так два дня собирался с духом, чтобы произнести эту фразу.
– Ой, а в библиотеку в Озерное вы можете меня подвезти? – оживилась Лена. – А то туда шесть километров топать, как вы выражаетесь.
– И я с тобой! – сразу ввязалась подлая Татьяна. У Димона даже ладонь зачесалась, так хотелось ее хлопнуть по башке. Какого хрена она вмешивается? Кто ее звал? Со вчерашнего дня в своих мечтах он видел, как они с Леной пролетают в его грузовике по полевой дороге – слева кукуруза стоит плотной стеной, справа подсолнухи, все желтеет, красота, Лена рассказывает о своих учениках, а он слушает и многозначительно молчит. А может все сложится и так, что он наконец решится поцеловать ее… – на этом месте у него замирало сердце, о дальнейшем он уже и мечтать не смел. А тут эта вертлявая коза Танька – маленькая, с большой кудлатой головой, глаза вечно смеются, рот до ушей, как у лягушки – полная противоположность Лене.
– Можно Таня с нами поедет? – попросила Лена. Ну разве можно ей отказать? Что, сказать – нет? Что тогда Лена о нем подумает?
– Нехай едет, – пробурчал Димон, – места не просидит. Она маленькая, поместится.
Теперь уже обе девчонки захихикали, притом Лена рассмеялась красивым мелодичным смехом, а Татьяна дробно, словно горох покатился. Димон неодобрительно посмотрел на нее и пошел вперед.