Страница:
семейных, экономических, клиентских, дружеских. Необходимо отметить также, что доктрины, особенно последовательные в своей приверженности принципам строгого поведения (безусловно, пальма первенства принадлежит здесь стоикам), вместе с тем настойчивее прочих твердили о долге перед челове
____________
1 А. 1. Voelke. Les Rapports avec autrui dans la philosophie grecque, d'Aristote a Panetius:-- P. 183--184.
50
чеством, согражданами и семьей, и весьма охотно обличали тех, кто практиковал уединение, за их склонность к распущенности и эгоистическому самолюбованию.
Итак, "индивидуализм", который постоянно привлекают к объяснению целого ряда феноменов различных эпох, следует поставить под более общий вопрос. За этой категорией часто скрываются совершенно разные явления. В действительности, необходимо различать три вещи: во-первых, индивидуалистическую позицию, наделяющую индивидуума в его неповторимости абсолютной ценностью и приписывающую ему определенную меру независимости от группы, к которой он принадлежит, или институтов, в чьем подчинении находится; далее, повышенную оценку частной жизни -- иными словами, то значение, которое придается семейным отношениям, формам домашней деятельности и сфере патримониальных интересов;
наконец, интенсивность отношения к себе, внутренних связей с самим собой, или тех форм, в которых индивидуум должен воспринимать себя как объект познания и сферу деятельности, дабы трансформировавшись, исправиться, очиститься и тем самым спастись. Все эти моменты, несомненно, соотносимы:
ведь бывает, что индивидуализмом называют переоценку частной жизни, а представление о важности связей с самим собой сочетается с упоением индивидуальной неповторимостью. Но эти соотнесения не являются ни постоянными, ни обязательными. Нам известны общества и социальные группы (несомненно, к их числу принадлежит военная аристократия), где индивидуум вынужден утверждать свою ценность, совершая действия, которые выделяют его, позволяя возвыситься над остальными,-- причем, его частной жизни и отношению к себе не придается сколько-нибудь существенного значения. В других обществах частная жизнь ценится чрезвычайно высоко, ее заботливо охраняют и направляют, так что она составляет центр референций поведения и выступает одним из принципов его оценки -- очевидно, это относится к буржуазным классам Запада в XIX в.; однако именно по этим причинам индивидуализм там достаточно слаб, а отношение к себе так почти и не выработалось. Наконец, есть общества или группы, в которых отношение к себе интенсивно и развито, а тенденция к повышению ценностного статуса индивидуализма или же частной
51
жизни отсутствует: так, христианское аскетическое движение первых веков демонстрирует исключительно резкую акцентуацию отношения к себе и, вместе с тем, явную дисквалификацию ценностей частной жизни; не случайно, восприняв форму монашеского отшельничества, оно пришло к отказу от всякого индивидуализма в практике анахоретов.
Выдвинутые императорской эпохой строгие требования к сексуальному поведению отнюдь не свидетельствуют о росте индивидуализма. Скорее, их контекст характеризует феномен, возникший довольно давно, но лишь в этот момент достигший своего апогея: речь идет о развитии того, что можно назвать "культурой себя",-- культурой, в которой были усилены и переоценены внутренние связи с самим собой и повышена значимость отношения к себе.
*
Общее представление о "культуре себя"1 может дать принцип "заботы о себе", которому подчинено искусство существования (techne tou biои) в различных своих формах; именно этот принцип обосновывает его необходимость, направляет его развитие и определяет его практику. Впрочем, следует уточнить: точка зрения, согласно которой человек должен всеми силами "заботиться о себе" (heautou epimeleisthai), в сущности, весьма древний мотив греческой культуры. В качестве широко распространенного императива это представление возникает очень рано. Кир, идеализированный портрет которого дал Ксенофонт, считал, что даже завоевания не делают его существование совершенным; ему предстоит еще заняться и самим собой, и это занятие будет превыше всех прочих: "До сих пор мы ни разу не могли упрекнуть богов в том, что б какое-либо из наших заветных желаний не осуществилось,-- говорит он, вспоминая о своих былых победах.-- Однако, если следствием наших великих свершений будет полная невозможность располагать досугом для себя и предаваться радости с друзьями, то я готов распроститься с таким счастьем"2. А лакедемонский афоризм, пересказанный Плутархом, утверждает, что граждане
_______________
1 Подробный обзор темы см.: Р. Hadot. Exercices spirituels et philosophie antique.
2 Ксенофонт. Киропедия, VII, 5, 43.
52
Спарты предоставили заботу о земле илотам, именно потому, что предпочитали, оказывается, более "заботиться о самих себе"1,-- несомненно, под этим подразумевались физические и военные упражнения*.
Совсем в другом смысле применено это выражение в Алкивиаде, где оно составляет центральную тему диалога. Сократ объясняет молодому честолюбцу, который готов возложить на себя заботу о городской общине и править ею, подобно царям Спарты или Персии, что с его стороны слишком самонадеянно браться за власть, не усвоив главного: прежде всего ему надлежит заняться собой -- и немедленно, покуда он еще молод, поскольку в пятьдесят лет будет уже слишком поздно2. А в Апологии Сократ предстает перед своими судьями именно как учитель заботы о себе: бог поручил ему напоминать людям, что они должны заботиться о себе, не о богатствах и почестях, но о самих себе, о своей душе3.
Так, именно к этой, освященной Сократом теме заботы о себе вернулась впоследствии философия, в конце концов поместив ее в самом сердце "искусства существования", которым она стремилась быть. Именно эта тема, покинув изначальные рамки и отделившись от первичного философского смысла, постепенно обрела измерения и формы подлинной "культуры себя". Термин этот показывает, что принцип заботы о себе получил достаточно общее значение: во всяком случае, призыв "заботься о себе" стал императивом многих отличных друг от друга доктрин; он стал образом действия, манерой поведения, пропитал различные стили жизни, оформился в многочисленные процедуры, практики, предписания, которые осмысляли, развивали, совершенствовали и преподавали. Таким образом, он конституировал социальную практику, предоставив основание для межличностных связей, обменов и коммуникаций, а порой и для институтов; наконец, он породил определенный способ познания и обработки знаний.
________________
1 Плутарх. Изречения спартанцев, 10, 3, 217а.
* В действительности у Плутарха на вопрос, почему спартанцы передают свои поля илотам, а не заботятся о них сами, Анаксандрид отвечает: "Ведь мы приобретали наши земли, тоже заботясь не о земледелии, а о самих себе".-Прим. ред.
2 Платон. Алкивиад I, 127d-e.
3 Платон. Апология Сократа, 29d--30а-с.
53
В медленном развитии искусства жить под знаком заботы о себе два первых века императорской эпохи можно считать переломным моментом, чем-то в роде золотого века культуры себя; при этом, разумеется, необходимо учитывать, что это явление затронуло лишь очень немногие, численно ограниченные социальные группы носителей культуры,-- единственные, для которых techne tou biou только и могла иметь определенный смысл и сохранять актуальность.
1. Epimeleia heautou, сиrа sui -- этот призыв прекрасно знаком многим философским учениям. Он встречается, например, у платоников: так, по мнению Альбина, занятия философией следует начинать с Алкивиада, "чтобы обратиться и вернуться к себе", познав, таким образом, все то, "что надлежит сделать предметом забот"1. Апулей в заключении трактата О божестве Сократа удивляется, до какой степени его современники не брегут собою: "Все [люди] хотят вести наилучшую жизнь, все знают, что нет иного органа жизни, кроме души, <...> однако же никто ее не возделывает [animum suum поп colunt]. Но ведь если кто надеется иметь острое зрение, тот должен заботиться о глазах, с помощью которых видит, или если кто хочет быстро бегать, тот должен заботиться о ногах, предназначенных для бега. <...> И так -- со всеми членами тела, о которых каждый заботится, исходя из своих предпочтений. Все видят это ясно и без труда; поэтому-то я не устаю вопрошать себя с законным удивлением: отчего ж они подобным образом не совершенствуют свою душу при помощи разума [curnon etiam animum suum ratione excolant]?"2
Вспомним также эпикурейцев: Письмо к Менекею начинается с утверждения принципа, согласно которому философия ни что иное, как только постоянное проявление заботы о себе:
"Пусть никто в молодости не откладывает занятий философией, а в старости не утомляется занятиями философией: ведь Для душевного здоровья никто не может быть ни недозрелым, ни перезрелым"3. Эта эпикурейская тема заботы о себе звучит
______________
1 Цит. по: A.-J. Festugiure. Etudes de philosophic grecque.-- P. 536.
2 Apulei. De deo Socratis, XXI, 167--168.
3 Диоген. Лаэртский, О жизни... философов, X, 122.
54
и в одном из писем Сенеки: "Как чистота безоблачного неба, сверкающая и не замутненная, не может блистать ярче, так человек, пекущийся о душе и о теле [hominis corpus animumque curantis], и в обоих видящий источники своего блага, приходит к совершенному состоянию, к исполнению всех молитв, если в душе его нет бури, а в теле -- боли"1.
Заботься о своей душе,-- это основное наставление Зенона ученикам повторил в I в. Мусоний, цитируемый Плутархом:
кто хочет пребывать в благополучии, тот должен всю жизнь проводить в заботе о себе2*. Известно, как всеобъемлюще толковал заботу о себе Сенека: посвятив себя ей, нужно оставить все прочие занятия,-- только так можно освободить свою душу (sibi vacare)3. Но эта "вакантность" формирует активную деятельность и требует, не теряя времени и не жалея усилий, "сделать себя", "преобразовать себя", "повернуться к себе". Se formare4, sibi vindicare5, se facere6, se ad studia revocare , sibi applicare8, suum fieri9, in se recede10, ad se recurrere11, secum morari12...-- весь этот вокабулярий Сенека использует, описывая многообразие форм, которые принимает забота о себе и тяга к воссоединению с собой (ad se properare)13. Марк Аврелий тоже полон нетерпения заняться собою: ни чтение, ни письмо не в силах более удержать его от непосредственной заботы о своей сущности: "Не заблуждайся доле; не будешь ты читать своих записок, деяний древних римлян и эллинов, выписок из писателей, которые откладывал себе на старость. Поспешай-ка
______________
1 Сенека. Нравственные письма, LXVI, 46.
2 Musonius Rufus. Reliquiae, XXXVI; цит. в: Плутарх. О подавлении гнева, 2, 453d.
* Ср. это место в русском переводе Я. Боровского: "Кто хочет пребывать в благополучии, тот должен всю жизнь проводить как нуждающийся во врачевании".-Прим. ред.
3 Сенека. Нравственные письма, XVII, 5; De brevitati vitae, VII, 5.
4 Seneca. De brevitati vitae, XXIV, 1.
5 Сенека. Нравственные письма, I, 1.
6 Там же, XIII, 1; О счастливой жизни, XXIV, 4. .
7 Seneca. De tranquilitate animi, III, 6.
8 Ibid., XXIV, 2.
9 Сенека. Нравственные письма, LXXV, 118.
10 Там. же, LXXIV, 29; De tranquilitate animi, XVII, 3. 11 Seneca. De brevitati vitae, XVIII, 1.
12 Сенека. Нравственные письма, II, 1.
13 Там. же, XXXV, 4.
55
лучше к своему назначению и, оставив пустые надежды, самому себе -- если есть тебе дело до самого себя [sautoi boethei ei ti soi melei sautou],-помогай как можешь"1*. Но наиболее утонченной философской разработкой этой темы отличаются, несомненно, сочинения Эпиктета. В его Беседах человек определяется как существо, посвятившее себя заботе о себе. В этом состоит его главное отличие от прочих живых существ, которые "все необходимое телу" находят "готовым",-- поскольку они созданы "не ради самих себя, а для служения, было бы нецелесообразно сотворить их нуждающимися еще и в другом"2. Люди же, напротив, должны сами о себе печься, однако вовсе не оттого, что из-за какого-то изъяна человек ущербнее зверя и уступает ему в самодостаточности и совершенстве, но оттого, что бог угодно было предоставить нам свободно располагать собой, наделив "способностью разума", которая не просто заменяет отсутствующие естественные данные, но и позволяет "постигать" и использовать по мере необходимости прочие способности; более того, эта уникальная способность, и "только она одна", может обращаться к себе, избирая в качестве объекта изучения "и самое себя, и все остальное"3. Увенчав разумом данное природой, Зевс даровал нам возможность и вменил в обязанность заниматься собой. Именно постольку, поскольку человек свободен и разумен, и свободен в разуме, он является существом, предназначенным заботиться о себе. Бог придал тебе иную форму, нежели Фидий мраморной Афине,-- учит Эпиктет,-- с неподвижной и окрыленной победой в вечно простертой руке. Зевс "не только создал тебя, но и тебе одному вверил и поручил тебя"4. Таким образом, забота о себе для Эпиктета -- это привилегия-и-долг, дар-и-обязательство; она обеспечивает нам свободу, вынуждая принимать самих себя как предмет всей нашей деятельности5.
______________
1 Марк Аврелий. Размышления, III, 14.
* Еще более определенно в старом русском переводе С. Роговина: "Пора угомониться. <...> Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам, пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь заботишься о самом себе".-- Прим. ред.
2 Эпиктет. Беседы, I, XVI, 1--3.
зТам же, I, I, 4.
4 Там же, II, VIII, 18--23.
5 См. М. Spanneut. Epiktet//Reallexikon fur Antike und Christentum.
56
Когда философы советуют заботиться о себе, они требуют такого рвения не только от тех, кто избрал жизнь, схожую с их собственной и не только на то время, которое мы проводим в их обществе. Этот принцип пригоден для всех, всегда и на протяжении всей жизни. Можно не знать правил живописи или игры на цитре,-- замечает Апулей,-- это вовсе не порок и не ведет к бесчестью; но правило, "равно необходимое для всех людей", заключается в умении "совершенствовать свою душу с помощью разума". Случай Плиния может служить наглядным тому примером: не следуя какому-либо определенному учению, он строил свою карьеру согласно требованиям чести, занимался адвокатской и литературной деятельности, и вовсе не думал порывать с миром. Вместе с тем, всю свою жизнь Плиний неустанно заботился о себе, и эта забота была, видимо, самым важным из его занятий. Когда его еще юношей послали в Сирию по делам военной службы, он прежде всего постарался сблизиться с Эвфратом, надеясь не только послушать его лекции, но и постепенно сойтись с ним ближе, внушить ему любовь к себе и извлечь пользу из уроков этого учителя, который преследовал "пороки, но не людей"1. И когда впоследствии, по возвращении в Рим, ему случилось отдыхать в своем Лаврентийском поместьи, он проводил дни, занимаясь собою: "...Читаю, пишу или даже уделяю время на уход за телом <...> разговариваю только с собой и с книжками"2.
Итак, в деле заботы о себе возраст не играет роли: "Для душевного здоровья никто не может быть недозрелым или перезрелым",-- как сказал Эпикур. "Кто говорит, что заниматься философией еще рано или уже поздно, подобен тому, кто говорит, будто быть счастливым еще рано или уже поздно. Поэтому заниматься философией следует и молодому и старому:
первому -- для того, чтобы он и в старости оставался молод благами в доброй памяти о прошлом, второму -- чтоб он был и молод и стар, не испытывая страха перед будущим"3. По словам Сенеки, учиться жить всю жизнь -- значит превратить свое существование в непрерывное упражнение, и если важно
______________
1 Плиний Мл: Письма, I, 10. 2 Там. же, I, 9. 3 Диоген Лаэртский, О жизни... философов, X, 122.
57
рано начать, еще важнее -- никогда не расслабляться1. Сенека или Плутарх обращаются уже не к отрокам, жадным и робким, которых призывал заняться собою Сократ Платона или Ксенофонта. Это мужчины, мужи. Серен, например, которому адресован De tranquilitate (наряду с De constantia и, возможно, De otio)*-молодой родич и протеже Сенеки -- ничуть не похож на мальчика в "годы учения". Во времена De tranquilitate это провинциал, только что приехавший в Рим и все еще колеблющийся в выборе карьеры и образа жизни, но уже вступивший на путь философии; его нерешительность главным образом касается вопроса о том, чем этот путь следует завершить. Луцилий же, вероятно, лишь немногим моложе Сенеки. Прокуратор Сицилии, он шестидесяти двух лет от роду затевает оживленную переписку с Сенекой, в ходе которой тот излагает ему принципы своей мудрости и описывает ее практическое применение, рассказывает о своих недостатках, слабостях, все еще не завершенных битвах, порой даже просит совета. Между прочим он, нимало не смущаясь сообщает, как сам, уже на седьмом десятке, слушал лекции Метронакса2. Вполне зрелым людям адресованы и трактаты Плутарха, которые содержат не только общие размышления о добродетелях и пороках, о счастье души и жизненных невзгодах, но и наставления, о том, как себя вести,-- часто в совершенно определенных ситуациях.
Это упорство взрослых мужей в заботе о своей душе, это рвение, с которым они, точно школяры-переростки, ищут философов, которые бы указали им путь к счастью, раздражало многих, в том числе, и Лукиана. Так, он высмеивает Гермотима, который встав посреди улицы, бормочет, пытаясь вытвердить заданный урок. Достигнув преклонного возраста, этот человек уже двадцать лет, как решил не иметь дела с несчастными смертными и рассчитывает, что ему понадобится еще добрых два десятка лет, чтобы достичь блаженства. Гермотим
_____________
1 См. также Сенека. Нравственные письма, LXXXII, 76; ХС, 44--45.
* Трактаты Сенеки: De tranquilitate animi -- "О спокойствии духа"; De constantia sapientis -- "О постоянстве мудреца"; De otio sapientis -- "О досуге мудреца".-- Прим. ред.
2 Сенека. Нравственные письма, LXXVI, 1--4. См. также A. Grilli. II problema della vita contemplativa nello mondo grecoromano.-- P. 217---280.
58
начал заниматься философией сорока лет (о чем сам и сообщает несколько ниже) и, следовательно, четыре последние десятилетия своей жизни посвятит-таки заботе о себе под руководством наставника. А его собеседник Ликин потехи ради заявляет, что ему-де тоже уже исполнилось сорок и приспела пора изучать философию: "Итак, возьми меня с собой,-- обращается он к Гермотиму,-- и веди тем же путем"1. Как заметил в связи с Сенекой И. Адо, вся эта деятельность по направлению сознания была ни чем иным, как разновидностью "взрослого воспитания" -- Erwachsenerziehung2.
2. Следует помнить, что вся эта "работа над собой" отнюдь не исчерпывалась только общей установкой, некоей смутной и расточительной озабоченностью. Термин epimeleia подразумевал не просто хлопоты, но целый комплекс вполне [конкретных] дел,-- так, например, его применяли, когда хотели обозначить заботы домовладельца3*, задачи правителя, пекущегося о подданных4, уход за больными и ранеными5** либо долг перед богами или умершими6. Если же речь шла о "себе", то и в этом случае epimeleia предполагала весьма тяжкий труд.
Такой труд требовал времени. И одна из серьезных проблем культуры себя состояла в том, чтобы определить, какую часть дня или жизни следует ей отвести. Вариантов решения известно множество. Например, можно было утром или вечером некоторое время уделить погружению в себя и, сосредоточившись, обдумать предстоящие дела, припомнить полезные принципы, разобраться, как прошел день: пифагорейская традиция таких утренних и вечерних размышлений-"отчетов"***
_____________
1 Лукиан. Гермотим, 13.
2 I. Hadot. Seneca und die griechisch-romishe Tradition der Seelenleitung.-- S. 160.
3 Ксенофонт. Домострой, V, 1.
* В этой главе Ксенофонт очерчивает круг обязанностей гражданина в целом ("труд, приличный свободному человеку"); о занятиях домоуправителя см. Домострой, XIII, 1.-- Прим. ред.
4 Dio Chrysostomus. Orationes, III, 55.
5 Плутарх. Изречения царей и полководцев, 197d.
** По всей видимости, ошибка Фуко: в этом фрагменте Плутарх приводит высказывание Тита Квинкция о Филопомене, ахейском стратеге, "у которого пехоты и конницы было много, а денег мало": "руки-ноги свои, а брюха нет".-- Прим. ред.
6 Платон. Законы, 717е.
*** См. Порфирий. Жизнь Пифагора, 40.-- Прим. ред.
59
вновь возрождается,-- несомненно, уже переосмысленная,-- у стоиков. Сенека1, Эпиктет2, Марк Аврелий3 часто упоминают о мгновениях, которые надлежит посвятить обращению к себе. Можно было время от времени оставлять свои обыденные занятия и совершать одно из тех "отступлений", что, помимо прочего, так настоятельно рекомендовал делать Мусоний4: они позволяют человеку побыть наедине с собой, вспомнить прошлое, вглядеться в картины минувшей жизни, почитать, познакомиться с наставлениями и примерами, которые окажут [на душу] благотворное влияние, наконец, избавившись от бремени излишеств, обрести искомые принципы разумного поведения. Еще можно было, достигнув вершины или венца карьеры, уйти от дел и, пользуясь тем, что на склоне лет желания утихают, полностью посвятить себя задаче овладения собою, погрузившись в философскую работу, подобно Сенеке, или наслаждаясь покоем размеренной жизни, подобно Спуринне*.
Это время не уходит попусту: оно заполнено множеством практических дел и всевозможных занятий. Забота о себе -- вовсе не синекура. Здесь и уход за телом, и режим, помогающий поддерживать здоровье, и постоянные физические упражнения, и по возможности умеренное удовлетворение потребностей. Здесь и размышления, и чтение, и составление выписок из книг или записей бесед, к которым стоит возвращаться, и припоминание истин, хорошо известных, но требующих более глубокого осмысления. Прекрасный пример такого "внутреннего анахоресиса", или "уединения в себе", дает Марк Аврелий, описывая кропотливый труд установления общих принципов и рациональных аргументов,-- "кратких основных положений", убеждающих нас не сетовать на людей, обстоятельства и силу вещей5**. Сюда же относятся беседы с наперсником, с друзьями, с учителем или руководителем; прибавьте к этому переписку, где сообщают о состоянии духа, просят советов, дают
___________
1 Сенека. О гневе, III.
2 Эпиктет. Беседы, II, XXI; III, X, 1--5.
3 Марк Аврелий. Размышления, IV, 3; XII, 18.
4 Musonius Rufus. Reliquiae, LX.
* См. Плиний Мл. Письма, VII, 1.-- Прим. ред.
5 Марк Аврелий. Размышления, IV, 3.
** Собственно, на "порочность людей", на то, что нам "уделено из целого" и на "телесное",-- Прим. ред.
60
их нуждающимся (впрочем, это полезно и наставнику, так как позволяет ему повторить свои наставления для самого себя)...1 Вокруг заботы о себе, таким образом, разворачивается бурная деятельность (как устная, так и письменная), в которой тесно переплелись работа над собой и общение с другими.
Так мы подходим к одному из важнейших аспектов заботы о себе: по существу, эта деятельность предполагает не упражнения в одиночестве, но поистине общественную практику. Причем, [общественную] во всех смыслах слова. Действительно, она часто практикуется структурами, более или менее институциализированными, такими, например, как неопифагорейские общины или кружки эпикурейцев, описанные Филодемом:
признанная иерархия обязывала наиболее "продвинутых" руководить остальными (как персонально, так и коллективно), но практиковались и совместные занятия, когда забота о себе получала стороннюю помощь (to di' allolen sozesthai2). Что касается Эпиктета, то он учил в среде, очень близкой к школе. У него были различные категории учеников: одни ходили к нему временно, другие оставались на более длительный срок и готовили себя не только к жизни простого гражданина, но и к более высокой деятельности, наконец, третьи, сами решившие стать профессиональными философами, проходили школу правил и практик руководства сознанием3. Получил распространение (особенно, в кругах римской аристократии) и институт частных консультантов, которые служили семье или кружку, выступая советниками в житейских делах, вдохновителя/ли политических решений, а иногда и посредниками на переговорах: "Встречались богатые римляне, считавшие полезным содержать философа на жалованьи, и многие достойные люди не находили такое положение унизительным". Они должны были "наставлять в морали и поддерживать своих патронов и их близких, а те черпали силы" в одобрении философов4. Так, Деметрий, наставник Тразеи Пета, вынужден был принять уча
____________
1 Семка. Нравственные письма, VII; 1С и CIX.
2 Philodemus. Peri parrhesias, 36 (Olivieri, S. 17).
3 О практике этой школы см. В. L. Hijmans. Askesis, Notes on Epictetus' Educational System,-- P. 41--46.
4 P. N. Sandbach. The Stoics.-- P. 144; см. также I. H. Liebeschbtz. Continuity and Change in Roman Religion.-- P. 112--113.
61
стие в "постановке" его самоубийства и помочь ему в последний момент завершить жизнь прекрасно и достойно. Впрочем, функции учителя, наставника, советника и конфидента далеко не всегда разграничивались: в практике культуры себя эти роли часто оказывались взаимозаменяемы и их поочередно могло исполнять одно и то же лицо. Мусоний Руф, политический советник Рубеллия Плавта, сосланный после его смерти, собрал вокруг себя слушателей и последователей и создал нечто в роде школы, а под конец жизни, вернувшись в Рим из новой ссылки (куда его отправил Веспасиан), читал публичные лекции и входил в число приближенных Тита.
Но не только наличие школ, образования и профессиональных духовных наставников обеспечивало социальную базу этой работы над собой; она без труда могла опереться на всю сеть привычных отношений родства, дружбы или долга. Когда тот, кто практикует заботу о себе, взывает к другому, угадывая в нем способность вести и советовать, он как бы осуществляет некое свое право, оказывая же другому щедрую помощь или с благодарностью принимая его уроки,-исполняет долг. В этом смысле показателен текст Галена об исцелении страстей: тому, кто действительно желает заботиться о себе, он советует искать помощи у другого, однако рекомендует не специалиста, известного своей компетентностью и ученостью, но просто любого человека с хорошей репутацией, в чьем чистосердечии представится случай убедиться'. Но случается и так, что игра между помощью другого и заботой о себе проникает в уже существующие отношения и придает им новые оттенки и теплоту. Стало быть, забота о себе -- или труды, предпринимаемые затем, чтобы другие прониклись такой заботой,-интенсифицирует социальные отношения. Находясь в ссылке, Сенека утешает мать, стремясь помочь ей перенести разлуку, а впоследствии, возможно, и большие несчастья. Пространные советы о спокойствии души он адресует Серену, своему молодому провинциальному родственнику и протеже. А их переписка с Луцилием,-переписка двух мужчин, почти ровесников,-- углубляет уже сложившиеся ранее отношения и [с каждым новым письмом] все более превращается из духовного руковод
____________
1 А. 1. Voelke. Les Rapports avec autrui dans la philosophie grecque, d'Aristote a Panetius:-- P. 183--184.
50
чеством, согражданами и семьей, и весьма охотно обличали тех, кто практиковал уединение, за их склонность к распущенности и эгоистическому самолюбованию.
Итак, "индивидуализм", который постоянно привлекают к объяснению целого ряда феноменов различных эпох, следует поставить под более общий вопрос. За этой категорией часто скрываются совершенно разные явления. В действительности, необходимо различать три вещи: во-первых, индивидуалистическую позицию, наделяющую индивидуума в его неповторимости абсолютной ценностью и приписывающую ему определенную меру независимости от группы, к которой он принадлежит, или институтов, в чьем подчинении находится; далее, повышенную оценку частной жизни -- иными словами, то значение, которое придается семейным отношениям, формам домашней деятельности и сфере патримониальных интересов;
наконец, интенсивность отношения к себе, внутренних связей с самим собой, или тех форм, в которых индивидуум должен воспринимать себя как объект познания и сферу деятельности, дабы трансформировавшись, исправиться, очиститься и тем самым спастись. Все эти моменты, несомненно, соотносимы:
ведь бывает, что индивидуализмом называют переоценку частной жизни, а представление о важности связей с самим собой сочетается с упоением индивидуальной неповторимостью. Но эти соотнесения не являются ни постоянными, ни обязательными. Нам известны общества и социальные группы (несомненно, к их числу принадлежит военная аристократия), где индивидуум вынужден утверждать свою ценность, совершая действия, которые выделяют его, позволяя возвыситься над остальными,-- причем, его частной жизни и отношению к себе не придается сколько-нибудь существенного значения. В других обществах частная жизнь ценится чрезвычайно высоко, ее заботливо охраняют и направляют, так что она составляет центр референций поведения и выступает одним из принципов его оценки -- очевидно, это относится к буржуазным классам Запада в XIX в.; однако именно по этим причинам индивидуализм там достаточно слаб, а отношение к себе так почти и не выработалось. Наконец, есть общества или группы, в которых отношение к себе интенсивно и развито, а тенденция к повышению ценностного статуса индивидуализма или же частной
51
жизни отсутствует: так, христианское аскетическое движение первых веков демонстрирует исключительно резкую акцентуацию отношения к себе и, вместе с тем, явную дисквалификацию ценностей частной жизни; не случайно, восприняв форму монашеского отшельничества, оно пришло к отказу от всякого индивидуализма в практике анахоретов.
Выдвинутые императорской эпохой строгие требования к сексуальному поведению отнюдь не свидетельствуют о росте индивидуализма. Скорее, их контекст характеризует феномен, возникший довольно давно, но лишь в этот момент достигший своего апогея: речь идет о развитии того, что можно назвать "культурой себя",-- культурой, в которой были усилены и переоценены внутренние связи с самим собой и повышена значимость отношения к себе.
*
Общее представление о "культуре себя"1 может дать принцип "заботы о себе", которому подчинено искусство существования (techne tou biои) в различных своих формах; именно этот принцип обосновывает его необходимость, направляет его развитие и определяет его практику. Впрочем, следует уточнить: точка зрения, согласно которой человек должен всеми силами "заботиться о себе" (heautou epimeleisthai), в сущности, весьма древний мотив греческой культуры. В качестве широко распространенного императива это представление возникает очень рано. Кир, идеализированный портрет которого дал Ксенофонт, считал, что даже завоевания не делают его существование совершенным; ему предстоит еще заняться и самим собой, и это занятие будет превыше всех прочих: "До сих пор мы ни разу не могли упрекнуть богов в том, что б какое-либо из наших заветных желаний не осуществилось,-- говорит он, вспоминая о своих былых победах.-- Однако, если следствием наших великих свершений будет полная невозможность располагать досугом для себя и предаваться радости с друзьями, то я готов распроститься с таким счастьем"2. А лакедемонский афоризм, пересказанный Плутархом, утверждает, что граждане
_______________
1 Подробный обзор темы см.: Р. Hadot. Exercices spirituels et philosophie antique.
2 Ксенофонт. Киропедия, VII, 5, 43.
52
Спарты предоставили заботу о земле илотам, именно потому, что предпочитали, оказывается, более "заботиться о самих себе"1,-- несомненно, под этим подразумевались физические и военные упражнения*.
Совсем в другом смысле применено это выражение в Алкивиаде, где оно составляет центральную тему диалога. Сократ объясняет молодому честолюбцу, который готов возложить на себя заботу о городской общине и править ею, подобно царям Спарты или Персии, что с его стороны слишком самонадеянно браться за власть, не усвоив главного: прежде всего ему надлежит заняться собой -- и немедленно, покуда он еще молод, поскольку в пятьдесят лет будет уже слишком поздно2. А в Апологии Сократ предстает перед своими судьями именно как учитель заботы о себе: бог поручил ему напоминать людям, что они должны заботиться о себе, не о богатствах и почестях, но о самих себе, о своей душе3.
Так, именно к этой, освященной Сократом теме заботы о себе вернулась впоследствии философия, в конце концов поместив ее в самом сердце "искусства существования", которым она стремилась быть. Именно эта тема, покинув изначальные рамки и отделившись от первичного философского смысла, постепенно обрела измерения и формы подлинной "культуры себя". Термин этот показывает, что принцип заботы о себе получил достаточно общее значение: во всяком случае, призыв "заботься о себе" стал императивом многих отличных друг от друга доктрин; он стал образом действия, манерой поведения, пропитал различные стили жизни, оформился в многочисленные процедуры, практики, предписания, которые осмысляли, развивали, совершенствовали и преподавали. Таким образом, он конституировал социальную практику, предоставив основание для межличностных связей, обменов и коммуникаций, а порой и для институтов; наконец, он породил определенный способ познания и обработки знаний.
________________
1 Плутарх. Изречения спартанцев, 10, 3, 217а.
* В действительности у Плутарха на вопрос, почему спартанцы передают свои поля илотам, а не заботятся о них сами, Анаксандрид отвечает: "Ведь мы приобретали наши земли, тоже заботясь не о земледелии, а о самих себе".-Прим. ред.
2 Платон. Алкивиад I, 127d-e.
3 Платон. Апология Сократа, 29d--30а-с.
53
В медленном развитии искусства жить под знаком заботы о себе два первых века императорской эпохи можно считать переломным моментом, чем-то в роде золотого века культуры себя; при этом, разумеется, необходимо учитывать, что это явление затронуло лишь очень немногие, численно ограниченные социальные группы носителей культуры,-- единственные, для которых techne tou biou только и могла иметь определенный смысл и сохранять актуальность.
1. Epimeleia heautou, сиrа sui -- этот призыв прекрасно знаком многим философским учениям. Он встречается, например, у платоников: так, по мнению Альбина, занятия философией следует начинать с Алкивиада, "чтобы обратиться и вернуться к себе", познав, таким образом, все то, "что надлежит сделать предметом забот"1. Апулей в заключении трактата О божестве Сократа удивляется, до какой степени его современники не брегут собою: "Все [люди] хотят вести наилучшую жизнь, все знают, что нет иного органа жизни, кроме души, <...> однако же никто ее не возделывает [animum suum поп colunt]. Но ведь если кто надеется иметь острое зрение, тот должен заботиться о глазах, с помощью которых видит, или если кто хочет быстро бегать, тот должен заботиться о ногах, предназначенных для бега. <...> И так -- со всеми членами тела, о которых каждый заботится, исходя из своих предпочтений. Все видят это ясно и без труда; поэтому-то я не устаю вопрошать себя с законным удивлением: отчего ж они подобным образом не совершенствуют свою душу при помощи разума [curnon etiam animum suum ratione excolant]?"2
Вспомним также эпикурейцев: Письмо к Менекею начинается с утверждения принципа, согласно которому философия ни что иное, как только постоянное проявление заботы о себе:
"Пусть никто в молодости не откладывает занятий философией, а в старости не утомляется занятиями философией: ведь Для душевного здоровья никто не может быть ни недозрелым, ни перезрелым"3. Эта эпикурейская тема заботы о себе звучит
______________
1 Цит. по: A.-J. Festugiure. Etudes de philosophic grecque.-- P. 536.
2 Apulei. De deo Socratis, XXI, 167--168.
3 Диоген. Лаэртский, О жизни... философов, X, 122.
54
и в одном из писем Сенеки: "Как чистота безоблачного неба, сверкающая и не замутненная, не может блистать ярче, так человек, пекущийся о душе и о теле [hominis corpus animumque curantis], и в обоих видящий источники своего блага, приходит к совершенному состоянию, к исполнению всех молитв, если в душе его нет бури, а в теле -- боли"1.
Заботься о своей душе,-- это основное наставление Зенона ученикам повторил в I в. Мусоний, цитируемый Плутархом:
кто хочет пребывать в благополучии, тот должен всю жизнь проводить в заботе о себе2*. Известно, как всеобъемлюще толковал заботу о себе Сенека: посвятив себя ей, нужно оставить все прочие занятия,-- только так можно освободить свою душу (sibi vacare)3. Но эта "вакантность" формирует активную деятельность и требует, не теряя времени и не жалея усилий, "сделать себя", "преобразовать себя", "повернуться к себе". Se formare4, sibi vindicare5, se facere6, se ad studia revocare , sibi applicare8, suum fieri9, in se recede10, ad se recurrere11, secum morari12...-- весь этот вокабулярий Сенека использует, описывая многообразие форм, которые принимает забота о себе и тяга к воссоединению с собой (ad se properare)13. Марк Аврелий тоже полон нетерпения заняться собою: ни чтение, ни письмо не в силах более удержать его от непосредственной заботы о своей сущности: "Не заблуждайся доле; не будешь ты читать своих записок, деяний древних римлян и эллинов, выписок из писателей, которые откладывал себе на старость. Поспешай-ка
______________
1 Сенека. Нравственные письма, LXVI, 46.
2 Musonius Rufus. Reliquiae, XXXVI; цит. в: Плутарх. О подавлении гнева, 2, 453d.
* Ср. это место в русском переводе Я. Боровского: "Кто хочет пребывать в благополучии, тот должен всю жизнь проводить как нуждающийся во врачевании".-Прим. ред.
3 Сенека. Нравственные письма, XVII, 5; De brevitati vitae, VII, 5.
4 Seneca. De brevitati vitae, XXIV, 1.
5 Сенека. Нравственные письма, I, 1.
6 Там же, XIII, 1; О счастливой жизни, XXIV, 4. .
7 Seneca. De tranquilitate animi, III, 6.
8 Ibid., XXIV, 2.
9 Сенека. Нравственные письма, LXXV, 118.
10 Там. же, LXXIV, 29; De tranquilitate animi, XVII, 3. 11 Seneca. De brevitati vitae, XVIII, 1.
12 Сенека. Нравственные письма, II, 1.
13 Там. же, XXXV, 4.
55
лучше к своему назначению и, оставив пустые надежды, самому себе -- если есть тебе дело до самого себя [sautoi boethei ei ti soi melei sautou],-помогай как можешь"1*. Но наиболее утонченной философской разработкой этой темы отличаются, несомненно, сочинения Эпиктета. В его Беседах человек определяется как существо, посвятившее себя заботе о себе. В этом состоит его главное отличие от прочих живых существ, которые "все необходимое телу" находят "готовым",-- поскольку они созданы "не ради самих себя, а для служения, было бы нецелесообразно сотворить их нуждающимися еще и в другом"2. Люди же, напротив, должны сами о себе печься, однако вовсе не оттого, что из-за какого-то изъяна человек ущербнее зверя и уступает ему в самодостаточности и совершенстве, но оттого, что бог угодно было предоставить нам свободно располагать собой, наделив "способностью разума", которая не просто заменяет отсутствующие естественные данные, но и позволяет "постигать" и использовать по мере необходимости прочие способности; более того, эта уникальная способность, и "только она одна", может обращаться к себе, избирая в качестве объекта изучения "и самое себя, и все остальное"3. Увенчав разумом данное природой, Зевс даровал нам возможность и вменил в обязанность заниматься собой. Именно постольку, поскольку человек свободен и разумен, и свободен в разуме, он является существом, предназначенным заботиться о себе. Бог придал тебе иную форму, нежели Фидий мраморной Афине,-- учит Эпиктет,-- с неподвижной и окрыленной победой в вечно простертой руке. Зевс "не только создал тебя, но и тебе одному вверил и поручил тебя"4. Таким образом, забота о себе для Эпиктета -- это привилегия-и-долг, дар-и-обязательство; она обеспечивает нам свободу, вынуждая принимать самих себя как предмет всей нашей деятельности5.
______________
1 Марк Аврелий. Размышления, III, 14.
* Еще более определенно в старом русском переводе С. Роговина: "Пора угомониться. <...> Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам, пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь заботишься о самом себе".-- Прим. ред.
2 Эпиктет. Беседы, I, XVI, 1--3.
зТам же, I, I, 4.
4 Там же, II, VIII, 18--23.
5 См. М. Spanneut. Epiktet//Reallexikon fur Antike und Christentum.
56
Когда философы советуют заботиться о себе, они требуют такого рвения не только от тех, кто избрал жизнь, схожую с их собственной и не только на то время, которое мы проводим в их обществе. Этот принцип пригоден для всех, всегда и на протяжении всей жизни. Можно не знать правил живописи или игры на цитре,-- замечает Апулей,-- это вовсе не порок и не ведет к бесчестью; но правило, "равно необходимое для всех людей", заключается в умении "совершенствовать свою душу с помощью разума". Случай Плиния может служить наглядным тому примером: не следуя какому-либо определенному учению, он строил свою карьеру согласно требованиям чести, занимался адвокатской и литературной деятельности, и вовсе не думал порывать с миром. Вместе с тем, всю свою жизнь Плиний неустанно заботился о себе, и эта забота была, видимо, самым важным из его занятий. Когда его еще юношей послали в Сирию по делам военной службы, он прежде всего постарался сблизиться с Эвфратом, надеясь не только послушать его лекции, но и постепенно сойтись с ним ближе, внушить ему любовь к себе и извлечь пользу из уроков этого учителя, который преследовал "пороки, но не людей"1. И когда впоследствии, по возвращении в Рим, ему случилось отдыхать в своем Лаврентийском поместьи, он проводил дни, занимаясь собою: "...Читаю, пишу или даже уделяю время на уход за телом <...> разговариваю только с собой и с книжками"2.
Итак, в деле заботы о себе возраст не играет роли: "Для душевного здоровья никто не может быть недозрелым или перезрелым",-- как сказал Эпикур. "Кто говорит, что заниматься философией еще рано или уже поздно, подобен тому, кто говорит, будто быть счастливым еще рано или уже поздно. Поэтому заниматься философией следует и молодому и старому:
первому -- для того, чтобы он и в старости оставался молод благами в доброй памяти о прошлом, второму -- чтоб он был и молод и стар, не испытывая страха перед будущим"3. По словам Сенеки, учиться жить всю жизнь -- значит превратить свое существование в непрерывное упражнение, и если важно
______________
1 Плиний Мл: Письма, I, 10. 2 Там. же, I, 9. 3 Диоген Лаэртский, О жизни... философов, X, 122.
57
рано начать, еще важнее -- никогда не расслабляться1. Сенека или Плутарх обращаются уже не к отрокам, жадным и робким, которых призывал заняться собою Сократ Платона или Ксенофонта. Это мужчины, мужи. Серен, например, которому адресован De tranquilitate (наряду с De constantia и, возможно, De otio)*-молодой родич и протеже Сенеки -- ничуть не похож на мальчика в "годы учения". Во времена De tranquilitate это провинциал, только что приехавший в Рим и все еще колеблющийся в выборе карьеры и образа жизни, но уже вступивший на путь философии; его нерешительность главным образом касается вопроса о том, чем этот путь следует завершить. Луцилий же, вероятно, лишь немногим моложе Сенеки. Прокуратор Сицилии, он шестидесяти двух лет от роду затевает оживленную переписку с Сенекой, в ходе которой тот излагает ему принципы своей мудрости и описывает ее практическое применение, рассказывает о своих недостатках, слабостях, все еще не завершенных битвах, порой даже просит совета. Между прочим он, нимало не смущаясь сообщает, как сам, уже на седьмом десятке, слушал лекции Метронакса2. Вполне зрелым людям адресованы и трактаты Плутарха, которые содержат не только общие размышления о добродетелях и пороках, о счастье души и жизненных невзгодах, но и наставления, о том, как себя вести,-- часто в совершенно определенных ситуациях.
Это упорство взрослых мужей в заботе о своей душе, это рвение, с которым они, точно школяры-переростки, ищут философов, которые бы указали им путь к счастью, раздражало многих, в том числе, и Лукиана. Так, он высмеивает Гермотима, который встав посреди улицы, бормочет, пытаясь вытвердить заданный урок. Достигнув преклонного возраста, этот человек уже двадцать лет, как решил не иметь дела с несчастными смертными и рассчитывает, что ему понадобится еще добрых два десятка лет, чтобы достичь блаженства. Гермотим
_____________
1 См. также Сенека. Нравственные письма, LXXXII, 76; ХС, 44--45.
* Трактаты Сенеки: De tranquilitate animi -- "О спокойствии духа"; De constantia sapientis -- "О постоянстве мудреца"; De otio sapientis -- "О досуге мудреца".-- Прим. ред.
2 Сенека. Нравственные письма, LXXVI, 1--4. См. также A. Grilli. II problema della vita contemplativa nello mondo grecoromano.-- P. 217---280.
58
начал заниматься философией сорока лет (о чем сам и сообщает несколько ниже) и, следовательно, четыре последние десятилетия своей жизни посвятит-таки заботе о себе под руководством наставника. А его собеседник Ликин потехи ради заявляет, что ему-де тоже уже исполнилось сорок и приспела пора изучать философию: "Итак, возьми меня с собой,-- обращается он к Гермотиму,-- и веди тем же путем"1. Как заметил в связи с Сенекой И. Адо, вся эта деятельность по направлению сознания была ни чем иным, как разновидностью "взрослого воспитания" -- Erwachsenerziehung2.
2. Следует помнить, что вся эта "работа над собой" отнюдь не исчерпывалась только общей установкой, некоей смутной и расточительной озабоченностью. Термин epimeleia подразумевал не просто хлопоты, но целый комплекс вполне [конкретных] дел,-- так, например, его применяли, когда хотели обозначить заботы домовладельца3*, задачи правителя, пекущегося о подданных4, уход за больными и ранеными5** либо долг перед богами или умершими6. Если же речь шла о "себе", то и в этом случае epimeleia предполагала весьма тяжкий труд.
Такой труд требовал времени. И одна из серьезных проблем культуры себя состояла в том, чтобы определить, какую часть дня или жизни следует ей отвести. Вариантов решения известно множество. Например, можно было утром или вечером некоторое время уделить погружению в себя и, сосредоточившись, обдумать предстоящие дела, припомнить полезные принципы, разобраться, как прошел день: пифагорейская традиция таких утренних и вечерних размышлений-"отчетов"***
_____________
1 Лукиан. Гермотим, 13.
2 I. Hadot. Seneca und die griechisch-romishe Tradition der Seelenleitung.-- S. 160.
3 Ксенофонт. Домострой, V, 1.
* В этой главе Ксенофонт очерчивает круг обязанностей гражданина в целом ("труд, приличный свободному человеку"); о занятиях домоуправителя см. Домострой, XIII, 1.-- Прим. ред.
4 Dio Chrysostomus. Orationes, III, 55.
5 Плутарх. Изречения царей и полководцев, 197d.
** По всей видимости, ошибка Фуко: в этом фрагменте Плутарх приводит высказывание Тита Квинкция о Филопомене, ахейском стратеге, "у которого пехоты и конницы было много, а денег мало": "руки-ноги свои, а брюха нет".-- Прим. ред.
6 Платон. Законы, 717е.
*** См. Порфирий. Жизнь Пифагора, 40.-- Прим. ред.
59
вновь возрождается,-- несомненно, уже переосмысленная,-- у стоиков. Сенека1, Эпиктет2, Марк Аврелий3 часто упоминают о мгновениях, которые надлежит посвятить обращению к себе. Можно было время от времени оставлять свои обыденные занятия и совершать одно из тех "отступлений", что, помимо прочего, так настоятельно рекомендовал делать Мусоний4: они позволяют человеку побыть наедине с собой, вспомнить прошлое, вглядеться в картины минувшей жизни, почитать, познакомиться с наставлениями и примерами, которые окажут [на душу] благотворное влияние, наконец, избавившись от бремени излишеств, обрести искомые принципы разумного поведения. Еще можно было, достигнув вершины или венца карьеры, уйти от дел и, пользуясь тем, что на склоне лет желания утихают, полностью посвятить себя задаче овладения собою, погрузившись в философскую работу, подобно Сенеке, или наслаждаясь покоем размеренной жизни, подобно Спуринне*.
Это время не уходит попусту: оно заполнено множеством практических дел и всевозможных занятий. Забота о себе -- вовсе не синекура. Здесь и уход за телом, и режим, помогающий поддерживать здоровье, и постоянные физические упражнения, и по возможности умеренное удовлетворение потребностей. Здесь и размышления, и чтение, и составление выписок из книг или записей бесед, к которым стоит возвращаться, и припоминание истин, хорошо известных, но требующих более глубокого осмысления. Прекрасный пример такого "внутреннего анахоресиса", или "уединения в себе", дает Марк Аврелий, описывая кропотливый труд установления общих принципов и рациональных аргументов,-- "кратких основных положений", убеждающих нас не сетовать на людей, обстоятельства и силу вещей5**. Сюда же относятся беседы с наперсником, с друзьями, с учителем или руководителем; прибавьте к этому переписку, где сообщают о состоянии духа, просят советов, дают
___________
1 Сенека. О гневе, III.
2 Эпиктет. Беседы, II, XXI; III, X, 1--5.
3 Марк Аврелий. Размышления, IV, 3; XII, 18.
4 Musonius Rufus. Reliquiae, LX.
* См. Плиний Мл. Письма, VII, 1.-- Прим. ред.
5 Марк Аврелий. Размышления, IV, 3.
** Собственно, на "порочность людей", на то, что нам "уделено из целого" и на "телесное",-- Прим. ред.
60
их нуждающимся (впрочем, это полезно и наставнику, так как позволяет ему повторить свои наставления для самого себя)...1 Вокруг заботы о себе, таким образом, разворачивается бурная деятельность (как устная, так и письменная), в которой тесно переплелись работа над собой и общение с другими.
Так мы подходим к одному из важнейших аспектов заботы о себе: по существу, эта деятельность предполагает не упражнения в одиночестве, но поистине общественную практику. Причем, [общественную] во всех смыслах слова. Действительно, она часто практикуется структурами, более или менее институциализированными, такими, например, как неопифагорейские общины или кружки эпикурейцев, описанные Филодемом:
признанная иерархия обязывала наиболее "продвинутых" руководить остальными (как персонально, так и коллективно), но практиковались и совместные занятия, когда забота о себе получала стороннюю помощь (to di' allolen sozesthai2). Что касается Эпиктета, то он учил в среде, очень близкой к школе. У него были различные категории учеников: одни ходили к нему временно, другие оставались на более длительный срок и готовили себя не только к жизни простого гражданина, но и к более высокой деятельности, наконец, третьи, сами решившие стать профессиональными философами, проходили школу правил и практик руководства сознанием3. Получил распространение (особенно, в кругах римской аристократии) и институт частных консультантов, которые служили семье или кружку, выступая советниками в житейских делах, вдохновителя/ли политических решений, а иногда и посредниками на переговорах: "Встречались богатые римляне, считавшие полезным содержать философа на жалованьи, и многие достойные люди не находили такое положение унизительным". Они должны были "наставлять в морали и поддерживать своих патронов и их близких, а те черпали силы" в одобрении философов4. Так, Деметрий, наставник Тразеи Пета, вынужден был принять уча
____________
1 Семка. Нравственные письма, VII; 1С и CIX.
2 Philodemus. Peri parrhesias, 36 (Olivieri, S. 17).
3 О практике этой школы см. В. L. Hijmans. Askesis, Notes on Epictetus' Educational System,-- P. 41--46.
4 P. N. Sandbach. The Stoics.-- P. 144; см. также I. H. Liebeschbtz. Continuity and Change in Roman Religion.-- P. 112--113.
61
стие в "постановке" его самоубийства и помочь ему в последний момент завершить жизнь прекрасно и достойно. Впрочем, функции учителя, наставника, советника и конфидента далеко не всегда разграничивались: в практике культуры себя эти роли часто оказывались взаимозаменяемы и их поочередно могло исполнять одно и то же лицо. Мусоний Руф, политический советник Рубеллия Плавта, сосланный после его смерти, собрал вокруг себя слушателей и последователей и создал нечто в роде школы, а под конец жизни, вернувшись в Рим из новой ссылки (куда его отправил Веспасиан), читал публичные лекции и входил в число приближенных Тита.
Но не только наличие школ, образования и профессиональных духовных наставников обеспечивало социальную базу этой работы над собой; она без труда могла опереться на всю сеть привычных отношений родства, дружбы или долга. Когда тот, кто практикует заботу о себе, взывает к другому, угадывая в нем способность вести и советовать, он как бы осуществляет некое свое право, оказывая же другому щедрую помощь или с благодарностью принимая его уроки,-исполняет долг. В этом смысле показателен текст Галена об исцелении страстей: тому, кто действительно желает заботиться о себе, он советует искать помощи у другого, однако рекомендует не специалиста, известного своей компетентностью и ученостью, но просто любого человека с хорошей репутацией, в чьем чистосердечии представится случай убедиться'. Но случается и так, что игра между помощью другого и заботой о себе проникает в уже существующие отношения и придает им новые оттенки и теплоту. Стало быть, забота о себе -- или труды, предпринимаемые затем, чтобы другие прониклись такой заботой,-интенсифицирует социальные отношения. Находясь в ссылке, Сенека утешает мать, стремясь помочь ей перенести разлуку, а впоследствии, возможно, и большие несчастья. Пространные советы о спокойствии души он адресует Серену, своему молодому провинциальному родственнику и протеже. А их переписка с Луцилием,-переписка двух мужчин, почти ровесников,-- углубляет уже сложившиеся ранее отношения и [с каждым новым письмом] все более превращается из духовного руковод