Страница:
— Да пойдем же, — раздраженно сказал Про-спер, оттаскивая Риччио от этой сладкой витрины, и тот покорно дал себя увести, все еще жадно ловя ноздрями аромат жареного миндаля в сахаре.
В лавке Барбароссы запахи были совсем не такие вкусные. Со стороны она ничем почти не отличалась от других лавок старьевщиков, каких много в городе Луны. На стекле витрины витиеватыми буквами было выведено «Эрнесто Барбаросса, Ricordi di Venezia» [6]. За стеклом на потертом плюше стояли вазы и массивные подсвечники в окружении латунных гондол и хрупких бабочек венецианского стекла. Тонкостенный фарфор с трудом отвоевывал здесь себе место среди стопок старинных книг, картины в потускневших серебряных рамах соседствовали с масками из папье-маше. У Барбароссы каждый мог отыскать себе все, что душе угодно, а то, чего не находилось на полках, услужливый хозяин брался раздобыть. Причем любыми путями, если надо — то и не слишком честными.
Как только Проспер отворил дверь лавочки, над головой у него на разные голоса зазвенели стеклянные колокольчики. Между битком набитыми стеллажами слонялось несколько туристов. Они о чем-то шушукались, но так тихо и почтительно, будто они в церкви, а не в лавочке. Может, все дело было в люстрах, что свисали с темного потолка, позвякивая пестрыми стеклянными цветами, или в свечах, что горели здесь в тяжелых канделябрах, хотя за окном светило солнце. Не поднимая глаз, Проспер и Риччио протиснулись мимо иностранцев. Один из них держал в руках маленькую статуэтку, которую Моска сбыл толстяку недели две назад. Когда Проспер углядел ценник, наклеенный на основании фигурки, он чуть не опрокинул большую гипсовую скульптуру, что красовалась посреди магазина.
— Ты не помнишь, сколько заплатил нам Барбаросса вон за ту статуэтку? — поинтересовался он у Риччио.
— Да нет. Ты же знаешь, я цифры вообще не запоминаю.
— Какая бы цифра раньше ни была, сейчас к ней на парочку нулей больше приписано, — прошептал Проспер. — Совсем неплохая сделка для Рыжей Бороды, ты не находишь? — С этими словами он подошел к прилавку и нажал на кнопку электрического звонка возле кассы.
Риччио тем временем корчил смешные рожицы даме в маске, что снисходительно улыбалась им с картины на стене. Эту проделку он повторял всякий раз, когда они сюда приходили, ибо знал — в черной маске дамы имеется глазок, через который Барбаросса тайком наблюдает за покупателями, дабы те чего-нибудь не стащили.
Прошло лишь несколько мгновений, в углу, призвякнув, колыхнулась шторка из бус искусственного жемчуга, и из-за шторки собственной персоной выплыл сам Эрнесто Барбаросса. Рыжая Борода был настолько толст, что, видя его, Проспер всякий раз поражался ловкости, с которой тот при таком-то весе передвигается по своей битком забитой лавчонке.
— Надеюсь, в этот раз вы принесли хоть что-нибудь стоящее, — бросил он пренебрежительно, но ни от Проспера, ни от Риччио не укрылся жадный взгляд, которым он, словно голодный кот жирную мышь, ощупал сумку в руках у Проспера, — тот еще крепче прижал сумку к груди.
— Думаю, вы останетесь довольны, — в тон ему небрежно ответил Проспер.
Риччио ничего не сказал, только во все глаза таращился на рыжую, как лисий мех, бороду Барбароссы, словно боялся, что оттуда вот-вот кто-нибудь выползет.
— Ты чего, малец, на бороду мою уставился? — рявкнул Рыжая Борода.
— Да я, я… — Риччио начал заикаться, — я вот все думаю, она у вас правда настоящая? То есть я хотел сказать: такая рыжая.
— Разумеется! Уж не хочешь ли ты намекнуть, что я ее крашу? — недовольно буркнул толстяк. — Вечно вам, мелюзге, всякая чушь в голову лезет. — Своими толстыми, в богатых перстнях, пальцами он самодовольно пригладил бороду и почти незаметно кивнул в сторону туристов, которые все еще о чем-то шушукались между стеллажей. — Сейчас, вот только от этих по-быстрому отделаюсь, — шепнул он. — А вы пока что пройдите ко мне в кабинет, только не вздумайте ничего там трогать, понятно?
Проспер и Риччио кивнули и скрылись за жемчужной шторкой.
В кабинете у Барбароссы все выглядело совсем иначе, чем в его лавочке. Тут не было ни люстр, ни зажженных свечей, ни хрупких стеклянных бабочек. Глухое, совсем без окон, помещение освещалось искусственным светом одной-единственной неоновой трубки, а кроме огромного письменного стола и массивного кожаного кресла тут были еще только два простеньких стула для посетителей и полки до самого потолка, сплошь уставленные аккуратно надписанными ящичками и коробками; в качестве единственного украшения на голой белой стене за креслом хозяина выделялась афиша музея «Академия».
Была здесь, правда, еще и обитая плюшем скамеечка — как раз под глазком, через который Барбаросса наблюдал за покупателями. Риччио тут же на нее забрался и прильнул к глазку.
— Нет, ты должен на это посмотреть, Проп, — прошептал он. — Уж как он этих туристов обхаживает, а урчит-то, урчит — ну прямо как жирный кот! По-моему, из его лавчонки без покупки никто не уходит.
— К тому же заплатив втридорога, — добавил Проспер, ставя сумку с товаром Сципио на стул и осматриваясь.
— Да точно он ее красит! — бормотал Риччио, все еще не отрываясь от глазка. — Я с Осой на три книжки комиксов поспорил, что борода у него крашеная. — Голова у Барбароссы была лысая, как бильярдный шар, зато борода, густая и пышная, курчавилась вовсю. И была огненно-рыжего цвета, как лисья шкура. — По-моему, вон за той дверцей у него ванная. Ты не поглядишь, нет ли у него там чего для покраски волос?
— Могу и посмотреть. — Проспер подошел к узенькой дверце, с которой кротко улыбался лик мадонны, и просунул голову внутрь. — Бог ты мой, да тут мрамора больше, чем во Дворце дожей! — От изумления он чуть не присвистнул. — Тут тебе и ванная, и клозет, я таких хором в жизни не видывал! Риччио снова прильнул к глазку.
— Проспер, выходи скорей оттуда! — зашипел он. — Он уже их выпроваживает и запирает лавочку.
Но Проспер не торопился.
— Он ее красит, Риччио! — ликующе провозгласил Проспер. — Вот она, бутылочка, рядом с его противным одеколоном. Фу, как воняет! Хочешь, я в доказательство кусок туалетной бумаги оторву и покрашу?
— Да нет же! Выходи скорей! — Риччио спрыгнул со скамеечки. — Скорей же, он возвращается, черт возьми!
Жемчужная шторка снова звякнула, но Проспер и Риччио уже с самым невинным видом сидели на складных стульях перед письменным столом Эрнесто Барбароссы.
— Я с вас сегодня за стеклянного жука вычту, — первым делом провозгласил Барбаросса, тяжело плюхаясь в свое необъятное кресло. — Твой младший братец, — он бросил на Проспера сердитый взгляд, — в прошлый раз его разбил.
— Да не разбивал он! — запротестовал Проспер.
— А я говорю — разбил, — отрезал Барбаросса, не поднимая глаз: он извлекал очки из ящика письменного стола. — Ну, с чем вы сегодня пожаловали? Надеюсь, это не дешевка какая-нибудь вроде жалких серебряных ложек?
С непроницаемой миной Проспер выложил на стол свой товар. Барбаросса разом весь подался вперед, сгреб своими толстыми, как сардельки, пальцами щипчики, медальон, лупу, повертел, покрутил, со всех сторон оглядел, а ребята тем временем пристально за ним наблюдали. Ни один мускул не дрогнул на его физиономии, он откладывал вещицы в сторону, снова брал, снова осматривал… От нетерпения Проспер и Риччио уже начали шаркать под столом ногами. Наконец с глубоким вздохом Барбаросса откинулся назад, положил очки на стол и любовно огладил свою рыжую бороду, словно это не борода, а тигр, хотя и прирученный, но грозный.
— Цену кто назначает, вы или я? — спросил он. Проспер и Риччио переглянулись.
— Вы, — ответил Проспер, всем своим видом стараясь показать, что прекрасно знает, сколько стоит принесенный им товар.
— Значит, я, — произнес Барбаросса, удовлетворенно сплетая пальцы и на какое-то время даже прикрыв глаза. — Ну что ж, признаю, на сей раз тут и вправду есть одна-две вполне приличные вещицы, так что я предлагаю вам… — тут глаза его снова раскрылись, — сто тысяч. Только из уважения, как постоянным клиентам.
Риччио от восторга даже дыхание затаил. Он сразу представил себе, сколько пирожных можно купить на сто тысяч. Горы пирожных! Но Проспер только головой покачал.
— Нет, — проговорил он и твердо посмотрел Рыжей Бороде прямо в глаза. — Пятьсот тысяч, иначе сделка не состоится.
В первый миг опешивший Барбаросса не смог скрыть растерянности, но почти сразу же снова овладел собой и мастерски изобразил на своем круглом, как блин, лице выражение благородного негодования.
— Да ты, малыш, в своем ли уме? — выпалил он. — Я делаю вам такое щедрое предложение, а ты в ответ называешь мне совершенно безумную, несусветную цену! Передайте вашему Королю воров, если он и впредь хочет иметь со мной дело, пусть больше не присылает мне всяких глупых мальчишек.
Риччио вжал голову в плечи и с нескрываемой тревогой смотрел на Проспера, но тот, ни слова не говоря, встал, раскрыл свою сумку и одну за другой стал складывать в нее принесенные вещи.
Барбаросса, казалось, наблюдает за всем этим совершенно невозмутимо. Однако, когда Проспер взялся за щипчики для сахара, он вдруг цапнул его за руку, да так стремительно, что Проспер вздрогнул.
— Ладно, хватит дурака валять! — прорычал Барбаросса. — Ты хитрая бестия! По мне, так даже чересчур хитрая. Но раз уж мы с Королем воров прежде все дела чисто обделывали, я, так и быть, даю вам четыреста тысяч, хоть вы и принесли по большей части барахло. Но щипчики мне нравятся. Передайте Королю воров, пусть побольше такого же добра присылает, тогда мы останемся с ним деловыми партнерами, даже несмотря на таких наглых курьеров, как ты. — И он смерил Проспера взглядом, в котором нескрываемая досада смешивалась с уважением. — И вот еще что. — Он откашлялся. — Спросите-ка у Короля воров, не возьмется ли он за одно дельце…
— Дельце? — Мальчишки переглянулись.
— Есть у меня один серьезный клиент, — Барбаросса важно переложил у себя на столе какие-то бумаги, — так он ищет способного человека, который смог бы, скажем так, раздобыть для него одну вещь. Вещь эту мой клиент во что бы то ни стало хочет заполучить. Насколько я понял, эта штуковина находится тут, в Венеции. Словом, для человека, который сам себя, — тут Барбаросса издевательски усмехнулся, — Королем воров величает, это не работа, а так, пара пустяков. Верно я говорю?
Проспер ничего не ответил. Рыжая Борода никогда Сципио не видел и наверняка полагал, что тот человек взрослый. Он и понятия не имеет, что Король воров такой же мальчишка, как и его посланцы.
Но Риччио, похоже, все это нисколько не беспокоило.
— Ясное дело, мы ему скажем, — ответил он.
— Вот и отлично! — С довольной ухмылкой Барбаросса откинулся в кресле. Щипчики он из рук не выпускал. Бережно, почти ласково водил он по их изящным изогнутым краям своими толстыми пальцами. — Если он за это дело берется, пусть пришлет ответ с кем-нибудь из вас. Я тогда устрою ему встречу с моим клиентом. Оплата, — Барбаросса доверительно понизил голос, — будет очень щедрая, мой клиент так прямо и велел сказать.
— Риччио уже сказал вам: мы ему все передадим, — повторил Проспер. — А теперь мы хотели бы получить наши деньги.
Барбаросса расхохотался, да так громко и раскатисто, что Риччио вздрогнул.
— Получишь, получишь ты свои деньги! — пропыхтел он, выбираясь из кресла. — Не беспокойся. Но для начала выйдите-ка из кабинета. Не стану же я перед вами, воровским отродьем, сейф открывать.
— Как ты считаешь: возьмется Сципио за это дело? — спросил Риччио Проспера, пока они, облокотившись в магазинчике на прилавок, дожидались Барбароссу.
— Лучше бы вообще ничего ему об этом не говорить, — ответил Проспер, пристально изучая портрет дамы в маске.
— Это еще почему?
Проспер только плечами пожал.
— Не знаю. Просто предчувствие. Не верю я Рыжей Бороде.
В эту секунду Барбаросса выплыл из-за жемчужной шторки.
— Вот, — сказал он, протягивая им толстую пачку денег. — Только смотрите, как бы их у вас по дороге не стащили. Вы же знаете, на всех этих иностранцев с пухлыми кошельками и фотоаппаратами карманники слетаются, как мухи на мед.
Ребята сделали вид, что не замечают его насмешливой ухмылки. Проспер взял пачку денег и теперь смотрел на нее в нерешительности.
— Можешь не пересчитывать, — сказал Барбаросса, словно угадав его мысли. — Тут все точно. Я только за стеклянного жука вычел, которого твой братишка кокнул. Подпиши-ка мне лучше квитанцию. Писать, надеюсь, ты умеешь, или как?
Проспер стрельнул в него сердитым взглядом и быстрым росчерком расписался на блоке квитанций, который протянул ему Рыжая Борода. Впрочем, написав свое имя, он, прежде чем написать фамилию, на миг задумался, а потом поставил вымышленную.
— Проспер, — пробурчал Рыжая Борода. — А ты ведь не из Венеции, верно?
— Верно, — ответил Проспер, закидывая на плечо пустую сумку и направляясь к выходу. — Пойдем, Риччио.
— И поскорее дайте мне ответ насчет того дела! — крикнул Барбаросса им вслед.
— Обязательно, — ответил Проспер, хотя уже твердо решил, что ни слова Сципио об этом деле не скажет. И прикрыл за собой дверь лавки.
РОКОВАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ
В лавке Барбароссы запахи были совсем не такие вкусные. Со стороны она ничем почти не отличалась от других лавок старьевщиков, каких много в городе Луны. На стекле витрины витиеватыми буквами было выведено «Эрнесто Барбаросса, Ricordi di Venezia» [6]. За стеклом на потертом плюше стояли вазы и массивные подсвечники в окружении латунных гондол и хрупких бабочек венецианского стекла. Тонкостенный фарфор с трудом отвоевывал здесь себе место среди стопок старинных книг, картины в потускневших серебряных рамах соседствовали с масками из папье-маше. У Барбароссы каждый мог отыскать себе все, что душе угодно, а то, чего не находилось на полках, услужливый хозяин брался раздобыть. Причем любыми путями, если надо — то и не слишком честными.
Как только Проспер отворил дверь лавочки, над головой у него на разные голоса зазвенели стеклянные колокольчики. Между битком набитыми стеллажами слонялось несколько туристов. Они о чем-то шушукались, но так тихо и почтительно, будто они в церкви, а не в лавочке. Может, все дело было в люстрах, что свисали с темного потолка, позвякивая пестрыми стеклянными цветами, или в свечах, что горели здесь в тяжелых канделябрах, хотя за окном светило солнце. Не поднимая глаз, Проспер и Риччио протиснулись мимо иностранцев. Один из них держал в руках маленькую статуэтку, которую Моска сбыл толстяку недели две назад. Когда Проспер углядел ценник, наклеенный на основании фигурки, он чуть не опрокинул большую гипсовую скульптуру, что красовалась посреди магазина.
— Ты не помнишь, сколько заплатил нам Барбаросса вон за ту статуэтку? — поинтересовался он у Риччио.
— Да нет. Ты же знаешь, я цифры вообще не запоминаю.
— Какая бы цифра раньше ни была, сейчас к ней на парочку нулей больше приписано, — прошептал Проспер. — Совсем неплохая сделка для Рыжей Бороды, ты не находишь? — С этими словами он подошел к прилавку и нажал на кнопку электрического звонка возле кассы.
Риччио тем временем корчил смешные рожицы даме в маске, что снисходительно улыбалась им с картины на стене. Эту проделку он повторял всякий раз, когда они сюда приходили, ибо знал — в черной маске дамы имеется глазок, через который Барбаросса тайком наблюдает за покупателями, дабы те чего-нибудь не стащили.
Прошло лишь несколько мгновений, в углу, призвякнув, колыхнулась шторка из бус искусственного жемчуга, и из-за шторки собственной персоной выплыл сам Эрнесто Барбаросса. Рыжая Борода был настолько толст, что, видя его, Проспер всякий раз поражался ловкости, с которой тот при таком-то весе передвигается по своей битком забитой лавчонке.
— Надеюсь, в этот раз вы принесли хоть что-нибудь стоящее, — бросил он пренебрежительно, но ни от Проспера, ни от Риччио не укрылся жадный взгляд, которым он, словно голодный кот жирную мышь, ощупал сумку в руках у Проспера, — тот еще крепче прижал сумку к груди.
— Думаю, вы останетесь довольны, — в тон ему небрежно ответил Проспер.
Риччио ничего не сказал, только во все глаза таращился на рыжую, как лисий мех, бороду Барбароссы, словно боялся, что оттуда вот-вот кто-нибудь выползет.
— Ты чего, малец, на бороду мою уставился? — рявкнул Рыжая Борода.
— Да я, я… — Риччио начал заикаться, — я вот все думаю, она у вас правда настоящая? То есть я хотел сказать: такая рыжая.
— Разумеется! Уж не хочешь ли ты намекнуть, что я ее крашу? — недовольно буркнул толстяк. — Вечно вам, мелюзге, всякая чушь в голову лезет. — Своими толстыми, в богатых перстнях, пальцами он самодовольно пригладил бороду и почти незаметно кивнул в сторону туристов, которые все еще о чем-то шушукались между стеллажей. — Сейчас, вот только от этих по-быстрому отделаюсь, — шепнул он. — А вы пока что пройдите ко мне в кабинет, только не вздумайте ничего там трогать, понятно?
Проспер и Риччио кивнули и скрылись за жемчужной шторкой.
В кабинете у Барбароссы все выглядело совсем иначе, чем в его лавочке. Тут не было ни люстр, ни зажженных свечей, ни хрупких стеклянных бабочек. Глухое, совсем без окон, помещение освещалось искусственным светом одной-единственной неоновой трубки, а кроме огромного письменного стола и массивного кожаного кресла тут были еще только два простеньких стула для посетителей и полки до самого потолка, сплошь уставленные аккуратно надписанными ящичками и коробками; в качестве единственного украшения на голой белой стене за креслом хозяина выделялась афиша музея «Академия».
Была здесь, правда, еще и обитая плюшем скамеечка — как раз под глазком, через который Барбаросса наблюдал за покупателями. Риччио тут же на нее забрался и прильнул к глазку.
— Нет, ты должен на это посмотреть, Проп, — прошептал он. — Уж как он этих туристов обхаживает, а урчит-то, урчит — ну прямо как жирный кот! По-моему, из его лавчонки без покупки никто не уходит.
— К тому же заплатив втридорога, — добавил Проспер, ставя сумку с товаром Сципио на стул и осматриваясь.
— Да точно он ее красит! — бормотал Риччио, все еще не отрываясь от глазка. — Я с Осой на три книжки комиксов поспорил, что борода у него крашеная. — Голова у Барбароссы была лысая, как бильярдный шар, зато борода, густая и пышная, курчавилась вовсю. И была огненно-рыжего цвета, как лисья шкура. — По-моему, вон за той дверцей у него ванная. Ты не поглядишь, нет ли у него там чего для покраски волос?
— Могу и посмотреть. — Проспер подошел к узенькой дверце, с которой кротко улыбался лик мадонны, и просунул голову внутрь. — Бог ты мой, да тут мрамора больше, чем во Дворце дожей! — От изумления он чуть не присвистнул. — Тут тебе и ванная, и клозет, я таких хором в жизни не видывал! Риччио снова прильнул к глазку.
— Проспер, выходи скорей оттуда! — зашипел он. — Он уже их выпроваживает и запирает лавочку.
Но Проспер не торопился.
— Он ее красит, Риччио! — ликующе провозгласил Проспер. — Вот она, бутылочка, рядом с его противным одеколоном. Фу, как воняет! Хочешь, я в доказательство кусок туалетной бумаги оторву и покрашу?
— Да нет же! Выходи скорей! — Риччио спрыгнул со скамеечки. — Скорей же, он возвращается, черт возьми!
Жемчужная шторка снова звякнула, но Проспер и Риччио уже с самым невинным видом сидели на складных стульях перед письменным столом Эрнесто Барбароссы.
— Я с вас сегодня за стеклянного жука вычту, — первым делом провозгласил Барбаросса, тяжело плюхаясь в свое необъятное кресло. — Твой младший братец, — он бросил на Проспера сердитый взгляд, — в прошлый раз его разбил.
— Да не разбивал он! — запротестовал Проспер.
— А я говорю — разбил, — отрезал Барбаросса, не поднимая глаз: он извлекал очки из ящика письменного стола. — Ну, с чем вы сегодня пожаловали? Надеюсь, это не дешевка какая-нибудь вроде жалких серебряных ложек?
С непроницаемой миной Проспер выложил на стол свой товар. Барбаросса разом весь подался вперед, сгреб своими толстыми, как сардельки, пальцами щипчики, медальон, лупу, повертел, покрутил, со всех сторон оглядел, а ребята тем временем пристально за ним наблюдали. Ни один мускул не дрогнул на его физиономии, он откладывал вещицы в сторону, снова брал, снова осматривал… От нетерпения Проспер и Риччио уже начали шаркать под столом ногами. Наконец с глубоким вздохом Барбаросса откинулся назад, положил очки на стол и любовно огладил свою рыжую бороду, словно это не борода, а тигр, хотя и прирученный, но грозный.
— Цену кто назначает, вы или я? — спросил он. Проспер и Риччио переглянулись.
— Вы, — ответил Проспер, всем своим видом стараясь показать, что прекрасно знает, сколько стоит принесенный им товар.
— Значит, я, — произнес Барбаросса, удовлетворенно сплетая пальцы и на какое-то время даже прикрыв глаза. — Ну что ж, признаю, на сей раз тут и вправду есть одна-две вполне приличные вещицы, так что я предлагаю вам… — тут глаза его снова раскрылись, — сто тысяч. Только из уважения, как постоянным клиентам.
Риччио от восторга даже дыхание затаил. Он сразу представил себе, сколько пирожных можно купить на сто тысяч. Горы пирожных! Но Проспер только головой покачал.
— Нет, — проговорил он и твердо посмотрел Рыжей Бороде прямо в глаза. — Пятьсот тысяч, иначе сделка не состоится.
В первый миг опешивший Барбаросса не смог скрыть растерянности, но почти сразу же снова овладел собой и мастерски изобразил на своем круглом, как блин, лице выражение благородного негодования.
— Да ты, малыш, в своем ли уме? — выпалил он. — Я делаю вам такое щедрое предложение, а ты в ответ называешь мне совершенно безумную, несусветную цену! Передайте вашему Королю воров, если он и впредь хочет иметь со мной дело, пусть больше не присылает мне всяких глупых мальчишек.
Риччио вжал голову в плечи и с нескрываемой тревогой смотрел на Проспера, но тот, ни слова не говоря, встал, раскрыл свою сумку и одну за другой стал складывать в нее принесенные вещи.
Барбаросса, казалось, наблюдает за всем этим совершенно невозмутимо. Однако, когда Проспер взялся за щипчики для сахара, он вдруг цапнул его за руку, да так стремительно, что Проспер вздрогнул.
— Ладно, хватит дурака валять! — прорычал Барбаросса. — Ты хитрая бестия! По мне, так даже чересчур хитрая. Но раз уж мы с Королем воров прежде все дела чисто обделывали, я, так и быть, даю вам четыреста тысяч, хоть вы и принесли по большей части барахло. Но щипчики мне нравятся. Передайте Королю воров, пусть побольше такого же добра присылает, тогда мы останемся с ним деловыми партнерами, даже несмотря на таких наглых курьеров, как ты. — И он смерил Проспера взглядом, в котором нескрываемая досада смешивалась с уважением. — И вот еще что. — Он откашлялся. — Спросите-ка у Короля воров, не возьмется ли он за одно дельце…
— Дельце? — Мальчишки переглянулись.
— Есть у меня один серьезный клиент, — Барбаросса важно переложил у себя на столе какие-то бумаги, — так он ищет способного человека, который смог бы, скажем так, раздобыть для него одну вещь. Вещь эту мой клиент во что бы то ни стало хочет заполучить. Насколько я понял, эта штуковина находится тут, в Венеции. Словом, для человека, который сам себя, — тут Барбаросса издевательски усмехнулся, — Королем воров величает, это не работа, а так, пара пустяков. Верно я говорю?
Проспер ничего не ответил. Рыжая Борода никогда Сципио не видел и наверняка полагал, что тот человек взрослый. Он и понятия не имеет, что Король воров такой же мальчишка, как и его посланцы.
Но Риччио, похоже, все это нисколько не беспокоило.
— Ясное дело, мы ему скажем, — ответил он.
— Вот и отлично! — С довольной ухмылкой Барбаросса откинулся в кресле. Щипчики он из рук не выпускал. Бережно, почти ласково водил он по их изящным изогнутым краям своими толстыми пальцами. — Если он за это дело берется, пусть пришлет ответ с кем-нибудь из вас. Я тогда устрою ему встречу с моим клиентом. Оплата, — Барбаросса доверительно понизил голос, — будет очень щедрая, мой клиент так прямо и велел сказать.
— Риччио уже сказал вам: мы ему все передадим, — повторил Проспер. — А теперь мы хотели бы получить наши деньги.
Барбаросса расхохотался, да так громко и раскатисто, что Риччио вздрогнул.
— Получишь, получишь ты свои деньги! — пропыхтел он, выбираясь из кресла. — Не беспокойся. Но для начала выйдите-ка из кабинета. Не стану же я перед вами, воровским отродьем, сейф открывать.
— Как ты считаешь: возьмется Сципио за это дело? — спросил Риччио Проспера, пока они, облокотившись в магазинчике на прилавок, дожидались Барбароссу.
— Лучше бы вообще ничего ему об этом не говорить, — ответил Проспер, пристально изучая портрет дамы в маске.
— Это еще почему?
Проспер только плечами пожал.
— Не знаю. Просто предчувствие. Не верю я Рыжей Бороде.
В эту секунду Барбаросса выплыл из-за жемчужной шторки.
— Вот, — сказал он, протягивая им толстую пачку денег. — Только смотрите, как бы их у вас по дороге не стащили. Вы же знаете, на всех этих иностранцев с пухлыми кошельками и фотоаппаратами карманники слетаются, как мухи на мед.
Ребята сделали вид, что не замечают его насмешливой ухмылки. Проспер взял пачку денег и теперь смотрел на нее в нерешительности.
— Можешь не пересчитывать, — сказал Барбаросса, словно угадав его мысли. — Тут все точно. Я только за стеклянного жука вычел, которого твой братишка кокнул. Подпиши-ка мне лучше квитанцию. Писать, надеюсь, ты умеешь, или как?
Проспер стрельнул в него сердитым взглядом и быстрым росчерком расписался на блоке квитанций, который протянул ему Рыжая Борода. Впрочем, написав свое имя, он, прежде чем написать фамилию, на миг задумался, а потом поставил вымышленную.
— Проспер, — пробурчал Рыжая Борода. — А ты ведь не из Венеции, верно?
— Верно, — ответил Проспер, закидывая на плечо пустую сумку и направляясь к выходу. — Пойдем, Риччио.
— И поскорее дайте мне ответ насчет того дела! — крикнул Барбаросса им вслед.
— Обязательно, — ответил Проспер, хотя уже твердо решил, что ни слова Сципио об этом деле не скажет. И прикрыл за собой дверь лавки.
РОКОВАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ
Едва только они вышли из лавочки Барбароссы, Риччио, не давая Просперу опомниться, затащил его в кондитерскую, витрину которой полчаса назад он с такой тоской рассматривал. И пока официантка, стоя возле них, терпеливо дожидалась заказа, он сумел-таки уговорить Проспера выудить две бумажки из пачки купюр, полученных от Барбароссы, и купить коробку пирожных на всех, чтобы отпраздновать, так сказать, событие дня.
Проспер всякий раз сызнова восхищался тем, с какой тщательностью венецианские кондитеры упаковывают свой товар. Здесь никто не осмелился бы сунуть пирожные в кулек и протянуть через прилавок покупателю — нет, их укладывают в красивые коробки, а коробку перевязывают изящной разноцветной ленточкой.
Впрочем, Риччио, похоже, на всю эту красоту было решительно наплевать. Как только они снова оказались на улице, он выхватил из кармана перочинный ножик и в мгновение ока перерезал пеструю завязку.
— Это еще что? — возмутился Проспер, забирая у него коробку. — По-моему, мы собирались отнести это всем?
— Да ладно, им тут еще полно останется. — Риччио уже запустил руку в коробку. — К тому же нам полагается вознаграждение. Матерь Божья, да из нас никому еще не удавалось выбить из Рыжей Бороды хоть лиру сверх того, что тот предлагал, а ты вытряс из него вчетверо больше! Уж это-то даже я могу подсчитать! Теперь Сципио никого, кроме тебя, с товаром посылать не будет.
— Эти вещи наверняка гораздо дороже стоят. — Проспер взял себе пирожное, покрытое таким густым слоем сахарной пудрой, что, едва он его надкусил, пудра тоненькими белыми струйками посыпалась ему на куртку. У Риччио кончик носа уже был в шоколадной глазури. — Но деньги эти, в любом случае, нам сейчас очень кстати, — продолжал Проспер. — Кассу пополним, и останется еще кое-что на вещи, которые нам сейчас обязательно понадобятся, как-никак зима на носу. У Бо и Осы теплых курток нет, да и у тебя кроссовки вон каши просят.
Риччио слизнул шоколад с носа и деловито оглядел свою драную обувку.
— Да они еще очень даже ничего, — заключил он. — Может, мы лучше телик купим, подержанный, ну хоть самый малюсенький. Уж Моска сумел бы его наладить.
— Ты совсем рехнулся. — С этими словами Проспер остановился перед магазинчиком, где продавались газеты, открытки, но и игрушки. Кто из дома убегает, игрушек с собой не берет. У Бо был один-единственный потрепанный плюшевый львенок, да и того ему выдарил Риччио из своих запасов.
— А почему бы тебе не купить Бо вон тех индейцев? — Риччио положил липкий подбородок Просперу на плечо. — Они отлично подойдут к пробковым ковбоям, которых ему Оса смастерила.
Нахмурив лоб, Проспер нащупал пачку денег в кармане куртки.
— Нет, — сказал он решительно, сунул коробку с пирожными Риччио в руки и двинулся дальше. — Нам деньги на другое понадобятся.
Риччио со вздохом поплелся за ним.
— А знаешь что? — размышлял он. — Если Сципио не захочет браться за дельце, о котором Рыжая Борода говорил, тогда, — тут он понизил голос, — тогда я сам за него возьмусь. Ты же слыхал, что толстяк насчет оплаты говорил. А я тоже вор классный, только в последнее время мало тренировался. Ну и, ясное дело, я с вами поделюсь. Бо я куплю индейцев, Осе — новые книжки, Моске — эту дурацкую краску для его лодки, он про нее все время талдычит, себе — малюсенький телик, а тебе… — Он с любопытством глянул на Проспера. — Тебе-то самому чего бы хотелось?
— Мне ничего не нужно. — Проспер пожал плечами и тоскливо поежился, словно порыв холодного ветра только что забрался ему за шиворот. — И кончай ты о воровстве болтать. Или забыл, как в последний раз тебя чуть не сцапали?
— Да ладно, — буркнул Риччио, оборачиваясь на даму с огромными жемчужными серьгами. Вот уж о чем ему действительно совсем не хотелось вспоминать.
— И Сципио ты об этом дельце ни слова не скажешь, — продолжал Проспер. — Договорились?
От изумления Риччио даже остановился.
— Что за чушь. Совсем не пойму, что у тебя на уме. Ясное дело, я все ему расскажу! Уж наверно, это не рискованней, чем Дворец дожей-то грабить. — Заметив, что шедшая навстречу влюбленная парочка в изумлении на него оглядывается, он понизил голос. — Или дворец Контарини!
Проспер только головой покачал и двинулся дальше. Он и сам не знал, почему предложение Барбароссы так ему не по душе. Может, все оттого, что Сципио, на его взгляд, с каждым разом действует все легкомысленнее. В задумчивости он обогнул двух домохозяек, что яростно переругивались, стоя посреди тротуара, и при этом нечаянно столкнулся с мужчиной, выходившим из соседнего бара с куском пиццы в руке. Мужчина был невысокий, коренастый, с густыми и обвислыми, как у моржа, усами, на которых кое-где еще налипли остатки сыра. Он машинально оглянулся — и вдруг уставился на Проспера во все глаза, будто увидел призрак.
— Scusi, — пробормотал Проспер и тут же шнырнул вперед, в самую гущу прохожих, в толкучку, которая всякого мгновенно превращает в невидимку.
— Эй, куда ты так несешься? — Риччио с уже почти пустой коробкой в руках ухватил его за куртку.
Проспер оглянулся.
— Да так, мужик один, чудно как-то уставился. — Проспер тревожно всматривался в уличную толчею. Но незнакомца с моржовыми усами нигде не было видно.
— Уставился? Ну и что? — Риччио пожал плечами. — Или он показался тебе знакомым?
Проспер покачал головой. Но потом еще раз оглянулся.
Так, ребята из школы идут, старик, три женщины с битком набитыми сумками, группа монахинь… Он схватил Риччио за руку и потащил прочь.
— Что такое? — От испуга Риччио едва коробку не выронил.
— Этот тип за нами идет! — Проспер шел все быстрее, да нет, уже бежал, сжимая в руке пачку денег от Барбароссы, чтобы не выпали из кармана.
— Что ты там бормочешь? — крикнул Риччио, стараясь не отставать.
— Он за нами идет! — выпалил Проспер. — Когда я оглянулся, он спрятаться хотел, но я его заметил.
Любопытствуя узнать, кто это за ними гонится, Риччио обернулся, но никого не обнаружил, кроме нескольких зевак, лениво разглядывающих витрины, да группки школьников, что, хихикая, радостно пихали друг дружку.
— Проп, брось дурить. — Он нагнал Проспера, преграждая ему дорогу. — Успокойся, ясно? Тебе померещилось.
Но Проспер даже слушать его не стал.
— Быстрей давай! — прошипел он и с этими словами затащил Риччио в переулочек, такой узкий, что Барбаросса, забреди он сюда, непременно тут бы и застрял. Навстречу им угрюмо дохнул студеный ветер, словно где-то там, в темных недрах переулка, было его логово. Риччио знал, куда ведет этот не слишком приветливый проход: в укромный двор, а оттуда, подворотнями, в лабиринт таких переулков, где даже коренному венецианцу ничего не стоит заплутать. Словом, чтобы удирать от погони, переулочек в самый раз. Но тут Проспер зачем-то снова остановился, прижал Риччио к стенке и, прижавшись сам, стал наблюдать за движением пешеходов на улице.
— Ну что еще опять? — Риччио недовольно прислонился к стене, пряча озябшие кулачки в рукавах свитера.
— Сейчас я тебе его покажу, он мимо пройдет.
— А потом что?
— Если он нас заметит, удерем.
— Шикарный план, — неодобрительно буркнул Риччио, нервно нащупывая языком дырку между передними зубами. Зуб, которого там не хватало, был потерян им как-то раз, когда он вот так же удирал от погони.
— Слушай, давай лучше смоемся, пока не поздно, — прошептал он. — Ведь нас же все ждут.
Но Проспер не двинулся с места.
Вот мимо их укрытия проскочили беззаботные школьники, потом прошествовали в своих черных одеяниях монахини. А потом вдруг появился и тот тип: низенький, коренастый, с моржовыми усами и огромными для своего роста ножищами. Явно кого-то высматривая, он озирался по сторонам, привставал на цыпочки, изо всех сил тянул шею и чертыхался.
Мальчишки замерли в своем укрытии, стараясь не дышать. Некоторое время незнакомец продолжал осматриваться, потом наконец двинулся дальше.
Первым нарушил молчание Риччио.
— Я этого типа знаю! — выпалил он. — Бежим скорей, пока он не вернулся.
Проспер пустился за ним, тревожно вслушиваясь в стук собственного сердца и гулкое эхо, которым отдавались в пустынном переулке их дробные шаги. Они мчались по проулку вниз, миновали небольшую площадь в окаймлении угрюмых зданий, потом мост, нырнули в следующий переулок. Проспер уже вскоре перестал понимать, где они находятся, но Риччио мчался вперед с такой уверенностью, словно пробежит по этому хитросплетению переулков и мостов и с завязанными глазами. Потом вдруг они из полумрака выскочили на свет, и перед ними оказался канал Гранде, Большой канал. По берегам его толпились прохожие и зеваки, а на поблескивающей водной глади сновали гондолы и моторные лодки.
Но Риччио уже тащил Проспера к причалу, где они затерялись в толпе людей, дожидающихся следующего вапоретто. Вапоретто — это большие катера, плавучие автобусы Венеции, на них венецианцы едут на работу и возвращаются с работы, а туристы, когда у них уже ноги отнимаются от бесконечной беготни, переезжают из одного музея в другой.
Проспер внимательно вглядывался в каждого из прохожих, но их преследователя среди них не было. Когда наконец подошел катер, ребята вместе с толпой пассажиров устремились на борт, но не кинулись занимать немногие сидячие места под тентом сзади, а прошли в носовую часть и остались стоять там, облокотясь на бортовые поручни и не спуская глаз с пристани и набережной.
— У нас же билетов нет, — озабоченно прошептал Проспер, когда битком набитый катер наконец отчалил.
— Велика важность! — так же тихо ответил ему Риччио. — Нам на следующей все равно сходить. Лучше посмотри-ка, кто вон там стоит. — И он указал на причал, мимо которого как раз проходил развернувшийся катер. — Видишь?
О да, Проспер прекрасно его видел. Вон он стоит, усач косопузый. Глаза сощурил и пристально разглядывает пассажиров в отплывающем катере. Риччио издевательски помахал ему ручкой.
— Ты с ума сошел! — Проспер испуганно дернул руку Риччио вниз.
— Да в чем дело-то? Или ты думаешь, он кинется за нами вплавь? Или катер догонит на своих-то ногах-коротышках? Нет уж, мой милый. В этом городе что хорошо? Если за тобой гонятся, достаточно на другую сторону канала улизнуть, и ты, считай, уже от любой погони ушел. Надо, конечно, только следить, чтобы моста поблизости не было. Но через Большой канал только и есть что два моста, это, по-моему, даже ты уже успел усвоить.
Проспер не отвечал. Их преследователя давно уже не было видно, но Проспер все еще тревожно обшаривал глазами берег, словно ожидая, что зловещий незнакомец в любую секунду может там показаться — то ли под изящной колоннадой очередного дворца, то ли на балконе отеля, а то и, чего доброго, в какой-нибудь из встречных моторок.
— Да брось ты высматривать, говорю тебе, мы от него ушли. — Риччио тряс Проспера за плечо до тех пор, пока тот не обернулся. — Знаешь, а ведь я однажды от этого типа уже удирал. Ой, вот черт! — Он растерянно уставился на свои пустые руки. — Слышь, пока мы убегали, я, кажется, пирожные где-то посеял.
— Так ты этого типа знаешь? — Проспер смотрел на Риччио недоверчиво. Тот облокотился на бортовые поручни.
— Ну да. Он частный детектив. Для туристов потерянные сумки разыскивает, пропавшие кошельки. Меня однажды с такой вот пропажей чуть было не сцапал. — Риччио ущипнул себя за ухо и захихикал. — Только не больно-то он скор на ногу. Но сейчас-то за кем он охотился? — И он с любопытством покосился на Проспера. — Ты же знаешь, я наши правила соблюдаю: что там у кого раньше было, меня не касается. Только похоже на то, что тип этот и впрямь за тобой увязался. Ты кого-нибудь знаешь, кто готов выложить ему денежки, лишь бы тебя разыскать?
Проспер по-прежнему не отрываясь смотрел на берег. Катер уже неторопливо подваливал к следующей остановке.
— Не исключено, — ответил он, не глядя на Риччио. Стая чаек с недовольным гамом взмыла с черной глади воды, когда катер приблизился к причалу.
— Давай-ка выходить, — сказал Риччио. И они друг за дружкой спрыгнули на пристань, где в нетерпении толпились дожидающиеся катера пассажиры. — Господи, ведь остальные же решат, что мы товар или денежки прихватили и смылись, — рассуждал Риччио, когда они снова углубились в город, оставив Большой канал за спиной. — Из-за этой прогулки на катере нам теперь еще шагать и шагать. — И он снова кинул на Проспера полный любопытства взгляд. — Так и не скажешь, кто на тебя детектива-то науськал? Что ты натворил? Украл что-нибудь, а он теперь это ищет?
Проспер всякий раз сызнова восхищался тем, с какой тщательностью венецианские кондитеры упаковывают свой товар. Здесь никто не осмелился бы сунуть пирожные в кулек и протянуть через прилавок покупателю — нет, их укладывают в красивые коробки, а коробку перевязывают изящной разноцветной ленточкой.
Впрочем, Риччио, похоже, на всю эту красоту было решительно наплевать. Как только они снова оказались на улице, он выхватил из кармана перочинный ножик и в мгновение ока перерезал пеструю завязку.
— Это еще что? — возмутился Проспер, забирая у него коробку. — По-моему, мы собирались отнести это всем?
— Да ладно, им тут еще полно останется. — Риччио уже запустил руку в коробку. — К тому же нам полагается вознаграждение. Матерь Божья, да из нас никому еще не удавалось выбить из Рыжей Бороды хоть лиру сверх того, что тот предлагал, а ты вытряс из него вчетверо больше! Уж это-то даже я могу подсчитать! Теперь Сципио никого, кроме тебя, с товаром посылать не будет.
— Эти вещи наверняка гораздо дороже стоят. — Проспер взял себе пирожное, покрытое таким густым слоем сахарной пудрой, что, едва он его надкусил, пудра тоненькими белыми струйками посыпалась ему на куртку. У Риччио кончик носа уже был в шоколадной глазури. — Но деньги эти, в любом случае, нам сейчас очень кстати, — продолжал Проспер. — Кассу пополним, и останется еще кое-что на вещи, которые нам сейчас обязательно понадобятся, как-никак зима на носу. У Бо и Осы теплых курток нет, да и у тебя кроссовки вон каши просят.
Риччио слизнул шоколад с носа и деловито оглядел свою драную обувку.
— Да они еще очень даже ничего, — заключил он. — Может, мы лучше телик купим, подержанный, ну хоть самый малюсенький. Уж Моска сумел бы его наладить.
— Ты совсем рехнулся. — С этими словами Проспер остановился перед магазинчиком, где продавались газеты, открытки, но и игрушки. Кто из дома убегает, игрушек с собой не берет. У Бо был один-единственный потрепанный плюшевый львенок, да и того ему выдарил Риччио из своих запасов.
— А почему бы тебе не купить Бо вон тех индейцев? — Риччио положил липкий подбородок Просперу на плечо. — Они отлично подойдут к пробковым ковбоям, которых ему Оса смастерила.
Нахмурив лоб, Проспер нащупал пачку денег в кармане куртки.
— Нет, — сказал он решительно, сунул коробку с пирожными Риччио в руки и двинулся дальше. — Нам деньги на другое понадобятся.
Риччио со вздохом поплелся за ним.
— А знаешь что? — размышлял он. — Если Сципио не захочет браться за дельце, о котором Рыжая Борода говорил, тогда, — тут он понизил голос, — тогда я сам за него возьмусь. Ты же слыхал, что толстяк насчет оплаты говорил. А я тоже вор классный, только в последнее время мало тренировался. Ну и, ясное дело, я с вами поделюсь. Бо я куплю индейцев, Осе — новые книжки, Моске — эту дурацкую краску для его лодки, он про нее все время талдычит, себе — малюсенький телик, а тебе… — Он с любопытством глянул на Проспера. — Тебе-то самому чего бы хотелось?
— Мне ничего не нужно. — Проспер пожал плечами и тоскливо поежился, словно порыв холодного ветра только что забрался ему за шиворот. — И кончай ты о воровстве болтать. Или забыл, как в последний раз тебя чуть не сцапали?
— Да ладно, — буркнул Риччио, оборачиваясь на даму с огромными жемчужными серьгами. Вот уж о чем ему действительно совсем не хотелось вспоминать.
— И Сципио ты об этом дельце ни слова не скажешь, — продолжал Проспер. — Договорились?
От изумления Риччио даже остановился.
— Что за чушь. Совсем не пойму, что у тебя на уме. Ясное дело, я все ему расскажу! Уж наверно, это не рискованней, чем Дворец дожей-то грабить. — Заметив, что шедшая навстречу влюбленная парочка в изумлении на него оглядывается, он понизил голос. — Или дворец Контарини!
Проспер только головой покачал и двинулся дальше. Он и сам не знал, почему предложение Барбароссы так ему не по душе. Может, все оттого, что Сципио, на его взгляд, с каждым разом действует все легкомысленнее. В задумчивости он обогнул двух домохозяек, что яростно переругивались, стоя посреди тротуара, и при этом нечаянно столкнулся с мужчиной, выходившим из соседнего бара с куском пиццы в руке. Мужчина был невысокий, коренастый, с густыми и обвислыми, как у моржа, усами, на которых кое-где еще налипли остатки сыра. Он машинально оглянулся — и вдруг уставился на Проспера во все глаза, будто увидел призрак.
— Scusi, — пробормотал Проспер и тут же шнырнул вперед, в самую гущу прохожих, в толкучку, которая всякого мгновенно превращает в невидимку.
— Эй, куда ты так несешься? — Риччио с уже почти пустой коробкой в руках ухватил его за куртку.
Проспер оглянулся.
— Да так, мужик один, чудно как-то уставился. — Проспер тревожно всматривался в уличную толчею. Но незнакомца с моржовыми усами нигде не было видно.
— Уставился? Ну и что? — Риччио пожал плечами. — Или он показался тебе знакомым?
Проспер покачал головой. Но потом еще раз оглянулся.
Так, ребята из школы идут, старик, три женщины с битком набитыми сумками, группа монахинь… Он схватил Риччио за руку и потащил прочь.
— Что такое? — От испуга Риччио едва коробку не выронил.
— Этот тип за нами идет! — Проспер шел все быстрее, да нет, уже бежал, сжимая в руке пачку денег от Барбароссы, чтобы не выпали из кармана.
— Что ты там бормочешь? — крикнул Риччио, стараясь не отставать.
— Он за нами идет! — выпалил Проспер. — Когда я оглянулся, он спрятаться хотел, но я его заметил.
Любопытствуя узнать, кто это за ними гонится, Риччио обернулся, но никого не обнаружил, кроме нескольких зевак, лениво разглядывающих витрины, да группки школьников, что, хихикая, радостно пихали друг дружку.
— Проп, брось дурить. — Он нагнал Проспера, преграждая ему дорогу. — Успокойся, ясно? Тебе померещилось.
Но Проспер даже слушать его не стал.
— Быстрей давай! — прошипел он и с этими словами затащил Риччио в переулочек, такой узкий, что Барбаросса, забреди он сюда, непременно тут бы и застрял. Навстречу им угрюмо дохнул студеный ветер, словно где-то там, в темных недрах переулка, было его логово. Риччио знал, куда ведет этот не слишком приветливый проход: в укромный двор, а оттуда, подворотнями, в лабиринт таких переулков, где даже коренному венецианцу ничего не стоит заплутать. Словом, чтобы удирать от погони, переулочек в самый раз. Но тут Проспер зачем-то снова остановился, прижал Риччио к стенке и, прижавшись сам, стал наблюдать за движением пешеходов на улице.
— Ну что еще опять? — Риччио недовольно прислонился к стене, пряча озябшие кулачки в рукавах свитера.
— Сейчас я тебе его покажу, он мимо пройдет.
— А потом что?
— Если он нас заметит, удерем.
— Шикарный план, — неодобрительно буркнул Риччио, нервно нащупывая языком дырку между передними зубами. Зуб, которого там не хватало, был потерян им как-то раз, когда он вот так же удирал от погони.
— Слушай, давай лучше смоемся, пока не поздно, — прошептал он. — Ведь нас же все ждут.
Но Проспер не двинулся с места.
Вот мимо их укрытия проскочили беззаботные школьники, потом прошествовали в своих черных одеяниях монахини. А потом вдруг появился и тот тип: низенький, коренастый, с моржовыми усами и огромными для своего роста ножищами. Явно кого-то высматривая, он озирался по сторонам, привставал на цыпочки, изо всех сил тянул шею и чертыхался.
Мальчишки замерли в своем укрытии, стараясь не дышать. Некоторое время незнакомец продолжал осматриваться, потом наконец двинулся дальше.
Первым нарушил молчание Риччио.
— Я этого типа знаю! — выпалил он. — Бежим скорей, пока он не вернулся.
Проспер пустился за ним, тревожно вслушиваясь в стук собственного сердца и гулкое эхо, которым отдавались в пустынном переулке их дробные шаги. Они мчались по проулку вниз, миновали небольшую площадь в окаймлении угрюмых зданий, потом мост, нырнули в следующий переулок. Проспер уже вскоре перестал понимать, где они находятся, но Риччио мчался вперед с такой уверенностью, словно пробежит по этому хитросплетению переулков и мостов и с завязанными глазами. Потом вдруг они из полумрака выскочили на свет, и перед ними оказался канал Гранде, Большой канал. По берегам его толпились прохожие и зеваки, а на поблескивающей водной глади сновали гондолы и моторные лодки.
Но Риччио уже тащил Проспера к причалу, где они затерялись в толпе людей, дожидающихся следующего вапоретто. Вапоретто — это большие катера, плавучие автобусы Венеции, на них венецианцы едут на работу и возвращаются с работы, а туристы, когда у них уже ноги отнимаются от бесконечной беготни, переезжают из одного музея в другой.
Проспер внимательно вглядывался в каждого из прохожих, но их преследователя среди них не было. Когда наконец подошел катер, ребята вместе с толпой пассажиров устремились на борт, но не кинулись занимать немногие сидячие места под тентом сзади, а прошли в носовую часть и остались стоять там, облокотясь на бортовые поручни и не спуская глаз с пристани и набережной.
— У нас же билетов нет, — озабоченно прошептал Проспер, когда битком набитый катер наконец отчалил.
— Велика важность! — так же тихо ответил ему Риччио. — Нам на следующей все равно сходить. Лучше посмотри-ка, кто вон там стоит. — И он указал на причал, мимо которого как раз проходил развернувшийся катер. — Видишь?
О да, Проспер прекрасно его видел. Вон он стоит, усач косопузый. Глаза сощурил и пристально разглядывает пассажиров в отплывающем катере. Риччио издевательски помахал ему ручкой.
— Ты с ума сошел! — Проспер испуганно дернул руку Риччио вниз.
— Да в чем дело-то? Или ты думаешь, он кинется за нами вплавь? Или катер догонит на своих-то ногах-коротышках? Нет уж, мой милый. В этом городе что хорошо? Если за тобой гонятся, достаточно на другую сторону канала улизнуть, и ты, считай, уже от любой погони ушел. Надо, конечно, только следить, чтобы моста поблизости не было. Но через Большой канал только и есть что два моста, это, по-моему, даже ты уже успел усвоить.
Проспер не отвечал. Их преследователя давно уже не было видно, но Проспер все еще тревожно обшаривал глазами берег, словно ожидая, что зловещий незнакомец в любую секунду может там показаться — то ли под изящной колоннадой очередного дворца, то ли на балконе отеля, а то и, чего доброго, в какой-нибудь из встречных моторок.
— Да брось ты высматривать, говорю тебе, мы от него ушли. — Риччио тряс Проспера за плечо до тех пор, пока тот не обернулся. — Знаешь, а ведь я однажды от этого типа уже удирал. Ой, вот черт! — Он растерянно уставился на свои пустые руки. — Слышь, пока мы убегали, я, кажется, пирожные где-то посеял.
— Так ты этого типа знаешь? — Проспер смотрел на Риччио недоверчиво. Тот облокотился на бортовые поручни.
— Ну да. Он частный детектив. Для туристов потерянные сумки разыскивает, пропавшие кошельки. Меня однажды с такой вот пропажей чуть было не сцапал. — Риччио ущипнул себя за ухо и захихикал. — Только не больно-то он скор на ногу. Но сейчас-то за кем он охотился? — И он с любопытством покосился на Проспера. — Ты же знаешь, я наши правила соблюдаю: что там у кого раньше было, меня не касается. Только похоже на то, что тип этот и впрямь за тобой увязался. Ты кого-нибудь знаешь, кто готов выложить ему денежки, лишь бы тебя разыскать?
Проспер по-прежнему не отрываясь смотрел на берег. Катер уже неторопливо подваливал к следующей остановке.
— Не исключено, — ответил он, не глядя на Риччио. Стая чаек с недовольным гамом взмыла с черной глади воды, когда катер приблизился к причалу.
— Давай-ка выходить, — сказал Риччио. И они друг за дружкой спрыгнули на пристань, где в нетерпении толпились дожидающиеся катера пассажиры. — Господи, ведь остальные же решат, что мы товар или денежки прихватили и смылись, — рассуждал Риччио, когда они снова углубились в город, оставив Большой канал за спиной. — Из-за этой прогулки на катере нам теперь еще шагать и шагать. — И он снова кинул на Проспера полный любопытства взгляд. — Так и не скажешь, кто на тебя детектива-то науськал? Что ты натворил? Украл что-нибудь, а он теперь это ищет?