- И все-таки... За что же вас?
   - Давным-давно, когда наша экспедиция обследовала побережье Средиземного моря, я подружился с одним молодым человеком. Разумеется, он не знал, кто я на самом деле, и пытался увлечь меня учением, которое распространял, бродя по стране с горсткой своих приверженцев-учеников. Мне нравились его одержимость и редкая в те времена бескорыстность. Этот человек был поистине не от мира сего. Только родиться ему следовало позднее. Да... Но так или иначе, власти предержащие довольно скоро поняли ту опасность, которая содержалась в его проповедях. Его схватили и приговорили к смертной казни. А я так привязался к нему, что забыл о долге разведчика, который ни при каких обстоятельствах не должен поддаваться чувствам. Другими словами, я решил спасти его. А чтобы не нарушить естественный ход событий, заменил его собой. Ведь казнь обязательно должна была совершиться.
   - Вы дали себя казнить? - спросил Беглов.
   - Не себя... Я принял облик того человека, вот физическое обличье и казнили. Потом вернулся на свой корабль, где был сурово осужден товарищами за вмешательство в земные дела. Впоследствии я понял, что серьезно изменил ход человеческой истории. Конечно, трудно предугадать, что было бы, не подружись я с тем человеком и не прими на себя его муки. Но у меня есть все основания полагать, что, спасая одного, я обрек на мучительную смерть многие тысячи. Так и случилось в будущем.
   - Но вы не могли заранее знать об этом!
   - Не мог... Но все космонавты-разведчики знают, что вмешательство в развитие иного разума, давление на него извне всегда безнравственны. И товарищи справедливо приговорили меня к тому, чтобы, оставшись на Земле в одиночестве, я собственными глазами увидел, что натворил, поддавшись однажды обаянию духовной общности.
   - И надолго вы?..
   - Трижды приходил срок, но за мной так и не прилетели. И вот я брожу по планете, накапливаю знания о человечестве и его природе. Мне нельзя задерживаться надолго на одном месте... Тогда возникает привязанность, вдруг исчезает чувство одиночества. Я вспоминаю, что приговорен к нему, не могу нарушить условия предпосланного мне наказания, и тогда заставляю себя идти дальше.
   - Идти дальше... Но ведь нет никого, кто бы мог проследить за соблюдением этого жестокого приговора?! - вскричал геолог.
   - А я сам? - услыхал Игорь Николаевич голос Фарста Кибела, и помполит будто увидел, как грустно улыбнулся он.
   Наступило молчание. Крутилась невидимая в кассете магнитофонная лента. Молчали и Чесноков со своим ночным гостем. И вдруг голос Фарста Кибела произнес:
   - Мне пора. Днем я получил сигнал. Кажется, срок мой кончился, и за мной прилетели. Пойду.
   - Мне... Можно мне пойти с вами?
   - Хотите проводить меня?
   - Да... Если не возражаете.
   - Хорошо. Только до палубы.
   - Мы поднялись с ним наверх, - сказал Беглов, выключив магнитофон. На палубе была ночь. Фарст Кибел пожал мне руку. Потом, не мешкая, через фальшборт спрыгнул на лед. Во тьме смутно угадывалась его фигура.
   - Прощайте, я ушел, - донесся снизу его негромкий голос. - Меня ждут. И помните: надо верить первому движению души. Оно всегда бывает благородным.
   - До свидания, - ответил я невпопад и услыхал в ответ тихий смех.
   Беглов умолк. Погладил ручку магнитофона.
   - Что же дальше? - спросил первый помощник.
   - Вот и все... Фарст Кибел ушел. Он двинулся в направлении Северного полюса.
   - Что скажете? - спросил геолог.
   Чесноков снял телефонную трубку.
   - Мостик? - спросил он. - Четвертый штурман на месте? Пришлите его ко мне.
   - Что вы хотите предпринять? - осведомился Беглов.
   Когда молоденький паренек, постучав, вошел в каюту первого помощника, Игорь Николаевич попросил его принести судовую роль и документы матроса Феликса Канделаки.
   Вернувшийся через несколько минут штурман был растерян.
   - Вот судовая роль, - сказал он. - Но тут нет никакого Канделаки. И документов таких я не помню, у меня нет их попросту. И не было. Может быть, он из пассажиров?
   Геолог и Чесноков переглянулись.
   - Ну ладно, хорошо, - сказал помполит. - Идите. А судовую роль мне оставьте.
   Едва штурман вышел, оба они склонились над списком экипажа.
   - Вот здесь он был, - проговорил Игорь Николаевич и ткнул пальцем. Калугин Сергей Леонидович, потом шел Канделаки, затем, после него, Лучковский Евгений... Вот эти-то есть... А где Канделаки? Калугин - и сразу за ним Лучковский... Куда же исчез Канделаки?
   Беглов улыбнулся.
   - Ему удавались шутки и посложнее этой... Постойте!
   Он метнулся к магнитофону и включил его. Они ждали минуту, другую, третью... Аппарат не воспроизводил никаких звуков.
   - Если бы я сам не принимал от него документов, то подумал бы, что вы меня разыграли, - медленно и тихо произнес помполит. - Попробуем еще...
   Он позвонил и вызвал к себе боцмана.
   - Что вы скажете, боцман, об этом новом матросе? - спросил Чесноков. - Об этом Феликсе Канделаки...
   Боцман недоуменно смотрел на первого помощника капитана.
   - Простите, Игорь Николаевич... Вы кого имеете в виду?
   - Кого, кого... Ну, конечно же, новичка. Того самого... Мы взяли его в Диксоне. Вы, боцман, еще недавно говорили мне, добрый, дескать, паренек. Оставить бы его на "Воровском" насовсем...
   Обалдение боцмана было таким неподдельным, что Чеснокову стало неловко. Боцман смотрел-смотрел на первого помощника, и вдруг виновато улыбнулся. Он решил, что где-то и в чем-то проштрафился, и помполит придумал суперхитрую методу для разноса.
   Чеснокову стало жалко судового "дракона". Он махнул рукой. Идите, мол...
   Когда боцман вышел, Беглов и Игорь Николаевич воззрились друг на друга, потом расхохотались.
   - Знатно он нас разыграл, - сказал геолог.
   - Да, нашему судну выпала честь быть местом деятельности этого инопланетянина... Везет же пароходу! Писатели на нем плавали, кинорежиссеры и артисты. Теперь вот товарищ с Лебедя закончил на нем срок.
   - Небось он уже в объятиях своих друзей, - заметил Беглов. - Если только у них принято обниматься... Шутка ли: без малого две тысячи лет скитался.
   Внезапно донесся извне отдаленный рев. Смягченный расстоянием, грохот казался знакомым. Помощник и геолог переглянулись.
   - Может быть, это они? - прошептал Владимир Петрович.
   - Кто "они"? - недоуменно спросил его помполит.
   Геолог растерянно глянул на Игоря Николаевича.
   "Что я делаю здесь, в этой каюте? Да еще в такую рань", - подумал он, мельком взглянув на часы.
   Первый помощник капитана силился припомнить, по какому такому поводу пригласил он к себе этого человека. Тут он заметил листки судовой роли, лежащие на столе, и решил, что, видимо, произошла путаница при оформлении документов. Чесноков собрал бумаги, поднял глаза на гостя и увидел, что, тот уже стоит, прижимая к груди магнитофон.
   - Значит, мы с вами обо всем договорились, - с бодрым наигрышем в голосе проговорил помполит, мучительно пытаясь вспомнить, зачем пришел в его каюту этот человек.
   - Да-да, конечно, - пробормотал геолог, пятясь к двери, - с вами уже... Того... Договорились.
   "О чем?! Ну о чем мы договаривались с ним?" - лихорадочно думал он.
   Вновь раздавшийся рев заставил их вздрогнуть. Теперь он слышался ближе.
   За дверью вдруг затопали, раздался торопливый стук, и, не дожидаясь разрешения, в каюту вломился четвертый штурман.
   - Игорь Николаевич! - закричал он с порога. - Капитан просит на мостик... "Ермак" на подходе!