– А где мы? – Жанна немного приободрилась, услышав про согласие Абдуллы посадить ее на корабль. «Интересно, что же связывает Жаккетту и нубийца? Как она его заставила принять такое решение?»
   Абдулла смерил ее убийственным взглядом и коротко сказал:
   – В моём доме!
   – У тебя есть дом? – удивилась Жаккетта и даже приподнялась с подушки. – Откуда?
   Абдулла фыркнул.
   – У солидного господина солидный невольник! У меня много что есть!
   Во дворе послышались крики. Кричал вбежавший человек, один из рабов. Услышав его крики, Абдулла вскочил.
   Жаккетта резко села на тюфяке. Сердце почувствовало непоправимую беду.
   – Что он говорит?! Скажи!
   – На усадьбу напали! Бой идет! Я должен ехать!
   Абдулла сдернул со стены простую, скромную саблю и заменил ею свою роскошную. Видимо, именно она была сделана для схваток, а не для показухи.
   – Завтра мой раб отведет и посадит вас на корабль. Все. Может, я больше не увижу вас.
   – Нет! – вскочила на ноги Жаккетта. – Я с тобой!
   – Не пущу! – дико взвыла Жанна и бросилась к Жаккетте. – Не смей!!!
   – Да отцепитесь вы от меня, госпожа Жанна! – вырывалась Жаккетта. – Я сейчас шейха не брошу, пропадет он без меня! Тут вера ни при чем, даже не встревайте! А не то как двину! Сидите здесь спокойненько, а завтра на корабль сядете!
   Жаккетта оторвала от себя Жанну и кинулась к покрывалу.
   Абдулла, не слушая женских воплей, уже ускакал.
   Жанне стало вдруг невыносимо страшно, что сейчас она останется одна в этой комнате, неизвестно где, неизвестно с кем…
   – Я тоже с тобой! – взвизгнула она. – Глупая ты курица! Зачем ты только появилась на мою голову!
   Жаккетта не слушала больше криков госпожи. Она схватила брошенную Абдуллой саблю, выскочила во двор и взялась за посланца беды.
   – А ну веди нас в усадьбу! – приказала она, поднеся клинок к его носу.
   Со страху посланец моментально понял французскую речь и повел девушек обратно к усадьбе, из которой они утром так благополучно сбежали. Оказалось, это было совсем близко.
   Никогда еще Триполи так не веселился.
   Было уже поздно.
   Усадьбу взяли врасплох, с налета. Воспользовавшись тем, что часть воинов занималась поисками беглянок. Кто-то долго готовился, выжидал и безошибочно дождался нужного момента.
   Отсветы огня выплескивались в темное небо. Горела деревянная галерея, пылал шатер.
   Посредине двора стоял белоснежный Абдулла, как опоздавший ангел. Он успел зарубить парочку нападавших, да что толку. Поздно, слишком поздно…
   Жаккетта скинула у распахнутых настежь ворот усадьбы покрывало, опустила на землю саблю и с непокрытой головой шла по двору.
   Из шатра получился хороший, но вонючий факел. Шерстяная ткань, покрывавшая его, была облита чем-то горючим. Она чадила и воняла паленым.
   Шейх лежал у шатра. Он был страшно иссечен, убита и защищавшая его борзая. Как водится, шейх успел захватить с собой к мосту аль-Сирах несколько противников, да что толку…
 
Разбился солнца круг об острый край земли,
И жаркой крови дня потоки потекли.
И скрыла лик луна, Зухра остригла косы,
И в траур ночь-вдову поспешно облекли.
 
   – Это твой добрый мир? – обронила в спину Абдулле Жаккетта.
   Она села на землю около мертвого шейха. Тянуло гарью, Паленым волосом. В воротах усадьбы, не решаясь зайти, встала Жанна.
   Шатер догорел, теперь на его месте было только черное пятно гари, в котором лежали бесформенные обугленные останки, бывшие когда-то подушками, коврами, столиками.
   Жаккетта держала шейха за руку. Рука была еще теплая. Пробиравшийся во двор легкий ветерок шевелил ее волосы. Слипшиеся от крови пряди шейха и завитки Зухры он поднять не мог.
   Абдулла возвышался над ними, как центральная светлая ось закрученного здесь гибельного вихря.
   Жаккетта вздохнула, поднялась с земли и пошла к воротам. Принесла оттуда свое покрывало и накрыла шейха.
   – Зачем? – уронил Абдулла.
   – Хочу.
   – А ты? – Абдулла показал на ее голову.
   – Да какая разница! – равнодушно махнула рукой Жаккетта и опять села на землю рядом с шейхом.
   Месяц двигался по небу, отсчитывая мгновения ночи.
   Преодолев страх, во двор вошла Жанна. Приподняв платье, она, пугливо озираясь, пошла по двору к бывшему шатру.
   – Неужели всех убили? – дрожащим голосом спросила она у Абдуллы.
   Этот вопрос нарушил оцепенение, охватившее Абдуллу и Жаккетту.
   Теперь время начало счет с того момента, как шейх покинул мир смертных. Минуты превратились в час. Еще немного – и часы сольются в день. Дни в месяц. Месяцы в год, и потянутся годы, годы, годы чередой…
   – Они ждали, когда будут деньги. Тогда напали! – сказал Абдулла. – Надо узнать, нашли или нет. Ты помогай!
   Он рывком поднял Жаккетту с земли, и они пошли по усадьбе.
   Немногие уцелевшие воины шейха сносили в одно место тела. В живых остался только тот, кто искал на улицах Триполи Жаккетту и Жанну и подоспел, как Абдулла, уже в разгар нападения. Те люди, что оставались в усадьбе, погибли в стычке. Слишком мало людей оставалось в усадьбе, слишком внезапным было нападение.
   Абдулла прошел на женскую половину.
   Все наложницы тоже были убиты, методично, хладнокровно. У каждой был вспорот живот.
   – Зачем? – Жаккетта сухими глазами смотрела на них.
   Жанна, как прилипучий, никому не нужный хвост, плелась позади, не глядя никуда, кроме как в спину Жаккетты.
   – Так надо, – равнодушно сказал Абдулла. – Если убит шейх, надо убить всех его женщин, чтобы не было наследника. Тогда можно не бояться мести. Просто.
   Он прошел во вторую комнату.
   – Тайник не вскрытый! – крикнул оттуда. – Знали только шейх и я, поэтому деньга целый!
   Он вынес одну за другой три переметных, тяжелых даже с виду сумы, какие крепят к седлу верблюда берберы. Одну протянул Жаккетте.
   – Тяжелый! Держи!
   Жаккетта послушно ухватила суму. В ней были не деньги – иначе бы она просто не смогла ее удержать. Запустив ладонь в ее нутро, Жаккетта нащупала небольшие замшевые мешочки, в которых чувствовались округлые предметы. Камни?
   – Вы сейчас с оставшимися людьми возвращаться в мой дом. Я устроить дела с погребением господина и всех людей.
   – Я хочу с тобой! – Жаккетта поставила тяжелую суму на пол.
   – Нельзя! – отрезал Абдулла. – Господин мертв, враг – жив. Он ушел, но он здесь. Пока он тоже зализывает раны, но это время быстро пройти. Он хочет убить меня и тебя. Хочет забрать деньги.
   – Но как же мы завтра уплывем? – пролепетала Жанна.
   – Завтра вы не уплывете! – отрицательно махнул Абдулла. – На обычном корабле вас быстро убьют. Хабль аль – Лулу любимица господина. Ее смерть очень важна для врага. Будем ждать Друзей.
   – В вашем мире нет друзей… – устало сказала Жаккетта. – Одни враги.
   – Ты – друг, я – друг, еще есть друг, все равно есть друг. Будем ждать.
   Абдулла с натугой подхватил две сумы и пошел к двери. Жаккетта с трудом подняла свою. Вместе с Жанной они вынесли ее во двор.
   Абдулла что-то говорил воинам. Один из них согласно кивнул. Тогда нубиец поменялся с ним оружием. Воин выбрал коня, оседлал, вскочил на него и исчез за воротами.
   Абдулла сам вывел из стойла крепкую лошадь, навьючил ей на спину сумы.
   – Я доведу вас до дома! – решил он внезапно. Лошадь всхрапывала и тревожилась, огонь, лижущий остатки опор галереи, пугал ее. Волновались и остальные животные в стойлах. По счастью, стойла были с наветренной стороны, и огонь на них не перекинулся.
   Жаккетта подала нубийцу свою суму, вернулась к воротам и взяла саблю Абдуллы. Затем подхватила лошадь под уздцы и, как была с непокрытой головой, повела ее со двора.
   Жанна, спотыкаясь, шла сбоку, вцепившись в седло. Она даже бояться устала.
   Абдулла и оставшиеся воины окружили их и направились в дом нубийца.
   Второй раз за день Жаккетта уходила от шейха, на этот раз навсегда. Ветер теплой ладонью гладил ее непокрытые волосы. Позвякивал в такт шагам шанбар, подаренный, чтобы уберечь Нитку Жемчуга от бед, войн и стихий.
   Уберег. Только сердце, которое она грела, уже не билось.

Глава XVI

   Только ближе к утру собравшиеся в доме нубийца люди забылись сном.
   Жанна внезапно проснулась от всхлипываний. Не просыпаясь, тихо плакала во сне Жаккетта, жалобно, взахлеб. Ей снился шейх, еще живой. Но страшное знание было рядом – его уж нет. И Жаккетта давилась слезами, чувствуя знакомое тепло, тяжесть руки. И зная, что это – только память. Тело помнило, и душа видела.
   Из Жанны этот плач всю душу вынимал. Слезы начали душить и ее. Она почувствовала, что согрешила перед Жаккеттой, страшно согрешила. Холодный ум подсказывал, что наоборот, не сбега они утром, лежали бы сейчас рядом с остальными женщинами. Радоваться надо. Все правильно сделано, и бог их уберег от смерти.
   Но душа кровоточила оттого, что она, Жанна, обманула простодушную Жаккетту, оторвала ее от шейха, нарушила что-то невесомое, но очень важное в двух судьбах. И нет ей теперь прощения. Потому что видит во сне Жаккетта своего шейха живым, и плачет, и давится слезами. И не знает, кого же она предала, веру ли свою, любовь, а предала ведь не Жаккетта, а Жанна, поставив ее перед выбором, которого не было…
   И не – убежать от этого плача никуда, и уши не заткнуть. И отдала бы все, чтобы время назад повернуть и все исправить, только не нужно это никому, равнодушны боги к бедам смертных, и тоненько плачет Жаккетта во сне, захлебывается и не хочет проснуться, потому что во сне шейх живой, а наяву уже нет…
   Обливаясь слезами, Жанна подсела к спящей Жаккетте и взяла ее за руку. Жаккетта доверчиво сжала ладонь. Жанне стало еще хуже, чувство вины заполнило ее до краев.
   Из соседней комнаты пришел на плач Абдулла. Он без слов понял, в чем дело, сел с другой стороны, взял Жаккетту за другую руку и затянул бесконечную колыбельную песню на своем родном языке.
   Потихоньку, под колдовской мотив африканской колыбельной затихла и ровнее засопела Жаккетта. Жанна ладонью вытирала сочащиеся из глаз слезы и тихонько покачивалась в такт мелодии.
   Так они досидели до восхода солнца.
   День пришел и принес новые хлопоты. Раз живы, надо было жить дальше.
   Абдулла запретил Жаккетте и Жанне даже нос казать из дома. Пиратские сокровища он опять спрятал. Теперь только в ему одному известном месте.
   Как похоронили убитых, Жаккетта не знала, все это свершилось без нее.
   – Абдулла, а почему мы не остались в усадьбе? – спросила она вечером нубийца.
   Первый день в его доме прошел просто мучительно. Хотелось что-то делать, какую-нибудь тяжелую работу, до пота, до кровавых мозолей, лишь бы не помнить, не знать, не чувствовать.
   – Усадьба для нас теперь слишком большая, – вздохнул нубиец. – И опасная.
   – Но почему? Ведь все непоправимое уже сделано? Кому мы теперь нужны? – тоскливо удивилась Жаккетта.
   – Подумай головой! На усадьбу могли давным-давно напасть. Но не нападали. Почему?
   – Почему? Денег пиратских ждали! – вспомнила слова Абдуллы Жаккетта. – И когда людей немного будет.
   – Точно!
   Нубиец что-то услышал во дворе, вышел, проверил часовых.
   – Они убили господина, но не убили меня, не убили тебя, не нашли деньга! – сказал он, вернувшись. – Дело надо заканчивать!
   – А почему мы не уйдем в пустыню к людям шейха? Или к туарегам? – спросила Жаккетта. – Сидим как тараканы под метелкой.
   – Хабль аль-Лулу! – невесело усмехнулся Абдулла. – Нас совсем мало. Мы только выедем из города – нас догонят и убьют.
   – Но, по твоим словам, и так и так, – конец один! – резонно заметила Жаккетта. – Что мы, теперь всю жизнь здесь просидим? Ты же что-то придумай, я вижу!
   – Мы ждем корабль пиратов. Ушел гонец от меня. Они придут – мы отдадим деньги.
   – Зачем? – вмешалась в разговор Жанна.
   С ненавидящим ее Абдуллой она старалась не говорить, но здесь не удержалась.
   – Да, Абдулла, почему? – поддержала госпожу Жаккетта. – Ведь шейху они были так нужны?
   – Теперь не нужны! – резко сказал Абдулла.
   Даже его вера в то, что судьба каждого человека начертана в Книге Судеб и надо жить по заветам Хайяма, не могла удержать Абдуллу от мнения, что, если бы не Жанна, подбившая Жаккетту на побег, возможно, исход нападения на усадьбу был бы другим.
   – Это были деньги для определенной цели. Деньги пиратов. Очень большие деньга. Там не только динары, но и драгоценные камни, жемчуг – все, что мало весит, но дорого стоит. Это были деньги господина. Я не господин. Такие деньга для меня смерть. Надо успеть вернуть. Поэтому мы сидим и ждем.
   – Но мы-то могли бы сейчас с каким-нибудь кораблем уплыть! – сказала упрямо Жанна. – Нам зачем ждать? Правда, Жаккетта?
   – Над этим домом висит угроза гибели. Смерть для меня, правой руки господина. Смерть для Нитки Жемчуга, его любимой женщины. Смерть для фальшивой французской принцессы, если глупый враг подумает, что шейх мог всходить на ее ложе! – еле сдерживался Абдулла. – Я не допущу гибели Нитки Жемчуга. И посажу ее на нужный корабль. Полулысая Рыба может уходить на все четыре стороны. Для нее дверь открыта. Я даже дам деньга, достаточные для платы за проезд! Но Полулысая Рыба не дойдет до пристани и не доживет до поднятия паруса. А я не буду плакать, когда ночная стража найдет ее труп с кинжалом в животе. Я буду много смеяться над глупым врагом, который может думать, что в чреве Полулысой Рыбы есть неродившийся ребенок господина!
   – Но ведь и у меня нет!: – вдруг крикнула Жаккетта.
   – Ты об этом знаешь. Хорошо. Я знаю. Враг не знает. Что теперь, взять краску и нарисовать большие буквы на воротах, что у Хабль аль-Лулу не будет ребенка от господина? Враг поверит и уйдет? – постучал по голове Абдулла.
   – Боже мой, ну как жестоко, как жестоко! – всхлипнула Жанна. – Не люди, а звери какие-то!
   – Не жестоко! – отрезал Абдулла. – Правильно!
   – Что правильно? – удивилась Жаккетта. – Убивать женщин и животы им вспарывать? Да?
   – Да! – рубанул Абдулла. – Это надежное правило: убивай всех людей твоего врага, и тогда жизнь будет мирной. Сама подумай: султан имеет много сыновей от разных женщин. Умирает. Начинается резня. Побеждает один сын – он убивает всех остальных братьев. Тогда мир. Если оставляет хоть одного, тот будет его свергать, опять резня.
   – А может, они и не думали его свергать! – нахмурилась Жаккетта.
   – Сын султана не может не думать стать султаном. Если он так думает, это не сын султана.
   – А он все равно не хочет! Он хочет на верблюде ездить и стихи писать! – упрямо сказала Жаккетта.
   – Если он не хочет – хочет мать, дядя, родственник. Все хотят власти. И будет резать всех, кто мешает. Или победит, или умрет.
   Жаккетту передернуло. Какая-то жуткая обреченность была в словах Абдуллы. Но ведь верно – у детей султана матери разные. Они тихо, но люто ненавидят друг друга. По-гаремному. И дети султана не чувствуют себя братьями. Поэтому борются они за власть страшно, как пауки в закупоренном горшке. Власть для них – это жизнь.
   – Поэтому тот, кто убил шейха, хочет поступить правильно. Не нужно оставлять живыми ни меня, ни тебя – он так думает. Мы думаем по-другому и бережем наши жизни.
   – А может, это кто-то из родственников господина? – спросила Жаккетта.
   – Может быть, – глухо сказал Абдулла. – Я не верю никому. Только тебе —. потому что ты ничего не знаешь.
   – Знаю. Про Хафсидов с Зайянидами.
   – Если бы ты знала про дело, я бы не верил и тебе! – Абдулла встал. – Вы можете выходить во дворик. На улицу выходить нельзя. Близко к воротам не подходить. Если я погибну, пробивайтесь в христианский квартал. Сами. Берите мулов и скачите. Нитка Жемчуга, я дам тебе деньга и необходимые бумаги. Ты держи это у себя, Полулысой Рыбе не давай! Понимаешь?
   Жаккетта послушно кивнула.
   Жанна и ухом не повела. Главное, что у них будет возможность выжить. А там разберемся, кто принцесса, а кто фальшивый…
   Пока они разговаривали с нубийцем, ночь вступила в свои права. Звезды ярко и равнодушно светили с неба, как всегда.
   Темнокожая молчаливая девушка принесла поесть. Она была очень юной, с пухлыми губами и красивыми живыми глазами. «Наверное, соплеменница Абдуллы», – решила Жаккетта, тихонько рассматривая ее. Девушка была в доме евнуха за хозяйку.
   Вечернюю трапезу они тянули долго, всеми силами отодвигая время сна. Сон страшил обеих, как черный колодец, как источник боли.
   Но усталость победила. И они заснули.
   Утром выяснилось, что Абдулла был кругом прав. Кто-то пытался проникнуть во двор и смертельно ранил часового. Они оказались в осаде.

Глава XVII

   Находиться на осадном положении в небольшом доме в восточном городе было очень тоскливо.
   Жанна от нечего делать представляла себе, как бы проходила осада в замке Монпеза. И решила, что значительно интереснее, чем тут. И куда более комфортно.
   Колодцы в замке свои, подвалы обширны и вместительны, вина лет на десять хватит. Единственное неудобство – за крепостные стены не выйдешь. Зато можно пересидеть в них всех и вся, А на самый крайний случай подземные ходы есть, совсем туго станет – можно уйти.
   А здесь чего ни хватишься – нет. Хорошо еще, что осада не явная. Водонос к воротам воду подносит беспрепятственно. Торговцы, разносчики приходят. Недруги где-то таятся, себя особо не обнаруживают. Днем вроде бы тихо все, ночью приключения, начинаются.
   Нубиец держит часовых по ночам не только у ворот, но и на крыше. И ведь не успевают отбиваться. Каждую ночь осаждающие пытаются проникнуть в дом. Жутко… Абдулла теперь и днем и ночью бодрствует. Когда спит – непонятно. Ходит до зубов вооруженный, то караулы проверяет, то на крыше дежурит. Куда пиратские сокровища спрятал – никто не знает. Все люди в доме настороженные, напряженные, словно струны. Тронь – и порвутся! Злые… Хотя разве поймешь их? Они и в мирное-то время гортанно говорят, словно ругаются.
   Что спасает пока оставшихся в живых людей шейха, и заодно с ними ее, Жанну, так то, что и шейх, и его враги – чужие в городе. Точнее, не свои. За. этих поэтому заступиться некому, но и другие таятся, стараются, чтобы стычка город не задела…
   … Колодец во дворе есть. Только вода в нем невкусная жутко. Воняет – бр – р-р – чуть не мочой. Животные пьют. Хорошо, хоть он имеется, иначе поить лошадей было бы нечем.
   А вообще-то припасов много. Хитрый нубиец дом свой получше, чем у господина, сделал. Пусть не такой большой – зато необходимое есть. Голодать пока не приходится.
   А все-таки как, интересно, проходили бы осады в замке Монпеза? Наверное, красиво… Вот еще лет сто – двести назад было бы так.
   Она, Жанна, – Прекрасная Дама, красивая, как Мадонна. Но супруг ее – сущее исчадие ада. Толстый пьяница, грубиян и сквернослов. А на ней светло-голубое платье, затканное цветами и бабочками, и чеканный пояс на бедрах, длинным концом достающий до подола юбки.
   Она стоит на крепостной стене, и локоны ее сверкают, как золотые нити в лучах солнца.
   И вдруг появляется он – Странствующий Рыцарь. Вылитый Марин. И влюбляется в нее с первого взгляда.
   Они долго-долго стоят и смотрят друг на друга. Она на стене, он на боевом коне. И взгляды их красноречивей всяких признаний.
   Но коварный муж замечает возникшую между ними любовь. И поднимает мост, запирая замок.
   Ночной порой, уже в фиолетовом платье с флорентийской вышивкой и белым сюрко поверх, опять спешит она, Жанна, на крепостную стену. И спускает возлюбленному веревку, сплетенную из изрезанного на полосы парадного плаща супруга.
   Рыцарь поднимается к ней на стену, падает на колени и целует край ее платья. И клянется, клянется в вечной любви… А плащ у него красный, просто алый!
   А потом он дарит своей Даме долгий-долгий поцелуй, от которого кровь шумит в ушах и ноги слабеют…
   На улице дико завопил осел, но даже это не смогло вырвать Жанну из страны грез, куда она унеслась воображением. Ей было так сладко представлять и замок, и рыцаря, и себя…
   … Но стража замка прервала свидание. Рыцарю пришлось спуститься.
   А супруг, сволочь толстая, пардон, коварный негодяй, надел на нее, Жанну, стальной несокрушимый пояс верности. И повесил ключ от него к себе на шею!
   В этом месте воображение Жанны немножечко затормозило. Если предоставить Рыцарю решать эту задачу, возникают чисто технические проблемы: где в окрестностях замка быстро найти достаточно умелого кузнеца, а если он и найдется, удобно ли тащить его с собой на свидание по веревке на стену, да еще с инструментом? И потом, каким образом он будет вскрывать замок пояса верности? Лезть под юбку Даме? Рыцарь после этого просто обязан будет сбросить беднягу в ров. Все это так сложно, никакой кузнец на такой риск не пойдет…
   Но потока бушующего воображения эти проблемы не остановили, он просто устремился в другое русло.
   … Она, Жанна, стоя на стене в зеленом, отделанном золотым шнуром платье, бросает Рыцарю записку со словами любви. И там написано, чтобы Рыцарь поднялся на стену не раньше полуночи.
   Супруг еще не хватился своего плаща, поэтому ничего не подозревает.
   Прекрасная Дама приказывает доставить в опочивальню бочонок лучшего в замке вина. И с притворной нежностью ласкает ненавистного супруга. Размякнув от внимания жены и непомерного количества спиртного, супруг засыпает.
   Она, Жанна, дрожащими руками снимает с его груди шнурок с драгоценным ключом и бежит (в палевом бархатном платье, отделанном соболем) на стену.
   Марин, тьфу, Рыцарь уже ждет. Ветер развевает складки его плаща, и в руке у него копье с гербовым флажком. Лик Рыцаря бледен, он печален.
   Увидев свою Прекрасную Даму, он падает на колени…
   (Куда-то резко исчезло копье – Жанне было не до него.)
   Она, Жанна, со слезами на прекрасном лице протягивает Рыцарю в ладонях ключ. Рыцарь покрывает ее ладони горячими поцелуями…
   … Опять некстати всплыл еще один технический вопрос: что делать Рыцарю, бросать все, спускаться со стены и бежать к кузнецу, чтобы тот сделал копию, или поторопиться открыть пояс верности со всеми вытекающими отсюда последствиями?
   Но Жанну такими мелочами было уже не остановить. Не поток, а море чувств бушевало в ней!
   … Рыцарь берет из ладоней Прекрасной Дамы ключ и вдавливает его в комок влажной глины! Теперь кузнец сможет сделать второй ключ от ее оков!
   Твердой рукой Рыцарь открывает двери металлической темницы. И соединяется с возлюбленной. На крепостной стене. Назло коварному супругу…
   – Госпожа Жанна, есть будете? – раздался в захватывающий момент голос Жаккетты.
   – Не хочу!!! – отмахнулась Жанна. – Потом!
   … Но коварный супруг сумел проснуться и увидел Рыцаря, спускающегося с крепостной стены. В гневе он спешит туда, держа в волосатой руке обнаженный меч. И с размаху перерубает веревку!
   Она, Жанна, в ужасе падает без чувств. Прямо на камни стены. Но, к счастью, Рыцарь успел спуститься и не погиб от падения.
   Разъяренный супруг увидел, из чего сплетена веревка, и обнаружил в руке у Дамы ключ. В ярости он приказывает унести бесчувственную Жанну и заточить в донжоне.
   Рыцарь собирает войско верных вассалов и штурмует замок, но стены его неприступны…
   Прекрасная Дама томится в своей башне, и свет ей не мил. Она плачет целыми днями и пытается распилить пояс верности пилочкой для ногтей. Но усилия тщетны, и Прекрасная Дама чахнет на глазах.
   Супруг, желая сломить стойкость узницы, морит ее голодом.
   Но она, Жанна, решает бежать от тирана.
   Лунной ночью спускается она по плющу, обвивающему башню, на землю и по потайному ходу выбирается на свободу!
   Она идет босыми ногами по утренней серебряной росе к белому шатру на холме, где страдает в думах о ней верный Рыцарь, и темная цепочка маленьких следов остается позади нее…
   У Жанны заныло в груди.
   … Легкая, как ангел, входит она в шатер и падает на руки своего Рыцаря.
   Рыцарь снимает с шеи золотой ключ, который сделал ему кузнец по глиняному слепку, и наконец-то срывает с нее ужасный пояс! И увлекает свою Даму на шелковое ложе, где предлагает ей турнир любви. И тут такое начинается!…
   Жанна запнулась, воображение сдержать уже было нельзя совсем, но слов не было, чтобы описать эту захватывающую картину. Пережив ее бессловесно, Жанна продолжала представлять.
   … А верный скакун всю ночь бил ногой у шатра.
   Рыцарь сажает Прекрасную Даму на коня, и они скачут прочь от замка.
   Утром супруг пришел в башню и увидел, что она пуста. Со смотровой площадки он видит беглецов и кидается в погоню.
   Топот коней его рыцарей, закованных в черные латы, разносится над долиной. Они почти настигают белого скакуна, несущего двойную ношу. Но уже близко лазурное море, и крепкий корабль качается на его волнах.
   Рыцарь вносит Прекрасную Даму на палубу, и корабль распускает паруса как раз в тот момент, когда передние копыта коня супруга опустились на доски пристани.
   Рыцарь увозит ее, Жанну, на сладкую землю Кипра и там, в прекрасном белом замке, делает ее своей королевой!
   Жанна так замечталась, что не заметила, как и день прошел. Вечерело. Призывали к очередной молитве громкоголосые муэдзины. Готовились к очередной тяжелой ночи воины. Жаккетта, сидя на корточках как заправская восточная женщина, деловито подшивала свое новое покрывало.
   «Ну почему жизнь такая противная! – тоскливо подумала Жанна. – Как все красиво происходит в рыцарских романах…»