Галанина Юлия Евгеньевна. Гонцы в Ньямаголе

   – А когда они на поля нападают, эти Опустошители? – спросил Шустрик.
   – Обычно, как стемнеет, но все чаще говорят, что и днем начали. Чувствуют безнаказанность, вот и осмелели. Значит, скоро и под стенами города появятся, – последнее разоренное поле рядом, рукой подать. Вот такие дела невеселые, ребятки. Попали вы со своим отдыхом в наши проблемы.
   Королева Ньяма свернула карту и, тяжело вздыхая, понесла ее обратно.

* * *

   Опустошители Полей, как и боялась Королева, появились под стенами Ньямагола уже к вечеру.
   Данюшки были в городе и, услышав крики, вместе с остальными горожанами забрались на крепостные стены, чтобы увидеть, что же там, у города, творится.
   Опустошители Полей производили странное впечатление: по виду это были гигантские серые крысы, но крысы не с лапками, а с копытцами.
   Взрывая горячую пыльную землю острыми копытцами, они неслись по пшеничному полю прямо под городской стеной, вытаптывая его начисто.
   Опустошители Полей были сыты, они лишь резвились, показывая всем, кто за городом хозяин.
   У людей на этот счет было свое мнение.
   Выпускающие ворота Ньямагола открылись и в атаку на разорителей поля под одобрительные крики горожан грозно понеслись облаченные в латы всадники на панаках из кавалерии магистрата.
   Но толку из героического поступка вышло немного: юркие Опустошители просто не дожидались весьма неповоротливых латников.
   Они ловко уходили от столкновения с всадниками, не принимая навязываемого боя. На стенах разочарованно загудели.
   Опустошители безнаказанно вились вокруг латников, словно оводы вокруг перевертышей в жаркую летнюю пору. Причинить всадникам вред они не могли, но и сами ничуть не страдали от натиска кавалерии. Страдало поле.
   Когда же за городские ворота вышла в помощь верховым латникам пехота, не имевшая металлических защитных панцирей, тактика Опустошителей резко изменилась: пронзительно вереща и хлопая себя по бокам длинными голыми хвостами, они принялись яростно кидаться на копейщиков, сразу несколько штук на одного воина.
   Только сбившиеся в монолит, ощетинившиеся со всех сторон копьями солдаты могли выдержать дикий натиск серых верещащих тварей.
   Одинокий воин, не прикрытый с боков товарищами, был обречен – рано или поздно одна из кидающихся на него зверюг подбиралась ближе, чем остальные, отвлекающие в этот момент его внимание, кусала жертву и человек застывал.
   Около десяти солдат было так выведено из строя, когда, наконец, Опустошители Полей, повинуясь какому-то невидимому сигналу, отступили и исчезли, оставив после себя только истоптанное поле и четкие следы небольших копыт на дороге, над которой оседала пыль.
   Избравшие наблюдательным пунктом проем между зубцами, данюшки разглядели вожака уходящей стаи, – это был зверь крупнее остальных, не просто серый, а темный, почти черный. Хвост его был ярко-красным, как и умные бусинки глаз.
   Да уж, напасть на Ньямагол свалилась действительно препротивная. А может и не на один Ньямагол, а на весь Союз Королевств…
   Еще долго стояли ньямагольцы на стене своего города и потрясенно смотрели на то, что раньше было пшеничным полем.
   Потом, как-то разом сникнув, тихо стали расходится по домам.

Глава четвертая. План королевы

   Данюшки уходили в числе последних, после того, как их вежливо попросил сойти со стены городской патруль. Когда они добрались до дворца, то выяснилось, что время ужина давно прошло и дворец спит.
   Сразу захотелось есть, сладкий хворост только раздразнил аппетит.
   Друзья пошли на кухню в надежде найти там что-нибудь съедобное.
   Огромная кухня была безлюдна и тиха, печи погашены, зола вычищена. Шеренга отдраенных до блеска кастрюль стояла на полке, ниже ее висела вереница половников, от самого большого, размером с голову Затычки, до самого маленького, которым удобно вылавливать яблоки из компота.
   На большом столе, где, похоже, днем питалось половина Ньямагола, стоял загадочно мерцающий в свете свечки серебристый колпак.
   Подняв его, данюшки обнаружили заботливо оставленный ужин на три персоны. Друзья с радостью накинулись на еду, словно год не ели.
   Скрипнула дверь.
   В кухню боком протиснулась Королева Ньяма. Она была в ночной сорочке, формой и размерами очень напоминающей вместительные шатры кочевников-харацинов. Да не просто шалашик какого-нибудь харацинского пастуха или охотника, а пышный парадный шатер вождя, сотканный руками любящих жен и щедро отделанный воланами. И в чепчике.
   – Нашли ужин? – спросила она, прикрывая рот ладонью, чтобы скрыть зевоту. – Вы, ребятки, небось, на стене задержались?
   Данюшки кивнули.
   – Вот ведь напасть, чтоб ей пропасть! – сердито и, одновременно, жалобно воскликнула Королева Ньяма и решительно села за стол.
   – Ребятки, просьба у меня к вам, большая просьба… – сказала она, помолчав.
   – Какая? – спросил первым Затычка.
   Королева Ньяма ответила не сразу.
   Она задумчиво крошила взятый с тарелки пряник. Тикали на кухне громадные часы в виде города с башенками, мягко ходил туда-сюда громадный маятник, изображающий парусный кораблик.
   Превратив пряник в груду крошек, Королева сказала:
   – Когда я была маленькой, бабушка рассказывала мне, что в Ньямаголе уже появлялись Опустошители Полей. Это случилось, когда она, бабушка, была маленькой девочкой. И остановил их тогда волшебник. Наш, ньямагольский чародей…
   – А как остановил? – сразу задал вопрос цепкий на детали Полосатик.
   – Не знаю… – огорченно развела ладони Королева Ньяма. – Бабушка уже не помнила…
   – Но разве в летописи это событие не занесли?
   – Почему не занесли? Как раз очень ясно написано, что Опустошителей остановил ньямаголский чародей и маг. Только не написано, каким образом.
   – Понятно, значит, рецепта нет, – Полосатик деловито почесал макушку. – Но, может, родственники чародея помнят, как он это сделал? Может, у него была поваренная книга, вроде как у моей бабушки, и он туда по воскресеньям записывал, как золото из свинца варганить и Опустошителей Полей прогонять?
   – Да он сам жив-живехонек, какая там книга! – сказала Королева Ньяма. – Живет себе в своем замке, для волшебника ведь сто лет не возраст. Ребята, вы Гонцы, хоть и молодые пока. Не сбегаете ли вы, не отнесете ему весточку?
   – А почему мы? – ляпнул неделикатный Затычка. – Что, в городе своих Гонцов нет?
   Шустрик и Полосатик одновременно пнули его под столом.
   Но Королева Ньяма не обиделась на грубый вопрос.
   – Потому-то я, ребятки, вас и прошу, что никто из ньямагольцев к нему не побежит, даже если враг будет стоять под стенами города. У нашего чародея такой мерзкий нрав и такой противный характер, что его замок специально стороной обходят, лишь бы с ним ненароком не столкнуться. Просто мне не к кому больше обратится, кроме вас. Да и не верят люди в его помощь.
   Данюшки задумались.
   – Но раз он такой противный, значит, помочь просто так не согласится? – спросил Шустрик.
   – Не согласится, – кивнула Королева Ньяма. – Я готова отдать ему одну ценную вещь, которую он давно хотел заполучить. Пойдемте, я покажу.
   Королева Ньяма достала с кухонной полки светильник, зажгла его от свечки, что стояла на столе, и, придерживая ночную сорочку одной рукой, повела данюшек по спящему дворцу.
   Они прошли коридорами, спустились в подвал и остановились перед полукруглой, крепко запертой дверью.
   Королева Ньяма передала Полосатику светильник, а сама принялась отпирать запоры многочисленными ключами, висевшими на большом железном кольце, которое она держала в руке.
   Тринадцать замков было открыто один за одним, и еще один, потайной, спрятанный в чеканном узоре, стягивающем дубовую дверь.
   Сокровищница Королевы Ньямы занимала несколько подвалов.
   Там были сундуки, наполненные золотыми монетами и просто крупными золотыми самородками; ларцы, полные драгоценных камней; полки, уставленные золотой и серебряной посудой; на крюках висело изукрашенное самоцветами и эмалями оружие.
   Это был первый зал.
   То, что хотела отдать чародею Королева Ньяма, находилось во втором.
   Тут хранились какие-то странные предметы, сосуды и камни, от которых прямо разило чародейством. Пышность первого зала здесь отсутствовала, зато от всех вещей сладко веяло многовековыми тайнами.
   Королева Ньяма подвела данюшек к небольшому постаменту, взяла у Полосатика светильник и подняла его повыше, чтобы данюшки смогли получше разглядеть.
   – Вот это ньямагольский чародей очень желал бы получить, – сказала она.
   На сером постаменте был укреплен выпуклый золотой диск. Тонкая спираль узора, составленного из каких-то письмен, завивалась от края к центру.
   А в центр диска искусные мастера вделали аметистовую друзу необыкновенной красоты: из куска обычной горной породы вырастали кристаллы аметиста, целая стайка кристаллов. Огонек лампы зажег в темно-фиолетовых глубинах кроваво-красные закаты. Казалось, аметисты перемигиваются, улыбаются друг другу и впитывают в себя появившийся в хранилище теплый свет.
   Шустрику представилось, что диск с аметистовой друзой – это холм, покрытый спелой пшеницей, по которому вьется дорожка к зачарованному городу. В пустом, пыльном, прохладном хранилище запахло теплой, нагретой солнцем пшеницей, в сиреневом городе тоненько зазвонили колокола.
   Так показалось не только ему одному.
   – Я отдам Диск, если Опустошители Полей уберутся из Ньямагола, – сказала Королева Ньяма, опуская светильник, потому что рука у нее устала.
   Друзья нехотя оторвали взгляды от потемневших аметистов.
   Зоркоглазый Затычка тут же углядел дверь, ведущую, видимо, в третий зал.
   – А там что? – спросил он.
   – Там самое ценное.
   Королева Ньяма испытующе посмотрела на данюшек, подошла к двери и отворила ее.
   – Здесь знания.
   По полкам рядами стояли книги.
   Очень старые и очень-очень старые. И новые тоже.
   Некоторые были запеленуты как младенцы в ткань, у других кожаные переплеты украшали кованые застежки; в деревянных ящичках, к которым были прикреплены шелковые кисточки, лежали книги, написанные на свитках. Были книги-громадины и книги малютки.
   Кто знает, может именно здесь и были ответы на все тайны второго зала.
   – Но ведь тут их никто не читает! – искренне возмутился Шустрик, оглядывая длинные ряды книг. – Какие же это знания? Мертвые кирпичи и все!
   – Их читают и много читают! – засмеялась Королева Ньяма, – Точнее, копии с них. И доступ в книгохранилище, где они все есть, открыт любому. А эти спрятаны здесь, чтобы дольше сохраниться. Придет время, и с них сделают новые копии для новых читателей. Они совсем не мертвые кирпичи, они живые и даже очень живые. Тут даже чувствуешь себя иначе, чем в остальной сокровищнице. Иногда я прихожу сюда, когда мне плохо. Посижу, полистаю старые страницы и все мои беды куда-то уходят. И могу сказать, что даже характеры у книг разные. Здесь есть такие вредины, что я до сих пор не знаю, как к ним подступиться. Они любят только своего хранителя, а надо мной смеются, словно я глупая девчонка, а не Королева Ньяма. Ну что, пойдемте обратно? Все остальные сокровища хранятся в кухонной кладовой. И среди них пирожные с кремом, по которым я просто соскучилась.
   Снова замкнув двери на тринадцать простых замков и один потайной, Королева Ньяма вместе с данюшками вернулась в пустую кухню.
   Слегка подкрепившись полудюжиной пирожных, она сказала:
   – Давайте я принесу карту и покажу вам, где живет чародей, а вы решите, сможете ли выполнить мою просьбу или нет.
   Когда она вышла, Затычка воскликнул:
   – А чего решать, конечно, надо бежать! А то, помяните мое слово, пару дней – и мы не то что бегать, свинячьей трусцой передвигаться не сможем! Я еле штаны на себя натягиваю, а у тебя, Полосатый, щеки стали глаза подпирать! Еще немного, и мы толще Макропода станем!
   Друзья внутренне были с ним согласны, щедрое ньямагольское гостеприимство прибавило им весу, но Полосатик, обиженный за свои щеки, буркнул:
   – А раз ты бежать к чародею не против, зачем тут выступал перед госпожой Ньямой, “что, мол, другие сбегать не смогут”? Зачем позоришь всю Акватику? Красней тут за тебя!
   Затычка хотел ответить, но не успел.
   Королева Ньяма вернулась и принесла карту.
   Замок чародея располагался на юго-востоке Ньямагола в лесу. Примерно в тех же местах, что вычистили до колоска Опустошители Полей. Карта показывала, что расстояние до замка чародея было не таким уж и большим. Не больше одной станции.
   – Мы добежим, раз плюнуть! – воскликнул Затычка.
   – Это очень хорошо. Только, ребятки, боюсь я за вашу безопасность. Вдруг Опустошители Полей вам попадутся? – озабоченно сказала Королева Ньяма. – Как тогда я вашим родителям в глаза смотреть буду?
   Полосатик прокашлялся и рассудительно сказал:
   – Вероятность такого столкновения небольшая. Ведь поля там уже разорены, какой интерес Опустошителям Полей на старом месте оставаться? Они сейчас новые набеги под городом начнут делать. Нет, в том углу их не будет.
   – Хоть бы Великий Торакатум услышал твои слова! – вздохнула Королева Ньяма. – Ради Ньямагола, ради селений, ради тех, кто трудился на полях и рассчитывал, что соберет урожай, с которым переживут зиму, не голодая, его дети, добегите ребятки до чародея и попросите его помочь нам…

Глава пятая. Дорога

   Данюшки выбежали на рассвете.
   Полосатик (как давно мечтал) нес сумку Гонца, в которой лежала грамота, взывающая о помощи. Только герб на сумке был не акватиканский, а ньямагольский.

* * *

   …То ли Затычка напророчил, то ли просто накаркал, но очень скоро выяснилось, что хлебосольное гостеприимство Королевы Ньямы сделало свое черное дело, – бежать после пирогов и плюшек было очень тяжело.
   – Три жирных пончика! – злился Затычка на привале, утирая пот. – Не Гонцы, а кислое тесто!
   – Помолчи, а? – попросил его Шустрик. – Без тебя тошно.
   Да еще, вдобавок, они немного заплутались в развилке дорог и пока выбирались, стало ясно, что придется искать ночлег.
   Ночевать в чистом поле очень не хотелось, это в городе рассуждения Полосатика о том, что Опустошителей Полей в здешних местах быть не должно, казались убедительными. А на дороге, посреди незнакомых земель, встретить ночь было страшновато, чтобы не сказать жутковато.
   Кто знает, какие привычки у Опустошителей, может, они как раз любят посещать разоренные поля? И укусить Гонца им в три раза приятнее, чем обычного путника?
   Хорошо, что впереди показалось какое-то селение. Данюшки прибавили ходу, чтобы успеть в него до заката.
   Их без разговоров пустили ночевать в первый же дом, куда они постучались.
   Солнце уже зашло, казалось, прямо в конце длинной улицы и над землей завис теплый осенний полумрак. В такие вечера в деревнях обычно ужинают во дворах, слушая треск цикад и вдыхая пряный запах отдающей тепло дня земли.
   Данюшки, когда гостили у своих родственников или в Крутогорках, или в Подгорках, или в Бугорках, очень любили это время. А когда становилось еще темнее, они бегали купаться на озеро, где долго-долго плюхались в парной, прогретой солнцем воде, не желая выбираться на остывший воздух.
   Но здесь безмятежного вечера с веселым ужином во дворе не было и в помине. Не успел полумрак смениться темнотой, а деревня словно вымерла. Ни детей, ни живности на улицах, дома захлопывались один за другим, словно раковины.
   Хозяева того дома, где друзьям предстояло провести ночь, наглухо затворив крепкие ворота, просунули в скобы тяжелый длинный брус, который сделал вход в усадьбу неприступным. Теперь открыть ворота снаружи можно было только тараном.
   Затем они принялись ставить на окна с внешней стороны толстые деревянные решетки и закреплять их коваными железными стержнями, пронзавшими стены дома насквозь и выходившими внутри, в комнату. Входную дверь тоже закрыли на тяжелый засов.
   – Так-то спокойней, – угрюмо сказал широкоплечий, кряжистый хозяин дома, вставляя в отверстие на конце прута заглушку. – Можно спать.
   Взглянув на удивленные лица данюшек, он пояснил:
   – Неприятно, конечно, словно как в осаде, а все-таки лучше, чем столбом стоять или в горячке потом метаться. Уж больно эти твари юркие да пакостливые.
   – Опустошители Полей?
   – Они, окаянные! Вчера половину подкрепления из города поперекусали. И свалилась же откуда-то такая пакость, ежовых колючек им под хвост! Только стрелы их и берут немного, и то, живучие гады, даже стрелой не всегда уничтожишь. Да и попробуй, попади в него – он ведь не стоит на месте, не ждет, чтобы ты прицелился получше. Ладно, давайте спать, и храни нас Великий Торакатум от бед этой ночью!
   Данюшкам хозяева выделили одну широкую кровать на троих, – больше свободных мест в доме не было. Но в тесноте, да не в обиде, и друзья, утомленные дорогой, крепко заснули.
   Перед тем, как лечь на кровать и натянуть одеяло, Шустрик представил, что сейчас они могли быть на обочине поля, и вздрогнул. После слов хозяина дома оказаться ночью на улице совершенно не хотелось.
   – Вот нам и одна станция, – пробурчал Затычка, засыпая. – Не можем мы бегать, как положено, все впросак попадаем. Хорошо хоть взрослых рядом нет. А ты, Полосатый, хитрый! Забрался в середку и в ус не дуешь. Надо было жребий кинуть, кому где спать!
   – Это я-то в ус не дую?! – возмутился Полосатик. – Самое неудобное место выбрал, да меня еще и попрекают. С одной стороны ты лягаешься, с другой Шустрый брыкается!
   – А я еще по ночам с закрытыми глазами по дому хожу и душу всех за шеи-и-и! – страшным голосом пообещал Шустрик.
   – Тогда будешь спать под кроватью! – обрадовался Затычка.
   Они еще немного попрепирались и уснули.

* * *

   Посредине ночи Шустрика разбудил неприятный, дробный топоток.
   Он резко сел на кровати.
   Дом спал, сопели рядом Полосатик и Затычка, оба во власти снов. На улице ярко светила луна и из-за решетки на окне в дом ее свет попадал разделенный на маленькие квадратики.
   Шустрик подошел к окну.
   По притаившемуся за заборами и засовами селению мчалась стая Опустошителей Полей.
   Подергивались черные носы, что-то вынюхивая в ночном воздухе. Они проверяли каждую щелку, стремясь проникнуть в какой-нибудь плохо укрепленный двор.
   Один из Опустошителей повернул голову и посмотрел на дом, где спали данюшки. Злые красные глазки скользнули взглядом по решетке, и Шустрик машинально отшатнулся. Ему очень не хотелось, чтобы Опустошители Полей его заметили.
   Топот острых копыт раздался совсем рядом – черные влажные носы тыкались в запертые ворота, принюхивались. Опустошители Полей взвизгивали, словно переговариваясь друг с другом.
   Прижавшись спиной к стене и осторожно, одним глазком, выглядывая через квадратик решетки, Шустрик увидел, как предводитель стаи, чем-то разозленный на своих подчиненных, наводил порядок, кусая виноватых направо и налево.
   Обследовав все дворы, стая собралась на главной улице съежившейся, затаившейся деревни.
   Вожак повел ее дальше, в этот раз не сумев ничем поживиться.
   Шустрик на цыпочках вернулся к кровати, снова забрался под одеяло рядом с бормочущим во сне Полосатиком. Его почему-то трясло, словно он зимой долго-долго стоял на улице раздетый.
   Постепенно Шустрик согрелся и под успокоительное сопенье друзей заснул.

Глава шестая. Ну очень противная личность

   Утром ночные страхи поблекли.
   Шустрик не стал рассказывать про посещение деревушки стаей Опустошителей Полей. Зачем? Хозяин дома и так готов к подобной встрече каждую ночь, а друзьям лишние проблемы ни к чему, они без этого знают, что Опустошители могут быть везде.
   От деревушки до чародейского леса, оказывается, было совсем недалеко.
   За истоптанными полями текла ленивая речка, покосившийся бревенчатый мост переводил через нее на ту сторону, а за рекой стояли начинающие желтеть лиственницы.
   Заросшей дорогой данюшки пробирались по лесу к замку чародея. Дорога привела к холму, поросшему соснами и светлым мхом. Обвившись вокруг холма несколько раз, она выводила путников на вершину, где и застыл небольшой уютный замок. Как раз на одну скромную чародейскую персону. Выглядел он довольно приветливо.
   – Сколько люди в этот лес не ходят? – спросил Затычка Полосатика.
   – Хозяин нашего ночлега говорил, что в последний раз на его памяти к волшебнику кто-то ходил, когда он, хозяин, был мальчишкой.
   – Ну, значит все в порядке, – сделал логический вывод Затычка. – Чародей нам только обрадуется. За это время он, наверное, соскучился по людям и подобрел.
   Усыпанная сосновыми шишками и хвоей дорожка подвела к воротам.
   Ворота были наглухо закрыты.
   Узор на их створках изображал две ехидные рожи с высунутыми языками. “Звони, звони, дуралей…” – казалось, думали они.
   Затычка дернул за веревку, – в замке зазвонил колокол. Потом дернул еще раз и еще.
   – Ну и что мы, собственно говоря, трезвоним? – раздался дребезжащий голос откуда-то сверху.
   На стене, окружающей замок, появился маленький человечек в длинном, до пят, стеганом малиновом халате. Качались золотые кисточки витого пояса. Волосы у человечка были курчавые и белые, на макушке сияла блестящая лысина, нос картошкой высовывался из розовых щек.
   В руке обитатель замка держал чашку с горячим чаем.
   – Дяденька, здравствуйте! Нам нужен ньямагольский чародей! – задрав голову, закричал Затычка.
   – Привет-привет, не ори так, я не глухой, – ответил человечек, прихлебывая чай. – Ну, я чародей, чего надо?
   – Мы из Ньямагола! – подключился к беседе Полосатик. – Беда там, ваша помощь нужна. Пустите нас, пожалуйста, мы вам письмо от Королевы Ньямы принесли.
   – Этот поганый городишко еще стоит? – презрительно морщась, фыркнул чародей. – Я не жду никаких писем из него и совершенно не горю желанием их получать. Да к тому же сегодня у меня не приемный день. Пока! Всем привет!
   – Не шутите так, дело очень серьезное! – закричали, перебивая друг друга, Затычка и Полосатик. – Ведь вы даже не знаете, что в письме написано! Пустите нас, пожалуйста!
   – Пустить? От вас столько гама, что я с трудом выношу вас за стенами моего замка, да к тому же мне лень отпирать ворота! – заявил чародей, заглядывая в чашку. – Катитесь-ка восвояси – это самое мудрое, что вы можете сделать!
   – Вы с ума сошли? – завопил Затычка. – Или издеваетесь?
   – Или издеваюсь! – радостно подтвердил странный чародей. – Вот что я вам скажу, мерзкие мои таракашки: если вы сможете проникнуть в мой замок и ступить на порог моей башни, – я возьму ваше письмо. Если же нет – не обессудьте. Только я не желаю, чтобы вы входили, запомните это! – чародей выплеснул остатки чая прямо на головы данюшек, повернулся и вразвалочку ушел со стены.
   Друзья еле увернулись от горячих брызг.
   – Вот зараза! – сплюнул Затычка. – Правильно его ньямагольцы терпеть не могут.
   – Не ругайся, – одернул его Шустрик, – он нам в дедушки годится. Может, он просто пошутил?

* * *

   Но, как оказалось, чародей совсем не шутил.
   Не прошло и четверти часа, – и он принялся обстреливать стоящих на дороге данюшек комками липкой вонючей грязи, не давая приблизиться к стенам.
   Делал он это с большим воодушевлением, и каждый удачный выстрел из орудия, похожего на катапульту сопровождал противным победным воплем.
   “Ну, разве волшебники так себя ведут?” – в полном недоумении думали данюшки, увертываясь от комков.
   Предложение чародея было легким только не первый взгляд: попробуй-ка, преодолей гладкую и высокую стену без лестницы или, на худой конец, веревки. Да еще под градом дурно пахнущей дряни!
   – Кошмар какой-то! – воскликнул Шустрик, еле увернувшись от очередной порции грязи. – По-моему, он совсем из ума выжил!
   – Ни откуда он не выжил! – фыркнул Затычка, оглядывая стены в поисках малейшей лазейки. – Это он развлекается. Скучно ему, видно, веками тут одному сидеть, вот он и обрадовался, что мы подвернулись.
   – Ничего себе развлеченьице! – обычно спокойный Шустрик разозлился. – Ему надо дюжину пиявок за ушами поставить, чтобы они его успокоили! И откуда только у него в замке грязь, да еще такая вонючая? С виду очень опрятное жилье!
   И он поспешно переместился за пышный куст шиповника.
   – А это он наколдовал. Свой характер материализовал… – подсказал Полосатик, отступая назад, чтобы уберечь костюм.
   – Матере – чего? – удивился Затычка, предусмотрительно укрывшийся за толстым стволом.
   – Материализовал, ну, превратил в материю. Был бы его характер хорошим, получился бы мед, а так – липкая грязь, – пояснил Полосатик, присоединяясь к нему.
   – Да-а? – протянул недоверчиво Затычка и предложил: – вы помаячьте здесь, чтобы он продолжал обстрел, а я кругом замок осмотрю. Может, заднюю калитку найду…
   Шустрик и Полосатик согласно кивнули. Затычка исчез в кустах.
   Чародей ничего не заподозрил, и жирная грязь, по-прежнему, с чавканьем шлепалась около них.
   Данюшки смотрели на стены замка. Вот он, рядышком, – как на ладошке. И стены невысоки, в два их роста, ну в два с половиной…
   Полчаса спустя принесся запыхавшийся Затычка с новостью: