Галанина Юлия Евгеньевна. Пропавшая шпага

   Лучше буду воевать.
   на ходу сложилось у него и Затычка почувствовал себя почти поэтом.

Глава третья. Открытие турнира

   Данюшки встретились утром, в школе.
   – Ты это чего, с ума сошел? – спросил Шустрик Затычку. – Мы вчера у Забияки были, весь вечер у него просидели.
   – Да не получилось! – отмахнулся Затычка.
   – Скажи, книга хоть интересная была? – спросил Полосатик.
   – Какая книга?
   Шустрик и Полосатик поняли, что Затычка не хочет делиться с ними своей новой тайной и не стали дальше расспрашивать.
   Лучше подождать, потому что долго удерживать ее в себе Затычка все равно не сможет, и сам рано или поздно раскроется.
   – В этот раз в финале будет боец с Западного Моря, – сказал самую важную новость Шустрик. – Какой-то Северный Ветер. Странно, да, что мы никогда о нем не слышали?
   – Да уж, – согласился Затычка, на минутку вырываясь из своих раздумий. – Чтобы боец Бета Спленденс шел на бой с лучшим бойцом Акватики, а о нем никто ничего не знал… Чудеса, да и только!
   – Давайте у Учителя Лабео перед историей спросим, – предложил Полосатик. – Может он слышал…
   Прошел урок географии, прошла математика.
   Наступила большая перемена.
   Данюшки выбежали в коридор, чтобы пораньше встретить Учителя.
   Учитель Лабео шел по коридору, как всегда, подтянутый, в своем темно-зеленом костюме с красным воротничком, только двигался он куда медленней, чем обычно. Спина у него так и не прошла.
   – Здравствуйте, господин Лабео, – поздоровался Шустрик. – Травки тетушки Гирошимы не помогли?
   – Приветствую вас, мою юные Гонцы, – поздоровался в ответ Учитель Лабео. – Ты про мою спину, Шустрик? Ничего, отпустит денька через два. Затычка, выражаю тебе благодарность от имени нашего дома, за то, что освободил пленницу.
   Шустрик и Полосатик повернулись в сторону Затычки.
   “Какую пленницу?” – так и читалось в их недоумевающих глазах.
   Затычке не хотелось рассказывать, чтобы не объяснять про книгу. Он испугался, что Учитель Лабео сейчас про нее скажет и поэтому сам спросил:
   – Вы слышали когда-нибудь, Учитель Лабео, о бойце Бета Спленденс по имени Северный Ветер? Он будет драться в нынешнем финале с кем-нибудь из наших.
   – Северный Ветер? – задумался Учитель. – Вы знаете, что-то не припомню. Вернее, где-то в глубине памяти это имя рождает у меня смутные ассоциации, причем не очень приятные, тревожные какие-то, но что-либо конкретное вспомнить не могу.
   Из ответа Учителя Лабео данюшки поняли, что Северного Ветра он не знает. Или знал о нем, но забыл.
   – Вы будете смотреть нынешний турнир? – спросил Полосатик.
   – Буду, если спина позволит.
   – А за кого болеть будете?
   – Не скажу, – хитро улыбнулся в вислые усы Учитель Лабео. – Зато могу сказать, за кого болеете вы. За Забияку. Я угадал?
   – Так нечестно! – надулся Полосатик. – Вы знаете, что мы всегда за Забияку болеем.
   – Ладно, я открою вам страшную тайну, – рассмеялся Учитель Лабео. – Я тоже буду болеть за Забияку, но в этом году из учеников Бета Спленденс в бойцы перешел мой племянник. И даже прошел отборочные турниры. Не могу же я огорчать парня, болея не за него. Поэтому я болею и за Забияку, и за моего племянника, хотя это довольно и утомительная штука – разрываешься на две части. А что я буду делать, если им выпадет сражаться друг против друга – вообще ума не приложу.
   – Да почему же? – удивился Затычка. – Как раз для Вас это будет большая удача. Победит один, за Забияку и будете, не разрываясь, болеть.
   – Ты думаешь? – прищурился Учитель Лабео.
   Но тут прозвенел звонок.
   Пол-истории Затычка честно принимал участие в уроке, но потом мысли его утекли очень далеко от класса и школы.
   “Как писать стихи я уже знаю, – думал он. – Теперь надо придумать, про что писать. Нужно что-нибудь большое, объемное. Не про цветочки и грибочки, а про такое, чтобы сразу всех за сердце схватило! Схватило и держало. Значит стихотворения мало, надо сразу поэму двигать – чтобы не распыляться по мелочам. Но про что писать эту поэму? Прямо хоть тресни, в голову ничего не лезет!”
   Намучившись со своими думами на истории, Затычка с облегчением услышал звонок и заторопился на школьный двор под весеннее солнышко.
   Там было шумно и людно.
   Все старались выбраться в теплый весенний день на улицу, погреться на солнце после недавней зимы.
   – Смотри, смотри, – зашептали друг другу за спиной Затычки девчонки, показывая на невысокого паренька, проходящего по двору. – Это же Весенний Дождь, он позавчера на конкурсе вагантов венок получил!
   Затычка грустно вздохнул.
   Вот ведь еще напасть – ну напишет он поэму, а прославиться с ней где?
   Конкурс этого года закончился, а до следующего конкурса и не дожить, пожалуй, – он ведь только в будущем году будет, страшно долго ждать придется…

* * *

   – Что-то Забияка темнит, – озабоченно сказал Шустрик Полосатику, наблюдая из окна класса, как одиноко стоит их закадычный друг во дворе. – Я его таким не помню.
   – Да, на себя он не похож, – согласился Полосатик. – Что-то его гнетет. Вон он как упоминания о пленнице испугался, а оказалось – всего-то сову с чердака выпустил. Может бабушка его права и он болеет?
   – Ты видал когда-нибудь, что Затычка болел тихо и в одиночестве? – спросил в ответ Шустрик. – Разве не помнишь? Вся улица тогда в курсе, что у Затычки насморк и с нетерпением ждет, когда же он пройдет и настанет спокойная жизнь. Нет, тут что-то другое. А может он влюбился?
   – Это похоже. Только не похоже, – задумчиво сказал Полосатик.
   – Ты думай, что говоришь! – возмутился Шустрик. – Что похоже? Что не похоже?
   – Ничего не похоже! – отрезал Полосатик. – Гадай, не гадай, а пока он сам не скажет, не поймем! Ни на что это не похоже, вот что я хотел сказать.

* * *

   Только на следующий день, когда данюшки шли домой после школы, Затычку вдруг озарило.
   Да так, что он даже остановился посреди улицы.
   Друзья, решившие дождаться, чтобы он сам все рассказал, не стали спрашивать, почему он вдруг стал столбом и тоже остановились.
   А Затычка с восторгом думал:
   “Большая поэма на историческую тему, вот что надо! И размах, и глубина. Именно с такими вещами и попадают сами в историю"
   Затычка уже размечтался, как его поэму будут читать в школах Акватики на уроках литературы.
   “И школу моим именем назовут!” – вдруг с тревогой подумал он. – “Вот неудобно получится. Хоть бы подождали, что ли, пока я ее окончу…”
   Шустрик и Полосатик смотрели на его озабоченное лицо, но даже представить не могли, что волнует их друга сейчас.
   Из транса Затычку вывела телега, везущая горшки для сметаны на рынок.

* * *

   Буквально через несколько дней Шустрик и Полосатик и думать забыли про странное поведение Затычки.
   Потому что начался Большой Весенний Турнир.
   В этом году из-за участия в нем бойца с Западного Моря, который сражался сразу в финале, турнир был не совсем похож на остальные.
   За право фехтовать с Северным Ветром начали борьбу между собой четыре акватиканских бойца, прошедшие отборочные турниры.
   Полосатик дома повесил на стену большой кусок белой простыни и закрепил на нем булавками четыре вырезанные из бумаги и раскрашенные фигурки.
   На белом поле скрестили бумажные шпаги Забияка, Стальной Мотылек, Зеленая Перчатка и Перехват.
   Прошел день жеребьевки и Полосатик после него переставил фигурки так, чтобы Забияка дрался с Перехватом, а Стальной Мотылек с Зеленой Перчаткой, как определил жребий.

* * *

   В первый день турнира Ристалищное Поле в Цитадели Акватики было полным полно зрителей.
   Для обеспечения порядка Королю пришлось выставить на него разом две роты Королевских Меченосцев, Алую и Тигровую, да и то они с трудом сдерживали натиск толпы.
   Данюшки пришли на трибуны за три часа до начала турнира и лишь поэтому им удалось занять стоячие места в проходе между скамейками, но зато с них было видно поле, а не только головы впереди стоящих людей.
   Чтобы занять сидячие места, зрители пробирались в Цитадель еще до рассвета, когда из нее только-только выпустил Гонцов Начальник Караула.
   Если бы не уроки, данюшки были бы в их числе, но они уже отличись раз во время одного из прошлых турниров, так что второй раз стоять перед разгневанным господином Директором пока в их планы не входило.
   Ведь впереди был еще финал…
   Учитель Лабео сидел рядом. Он хоть и пришел вместе с данюшками, но местечко ему уступили, потому что не было в Городе человека, который не уважал бы Учителя.
   Но и Учитель Лабео делил свое место с тетушкой Гирошимой, которая изо всех сил делала вид, что турнир ее ни капельки не интересует.
   – Кто из троих Ваш племянник? – спросил Учителя Шустрик.
   – Перехват. Ты был прав, Затычка, сейчас и решится разом, за кого мне болеть дальше.
   – Вот до чего эти драки на шпагах доводят! – громко заявила тетушка Гирошима, вступая в разговор. – Такой был приличный мальчик Ваш племянник, на скрипке играл, тихий и культурный, и на тебе! Имечко новое взял, машет теперь этой острой железкой направо и налево! И это называется воспитание молодежи? Ну куда мы с таким воспитанием укатимся?
   – Тетушка Гирошима! – попытался урезонить соседку Учитель Лабео. – Мальчик хочет превратиться в мужчину, это же так естественно. Все мальчишки этого хотят, спят и видят себя бойцами Бета Спленденс!
   – В сардельку на вертеле он хочет превратиться! – воскликнула непреклонная тетушка Гирошима. – Тоже мне, нашли самый прямой путь! Помню, штопала я одного такого, железякой пропоротого! А имечко тоже было хоть куда! Непобедимый Силач, кажется… или Трюкач, не помню уже.
   – Тетушка Гирошима, – сказал, сдерживая смех Затычка, – так ведь он не в турнире пострадал, а от шайки головорезов. Его же не шпагой пырнули, а нож ему в спину кинули. Так что Вы не правы.
   – Помолчи, Закорючка! – строго сказала тетушка Гирошима. – Помолчи и подумай, на фига тогда все эти турниры, если непобедимый боец не может от паршивого ножа уберечься? А?! Только времени перевод! А продолжал бы племянник господина Лабео учиться на скрипке играть, был бы хорошим мальчиком, маме с папой утешением, соседским оглоедам примером. А теперь что? Вон, смотрите, в нижнем ряду его мама с папой сидят. Мама у меня сегодня самую большую склянку успокоительного отвара купила, отсюда вижу, что из сумочки горлышко ее торчит, а папа его, того и гляди, от волнения свою шляпу сжует и не заметит. И оглоеды все соседские вон выстроились, шеи тянут. Где я, спрашиваю, такое видано? Мама ему вчера весь день к костюму новые манжеты и воротник пришивала и все ради чего? Чтобы Забияка их в пять минут в лохмотья превратил? Где здравый смысл? Где экономное ведение хозяйства?
   Так никто и не успел переубедить тетушку Гирошиму, потому что начался первый бой.
   Забияка выходил против Перехвата.
   Данюшки подумали, что ничего более волнующего, чем когда два бойца Бета Спленденс сходятся на турнирном поле, они не видели.
   Противники отсалютовали друг другу и зрителям, и встали в боевую позицию.
   Перехват, несмотря на молодость, был очень хорошим бойцом. Никто, кроме соседей, не знал, как он играл на скрипке, но сражался он блестяще.
   Да только Забияка был лучше.
   Игрунья порхала вместе с его рукой, танцевала задорный танец, легко, играючи, проникая сквозь защиту Перехвата. Это был бой, когда даже зрителям, болеющим за племянника господина Лабео, было ясно, что проиграть сейчас Забияке для Перехвата не обидно. Т а к о е поражение стоит двух иных побед. Хотя, конечно, не перестает оставаться поражением.
   И Затычка победил в первом бою Весеннего Турнира.
   Перехват уходил с поля боя не расстроенным, а почти счастливым. Он смог быть достойным противником самому Забияке!
   – Виват! Виват!!! – кричали трибуны, и тетушка Гирошима, забыв свои же слова, кричала громче данюшек и Учителя Лабео вместе взятых.
   В этот вечер вся Акватика говорила только о прошедшем бое.
   Полосатик, вернувшись домой, снял с простыни фигурку Перехвата.

Глава четвертая. Неизвестный боец

   А Затычка мучился со своей поэмой.
   Сочинять ее было тем труднее, что перед глазами все еще стоял бой Забияки и Перехвата. Но Затычка решил не отступать и сделать хотя бы начало.
   Тем более, что в «Кратком пособии» и на этот случай был подходящий раздел: “Как сочинять поэмы героического содержания”.
   Дорогой наш любомудрый читатель, запомни одну несомненную истину: нет в мире героических и не героических событий, а есть героическое или не героическое их описание.
   Опытный поэт из любого, самого пустякового случая сможет сделать трагедию или драму в самом высоком стиле.
   Запомни, пытливая душа, что в героическом произведении нельзя употреблять обычные слова. Ты удивлен? Но таковы правила:
   Лицо, которое выводится в творении, не может просто идти, оно обязано шествовать, (ведь это куда героичнее).
   На врага герой обязан обрушиться, категорически нельзя говорить, что он просто нападает – сей стиль достоин народных песенок, а не высоких творений поэзии.
   Герой всегда совершает подвиг, даже если этот подвиг и в лупу не разглядеть. Не надо ждать, что подвиг героя сам бросится в глаза: нужно настойчиво искать его в любом поступке.
   Ты будешь не прав, сказав “он поехал в восточном направлении”, надо: “он устремился на восток”.
   Эти и нижеследующие советы, как путеводные вехи, позволят тебе, наш читатель, найти дорогу, которая приведет тебя к истинно героическому произведению!
   “Того нельзя, этого нельзя, – подумал грустно Затычка. – А что же можно?”
   “Краткое пособие” ответило и на этот вопрос:
   Вот небольшой список слов, которые употребляют, создавая героическое произведение:
   Долы, выси, стяги, твердыни, оплоты.
   Воитель (несокрушимый, непобедимый, неустрашимый, неколебимый и т. д.)
   Белоснежное чело, могучая рука, широкая грудь, разящий удар.
   Коварный враг, таящийся в ночи злодей, презренный тать.
   Година бедствий, неприступный бастион, неистовое буйство.
   Вознестись, вздыматься, виться.
   От списка Затычку оторвали Шустрик и Полосатик.
   – Пойдешь с нами? Северный Ветер, говорят, уже приехал в Акватику.
   Поскольку дело с поэмой продвигалось туго, Затычка охотно присоединился к друзьям.
   Загадочный боец Бета Спленденс остановился в гостинице, расположенной на улочке близ Цитадели. Гостиница так и называлась «У Цитадели».
   Когда данюшки подошли к ней, уже стемнело и на улицу из окон лился яркий свет.
   На первом этаже гостиницы располагался ресторанчик, знаменитый своей стряпней. Его очень любили старушки, которые приходили сюда после обеда выпить чашечку чая и съесть пару миндальных пирожных.
   Сейчас перед его окнами столпились мальчишки. У одного из окон данюшки заметили вихры своего старого приятеля Бублика – поваренка с Королевской Кухни, и двинулись к нему.
   – Привет! – обрадовался Бублик. – Протискивайтесь ко мне!
   – Что, смотрите, как Северный Ветер кушает? – угадал с ходу Шустрик.
   – Ага! – кивнул Бублик. – А то как же его увидишь?
   Взрослым, почтенным горожанам Акватики также хотелось поглазеть на бойца, о котором только и говорили в Городе, но стоять перед окнами, как мальчишки, им было неприлично.
   Только поэтому ресторанчик “У Цитадели” был полон отнюдь не старушками. Хозяин значительно поправил дела заведения за сегодняшний вечер.
   Данюшки, которым пока было плевать на приличия, тоже уставились в окно.
   В глубине зала за небольшим столиком на двоих обедал в компании какого-то маленького, толстенького человечка боец Бета Спленденс Северный Ветер. Он был худощавым и высоким, а на лицо у него словно кто-то надел бесстрастную, немного угрюмую глиняную маску.
   Была ли это маска высокомерия или застенчивости, данюшки не поняли.
   – Ух ты, – заметил немного оправившийся от приступов поэзии Затычка. – Он, по-моему, даже не моргает.
   Северный Ветер смотрел только в свою тарелку, зато его спутник весело оглядывал все вокруг, его темные круглые глазки так и прыгали на розовом лице.
   Он был одет так, как одевались в Союзе Королевств купцы: в мягкие короткие сапожки, узкие суконные штаны и широкую, всю в складках, длиной до колена бархатную куртку с большим отложным меховым воротником.
   Куртка была распахнута, являя миру его пузо, прикрытое рубашкой навыпуск из алого шелка, и украшенное поясом с большим кошельком и маленьким кинжальчиком.
   Северный Ветер, словно в противовес своему товарищу, был одет очень скромно, в серый неприглядный костюм, и лишь на поясе у него висела роскошная шпага, которую он не снял, даже отправляясь ужинать. Яблоко ее рукояти было украшено драгоценными камнями, которые лучились разноцветными огоньками, отражая свет свечей.
   Рядом с его шпагой Игрунья показалась бы просто чумазой замарашкой около принцессы.
   Северный Ветер скучно доел свое мясо с овощами, поднялся и ушел. Толстяк остался в зале, перед ним стояло еще пять нетронутых блюд.
   Каким образом ест он никого не интересовало. Народ стал расходиться из ресторанчика, а мальчишки отлепились от окна.
   – Посмотреть бы, как он тренируется! – мечтательно сказал Полосатик.
   – А зачем? – удивился Бублик.
   – Забияка нам на днях рассказывал, чтобы выиграть Игрунью, ему пришлось долго присматриваться к боям своего соперника. А сейчас все получится наоборот. Северный Ветер увидит в полуфинале как дерется Забияка, а Забияка останется в полном неведении насчет Северного Ветра. Значит очко форы у Северного Ветра уже есть.
   – Вы были у Забияки! – восхитился Бублик и со вздохом сказал, – Я бы тоже хотел… Жалко, что Вы меня не позвали…
   – Прости Бублик… – искренне огорчившись, сказал Шустрик. – Но мы подумали, что раз ты болеешь за Непобедимого Силача, то не захочешь идти к Забияке.
   – Я-то болею… – еще раз вздохнул Бублик. – Но ведь в этом турнире Силач не участвует. Поэтому я могу и за Забияку поболеть. Один раз можно. А там Непобедимый Силач опять сражаться начнет.

* * *

   На следующий день Полосатику досталась неприятная работа, которую он терпеть не мог: пойти на рынок и по маминому списку купить того – сего, пятого-десятого. Сразу на неделю.
   В обычные дни эта почетная обязанность была на отце, но Гонец дома бывает нечасто и тогда корзинка для продуктов (и не одна) торжественно вручалась мамой Полосатику.
   Нагруженный корзинками Полосатик пришел на ближайший к дому Рынок у Перекрестка и пошел по рядам, держа в голове матушкины наставления:
   “Десять пучков ранней петрушки, десять пучков раннего укропа, головку сыра, две дюжины яиц, горшочек меда, горшочек топленого масла, творогу, сметаны…” – список был ой каким длинным!
   Когда Полосатик, час спустя, направился к выходу с рынка, он был весь в поту, словно пробежал без остановки от Восточных Ворот до Неминуемого Моста.
   В одной руке у него была корзина с сыром, маслом и прочей снедью, в другой – с яйцами и зеленью. Идти приходилось осторожно, глядя под ноги, чтобы не поскользнуться ненароком на какой-нибудь скользкой корочке.
   – И как это мама забыла, что у меня зубы свободными остаются? – злился нагруженный Полосатик. – Я ведь и в зубах прекрасно могу еще что-нибудь нести!
   Но тут впереди он заметил толстяка – спутника Северного Ветра. (Его трудно было не заметить.) Полосатик подошел поближе.
   Толстяк стоял у прилавка, торгующего разной яркой мелочью, лениво перебирал вещи пухлыми пальцами и говорил продавцу, который привез свой товар откуда-то из-за Гостеприимного Перевала:
   – Ваш городок очень мил, но на мой взгляд чересчур тих. Вечером абсолютно нечем развлечься, нервы пощекотать. Я так не привык и мне здесь ужасно скучно. Неужели у вас нет никаких острых развлечений?
   – Сходите на полуфинал, – посоветовал ему на ломаном языке продавец. – Острых развлечений там – во! – и он ребром ладони резанул себя по горлу.
   Толстяк тоненько захихикал.
   – Вы меня не поняли, любезнейший. Я говорю о развлечениях, по сравнению с которыми ваш полуфинал показался бы детской игрой. Чтобы кровь там лилась, чтобы денежки звенели. А? Теперь Вы поняли, что я хочу?
   – Так это Вам надо за Город идти, в Красные Конюшни. В Западном Предместье это. Сегодня вечером, часиков в восемь, там все будет. Все, что Вы хотели. Да.
   – Очень хорошо! – обрадовался толстяк. – Это как раз то, что мне надо.
   Он купил у торговца какую-то безделушку и заторопился с рынка.
   Полосатик тоже пошел домой, разочарованный, что толстяк никак не упомянул о Северном Ветре, но ему стало очень интересно, что же твориться в этих Красных Конюшнях? О каких развлечениях говорил торговец?

Глава пятая. Красные конюшни

   Затычка продолжал биться над неподатливым произведением.
   Он решил не сдаваться, и, кровь из носу, сделать хотя бы начало поэмы.
   Из Места Где Всегда Тепло…
   придумал он наконец первую строчку и полез в «Краткое пособие», чтобы найти рифму.
   Пособие посоветовало взять для рифмы такие слова:
   весло, дупло, жерло, зло, крыло, помело, ремесло, сверло, стекло, седло, тепло, трепло, чело, число, назло, светло, тяжело.
   На север свой народ повел
   Из Места, Где Всегда Тепло
   решил уточнить начало строфы Затычка после некоторого раздумья.
   Пришлось искать рифму к слову “повел”.
   Но тут Затычку ждало тяжелое разочарование.
   Козел, осел и новосел – эти слова как-то плохо вставлялись в героическую поэму.
   Пришлось думать самому. Придумалось следующее:
   На север свой народ повел
   Из Места, Где Всегда Тепло
   Своим врагам совсем назло
   Великий Хромис – наш орел
   – А дело-то пошло! – обрадовался несказанно Затычка.
   В окно кто-то кинул горсть песка.
   Затычка распахнул раму и посмотрел вниз. Под окном стояли Полосатик и Шустрик.
   – Эй, мы решили за Город прогуляться! – крикнули они. – Пойдешь?
   – Не могу! – отозвался Затычка. – Идите без меня, потом расскажете.
   Друзья ушли.
   Затычка вернулся к столу.
   Коварный враг стремился вслед
   Стремясь народу помешать
   И торопился убежать
   Обратно мерзкий домосед,
   Который не хотел идти
   По Хромиса пути
   – строчил Затычка, чувствуя мощный прилив вдохновения.
   Шустрик и Полосатик отправились в поход за тайной одни.
   Хотя было еще рано, шел только шестой час вечера, но ведь еще надо было дойти до Западного Предместья и найти там эти конюшни.

* * *

   …Предместья стали лепиться к Акватике довольно давно.
   Сначала, когда Город только-только стал красоваться своей Цитаделью и внешними стенами на высоком берегу над Мероном, места в нем с избытком хватало всем.
   Король-основатель Хромис Первый, или, как его еще звали Хромис Великий, заложил просторный город.
   Просторный – для того количества людей, которое тогда жило в новорожденной Акватике. Годы шли и постепенно становилось тесновато. Город перешагнул за свои стены.
   Неподалеку от Акватики стали образовываться предместья – недалеко, чтобы в случае опасности их жители смогли укрыться под защитой Цитадели, но и не совсем близко, чтобы было куда расти улицам и участкам.
   В восточную сторону предместий не было – по негласному уговору, еще со времен Хромиса Великого, Непролазные Чащобы не трогали, не врезались в них дворами и огородами.
   На севере тоже не было – какой был смысл строить там жилье, если у Акватики нет Северных Ворот?
   На юг предместье было небольшим – Мерон не пускал, только между Городом и пристанью тянулись домишки, а у самой пристани много было складов.
   А вот на западе и на северо-западе предместья были большими. Там и места хватало, и до Города было недалеко, и Западные Ворота радушно впускали и выпускали всех желающих.

* * *

   Данюшки вышли из Города через Западные Ворота и свернули на дорогу, ведущую к Западному Предместью. Дорога была широкой и наезженной, идти по ней было сплошным удовольствием.
   Скоро они оказались в Западном Предместье и призадумались: где же здесь Красные Конюшни? Кругом домики, двух и трехэтажных, как в Акватике мало, но зато все одноэтажные с садами и огородами. На улицах роются в соре куры, во дворах мычат коровы. А где конюшни – непонятно.
   Наконец Шустрик не выдержал и остановил пробегающего мимо карапуза:
   – Скажи, мы правильно идем к Красным Конюшням?
   – Нет, не плавильно! – важно ответил карапуз. – Вы идете наплаво, а надо налево. А только потом наплаво. Понятно?
   – Понятно, – кивнул Шустрик.
   Карапуз умчался дальше по своим очень важным делам.
   – Ну что, пошли налево, а потом направо? – улыбнулся Шустрик.
   Они свернули на улочку по левой руке, прошли ею до конца, вышли на другую улицу, повернули направо.
   Новая улица привела их в чистое поле.
   Вдалеке, прямо посреди поля, стояло какое-то строение. Точнее, группа строений под общей крышей.
   – Наверное, это и есть небезызвестные Красные Конюшни, – сказал Полосатик.
   На огороженном поле стояли сметанные копны, а чуть в стороне паслись в загоне полосатые панаки.
   – Давай подождем, – предложил Шустрик. – Если мы правильно пришли, то и толстяк должен здесь появиться. Я не думаю, что он раньше нас успел.
   Они свернули в сторону под тень какого-то забора, уселись на наваленные бревна и приготовились ждать.