Страница:
Ритка виновато потупила взор. Подергала плечами. Посидела, помолчав, потом встряхнулась, вспорхнула с дивана и через мгновение уже висела у него на шее.
– Миленький, ты ведь со всем справишься, правда? Ты же умненький, талантливый, тебе любое дело по плечу! И ты нас никогда не бросишь!..
О последнем она не спрашивала. Последнее подразумевалось само собой. И, выговорившись, Ритка умчалась куда-то, оставив его наедине со своими крамольными мыслями.
А он ведь собирался их оставить! Еще как собирался!!! Если еще два дня назад мечты представлялись ему несбыточными, посещали его в редкие минуты одиночества и затишья, то теперь они обрели вполне реальную основу.
Виктория теперь свободна!!! Она абсолютно свободна от уз не успевшего узакониться брака. Свободна от Виктора своего малахольного, который скакал, скакал из фирмы в фирму, а потом решил угомониться таким вот отвратительным способом. Нет у нее теперь никаких ни перед кем обязательств, никаких!!!
И Бобров понял, что судьба посылает ему не просто шанс, она преподносит ему подарок, и не воспользоваться им он не имеет права.
Правда, стоило повременить. Если он сейчас вдруг начнет водить хороводы вокруг своей секретарши, это могут заметить. Начнут строить догадки, соединять разрозненные концы всей этой скандальной истории. Могут ведь и милицию привлечь. А что? Запросто! И милиция эта сразу накопает, что за Виктором Синицыным Иван Чаусов ездил и ходил тенью.
С какой такой целью, а? Зачем, спросят, вам занюханный программист понадобился? К жене его гражданской слабость питаете, не так ли? Конечно, он же мешал вам. А простите…
Не вы ли его угомонили, уважаемый, под шумок-то? Ведь принято считать: нет человека, нет проблем! А Виктор Синицын в данном случае был для вас, Бобров Николай Алексеевич, проблемой. Еще какой проблемой он был! Он ведь мешал воплотить мечту в реальность? Мешал! Вика никогда бы не оставила его? Нет, конечно, потому что любила. Вот вы и поспешили избавиться от соперника.
Когда Бобров додумался до этого в день внезапной кончины мужа Виктории, то ему пришлось даже вызывать «неотложку». Давление подскочило.
Вдруг, метались его шальные мысли, кто Ваньку Чаусова рядом с фирмой видел?! Вдруг кто-то его присутствие там со смертью программиста свяжет? Вдруг Ваня потом на Боброва перстом укажет, что тогда?! А затем вдруг и вовсе подумал, что Чаусов, решив угодить своему начальству, взял и в самом деле прикончил Виктора Синицына.
А что? Он может. Что ему стоило сигануть с улицы в туалет да привязать хлипкую шейку программиста к трубе отопления! Это для его силищи – пара пустяков. А потом тем же путем вернуться обратно в машину.
И Бобров, не выдержав, вызвал Чаусова вечером к себе. Долго ходил вокруг да около, истомив бедного малого едва ли не до обморочного состояния. Тот сначала зевки подавлял, а затем уже зевал широко и с хрустом, не стесняясь.
– Слышь, Вань, а это случайно не ты его, а? – как бы невзначай обронил Бобров.
– Кого? – Парень даже не понял, о ком речь.
– Ну… Виктора этого случайно не ты удавил?
У того будто кто бетонную плиту перед носом с шестого этажа сбросил, настолько оторопелым он выглядел.
– Да вы что, Николай Алексеевич, в своем уме?? – зашипел он, забыв о субординации. – Чтобы я его?.. Да зачем мне?!
– Ну… Не знаю. Может, хотел мне угодить, – начал было мямлить Бобров, но, видя усиливающееся недоумение Ивана, быстро сменил направление: – Может, хотел сам, чтобы Вика оказалась свободной.
– Нужна мне ее свобода как рыбе зонтик! – взревел Чаусов, вскакивая со стула, и так пульнул его ногой в угол, что тот, хрястнув, развалился. – Вы с больной головы на здоровую не валите! Был ваш приказ следить за малым, я и следил. И исправно докладывал. – И тут вдруг Ваня сделал очень догадливое лицо и тихо спросил: – А что, вы хотели, чтобы я его убил?
– Я?? – Бобров задохнулся, ухватившись за голову, в которой все стучало и тюкало. – Мне-то это зачем?!
– Но зачем-то вам понадобилось следить за ним! Зачем?
Чаусов говорил очень смелые и очень опасные вещи. Было видно, что он не боится его – Боброва. Не боится потерять работу. И вообще ничего не боится.
– Виктория вам нужна, так ведь, Николай Алексеевич? – хмыкнул здоровенный детина. – Да ради бога! Мне-то что! Только… Предупреждаю вас, хоть вы и мой работодатель: не смейте меня впутывать в ваши амурные дела.
– Ты что это себе позволяешь? – простонал Бобров слабым голосом. – Кто дал тебе право со мной так разговаривать?!
– А вам со мной? – нагло осклабился Чаусов.
И вот в этот самый момент Бобров понял, что он у Ивана на крючке. Да еще и на каком крючке!
– Ладно, ладно, не кипятись, – начал он примирительно и указал на другой стул. – Присядь-ка, пока еще не всю мебель тут разломал.
– Извините, – буркнул Чаусов, присаживаясь на другой стул. – Вычтите из зарплаты за поломку.
– И вычту! – начал было Бобров начальствующе, но тут же сдулся. – Ладно, разберемся. Ты вот что… Ничего подозрительного не видел, пока ждал его возле фирмы?
– Я? – Чаусов неуверенно пожал плечами. – А что я мог там видеть-то, Николай Алексеевич? Я за входом наблюдал, Синицына караулил снаружи. Внутрь меня не пускали.
– Ну а снаружи ничего не видел?
Бобров впился в малого взглядом. Не нравились ему его ответы, совсем не нравились. Что-то он видел! Точно что-то видел! Или знает о чем-то, или вообще замешан в этой страшной грязной истории и теперь станет его – Боброва – шантажировать. Вот дурак, связался!..
– А что там можно было видеть-то, Николай Алексеевич?
Он смотрел все время мимо Боброва, и тот сразу понял – врет. Врет Ваня как мерин сивый. Что-то скрывается за его невозмутимостью, то ли осведомленность какая-то, то ли тайная угроза его – бобровскому – благополучию.
Ладно, время покажет, что с ним дальше делать. Пока надо притихнуть. В любом случае этот качок ему не угроза.
– Значит, не видел ничего и никого? – еще раз на всякий случай уточнил он.
– Нет, – отчеканил Чаусов, поднимаясь с места. – Так я пойду?
– Иди, Ваня, иди…
Потом о возможной угрозе со стороны Чаусова как-то подзабылось, и Бобров все свои мысли сосредоточил на Виктории.
Вот о ком следовало печься, о ком заботиться. Тоже, конечно, с предельной осторожностью, но начинать следовало именно сейчас…
Он не знал, разумеется, что Чаусов, выйдя из его кабинета и спускаясь по лестнице, не выдержал и набрал номер своего армейского дружка, с которым не виделся уже год.
– Здорово! – поприветствовал он его, как только услыхал в трубке знакомый голос. – Как жизнь?
– Здорово! – Тот обрадовался, но про жизнь свою ничего не сказал, а спросил тут же: – Ну и чего тебе от меня понадобилось?
– Да вот… Кажется, я влип в неприятную историю, Серега.
– Что меня совершенно не удивляет. Из-за бабы?
– И да, и нет.
– Как это?
– Да баба, понимаешь, не моя.
– Опа! А чья же?!
– Да начальника моего! И не совсем даже его, а парня одного, а босс просто глаз на нее положил.
– Ну а ты тут при чем?! – удивился Сергей, попутно отдавая кому-то приказания.
– А при том, что он мне поручил за парнем этой бабы следить.
– Зачем?!
– Спроси его! Так вот, поручил мне следить за ним, я и следил. – Чаусов вздохнул, подходя к своей машине.
– Чего вздыхаешь? – насторожился сразу Сергей, зная, что заставить переживать Чаусова может не всякий.
– Да пока я следил за парнем, то есть торчал возле офиса, где он работал, парень сыграл в ящик.
– Опа! – уже тревожно воскликнул Сергей. – Сам сыграл или помогли?
– Вроде сам удавился на трубе отопления в туалете, но…
– Но тебе что-то не нравится, так?
– И не только мне!
– А кому еще?
– Моему боссу!
– Тому, что поручил тебе следить за парнем?
– Точно…
– И что же, он теперь поручает тебе найти возможного убийцу, что вставил шею парня в петлю? – попытался догадаться Серега.
– Если бы! – Иван сел за руль, поиграл ключами, захлопнул дверцу машины. – Он сейчас издалека так намекнул на то, что я будто бы проявил инициативу и парня удавил.
– Он что, идиот?! – Серега выругался матом. – Или чересчур мудрый?
– Скорее второе!
– Тебя-то что конкретно волнует, если знаешь, что ты тут ни при чем?! Видел, что ли, что?
– Ну!
– И че теперь?
– Да вот не знаю, в ментуру податься или самому попытаться разобраться в этом говне. – Иван завел машину. – К ментам подашься, начнут доставать, че, мол, делал возле офиса и все такое. Бобра не сдашь, тот соскочит и меня подставит.
– Сто процентов! – Сергей зашуршал бумагами и снова отдал кому-то распоряжение, утробно посмеявшись.
– Ты че там, Серега, секретаршу свою лапаешь?! – разозлился Чаусов. – Тут у друга дело – дрянь, а он там… Да идите вы все!..
Глава 7
– Миленький, ты ведь со всем справишься, правда? Ты же умненький, талантливый, тебе любое дело по плечу! И ты нас никогда не бросишь!..
О последнем она не спрашивала. Последнее подразумевалось само собой. И, выговорившись, Ритка умчалась куда-то, оставив его наедине со своими крамольными мыслями.
А он ведь собирался их оставить! Еще как собирался!!! Если еще два дня назад мечты представлялись ему несбыточными, посещали его в редкие минуты одиночества и затишья, то теперь они обрели вполне реальную основу.
Виктория теперь свободна!!! Она абсолютно свободна от уз не успевшего узакониться брака. Свободна от Виктора своего малахольного, который скакал, скакал из фирмы в фирму, а потом решил угомониться таким вот отвратительным способом. Нет у нее теперь никаких ни перед кем обязательств, никаких!!!
И Бобров понял, что судьба посылает ему не просто шанс, она преподносит ему подарок, и не воспользоваться им он не имеет права.
Правда, стоило повременить. Если он сейчас вдруг начнет водить хороводы вокруг своей секретарши, это могут заметить. Начнут строить догадки, соединять разрозненные концы всей этой скандальной истории. Могут ведь и милицию привлечь. А что? Запросто! И милиция эта сразу накопает, что за Виктором Синицыным Иван Чаусов ездил и ходил тенью.
С какой такой целью, а? Зачем, спросят, вам занюханный программист понадобился? К жене его гражданской слабость питаете, не так ли? Конечно, он же мешал вам. А простите…
Не вы ли его угомонили, уважаемый, под шумок-то? Ведь принято считать: нет человека, нет проблем! А Виктор Синицын в данном случае был для вас, Бобров Николай Алексеевич, проблемой. Еще какой проблемой он был! Он ведь мешал воплотить мечту в реальность? Мешал! Вика никогда бы не оставила его? Нет, конечно, потому что любила. Вот вы и поспешили избавиться от соперника.
Когда Бобров додумался до этого в день внезапной кончины мужа Виктории, то ему пришлось даже вызывать «неотложку». Давление подскочило.
Вдруг, метались его шальные мысли, кто Ваньку Чаусова рядом с фирмой видел?! Вдруг кто-то его присутствие там со смертью программиста свяжет? Вдруг Ваня потом на Боброва перстом укажет, что тогда?! А затем вдруг и вовсе подумал, что Чаусов, решив угодить своему начальству, взял и в самом деле прикончил Виктора Синицына.
А что? Он может. Что ему стоило сигануть с улицы в туалет да привязать хлипкую шейку программиста к трубе отопления! Это для его силищи – пара пустяков. А потом тем же путем вернуться обратно в машину.
И Бобров, не выдержав, вызвал Чаусова вечером к себе. Долго ходил вокруг да около, истомив бедного малого едва ли не до обморочного состояния. Тот сначала зевки подавлял, а затем уже зевал широко и с хрустом, не стесняясь.
– Слышь, Вань, а это случайно не ты его, а? – как бы невзначай обронил Бобров.
– Кого? – Парень даже не понял, о ком речь.
– Ну… Виктора этого случайно не ты удавил?
У того будто кто бетонную плиту перед носом с шестого этажа сбросил, настолько оторопелым он выглядел.
– Да вы что, Николай Алексеевич, в своем уме?? – зашипел он, забыв о субординации. – Чтобы я его?.. Да зачем мне?!
– Ну… Не знаю. Может, хотел мне угодить, – начал было мямлить Бобров, но, видя усиливающееся недоумение Ивана, быстро сменил направление: – Может, хотел сам, чтобы Вика оказалась свободной.
– Нужна мне ее свобода как рыбе зонтик! – взревел Чаусов, вскакивая со стула, и так пульнул его ногой в угол, что тот, хрястнув, развалился. – Вы с больной головы на здоровую не валите! Был ваш приказ следить за малым, я и следил. И исправно докладывал. – И тут вдруг Ваня сделал очень догадливое лицо и тихо спросил: – А что, вы хотели, чтобы я его убил?
– Я?? – Бобров задохнулся, ухватившись за голову, в которой все стучало и тюкало. – Мне-то это зачем?!
– Но зачем-то вам понадобилось следить за ним! Зачем?
Чаусов говорил очень смелые и очень опасные вещи. Было видно, что он не боится его – Боброва. Не боится потерять работу. И вообще ничего не боится.
– Виктория вам нужна, так ведь, Николай Алексеевич? – хмыкнул здоровенный детина. – Да ради бога! Мне-то что! Только… Предупреждаю вас, хоть вы и мой работодатель: не смейте меня впутывать в ваши амурные дела.
– Ты что это себе позволяешь? – простонал Бобров слабым голосом. – Кто дал тебе право со мной так разговаривать?!
– А вам со мной? – нагло осклабился Чаусов.
И вот в этот самый момент Бобров понял, что он у Ивана на крючке. Да еще и на каком крючке!
– Ладно, ладно, не кипятись, – начал он примирительно и указал на другой стул. – Присядь-ка, пока еще не всю мебель тут разломал.
– Извините, – буркнул Чаусов, присаживаясь на другой стул. – Вычтите из зарплаты за поломку.
– И вычту! – начал было Бобров начальствующе, но тут же сдулся. – Ладно, разберемся. Ты вот что… Ничего подозрительного не видел, пока ждал его возле фирмы?
– Я? – Чаусов неуверенно пожал плечами. – А что я мог там видеть-то, Николай Алексеевич? Я за входом наблюдал, Синицына караулил снаружи. Внутрь меня не пускали.
– Ну а снаружи ничего не видел?
Бобров впился в малого взглядом. Не нравились ему его ответы, совсем не нравились. Что-то он видел! Точно что-то видел! Или знает о чем-то, или вообще замешан в этой страшной грязной истории и теперь станет его – Боброва – шантажировать. Вот дурак, связался!..
– А что там можно было видеть-то, Николай Алексеевич?
Он смотрел все время мимо Боброва, и тот сразу понял – врет. Врет Ваня как мерин сивый. Что-то скрывается за его невозмутимостью, то ли осведомленность какая-то, то ли тайная угроза его – бобровскому – благополучию.
Ладно, время покажет, что с ним дальше делать. Пока надо притихнуть. В любом случае этот качок ему не угроза.
– Значит, не видел ничего и никого? – еще раз на всякий случай уточнил он.
– Нет, – отчеканил Чаусов, поднимаясь с места. – Так я пойду?
– Иди, Ваня, иди…
Потом о возможной угрозе со стороны Чаусова как-то подзабылось, и Бобров все свои мысли сосредоточил на Виктории.
Вот о ком следовало печься, о ком заботиться. Тоже, конечно, с предельной осторожностью, но начинать следовало именно сейчас…
Он не знал, разумеется, что Чаусов, выйдя из его кабинета и спускаясь по лестнице, не выдержал и набрал номер своего армейского дружка, с которым не виделся уже год.
– Здорово! – поприветствовал он его, как только услыхал в трубке знакомый голос. – Как жизнь?
– Здорово! – Тот обрадовался, но про жизнь свою ничего не сказал, а спросил тут же: – Ну и чего тебе от меня понадобилось?
– Да вот… Кажется, я влип в неприятную историю, Серега.
– Что меня совершенно не удивляет. Из-за бабы?
– И да, и нет.
– Как это?
– Да баба, понимаешь, не моя.
– Опа! А чья же?!
– Да начальника моего! И не совсем даже его, а парня одного, а босс просто глаз на нее положил.
– Ну а ты тут при чем?! – удивился Сергей, попутно отдавая кому-то приказания.
– А при том, что он мне поручил за парнем этой бабы следить.
– Зачем?!
– Спроси его! Так вот, поручил мне следить за ним, я и следил. – Чаусов вздохнул, подходя к своей машине.
– Чего вздыхаешь? – насторожился сразу Сергей, зная, что заставить переживать Чаусова может не всякий.
– Да пока я следил за парнем, то есть торчал возле офиса, где он работал, парень сыграл в ящик.
– Опа! – уже тревожно воскликнул Сергей. – Сам сыграл или помогли?
– Вроде сам удавился на трубе отопления в туалете, но…
– Но тебе что-то не нравится, так?
– И не только мне!
– А кому еще?
– Моему боссу!
– Тому, что поручил тебе следить за парнем?
– Точно…
– И что же, он теперь поручает тебе найти возможного убийцу, что вставил шею парня в петлю? – попытался догадаться Серега.
– Если бы! – Иван сел за руль, поиграл ключами, захлопнул дверцу машины. – Он сейчас издалека так намекнул на то, что я будто бы проявил инициативу и парня удавил.
– Он что, идиот?! – Серега выругался матом. – Или чересчур мудрый?
– Скорее второе!
– Тебя-то что конкретно волнует, если знаешь, что ты тут ни при чем?! Видел, что ли, что?
– Ну!
– И че теперь?
– Да вот не знаю, в ментуру податься или самому попытаться разобраться в этом говне. – Иван завел машину. – К ментам подашься, начнут доставать, че, мол, делал возле офиса и все такое. Бобра не сдашь, тот соскочит и меня подставит.
– Сто процентов! – Сергей зашуршал бумагами и снова отдал кому-то распоряжение, утробно посмеявшись.
– Ты че там, Серега, секретаршу свою лапаешь?! – разозлился Чаусов. – Тут у друга дело – дрянь, а он там… Да идите вы все!..
Глава 7
Суббота выдалась как раз такой, как он и ожидал. Серой, неуютной и холодной. Что неделю, что две недели назад, все одинаково!
Почему так?
Да потому что за окном почти на уровне его восьмого этажа висело сизое небо, не обещавшее и прорехи, в которую пробилось бы солнце. Магазин за углом, куда он метнулся утром за продуктами, оказался закрытым на учет, а тащиться за три квартала в другой не хотелось. Убирать в квартире, где по углам клубилась пыль, тоже не хотелось. А тут еще после обеда и отопление отключили, где-то что-то прорвало.
Чему было радоваться-то?
Вот Грибов и лежал на диване, укутавшись в подаренный теткой семь лет назад теплый плед из верблюжьей шерсти, и презирал себя тихонько за леность и нежелание хоть что-то изменить в своей жизни. Тупо смотрел в телевизор, тянул чашку за чашкой безвкусный дешевый чай, потому что другого не было, и с брезгливостью посматривал на свое запущенное жилище.
Так вот он и состарится в пыли и одиночестве! Будет ходить на службу. В выходные станет себя презирать и чахнуть от собственной никому ненужности. И лень ему будет что-то менять, чем-то заниматься. Потому что он…
Окончательный диагноз он поставить не успел. Позвонила Елена Ивановна.
– Чахнешь? – вздохнула она с пониманием. – Лежишь небось на диване, пялишься в ящик и жалеешь себя? В холодильнике пусто, в квартире не прибрано…
– Почему это не прибрано? – возмутился он. – Мне что, убрать квартиру трудно?
– Тебе не трудно, Грибов, тебе лень. – Елена рассмеялась. – Жениться тебе надо, барин!
– На ком?! – Грибов вздохнул тяжело. – Одни авантюристки, крохоборки и акулы, прости меня, Аль. Ты вот была одна путевая, и ту Сашка из-под носа увел. На ком жениться-то?!
– Ладно, не ной, есть одна девушка…
– Ой, только не начинай! – взвыл Грибов, своих знакомых девушек Елена поставляла ему контейнерами.
– Вот! Вот видишь, какой ты! – возмутилась она. – А ноешь, что тебе одному плохо!
– Я не ною, – возразил со слабым вздохом Грибов. – И с чего ты взяла, что я сейчас один? Может, я…
– Вот именно, что может, – она снова рассмеялась. – Ладно, Сашка тебя на пирог приглашает. Приедешь?
– Нет, – ответил он поспешно.
– Почему? – Елена удивилась. – Занят, что ли?
– Конечно! Суббота, вечер, планов громадье!
– Врешь ты все, Грибов. Ладно, как знаешь. А вот Ленька Фомин, между прочим, уже к нам едет.
Грибов тут же с досады закусил губу. Тянули его за язык про планы несуществующие брякнуть. Если бы он знал с самого начала, что Ленька едет к ним в гости, он бы тоже не отказался. Теперь поздно. А может, и к лучшему, что не поедет. После их уютного семейного гнезда в свое жилище возвращаться будет совсем невмоготу. Уборку, что ли, сделать?..
И сделал ведь! Да так упирался, что даже в шкафу в кухне все стекла перемыл. И в магазин засобирался. В холодильнике мышь удавилась, пора было заполнять полки провизией. А там Леньке позвонить можно будет, он наверняка не откажется после посещения счастливого семейства к нему на огонек заглянуть.
Ленька отказался, сославшись на свидание. Но Грибов не стал унывать. Ничего, он и один как-нибудь вечер скоротает. Благо что отопление запустили, в квартире потеплело уже через час. Пол и мебель сверкали чистотой. В раковине ни единой грязной тарелки, сейчас еще продукты закупит, рассует по полкам холодильника…
Он уже подходил к дому, когда его окликнули.
– Анатолий Анатольевич Грибов, это вы?
Темная тень, метнувшаяся к нему от детских качелей в пяти метрах от подъезда, заставила его вздрогнуть от неожиданности. Голос был женским и незнакомым, что не могло не вдохновлять. Ну, вот, а он за субботний вечер переживал. Не придется коротать в одиночестве. Неужели Елена Ивановна все-таки вопреки его запретам прислала свою подружку?
– Слушаю вас, – он открыл подъездную дверь. – Мы знакомы?
– И да, и нет.
Женщина была невысокой и все время прятала лицо в воротнике короткой шубки. Кажется…
Кажется, он начал узнавать ее. Похоже, это подружка повесившегося парня. Зовут ее, дай бог памяти, Виктория Мальина.
Что она здесь делает? Уж не его ли караулит? И если его караулит, то каким образом адрес узнать смогла?
– Связи, – односложно пояснила Виктория, когда Грибов задал ей вопрос. – Думаете, так трудно позвонить знакомым своих знакомых, навести о вас справки, узнать ваш домашний адрес?
– Думал, что не так легко. – Грибов почесал затылок. – Может, вас и номером моего мобильного снабдили?
– Нет, не снабдили, а то я позвонила бы непременно, прежде чем решилась прийти к вам.
– А с чего хоть решились-то? – Грибов суетливо потоптался на месте, шурша пакетами, потом предложил: – Слушайте, Виктория, вы ведь наверняка не спешите, может, зайдем ко мне? Не на улице же нам, в самом деле, разговаривать!
– Идемте, – не стала она отказываться. – На улице в самом деле неудобно.
Грибов проводил ее в комнату, мысленно похвалив себя за наведенный в квартире порядок, а сам помчался в кухню разбирать пакеты с продуктами и ставить чайник. Надо же, и не думал, что вечер субботы выдастся именно таким.
– Виктория, вы не голодны? – спросил он на всякий случай, прокричав ей с кухни.
– Нет, спасибо, – отозвалась она так же громко.
– А чаю? Чаю выпьете со мной?
– Чаю можно…
Чай Грибов заваривать не умел. И не любил, если честно, все эти ритуальные приседания с ополаскиванием чайника, с распариванием листа, с добавлением потом кипятка. Он предпочитал просто бросать себе в чашку два пакетика чая.
– Мне тоже два, – попросила Вика, устроившись в его кухне. – Глаза слипаются после всего, просто сплю на ходу. Врачи говорят, что это пройдет. Результат стресса и все такое…
– Похоронили? – задал Грибов идиотский вопрос и тут же пожалел об этом.
И без того бледное лицо девушки сделалось синюшным. Губы задрожали, но она все же выдавила, хотя и с большим трудом:
– Не на земле же его было оставлять. Правда, в церковь не пустили… Поэтому…
– Поэтому что? – поторопил ее Грибов, смотреть на ее страдания и еще слушать, как она молчит и всхлипывает, было очень тяжело.
– Собственно, поэтому я и здесь! – закончила она наконец и с вызовом глянула на него, мол, только попробуй счесть ее сумасшедшей. – Не потому, что вы ответственны за то, что его не отпевали в церкви, а потому, что он был… верующим человеком! И он никогда бы не допустил… Он не посмел бы никогда сотворить с собой подобное! Это же страшный грех, понимаете! Виктор чтил бога и старался жить праведно.
Ох, горе ты, горе! Откуда же тебе знать, бедная девочка, что пришло в тот момент твоему программисту в голову? О чем он думал, о чем печалился и чего боялся? Уж не о собственном грехопадении в тот момент он думал, стопроцентно. Что-то мучило его, угнетало, давило, постоянно напоминало о себе, и избавления от этого не было, вот в чем проблема. И эта проблема затмила все остальное, поэтому он и решил ее именно так. Именно таким вот изуверским способом поквитавшись с самим собой.
– Я вижу, вы мне не верите, – кивнула Вика, осторожно двигая чашкой по столу. – Оно и понятно, люди, решившиеся на самоубийство, редко удостаиваются сочувствия. А уж расследовать причины, заставившие их сотворить подобное, тем более никто не станет.
– Ну почему же. Существует наказание за доведение человека до самоубийства, но ведь, если я правильно понимаю ситуацию, ваш муж сознательно сделал это. Он в предсмертной записке написал об этом. Вы решили, что она слишком лаконична и что он не мог так написать, но…
– Да, понимаю, вы хотите сказать, что в такие моменты не до романтических посланий, – она снова кивнула, двигая чашкой по кругу. – Пусть так, но… Но если даже он и сам ушел из жизни, то его довели до этого.
– У него были враги? – тут же зацепился Грибов.
Надо же было с чего-то начинать, а то она ходит вокруг да около да чашкой елозит по столу. Так можно до утра просидеть и ни до чего не договориться.
– Враги? Да… Не знаю… Но в последние дни Витя стал очень нервозен.
– Ему угрожали?
– Нет… Не знаю, дошло ли дело до угроз, но за ним следили!
– Вот как?
Грибов удивился. Он не ожидал, что судьба незадачливого программиста, поменявшего за последний год шесть мест работы, может кого-то интересовать.
– Может, это была его бывшая возлюбленная? У него ведь кто-то был до вас?
– Был, конечно. – Вика посмотрела на него, как на ребенка. – Но с чего это ей было ждать два года, прежде чем начать следить за ним? Нелогично!
– Нелогично. – согласился Грибов. – А кто мог следить за ним, он ничего по этому поводу не говорил? И как вы узнали о слежке?
– Кто мог следить, я не знаю. И Витя не знал. Это совершенно точно. Он просто занервничал и как-то решился поговорить со мной обо всех своих увольнениях. Начал с того, что он не просто так увольнялся или что-то в этом роде.
– А там что же, прослеживалась какая-то связь?
– Я не знаю! Он так и не договорил! Его отвлек телефонный звонок. Он с кем-то очень долго и нервно говорил по телефону…
– Звонок был на мобильный? – перебил ее Грибов, понемногу увлекаясь.
– Нет, звонили на домашний. Кажется, из бара или ресторана. Шумно было очень. Витя еще повторял фразы по несколько раз и говорил громко. Я потом его спросила, чего, мол, кричал-то. А он ответил, что звонили из кабака, плохо было слышно.
– А кто звонил, он не сказал?
– Нет, не сказал. Ушел от ответа, сославшись, что я этого человека не знаю.
– И к вопросу о своих увольнениях он больше не возвращался?
– Нет. – Вика мотнула головой, глянув на него несчастными глазами. – Но то, что за ним кто-то следил, об этом он говорил потом неоднократно в течение всей недели.
– Стало быть, слежку он почувствовал за неделю до самоубийства? – уточнил Грибов.
– Да, за неделю до собственной смерти, – поправила его Виктория с недовольно поджатыми губами. И воскликнула потом: – Как вы не понимаете, тот человек, который ходил за ним повсюду, мог его и убить!
– Или просто загнать его в угол, в петлю то есть. Вы ведь не знаете причины увольнения собственного мужа? Не знаете. – Грибов перестал быть лояльным и начал говорить жестко и прямо, как если бы говорил с ней в своем кабинете. – А почему вы думаете, что Виктор ваш был таким уж безупречным гражданином? Может быть, он сильно насолил кому-то. И этот кто-то начал его преследовать и требовать что-либо… Нервы у вашего Виктора не выдержали, вот он и…
– Нет. Это неправда. – Она вдруг так толкнула по столу чашку, что чай из нее расплескался, и коричневые кляксы расползлись по клеенке. – Так говорить, значит, не знать его вовсе! Он был славным человеком! И порядочным! Очень порядочным! Если кто-то следил за ним, то с одной лишь целью!
– С какой?
Грибов успокоился окончательно. Хвалебных речей родственников преступников и потерпевших в их адрес он наслушался за свою жизнь предостаточно.
Виктория ведь могла и не знать о пакостях своего гражданского супруга, не так ли? Она даже о причинах его многократных увольнений не знала, деликатно воздерживаясь от вопросов, чего же говорить о чем-то более серьезном. И не исключено, что на самоубийство программиста могло толкнуть какое-то преступление, которое тот тщательно скрывал. И даже более того, Грибов теперь в этом был почти уверен. Но…
Если этот парень напакостил в своей жизни так, что совесть его заглодала и загнала в петлю, то и… поделом ему. Кого еще винить-то?! Кого искать? Пострадавших от его же пакостных рук? Ну, допустим, найдет Грибов их, дальше-то что? Кому от этого станет легче?
– Мне! – выпалила Виктория, когда Грибов, не особо выбирая выражения, изложил ей свою точку зрения. – Мне станет легче, понимаете! Мне просто необходимо знать, кого именно я потеряла: мерзавца или святого! И я хочу…
Она снова замолчала, уставившись на Грибова умоляющими зелеными глазищами, в которых блестели слезы.
– Что вы хотите? – поторопил он ее недовольно.
– Чтобы вы мне в этом помогли, Анатолий! Иначе я просто не смогу жить, понимаете?! Я просто умру от этого! И… это уже будет на вашей совести. – И Вика заплакала.
Вот тебе и субботний вечер. Уж лучше бы Елена сосватала ему на эти выходные одну из своих знакомых, и он укатил бы с ней куда-нибудь за город, чем сидеть напротив симпатичной одинокой девушки – а она ведь нравилась ему – и понимать, что шансов у тебя с ней никаких абсолютно. Ни теперь, ни потом.
Ведь что получается, Грибов? Получается, что ты теперь должен в ущерб своему свободному от основной работы времени искать причины, загнавшие ее парня в петлю. Что ты от этого поимеешь? Ровным счетом ничего, кроме возможных неприятностей или ее благодарственного поцелуя в щеку.
Докажи он ей, что Виктор умер героем, она во вдовстве своем благородном еще пару лет станет страдать.
А ему что, ждать, что ли?
Докажи он, что Виктор был мудаком и умер, как мудак полный, она также будет страдать и раны душевные зализывать еще и того дольше.
А ему что же, снова ждать?
И ведь самое противное – отказать он ей теперь не может, так как девочка недвусмысленно дала понять: если что, ее смерть будет на его совести.
– Как вы себе представляете все это?! – начал он пыхтеть скорее по инерции, уже понимал, конечно, что влип. – Вы не знаете его друзей, его возможных врагов, не знаете причин его увольнений. Вы ничего не знаете! С чего мне начинать, Виктория?! И главное, когда мне этим заниматься? Официально – дела никакого нет, его смерть признана самоубийством, свидетельство тому судебно-медицинская экспертиза, предсмертная записка и многочисленные показания свидетелей. Вы понимаете, что в свое рабочее время я не смогу заниматься этим! Да я и вообще не смогу, потому что не вижу смысла!
– Вы возьмете отпуск, Анатолий. – Ее голос вдруг обрел необычайную силу, и слезы высохли. – Я вам компенсирую все затраты. Я заплачу вам, я не говорила? Извините! Конечно, я заплачу вам! Очень щедро заплачу! Мне нужна правда… А начать вы можете не с его друзей, которых я и в самом деле не знаю, а с тех мест, где Витя успел поработать и откуда самым странным образом так быстро увольнялся. Вот список компаний, я переписала…
И она пододвинула к нему по столу небольшой листок бумаги с названиями фирм. Какие-то названия были Грибову знакомы, о каких-то фирмах он вообще ничего не слыхал и не подозревал даже, что они существуют.
Грибов нервно свернул листок до размеров спичечного коробка и сунул в карман рубашки, искренне надеясь на то, что он ему не понадобится. Может, девочка передумает через день-другой, а?
– Он все время работал программистом?
– Я не знаю, скорее всего. – Виктория приложила ладони к глазам и заговорила с печалью: – Оказалось, что я так мало о нем знаю вообще. Мы любили друг друга, прожили бок о бок два года, до этого еще встречались… Я считала его родным человеком, и вдруг оказалось, что я почти ничего о нем не знаю. Наверное, программистом. Вам лучше узнать в фирмах, где он работал.
– А вы не можете посмотреть в его трудовой книжке? – напомнил Грибов, устав слушать про чужую любовь. – Это же проще простого.
Он к Елене сегодня не поехал только по причине того, что не желал наблюдать чужое счастье и ощущать себя рядом с ним совершенно старым и никому не нужным. Тут Виктория на голову свалилась.
– Вы так считаете? – Она глянула на него из-под ладоней с легкой усмешкой. – Кто же мне его трудовую книжку отдаст, Анатолий Анатольевич? Вы, милиция то есть, не взяли, потому что не нужна она вам. А мне никто не отдаст. Так и станет пылиться в архиве у кадровиков.
– А почему? – не сразу понял он.
– Потому что в гражданском браке мы жили, без штампа в паспорте, оттого и прав никаких. Но вы не сомневайтесь, названия фирм, где Витя работал, я помню отлично. Здесь сбоев не будет.
Сбоить начало в другом месте и уже в самом начале трудовой недели.
Елена пришла на работу в понедельник мегера мегерой. Сходила на совещание к начальству, вернулась оттуда еще более мрачной и агрессивной, орала на всех подряд, включая Грибова. Затем, наоравшись вдоволь, потребовала письменных отчетов через час и ушла. А потом явилась в кабинет совершенно некстати, будто под дверью караулила. Грибов только-только номер телефона одной из контор, где работал Синицын, набрал, как тут Елена в дверь просочилась.
– Куда звонишь, Грибов?! – прицепилась она тут же, заподозрив его в бездельничанье.
– Да так, никуда, – он помахал трубкой в воздухе. – А че?
Почему так?
Да потому что за окном почти на уровне его восьмого этажа висело сизое небо, не обещавшее и прорехи, в которую пробилось бы солнце. Магазин за углом, куда он метнулся утром за продуктами, оказался закрытым на учет, а тащиться за три квартала в другой не хотелось. Убирать в квартире, где по углам клубилась пыль, тоже не хотелось. А тут еще после обеда и отопление отключили, где-то что-то прорвало.
Чему было радоваться-то?
Вот Грибов и лежал на диване, укутавшись в подаренный теткой семь лет назад теплый плед из верблюжьей шерсти, и презирал себя тихонько за леность и нежелание хоть что-то изменить в своей жизни. Тупо смотрел в телевизор, тянул чашку за чашкой безвкусный дешевый чай, потому что другого не было, и с брезгливостью посматривал на свое запущенное жилище.
Так вот он и состарится в пыли и одиночестве! Будет ходить на службу. В выходные станет себя презирать и чахнуть от собственной никому ненужности. И лень ему будет что-то менять, чем-то заниматься. Потому что он…
Окончательный диагноз он поставить не успел. Позвонила Елена Ивановна.
– Чахнешь? – вздохнула она с пониманием. – Лежишь небось на диване, пялишься в ящик и жалеешь себя? В холодильнике пусто, в квартире не прибрано…
– Почему это не прибрано? – возмутился он. – Мне что, убрать квартиру трудно?
– Тебе не трудно, Грибов, тебе лень. – Елена рассмеялась. – Жениться тебе надо, барин!
– На ком?! – Грибов вздохнул тяжело. – Одни авантюристки, крохоборки и акулы, прости меня, Аль. Ты вот была одна путевая, и ту Сашка из-под носа увел. На ком жениться-то?!
– Ладно, не ной, есть одна девушка…
– Ой, только не начинай! – взвыл Грибов, своих знакомых девушек Елена поставляла ему контейнерами.
– Вот! Вот видишь, какой ты! – возмутилась она. – А ноешь, что тебе одному плохо!
– Я не ною, – возразил со слабым вздохом Грибов. – И с чего ты взяла, что я сейчас один? Может, я…
– Вот именно, что может, – она снова рассмеялась. – Ладно, Сашка тебя на пирог приглашает. Приедешь?
– Нет, – ответил он поспешно.
– Почему? – Елена удивилась. – Занят, что ли?
– Конечно! Суббота, вечер, планов громадье!
– Врешь ты все, Грибов. Ладно, как знаешь. А вот Ленька Фомин, между прочим, уже к нам едет.
Грибов тут же с досады закусил губу. Тянули его за язык про планы несуществующие брякнуть. Если бы он знал с самого начала, что Ленька едет к ним в гости, он бы тоже не отказался. Теперь поздно. А может, и к лучшему, что не поедет. После их уютного семейного гнезда в свое жилище возвращаться будет совсем невмоготу. Уборку, что ли, сделать?..
И сделал ведь! Да так упирался, что даже в шкафу в кухне все стекла перемыл. И в магазин засобирался. В холодильнике мышь удавилась, пора было заполнять полки провизией. А там Леньке позвонить можно будет, он наверняка не откажется после посещения счастливого семейства к нему на огонек заглянуть.
Ленька отказался, сославшись на свидание. Но Грибов не стал унывать. Ничего, он и один как-нибудь вечер скоротает. Благо что отопление запустили, в квартире потеплело уже через час. Пол и мебель сверкали чистотой. В раковине ни единой грязной тарелки, сейчас еще продукты закупит, рассует по полкам холодильника…
Он уже подходил к дому, когда его окликнули.
– Анатолий Анатольевич Грибов, это вы?
Темная тень, метнувшаяся к нему от детских качелей в пяти метрах от подъезда, заставила его вздрогнуть от неожиданности. Голос был женским и незнакомым, что не могло не вдохновлять. Ну, вот, а он за субботний вечер переживал. Не придется коротать в одиночестве. Неужели Елена Ивановна все-таки вопреки его запретам прислала свою подружку?
– Слушаю вас, – он открыл подъездную дверь. – Мы знакомы?
– И да, и нет.
Женщина была невысокой и все время прятала лицо в воротнике короткой шубки. Кажется…
Кажется, он начал узнавать ее. Похоже, это подружка повесившегося парня. Зовут ее, дай бог памяти, Виктория Мальина.
Что она здесь делает? Уж не его ли караулит? И если его караулит, то каким образом адрес узнать смогла?
– Связи, – односложно пояснила Виктория, когда Грибов задал ей вопрос. – Думаете, так трудно позвонить знакомым своих знакомых, навести о вас справки, узнать ваш домашний адрес?
– Думал, что не так легко. – Грибов почесал затылок. – Может, вас и номером моего мобильного снабдили?
– Нет, не снабдили, а то я позвонила бы непременно, прежде чем решилась прийти к вам.
– А с чего хоть решились-то? – Грибов суетливо потоптался на месте, шурша пакетами, потом предложил: – Слушайте, Виктория, вы ведь наверняка не спешите, может, зайдем ко мне? Не на улице же нам, в самом деле, разговаривать!
– Идемте, – не стала она отказываться. – На улице в самом деле неудобно.
Грибов проводил ее в комнату, мысленно похвалив себя за наведенный в квартире порядок, а сам помчался в кухню разбирать пакеты с продуктами и ставить чайник. Надо же, и не думал, что вечер субботы выдастся именно таким.
– Виктория, вы не голодны? – спросил он на всякий случай, прокричав ей с кухни.
– Нет, спасибо, – отозвалась она так же громко.
– А чаю? Чаю выпьете со мной?
– Чаю можно…
Чай Грибов заваривать не умел. И не любил, если честно, все эти ритуальные приседания с ополаскиванием чайника, с распариванием листа, с добавлением потом кипятка. Он предпочитал просто бросать себе в чашку два пакетика чая.
– Мне тоже два, – попросила Вика, устроившись в его кухне. – Глаза слипаются после всего, просто сплю на ходу. Врачи говорят, что это пройдет. Результат стресса и все такое…
– Похоронили? – задал Грибов идиотский вопрос и тут же пожалел об этом.
И без того бледное лицо девушки сделалось синюшным. Губы задрожали, но она все же выдавила, хотя и с большим трудом:
– Не на земле же его было оставлять. Правда, в церковь не пустили… Поэтому…
– Поэтому что? – поторопил ее Грибов, смотреть на ее страдания и еще слушать, как она молчит и всхлипывает, было очень тяжело.
– Собственно, поэтому я и здесь! – закончила она наконец и с вызовом глянула на него, мол, только попробуй счесть ее сумасшедшей. – Не потому, что вы ответственны за то, что его не отпевали в церкви, а потому, что он был… верующим человеком! И он никогда бы не допустил… Он не посмел бы никогда сотворить с собой подобное! Это же страшный грех, понимаете! Виктор чтил бога и старался жить праведно.
Ох, горе ты, горе! Откуда же тебе знать, бедная девочка, что пришло в тот момент твоему программисту в голову? О чем он думал, о чем печалился и чего боялся? Уж не о собственном грехопадении в тот момент он думал, стопроцентно. Что-то мучило его, угнетало, давило, постоянно напоминало о себе, и избавления от этого не было, вот в чем проблема. И эта проблема затмила все остальное, поэтому он и решил ее именно так. Именно таким вот изуверским способом поквитавшись с самим собой.
– Я вижу, вы мне не верите, – кивнула Вика, осторожно двигая чашкой по столу. – Оно и понятно, люди, решившиеся на самоубийство, редко удостаиваются сочувствия. А уж расследовать причины, заставившие их сотворить подобное, тем более никто не станет.
– Ну почему же. Существует наказание за доведение человека до самоубийства, но ведь, если я правильно понимаю ситуацию, ваш муж сознательно сделал это. Он в предсмертной записке написал об этом. Вы решили, что она слишком лаконична и что он не мог так написать, но…
– Да, понимаю, вы хотите сказать, что в такие моменты не до романтических посланий, – она снова кивнула, двигая чашкой по кругу. – Пусть так, но… Но если даже он и сам ушел из жизни, то его довели до этого.
– У него были враги? – тут же зацепился Грибов.
Надо же было с чего-то начинать, а то она ходит вокруг да около да чашкой елозит по столу. Так можно до утра просидеть и ни до чего не договориться.
– Враги? Да… Не знаю… Но в последние дни Витя стал очень нервозен.
– Ему угрожали?
– Нет… Не знаю, дошло ли дело до угроз, но за ним следили!
– Вот как?
Грибов удивился. Он не ожидал, что судьба незадачливого программиста, поменявшего за последний год шесть мест работы, может кого-то интересовать.
– Может, это была его бывшая возлюбленная? У него ведь кто-то был до вас?
– Был, конечно. – Вика посмотрела на него, как на ребенка. – Но с чего это ей было ждать два года, прежде чем начать следить за ним? Нелогично!
– Нелогично. – согласился Грибов. – А кто мог следить за ним, он ничего по этому поводу не говорил? И как вы узнали о слежке?
– Кто мог следить, я не знаю. И Витя не знал. Это совершенно точно. Он просто занервничал и как-то решился поговорить со мной обо всех своих увольнениях. Начал с того, что он не просто так увольнялся или что-то в этом роде.
– А там что же, прослеживалась какая-то связь?
– Я не знаю! Он так и не договорил! Его отвлек телефонный звонок. Он с кем-то очень долго и нервно говорил по телефону…
– Звонок был на мобильный? – перебил ее Грибов, понемногу увлекаясь.
– Нет, звонили на домашний. Кажется, из бара или ресторана. Шумно было очень. Витя еще повторял фразы по несколько раз и говорил громко. Я потом его спросила, чего, мол, кричал-то. А он ответил, что звонили из кабака, плохо было слышно.
– А кто звонил, он не сказал?
– Нет, не сказал. Ушел от ответа, сославшись, что я этого человека не знаю.
– И к вопросу о своих увольнениях он больше не возвращался?
– Нет. – Вика мотнула головой, глянув на него несчастными глазами. – Но то, что за ним кто-то следил, об этом он говорил потом неоднократно в течение всей недели.
– Стало быть, слежку он почувствовал за неделю до самоубийства? – уточнил Грибов.
– Да, за неделю до собственной смерти, – поправила его Виктория с недовольно поджатыми губами. И воскликнула потом: – Как вы не понимаете, тот человек, который ходил за ним повсюду, мог его и убить!
– Или просто загнать его в угол, в петлю то есть. Вы ведь не знаете причины увольнения собственного мужа? Не знаете. – Грибов перестал быть лояльным и начал говорить жестко и прямо, как если бы говорил с ней в своем кабинете. – А почему вы думаете, что Виктор ваш был таким уж безупречным гражданином? Может быть, он сильно насолил кому-то. И этот кто-то начал его преследовать и требовать что-либо… Нервы у вашего Виктора не выдержали, вот он и…
– Нет. Это неправда. – Она вдруг так толкнула по столу чашку, что чай из нее расплескался, и коричневые кляксы расползлись по клеенке. – Так говорить, значит, не знать его вовсе! Он был славным человеком! И порядочным! Очень порядочным! Если кто-то следил за ним, то с одной лишь целью!
– С какой?
Грибов успокоился окончательно. Хвалебных речей родственников преступников и потерпевших в их адрес он наслушался за свою жизнь предостаточно.
Виктория ведь могла и не знать о пакостях своего гражданского супруга, не так ли? Она даже о причинах его многократных увольнений не знала, деликатно воздерживаясь от вопросов, чего же говорить о чем-то более серьезном. И не исключено, что на самоубийство программиста могло толкнуть какое-то преступление, которое тот тщательно скрывал. И даже более того, Грибов теперь в этом был почти уверен. Но…
Если этот парень напакостил в своей жизни так, что совесть его заглодала и загнала в петлю, то и… поделом ему. Кого еще винить-то?! Кого искать? Пострадавших от его же пакостных рук? Ну, допустим, найдет Грибов их, дальше-то что? Кому от этого станет легче?
– Мне! – выпалила Виктория, когда Грибов, не особо выбирая выражения, изложил ей свою точку зрения. – Мне станет легче, понимаете! Мне просто необходимо знать, кого именно я потеряла: мерзавца или святого! И я хочу…
Она снова замолчала, уставившись на Грибова умоляющими зелеными глазищами, в которых блестели слезы.
– Что вы хотите? – поторопил он ее недовольно.
– Чтобы вы мне в этом помогли, Анатолий! Иначе я просто не смогу жить, понимаете?! Я просто умру от этого! И… это уже будет на вашей совести. – И Вика заплакала.
Вот тебе и субботний вечер. Уж лучше бы Елена сосватала ему на эти выходные одну из своих знакомых, и он укатил бы с ней куда-нибудь за город, чем сидеть напротив симпатичной одинокой девушки – а она ведь нравилась ему – и понимать, что шансов у тебя с ней никаких абсолютно. Ни теперь, ни потом.
Ведь что получается, Грибов? Получается, что ты теперь должен в ущерб своему свободному от основной работы времени искать причины, загнавшие ее парня в петлю. Что ты от этого поимеешь? Ровным счетом ничего, кроме возможных неприятностей или ее благодарственного поцелуя в щеку.
Докажи он ей, что Виктор умер героем, она во вдовстве своем благородном еще пару лет станет страдать.
А ему что, ждать, что ли?
Докажи он, что Виктор был мудаком и умер, как мудак полный, она также будет страдать и раны душевные зализывать еще и того дольше.
А ему что же, снова ждать?
И ведь самое противное – отказать он ей теперь не может, так как девочка недвусмысленно дала понять: если что, ее смерть будет на его совести.
– Как вы себе представляете все это?! – начал он пыхтеть скорее по инерции, уже понимал, конечно, что влип. – Вы не знаете его друзей, его возможных врагов, не знаете причин его увольнений. Вы ничего не знаете! С чего мне начинать, Виктория?! И главное, когда мне этим заниматься? Официально – дела никакого нет, его смерть признана самоубийством, свидетельство тому судебно-медицинская экспертиза, предсмертная записка и многочисленные показания свидетелей. Вы понимаете, что в свое рабочее время я не смогу заниматься этим! Да я и вообще не смогу, потому что не вижу смысла!
– Вы возьмете отпуск, Анатолий. – Ее голос вдруг обрел необычайную силу, и слезы высохли. – Я вам компенсирую все затраты. Я заплачу вам, я не говорила? Извините! Конечно, я заплачу вам! Очень щедро заплачу! Мне нужна правда… А начать вы можете не с его друзей, которых я и в самом деле не знаю, а с тех мест, где Витя успел поработать и откуда самым странным образом так быстро увольнялся. Вот список компаний, я переписала…
И она пододвинула к нему по столу небольшой листок бумаги с названиями фирм. Какие-то названия были Грибову знакомы, о каких-то фирмах он вообще ничего не слыхал и не подозревал даже, что они существуют.
Грибов нервно свернул листок до размеров спичечного коробка и сунул в карман рубашки, искренне надеясь на то, что он ему не понадобится. Может, девочка передумает через день-другой, а?
– Он все время работал программистом?
– Я не знаю, скорее всего. – Виктория приложила ладони к глазам и заговорила с печалью: – Оказалось, что я так мало о нем знаю вообще. Мы любили друг друга, прожили бок о бок два года, до этого еще встречались… Я считала его родным человеком, и вдруг оказалось, что я почти ничего о нем не знаю. Наверное, программистом. Вам лучше узнать в фирмах, где он работал.
– А вы не можете посмотреть в его трудовой книжке? – напомнил Грибов, устав слушать про чужую любовь. – Это же проще простого.
Он к Елене сегодня не поехал только по причине того, что не желал наблюдать чужое счастье и ощущать себя рядом с ним совершенно старым и никому не нужным. Тут Виктория на голову свалилась.
– Вы так считаете? – Она глянула на него из-под ладоней с легкой усмешкой. – Кто же мне его трудовую книжку отдаст, Анатолий Анатольевич? Вы, милиция то есть, не взяли, потому что не нужна она вам. А мне никто не отдаст. Так и станет пылиться в архиве у кадровиков.
– А почему? – не сразу понял он.
– Потому что в гражданском браке мы жили, без штампа в паспорте, оттого и прав никаких. Но вы не сомневайтесь, названия фирм, где Витя работал, я помню отлично. Здесь сбоев не будет.
Сбоить начало в другом месте и уже в самом начале трудовой недели.
Елена пришла на работу в понедельник мегера мегерой. Сходила на совещание к начальству, вернулась оттуда еще более мрачной и агрессивной, орала на всех подряд, включая Грибова. Затем, наоравшись вдоволь, потребовала письменных отчетов через час и ушла. А потом явилась в кабинет совершенно некстати, будто под дверью караулила. Грибов только-только номер телефона одной из контор, где работал Синицын, набрал, как тут Елена в дверь просочилась.
– Куда звонишь, Грибов?! – прицепилась она тут же, заподозрив его в бездельничанье.
– Да так, никуда, – он помахал трубкой в воздухе. – А че?