Гамильтон Диана. Безумная страсть

   Молли прочувствованно добавила:
   — Но бывают вещи и получше возвращения домой. Сколько детских одежек я накуплю!
   Бет внутренне сжалась. Неужели мама забыла все те кофточки и чепчики, заботливо сложенные в коробки и подготовленные для ребенка, которого Бет потеряла?
   Все избегали разговоров о несчастном случае и его трагических последствиях. Всем было больно об этом вспоминать. Казалось, что когда меньше говоришь об этом, то вроде бы ничего и не случилось.
   — Я хочу сказать, — миссис Гарнер налила им обеим еще по чашечке чая, — я слышала, что эта дамочка Холл возвращалась в Южный Парк, она была великолепна, как всегда, и с двухлетним ребенком на руках. Ты ей сказала, что об этом думаешь? На твоем месте я бы поступила именно так. Никакого чувства такта. Очевидно, она не замужем.
   — Я почти ее не видела, — сказала Бет, стараясь казаться безразличной. — В тот уик-энд в доме было полно гостей, потом почти сразу я уехала во Францию.
   В любую минуту ее матери расскажут, что Гарри как две капли воды похож на Чарльза Сэвиджа, и Бет не будет знать, как ей себя вести. Капли пота выступили у нее на лбу, ладони стали влажными, но, к счастью, в эту минуту в комнату вошел отец.
   — Чай еще остался? Я хочу есть. — Он плюхнулся на диван рядом с Бет и провел рукой по седым волосам. — Осень уже скоро, мне надо укутать деревья. Все это, конечно, утомительно, напоминает моих пациентов, но…
   — Но всю зиму ты проведешь, пролистывая садоводческие каталоги, планируя новые грядки, заказывая черенки растений, и весной начнешь все сначала, — проворчала его жена, подавая ему чашку с чаем. — Знаешь, Бет, он заплатил Джонни Хиггсу за то, что тот ухаживал за садом в наше отсутствие. А по возвращении, еще не распаковав чемоданы, уже ползал на карачках и проверял, как там его цветочки и корешки…
   Рассмеявшись, Бет поднялась с дивана и отряхнула юбку.
   — Прошлой ночью Чарльз не ночевал дома, но обещал вернуться сегодня к чаю. Мне надо торопиться, я должна его встретить.
   Они продолжали разыгрывать друг перед другом целый спектакль, были подчеркнуто вежливы, словно малознакомые люди. Теперь он чаще работал дома, но время от времени уезжал в город, оставался там, на ночь, днем работая в главном офисе. Бет всегда ждала его, вовремя заканчивала свою работу, приводила себя в порядок и встречала, вежливо спрашивала, как он доехал, предлагала чего-нибудь выпить и рассказывала местные новости, которые, как она думала, могли бы заинтересовать его. Никто не обвинил бы ее в нарушении своих обязательств.
   — Но слишком-то не торопись, — предостерег ее отец, провожая до дверей, положив ей руку на плечо. — Помни, что должна заботиться не только о себе.
   Это был самый явный намек на случившийся с ней выкидыш. Иногда Бет задумывалась, а не лучше ли было бы не скрывать от них ничего?
   Несомненно, если бы Чарльз раньше рассказал о чувстве вины, повлекшем за собой его отчуждение, тогда им легче было бы понять друг друга, и они постепенно бы сблизились. Особенно если бы она поведала ему о своем отчаянии, когда узнала, что может больше никогда не забеременеть.
   Но любая наша близость потеряла бы значение с того момента, как на сцене появились Занна и Гарри, напомнила она себе, усаживаясь за руль автомобиля. Что было, то было, и никакие «может быть» не в силах изменить прошлое.
   Она открыла окно, изобразила улыбку и попрощалась со своими родителями:
   — Завтра вы у нас ужинаете. Не забудьте — в семь ровно. Обязательно захватите фотографии: Чарльзу будет очень интересно посмотреть.
   Она повела машину очень медленно, потому что глаза ей заволокли неожиданные слезы. Пройдет много времени, прежде чем она сможет спокойно думать о своей жизни.
   Она взяла на себя много обязанностей и напряженно работала в агентстве. Если бы ее родители начали беспокоиться о ее беременности, Бет честно могла бы им ответить, что за ней наблюдает один из лучших гинекологов, специально приглашенный Чарльзом, который считает, что дела у нее идут прекрасно.
   Когда они с Чарльзом оставались наедине (что случалось редко), Бет иногда замечала на себе его взгляд. Бывали моменты, когда их глаза встречались. В его взгляде было какое-то трудноуловимое выражение, которое Бет не могла понять, некий проблеск живого чувства под маской безразличия.
   Должно быть, его раздражало ее присутствие и то, что она по-прежнему считается его женой. Они оба знали, что он хотел с ней развестись и жениться на любимой женщине. Они оба знали, что Бет здесь только потому, что носит его ребенка, и еще потому, что неподражаемая непоседливая Занна снова ускользнула от него.
   В его сердце таилось пылкое и страстное чувство. Так было и всегда будет. Каждый раз при взгляде на нее он должен был сожалеть, что перед ним Бет, а не Занна.
   Ей не бывать любимой женой, Бет знала это. С этим необходимо было смириться и постараться реализовать себя в работе. Медленно и постепенно соорудить крепкую стену вокруг своего сердца.
   Когда подошли и миновали рождественские и новогодние праздники, Бет поздравила себя с тем, что превосходно справляется со своими обязанностями. Большой дом был украшен ветками, срезанными в ближайшем лесу, в каминах лежали кучки заготовленных дров. Гостей ожидали кружки с ароматным пуншем, приготовленным миссис Пенни.
   Чарльз, нахмурив брови, изучал список приглашенных. Бет не обращала внимания на этот признак неудовольствия, зная, что у него достанет самообладания для роли гостеприимного хозяина дома, а она лучше будет чувствовать себя в доме, полном гостей, чем с ним наедине.
   Но, видимо, именно к этому ей придется приготовиться, приучить себя к ледяной вежливости, научиться не принимать ничего близко к сердцу и сохранять спокойствие.
   Вдруг он обратился к ней:
   — Мы больше не будем устраивать приемов, но если к ужину придут твои родители, я буду рад. Но никаких шумных вечеринок.
   В ответ Бет просто наклонила голову и снова вернулась к работе, занося в компьютер новые данные.
   Он зашел в ее офис, и это само по себе было необычно. Но то, что он вмешался в ее планы относительно их светской жизни, было еще необычнее. Он продолжал говорить, его голос звучал намеренно безразлично:
   — Ты слишком себя изматываешь. Если тебе плевать на собственное здоровье, то подумай о ребенке. Тебе придется задуматься об этом; если ты сама этого не сделаешь, то я буду вынужден заставить тебя.
   И он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Ребенок. Конечно. Новая жизнь, которую она носила в себе, являлась его главной заботой. Только по этой причине она здесь. Но Бет не удалось разозлиться или пожалеть, что ребенок вообще был зачат. Ведь он стал единственным смыслом ее жизни.
   По правде говоря, ей не следовало пренебрегать словами Чарльза. Движения и походка Бет уже стали осторожными и плавными, тело подсказывало ей, что подошло время успокоиться. Так часто принимать гостей стало для нее утомительным.
   Но это не значило, что она стремилась остаться надолго наедине с Чарльзом. Заглядывая в зеркало, Бет видела горькое выражение своих глаз. Видимо, ее замужество превратилось в пустую и лживую игру.
   Оставшись наедине с Чарльзом, Бет пришлось бы выдержать тяжелое испытание. Справится ли она со своими чувствами, или они возьмут над нею верх и снова заставят ее испытать, что такое неразделенная любовь? Бет просто боялась пойти на такой риск.
   Любовь не умирает по приказу. Ее нельзя выключить, как настольную лампу, только потому, что вас обидели и унизили.
   Необходимо было найти выход. В течение января Бет придумывала все новые и новые способы не видеться с Чарльзом. Поначалу ее мать с радостью приняла предложение провести неделю в Лондоне и купить для Бет подходящий ее положению гардероб. Но в конце концов и она удивилась:
   — Ты уверена, что тебе все это нужно, крошка? Еще пара месяцев, а потом, если ты хоть чуточку похожа на меня… После того как ты родилась, я не могла дождаться момента, чтобы отнести эти ужасные мешки на благотворительную распродажу! Потом я немного жалела: ведь они могли снова понадобиться. Но так уж случилось, что ты у меня одна, мы не подарили тебе братика или сестричку. Но, даст Бог, у вас с Чарльзом будет куча детей — в Южном Парке много места, не так ли?
   Бет закрыла глаза, уязвленная этой безыскусной тирадой. Ребенок, которого она носит, будет единственным. То, что от ее замужества осталось только название, а физическая близость ушла в прошлое, она держала от всех в тайне. Пустые комнаты Южного Парка такими и останутся.
   Однако она не склоняла головы. Будучи единственным ребенком, она никогда не чувствовала себя одинокой. Всегда у нее было полно друзей в деревне и в школе, и Бет была уверена, что у ее ребенка тоже будет много друзей.
   Неделя превратилась в две. Бет обнаружила, что хочет посмотреть несколько спектаклей, разыскала пару выставок, которые было бы жалко пропустить.
   — Жаль, если мы немного не поразвлечемся, — заявила она матери, когда та заметила, что неделя истекла, — так много еще хочется увидеть. Ты ведь не беспокоишься за папу?
   — Нет, конечно, нет, — Молли Гарнер улыбнулась официантке, подававшей им к завтраку поджаренные хлебцы. — Он прекрасно справляется один. А тишина ему даже нравится. Он всегда жаловался, что я слишком много болтаю. Но, Бет, я беспокоюсь о тебе. У тебя все в порядке?
   — Конечно! — быстро ответила Бет и откусила слишком большой кусок. Она не ожидала такого поворота разговора. А ей следовало бы помнить, что мама всегда была слишком наблюдательна и заботлива. Поэтому Бет решила спросить первая. — Почему ты спрашиваешь?
   — Ты так изменилась, и это очень заметно. У тебя глаза такие печальные, что мне иногда плакать хочется.
   — Глупости! — Бет попыталась произнести это как можно легкомысленнее. Лучше бы мать заметила в ее глазах твердость. Но печаль?
   Неужели это так бросается в глаза? Неужели ей так и не удалось выкинуть из сердца эту глупую любовь к своему мужу? Не стоит об этом думать. Бет ласково улыбнулась матери и продолжила разговор.
   — Ты все это придумала. Просто перед тобой женщина, у которой часто болит спина, случаются сердцебиения, ноют суставы, а внутри маленькое чудовище играет в футбол. Ну, что мы будем делать сегодня? Пойдем на выставку викторианских драгоценностей? Или снова посетим «Хэрродс» — посмотрим на жакет, который я советовала тебе купить в среду?
   Но когда-нибудь ей все-таки придется вернуться домой.
   Чарльз не подал и виду, что соскучился по ней. А почему он должен был скучать? Они перестали притворяться, когда его чувство к Занне стало явным для обоих.
   Бет нашла, чем занять себя. В агентстве скопилось много работы, и она просиживала в своем офисе целыми днями, потом молча ужинала с Чарльзом и быстро удалялась в свою комнату, ссылаясь на усталость.
   Отчасти это было правдой. Она уставала, тело ее болело, но мысли не давали покоя. Однажды холодной мартовской ночью, когда дождь хлестал в окно ее спальни, она оставила бесплодные попытки уснуть, поднялась, обвязала вокруг своей раздавшейся талии шаль и тихо, как только могла, прокралась в детскую.
   Чарльз ничего не сказал, только приподнял одну бровь. Этого было достаточно, чтобы она поняла, что он считает ее идиоткой, но готов потакать капризам беременной женщины. Но Бет настояла, чтобы детскую отремонтировали.
   Там спал Гарри. Она не могла ненавидеть ребенка, но также не могла забыть, как его родители смотрели на него, когда он лежал в кроватке, которую они готовили для ее неродившегося младенца.
   Даже теперь, стоило ей позволить строптивой памяти проникнуть сквозь созданную ею стену, перед глазами вставали Занна в атласной ночной рубашке и обнимающий ее Чарльз. Бет снова слышала, как он с любовью говорит о сыне, которого та родила ему…
   Походив по комнате и потрогав вещи, Бет немного успокоилась и присела на краешек узкой кровати, которую по ее настоянию поставили в детской. Тут она будет спать в первые месяцы жизни младенца, будет сама кормить его, и Чарльзу не придется искать ребенку няню.
   Она подумала вдруг, что он сейчас лежит один на широкой двуспальной кровати, и нервно вскочила на ноги.
   Миссис Пенни настояла на том, чтобы Бет принесла сюда все детские вещи, купленные ею за бешеные деньги в Лондоне. При этом она заметила, что здесь хватит вещей на целую армию младенцев, и закинула коробки на самую верхнюю полку шкафа.
   Здесь они и лежали уже несколько недель, ожидая, пока их рассортируют и аккуратно разложат по полкам. Даже поднявшись на цыпочки, Бет не смогла до них дотянуться. Не желая сдаваться, она пододвинула к шкафу низенький стульчик. Взобравшись на него, она смогла наконец обхватить руками стопку нарядных ярких одежек и коробку с игрушками, перед которыми не устояла.
   Тут Бет услышала приглушенный вздох, и сильные мужские руки обхватили ее.
   — Что ты делаешь, черт возьми? — Его голос прозвучал словно удар хлыста. Он снял ее со стула и осторожно поставил на пол. Чарльз продолжал обнимать ее, но уже не так крепко, она смогла повернуться в кольце его рук и тут же пожалела об этом.
   На нем был наспех накинутый короткий махровый халат. По опыту Бет знала, что под ним ничего нет. Он всегда спал без одежды. Она смотрела на его мужественное, суровое лицо, мускулистое смуглое тело, покрытое жесткими волосками, на его широкую грудь и стройные сильные ноги, и ее сердце начало биться сильнее, а мысли заметались.
   — Ну? — вопросительно произнес Чарльз, посмотрев ей в глаза. Бет опустила глаза, чтобы он не догадался о ее чувствах.
   Облизнув губы, она ответила:
   — Я просто хотела разобрать детские вещи, которые купила в Лондоне.
   Нужно сохранять спокойствие. Сейчас не время проявлять эмоции. Однако после долгих месяцев отстраненной вежливости, холодного сарказма или, что было еще хуже, плохо скрываемой скуки его внезапный гнев, проявление его истинных чувств напугали ее и выбили из колеи.
   Это никак не вязалось с ее представлением о своей дальнейшей супружеской жизни и шло вразрез с избранной ею линией поведения.
   — И вот спустя недели ты решила заняться этим прямо сейчас. Неужели это не могло подождать, пока ты не попросила бы кого-нибудь стащить вниз коробки?
   Он отпустил ее и сунул руки в карманы халата, чуть откинувшись назад всем корпусом. Она отступила перед таким откровенным сексуальным призывом и оперлась о спинку стула, стараясь держать себя в руках.
   — Я не могла заснуть. — Это прозвучало слишком фальшиво, подумала Бет. И почему она вдруг испугалась того, как безобразно выглядит ее расплывшаяся, бесформенная фигура, когда она стояла, широко расставив ноги, с напряженным лицом, удерживая тяжелую коробку…
   — Я тоже не мог, — ответил Чарльз и улыбнулся. — Потому и услышал, как ты тут возишься.
   Возишься. Она закусила губу, услыхав это слово. С таким же успехом он мог сказать ей, что она похожа на тюленя на берегу.
   Эта мысль взбесила ее. Ну и что? Женщине в ее положении не следует заботиться о своей привлекательности, и то, что он сказал, что она «возится», было абсолютно нормальным, особенно если учесть, что он давно не испытывает к ней никакого влечения, а просто использует как жену и хозяйку.
   Он поймал ее руку и зажал в своей и заговорил мягко и нежно. Он не разговаривал с ней так с тех пор, как она сбежала от него во Францию.
   — Если мы оба не спим, почему бы нам не заняться вещами вместе? — Он мягко надавил ей на плечи и усадил на стул. Потом быстро и легко достал коробки и снял их с полки. — Разверни тут все и скажи мне, куда что положить…
   В его голосе зазвучали давно забытые теплота и страсть, серые глаза смотрели на нее с улыбкой. Волны его голоса обволакивали Бет, она могла только удивляться, как быстро рухнула так тщательно возведенная ею стена.
   Но это только маленькая брешь, подумала она, и не следует подпускать его к себе слишком близко. Поэтому она ответила, стараясь, чтобы ее голос звучал не слишком мягко и в то же время не агрессивно:
   — Тебе, право, не стоит об этом беспокоиться.
   Он коротко взглянул на нее исподлобья и просто ответил:
   — Тут нет никакого беспокойства. Мне хочется посмотреть, что ты купила для моего наследника.
   Все ясно, подумала Бет, стараясь вызвать в себе внутреннее сопротивление. Эти попытки не увенчались успехом, и она оставила их, к тому же это не имело никакого значения.
   Бет обнаружила, что увлеченно распаковывает детские одежки, с удовольствием щупает мягкую шерсть и тонкий шелк, заливается веселым смехом, глядя, как Чарльз удивленно вертит в руках крошечные башмачки.
   — Неужели у него будут такие маленькие ножки?
   — Конечно, будут! — Завтра она снова напустит на себя неприступность, но сегодня Бет просто наслаждалась возможностью расслабиться и ощутить близость, возникшую между ними в последние полчаса. — Судя по тому, как он бьет ножкой, у него будет размер двенадцатый — это очень большой, — добавила она, поморщившись от внезапного толчка.
   — Что случилось, Бет? — Чарльз быстро опустился на колени рядом с ней и, нахмурившись, ласково взял ее за руку. — Тебе больно?
   Удивительно, но он выглядит любящим, не веря своим глазам, подумала Бет. Уже полчаса, как он был нежным, заботливым мужем, таким, каким она знала его до того несчастного случая и до возвращения Занны. Она занервничала, не зная, как себя вести. Она уже почти избавилась от своей безнадежной любви к нему, а теперь…
   — Нет. — Она покачала головой, и волосы упали ей на лицо. — Думаю, ему просто хочется потанцевать.
   Лицо его расслабилось, но взгляд остался настороженным. Он спросил неуверенно:
   — Мне хочется почувствовать, как двигается наш ребенок. Можно?
   Насколько она его знала, он всегда делал, что хотел, и сейчас Бет узнавала его с новой, неожиданной стороны. Она ласково взяла его руку и положила на свой живот. Удивление, отразившееся в его темных глазах, вызвало у нее слезы.
   Все еще коленопреклоненный, он придвинулся к ней ближе, обнял ее, провел рукой по ее животу. Глаза их встретились. Ее сердце замерло, потом подпрыгнуло и поскакало куда-то вперед, в ответ на его тихие слова:
   — Ты прекрасна, Бет. Ты никогда не была такой красивой, как сейчас.
   Потом его выражение изменилось, он улыбнулся:
   — Вот он опять топнул. Неудивительно, что тебе не спится, если он дерется так всю ночь.
   Потом он поднял руку и, взяв ее за подбородок, заглянул в глаза:
   — Послушай, мы все время говорим о ребенке «он». Ты огорчишься, если это будет дочка?
   Она помотала головой, одновременно пораженная и испуганная. Такого рода нежности она решила полностью убрать из их отношений — чтобы сохранить свою личность и уважение к себе. А теперь она ведет себя как дура.
   — Нет. А ты? — выдавила она из себя.
   — Нет, конечно.
   Она повторила про себя его слова. Конечно, нет. У него уже есть сын. Он страстно желает видеть рядом с собой мальчика, похожего на него. Странно, но эта мысль не причинила ей боли, ей просто захотелось прижаться к нему. Его лицо дрогнуло, когда он заговорил со странным, непривычным выражением, которому Бет была не в силах сопротивляться.
   — Я хочу спать с тобой сегодня. Просто обнимать тебя. Тебя и нашего ребенка, ничего больше.
   Бет ничего не ответила, потому что горло ее сдавил спазм. Улыбаясь, он взял ее на руки:
   — Во мне все перевернулось, когда я увидел тебя стоящей на этом шатком стульчике. Я хочу прижать тебя крепче и быть уверенным, что с тобой ничего не может случиться.
   Он понес Бет в спальню и положил на кровать, заботливо укрыв одеялом, словно с ее стороны не могло быть никаких возражений.
   Бет зарылась лицом в подушку и, глотая слезы, вдыхала слабый терпкий запах его одеколона, ощущая рядом его присутствие.
   Уже год, как она не спала с ним в этой комнате, в этой кровати. Это было словно возвращение домой, и Бет плакала, так как никогда не думала, что это возможно.
   То, как она стояла на стуле и тянулась за коробками, разбудило в нем тяжелые воспоминания о несчастном случае и последовавшем за этим выкидыше и снова вызвало чувство вины. Она услышала, как рядом с ней скрипнул матрас, и покорно дала ему обнять себя, не протестуя, прижалась к нему, пообещав себе, что эта единственная ночь станет исключением для них обоих.
   Завтра, думала Бет, когда его глубокое и ровное дыхание сообщило ей, что он спит, все встанет на свои места. Ведь при том, что знают они оба, они не могут вести себя иначе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Проснувшись, Бет сообразила, что лежит на двуспальной кровати одна. Уже многие месяцы она не спала так глубоко и спокойно. Теперь она села в постели, подложив под спину подушки.
   Бет невольно улыбнулась и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Спокойнее, сказала она себе, отнесись ко всему спокойнее.
   Но мысли не слушались и быстро сменяли одна другую, словно у нее в голове открыли какой-то клапан. Остановить их было невозможно, и она позволила своим мечтам и надеждам свободно сливаться в одно прекрасное целое.
   Этой ночью Чарльз показал, что все еще нуждается в ней. Хотя она и не Занна, но она его жена и будущая мать его ребенка. Им было хорошо и спокойно вместе, несмотря на то, что от их брака осталась только внешняя сторона и они давно жили отдельно, избегая близости.
   Может быть, больше не надо возвращаться к прошлому?
   Дневной свет пробивался сквозь бархатные шторы, но Бет решила остаться в постели, чтобы хорошенько все обдумать.
   Ей нужно серьезно поговорить с ним. Может, она не права, что так старательно прячется в возведенной ею самой крепости. Если они откровенно поговорят о его чувствах к Занне, то, возможно, лучше поймут друг друга.
   Может быть, ее вторичный уход убил его любовь? Бет могла только надеяться и молиться, чтобы это было так. Если это правда, то она перестанет жить словно на острие ножа, перестанет бояться, что другая женщина придет и заберет его себе, а ей надо будет признать, что ее любовь с самого начала была обречена. Если это правда, то ей больше не нужно будет подавлять свои чувства.
   Раньше она боялась спросить его, боялась услышать правду о Занне и Гарри, о том, что он хочет остаться с ними. Она боялась, что правда будет означать новую боль и унижение, которые у нее недостанет сил перенести.
   То, каким он был с ней этой ночью, то, как он заботился о ее покое и удобстве, дало ей новые силы и уверенность в себе. Теперь она почувствовала себя достаточно смелой, чтобы открыто поговорить с ним.
   Резкий стук в дверь возвестил, что миссис Пенни принесла на подносе завтрак. Мысли Бет оборвались, она потянулась и громко поздоровалась.
   Сейчас она чувствовала себя уверенней, чем когда-либо, включая первые месяцы их брака, когда она надеялась, что заставит Чарльза полюбить себя. Теперь ей не нужно гадать и ворожить по звездам, солнцу и луне. Она надеялась, что они смогут достичь взаимопонимания и создать прочную основу для своей семьи. А гороскопы пусть остаются гадалкам.
   — Завтрак в постели! И до полудня вы можете не вставать. Таков приказ Чарльза. — Экономка поставила поднос ей на колени и подошла к окну раздвинуть шторы. — Он уехал в банк и просил передать, что вернется к ланчу и чтобы вы не беспокоились, если он задержится.
   — Я не беспокоюсь, — заверила ее Бет. — Вы мне скажете, когда он вернется?
   — Обязательно. Ешьте яйца. — Миссис Пенни взглянула на нее с довольным видом. — По правде говоря, я так счастлива видеть вас здесь. Терпеть не могу, когда супруги спят отдельно. — Она подбоченилась. — Может, это и считается современным и цивилизованным в некоторых кругах, но, по мне, это просто ненормально. Думаю, вам не следует пить апельсиновый сок.
   Ничего не ускользнет от глаз миссис Пенни! — сказала себе Бет, принимаясь за яйца с гренками. Она точно связала исчезновение молодой хозяйки и ее странные отношения с Чарльзом с июньским приездом Занны.
   Она даже не пыталась скрывать неудовольствие, заметив поразительное сходство Гарри с отцом. Она так долго проработала в Южном Парке, что считала себя членом семьи и не боялась выражаться открыто. Бет отставила поднос и спустила ноги с кровати. Нет смысла вспоминать прошлое, если она хочет построить новую жизнь с Чарльзом. Им нужно поговорить, она должна сказать ему, что ей нужна уверенность в том, что его любовь к Занне — в прошлом и никогда не возродится, и что она хочет забыть все, что случилось, и постараться сделать их брак полезным для обоих.
   Она так старалась разлюбить его и уже поверила было, что это удалось. Но стоило ему уделить ей немного внимания, а ей провести ночь в его нежных объятиях — и она поняла, что ошибается. Ей легче не дышать, чем перестать любить его.
   Словно в ответ на ее радостное настроение, погода исправилась: день был ярким и свежим, по-настоящему весенним. Не в силах работать или, как велел Чарльз, отдыхать, Бет набросила пальто на легкое шерстяное платье, купленное в Лондоне и до сих пор не надеванное, и вышла из дома.
   Дул легкий прохладный ветерок, но солнце светило ярко. По ослепительно голубому небу плыли легкие облачка. Пройдет месяц, и на деревьях распустятся почки, но уже сейчас было заметно, как они набухли.