Гамильтон Лорел. Нарцисс в цепях

   Из-под пальчиков, уже не рук, а кривых лап показались когти.
   Жан-Клод подошел ко мне и Ричарду:
   — Отойдем, ma petite,дадим им место для маневра.
   Он коснулся моей руки, и обжигающая сила потекла к нему на кожу. Он рухнул на колени, не разжав руки, будто жар ее приварил.
   Я опустилась рядом с ним, и он поднял глаза, бездонно-синие, утонувшие в силе, но сила была не его. Он открыл рот, хотел что-то сказать, но не произнес ни звука. Он глядел на меня и, судя по выражению лица, был ошеломлен.
   — Что случилось? — спросил Ашер с другого конца комнаты, не отрывая глаз от Аякса.
   — Не знаю, — ответила я.
   — Кажется, ему больно, — произнес Нарцисс, и я посмотрела на него. Если не считать рук и лица, он сохранял облик человека. По-настоящему сильные альфы владеют частичным превращением.
   — Его затопила сила, — сказал Ричард, чуть порыкивающим голосом. Горло его было скрыто кожаной полосой, но я могла бы ручаться, что оно осталось гладким. Голос выходил изо рта, как у пса, без перемен внешности.
   — Но он же вампир, — удивился Нарцисс. — Сила волков не должна быть ему близка.
   — Волк — его зверь, — пояснил Ричард.
   Я посмотрела в лицо Жан-Клода, увидела, как он борется с горячей, обжигающей силой, и поняла, почему это у него не получается. Это была первичная энергия, сила и пульс земли под ногами, ветер, шелестящий в деревьях, сплошная жизнь. А Жан-Клод, хоть ходил, говорил и флиртовал, живым не был.
   Ричард присел рядом с нами, и Жан-Клод испустил тихий стон, привалившись ко мне.
   — Жан-Клод!
   Ричард взял его на руки, у Жан-Клода выгнулась спина, дыхание стало прерывистым.
   Нарцисс встал на кровати:
   — Что с ним?
   — Не знаю, — ответил Ричард.
   Я положила руку на шею Жан-Клода. Пульс не просто частил — бился, как птица в клетке. Я попыталась использовать свои способности чувствовать вампира, но ощущала только жар зверя. Ничего не было ни холодного, ни мертвого у нас в руках.
   — Положи его на пол, Ричард.
   Он повернулся ко мне.
   — Положи, я сказала!
   Он бережно положил Жан-Клода на пол, не снимая руки с его плеча.
   — Отойди от него.
   Я сама встала и телом оттолкнула Ричарда от Жан-Клода, лежащего возле кровати.
   Тело Нарцисса переменилось, и снова возник элегантный мужчина, которого мы видели внизу. Он соскочил с кровати, не дожидаясь, пока ему скажут, но обошел вокруг, чтобы нас видеть.
   Жан-Клод медленно перевалился набок и повел головой, чтобы взглянуть на нас. Облизав губы, он попытался заговорить, но получилось это лишь со второго раза.
   — Что ты со мной сделала?
   Мы с Ричардом все еще стояли в коконе жара. Его ладони скользнули по моим плечам, и я вздрогнула. Он обнял меня за талию, и чем сильнее соприкасались наши тела, тем сильнее становился жар вокруг, пока сам воздух, как казалось, не задрожал как над летним асфальтом.
   — Поделилась с тобой силой Ричарда, — ответила я.
   — Нет, — произнес Жан-Клод и медленно сел, тяжело опираясь на руки. — Не просто Ричарда, но твоей, ma petite,твоей. Мы с Ричардом часто делились силой, но ничего такого не было. Ты — мост между двумя мирами.
   — Между жизнью и смертью, — сказал Ашер.
   Жан-Клод резко глянул на него:
   — Exactment.
   — Язнаю, что Маркус и Райна умели делиться своей силой, своим зверем, — сказал Нарцисс, — но Анита не вервольф. Не должно быть, чтобы один зверь мог делиться с другим, волк — с леопардом.
   — Я не леопард, — сказала я.
   — Тот случай, когда дама слишком бурно протестует, — заметил Нарцисс.
   — Или оборотень с вампиром, — невинно вставил Ашер, продолжая прежнюю тему.
   — Слушай, хоть ты не лезь! — вызверилась я на него.
   Он улыбнулся:
   — Я знаю, что ты не оборотень на самом деле, но твоя... магия изменилась, когда к ней добавился Ричард. Не знай я точно, я бы сказал, что ты из них.
   — Ричард сказал, что волк — это зверь, который подвластен Жан-Клоду, — сказал Нарцисс.
   — Это не объясняет того, что мы видим, — возразил Ашер. Он присел возле Жан-Клода, протянул к нему руку.
   Жан-Клод перехватил ее, не давая коснуться лица, и Ашер отдернулся.
   — Ты горячий! Не просто теплый — горячий!
   — Это как прилив сил после кормления, только... только живее. — Жан-Клод глядел на нас, и его глаза все еще тонули в синеве. — Пойдем спасать твоих леопардов, ma petite,и уходим до рассвета. Мне 80 интересно посмотреть, насколько горячей... — он глубоко вдохнул, и я поняла, что он впивает наш запах, — может стать эта сила.
   — Очень впечатляющее зрелище, — напомнил о себе Нарцисс, — но я должен получить свой фунт мяса.
   — Ты мне начинаешь действовать на нервы, — предупредила я.
   Он улыбнулся:
   — Что бы ни было, а у меня еще есть право требовать мести за оскорбление.
   Я поглядела на Ричарда, и он кивнул. Я вздохнула:
   — Ты знаешь, обычно мы попадали в такие передряги из-за меня.
   — Это еще не передряга, — успокоил меня Ричард. — Нарцисс играет на публику. Как ты думаешь, почему я не перекинулся?
   Он уставился на коротышку. Нарцисс улыбнулся:
   — А я-то думал, что ты — лишь мускулистая декорация за спиной Маркуса.
   — Нарцисс, ты станешь драться, лишь если у тебя не останется иного выхода, так что хватит играть в игры.
   В голосе Ричарда был холод, была твердость, против которой не попрешь и с которой не поспоришь. И снова это было похоже больше на меня, чем на него. Насколько круто пришлось ему и его волкам в эти полгода? Очень немногое может закалить тебя так быстро. Смерть тех, кто тебе близок; служба в полиции; или битва, когда вокруг тебя действительно умирают соратники или противники. В гражданской жизни Ричард — преподаватель естественных наук в старших классах, значит, дело не в полицейской работе. Если бы кто-то из близких умер, мне бы, наверное, сказали. Значит, остается битва. Сколько вызовов было ему брошено? Скольких он убил? Кому пришлось умереть?
   Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. С этим разберемся потом.
   — Ты не получишь никого из нас. Нарцисс, и никого из наших. Войны из-за отказа ты не начнешь, так что нам остается?
   — Я заберу своих людей из комнаты, где твои коты, Анита. Я это сделаю. — Он стоял передо мной, прислонившись спиной к стойке кровати, играя привешенной к ней цепью, и металл позвякивал. — Те... люди, которые их захватили, не очень изобретательны, но у них есть природный талант мучителей.
   Он снова смотрел на меня человеческими глазами.
   — Чего ты хочешь, Нарцисс? — спросил Ричард.
   — Чего-нибудь стоящего, Ричард. Кого-нибудьстоящего.
   Заговорил Ашер:
   — Ты хочешь только кого-то, над кем можно господствовать, или тебе годится, чтобы господствовали над тобой?
   — А что? — оглянулся Нарцисс.
   — Ответь ему правдиво, Нарцисс, — посоветовал Жан-Клод. — Может оказаться, что ты не прогадал.
   Нарцисс перевел взгляд с одного вампира на другого, потом опять на первого, на Ашера, стоящего в своем коричневом кожаном наряде.
   — Предпочитаю доминировать сам, но если попадется нужный партнер, готов дать ему доминировать надо мной.
   Ашер подошел к нам, покачивая худощавым, изящным корпусом.
   — Я берусь тебя придавить.
   — Ты не обязан, — поспешно сказал Жан-Клод.
   — Ашер, не надо, — поддержала я.
   — Найдем другой способ, — добавил Ричард.
   Светлые-светлые, светло-голубые глаза Ашера обратились к нам.
   — Я думал, ты обрадуешься, Жан-Клод. Наконец-то я согласился завести себе любовного партнера. Разве не этого ты хотел?
   Голос его был ровен, но слышалась в нем острая насмешка с оттенком горечи.
   — Я тебе предлагал почти всю свою силу, и ты отказался от всего. Почему он и почему сейчас?
   Жан-Клод поднялся на колени, и я протянула ему руку, не совсем уверенная, что поступаю правильно.
   Он поглядел неуверенно.
   — Если только ты думаешь, что это не опасно, — сказала я.
   Он взялся за мою руку, и сила хлынула горячим потоком по моей руке, по его, к плечу, и заполнила его сердце как взрыв. Он закрыл глаза, качнулся на секунду, потом посмотрел на меня.
   — В первый раз это было неожиданно.
   Он начал вставать, и Ричард подошел к нему с другой стороны, так что мы оба держали его под руки.
   — Не знаю, хорошо ли это для тебя, — сказала я.
   — Ты меня наполняешь жизнью, ma petite.Ты и Ричард. Как это может быть плохо?
   Я не сказала очевидного, но подумала весьма отчетливо. Если можешь наполнить жизнью ходячего мертвеца, надо ли это делать? И если наполнишь, что с этим мертвецом случится? Столько магии, сколько мы творили сейчас, никогда раньше между нас не бывало — или было один раз. К сожалению, нам пришлось убить другой триумвират, состоявший из вампира, вервольфа и некроманта. Они пытались убить нас, но все-таки, быть может, они могли бы ответить на вопросы, на которые никто другой ответа не знает. Вот мы и машем кулаками в темноте, надеясь только не покалечить друг друга.
   — Посмотри, Жан-Клод, ты между ними как свеча с двумя фитилями. Ты сожжешь себя, — сказал ему Ашер.
   — Это моя забота.
   — Верно, а что делаю я — моя забота. Ты спрашиваешь: «Почему он? Почему сейчас?» Во-первых, я тебе нужен. Кто из вас троих захочет это делать? — Ашер миновал Нарцисса, будто его тут и не было, глядя на Жан-Клода, на нас. — Да, я знаю, что ты тоже мог бы его подавить. Ты можешь это сделать, когда захочешь, и превратить необходимость в удовольствие, но он имел тебя под собой, и ничто меньшее его теперь не удовлетворит.
   Он стоял настолько близко, что энергия переливалась через него, как прибой горячего океана. Дыхание его превратилось в прерывистый вздох.
   — Mon Dieu! —Он отступил от нас, наткнулся на кровать и сел на черное покрывало. Коричневая кожа его одежды не так хорошо сливалась с фоном, как наша. — Столько силы, Жан-Клод, и все равно никто из вас не хочет заплатить за вспышку Ричарда. Эту цену заплачу я.
   — Ты знаешь мое правило, Ашер, — сказала я. — Я никогда не попрошу других о том, чего не стану делать сама.
   Он посмотрел на меня с любопытством, но лицо его было как непроницаемая маска.
   — Ты вызываешься добровольцем?
   — Нет. Но и ты не обязан этого делать. Мы найдем другой способ.
   — А что если мне хочется? — спросил он.
   Я поглядела, на него долгим взглядом и пожала плечами:
   — На это я не знаю, что сказать.
   — Тебе неловко, что мне может хотеться такое? — Он пристально в меня всматривался.
   — Да.
   Пристальный взгляд обратился на Жан-Клода.
   — И ему тоже неловко. Он думает, что я разрушен и осталось во мне одно только страдание.
   — Ты мне когда-то говорил, что все действует. Что ты весь в шрамах, но... дееспособен.
   Он моргнул, глядя на меня:
   — Говорил? Ну, мужчины не любят признаваться в таких вещах хорошенькой женщине. Или красивому мужчине. — Он глядел на нас, но на самом деле — на одного Жан-Клода. — Я заплачу штраф за вспышку нашего красавца мсье Зеемана, за его демонстрацию силы. Но мальчиком для битья я не буду. И в этот раз — тоже.
   «И никогда больше», — повисла в воздухе непроизнесенная фраза. Ашер двести лет был предоставлен милости тех, кто оставил у Жан-Клода воспоминания, мелькнувшие сегодня передо мной и Ричардом. Еще два столетия такой заботы и пытки. Когда Ашер попал к нам, он иногда бывал жесток. Я думала, что мы его от этого вылечили, но теперь, глядя на его лицо, знала, что нет.
   — А знаешь, что в этом лучше всего? — спросил Ашер.
   Жан-Клод только покачал головой.
   — То, что тебе будет больно думать, как я с Нарциссом. И даже после того, как я с ним буду, он тебе не ответит на вопрос, на который тебе отчаянно хочется знать ответ.
   Голос Жан-Клода прозвучал спокойно, чуть со скукой, но с обычной культурностью:
   — Ты настолько уверен, что он не расскажет?
   — Какой ответ? — вмешалась я. — О чем вы говорите?
   Вампиры переглянулись.
   — Спроси Жан-Клода, — сказал Ашер.
   Я посмотрела на Жан-Клода, но он глядел на Ашера. Как-то мы оказались лишними — зрители представления, для зрителей не предназначенного.
   — Ты становишься мелочным, Ашер, — заговорил молчавший Ричард.
   Глаза вампира повернулись к мужчине с другой стороны от меня, и злость в этих глазах брызнула по зрачкам морозным сиянием. Как слепые глаза.
   — Разве я не заслужил права быть мелочным, Ричард?
   — Ты просто скажи ему, — качнул головой Ричард.
   — Есть трое, кто ему подвластны, для которых я готов был бы раздеться, которым разрешил бы коснуться меня, которым ответил на этот столь важный вопрос.
   Он встал одним плавным движением, как бескостная марионетка, которую дернули за нити. Подойдя настолько близко, что сила разлилась вокруг него и дыхание стало прерывистым, он остановился. Сила узнала его, полыхнула сильнее, будто он мог быть у нас третьим, если бы мы допустили это по неосторожности. Может, этой силе нужен был просто вампир, а не именно Жан-Клод? Ричард приглушил исходящую от него часть силы, поставив на место щит, который навел меня на мысль о металле, крепком, сплошном, неповрежденном.
   Ашер погладил воздух над рукой Ричарда и вынужден был отступить, потирая ладонь о плечо.
   — Сила спадает. — Он встряхнулся, как мокрая собака. — Если ты скажешь «да», его мучения закончатся.
   Я хмуро глядела на них, не уверенная, что понимаю разговор до конца, и не зная, хочется ли мне его понимать.
   Ашер повернул ко мне взгляд светлых бездонных глаз:
   — Или наша правильная Анита. — Но он уже сам качал головой. — Нет-нет, я знаю, что даже спрашивать не надо. Мне было приятно шокировать этой увертюрой нашего такого гетеросексуального Ричарда. Но Аниту слишком легко дразнить. — Он встал перед Жан-Клодом. — Конечно, если бы он настолько сильно хотел знать ответ, мог бы сделать это сам.
   Лицо Жан-Клода приняло самое надменное из возможных выражений. Самое скрытное.
   — Ты знаешь, почему я не стал.
   Ашер снова встал передо мной.
   — Он отверг мое ложе, потому что боится, как бы ты его не... забыл это американское слово... выбросила... нет, бросила за то, что он спит с мужчиной. Ты бы бросила?
   Мне пришлось проглотить слюну, чтобы ответить:
   — Да.
   Ашер улыбнулся, но не довольной улыбкой, а так, будто предвидел ответ.
   — Так что я доставлю себе удовольствие с Нарциссом, а Жан-Клод так и не будет знать, сделал я это потому, что мне теперь такие вещи нравятся, или потому, что он мне только такую любовь и оставил.
   — Я еще не согласился, — сказал Нарцисс. — До того, как я сделаю второй — даже четвертый — выбор, я хочу видеть, что покупаю.
   Ашер встал, повернувшись к гиенолаку левой стороной. Отстегнув капюшон, он сдвинул его с головы. Мы стояли достаточно сбоку, чтобы я видела его совершенный профиль. Золотые — действительно золотые — волосы он заплел сзади в косу, и ничего не загораживало вид. Я привыкла смотреть на Ашера сквозь завесу волос. А без них его лицо было как скульптура, такое гладкое и прекрасное, что хотелось его потрогать, погладить его изгибы, покрыть поцелуями. Даже закрыв голову после короткого показа, он был красив. Ничего не изменилось.
   — Славно, — сказал Нарцисс. — Очень, очень славно, но у меня много красивых мужчин, и мне стоит только щелкнуть пальцами. Может, не таких красивых...
   Ашер повернулся к нему лицом. Слова Нарцисса засохли у него на губах. Правая сторона лица Ашера была похожа на расплавленный воск. Шрамы начинались довольно далеко от середины лица, будто мучители много веков назад хотели, чтобы осталось побольше того, что напомнит прежнее совершенство. Глаза его были обрамлены золотыми ресницами, нос идеален, полные губы манили к поцелуям, но остальное... это все были шрамы.
   Я помнила ощущение гладкой кожи Ашера, ощущение этого идеального тела, трущегося об меня. Воспоминания не мои. Я никогда не видела Ашера голым. Никогда не касалась его так. Но Жан-Клод где-то двести лет назад — да. Я не могла смотреть на Ашера непредубежденно, потому что помнила, как любила его, и даже до сих пор немножко люблю. То есть это Жан-Клод до сих пор его немножко любит. Уж сильнее усложнить мою личную жизнь было бы трудно.
   Нарцисс прерывисто вздохнул и произнес вдруг охрипшим голосом:
   — Ох ты...
   Ашер бросил капюшон на кровать и начал расстегивать кожаную рубашку — очень медленно. Я видала его грудь и раньше и знала, что она куда хуже лица. В правой стороне шли глубокие канавы, кожа была твердой на ощупь. Левая сторона, как и лицо, сияла ангельской красотой, которая когда-то, давным-давно, и привлекла к нему вампиров.
   Когда молния раскрылась наполовину, обнажив грудь и верх живота, Нарциссу пришлось сесть на кровать, потому что ноги его не держали.
   — Мне кажется. Нарцисс, — сказал Жан-Клод, — что после этой ночи ты будешь у нас в долгу.
   Голос его был совершенно пуст, лишен выражения. Таким голосом он говорил в минуты величайшей осторожности — или величайшего страдания.
   Ашер спросил, тщательно выговаривая слова, что как-то не гармонировало с исполняемым стриптизом:
   — Какой уровень боли любит Нарцисс прямо — как это вы говорите — с ходу?
   — Грубый, — ответил Жан-Клод. — Он умеет владеть своим желанием не выходить за границы для своего подчиненного, но если он внизу, то грубо, очень грубо. Период разогрева не нужен.
   Голос Жан-Клода, был по-прежнему пуст.
   Ашер поглядел на Нарцисса:
   — Это правда? Ты хочешь начать сразу с... со взрыва?
   Одно слово, но сказано было с таким обещанием, что у Нарцисса вспыхнули глаза. Он медленно кивнул:
   — Можешь начать сразу с крови, если у тебя хватит духу.
   — Для многих нужен долгий период, чтобы это было приятным, — сказал Ашер.
   — Не для меня.
   Ашер расстегнул наконец молнию и спустил рубашку с плеч, подержал минуту в руках, потом ударил таким быстрым движением, что только воздух взвихрился. Тяжелая металлическая молния хлестнула Нарцисса по лицу раз, два, три, и кровь показалась из уголка рта, глаза обессмыслились.
   Я была так всем этим потрясена, что, кажется, забыла дышать — только таращила глаза. Жан-Клод между мной и Ричардом сидел очень неподвижно. Это не была та окончательная неподвижность, на которую способен он, способны все старые мастера, и я поняла почему. Он не мог окунуться в черную тишину смерти под тем прикосновением «жизни», что мы в него накачивали.
   Нарцисс кончиком языка попробовал кровь во рту.
   — Я законченный лжец, но сделки я всегда выполняю честно.
   Вдруг он стал серьезнее, будто легкомысленное заигрывание было всего лишь маской, а под ней — личность, более серьезная и думающая. Когда он поднял глаза, то я поняла, что эта личность опасная. Заигрывание тоже было взаправду, но частично оно еще было камуфляжем, чтобы каждый недооценивал Нарцисса. Глядя в эти глаза, я поняла, что недооценивать Нарцисса — это плохо, очень плохо.
   Посерьезневшие глаза обернулись к Ашеру.
   — За это я тебе должен услугу, но только одну, а не три.
   Ашер поднял руки и распустил волосы сверкающими волнами вокруг лица. Он глядел на коротышку, и я не видела этого взгляда, но Нарцисс сразу стал похож на утопающего.
   — Я стою только одной услуги? — спросил Ашер. — Не думаю.
   Нарцисс только с третьей попытки сумел ответить:
   — Наверное, больше. — Он повернулся к нам, и глаза его остались все теми же — настоящими. — Идите спасайте своих леопардов, чьи бы они там ни были. Но вот что запомните: те, кто там внутри, — они в нашем обществе новички. Наших правил они не знают, а их правила кажутся куда суровее.
   — Спасибо за предупреждение, Нарцисс, — ответил Жан-Клод.
   — Я боюсь, что вот этому не понравится, если вас там поубивают или покалечат, как бы он на тебя ни злился, Жан-Клод. А я хочу позволить ему привязать меня к этой кровати или к стене и делать все, что ему захочется.
   — Все, что захочу? — переспросил Ашер.
   Нарцисс глянул на него:
   — Нет, не все. Только до тех пор, пока я не скажу петушиное слово.
   Что-то в этих последних словах было почти детское, будто он уже предвкушал события и на нас мало обращал внимания.
   — Петушиное слово? — спросила я.
   Нарцисс посмотрел на меня:
   — Если боль становится слишком сильной или если предлагается что-то, чего раб делать не хочет, произносится заранее обговоренное слово. После этого господин должен остановиться.
   — Но если ты связан, то ты не заставишь его остановиться.
   Глаза Нарцисса смотрели куда-то вне мира, во что-то такое, чего я не понимала и не хотела понимать.
   — Это и возможно только из-за доверия — и элемента неуверенности, Анита.
   — Ты веришь, что он остановится, когда ты скажешь, но тебе нравится мысль, что он может и не остановиться, а продолжать, — объяснил Ричард.
   Я уставилась на него, но успела увидеть кивок Нарцисса.
   — Я только одна в этой комнате, кто не знает правила этой игры?
   — Не забывай, Анита, — сказал Ричард, — я был девственником, когда попался в лапы Райны. Она была моей первой любовницей, а вкусы у нее были... экзотические.
   Нарцисс засмеялся:
   — Девственник в руках Райны — это страшная картина. Даже я не дал бы ей над собой работать, потому что это видно в ее глазах.
   — Что видно? — спросила я.
   — Что она не знает остановки.
   Я чуть не оказалась звездой в одной из ее постельных постановок. Спасло меня только то, что я ее убила, так что я здесь была согласна.
   — Райне больше нравилось, если ты этого не хочешь, — сказал Ричард. — Она была сексуальной садисткой, а не доминантом. Я далеко не сразу понял, какая между ними огромная разница.
   Я вгляделась ему в лицо, но он был в безопасности за щитом, и прочесть его мысли я не могла. У них с Жан-Клодом было больше моего практики в постановке щитов. Но если откровенно, я не хотела знать, что скрывается за этим потерянным лицом. Вдруг до меня дошло, что я получила воспоминания Жан-Клода, но не Ричарда. Я даже не догадалась спросить, почему, но это потом, потом. Сейчас я только хотела оказаться за дверью этой комнаты.
   — Пойдем отсюда.
   Жан-Клод отодвинулся от нас и стоял без поддержки.
   — Да, ночь кончается, а нам еще многое предстоит.
   Я не глядела ни на него, ни на Ричарда. Я достаточно твердо пообещала, что, если до рассвета будет далеко, мы займемся сексом. Но теперь, поглядев на голую спину Ашера, увидев глаза Нарцисса, смотревшего на него со смешанным чувством обожания и ужаса, я не была уверена, что мне так уж этого хочется.

Глава 7

   Наверху тянулся пустой белый коридор. Поверху обоев шел серебристый бордюр, по стенам — серебристые полосы — богато, но со вкусом. Как коридор какого-нибудь изысканного отеля. Я не знала, то ли это камуфляж, то ли Нарциссу так нравится. После черного техно-панка зала внизу и спальни Нарцисса в стиле маркиза де Сада это было будто выйти из кошмара в сон мирный и спокойный.
   А вот мы здесь смотрелись неуместно. Все в черном, с обнаженными участками кожи — слишком большими. Джемиль взбежал по лестнице на цыпочках, его мускулистый торс мелькал в переплетении кожаной черной шнуровки. Штаны облегали узкие бедра как вторая кожа, а я уже поняла, наблюдая, как раздевается Жан-Клод, что такой гладкой линии не получишь, если под штанами надеты трусы. Джемиль повернулся, его косички до пояса закрутились вокруг. Контраст темного — черная кожаная одежда, темно-коричневое тело под ней. В этом коридоре он двигался темной тенью.
   Следующим шел Фауст. Это был новый вампир, которого я видела внизу. При лучшем освещении его волосы отливали темно-красным, как будто неправильный оттенок рыжего, но ему это шло.
   Кожаные штаны щеголяли большим количеством молний, чем нужно было, чтобы снять их или надеть, а черная рубашка застегивалась на молнию спереди. Она напоминала рубашку Ашера, если не считать цвета. Я не хотела думать, что там сейчас делает Ашер, продавший себя ради нас, и действительно ли он хотел быть с Нарциссом. Мне больше импонировала идея о самопожертвовании.
   Я шла в середине, а за мной — две женщины. Сильвия все еще казалась мне на себя не похожей. Черная юбка такая короткая, что всякий, идущий позади, поневоле заметил бы все, что под ней есть. Ноги облекали черные чулки, от чего они казались длинными и стройными, хотя Сильвия выше меня всего на три дюйма. Еще она надела черные туфли на трехдюймовых шпильках, — может, это и создавало иллюзию длинных ног. Кожаный топ показывал очень четкую полоску тела от шеи до тонкой талии, схваченной широким поясом. Груди каким-то волшебным образом оставались по обе стороны от этой линии, будто их держало что-то, кроме лифчика.
   Она улыбалась мне, но глаза ее уже выцвели до бледного волчьего цвета. Они не подходили под тщательный макияж и короткие, курчавые каштановые волосы.
   Замыкала шествие Менг Дье. Там, где из-под винила проглядывала бледная кожа, она просто светилась. В приподнятом уголке каждого глаза что-то блестело, дополняя бледные тени век и резко наведенные ресницы. Она была меньше меня, уже в кости, с небольшой грудью, тоньше в талии, как изысканная птичка. Но взгляд, который она на меня бросила, подошел бы больше грифу, чем канарейке. Я ей не нравилась, не знаю почему. Но Жан-Клод меня заверил, что свою работу она сделает. У Жан-Клода много недостатков, но если он доверил мою безопасность Менг Дье, значит, она это может. Он никогда не бывает со мной небрежен — в этом смысле.
   Фауста все это, кажется, чертовски развлекало. От всего, что он видел, он довольно улыбался. Многие вампиры для сокрытия своих чувств используют маску надменности; этот, кажется, выбрал веселое добродушие. Впрочем, вполне может быть, что он действительно жизнерадостный тип, а я просто старый циник.