Эрл Стенли Гарднер
«Некоторые рубашки не просвечивают»

Предисловие

   В течение более тридцати пяти лет мой друг Джозеф Рейген имел дело с людьми, скажем так, не преисполненными уважением к закону. Вначале он был шерифом, затем начальником тюрьмы, работал в министерстве юстиции, потом снова возглавил исправительное учреждение. И при этом всю жизнь ему удалось хранить в своем сердце веру в человека и торжество справедливости.
   Почти двадцать два года Джозеф Рейген был начальником государственной тюрьмы в Иллинойсе. Он инспектировал исправительные заведения в шестнадцати других штатах, и губернатор Массачусетса однажды назвал его лучшим тюремным администратором в Соединенных Штатах.
   Однако в самом Иллинойсе деятельность Джо Рейгена не была оценена по достоинству до тех пор, пока в 1941 году он не подал прошение об отставке, после того как в штате на очередных выборах избрали нового губернатора.
   9 октября 1942 года молодчики из банды Тоухи контрабандой передали в тюрьму оружие и устроили своим ребятам побег, в результате которого несколько охранников получили тяжелые ранения. Возмущение граждан не имело пределов.
   Несмотря на некоторые политические соображения, жители штата хотели, чтобы Джо Рейген вернулся. И он вернулся, и занимает пост начальника тюрьмы в Иллинойсе по сей день.
   Рейген убежден, что часто люди становятся на путь преступления по вине своих родителей. Он утверждает, что ребенок в семье должен обладать определенными правами и обязанностями. По его мнению, дети как можно раньше должны понять истинную цену денег, их необходимо приучать к порядку и дисциплине, им обязательно надо дать религиозное воспитание, приобщить к труду, а самое главное — внушить необходимость уважать интересы других людей.
   Джо Рейген пришел к этому выводу, имея перед своими глазами тысячи разрушенных судеб, рассматривая истории преступлений от изнасилований и убийств до поджогов и мошенничеств.
   После того как люди попадали в возглавляемую Рейгеном тюрьму, многим из них удавалось вырваться из бездны. Рейген помогал в этом своим подопечным, стараясь дать им то, что некогда они недополучили от родителей.
   Он — сторонник железной дисциплины, основанной на абсолютном доверии и справедливости.
   Он пользуется заслуженным уважением заключенных.
   Рейген регулярно и без тени страха заходит в тюремную парикмахерскую, где около пятидесяти парикмахеров из числа заключенных держат в руках заточенные бритвы.
   Это требует от человека недюжинной смелости и уверенности: не боятся ступить шаг за порог административного здания.
   Заключенные нарушили закон, но они уважают справедливость.
   Совершенно очевидно, что у начальника тюрьмы Рейгена есть некоторые идеи, реализация которых способствовала бы уменьшению преступности. Но так уж получается, что простые люди слишком погружены в свои собственные проблемы, чтобы беспокоиться по поводу тюрем.
   Именно это равнодушие добропорядочных граждан и является подоплекой многих преступлений. Читатель, задумайся над этим, послушай, что говорят наши ведущие пенологи[1], и тогда ты поможешь спасти многих людей, предотвратить возможные убийства и заставить кривую на графике преступности в твоем городе ползти вниз.
   И я посвящаю эту книгу моему другу Джозефу Рейгену.
 
   Эрл Стенли Гарднер

Глава 1

   Берта Кул уверенно повернула ручку двери своей сильной рукой, унизанной бриллиантами, и ее крупное тело вплыло в мой кабинет. Сердитый взгляд глаз предвещал бурю.
   В тот момент мы — я и мой секретарь Элси Бранд — обсуждали до сих пор нераскрытое дело о киднеппинге годовой давности. Тому, кто обнаружил преступников, была обещана награда в сто тысяч долларов.
   Бросив взгляд на Берту, я повернулся к Элси:
   — Пока все.
   Берта стояла, уперев в бедра мощные кулаки, и дожидалась, пока девушка выйдет из комнаты. Наконец она сказала:
   — Дональд, я их не выношу.
   — Кого?
   — Хнычущих мужчин.
   — А почему зашла речь о них?
   — Потому что один такой сидит в моем кабинете.
   — И он тебя раздражает?
   — Да.
   — Так вышвырни его вон.
   — Не могу.
   — Почему?
   — У него есть деньги.
   — Что ему нужно?
   — Хороший детектив, разумеется.
   — А чего ты хочешь от меня?
   — Дональд, — произнесла Берта, придав своему голосу льстивые интонации, — мне нужно, чтобы ты поговорил с ним. Тебе удается в каждом человеке найти что-то интересное. А Берта — не может. Берте люди либо нравятся, либо нет, и, если ей кто-то не нравится, она готова проклинать землю, по которой он ходит.
   — Что тебя не устраивает?
   — Все!.. За каким чертом он не подумал о том, как любит свою жену, прежде чем начал увиваться за той блондинкой! А теперь он приходит сюда и распускает сопли!
   — Сколько денег он может выложить?
   — Я сказала, что мы хотим пятьсот долларов в задаток даже до того, как его выслушаем. Я думала, это его отпугнет. Я бы, конечно, попереживала, но…
   — Так что же он сделал?
   — Представь себе, без звука достал бумажник и отсчитал пять стодолларовых бумажек. Сейчас эта кучка лежит на моем столе.
   — Наличными?
   — Да. Ему не хочется отмечать сделку в своих бухгалтерских книгах.
   Я встал с кресла:
   — Покажи мне его.
   Лицо Берты расплылось в довольной улыбке.
   — Я знала, что могу рассчитывать на тебя, Дональд.
   Ты чертовски отзывчивый малый.
   Берта промаршировала через кабинет Элси Бранд, миновала приемную и вошла в свои владения.
   Около стола в кресле для клиентов сидел мужчина, нервно вскочивший при нашем появлении.
   — Мистер Фишер, — представила Берта, — это Дональд Лэм, мой партнер. Мне показалось, что вам будет полезно познакомиться с точкой зрения мужчины на это дело.
   У Фишера были рыжие волосы, рыжие брови и бледно-голубые глаза. Выражение его лица было таково, словно он каждую минуту может зайтись в рыданиях. Мы пожали друг другу руки, и он сказал:
   — Очень приятно, мистер Лэм.
   Однако при этом он производил впечатление человека, которому ни разу в жизни не довелось столкнуться с чем-либо приятным.
   Я взглянул на пять стодолларовых банкнотов, разложенных на белом листке.
   Со вздохом облегчения Берта опустилась в кресло, затрещавшее под ее тяжестью, оглядела нас обоих с таким видом, который ясно говорил, что дальнейшее ее не интересует и она умывает руки, смела банкноты в ящик стола и закрыла его на ключ.
   — Я уже рассказал миссис Кул о своих бедах, — начал Фишер.
   — Расскажите еще раз, — попросила Берта. — На этот раз Дональду.
   Фишер набрал воздух в грудь.
   — Его зовут Баркли Фишер, — покровительственным тоном сказала Берта. — Он занимается недвижимостью.
   Женат, имеет полуторагодовалого ребенка. Две недели назад он ездил в Сан-Франциско на конференцию. Пожалуйста, Фишер, продолжайте.
   — Трудно объяснить, что произошло. — Фишер нервно хрустнул костяшками пальцев.
   — Не ломайте пальцы, — одернула его Берта. — Они могут распухнуть.
   — Простите, плохая привычка, — ответил он.
   — Надо избавиться от нее.
   — Так что же произошло с вами в Сан-Франциско? — спросил я.
   — Я… я напился.
   — А потом?
   — Очевидно, я… я провел ночь не в своей комнате.
   — А в чьей же тогда?
   — Очевидно, в комнате девушки по имени Лоис Марлоу.
   — Где вы познакомились с ней?
   — Она была в числе девушек, оживлявших своим присутствием конференцию.
   — Что это была за конференция?
   — Там собрались предприниматели, занимающиеся изготовлением яхт и моторных лодок.
   — Какое отношение вы имеете к этому?
   — Я финансирую одно предприятие, занимающееся изготовлением лодок из стекловолокна. Знаете, такой необыкновенной конструкции, с подвесным мотором.
   Мы делаем лодки разных размеров, но в основном специализируемся на пятнадцатифутовых. Возможно, вам это неизвестно, мистер Лэм, но наша компания имеет филиалы по всей стране. Полтора года назад я вложил деньги в это дело, и мои прибыли растут.
   — Значит, вы приехали на конференцию как управляющий компанией?
   — Как ее президент.
   — Прошу прощения.
   — Ничего, все в порядке.
   Фишер снова хрустнул пальцами.
   — Прекратите! — поморщилась Берта.
   — Итак, — продолжал я. — Лоис была там среди прочих девушек, оживлявших своим присутствием конференцию?
   — Да, в каком-то смысле… Там было около десяти молодых женщин. Не знаю точно, откуда они взялись.
   Видите ли, после заседания мы все собрались в номере одного предпринимателя, который занимается подвесными моторами. Он показал фильм о том, как этот мотор работает. Это была новая модель, и этому промышленнику, разумеется, хотелось заключить сделки с изготовителями лодок.
   — Как называется эта компания?
   — «Иенсен трастмор». Ее президент — Карл Иенсен — весьма предприимчивый делец. Ему удалось создать мощный мотор. Он привез киноролики о водных лыжах, регатах, и, само собой разумеется, пейзаж украшали красотки в купальных костюмах. Некоторые из них присутствовали на встрече и вели себя… гм… очень дружелюбно.
   Чтобы подбодрить клиентов? — спросил я.
   — Вот именно.
   — И к вам была прикреплена Лоис Марлоу?
   — Она несколько раз наполняла мой бокал. Мы пили фруктовый пунш, казавшийся довольно безобидным.
   — А шампанское?
   — Оно было позже.
   — И Лоис наполняла ваш бокал?
   — Да.
   — Сколько вы выпили?
   — Не помню. Она была очень настойчивой и… привлекательной.
   — Хорошо. Так в чем же дело?
   — Вот в этом, — сказал Фишер.
   Он вынул из кармана конверт и подал его мне. На конверте стоял штемпель Сан-Франциско, он был адресован Баркли Фишеру, президенту «Фишер инвестмент компани», с указанием полного адреса и индекса почтового отделения.
   — Вы хотите, чтобы я прочел письмо? — спросил я.
   Фишер кивнул. Я достал из конверта листок с напечатанным на машинке текстом и прочел:
   «Сэр!
   В распущенности и моральной деградации современного общества повинны главным образом мужчины вашего типа.
   Если бы не вы, Лоис Марлоу была бы нормальным, полезным обществу человеком. Она романтическая натура, и ее влечет светская жизнь, она любит веселые компании. Это вы, мужчины, спаиваете ее до того, что она теряет моральные устои, и добиваетесь своего, самодовольно кичась репутацией сердцеедов. У вас нет к ней настоящего чувства. Единственное, что вас интересует, — минутное удовольствие. Я предполагаю, что вы женаты, и, конечно, постараюсь выяснить это.
   Вы еще обо мне услышите.
   Джордж Кэдотт».
   Я протянул письмо Берте.
   — Я уже видела его, — отмахнулась она.
   — Это ужасно, просто ужасно! — воскликнул Баркли Фишер. — Я никогда не смогу объяснить это Минерве.
   — Минерва — это ваша жена?
   Он печально кивнул:
   — Вот почему я расклеился.
   — Кто такой этот Джордж Кэдотт?
   — Понятия не имею. Никогда не встречал человека с таким именем.
   — Хорошо. — Я посмотрел на него в упор. — Вы сказали, что были в дружеских отношениях с Лоис? Насколько дружеских?
   — Говорю вам, что не знаю. Я был пьян и не осознавал, что происходит.
   — Вы оказались в ее комнате?
   — Я был в квартире какой-то женщины, вероятно, в ее.
   — Расскажите об том поподробнее.
   — Последнее, что я запомнил, — мне страшно захотелось пить. У меня во рту все горело, и я выпил шампанского. Потом я помню, как чьи-то мягкие руки гладили меня по лбу. Затем полный провал памяти и темнота.
   Проснулся я утром в незнакомой квартире на кушетке под одеялом и нагишом. Соседняя комната оказалась спальней, дверь в нее была открыта.
   — Что вы сделали?
   — Я встал и огляделся. Голова у меня буквально раскалывалась от боли. Я заглянул в поисках воды в соседнюю комнату и увидел там женщину, лежавшую в постели.
   — Это были Лоис Марлоу?
   — Не знаю. Она лежала ко мне спиной, а мне не хотелось ее будить. Во всяком случае, как и Лоис, она была блондинкой.
   — Что вы сделали дальше?
   — Мой костюм висел на стуле. Я оделся и вышел из квартиры. Дом был совершенно незнаком мне, и я долго блуждал по коридору, прежде чем нашел лифт. Помню, что я был на третьем этаже. Я вышел на улицу и попытался поймать такси, но ни одна машина не останавливалась. И немудрено, представляю себе, как я выглядел в тот момент! Я пошел пешком по направлению к центру города, и, на мое счастье, меня догнало такси.
   Мне не пришлось даже останавливать его, водитель посмотрел на меня и все понял. Я сообщил ему название моего отеля, и он доставил меня на место.
   — Кто-нибудь видел, как вы выходили из квартиры? — спросил я.
   — К несчастью, да.
   — Кто же?
   — Не знаю. По коридору шел мужчина и… ну, он, наверное, был знаком с женщиной, живущей в той квартире, потому что, увидев меня, он резко остановился.
   — Он что-нибудь сказал?
   — Нет, ничего.
   — Сколько ему на вид лет?
   — Года тридцать два или что-то около этого. Тогда я не обратил на него особого внимания.
   — Рост и телосложение?
   — Среднего роста, обычный, ничем не примечательный мужчина.
   — Наверное, вы дали Лоис Марлоу свою визитную карточку? — предположил я.
   — Не знаю. Почему вы так думаете?
   — Судя по адресу на конверте, — ответил я, — автор письма взял его с карточки. Когда вы получили письмо?
   — Вчера днем.
   — А когда состоялась конференция?
   — Две недели назад.
   — Так и есть, — сказал я. — Этот человек, очевидно, нашел карточку, оставленную вами у Лоис Марлоу. Он видел вас выходящим из ее квартиры. Уже десять дней он знал, кто вы такой. Почему же он выжидал?
   — Не знаю. — Пожал плечами Фишер.
   — Зато я знаю. Он наводил справки о вас, о вашем финансовом положении. Они хотят запустить в вас когти и выясняют, насколько глубоко они их могут запустить.
   — Они? — спросил Фишер.
   — Конечно, — ответил я. — Этот человек и Лоис, несомненно, работают вместе.
   — О, нет! Вы ошибаетесь! Лоис очень милая девушка и… Но есть одна причина, мистер Лэм, из-за которой я чувствую себя таким подлецом во всей этой истории.
   — Что вы имеете в виду?
   — Я уверен, что понравился Лоис по-настоящему. Ее влекло ко мне. Мужчина всегда чувствует, когда действительно нравится женщине. Но я не сказал ей, что женат.
   — То есть вы сказали ей, что не женаты?
   Фишер заерзал в кресле и наконец выдавил:
   — Я уже сказал вам, мистер Лэм, что не могу припомнить всего, что случилось в ту ночь.
   — Хорошо. Итак, у вас есть выбор: или платить, или драться. Заплатив, получите передышку до следующей попытки шантажа. Они будут сжимать челюсти до тех пор, пока вы будете терпеть. Вступая же с ними в борьбу, рискуете, что эта история вылезет наружу. Что вы предпочитаете?
   — Ничего, мистер Лэм. Мне не хочется ни платить, ни драться. О Боже, зачем только я поехал в Сан-Франциско! Как я мог себе позволить так надраться! Я…
   — Забудьте об этом! — попросил я. — Сделанного не воротишь. Итак, вы женаты. Расскажите о вашей жене.
   — Минерва — самая замечательная женщина в мире.
   — Великодушная, с широкими взглядами?
   — Она — замечательная женщина!
   — Тогда идите домой и расскажите ей обо всем: что во время вечеринки какая-то крошка напоила вас шампанским, что больше ничего не было, но теперь, оказывается, вас шантажируют. Так вы сэкономите пятьсот долларов.
   Берта Кул сердито сверкнула глазами. Баркли Фишер снова нервно заерзал в кресле.
   — Ну, что еще? — нетерпеливо спросил я.
   — Вы не знаете Минерву, — произнес он упавшим голосом. — Она замечательная, отзывчивая, чуткая. Словом, лучшая женщина в мире. Это известно всем. Но она никогда не простит неверности.
   — Но ведь не было никакой неверности!
   Фишер подавленно молчал.
   — Или была? — допытывался я.
   — Я не помню всего и ни в чем не могу быть уверен…
   Насколько я понимаю, мистер Лэм, вы не женаты?
   — Совершенно верно.
   — Я так и думал.
   — Как поступит ваша жена, если узнает эту историю?
   — Она… она уйдет от меня и заберет с собой ребенка.
   — Сколько лет ребенку? — спросил я.
   — Полтора года.
   — Как давно вы женаты?
   — Около года.
   — Что?! — удивился я. — Подождите, или вы перепутали даты, или мой календарь врет?
   — Нет-нет, — сказал он. — Это длинная история.
   Видите ли, это ребенок сводной сестры Минервы. Моя жена взяла его на воспитание. Одна из замечательных черт Минервы — она всегда готова прийти на помощь людям. Муж ее сводной сестры умер до рождения ребенка. Когда на свет появилась девочка, сестра поняла, что и она долго не проживет. Она написала Минерве, и после ее смерти моя жена поехала в Аризону и увезла ребенка.
   — Это произошло до вашего брака?
   — Через два месяца после того, как мы поженились.
   — Предположим, произойдет худшее, и Минерва потребует развода. Что будет с собственностью? Она у вас раздельная или общая?
   — По этому поводу я должен посоветоваться с адвокатом. Я вложил деньги жены в дело. Она выплачивает мне жалованье и процент с доходов, но это деньги, доставшиеся ей в наследство от сестры. Та имела капиталовложения в техасские нефтяные разработки.
   Минерва обратила все акции в деньги и получила тридцать тысяч наличными. Она передала их мне, чтобы я вложил в дело. С тех пор цены выросли. Мои собственные деньги помещены удачно, а ее капитал перевалил за двести пятьдесят тысяч долларов.
   — После уплаты налогов?
   — Нет, но в любом случае сумма приличная. Я вложил деньги в разработку урановой руды, и похоже, что эти шахты тоже принесут немалый доход.
   — Какое жалованье выплачивает вам жена?
   — Размер жалованья, разумеется, постоянно увеличивается, поскольку постоянно растет ее собственное состояние. На сегодняшний день я получаю от нее десять тысяч долларов в год и десять процентов от дохода.
   — Мне надо поехать в Сан-Франциско, — предложил я. — Мы должны первыми нанести удар. Не знаю, что меня ждет. Возможно, понадобятся деньги. Боюсь, нам не избежать сотрудничества с полицией.
   — Только никакой огласки! — заволновался Фишер. — Помните, я не могу позволить себе ни малейшего шума, ни тени скандала. Минерва не должна ничего знать.
   — Дело обойдется вам в круглую сумму, и я заранее предупреждаю, что ничего не могу гарантировать, — ответил я.
   — Сколько это будет стоить? — поинтересовался он.
   — Трудно точно сказать, но если мне удастся устроить все так, чтобы вас больше не беспокоили, это пробьет большую брешь в вашем бюджете.
   — Я готов к этому, мистер Лэм. — Фишер некоторое время молчал, подбирая слова. — А вам не кажется, что вам обоим стоит поехать? Участие женщины, миссис Кул…
   Берта решительно покачала головой:
   — Вы недооцениваете Дональда. У него хорошие мозги, и он умеет работать. Если и есть человек, который вытащит вас из неприятностей, так это он. Но за это вам придется заплатить.
   — Я так и предполагал, — кивнул Фишер.
   Берта взглянула на меня и расплылась в улыбке:
   — Я напишу расписку, а тебе, Дональд, лучше поспешить с заказом билета на самолет до Сан-Франциско.

Глава 2

   Я позвонил своему другу, работавшему в министерстве автомобильного транспорта, и он обещал к моему приезду в Сан-Франциско раздобыть информацию о Лоис Марлоу.
   Позвонив ему из аэропорта, я выяснил, что Лоис Марлоу имеет водительские права, что ей двадцать семь лет и живет она в «Вистерия Апартментс».
   «Вистерия Апартментс» оказался типичным для Сан-Франциско многоквартирным пятиэтажным домом с узким фасадом и рядом кнопок около запертого парадного.
   Я выяснил, что Лоис Марлоу живет в квартире 329, нажал кнопку звонка и стал ждать.
   Через несколько секунд зуммер возвестил, что дверь открыта и я могу войти.
   Судя по всему, дом Лоис был открыт для всех. Ее не интересовала личность гостя. Вы нажимали звонок, она в ответ нажимала кнопку, отпирающую входную дверь.
   Пятнадцативаттной лампочки было явно недостаточно, чтобы осветить недавно обновленный интерьер кабины лифта — алый плюш и позолота. Я нажал на кнопку, лифт словно нехотя пришел в движение и доставил меня на третий этаж.
   Квартиру 329 я нашел почти сразу и не мешкая нажал перламутровую кнопку звонка от двери.
   Женщина, открывшая дверь, была хороша собой и прекрасно знала это — блондинка со свежим цветом лица, характерным для уроженок Сан-Франциско, и с большими серыми глазами.
   Она довольно долго разглядывала меня, пытаясь определить, что я собой представляю.
   — Я вас не знаю! — приветливо улыбнулась она, демонстрируя две ямочки на щеках.
   — Теперь знаете, — ответил я.
   — Боюсь, что вы ошиблись адресом. — Она, не закрывая дверь, продолжала улыбаться.
   — Позвольте мне войти в квартиру и объяснить вам, в чем дело, — попросил я.
   — Нет, не позволю, — ответила она, при этом не лишая меня удовольствия любоваться своей улыбкой.
   — Ладно, — согласился я, — объяснимся в коридоре.
   Меня зовут Дональд Лэм. Я друг мистера Фишера. Эта фамилия говорит вам что-нибудь?
   — Нет.
   — Баркли Фишер?
   Она покачала головой.
   — Вспомните конференцию предпринимателей, изготовляющих моторные лодки, подвесные моторы…
   — Подождите, — прервала она, — как вы его назвали?
   — Фишер, Баркли Фишер.
   В ее глазах появился интерес:
   — Так в чем дело с этим Баркли Фишером?
   — Вы знаете человека по имени Джордж Кэдотт?
   — О Боже! — воскликнула она и, отступив в сторону, пропустила меня в комнату. — Проходите. Как вы себя назвали?
   — Дональд Лэм.
   — Ну так входите, Дональд, и объясните мне, в чем заключается ваше дело.
   Это была милая, уютная квартирка. В гостиной действительно стояла кушетка, на которой, очевидно, спал тогда Фишер. Полуоткрытая дверь вела в спальню, а вращающаяся дверь, по-видимому, в кухню. Квартира была мило обставлена, пожалуй, только с избытком безделушек. В гостиной витал легкий аромат духов.
   Лоис Марлоу опустилась в кресло, продемонстрировав свои изящные ножки, обтянутые нейлоном.
   — Что, Джордж натворил каких-нибудь бед, Дональд?
   — Во всяком случае, пытался.
   — Не знаю, что можно с ним поделать… разве только хлороформом отравить.
   — Баркли Фишер женат, — сказал я, переходя к делу.
   — Подождите минуту, — сказала Лоис.
   — Давайте выясним прежде всего одну вещь. Баркли Фишер — это рыжий парень, который трещит пальцами?
   — Тот самый, — подтвердил я.
   Она рассмеялась хрипловатым, но приятным смехом:
   — Роль старого прожженного волка оказалась ему не под силу. Он с ней не справился.
   — Могу себе представить, — согласился я. — Так что же произошло?
   — После фруктового пунша он стал пить шампанское как воду. Эта смесь доканала его.
   — И что случилось?
   — Он отправился в ванную.
   — А потом?
   — Вас интересуют все подробности?
   — Да.
   — Его вырвало.
   — И дальше?
   — Я устроила его на кушетке.
   — А было что-нибудь еще?
   — Почему вы спрашиваете?
   — Джордж Кэдотт написал ему письмо.
   — Он способен на это.
   — Ладно. — Я решил открыть свои карты. — Я частный детектив. Вот моя визитная карточка.
   Она посмотрела карточку и спросила:
   — А кто такая Б. Кул?
   — «Б» означает Берта, — объяснил я. — Берта Кул — хладнокровная, искушенная, безжалостная вдова, сто шестьдесят пять фунтов костей и мускулов. Она твердая и опасна, как моток колючей проволоки. Вам бы она понравилась.
   — Восхитительно! — сказала Лоис.
   — Возможно, на первый взгляд я не кажусь столь опасным, — добавил я, — однако и я умею причинять людям неприятности, вполне могу доставить их вам в любом количестве.
   — В чем это вы хотите меня убедить? В вас, Дональд, есть нечто печальное, такое трогательное. Держу пари, многие женщины мечтают вас усыновить и нянчиться с вами. Вам приходится держать ухо востро, чтобы не попасть в колыбельку.
   — Моя личная жизнь, — заметил я, — не является темой нашего разговора.
   — А почему нет? Вы же интересуетесь моими друзьями.
   — Но мои друзья не пишут писем с угрозами, — парировал я.
   Лоис снова рассмеялась, но затем резко посерьезнела:
   — Я дала этому парню отставку несколько лет назад.
   — Если это обычный шантаж, то мне остается вам только посочувствовать. Денег вы не получите. Если вы будете продолжать копать в том же направлении, не удивляйтесь, когда прочтете свое имя в полицейских сводках.
   — Не будьте глупцом, Дональд, это не шантаж.
   — Тогда что же это такое?
   — Трудно объяснить, — сказала Лоис. — Мне очень нравится Джордж. Он один из тех искренних, серьезных людей, которые готовы взорвать мир. Джордж не жалеет сил, чтобы переделать его, очистить от всякой скверны. Он уже давно считает, что любит меня.
   — А как вы относитесь к нему?
   — Иногда он чертовски надоедает мне, иногда меня забавляют его разглагольствования. Он осуждает многие мои поступки, но, кажется, действительно любит меня.
   — Чем он занимается?
   — Думает.
   — Меня интересует, чем он зарабатывает на жизнь?
   — Он получил наследство.
   — Сколько?
   — Не слишком много, но вполне достаточно для жизни.
   — Чем же он оправдывает свое существование?
   — Собирается написать великий американский роман. Хочет заняться живописью. А может, политикой.