Гарднер Мартин. "...Лишь за одно вчера"

особых перемен не произошло. У нас есть земля, деревья, сама община, ее
люди. Ну и некая свобода. Ни загрязнений, ни конкуренции, ни ненависти.
Нам нравится вспоминать прошлое и то хорошее, что было в городах, и
поэтому нам нравится слушать Кита. Но и в настоящем есть что-то стоящее. А
вот у Кита все не так. Он ведь не выбирал такую жизнь, он здесь оказался
всего лишь в гостях. Все его мечты связаны с городом, с поэзией, музыкой,
с людьми и с людским шумом и суетой. И вот он потерял этот мир. Ничего из
того, что он делал или хотел сделать, уже нет. И потом... у него была
девушка, Сандра, он звал ее Санди. Они жили с Китом два года, вместе
путешествовали, все делали вместе. Они расстались только на лето - ей надо
было вернуться в колледж. А потом они снова были бы вместе. Понимаешь?
Уинтерс все понял.
- А потом был Взрыв?
- А потом был Взрыв. Кит оказался здесь, у черта на куличках. Санди
была в Нью-Йорке. Так он ее и потерял. Я думаю, если бы Санди была с ним
здесь, он бы как-то пережил все остальное. В том мире, что он потерял, они
всегда были вместе, и она была самой важной частью этого мира. Будь она
здесь, они бы рядом шли по этому новому миру, нашли бы в нем новую красоту
и пели бы новые песни. Но ее здесь нет, так что... - Я пожал плечами.
- Я понимаю, - произнес Уинтерс значительно. - Но ведь прошло уже
четыре года. Я тоже много потерял. Жену, например. Но я же пережил это.
Рано или поздно траур надо снимать.
- Верно, - сказал я. - Это все верно - для меня и для тебя. Я в общем
не так уж много потерял, а ты... ты вот думаешь, что все еще наладится.
Кит так не думает. Может, в прошлом у него было слишком хорошо - или он
чересчур романтичен. А может, он любил крепче, чем довелось любить нам. Я
знаю только, что все его мечты о будущем - чтобы оно было, как прошлое. У
меня это не так. Мне просто не пришлось повстречаться с таким вот
счастьем. А Кит его испытал или думает, что испытал. Какая разница. Он
хочет его вернуть.
Я выпил еще воды и встал.
- Надо идти работать, - быстро сказал я, не давая Уинтерсу продолжить
разговор. Но когда я возвращался в поле, то призадумался.
Конечно, я не сказал Уинтерсу одну вещь, одну очень важную вещь: про
хронин. Может быть, если бы кто-нибудь сумел заставить Кита вести ту же
жизнь, что и все, он бы выкарабкался из своей депрессии. Как все мы
выкарабкались. Но у Кита был выбор. Кит мог летать в прошлое. У Кита все
еще была его Санди, и ему не надо было начинать все с нуля. Это многое
объясняет, подумал я. Может, стоило сказать об этом Уинтерсу. Может быть.


В тот вечер Уинтерс не пришел на концерт. На следующее утро он и
Чокнутый Гарри отправлялись на запад, на поиски, и теперь где-то возились,
загружая джип и планируя маршрут.
Киту до них не было никакого дела. Он сидел на камне, грелся у тлеющей
кучи осенних листьев, заглушая завывания задувшего перед заходом солнца
холодного ветра. Играл он с напором, а пел грустно. А когда погас костер и
публика разошлась, взял свою гитару, коробку из-под сигар и направился к
ручью.
Я пошел за ним. На этот раз ночь была темная, облачная. В воздухе пахло
дождем. Дул пронизывающий ветер. Нет, свист его не напоминал крики
умирающих, но он носился между деревьями, тряс сучья и поднимал в воздух
листья. Шум ветра был какой-то... беспокойный.
Когда я подошел к ручью. Кит уже засучивал рукав, но я остановил его,
прежде чем он вытащил иглу.
- Слышь, Кит, - сказал я и положил руку ему на плечо. - Не торопись.
Давай сначала поговорим, а?
Он посмотрел на мою руку, на шприц, потом неохотно кивнул.
- Ладно, Гэри, - сказал он. - Только быстро. Я тороплюсь. Я уже неделю
не видел Санди.
Я убрал руку с плеча Кита и сел.
- Знаю.
- Я пытался растянуть это дело. У меня всего-то на месяц, но я думал,
если отлетать раз в неделю, можно протянуть подольше. - Он улыбнулся. - Но
это очень трудно.
- Знаю, - снова сказал я. - Но тебе было бы легче, если бы ты не думал
о ней столько.
Он кивнул, положил коробку и, поеживаясь от ветра, поплотнее запахнул
куртку.
- Да, я слишком много о ней думаю, - согласился он. Потом улыбнулся и
добавил: - Такие люди опасны.
- В основном для себя. - Я посмотрел на него, съежившегося в темноте от
холода, и спросил: - Кит, что ты будешь делать, когда хронин кончится?
- Если б я знал...
- Зато я знаю. Ты забудешь, вот и все. Твоя машина времени поломается,
и тебе придется жить в настоящем. Найдешь кого-нибудь другого и начнешь
снова. Но тебе было бы легче, если бы ты начал уже сейчас. Спрячь на время
хронин. Борись с ним.
- И пой бодрые песни, так? - насмешливо спросил он.
- Вот этого, может, и не стоит. Я вовсе не прошу тебя стереть прошлое
или притвориться, что его не было. Но попробуй найти что-нибудь в
настоящем. Ты же знаешь сам, не все так пусто и бессмысленно, как ты
говоришь. Жизнь не бывает вот такой черно-белой. Уинтерс отчасти прав -
кое-что стоящее еще осталось. Ты об этом забываешь.
- Правда? И что же я забываю?
Я запнулся. Он загонял меня в угол.
- Ну... ты вот все еще поешь с удовольствием. Это ж так, и ты это
знаешь. Может, есть еще что-то. Ты же когда-то сочинял свои вещи, и тоже
получал от этого удовольствие. Почему бы тебе не поработать над новыми
песнями? Ты же ничего не написал с самого Взрыва. Или почти ничего.
Кит подобрал пригоршню листьев и стал по одному кидать их на ветер.
- Думал я об этом. Ты и представить себе не можешь, сколько я об этом
думал, Гэри. И пробовал Но ничего не выходит. Ничего. - Голос у него
смягчился. - В старое время все было по-другому. Ты знаешь, почему. Каждый
раз, когда я пел, Санди сидела среди публики. А когда я выдавал что-нибудь
новое, свое, я видел, как она расцветала. Стоило ей улыбнуться как-то
по-особому, и я был уверен, что сочинил что-то очень приличное. Она
гордилась мной и моими песнями. - Он потряс головой. - Теперь ничего этого
нет, Гэри. Ну, напишу я песню, ну спою... и что? Кому до этого есть дело?
Тебе? Ну да, может, ты да еще несколько человек, вы ко мне подойдете,
скажете: "Слушай, Кит, ты гений". Но это все не то. Мои песни - это было
очень важно для Санди, как для меня было важно то, что она делала на
сцене. А теперь до моих песен никому нет дела. Я говорю себе, что это
неважно, что сочинительство доставляет удовольствие само по себе, даже
если оно никому не нравится. Я все время повторяю это себе. Но от того,
что говоришь "сахар", во рту слаще не становится.
Иногда мне кажется, что я должен был сказать в тот момент ему: "Кит,
твои песни для меня - самое важное в мире". Но ведь это было не так, черт
бы его побрал. Кит был моим другом, и я не мог ему врать, даже во
спасение. К тому же он бы мне и не поверил. У Кита было чутье на неправду.
В общем, я запутался.
- Кит, если бы ты попробовал, может, и нашел бы кого-нибудь вроде нее.
У нас в общине есть девушки, очень славные, не хуже Санди, только ты их
держишь на расстоянии, а зря. Ты бы мог кого-нибудь найти.
Кит холодно на меня посмотрел - ветер, и тот был теплее этого взгляда.
- Мне не надо "кого-нибудь", Гэри, - сказал он, поднял коробку, открыл
ее и показал мне иглу. - У меня есть Санди.


В ту неделю Кит дважды отправлялся в прошлое, и оба раза он уходил с
поляны торопливо, как в лихорадке. Раньше он еще сидел около часа вместе с
нами, а потом незаметно отчаливал к ручью. Но теперь он приносил коробку
из-под сигар с собой и убегал чуть ли не раньше, чем замрут последние
звуки "Я и Бобби Мак-Ги".
Все, конечно, помалкивали. Все знали, что Кит путешествует, все знали,
что хронин у него кончается. Мы все понимали, и все ему прощали. Понимали
все, кроме Пита, бывшего капрала в роте Уинтерса. Мы ему ничего не
объяснили - ни ему, ни Уинпотерсу, ни Чокнутому Гарри. Но однажды вечером,
когда Кит пел, я заметил, как Пит с любопытством смотрит на коробку из-под
сигар у ног Кита. Он что-то сказал Жанне, девчонке, с которой спал, а она
ответила. Я так понял, что она ему все растолковала.
И я оказался прав. И еще как прав.
Уинтерс и Чокнутый вернулись ровно через неделю, и вернулись не одни. С
ними приехали трое подростков, парнишка и две девочки, которых они нашли
где-то на западе в компании крыс. "В компании" - это конечно эвфемизм. Они
были рабами этих мерзавцев, а Уинтерс с Чокнутым освободили их.
Я не стал спрашивать, что стало с крысами. И так можно было догадаться.
В тот вечер, да и на следующий день, в общине царило оживление.
Ребятишки немного нас побаивались; пришлось как следует постараться, чтобы
успокоить их. Уинтерс решил, что им нужно собственное жилье, и они с Питом
начали строить планы насчет еще одной хижины. А первую они уже
заканчивали.
Впоследствии выяснилось, что Уинтерс и Пит беседовали не только про
строительство. Мне бы надо было самому об этом догадаться, когда я
несколько раз подмечал, как Уинтерс с любопытством поглядывает на Кита.
Но я не догадался. Так уж получилось. Как и все, я был слишком занят
новенькими: надо было узнать их получше, дать им пообвыкнуться и
успокоиться. Все это было совсем не просто.
Вот и получилось, что прошло четыре дня после возвращения Уинтерса, а я
так ничего и не заподозрил. На четвертый день, вечером, я был на поляне,
слушал, как поет Кит. Он только что закончил "Этот ветер зовут Мария" и
собирался начать вторую песню, как в круг неожиданно вошла целая группа.
Впереди шел Уинтерс, а за ним Чокнутый Гарри с тремя новенькими. Были там
и Пит, в обнимку с Жанной, и еще несколько человек - они все пришли из
общего дома вслед за Уинтерсом.
Кит, наверно, подумал, что они хотят послушать, и начал играть, но
Уинтерс его остановил.
- Подожди, Кит, - сказал он. - Нам сейчас надо разобраться с одним
делом, пока мы тут все вместе. Поговорить надо.
Пальцы Кита замерли, музыка оборвалась. Только шумел ветер да
потрескивали в огне листья. Все смотрели на Уинтерса.
- Надо поговорить про путешествия в прошлое, - сказал Уинтерс.
Кит положил гитару и глянул на коробку из-под сигар, лежавшую возле
камня, где он всегда сидел.
- Говори, - сказал он.
Уинтерс огляделся, внимательно всматриваясь в бесстрастные, лица, как
будто взвешивал все перед тем, как заговорить. Я тоже обвел глазами круг.
- Мне сказали, что в общине есть запас хроника, - начал Уинтерс, - и
что ты путешествуешь. Это так?
Когда Кит нервничал, он всегда начинал теребить свою бороду.
- Так, - сказал он.
- И больше этот хронин никак не использовался? - спросил Уинтерс. Его
сторонники стояли за ним, словно фаланга.
Я поднялся. Спорить, сидя на земле, было как-то неловко.
- Кит первый нашел хронин, - сказал я. - Мы осматривали городскую
больницу, после того как там побывала армейская часть. Лекарств там
оставалось всего ничего. Они сейчас лежат на складах общины, на тот
случай, если понадобятся. А Киту нужен был хронин, и мы его ему отдали.
Нам он ни к чему.
Уинтерс кивнул.
- Понятно, - веско произнес он. - Я вовсе не критикую то ваше решение.
Просто вы тогда не сообразили, что хронин можно использовать не только для
путешествий. - Он остановился на минуту, потом продолжил, обводя всех нас
взглядом. - Хронин - очень мощный препарат. Это важный ресурс, а в нашем
положении нам позарез нужны любые ресурсы. А то, что делает Кит, -
преступная трата препарата. Он вовсе не для этого предназначен.
Тут Уинтерс сделал ошибку. Лекции насчет злоупотребления наркотиками
тут на "ура" не пройдут. Видно было, как люди начинают закипать.
Рик, высокий худой парень с вандейковской бородкой, не пропускавший ни
одного концерта, ответил Уинтерсу, не поднимаясь с земли.
- Мура собачья, - сказал он. - Хронин, он для того, чтобы летать во
времени, полковник. Им и пользуются, чтобы тащиться.
- Верно, - сказал еще кто-то. - И мы его отдали Киту. Я вот не хочу
летать, а он хочет. И что тут плохого?
Но Уинтерс быстро подавил враждебность.
- Ничего плохого не было бы, - сказал он, - будь у нас неограниченный
запас хронина. Но его нет. Ведь так, Кит?
- Да, - спокойно сказал Кит. - Совсем немного осталось.
В глазах Уинтерса, смотревшего на Кита, отражался огонь костра, и
трудно было разобрать их выражение. Но голос его звучал тяжело.
- Кит, я знаю, что для тебя значат эти путешествия. И мне очень не
хочется делать тебе больно. Но этот хронин нужен нам. Всем нам.
- Для чего? - Это уже спросил я. Мне и самому хотелось, чтобы Кит
отказался от хронина, но отбирать его - это уж дудки. Не позволю. - Зачем
нам нужен хронин?
- Хронин - это не машина времени, - сказал Уинтерс. - Это лекарство для
памяти. А есть множество вещей, которые мы обязаны вспомнить. - Он снова
оглядел сидящих. - Кто-нибудь из вас работал в больнице? Санитаром,
скажем? Ладно, потом выясним. Наверняка кто-то работал, группа-то большая.
И они кое-что видели. Где-то там, под коркой, у них лежат знания, те
самые, что нам нужны. Готов поспорить, некоторые из вас занимались на
разных курсах и выучили там массу полезных вещей. Но много ли вы помните?
А с помощью хронина можно вспомнить все. Может, кто-нибудь когда-то учился
делать стрелы. Или среди нас есть кожевник. Может оказаться человек,
знающий, как построить генератор. И врач может быть!
Уинтерс сделал паузу, чтобы до всех дошло. Люди заерзали, заговорили
что-то неразборчивое. Потом Уинтерс продолжил:
- Если бы нашли библиотеку, мы бы не стали жечь книги, чтобы согреться,
даже если бы было очень холодно. Но сейчас мы поступаем именно так,
позволяя Киту путешествовать. А ведь мы - библиотека, все мы, кто тут ни
есть, у нас целые тома в голове. И прочесть эти книги можно только с
помощью хронина. Его надо использовать. Пусть он поможет нам вспомнить то,
что нам нужно. Его надо хранить как сокровище, надо тщательно планировать
каждую попытку что-то вспомнить, и надо принять все меры, абсолютно все,
чтобы не пропало ни грамма даром.
Он замолчал. Наступила долгая, долгая пауза; Киту она точно показалась
бесконечной. Потом снова высказался Рик.
- Об этом я не подумал, - неохотно проговорил он. - Может, тут и
вправду что-то есть. У меня вот отец был доктор, глядишь, что-нибудь из
этого и выйдет.
Потом заговорил еще кто-то, и еще; потом множество людей, чуть не
хором, стали вспоминать всякие вещи, которые могли оказаться ценными или
просто полезными. Уинтерс напал на золотую жилу.
Но он не улыбался. Он смотрел на меня, а я все прятал глаза. Он был в
чем-то прав, и это было ужасно. Я не мог признать его правоту, не мог
взглянуть на него и кивнуть: согласен, мол. Кит был моим другом, и я не
мог его предать.
Из всех, кто был там, в круге, я один мог ему помочь, но в голове у
меня не было ни единой полезной мысли.
Наконец Уинтерс отвел взгляд. Он посмотрел на камень, где сидел Кит,
глядя на свою сигарную коробку.
Гвалт продолжался минут пять, но потом прекратился сам собой. Говоруны,
посмотрев на Кита, вспоминали, о чем собственно идет речь, и неловко
замолкали. Когда наступила полная тишина. Кит встал и огляделся - как
человек, очнувшийся от кошмара.
- Нет, - сказал он. В голосе его звучала боль, он отказывался верить
своим ушам, его глаза метались с одного лица на другое. - Нельзя так. Я же
не... не трачу хронин впустую. Вы все это знаете. Я навещаю Санди; это
вовсе не пустая трата. Мне нужна Санди, а ее нет. Мне надо летать в
прошлое. А других средств у меня нет. Это моя машина времени. - Он тряхнул
головой.
Тут наступила моя очередь.
- Кит прав, - сказал я так властно, как только мог. - Тут еще надо
разобраться, что такое трата, и какая трата напрасная. Если уж на то
пошло, нет ничего напраснее, чем посылать людей в прошлое, чтобы они там
еще раз поспали на лекциях в колледже.
Все рассмеялись. Еще несколько голосов меня поддержали.
- Гэри дело говорит, - выкрикнул кто-то. - Киту нужна Санди, а нам
нужен Кит. Чего проще. Я за то, чтобы хронин остался у Кита.
- Не пойдет, - возразил чей-то голос. - Мне его тоже жалко, но какого
черта, сколько наших померло в последние годы только из-за того, что мы
лечили их, как коновалы? Помните Дуга, пару лет тому назад? Тут без
хроника можно вспомнить. Лопнул аппендикс, и он умер. Мы сами его
зарезали, когда пытались вытащить эту гадость. Если есть шанс, хоть
минимальный, предотвратить такую дурацкую смерть, я за то, чтобы
воспользоваться им.
- А какая гарантия, что хоть что-нибудь выйдет? - возразил первый
голос. - Ведь надо вспомнить то, что нужно. А то вспомнишь что-то, а толку
чуть.
- Херня все это. Надо пробовать, вот и все...
- Я думаю, мы в долгу перед Китом...
- А я думаю, Кит в долгу перед нами...
Все вдруг снова заспорили, поднялась ругань, а мы с Китом и Уинтерс
стояли и слушали. Все это тянулось довольно долго, доводы с обеих сторон
повторялись без конца, пока не заговорил Пит. Он вышел из-за спины
Уинтерса, все еще в обнимку со своей Жанной.
- Хватит с меня. Наслушался, - сказал он. - Не о чем тут спорить. Вот
Жанна говорит, что у нее будет от меня ребенок. К чертям собачьим, не буду
рисковать ее жизнью или жизнью ребенка. Если есть средство узнать что-то
полезное, уменьшить опасность, надо им воспользоваться. И вообще не
собираюсь я рисковать из-за этого слюнтяя и слабака, который прячет
головку под крыло. Наш Китти вовсе не первый и не последний, кому солоно
пришлось, отчего ж к нему такое особое отношение? У меня тоже погибла
телка во время Взрыва, но я же не ползаю, не прошу хронин, чтобы
вспомнить. Завел новую. И ты, дорогой, себе заведи, и все будет путем.
Кит стоял неподвижно, стиснув кулаки.
- Между нами есть разница. Пит, - медленно произнес он. - Большая
разница. Начать с того, что Санди не была телкой. И я любил ее, любил так,
что тебе никогда этого не понять. Ты не понимаешь, что такое боль, Пит.
Как и многие, ты обманываешь себя, говоришь, что боли нет, и тем от нее
спасаешься. Ты всех убедил, что ты крутой мужик, супермен, ни от кого не
зависишь. Ты отказался от собственной человечности, от какой-то части ее.
- Кит улыбнулся; теперь он держал себя в руках, голос у него был ровный и
уверенный. - Только я в эти игры не играю. Я так и буду цепляться за свою
человечность, я буду драться за нее, если придется. Я любил, по-настоящему
любил. А теперь мне больно. И я не откажусь ни от любви, ни от боли, не
буду притворяться, что они ничего для меня не значат. - Он посмотрел на
Уинтерса. - Лейтенант, я не могу без Санди, и я не позволю тебе отобрать
ее у меня. Давайте голосовать.
Уинтерс кивнул.
Кит чуть было не победил. Чуть-чуть. Не хватило всего трех голосов. У
него было много друзей. Но победил Уинтерс.
Кит принял это спокойно. Он взял коробку из-под сигар, подошел к
Уинтерсу и отдал ему ее. Пит счастливо ухмылялся, но на лице Уинтерса не
было и тени улыбки.
- Мне жаль, что так получилось, Кит, - сказал он.
- Мне тоже. - У Кита на глазах были слезы. Он никогда не стыдился слез.
В тот вечер никто не пел.


Уинтерс сам не путешествовал. Он посылал людей в "поисковые экспедиции"
в прошлое; все рассчитывалось так, чтобы свести риск к минимуму, получив
при этом максимальный результат.
Несмотря на эти старания, врач у нас так и не появился. Рик трижды
отправлялся в прошлое, но ничего полезного так и не вспомнил. Но один из
парней вынес кое-какие сведения о лекарственных травах из полета в те
времена, когда он работал в биолаборатории; другая вылазка принесла данные
об электричестве, которые, возможно, когда-нибудь пригодятся.
Но Уинтерс не терял оптимизма. Он беседовал с людьми, чтобы решить,
кому дать следующую порцию хронина. Он был очень осторожен, очень
скрупулезен и всегда задавал нужные вопросы. Никто не мог отправиться в
прошлое без его разрешения. А хронин держали в новой хижине, где за ним
приглядывал Пит.
А Кит пел. Я испугался, что после этого разговора он перестанет петь,
но я ошибся. Он не мог бросить петь, как не мог отказаться от Санди. Он
пришел к камню на концертной поляне уже на следующий вечер, и пел дольше и
старательнее, чем когда бы то ни было. А на третий день он пел еще лучше.
Днем он занимался обычными делами, с несколько натужной бодростью.
Много улыбался, много говорил, но все о каких-то пустяках. И никогда не
вспоминал ни про хронин, ни про Путешествия, ни про тот разговор.
Не вспоминал он и Санди.
Ночевал Кит по-прежнему у ручья. Становилось все холоднее, но он,
казалось, этого не замечал. Он просто брал с собой пару одеял, спальный
мешок и не обращал внимания ни на ветер, ни на холод, ни на дожди, лившие
все чаще.
Пару раз я ходил туда с ним - посидеть, поболтать. Кит был довольно
приветлив, но никогда не говорил о чем-либо важном, а я не мог заставить
себя направить разговор на темы, которых он явно избегал. Так что мы
обсуждали погоду и все такое прочее.
Теперь Кит брал к ручью не коробку из-под сигар, а свою гитару. Он
никогда при мне не играл, но пару раз я слышал издали, как он перебирает
струны. Он не пел, только играл, и только две песни, повторяя их снова и
снова. Понятно, какие.
Через некоторое время он уже исполнял только одну - "Я и Бобби Мак-Ги".
Каждую ночь, одинокий, исступленный, Кит играл эту песню, сидя у
пересохшего ручья среди голых деревьев. Мне всегда нравилась эта песня, но
теперь я начал ее побаиваться; мороз пробирал по коже, когда я слышал эти
звуки, доносимые холодным осенним ветром.
Наконец, как-то вечером, я заговорил с ним об этом. Мы недолго
поговорили, но это был, по-моему, единственный случай после того памятного
спора, когда мы с Китом по-настоящему слышали и понимали друг друга.
Я пришел к ручью вместе с ним, завернувшись в толстое шерстяное одеяло,
чтобы спастись от моросящего холодного дождя. Кит, наполовину высунувшись
из спальника, прислонился к дереву: на коленях у него лежала гитара. Он
даже не пытался прикрыть ее от сырости, и мне от этого стало не по себе.
Мы поболтали, и в конце концов я упомянул о его концертах в одиночестве
у ручья. Он улыбнулся.
- Ты же знаешь, почему я играю эту песню, - сказал он.
- Знаю. Только все равно было бы лучше, если бы ты перестал.
Он отвел глаза.
- Ладно. Перестану. Только не сегодня. Сегодня я буду ее играть, Гэри.
И не спорь, пожалуйста. Просто слушай. Под эту песню я только и могу
думать. Больше у меня ничего не осталось. А мне нужно было многое
обдумать.
- Я ведь тебя предупреждал насчет этого твоего думания, - сказал я в
шутку. Только он не рассмеялся.
- Да. И ты был прав. Или я был прав, или Шекспир... Предупреждение это
можно отнести на чей угодно счет. Но все равно иногда нельзя не думать.
Без этого нельзя быть человеком, верно?
- Пожалуй.
- Не пожалуй, а точно. Вот я и думаю с помощью своей музыки. У воды
думать не получается, потому что ее нет, а звезды все спрятались. И Санди
нет. Теперь уже совсем нет. Знаешь, Гэри... если бы я мог жить так и думал
не слишком много, я бы забыл ее. Забыл бы даже, как она выглядела. Ты
думаешь, Пит помнит свою телку?
- Да, - ответил я. - И ты будешь помнить свою Санди, я уверен. Может,
не совсем так, не всегда... и может это к лучшему. Иногда лучше забыть.
Тут он посмотрел на меня. Посмотрел прямо в глаза.
- Но я не хочу забывать, Гэри. И не стану. Понял?
И он начал играть. Одну и ту же песню. Раз, и два, и три. Я попытался
заговорить с ним, но он не слушал. Пальцы его двигались яростно и
неумолимо. Музыка и ветер унесли мои слова.
В конце концов я встал и ушел, и за мной долго неслись сквозь дождь
звуки гитары.


Разбудил меня Уинтерс. Я спал в общем доме, когда он потряс меня за
плечо, и мне пришлось подняться навстречу мрачному серому рассвету. Лицо
Уинтерса было еще серее этого рассвета. Он ничего не сказал, наверно, не
хотел будить остальных. Он просто поманил меня наружу.
Я зевнул, потянулся и пошел за ним. У выхода Уинтерс наклонился, поднял
и протянул мне сломанную гитару.
Я тупо посмотрел на нее, потом на Уинтерса. В лице моем он, наверное,
прочел вопрос.
- Он ударил ею Пита по голове, - сказал Уинтерс. - И забрал хронин.
Похоже, у Пита легкое сотрясение мозга, но все наверняка обойдется.
Повезло. Мог бы и копыта откинуть, легче легкого.
Я все держал гитару. Это был просто обломок, дерево потрескалось и
раскололось, несколько струн порвалось. Удар, видно, был что надо. Я не
верил своим глазам.
- Нет, - сказал я. - Кит не мог... не мог...
- Это его гитара, - промолвил Уинтерс. - И кому еще нужен хронин? -
Потом лицо его смягчилось. - Мне очень жаль, Гэри. Честное слово. Мне
кажется, я понимаю, почему он это сделал. Но все равно я должен его найти.
Не знаешь, где он может быть?
Конечно, я знал, но сказать не решался.
- А что... что ты собираешься сделать?
- Наказывать его не будем, не беспокойся, - сказал он. - Я только хочу
получить назад хронин. В следующий раз мы будем осторожнее.
- Ладно, - кивнул я. - Но с Китом ничего не должно случиться. Если вы
не сдержите слово, я вас отделаю как следует. Да и другие тоже этого так
не оставят.
Он печально посмотрел на меня, как будто огорченный моим недоверием, и
не сказал ни слова. В молчании мы прошагали всю эту милю до ручья. Я не
выпускал из рук гитару.
Конечно, Кит был там. Он лежал, завернувшись в спальный мешок, коробка
из-под сигар валялась рядом. Там оставалось еще несколько пакетиков - он
взял только один.
Я наклонился, чтобы разбудить его. Но когда я дотронулся до него, а
потом перевернул на спину, меня поразили две вещи: он сбрил бороду, а на
ощупь был холодный-холодный.
Потом я заметил пустой пузырек.
Вместе с хронином мы когда-то нашли и другие лекарства. Их даже не
держали под замком. Кит взял таблетки снотворного.
Не говоря ни слова, я выпрямился. Объяснять ничего не стоило - Уинтерс
все понял и так. Он внимательно посмотрел на тело, покачал головой.
- Интересно, почему он побрился? - наконец спросил он.
- Есть причина, - сказал я. - У него не было бороды в старые времена,
когда с ним была Санди.
- А-а. Ну что ж, с ним все ясно.
- Что ясно?
- Ну, самоубийство. Он всегда был психически неустойчив.
- Да нет, лейтенант, - сказал я. - Ты все путаешь. Нет тут никакого
самоубийства.
Уинтерс нахмурился, а я улыбнулся.
- Послушай, - сказал я. - Вот если бы ты так поступил, это было бы
самоубийство. Ты считаешь, что хронин - это всего лишь наркотик,
вызывающий грезы. Но для Кита это была машина времени. Он вовсе не убил
себя. Это был бы не его стиль. Он просто вернулся к Санди. И на этот раз
навсегда.
Уинтерс снова взглянул на тело Кита.
- Да, возможно. - Он помолчал. - Надеюсь, он не ошибся. Ради него
самого надеюсь.


Годы, прошедшие с тех пор, были, пожалуй, неплохими. Уинтерс как лидер
оказался получше меня. Полеты в прошлое ни черта ценного не принесли, но
"поисковые экспедиции" оказались удачными. В городке уже больше двухсот
человек, и большинство из них - люди, которых привел Уинтерс.
Теперь это настоящий город. У нас есть электричество, библиотека и
вдоволь еды. Есть даже врач, настоящий врач, найденный Уинтерсом в сотне
миль отсюда. Наступило такое процветание, что Сыновья Взрыва прослышали
про нас и вернулись слегка позабавиться. Уинтерс со своим ополчением задал
им перцу, а потом еще охотился за теми, кто пытался спастись бегством.
Никто, кроме стариков из общины, не помнит Кита. Правда, у нас
по-прежнему слышны песни и музыка. Во время одной из вылазок Уинтерс нашел
парнишку по имени Ронни, у которого оказалась собственная гитара. Конечно,
ему до Кита как до неба, но он очень старается, и люди слушают его с
удовольствием. И потом, он научил несколько ребятишек играть на гитаре.
Но вот что жаль: Ронни сочиняет собственные вещи, так что нам редко
приходится слышать старые песни. Вместо этого мы слушаем послевоенную
музыку. Сейчас самый популярный напев - это длиннющая баллада о том, как
наша армия стерла с лица земли Сыновей Взрыва.
Уинтерс говорит, что это признак морального здоровья. Он все толкует о
новой музыке для новой цивилизации. Может, в этом что-то и есть. Со
временем новая культура заменит ушедшую. Как и Уинтерс, Ронни обещает нам
будущее.
Но за все приходится платить.
Вчера вечером Ронни пел, и я попросил его исполнить "Я и Бобби Мак-Ги".
И оказалось, что никто не знает слов.