Вискерс вылез из джипа, подошел, поскрипывая своими новыми ботинками на каждом шагу, и остановился подле Вашмена, весь напрягшись, подобно атлету, готовому посостязаться. Немного погодя он зажег спичку, прикрыв ее ладонями, и пригнулся, чтобы прикурить, а затем задул спичку, хотя на таком ветру, в этом не было никакой необходимости.
– А знаете, возможно, мы слишком поторопились с выводами. Может, это вовсе и не авария, а заранее спланированный ход.
– Вы думаете, они планировали грохнуться на землю?
Бак Стивенс, стоявший в десяти футах от них, подошел ближе.
– Что вы имеете в виду? – обратился он к Вискерсу.
– Рассмотрим другую версию, – пустился в объяснения фэбээровец. – Допустим, пять или шесть профессионалов, собравшихся вместе, разрабатывают план ограбления банка. Само ограбление – дело плевое, однако, как всегда, есть одно "но" – в нашем случае это способ бегства. Через город проходит лишь одно шоссе. Они решают эту проблему с помощью самолета. Но они также знают: полиция в состоянии догадаться, что они предприняли. В их распоряжении – не больше получаса до того, как во всех трех штатах на них начнут охотиться в небе. Радар, поисковые самолеты, наземные наблюдатели – любой самолет очень легко выследить, а вот скрыть его, пока он в воздухе, – задачка не из простых.
– Вы считаете, что они сели здесь умышленно? – уточнил Бак Стивенс. – Это место было выбрано заранее?
– Вполне вероятно. Есть и другая возможность – допустим, этот самолет вовсе не предназначался для бегства.
– Нет никаких сведений о других самолетах, – возразил Стивенс. – Вряд ли это случайное совпадение.
– Наши грабители могли намеренно посадить его здесь. Смотрите: они знают, что мы будем искать самолет. Вот они и подсунули его нам. Наняли в Калифорнии безработного пилота-аса, чтобы он грохнулся здесь, и обставили все так, будто загорелся двигатель. Знаете, такой пожар можно вполне устроить и после посадки. Проделав все это, пилот отправляется домой, зная, что его вскоре найдут, но зная и то, что ему это ничем особенным не грозит: его наняли лишь затем, чтобы он разбил самолет, а насчет всего остального он просто не в курсе. Ну а пока суть да дело, беглецы будут уже в Мексике.
– Слишком уж сложно, – заметил Вашмен.
– Это лишь кажется, – упорствовал Вискерс. – Судя по тому, как было обстряпано дельце, в воображении этим ребятам не откажешь.
– Как я полагаю, вы только что велели Джейку Каннингему добиваться, чтобы поиски самолета с беглецами продолжались?
– Совершенно верно. Я согласен, это серьезная и дорогая операция, но овчинка стоит выделки. – Самодовольная улыбка заиграла на губах Вискерса, как он ни пытался ее скрыть.
– Толковая версия, – согласился Вашмен. – В ней всего один прокол.
Улыбка исчезла с лица Вискерса.
– И какой же?
– Да такой, что, судя по следам, которые я прочел, четверо или пятеро мужчин ушли отсюда достаточно недавно. Скорей всего, пятеро.
– Итак, – проговорил фэбээровец, отчеканивая каждое слово, – вы подождали, пока я выскажусь до конца, чтобы потом ткнуть меня носом в собственную ненаблюдательность.
– Я всегда даю людям возможность выговориться.
– А я не люблю, когда из меня делают посмешище.
– Таков уж мой обычай. Потерпите немного – и привыкнете.
– Погоди, Сэм! – вмешался Бак Стивенс.
Вискерс выбросил сигарету и растер ее по земле мыском ботинка; он проделал это свирепо и слишком энергично.
– Патрульный, давайте согласимся на том, что вы толковый малый и умеете читать следы на земле. Я признаю и то, что у вас есть чувство юмора. Я видел много фильмов, где обитатели Дикого Запада позволяют пижонам высказать всю свою глупость, а потом смеются над ними... может, вы думаете, что и я такой пижон? Да, я в здешних краях всего несколько недель, и мне еще многим вещам предстоит научиться. Все так, но я учусь быстро, и если бы я не справлялся со своей работой, в бюро быстро подыскали бы мне замену.
Бак Стивенс потянул Вашмена за рукав:
– Сэм, сейчас не время лезть в бутылку.
Вашмен покачал головой. Холодный ветер обжигал ему лицо – он поднял воротник, чтобы защититься, и произнес чуть охрипшим голосом:
– Вы подняли самолеты в буран охотиться за призраком. Вы могли бы спросить меня перед тем, как взяться за радиопередатчик... но вы предпочли прыгнуть в бассейн, не глянув даже – есть ли в нем вода. Как же, мистер суперагент, ваша глубоко научная стратегия никоим образом не предусматривает необходимость спрашивать совета у представителя полукочевого племени, искони привыкшего добывать пищу охотой и собирательством плодов. Но все, что вокруг, – моя земля, и знание ее у меня никто не отнимет. Поймите, это мой друг получил смертельную рану в банке. И я не могу допустить, чтобы из-за чьей-то глупости...
Вискерс не выдержал:
– Давайте прямо сейчас внесем ясность. Я в состоянии ценить хороший совет, но решать предстоит мне – вы, как и я, знаете закон о федеральных преступлениях. Мы имеем дело с ограблением банка, находящегося в федеральной юрисдикции, и преступники перелетели границу штата. Вся ответственность целиком возлагается на ФБР. Это не ваш случай... и уж никак не ваша личная война. Мне известно, что старик был индейцем, и я вижу, как это повлияло на действия вашего констебля, но я не Каннингем, и у меня нет времени играть в ваши игры. Не тычьте мне цветом своей кожи. Мне без разницы, какая она – красная, черная или зеленая. Ваш напарник прав – сейчас не время пререкаться: мы оба по одну сторону баррикад. Я понимаю ваши чувства. И мне тоже жаль старика. Черт возьми, насколько я знаю, моя прапрабабка тоже была индианкой.
"О боже! Ты понимаешь индейцев, неужели? Эта пресловутая прапрабабка была не иначе как принцессой Чероки! Так всегда оказывается. Будь у тебя время, ты бы поведал мне, как тяжко скорбишь о судьбе бедных индейцев, и поклялся бы на Библии, что готов принести себя в жертву, чтобы искупить вину твоих предков перед краснокожими... но в самой глубине души ты сознаешь тем не менее, что чуточку лучше меня – не так ли? – и ты думаешь... Проклятье, – мысленно оборвал он себя. – Незачем испускать воинский клич Тсоси!"
Вискерс уже перестал сверлить его взором, но счел нужным, однако, добавить:
– Нам надо теперь все выяснить до конца – позже у нас, возможно, не будет времени, чтобы разбираться, кто есть кто. Обычно у нас в бюро не принято играть мускулами – мы просто вежливо просим содействия и, как правило, нам его оказывают, но если вы хотите начать качать права, то лучше поставьте меня в известность прямо сейчас.
– И тогда воспользуетесь своим положением?
– Патрульный, я представляю правительство Соединенных Штатов.
Вашмен лишь хрипло засмеялся ему в лицо:
– Я не ваш воин, Великий Белый Отец.
– Я не это имел в виду, и вы прекрасно знаете, о чем речь.
Вашмен резко повернулся и, стоя вполоборота к Вискерсу, попытался унять внезапно вспыхнувший гнев. Никогда прежде он не чувствовал ничего подобного – почему же сейчас?..
"Джаспер, – подумал он. – Джаспер и этот дурацкий разговор по телефону с холодной блондинкой – невесткой Лайзы".
Этого оказалось достаточно, чтобы превратить Дядюшку Томагавка в свирепого краснокожего воителя.
Как говорится, самое время.
Вашмен заставил себя произнести:
– Если выяснится, что я был не прав, я извинюсь.
Но он так и не повернулся лицом к Вискерсу, и тому пришлось в конце концов сделать несколько шагов, чтобы заглянуть Вашмену в лицо, его ботинки при этом поскрипывали. Вискерс дотронулся до груди Вашмена указательным пальцем:
– Это моя партия, патрульный. Не ваша... – Он развернулся и зашагал прочь.
Отойдя ярдов на тридцать, Вискерс нагнулся и начал осматривать землю. В меркнущем свете фэбээровца почти не было видно. Он медленно двигался вперед, похожий на краба. Ветер стих, и в воздухе повисла такая гнетущая тишина, что даже скрип ботинок Вискерса, казалось, был придавлен ею к земле. Зазубренные отроги гор смутно вырисовывались вдалеке, как разбитые бастионы на покинутом поле битвы. Запах пыли и снега щекотал ноздри Вашмена.
Бак Стивенс подошел ближе и, отвернув лицо от Вискерса, заговорил, стараясь произносить слова так, чтобы их расслышать мог только Вашмен:
– У тебя такой взгляд, что стоит лишь поднести спичку к твоему лицу, как оно тут же вспыхнет. Послушай, чем он тебе не угодил?
– Может, я погорячился, – ответил Вашмен, но вдруг понял, что тут было и кое-что еще. – И мне надо было вбить ему в голову одну вещь, – добавил он.
– Какую именно?
– Мы не можем позволить ему думать и дальше, что он в состоянии накрыть грабителей лишь с помощью рации, вертолетов и специалистов из криминальной лаборатории.
– Я что-то не понимаю. На мой взгляд, он производит хорошее впечатление.
– Очень многие выглядят хорошими, пока не познакомишься с ними поближе. После этого некоторые так и остаются хорошими, а прочие – нет. Наш из категории "прочих". Он строит замки из песка, Бак.
Ну как можно объяснить такие вещи стажеру? Этот Вискерс работает на агентство, где достаточно сделать грамматическую ошибку в отчете, чтобы нажить себе неприятностей. Они все там книжники и буквоеды. Таковы правила, установленные в Вашингтоне, и никому не дозволено думать самостоятельно. Они больше заботятся о том, чтобы соблюдать заведенный порядок действий, нежели о том, чтобы исполнить работу, ибо самое важное – суметь показать в своем отчете, что ты все сделал, как положено.
И именно здесь, в горных штатах, попадаются их самые худшие представители. Потому что, когда агент садится в лужу, его отправляют работать в отделение где-нибудь в глуши. У них это называется "отправить в Оклахома-Сити", но Оклахома-Сити – сущий рай по сравнению с Финиксом.
Вот и выходит, что этот Вискерс здорово на чем-то обжег свои пальчики и рыльце у него в пуху. Вот что, оказывается, все время исподволь присутствовало в мыслях Вашмена и лишь теперь всплыло на поверхность. Выходит, Вискерс рвется обелить себя в глазах начальства и для этого попытается поднять на ноги полицию и привлечь на помощь всю технику в трех штатах, хотя надвигающийся снежный буран наверняка загонит людей в укрытия. Тогда преступники запросто смогут проскользнуть в бреши этой якобы густой сети розыска, но Вискерс не принимает это в расчет, ибо не привык думать подобным образом: он нервничает от сознания собственной значимости и жажды искупить прежние грехи. Ему не до того, чтобы оценивать и использовать обстоятельства. Он лучше будет стрелять из пушки по воробьям в расчете вернуть благосклонность Вашингтона. А если воробьи улетят целехонькими, Вискерс, по крайней мере, сумеет доказать, что действовал строго по правилам.
Но сейчас не было времени разглагольствовать на эту тему. Поэтому Вашмен сказал только:
– У нас, индейцев, есть название для таких, как он. Мы называем их "паршивая овца".
Вискерс отправился к джипу и опять взялся за передатчик. Вашмен подошел к дальней дверце, открыл ее и начал копаться в машине, выбирая нужные вещи. Он мог слышать, как Вискерс говорит в микрофон:
– На карте я вижу штаб-квартиру заповедника и три ранчо в радиусе пятнадцати – двадцати миль отсюда. Обеспечьте доставку туда людей и прикажите им ждать распоряжений по рации. Пусть самолеты остаются в воздухе сколько смогут... к востоку отсюда еще есть немного чистого неба... Так и делают? Это прекрасно! Ладно, мы будем здесь до получения известий: едва ли беглецы ушли слишком далеко.
Теперь стало слышно: буран начал двигаться. Здесь в воздухе еще висела гнетуще-зловещая тишина, но с запада уже накатывался гул, похожий на глухое рычание.
Бак Стивенс обогнул джип. Его сапоги хрустели по гравию, и этот звук казался очень громким.
– Что за дела? – поинтересовался он.
– Пора в путь. – Вашмен вручил ему рюкзак и сильный электрический фонарик, а сам же взвалил на плечи тяжелую аккумуляторную батарею для подзарядки и питания прибора ночного видения и взял ружье с оптическим прицелом.
Вискерс возник в поле зрения, и его глаза обратились на Стивенса и Вашмена. Сделав над собой усилие, он вежливо осведомился:
– Кажется, вы куда-то собрались?
– Сидите здесь и ждите, коли вам угодно. Мы отправляемся на поиски, – отрезал Вашмен.
– Нет. Вы нужны мне здесь. – Челюсть Вискерса начала выпячиваться. – Что тут по-вашему – каждый сам себе хозяин? Если поступит вызов, нам придется действовать, и действовать быстро, а главное – всем вместе. Глупо разделяться, когда мы и так в меньшинстве.
– К вам уже выступили подкрепления. Вы не останетесь надолго в одиночестве. Самое большее – пару часов, но эта пара часов в дополнение к той форе, которую преступники получили на старте, даст им возможность уйти далеко, если мы ничего не предпримем.
Голос Вискерса звучал очень холодно:
– По моему приказу подняты в воздух две дюжины самолетов. Выставлено одиннадцать дорожных постов. Люди направлены на все ранчо в пределах расстояния, которое преступники реально могли преодолеть пешком. Когда разразится буря, беглецам придется искать укрытие, и здесь-то их и схватят. Но когда это случится, нам надо будет немедленно ехать туда, и у меня не останется времени искать вас в этой чертовой глуши.
Вашмен улыбнулся половиной рта:
– Обещаю, когда это произойдет, я окажусь куда ближе к нужному месту, чем вы.
– Идти пешком? Двое против пятерых, да еще в буран. – Агент ФБР покачал головой. – За преступниками уже охотятся семьдесят пять человек. К утру их число возрастет до двухсот. Мы найдем грабителей. Вы только зря потратите силы и время и рискуете оказаться без крыши над головой, когда начнется снег. Уверяю вас, куда разумней оставаться возле джипа и ждать. Или они попытаются укрыться от непогоды и попадутся нашим людям, или попробуют переждать буран на открытом месте – в таком случае они рискуют замерзнуть, но даже если и выживут, то все равно далеко не уйдут, и мы сможем найти их, когда буря утихнет. В том, что вы хотите сделать, просто нет никакой необходимости. Я вам этого не разрешаю.
Вашмен взглянул на небо. Буря надвигалась медленно: возможно, в его распоряжении будет полночи, прежде чем она разразится. Беглецам пришлось навьючить на себя по меньшей мере фунтов двести пятьдесят захваченной в банке добычи да плюс еще все то, что выгребли из разбитого самолета. Они бредут тяжело нагруженные, и есть шанс настигнуть их прежде, чем начнется буран.
– Может, в этом есть смысл, Сэм? – осторожно заметил Бак Стивенс.
– Я не хочу сказать, что ваша задумка не сработает, – заявил Вашмен, обращаясь к Вискерсу. – Я просто говорю, что есть такая вероятность. И хочу заткнуть эту дыру. Если преступники знают, как вести себя во время бурана, они могут найти способ выбраться из этой местности, пока вся ваша армия будет увязать в снегу и слепнуть от метели.
– Это еще бабушка надвое сказала.
– У меня нет времени спорить с вами. Ответьте: вы мне просто не советуете или категорически запрещаете действовать на свой страх и риск?
Вопрос был поставлен в открытую, и Вискерс оказался перед выбором. Если он запретит Вашмену действовать так, как тот хочет, а Вашмен все-таки поступит по-своему и схватит беглецов, то он, Вискерс, останется в дураках. С другой стороны, если Вашмен поступит вопреки его совету и не добьется никаких результатов, тогда Вискерс всегда сможет написать докладную записку, охарактеризовав патрульного как "не склонного к сотрудничеству", чем доставит Вашмену кучу неприятностей. Теоретически Вискерс не имел права отдавать приказ офицеру полиции штата, но они оба знали, как обстоят дела в действительности.
Так что решение напрашивалось само собой.
– Ладно, я не советую вам делать это, но и не запрещаю, – объявил Вискерс. – Вы вправе распоряжаться на собственных похоронах. Если понадобитесь мне и вас под рукой не окажется – пеняйте на себя.
– Ясно-понятно!
– А вы что скажете, стажер?
Вашмен окрысился:
– Мы здесь в такие игры не играем. Он под моим началом.
– Я бы хотел услышать, что думает офицер Стивенс, – возразил Вискерс. Он упорствовал потому, что если Стивенс пройдет в его отчете как "неодобряющий действия Вашмена", то это сыграет ему, Вискерсу, на руку.
Глаза Бака Стивенса обратились с Вискерса на Вашмена, а затем вновь на Вискерса. Внезапно он почувствовал, что его прижали в угол.
– У меня нет своего мнения. – Стивенс вскинул голову. – Просто знаю Сэма Вашмена и совсем не знаю вас, мистер Вискерс. Раз Сэм говорит, что так будет правильнее, я ему верю.
– Ваши вера и преданность весьма трогательны. – Рот Вискерса скривился как от боли. – Желаю вам обоим удачи. – Последняя фраза была брошена так равнодушно, что Вашмену припомнился старый английский военный фильм, где маршал авиации говорил нечто подобное своим пилотам, перед тем как бросить их навстречу люфтваффе. Эта мысль заставила его ухмыльнуться – он нашел выключатель прибора ночного видения и повернулся, готовый двинуться в путь.
Это устройство не давало света, который могли бы заметить беглецы, но если смотреть через специальные линзы – земля видна как в луче яркого прожектора и можно запросто различить следы даже на твердой глине.
Стивенс приладил на плечи портативный радиопередатчик и выбрался из джипа. Отойдя на десять футов, Вашмен обернулся.
– Мы будем поддерживать с вами связь, – сказал он Вискерсу. – Послушайте: я не утверждаю, что мы найдем их первыми, я просто говорю, что мы не должны оставить им ни одной лазейки.
– Я надеюсь, вы знаете, как соорудить себе убежище, если дойдет до этого. По-моему, все закончится тем, что вам придется отсиживаться в нем, пережидая непогоду. – И Вискерс демонстративно показал им спину, потянувшись за передатчиком. Вашмен, слабо улыбнувшись, дотронулся до руки Бака Стивенса и зашагал в темную пустыню.
Стивенс сказал:
– Утрем ему нос, разведчик.
Глава 4
– А знаете, возможно, мы слишком поторопились с выводами. Может, это вовсе и не авария, а заранее спланированный ход.
– Вы думаете, они планировали грохнуться на землю?
Бак Стивенс, стоявший в десяти футах от них, подошел ближе.
– Что вы имеете в виду? – обратился он к Вискерсу.
– Рассмотрим другую версию, – пустился в объяснения фэбээровец. – Допустим, пять или шесть профессионалов, собравшихся вместе, разрабатывают план ограбления банка. Само ограбление – дело плевое, однако, как всегда, есть одно "но" – в нашем случае это способ бегства. Через город проходит лишь одно шоссе. Они решают эту проблему с помощью самолета. Но они также знают: полиция в состоянии догадаться, что они предприняли. В их распоряжении – не больше получаса до того, как во всех трех штатах на них начнут охотиться в небе. Радар, поисковые самолеты, наземные наблюдатели – любой самолет очень легко выследить, а вот скрыть его, пока он в воздухе, – задачка не из простых.
– Вы считаете, что они сели здесь умышленно? – уточнил Бак Стивенс. – Это место было выбрано заранее?
– Вполне вероятно. Есть и другая возможность – допустим, этот самолет вовсе не предназначался для бегства.
– Нет никаких сведений о других самолетах, – возразил Стивенс. – Вряд ли это случайное совпадение.
– Наши грабители могли намеренно посадить его здесь. Смотрите: они знают, что мы будем искать самолет. Вот они и подсунули его нам. Наняли в Калифорнии безработного пилота-аса, чтобы он грохнулся здесь, и обставили все так, будто загорелся двигатель. Знаете, такой пожар можно вполне устроить и после посадки. Проделав все это, пилот отправляется домой, зная, что его вскоре найдут, но зная и то, что ему это ничем особенным не грозит: его наняли лишь затем, чтобы он разбил самолет, а насчет всего остального он просто не в курсе. Ну а пока суть да дело, беглецы будут уже в Мексике.
– Слишком уж сложно, – заметил Вашмен.
– Это лишь кажется, – упорствовал Вискерс. – Судя по тому, как было обстряпано дельце, в воображении этим ребятам не откажешь.
– Как я полагаю, вы только что велели Джейку Каннингему добиваться, чтобы поиски самолета с беглецами продолжались?
– Совершенно верно. Я согласен, это серьезная и дорогая операция, но овчинка стоит выделки. – Самодовольная улыбка заиграла на губах Вискерса, как он ни пытался ее скрыть.
– Толковая версия, – согласился Вашмен. – В ней всего один прокол.
Улыбка исчезла с лица Вискерса.
– И какой же?
– Да такой, что, судя по следам, которые я прочел, четверо или пятеро мужчин ушли отсюда достаточно недавно. Скорей всего, пятеро.
* * *
От улыбки не осталось и следа. Сигаретный дымок медленно выходил изо рта и ноздрей Вискерса, и порывы холодного ветра уносили его прочь.– Итак, – проговорил фэбээровец, отчеканивая каждое слово, – вы подождали, пока я выскажусь до конца, чтобы потом ткнуть меня носом в собственную ненаблюдательность.
– Я всегда даю людям возможность выговориться.
– А я не люблю, когда из меня делают посмешище.
– Таков уж мой обычай. Потерпите немного – и привыкнете.
– Погоди, Сэм! – вмешался Бак Стивенс.
Вискерс выбросил сигарету и растер ее по земле мыском ботинка; он проделал это свирепо и слишком энергично.
– Патрульный, давайте согласимся на том, что вы толковый малый и умеете читать следы на земле. Я признаю и то, что у вас есть чувство юмора. Я видел много фильмов, где обитатели Дикого Запада позволяют пижонам высказать всю свою глупость, а потом смеются над ними... может, вы думаете, что и я такой пижон? Да, я в здешних краях всего несколько недель, и мне еще многим вещам предстоит научиться. Все так, но я учусь быстро, и если бы я не справлялся со своей работой, в бюро быстро подыскали бы мне замену.
Бак Стивенс потянул Вашмена за рукав:
– Сэм, сейчас не время лезть в бутылку.
Вашмен покачал головой. Холодный ветер обжигал ему лицо – он поднял воротник, чтобы защититься, и произнес чуть охрипшим голосом:
– Вы подняли самолеты в буран охотиться за призраком. Вы могли бы спросить меня перед тем, как взяться за радиопередатчик... но вы предпочли прыгнуть в бассейн, не глянув даже – есть ли в нем вода. Как же, мистер суперагент, ваша глубоко научная стратегия никоим образом не предусматривает необходимость спрашивать совета у представителя полукочевого племени, искони привыкшего добывать пищу охотой и собирательством плодов. Но все, что вокруг, – моя земля, и знание ее у меня никто не отнимет. Поймите, это мой друг получил смертельную рану в банке. И я не могу допустить, чтобы из-за чьей-то глупости...
Вискерс не выдержал:
– Давайте прямо сейчас внесем ясность. Я в состоянии ценить хороший совет, но решать предстоит мне – вы, как и я, знаете закон о федеральных преступлениях. Мы имеем дело с ограблением банка, находящегося в федеральной юрисдикции, и преступники перелетели границу штата. Вся ответственность целиком возлагается на ФБР. Это не ваш случай... и уж никак не ваша личная война. Мне известно, что старик был индейцем, и я вижу, как это повлияло на действия вашего констебля, но я не Каннингем, и у меня нет времени играть в ваши игры. Не тычьте мне цветом своей кожи. Мне без разницы, какая она – красная, черная или зеленая. Ваш напарник прав – сейчас не время пререкаться: мы оба по одну сторону баррикад. Я понимаю ваши чувства. И мне тоже жаль старика. Черт возьми, насколько я знаю, моя прапрабабка тоже была индианкой.
"О боже! Ты понимаешь индейцев, неужели? Эта пресловутая прапрабабка была не иначе как принцессой Чероки! Так всегда оказывается. Будь у тебя время, ты бы поведал мне, как тяжко скорбишь о судьбе бедных индейцев, и поклялся бы на Библии, что готов принести себя в жертву, чтобы искупить вину твоих предков перед краснокожими... но в самой глубине души ты сознаешь тем не менее, что чуточку лучше меня – не так ли? – и ты думаешь... Проклятье, – мысленно оборвал он себя. – Незачем испускать воинский клич Тсоси!"
Вискерс уже перестал сверлить его взором, но счел нужным, однако, добавить:
– Нам надо теперь все выяснить до конца – позже у нас, возможно, не будет времени, чтобы разбираться, кто есть кто. Обычно у нас в бюро не принято играть мускулами – мы просто вежливо просим содействия и, как правило, нам его оказывают, но если вы хотите начать качать права, то лучше поставьте меня в известность прямо сейчас.
– И тогда воспользуетесь своим положением?
– Патрульный, я представляю правительство Соединенных Штатов.
Вашмен лишь хрипло засмеялся ему в лицо:
– Я не ваш воин, Великий Белый Отец.
– Я не это имел в виду, и вы прекрасно знаете, о чем речь.
Вашмен резко повернулся и, стоя вполоборота к Вискерсу, попытался унять внезапно вспыхнувший гнев. Никогда прежде он не чувствовал ничего подобного – почему же сейчас?..
"Джаспер, – подумал он. – Джаспер и этот дурацкий разговор по телефону с холодной блондинкой – невесткой Лайзы".
Этого оказалось достаточно, чтобы превратить Дядюшку Томагавка в свирепого краснокожего воителя.
Как говорится, самое время.
Вашмен заставил себя произнести:
– Если выяснится, что я был не прав, я извинюсь.
Но он так и не повернулся лицом к Вискерсу, и тому пришлось в конце концов сделать несколько шагов, чтобы заглянуть Вашмену в лицо, его ботинки при этом поскрипывали. Вискерс дотронулся до груди Вашмена указательным пальцем:
– Это моя партия, патрульный. Не ваша... – Он развернулся и зашагал прочь.
Отойдя ярдов на тридцать, Вискерс нагнулся и начал осматривать землю. В меркнущем свете фэбээровца почти не было видно. Он медленно двигался вперед, похожий на краба. Ветер стих, и в воздухе повисла такая гнетущая тишина, что даже скрип ботинок Вискерса, казалось, был придавлен ею к земле. Зазубренные отроги гор смутно вырисовывались вдалеке, как разбитые бастионы на покинутом поле битвы. Запах пыли и снега щекотал ноздри Вашмена.
Бак Стивенс подошел ближе и, отвернув лицо от Вискерса, заговорил, стараясь произносить слова так, чтобы их расслышать мог только Вашмен:
– У тебя такой взгляд, что стоит лишь поднести спичку к твоему лицу, как оно тут же вспыхнет. Послушай, чем он тебе не угодил?
– Может, я погорячился, – ответил Вашмен, но вдруг понял, что тут было и кое-что еще. – И мне надо было вбить ему в голову одну вещь, – добавил он.
– Какую именно?
– Мы не можем позволить ему думать и дальше, что он в состоянии накрыть грабителей лишь с помощью рации, вертолетов и специалистов из криминальной лаборатории.
– Я что-то не понимаю. На мой взгляд, он производит хорошее впечатление.
– Очень многие выглядят хорошими, пока не познакомишься с ними поближе. После этого некоторые так и остаются хорошими, а прочие – нет. Наш из категории "прочих". Он строит замки из песка, Бак.
Ну как можно объяснить такие вещи стажеру? Этот Вискерс работает на агентство, где достаточно сделать грамматическую ошибку в отчете, чтобы нажить себе неприятностей. Они все там книжники и буквоеды. Таковы правила, установленные в Вашингтоне, и никому не дозволено думать самостоятельно. Они больше заботятся о том, чтобы соблюдать заведенный порядок действий, нежели о том, чтобы исполнить работу, ибо самое важное – суметь показать в своем отчете, что ты все сделал, как положено.
И именно здесь, в горных штатах, попадаются их самые худшие представители. Потому что, когда агент садится в лужу, его отправляют работать в отделение где-нибудь в глуши. У них это называется "отправить в Оклахома-Сити", но Оклахома-Сити – сущий рай по сравнению с Финиксом.
Вот и выходит, что этот Вискерс здорово на чем-то обжег свои пальчики и рыльце у него в пуху. Вот что, оказывается, все время исподволь присутствовало в мыслях Вашмена и лишь теперь всплыло на поверхность. Выходит, Вискерс рвется обелить себя в глазах начальства и для этого попытается поднять на ноги полицию и привлечь на помощь всю технику в трех штатах, хотя надвигающийся снежный буран наверняка загонит людей в укрытия. Тогда преступники запросто смогут проскользнуть в бреши этой якобы густой сети розыска, но Вискерс не принимает это в расчет, ибо не привык думать подобным образом: он нервничает от сознания собственной значимости и жажды искупить прежние грехи. Ему не до того, чтобы оценивать и использовать обстоятельства. Он лучше будет стрелять из пушки по воробьям в расчете вернуть благосклонность Вашингтона. А если воробьи улетят целехонькими, Вискерс, по крайней мере, сумеет доказать, что действовал строго по правилам.
Но сейчас не было времени разглагольствовать на эту тему. Поэтому Вашмен сказал только:
– У нас, индейцев, есть название для таких, как он. Мы называем их "паршивая овца".
Вискерс отправился к джипу и опять взялся за передатчик. Вашмен подошел к дальней дверце, открыл ее и начал копаться в машине, выбирая нужные вещи. Он мог слышать, как Вискерс говорит в микрофон:
– На карте я вижу штаб-квартиру заповедника и три ранчо в радиусе пятнадцати – двадцати миль отсюда. Обеспечьте доставку туда людей и прикажите им ждать распоряжений по рации. Пусть самолеты остаются в воздухе сколько смогут... к востоку отсюда еще есть немного чистого неба... Так и делают? Это прекрасно! Ладно, мы будем здесь до получения известий: едва ли беглецы ушли слишком далеко.
Теперь стало слышно: буран начал двигаться. Здесь в воздухе еще висела гнетуще-зловещая тишина, но с запада уже накатывался гул, похожий на глухое рычание.
Бак Стивенс обогнул джип. Его сапоги хрустели по гравию, и этот звук казался очень громким.
– Что за дела? – поинтересовался он.
– Пора в путь. – Вашмен вручил ему рюкзак и сильный электрический фонарик, а сам же взвалил на плечи тяжелую аккумуляторную батарею для подзарядки и питания прибора ночного видения и взял ружье с оптическим прицелом.
Вискерс возник в поле зрения, и его глаза обратились на Стивенса и Вашмена. Сделав над собой усилие, он вежливо осведомился:
– Кажется, вы куда-то собрались?
– Сидите здесь и ждите, коли вам угодно. Мы отправляемся на поиски, – отрезал Вашмен.
– Нет. Вы нужны мне здесь. – Челюсть Вискерса начала выпячиваться. – Что тут по-вашему – каждый сам себе хозяин? Если поступит вызов, нам придется действовать, и действовать быстро, а главное – всем вместе. Глупо разделяться, когда мы и так в меньшинстве.
– К вам уже выступили подкрепления. Вы не останетесь надолго в одиночестве. Самое большее – пару часов, но эта пара часов в дополнение к той форе, которую преступники получили на старте, даст им возможность уйти далеко, если мы ничего не предпримем.
Голос Вискерса звучал очень холодно:
– По моему приказу подняты в воздух две дюжины самолетов. Выставлено одиннадцать дорожных постов. Люди направлены на все ранчо в пределах расстояния, которое преступники реально могли преодолеть пешком. Когда разразится буря, беглецам придется искать укрытие, и здесь-то их и схватят. Но когда это случится, нам надо будет немедленно ехать туда, и у меня не останется времени искать вас в этой чертовой глуши.
Вашмен улыбнулся половиной рта:
– Обещаю, когда это произойдет, я окажусь куда ближе к нужному месту, чем вы.
– Идти пешком? Двое против пятерых, да еще в буран. – Агент ФБР покачал головой. – За преступниками уже охотятся семьдесят пять человек. К утру их число возрастет до двухсот. Мы найдем грабителей. Вы только зря потратите силы и время и рискуете оказаться без крыши над головой, когда начнется снег. Уверяю вас, куда разумней оставаться возле джипа и ждать. Или они попытаются укрыться от непогоды и попадутся нашим людям, или попробуют переждать буран на открытом месте – в таком случае они рискуют замерзнуть, но даже если и выживут, то все равно далеко не уйдут, и мы сможем найти их, когда буря утихнет. В том, что вы хотите сделать, просто нет никакой необходимости. Я вам этого не разрешаю.
Вашмен взглянул на небо. Буря надвигалась медленно: возможно, в его распоряжении будет полночи, прежде чем она разразится. Беглецам пришлось навьючить на себя по меньшей мере фунтов двести пятьдесят захваченной в банке добычи да плюс еще все то, что выгребли из разбитого самолета. Они бредут тяжело нагруженные, и есть шанс настигнуть их прежде, чем начнется буран.
– Может, в этом есть смысл, Сэм? – осторожно заметил Бак Стивенс.
– Я не хочу сказать, что ваша задумка не сработает, – заявил Вашмен, обращаясь к Вискерсу. – Я просто говорю, что есть такая вероятность. И хочу заткнуть эту дыру. Если преступники знают, как вести себя во время бурана, они могут найти способ выбраться из этой местности, пока вся ваша армия будет увязать в снегу и слепнуть от метели.
– Это еще бабушка надвое сказала.
– У меня нет времени спорить с вами. Ответьте: вы мне просто не советуете или категорически запрещаете действовать на свой страх и риск?
Вопрос был поставлен в открытую, и Вискерс оказался перед выбором. Если он запретит Вашмену действовать так, как тот хочет, а Вашмен все-таки поступит по-своему и схватит беглецов, то он, Вискерс, останется в дураках. С другой стороны, если Вашмен поступит вопреки его совету и не добьется никаких результатов, тогда Вискерс всегда сможет написать докладную записку, охарактеризовав патрульного как "не склонного к сотрудничеству", чем доставит Вашмену кучу неприятностей. Теоретически Вискерс не имел права отдавать приказ офицеру полиции штата, но они оба знали, как обстоят дела в действительности.
Так что решение напрашивалось само собой.
– Ладно, я не советую вам делать это, но и не запрещаю, – объявил Вискерс. – Вы вправе распоряжаться на собственных похоронах. Если понадобитесь мне и вас под рукой не окажется – пеняйте на себя.
– Ясно-понятно!
– А вы что скажете, стажер?
Вашмен окрысился:
– Мы здесь в такие игры не играем. Он под моим началом.
– Я бы хотел услышать, что думает офицер Стивенс, – возразил Вискерс. Он упорствовал потому, что если Стивенс пройдет в его отчете как "неодобряющий действия Вашмена", то это сыграет ему, Вискерсу, на руку.
Глаза Бака Стивенса обратились с Вискерса на Вашмена, а затем вновь на Вискерса. Внезапно он почувствовал, что его прижали в угол.
– У меня нет своего мнения. – Стивенс вскинул голову. – Просто знаю Сэма Вашмена и совсем не знаю вас, мистер Вискерс. Раз Сэм говорит, что так будет правильнее, я ему верю.
– Ваши вера и преданность весьма трогательны. – Рот Вискерса скривился как от боли. – Желаю вам обоим удачи. – Последняя фраза была брошена так равнодушно, что Вашмену припомнился старый английский военный фильм, где маршал авиации говорил нечто подобное своим пилотам, перед тем как бросить их навстречу люфтваффе. Эта мысль заставила его ухмыльнуться – он нашел выключатель прибора ночного видения и повернулся, готовый двинуться в путь.
Это устройство не давало света, который могли бы заметить беглецы, но если смотреть через специальные линзы – земля видна как в луче яркого прожектора и можно запросто различить следы даже на твердой глине.
Стивенс приладил на плечи портативный радиопередатчик и выбрался из джипа. Отойдя на десять футов, Вашмен обернулся.
– Мы будем поддерживать с вами связь, – сказал он Вискерсу. – Послушайте: я не утверждаю, что мы найдем их первыми, я просто говорю, что мы не должны оставить им ни одной лазейки.
– Я надеюсь, вы знаете, как соорудить себе убежище, если дойдет до этого. По-моему, все закончится тем, что вам придется отсиживаться в нем, пережидая непогоду. – И Вискерс демонстративно показал им спину, потянувшись за передатчиком. Вашмен, слабо улыбнувшись, дотронулся до руки Бака Стивенса и зашагал в темную пустыню.
Стивенс сказал:
– Утрем ему нос, разведчик.
Глава 4
Ноги Уолкера подкашивались. Он выскользнул из лямок тяжеленного вещмешка и дал ему упасть на землю с глухим стуком.
– Давай полегче, – окрысился Бараклоу. – Стоит нам продырявить один из вещмешков – и знаешь, сколько мы будем ловить банкноты на этом диком ветру, чтобы не оставить после себя следов?
– Минут пять, не меньше, – ответил за Уолкера майор.
Хэнратти уже сидел на своем мешке.
– Ты думаешь, они уже ищут нас? – спросил он.
– Не ищут, а гонятся.
Майор оставался на ногах, вперяясь в темноту пылающим взглядом. Его голова быстро поворачивалась из стороны в сторону, как у охотящегося животного. "Он словно выкован из стали", – подумал Уолкер с невольным восхищением, смешанным со страхом. По выносливости майор Харгит не уступал ломовой лошади – он вовсе не выглядел усталым.
– Проклятие, мои ноги меня доконают, – произнес Хэнратти. Весь его вид говорил о том, что ему необходимы основательная стирка и мытье: в складках шеи словно скопилась сажа, одежда была вся изодрана, как у нищего, на шее тускло блестели следы пота.
По странной прихоти погоды буран на них все еще не обрушился. Похоже, он либо задерживался где-то позади, либо резко изменил направление. Несколько облаков тянулось на восток, но звезд на оставшейся чистой половине неба вполне хватало, чтобы в их слабом свете видеть землю. Уолкер мог различить грузные силуэты зубчатых гор, серебряный гребень холма впереди них, тусклое мерцание глаз майора, когда он, осматривая все вокруг, скользнул взором по нему, Уолкеру, и устремил взгляд дальше.
Было тихо и холодно. Время от времени налетали порывы ветра, но в промежутках возникала свинцовая тишина. Холод донимал больной зуб Уолкера, и тот постоянно прикладывал к дырке язык, чтобы ее согреть.
– Нам осталось еще две мили, – заявил майор. – Так что давайте шевелиться.
– Да катись все к черту, – отозвался Хэнратти.
– Ты сеешь ветер, – спокойно предупредил майор.
Эдди Барт встал, взвалил на плечи свою ношу и пнул Хэнратти носком ботинка.
– Вставай, пока я не двинул тебе как следует.
– Проклятие, да я только что присел. Дайте хоть отдышаться.
Бараклоу подошел к нему и оскалил зубы.
– Хэнратти, еще миг проволочки – и я скормлю тебя птицам. Живо поднимайся на ноги! – Бараклоу произнес все это свистящим шепотом, повернулся и отправился к своей ноше, чтобы взвалить ее на плечи. Когда он выпрямился и взглянул на Хэнратти, тот уже был на ногах. Бывший заключенный вцепился в рукав майора и начал было плаксиво что-то говорить – Харгит прервал его почти ласково:
– Ты хочешь, чтобы я сломал тебе руку?
Хэнратти поспешно отступил. Майор говорил очень спокойно, но в нем чувствовалась звериная жестокость и непоколебимая уверенность в том, что цель оправдывает средства, и не приходилось сомневаться, что сломать руку – ему раз плюнуть.
Уолкер покрылся испариной, несмотря на холодный воздух. Он старался держаться в стороне, не желая привлекать к себе внимание, ибо никому из них не доверял. И меньше всего – майору. Потому что майор больше в нем особенно не нуждался, разве что в качестве вьючного животного, чтобы нести деньги. Его подрядили, чтобы вести самолет, а самолета больше не было. К счастью, все прочие были пока слишком злы на Хэнратти, чтобы думать о Ките Уолкере, но когда они малость поостынут, то вполне могут начать сомневаться в его полезности.
И вовсе не из-за жадности – по крайней мере, майора в этом нельзя было упрекнуть. Харгит не стал бы убивать Уолкера из-за его доли в деньгах или вести двойную игру ради корысти. Другое дело, что трое могли двигаться куда быстрее, чем пятеро, особенно если эти трое бывшие "зеленые береты", привыкшие к долгим марш-броскам по дикой местности, будь то днем или ночью и в любую погоду. Уолкер в эту группу никак не вписывался.
Единственное, что его утешало, – что он был для них куда меньшей обузой, нежели Хэнратти: тому стукнуло уже пятьдесят, он потерял форму, был нытиком, а главное – подложил им всем большую свинью тем, что застрелил этого злосчастного охранника.
Хэнратти ничуть не печалило последнее обстоятельство. Ему, рецидивисту, нечего было терять после трех сроков. За вооруженное ограбление с убийством или без убийства Хэнратти все равно грозила вышка, в лучшем случае – "пожизненное", не подлежащее никакой амнистии. Поэтому для него убийство охранника ничего не меняло. Но для остальных разница имелась, причем большая, и если порой Хэнратти вел себя так, словно наглотался пилюль для дури, однако не был идиотом до такой степени, чтобы не осознавать, какие чувства питают к нему все прочие. Бараклоу уже много раз выказывал это весьма явственно. И то, что Хэнратти доводился свояком Эдди Барту, ничуть не растапливало ледок между ним и остальными, и даже самим Бартом.
Теперь Хэнратти стоял с мешком на плечах; пальцы свободной руки сомкнулись на рукоятке большого револьвера, заткнутого за пояс. Он не снимал руку с оружия с тех пор, как они покинули самолет. Может, это придавало ему уверенности? Уолкер знал, что для остальных револьвер Хэнратти не представлял никакой угрозы: майор мог бы отнять его у Хэнратти, не моргнув глазом, в любой момент. Зато Уолкер нервничал, видя, как тот постоянно хватается за оружие. Хэнратти уже показал, как по-дурацки он может спустить курок, – у него словно зуд был в указательном пальце.
– Пошли! – тихо предложил Бараклоу, и все двинулись дальше.
Грунтовая дорога подходила к нему с востока и заканчивалась во дворе. Свет горел лишь в одном здании, остальные постройки – где-то с полдюжины – были погружены во тьму. Позади главного дома росла рощица. Вдоль дороги стояли столбы: электрические или телефонные, либо те и другие. Доносился слабый гул мотора – возможно, работал водяной насос. Свет из окон достаточно освещал двор, чтобы можно было различить и другие здания: несколько темных бунгало – возможно, для размещения туристов, и хозяйственные постройки: конюшню, навес, кузницу, гараж на три машины. В одном из нижних окон на стекло падал голубоватый отсвет – возможно, телевизор?
Кто-то дотронулся до его лодыжки. Уолкер вздрогнул.
Это оказался Бараклоу. Остальные уже спустились с верхушки холма. Уолкер прополз вниз по склону и сел.
Они пристроились в небольшой выемке, и майор говорил приглушенным голосом:
– Им известно, что мы где-то в этом районе, а раз так, можно предположить, что копы устроили здесь засаду. Поэтому мы пойдем туда и сами позаботимся о копах. Без шума. Сержант Барт останется здесь с деньгами. Хэнратти, ты со мной – и если окажешься от меня дальше чем на шесть футов, я тебя придушу, и не вздумай пикнуть! Уолкер, не отставать от Бараклоу!
– Давай полегче, – окрысился Бараклоу. – Стоит нам продырявить один из вещмешков – и знаешь, сколько мы будем ловить банкноты на этом диком ветру, чтобы не оставить после себя следов?
– Минут пять, не меньше, – ответил за Уолкера майор.
Хэнратти уже сидел на своем мешке.
– Ты думаешь, они уже ищут нас? – спросил он.
– Не ищут, а гонятся.
Майор оставался на ногах, вперяясь в темноту пылающим взглядом. Его голова быстро поворачивалась из стороны в сторону, как у охотящегося животного. "Он словно выкован из стали", – подумал Уолкер с невольным восхищением, смешанным со страхом. По выносливости майор Харгит не уступал ломовой лошади – он вовсе не выглядел усталым.
– Проклятие, мои ноги меня доконают, – произнес Хэнратти. Весь его вид говорил о том, что ему необходимы основательная стирка и мытье: в складках шеи словно скопилась сажа, одежда была вся изодрана, как у нищего, на шее тускло блестели следы пота.
По странной прихоти погоды буран на них все еще не обрушился. Похоже, он либо задерживался где-то позади, либо резко изменил направление. Несколько облаков тянулось на восток, но звезд на оставшейся чистой половине неба вполне хватало, чтобы в их слабом свете видеть землю. Уолкер мог различить грузные силуэты зубчатых гор, серебряный гребень холма впереди них, тусклое мерцание глаз майора, когда он, осматривая все вокруг, скользнул взором по нему, Уолкеру, и устремил взгляд дальше.
Было тихо и холодно. Время от времени налетали порывы ветра, но в промежутках возникала свинцовая тишина. Холод донимал больной зуб Уолкера, и тот постоянно прикладывал к дырке язык, чтобы ее согреть.
– Нам осталось еще две мили, – заявил майор. – Так что давайте шевелиться.
– Да катись все к черту, – отозвался Хэнратти.
– Ты сеешь ветер, – спокойно предупредил майор.
Эдди Барт встал, взвалил на плечи свою ношу и пнул Хэнратти носком ботинка.
– Вставай, пока я не двинул тебе как следует.
– Проклятие, да я только что присел. Дайте хоть отдышаться.
Бараклоу подошел к нему и оскалил зубы.
– Хэнратти, еще миг проволочки – и я скормлю тебя птицам. Живо поднимайся на ноги! – Бараклоу произнес все это свистящим шепотом, повернулся и отправился к своей ноше, чтобы взвалить ее на плечи. Когда он выпрямился и взглянул на Хэнратти, тот уже был на ногах. Бывший заключенный вцепился в рукав майора и начал было плаксиво что-то говорить – Харгит прервал его почти ласково:
– Ты хочешь, чтобы я сломал тебе руку?
Хэнратти поспешно отступил. Майор говорил очень спокойно, но в нем чувствовалась звериная жестокость и непоколебимая уверенность в том, что цель оправдывает средства, и не приходилось сомневаться, что сломать руку – ему раз плюнуть.
Уолкер покрылся испариной, несмотря на холодный воздух. Он старался держаться в стороне, не желая привлекать к себе внимание, ибо никому из них не доверял. И меньше всего – майору. Потому что майор больше в нем особенно не нуждался, разве что в качестве вьючного животного, чтобы нести деньги. Его подрядили, чтобы вести самолет, а самолета больше не было. К счастью, все прочие были пока слишком злы на Хэнратти, чтобы думать о Ките Уолкере, но когда они малость поостынут, то вполне могут начать сомневаться в его полезности.
И вовсе не из-за жадности – по крайней мере, майора в этом нельзя было упрекнуть. Харгит не стал бы убивать Уолкера из-за его доли в деньгах или вести двойную игру ради корысти. Другое дело, что трое могли двигаться куда быстрее, чем пятеро, особенно если эти трое бывшие "зеленые береты", привыкшие к долгим марш-броскам по дикой местности, будь то днем или ночью и в любую погоду. Уолкер в эту группу никак не вписывался.
Единственное, что его утешало, – что он был для них куда меньшей обузой, нежели Хэнратти: тому стукнуло уже пятьдесят, он потерял форму, был нытиком, а главное – подложил им всем большую свинью тем, что застрелил этого злосчастного охранника.
Хэнратти ничуть не печалило последнее обстоятельство. Ему, рецидивисту, нечего было терять после трех сроков. За вооруженное ограбление с убийством или без убийства Хэнратти все равно грозила вышка, в лучшем случае – "пожизненное", не подлежащее никакой амнистии. Поэтому для него убийство охранника ничего не меняло. Но для остальных разница имелась, причем большая, и если порой Хэнратти вел себя так, словно наглотался пилюль для дури, однако не был идиотом до такой степени, чтобы не осознавать, какие чувства питают к нему все прочие. Бараклоу уже много раз выказывал это весьма явственно. И то, что Хэнратти доводился свояком Эдди Барту, ничуть не растапливало ледок между ним и остальными, и даже самим Бартом.
Теперь Хэнратти стоял с мешком на плечах; пальцы свободной руки сомкнулись на рукоятке большого револьвера, заткнутого за пояс. Он не снимал руку с оружия с тех пор, как они покинули самолет. Может, это придавало ему уверенности? Уолкер знал, что для остальных револьвер Хэнратти не представлял никакой угрозы: майор мог бы отнять его у Хэнратти, не моргнув глазом, в любой момент. Зато Уолкер нервничал, видя, как тот постоянно хватается за оружие. Хэнратти уже показал, как по-дурацки он может спустить курок, – у него словно зуд был в указательном пальце.
– Пошли! – тихо предложил Бараклоу, и все двинулись дальше.
* * *
Они залегли цепью на "наблюдательной позиции", что в переводе с военной терминологии майора значило: на гребне холма – не на самом верху, а чуть ниже, чтобы не вырисовываться на фоне неба. Далее перебирались ползком. Подобное упражнение было предпринято не ради обучения "основам походной жизни" не нюхавшего пороху Хэнратти – майор самым дотошным образом изучил карты, и, по его словам, ранчо располагалось сразу за холмом. Так оно и оказалось. С противоположного склона они могли видеть отсвет огней над вершиной. Сейчас Уолкер добрался до верха и увидел само ранчо.Грунтовая дорога подходила к нему с востока и заканчивалась во дворе. Свет горел лишь в одном здании, остальные постройки – где-то с полдюжины – были погружены во тьму. Позади главного дома росла рощица. Вдоль дороги стояли столбы: электрические или телефонные, либо те и другие. Доносился слабый гул мотора – возможно, работал водяной насос. Свет из окон достаточно освещал двор, чтобы можно было различить и другие здания: несколько темных бунгало – возможно, для размещения туристов, и хозяйственные постройки: конюшню, навес, кузницу, гараж на три машины. В одном из нижних окон на стекло падал голубоватый отсвет – возможно, телевизор?
Кто-то дотронулся до его лодыжки. Уолкер вздрогнул.
Это оказался Бараклоу. Остальные уже спустились с верхушки холма. Уолкер прополз вниз по склону и сел.
Они пристроились в небольшой выемке, и майор говорил приглушенным голосом:
– Им известно, что мы где-то в этом районе, а раз так, можно предположить, что копы устроили здесь засаду. Поэтому мы пойдем туда и сами позаботимся о копах. Без шума. Сержант Барт останется здесь с деньгами. Хэнратти, ты со мной – и если окажешься от меня дальше чем на шесть футов, я тебя придушу, и не вздумай пикнуть! Уолкер, не отставать от Бараклоу!