Гари Роман. Пожиратели звезд

   Поэтому он взял на себя смелость пригласить их сюда, вместо того чтобы держать посреди дороги; он просит их набраться терпения и выпить что-нибудь в баре за счет правительства, пока он попытается связаться с вышестоящим командованием по телефону, раз уж рация неисправна. Он глубоко огорчен тем, что они вынуждены терять драгоценное время; просто небольшая техническая неполадка; но если в этой стране и существует что-то в превосходном состоянии, так это телефонные линии - законный предмет всеобщей гордости, их недавно провела одна американская компания; связь осуществляется автоматически, и он немедленно потребует дальнейших инструкций. Затем он прошел за стойку, налил себе большой стакан густого желтого ликера и тотчас осушил его. Далее, с выражением крайнего удовлетворения и значительности на лице, как если бы речь шла о выполнении особенно тонкой технической операции, вооружился телефоном и толстым большим пальцем с грязным ногтем набрал номер.
   - Ничего не понимаю во всей этой истории, - сказал миссионер, обращаясь к какому-то человечку: волосы с проседью, старательно подкрашенные карандашом усы и галстук-бабочка в синий горошек - тот облокотился на стойку возле него.
   - Должно быть, дальше по шоссе произошел какой-нибудь небольшой инцидент, быть свидетелями которого нам не положено, - ответил Чарли Кун. По пути между нами и столицей находится университет, и, наверное, студенты устроили демонстрацию, а это всегда ставит власти в затруднительное положение, тем более что вмешательство полиции в подобных случаях бывает чрезвычайно грубым. Они не любят присутствия иностранцев во время проведения таких операций. Это всегда производит дурное впечатление. В американских газетах сразу же появится информация. Несмотря на все усилия, нами предпринимаемые, эту страну, знаете ли, трудно со всей уверенностью назвать демократической.
   - Мне это хорошо известно, - сказал миссионер.
   Дверь кафе оставалась открытой, и д-р Хорват увидел, как перед заведением остановился еще один "кадиллак", с обеих сторон зажатый шестью вооруженными до зубов мотоциклистами, что, кажется, свидетельствовало о прибытии весьма значительной персоны. Солдаты были в немецких касках и черных мундирах; бросавшаяся в глаза красная молния на касках и рукавах странным образом напоминала эмблему гитлеровских эсэсовцев.
   - Это не обычная полиция, а специальные подразделения сил безопасности, - пояснил Чарли Кун, и миссионер заметил, что его собеседнику, кажется, немного не по себе. - Они находятся в прямом подчинении генерала Альмайо. Можете мне поверить: что-то носится в воздухе. Я знаю эту страну.
   Из "кадиллака" вышла молодая женщина; между ней и одним из солдат имела место короткая, но бурная дискуссия, в завершение которой тот схватил ее за локоть и толкнул в направлении кафе. Женщина остановилась в дверях, швырнула сигарету на улицу и бросила солдату еще несколько слов на испанском языке судя по всему, далеко не лестного содержания, ибо мужчина угрожающе повел автоматом, но тотчас, однако, взял себя в руки.
   Женщина пожала плечами и потеряла к нему всякий интерес. Д-р Хорват с первого взгляда определил, что юная особа была американкой. Ярко выраженное англосаксонское лицо. Черты его исполнены той открытой и искренней приветливости, что сразу же ассоциируется с американским домом, светловолосыми, стриженными "ежиком" мальчиками и университетскими спортивными площадками; казалось, она явилась прямиком из студенческого городка; таким, по крайней мере, было первое впечатление, ибо, приглядевшись повнимательнее, уже проникшийся к ней симпатией и начавший расплываться в улыбке проповедник заметил, что она пьяна и фактически опирается о стену, чтобы не упасть. Некоторое время она так и продолжала стоять, держась рукой за стену, глядя на всех с вызывающим видом, затем излишне уверенной и непринужденной походкой подошла к одному из столиков, села и закурила сигарету. Она была очень хорошенькой, с тонкими и такими гармоничными чертами лица, что оно походило скорее на воплощение какого-то вполне определенного творческого замысла, нежели на каприз природы. Восхитительные пухлые губы, своеобразный изгиб которых таил в себе какую-то решимость: беззащитный рот, как у ребенка. Чуть вздернутый нос и мягкий, нежный ореол каштановых, со светлым отливом, волос. Она достала из кармана очки, нацепила их на нос, довольно бесцеремонно оглядела всех присутствующих одного за другим, затем сняла очки и засунула их в карман. Должно быть, ей не больше двадцати четырех - д-р Хорват был глубоко удручен тем, что американская девушка сидит здесь, нога на ногу, курит с таким безразличным ко всему видом, да еще в столь очевидном состоянии опьянения.
   Он поставил себе целью поговорить с ней при первом же удобном случае, задать несколько вопросов о ее семье и обстоятельствах, которые привели к тому, что она оказалась совсем одна в таком месте да еще в подобном состоянии.
   Кажется, капитан Гарсиа был довольно близко знаком с ней: прихватив стакан и бутылку, он вышел из-за стойки, направился к ее столику и заговорил с ней по-испански с подчеркнутым и весьма неожиданным уважением. Девушка пожала плечами, не сказав ни слова в ответ, но взяла бутылку и опрокинула в стакан такое количество ее содержимого, что у д-ра Хорвата брови сошлись на переносице. Похоже, pulche она пьет не впервые: мелкими глотками отпила полстакана, затем - очевидно от скуки - вновь обвела равнодушным взглядом присутствующих. Кажется, впервые заметив Чарли Куна, непринужденно вскинула руку в дружеском приветствии.
   - Hello there, - сказала она. - Откуда вас черти принесли?
   Чарли Кун подошел к ней и тихо о чем-то заговорил.
   - Ничего я об этом не знаю, старина, - равнодушно ответила девушка. Вряд ли случилось что-то серьезное, в любом случае вы же понимаете: пока армия в руках Хосе... Вероятно, произошла очередная разборка и Хосе дослал своих людей, чтобы защитить нас, что они и делают с присущим им неумением. Я проводила уик-энд с друзьями на одной finca в Бастуйосе, когда явились эти мордовороты и приказали следовать за ними. Не успела даже вещи захватить. Двадцать раз говорила Альмайо, чтобы послал своих церберов в Штаты на стажировку - немножко поучиться хорошим манерам, - но вы же его знаете. Ему нравится окружать себя скотами; его любимое выражение вам тоже известно: "Не предают лишь собаки". В конце концов он все это быстро уладит.
   Чарли Кун посмотрел на капитана Гарсиа, как раз говорившего по телефону. Он был одним из доверенных лиц Альмайо и отвечал за личную безопасность генерала. Его присутствие здесь, вдали от дворца, казалось, должно бы свидетельствовать о том, что в столице, во всяком случае, ничего серьезного не происходит. Чарли встал и, оставив девушку за столом, вернулся к д-ру Хорвату, надеясь услышать разговор капитана с начальством. Гарсиа выслушивал указания, и Чарли Кун заметил, что на лице у него отразилось крайнее изумление, сменившееся откровенным испугом.
   - Кто эта девушка? - спросил миссионер.
   Чарли Кун рассеянно взглянул в сторону столика; он прислушивался, силясь уловить, что говорит голос в телефонной трубке.
   - Это... невеста генерала Альмайо.
   Слово "невеста" он произнес слегка запнувшись, с нерешительностью более чем очевидной, и д-р Хорват понял, что тот из уважения к его сану предпочел избежать более подходящего термина - "подружка". Его охватило чувство глубокой подавленности.
   - Она американка? - наконец спросил он, смутно надеясь получить отрицательный ответ, который успокоил бы его.
   - Американка, - ответил Чарли Кун.
   Он прислушивался к телефонному разговору капитана Гарсиа.
   - Простите, - говорил офицер, - я, наверное, плохо расслышал. Пожалуйста, не могли бы вы повторить? Да, конечно, полковник, но тем не менее я хотел бы, чтобы вы повторили мне это еще раз. Не тот у меня чин, чтобы я мог позволить себе такого рода ошибки.
   С минуту он молчал с застывшим лицом, сглотнул слюну. И вдруг его глаза буквально выскочили из орбит.
   - Расстрелять? Вы действительно сказали: расстрелять всех немедленно?
   - Я владею испанским не на должком уровне, - сказал д-р Хорват соседу, но тот, казалось, пребывал в полном оцепенении - лишь лицо постепенно приобретало все более зеленоватый оттенок.
   Прилагая максимум усилий к тому, чтобы избежать любого недоразумения, капитан Гарсиа повысил голос, так что девушка все услышала. С оттенком скуки она проговорила:
   - Что еще за новости?
   - Вы действительно сказали: расстрелять всех немедленно? - еще раз повторил капитан Гарсиа.
   Он прекрасно знал голос полковника Моралеса, но хотел убедиться в том, что шеф в данный момент не пьян в стельку.
   - Да, расстрелять всех.
   - Простите, полковник, но среди них есть американские граждане.
   - Слушайте, Гарсиа, делайте то, что вам говорят.
   - А как я должен поступить с трупами?
   - Вы закопаете их в горах, не оставив снаружи никаких опознавательных знаков. Но хорошо запомните место, чтобы потом их можно было откопать. Понятно?
   - Очень хорошо, полковник, превосходно. Вас понял.
   Он опять сглотнул слюну и покосился в сторону индеанки с черными как смоль волосами, - водрузив на колени свою элегантную американскую сумку, она сидела за одним из столиков и жевала листья масталы.
   - А что делать с матерью генерала? - почтительно понизив голос, спросил он. - Вам известно, что она здесь?
   - Подождите минуту.
   Взгляды всех сидящих в кафе - даже куклы на коленях чревовещателя были прикованы к капитану Гарсиа. Адвокат, прекрасно владевший испанским некоторые его самые выгодные дела были связаны с Центральной Америкой, стал пепельно-серым. В сердце Чарли Куна на несколько секунд вспыхнула надежда на то, что все это, безусловно, всего лишь одна из обычных шуточек Альмайо, но ему не удалось убедить себя в этом. Достаточно было взглянуть на многозначительное выражение лица Гарсиа, чтобы понять, что ни о каких шутках тут и речи нет. Чарли достал носовой платок и вытер струившийся по лицу холодный пот.
   Д-р Хорват вдруг стал разбирать испанскую речь намного лучше прежнего, но то, что он, как ему казалось, понял из разговора, было абсолютно невозможно, и он это прекрасно знал.
   Наверное, он не правильно понял. Он не слишком одарен в отношении иностранных языков.
   Капитан Гарсиа снова заговорил:
   - Да, полковник?
   - Генерал Альмайо сказал, что его мать вы можете тоже расстрелять.
   Гарсиа снял фуражку и рукавом вытер пот со лба. Свободной рукой он схватил одну из стоявших вдоль стены бутылок и, продолжая почтительным голосом говорить, налил себе стакан.
   - Прошу прощения, полковник, но, коль скоро речь идет о приказе такого значения, я предпочел бы получить подтверждение самого генерала.
   - Делайте то, что вам говорят, Гарсиа. У генерала нет лишнего времени. В данный момент он занят более важными делами.
   Капитан Гарсиа набрал в легкие воздуха. Еще раз глянул на жевавшую листья масталы матушку генерала, схватил стакан и залпом выпил.
   - Более важные дела, полковник?
   - Да.
   Гарсиа вытер рукавом рот и лицо, на котором читалось почтение, смешанное со страхом.
   - Полковник, если я должен расстрелять мать генерала, я хотел бы услышать этот приказ из его собственных уст.
   - Генерал говорит по другому аппарату.
   Теперь уже Гарсиа был, кажется, на грани слез.
   - Ладно, хорошо, - сказал он. - В отношении матери генерала все ясно, раз уж он говорит по другому аппарату. Я исполню приказ. Расстреляю старуху. Прежде всего она его мать, значит, надо думать, тут нет проблем. Но как быть с американскими гражданами?
   - Поставить к стенке и немедленно расстрелять. Понимаете, Гарсиа? Немедленно.
   - Я сделаю это, полковник, будьте уверены, - кричал Гарсиа. - Не было еще приказа, который я отказался бы выполнить, вам это прекрасно известно. Только одно дело - расстрелять родную маму, и совсем другое - когда расстреливают американских граждан; это уже очень серьезно, и, прежде чем выполнить приказ такой национальной важности, я имею в виду: такой политический акт, как расстрел американских граждан, я хотел бы получить личное подтверждение генерала Альмайо.
   - Гарсиа, у вас будут неприятности.
   - В данный момент они у меня уже есть. Я не так уж много прошу. Мне будет достаточно одного слова генерала.
   - Прекрасно, идиот вы этакий, но сейчас генерал говорит по другому телефону. Подождите минуту.
   И Гарсиа стал ждать, с такой силой прижимая трубку к уху, что оно стало совсем белым.
   Другой рукой он снова схватил бутылку и отпил прямо из горлышка.
   - Лучшая телефонная сеть за пределами Соединенных Штатов, вот что мы сделали, - произнесла девушка совсем не соответствующим ее тонкому лицу пьяным голосом; теперь в глазах ее застыло отчаяние. - Я знаю, что говорю. Телефонная сеть - моя заслуга. Это я приказала провести ее. Я заставила его построить шоссе, и концертный зал, и публичную библиотеку, какой нет даже в Бразилии... А теперь... А теперь...
   Голос ее сорвался. Полными слез глазами она смотрела на д-ра Хорвата, словно обращаясь к нему лично:
   - Знаете, он ведь и в самом деле порядочная сволочь.
   Теперь все стояли, и царила гробовая тишина. Даже кукла чревовещателя, казалось, утратила дар речи и не сводила с лица капитана Гарсиа своих неподвижных глаз. Вот тогда-то д-р Хорват и сорвался. Реакция его спутников доказывала, что он все прекрасно понял и что услышанное им возвещало одно из самых чудовищных за всю историю человечества преступлений, покорной и пассивной жертвой которого он решительно отказывался быть. И он с гневом принялся высказывать свое возмущение таким мощным голосом, что капитан Гарсиа испуганно отшатнулся и успокаивающе замахал руками.
   - Тише, тише, - сказал он. - Мне ничего не слышно.
   Чувство негодования всегда приводило д-ра Хорвата в прекрасную форму. Такие выражения, как "международное право", "преступление против человечества", "неслыханное зверство", "вся Америка", "чудовищные репрессии", "кастристский бандитизм", буквально водопадом полились из его уст, и он дошел даже до того, что допустил досадный плеоназм, сказав "нахальная наглость", такое случалось с ним крайне редко; Гарсиа сморщился и размахивал рукой, словно отгоняя муху. Марионетка Оле Йенсен, сидя на коленях чревовещателя, который нежно сжимал ее в объятиях, повернулась к хозяину.
   - Этот человек поистине талантлив, - произнесла кукла. - Уверен, его ждет успех.
   И снова повернула голову - теперь ее сигара была нацелена в сторону Чарли Куна.
   - Вам следовало бы подумать о контракте с ним, Чарли, - заключила она.
   Лицо капитана Гарсиа перекосилось, небритая челюсть отвисла, обнажая желтые зубы, - огромной лапой прижимая трубку к уху, он все еще ждал, обводя тоскливым взглядом "высоких гостей" диктатора. Он прекрасно сознавал историческую важность предстоящего события, и его разрывали на части два чувства: нечто вроде восторженной патриотической гордости и боязнь непредвиденных последствий. Впервые в истории страны должны быть казнены американские граждане. Не просто убиты - такое уже бывало в те времена, когда в стране царила анархия и ездить по дорогам было небезопасно, - но официально расстреляны, казнены по всем правилам согласно приказу свыше. Конечно, во всем этом было что-то славное, героическое, что сделает его, безвестного капитанишку, важным лицом, имя которого станет известно всему миру. Но ведь речь вполне может идти и о каком-нибудь сраном политическом выпаде, предпринимаемом Дворцом с целью продемонстрировать третьему миру, кастристским и прокитайским элементам свою независимость от американских империалистов; причем в случае, если дело примет дурной оборот - как в Санто-Доминго, Гватемале или Боливии, - ответственность за содеянное вполне может быть свалена на личную инициативу подчиненного, действовавшего на свой страх и риск, в сговоре с "подрывными элементами", с целью спровоцировать разрыв отношений с Соединенными Штатами. Тогда он неминуемо будет расстрелян.
   Капитан Гарсиа стоял на распутье: быть ему либо национальным героем борцом за независимость, либо - козлом отпущения. Единственное, на что он был способен в столь важной исторической ситуации, так это напиться до абсолютно беспрецедентного в истории страны состояния. Лапа его уже тянулась к бару за новой бутылкой, но внезапно так и замерла на полпути, остановленная голосом, зазвучавшим в трубке.
   Капитан вытянулся по стойке "смирно".
   - Слушаю, генерал.
   На этот раз не оставалось никаких сомнений: это был голос самого Альмайо.
   - Слушайте меня внимательно, болван несчастный. Расстреляйте всех, причем немедленно.
   Слышите, Гарсиа? Немедленно. Потом отвезите трупы в горы, но не слишком далеко. И не закапывайте их, как сказал Моралес. Я хочу, чтобы их нашли. Отвезите на пару километров в сторону от шоссе и положите так, чтобы их было видно. Затем явитесь и доложите мне.
   Повторите.
   - Есть, генерал, - рявкнул Гарсиа. - Я их сейчас же расстреливаю. Кладу трупы в паре километров от шоссе, в горах. Ясно, генерал. Да здравствует революция!
   Он так и стоял, вытянувшись по стойке "смирно", до тех пор, пока не услышал сухой щелчок, означавший, что на противоположном конце линии повесили трубку. И лишь тогда, почтительно отставив в сторону мизинчик, осторожно положил трубку на рычаг. Затем провел рукавом по лбу и повернулся к присутствующим. Он был уже изрядно пьян, а роль, которую ему предстояло сейчас сыграть, вынуждала его, выражаясь языком, до сих пор принадлежавшим оппозиции, сделать первый шаг по пути к освобождению от ига американского империализма, и это опьяняло его еще больше, приводя в полное смятение, тем более что сам он получал деньги от американского военного атташе, которому время от времени сообщал понемножку конфиденциальные сведения о происходящем во Дворце. Он знал также, что Альмайо и все члены правительства помимо официальной помощи Соединенных Штатов, которая поступили прямо к ним в карман, получают по двадцать процентов дохода от каждой из сделок, заключенных американскими фирмами. Было ясно, что для этих сволочных янки пробил час расплаты за столь долгую деятельность по разложению и подкупу руководящих лиц страны. Это было естественно и логично, но тем не менее он был крайне ошеломлен тем фактом, что пламя патриотической борьбы вдруг коснулось его, да так скоро; когда же он наконец повернулся к американским империалистам лицом, то на нем застыло выражение уже совсем безграничного смятения. Но зрелище, представшее его глазам, заставило их буквально выкатиться из орбит, настолько оно оказалось неожиданным.
   Ибо на фоне смертельно бледных, скованных ужасом гостей перед ним стояло нечто вроде белого призрака в белых чулках и бальных туфельках, с лицом, покрытым толстым слоем белой муки, в остроконечной шапочке - стояло, посверкивая розовыми, желтыми и зелеными блестками, держа в одной руке смычок, в другой - малюсенькую скрипку. Капитан Гарсиа, с которым уже пару раз приключались приступы delirium tremens, имел обыкновение видеть в таких случаях полчища копошащихся крыс или змей, но такого рода призрачные создания не являлись ему даже во время самых острых припадков. Он дико взвыл и отскочил назад.
   - Что это? - рявкнул он.
   "Это" оказалось всего лишь маленьким господином Манулеско - знаменитый "виртуоз" пытался спасти свою шкуру. В первый момент он никак не мог поверить в то, что ему уготована такая участь, но как только осознал ее реальность, мысли заметались у него в голове словно мыши в мышеловке, в результате чего возник хитрый стратегический план. Он знал, что где-то произошла ошибка, невероятное недоразумение, в которое едва ли можно поверить, но которому нужно любой ценой положить конец, поскольку теперь он прекрасно понимал, что все это может стоить ему жизни. Кому могло всерьез прийти в голову натравить на клоуна взвод солдат, поставить его к стенке и расстрелять? Другие вполне могли оказаться шпионами. Но сам-то он был всего лишь несчастным акробатом, никогда не занимался политикой и сейчас докажет это офицеру. Сейчас он убедит его, показав, кто он на самом деле. За всю историю цирка никто никогда не расстреливал музыкальных клоунов - даже русские в Октябрьскую революцию или венгры во время революции Белы Куна. Никто. Клоунов все уважают. Единственной возможностью выпутаться из этой истории было пробудить чувство прекрасного в сердце этого животного, одетого в униформу, обезоружить его, представ перед ним в образе самого безобидного в мире существа - единственного, которое человечество, в каких бы конвульсиях оно ни билось, щадила всегда.
   Поэтому он подхватил свою дорожную сумку, на цыпочках проскользнул в помещение с табличкой "caballeros", расположенное в глубине кафе, там в страшной спешке натянул цирковой костюм и дрожащей рукой напудрил перекошенное от страха лицо. И вот теперь, держа в руках миниатюрную скрипку и крошечный смычок, стоял как истукан перед этим людоедом, пытаясь изобразить на лице обезоруживающую улыбку.
   - Смотрите на меня, генерал, смотрите! Я всего лишь музыкальный клоун. Я никогда не занимался политикой. Зачем меня расстреливать? Подумайте о ваших детях, генерал. Они были бы так счастливы, придя на меня посмотреть. Они смеялись бы, ах, как они смеялись бы! Я принесу много счастья вашим детям, генерал. Я подарю вам бесплатные билеты. Хотите, сыграю вам песенку? Знаете, я играю, стоя на голове. Смотрите, генерал, смотрите!
   Он бросил на землю свою остроконечную шапочку, с поистине необычайной гибкостью и проворством одним движением и, казалось, без малейшего усилия вдруг встал на голову так что ноги его оказались прямо перед носом окончательно одуревшего капитана, и уже и следующую секунду, стоя в идеальном равновесии на голове, извлек из своей скрипочки первые звуки сонаты Цезаря Франка, в столь драматических обстоятельствах являя собой таким образом удивительный пример человеческих возможностей.
   Демонстративное выступление господина Манулеско разрушило своего рода кошмарные чары, опутавшие всех присутствующих. Они обступили Гарсиа и заговорили все разом.
   Мы все - великие артисты, известные всему миру, - вопил месье Антуан. И вы не посмеете стрелять в нас, скотина вы темная! Вы представления не имеете о том, какую международную реакцию спровоцируете, если посмеете нас хоть пальцем тронуть.
   - Немедленно соедините меня с послом Соединенных Штатов! - ревел д-р Хорват. - Этот номер у вас не пройдет! Вы увидите, что из этого получится! Я - представитель духовенства, имя мое известно всему миру, я - знаменитый д-р Хорват, принадлежу Протестантской Церкви, и если вы посмеете расстрелять американских граждан, наши бомбы дождем обрушатся вам на головы, мы от вашей проклятой страны камня на камне не оставим, мы научим ее соблюдать нормы международной морали и простейшие приличия!
   - Если вы посмеете расстрелять нас, я позабочусь о том, чтобы вас повесили! - верещал мистер Шелдон с некоторой довольно странной для адвоката нелогичностью мышления.
   - Слушайте, Гарсиа, позвольте мне поговорить с Хосе Альмайо, - говорил Чарли Кун. - Должно быть, он совершенно пьян. Или у него очередной приступ тоски и депрессии. Надо помешать ему сделать подобную глупость. Надеюсь, вы понимаете, что когда он придет в себя, то свалит все на вас? Кроме того, он ждет меня. У меня для него есть очень важные новости.
   Поверьте, это и в самом деле очень важно. Я хорошо его знаю: это изменит все.
   Юный кубинец, ни слова не говоря, с покорным и одновременно умоляющим видом держался несколько в стороне, сознавая, безусловно, что он - невелика персона и среди всех этих знаменитостей цирка и мюзик-холла занимает весьма скромное место. Америка-ночка даже не подняла головы от своего стакана; облокотившись на стол, она выводила пальцем какие-то каракули на покрытом слоем пыли мраморе.
   В тот момент, когда д-р Хорват достиг наивысшей точки в своих громогласных проклятиях, она пожала плечами, повернулась к проповеднику и, сидя по-прежнему нога на ногу, мрачно бросила:
   - К чему все это? Сразу видно, что вы не знаете этой страны.
   Потом, похоже, утратила всякий интерес к дальнейшему развитию событий, взглянула на старую индеанку, улыбнулась ей и, прихватив свой стакан, подошла и присела к ней за столик.
   - Вы помните меня, сеньора Альмайо? - по-испански спросила она. На испанском девушка говорила довольно бегло, но с сильным американским акцентом. - Несколько месяцев назад мы с Хосе приезжали к вам. Я его невеста, вы помните?
   Глядя прямо перед собой, старушка спокойно, точно корова, жевала, улыбаясь с отсутствующим и в то же время сияющим видом. Широко расставив ноги, она надежно устроила свою красивую сумку, прижав ее к низу живота. Совершенно отключившись от действительности, она пребывала в состоянии райского отупения, вызванного "звездами" - так здесь называют листья масталы, которые действуют намного сильнее, чем употребляемые с той же целью живущими в Андах индейцами орехи коки; листья вызывают те же мистические и блаженные видения, что и "магические грибы", используемые в мексиканских религиозных обрядах.