Гаркушев Евгений Николаевич. Жребий

   - Держим оборону! - во весь голос, стараясь перекричать стрельбу и рев моторов, приказал я. - Подпустим танк ближе!
   Пусть только подберется на расстояние броска. Противотанковых гранат у каждого по несколько штук, и бросать их мы все умеем…
   - Казаки говорят: Иванов сбежал, - прокричал из соседнего окопа Джальчинов. - По овражку.
   Неужели все-таки старый рабочий украл взрыватели? Вовсе не для того, чтобы помочь персам, а для того, чтобы пушка оказалась бесполезной, и его не поставили главным орудийного расчета - тогда уж точно не сбежишь. И как мы сразу не догадались? Ведь вовсе не обязательно работать на кого-то. Можно работать и на себя. Сохранять свою жизнь - пусть и ценой чужих!
   Не хотелось верить в предательство Федора, но факты говорили обратное. Одно утешало - в спину нам стрелять он вряд ли станет. Другие цели…
   Я отбросил пустой магазин, вставил в АВК следующий. Сейчас персы подойдут ближе - и начнется.
   Персидский танк сбавил скорость. Броня крепка, зачем приближаться? Наша вылазка вряд ли увенчается успехом - вокруг «Барса» много автоматчиков. А танк будет расстреливать наши позиции из пушки - и рано или поздно сровняет их с землей. Хотя штабисты и утверждали, что на всю деревню снарядов не хватит. Нет, на нашу долю, пожалуй, хватит…
   Пальцев выстрелил из гранатомета. Не попал, а по окопу казаков открыли огонь из всех видов оружия: работал пулемет «Евфрата», стреляла с берега пушка, строчили автоматы пехоты. Разноголосый шум перекрыл гулкий выстрел орудия, на который персы отреагировали как-то странно - танк сорвался с места и понесся вдоль наших позиций, словно специально подставляя бок.
   Старостин, засевший на правом фланге, кричал:
   - Это наша пушка!
   Действительно, маскировочную сеть сорвало с орудия выстрелом, и сейчас было отлично видно, как Иванов, сгорбившись за щитком, отчаянно крутит ручки наводки. Зачем он это делает? Ведь взрывателей все равно нет… Хочет попасть болванкой снаряда в гусеницу? Или просто вызывает огонь на себя, давая нам пространство для маневра?
   - Стреляй! - закричал я Старостину. - Лупи по нему из гранатомета!
   Поручик выскочил из окопа, поднял РПГ-7, выстрелил… Промахнулся. И упал, срезанный очередью.
   Проклиная не вовремя поданную команду, я помчался по траншее. Молодой помещик лежал на насыпи окопа. Я схватил его за ногу, втянул в траншею, уложил на землю. Мертв. Пули прошили тело в нескольких местах. Одна пуля попала в голову. Никакой надежды, и пульс проверять не надо.
   Гранатомет валялся чуть дальше… Его нужно достать. Втаскивая в окоп Старостина, я не слишком опасался получить пулю - и мне повезло. За гранатометом вылезать было страшно - по нашей траншее лупили так, что и автомат высунуть не получится. Пули взрывали насыпь, словно пытаясь пролезть в окоп под землей.
   Еще один выстрел - не знаю, персидский танк или наша пушка… Хлопок гранатомета. Рев, крики, вой моторов, непрерывная стрельба. Рядом с траншеей упала мина.
   А я непозволительно расслабился. «Голову поднять нельзя»… Увы, надо. Или нас перестреляют прямо здесь.
   Оставив Старостина, которому помочь не мог, я вернулся в свой окоп, приподнял голову над насыпью. Пылала боевая машина десанта «Евфрат». Танк утюжил холм, на котором стояла пушка. Туда же перебежками двигались персы. Я вскинул автоматическую винтовку, дал очередь. Кто-то из персов упал. Еще очередь. Сменил магазин. Гранатомет Старостина достану чуть позже.
   Зазудело в кармане. Мобильный.
   Я присел на дно окопа, вынул трубку. На дисплее светилось: «Че-кунов».
   - Это Пальцев, - раздался прерываемый помехами голос из динамика. - Чекунов убит. Я взял его телефон.
   - Сам цел?
   - Контузило слегка. Держусь.
   - Старостин убит. Что с Ивановым, знаешь?
   - Нет. Танк накрыл его позицию осколочным. Сейчас утюжит там все.
   - Видел. Отбой. Перезвоню.
   Подозрительно замолчал Джальчинов… Тоже убит? Ох, как нехорошо… Персов мы положили совсем немного, а половина отделения выбита.
   Я набрал номер полковника. Сысоев откликнулся мгновенно.
   - Потери велики?
   - Двое убиты, о двоих пока не знаю.
   Сысоев выразился непечатно - впервые за время нашего знакомства.
   - У вас все целы, полковник?
   - Томилина поцарапало. Оружие держать может. Позицию затягивало гарью. Дома в деревне пылали.
   - Как будем действовать?
   - Выдвигайтесь ко мне. Осторожно. Деревню персы захватят в любом случае. Будем биться здесь.
   - Есть.
   Я и сам думал пробиваться к отделению полковника. Надо собрать своих…
   Джальчинов был присыпан землей. Сидел, прислонившись спиной к стенке окопа. Глаза закрыты, ноги вытянуты. Винтовка валяется рядом на земле.
   - Батыр! Живой?
   Калмык с трудом открыл глаза, взглянул на меня мутно, не ответил.
   - Тебя контузило?!
   - Не знаю… В голове гудит…
   - Бери оружие, пробирайся овражком на позиции полковника. Наших почти всех положили. Вперед.
   - Я не могу подняться…
   - Это приказ! Вперед, солдат!
   Джальчинов перевернулся, встал на четвереньки.
   - Взять оружие! Ходу! Нас сейчас накроют!
   Батыр подхватил винтовку, хотел взять пулемет, но я остановил его. С пулеметом не дойдет.
   Высунувшись из окопа, я увидел персов в каких-то тридцати метрах от позиции. Вот и пулемет пригодится… Очередь, еще одна. Двое упали, один залег. Как это все-таки жестоко - играть в войну по-настоящему.
   - Вперед, Джальчинов! Враг рядом!
   Калмык поднялся, спотыкаясь, побежал к ответвлению траншеи, ведущей за дома. Там неглубоко - перебираться можно только ползком. Избы вокруг горят… Но там нас не заметят.
   Надо забрать Пальцева. Он - на самом краю. Можно просто позвонить - но нам с Батыром не разминуться в траншее. Пусть ползет.
   Я вновь высунулся, дал длинную очередь по персам. Бешено орали на чужом языке командиры, но поднять бойцов в атаку не так-то легко. Умирать по-настоящему, когда война ведется только на бумаге, не хочется никому. Особенно если есть кому воевать. У нас другая ситуация, другое воспитание. Эх…
   С позиций Сысоева палили часто и яростно. Время от времени ухал миномет. Пушка противника долго молчала - неужели накрыли? Хорошо бы.
   На полдороге, там, где прежде располагалась позиция Иванова, я вновь высунулся и открыл огонь. Собаки! И чего вам не сидится в вашей Персии? Спросил и вспомнил - ведь это мы захватили Баку и продвигаемся к Тегерану. Они только огрызаются. Но и мы ведь пришли на их землю не просто так, а поддерживая Армению. Сотни, тысячи действий привели к этому конфликту. И сейчас уже не поймешь, кто прав, а кто виноват. Мы должны держаться своей стороны. Без рассуждений и сомнений. Остальное - предательство.
   «Барс» неожиданно развернулся и пополз к позициям Сысоева. Этого я понять не мог. Не добив нас, атаковать свежие силы? Или танкисты не хотят попасть под выстрел из гранатомета, который можно сделать из любого окна? Скопление домов для танка страшно…
   Я оставил пулемет - того и гляди, по позиции шарахнут из пушки, - прихватил свою АВК и направился дальше, в окоп Иванова. Нужно забрать Пальцева и уходить. Может быть, на обратном пути захватим пулемет. А если у казака сохранилось все оружие - и возвращаться не станем.
   Из окопа Иванова я вновь дал очередь по персам, отщелкнул магазин АВК, взял другой - из тех, что принадлежали Федору Ивановичу. Его боеприпасы были аккуратно сложены на земляной полке в окопе. Веером выпустил все пули. Пусть боятся… Враг должен бояться, а мы - нет!
   Когда присел, чтобы перезарядить винтовку, услышал сзади голос:
   - Брось оружие, командир!
   Осторожно обернувшись, я увидел смотрящее мне в спину дуло АВК.
   - Что случилось, казак? - спросил я Пальцева, который держал меня на прицеле.
   - Сдаваться будем, - коротко ответил тот.
   - Зачем, казак? Граница рядом - беги за проволоку, никто тебя не остановит.
   - Нет, офицер. У меня другие планы.
   - Какие же?
   - Не рассуждай и зубы мне не заговаривай, дворянин. Убивать тебя не хочу. А дернешься - изрешечу за милую душу. Но и тебе, и мне лучше будет, если ты жив останешься. Объяснять почему?
   - Да.
   - Персам пленные нужны. Для торга.
   - Ясно. Я встану в рост?
   - Поднимайся.
   Стрелять по нашим траншеям перестали. Перестрелка шла только у окопов Сысоева, да и то плотность огня была невысока. Персы ждали. Значит, предатель сумел подать им знак. В том, что Пальцев - предатель, сомнений не осталось.
   Я встал во весь рост, сделал шаг в сторону от винтовки. Что делать? Сдаваться я не могу ни при каких обстоятельствах, но получить пулю прямо сейчас в мои планы тоже не входит. Этим я подведу товарищей, которые нуждаются в каждом стволе.
   - Взрыватели спрятал ты?
   - Ну, допустим.
   - Зачем?
   - Чтобы танк из пушки не подбили.
   Логично. Но я имел в виду вовсе не это. Однако исповедоваться мне Пальцев вряд ли станет…
   В моем кармане завибрировал мобильный. Казак вздрогнул - по-моему, он был готов спустить курок, сдержался только в последний момент.
   - Я отвечу?
   - Шутишь? - оскалился предатель.
   Мой телефон замолчал, а тот, что был у Пальцева, загудел.
   - Лицом на землю, офицер, - приказал казак. - Я поговорю. Может, этот вовсе и не наш командир.
   Стало быть, этот подлец держит связь с персами. Каким образом? Все линии связи наверняка контролируются ФАПСИ, разговоры записываются и прослушиваются. Мы ведь не на реальной войне. Здесь все по-другому - даже мобильная связь контролируется нашими. Или у персов есть какие-то суперпродвинутые хакеры, ухитрившиеся сломать наши сети или декодировать сигналы?
   Спорить с Пальцевым сейчас не в моих интересах. Я послушался и лег. На земле кое-что было. Оброненная Ивановым осколочная граната, втоптанная в грязь. Все у него устроено очень аккуратно, каждая вещь - на своей полочке, а эта граната - на земле. Словно провидение мне ее послало. Или Федор Иванович, которого, наверное, уже нет в живых. Как только Пальцев начал разговор, я схватил гранату и выдернул чеку. Повернулся к предателю.
   - Надеюсь, ты не станешь стрелять?
   Тот держал винтовку одной рукой, палец - на спусковом крючке. Но обстоятельства изменились. Казак понял это и выругался, отключил телефон. Мне оставалось лишь отпустить скобу - и взорвемся мы оба. В узкой щели от осколков не спастись никому.
   - Твои предложения, офицер?
   - Сейчас я хочу разойтись с миром. Мы расстреляем тебя немного позже.
   - Если я тебя отпущу, кинешь гранату мне вслед, - предположил казак. - По-твоему, я ведь не человек.
   - А ты выстрелишь, как только поймешь, что успеешь спрятаться за угол. Нам надо учесть и такой вариант. Так что не спеши - у меня тоже нервы не железные.
   Я увидел, что зубы Пальцева выбивают дробь. Он не хотел взрываться вместе со мной. Он боялся - знал, что выучка у офицеров хорошая, и не старый еще ротмистр одолеет его в драке один на один.
   - Дай слово чести, что не кинешь гранату - и я тебя отпущу, - предложил казак.
   - Только я вот не могу удовлетвориться твоим словом. Ты выстрелишь мне вслед.
   Лоб покрыла испарина. Ах, как не хочется умирать… Сколько этот подонок будет играть у меня на нервах? Как, в самом деле, разойтись?
   Пальцев тихо сказал:
   - Я отойду по траншее на десять шагов. Потом разбегаемся.
   - Тогда я возьму свою винтовку. Ты будешь стрелять, я должен защитить себя.
   - Идет. Но не поворачивай ее в мою сторону. Неловкое движение - и я стреляю.
   - Буду очень осторожен…
   Подняв свою АВК, я сделал шаг в сторону Пальцева. Нам еще надо было разминуться. Тот отступил назад.
   - Никаких резких движений! - предупредил я.
   - Никаких резких движений, - эхом отозвался Пальцев. Телефон в его руке опять зазвонил.
   - Расходимся…
   Два шага назад, глядя в карие глаза казака, боковым зрением подмечая все вокруг; размышляя, в какую щель втиснуться, чтобы кинуть гранату. Я не давал слова чести, да и не знаю, сдержал ли бы его в этом случае. Пальцев выстрелит при первом удобном случае. Но пока мы в равном положении. Я бросаю - он стреляет. Он стреляет - я бросаю…
   Уже пять шагов между нами. Чем больше расстояние, тем выгоднее казаку. Метров за семь-восемь он может уберечься от осколков, вжавшись в землю. Промахнуться из автоматической винтовки на таком расстоянии трудно.
   Шесть шагов. Семь. Восемь…
   Пора!
   Я коротким движением, без замаха швырнул гранату, падая лицом вниз. Пусть ближе к взрыву, но на голове у меня каска.
   Пальцев не стал стрелять. С диким криком он выпрыгнул из траншеи. Словно взлетел. Со стороны персов послышалось несколько очередей. Потом - взрыв. Осколки, земля, пыль и гарь. Вроде бы я цел. Только землей присыпало порядочно.
   Трясущимися руками я рвал с себя снаряженный магазин, вставлял в винтовку, передергивал затвор. Покажись мне, казак! Только покажись…
   Он где-то наверху, если его не подстрелили персы. Или вернулся обратно в траншею…
   Враги повсюду! Персы могут нагрянуть в любой момент, недобитый предатель бродит поблизости. Как только я добрался до бокового ответвления траншеи, пополз к домам. Уходить… Предупредить своих… Играть в дуэль с казаком сейчас, когда персы в каких-то двадцати метрах - увольте.
   Гортанная речь неподалеку. Очередь над головой. Заметили? Я юркнул за стену сарая. Рядом пылал дом.
   Вокруг дымились развалины. В траншеях уже, наверное, хозяйничают враги. Что это? Бегство? Отступление? Я не убил предателя, я оставил позицию. Но я еще могу помочь своим. Если меня не убьют.
   На окраину деревни мне удалось выбраться незамеченным. Думаю, прошло минут пять с того момента, как я расстался с Пальцевым, но не удивлюсь, если выяснится, что я блуждал по развалинам час. «Барс» по-прежнему методично расстреливал позиции Сысоева. «Евфрат» дымился. Выстрелы Чекунова повредили его сильнее, чем представлялось сначала. Хорошо… Жаль только, что Чекунова уже нет.
   Персы поднялись в атаку - но их встретил плотный пулеметный огонь. Пехотинцы залегли, танк прямой наводкой ударил по пулеметному гнезду - в ответ по нему выстрелили из гранатомета. Опять мимо! Неужели предатель успел сбить прицелы? Можно ли вообще сделать это на РПГ-7? Или у кого-то просто кривые руки и не слишком верный глаз?
   Я пополз через степь. Заметят, не заметят? Доберусь ли до своих? Интересно, добрался ли Джальчинов?
   Тем временем танк сдал назад. Огонь прекратился. В деревне уже хозяйничали персы - я видел зеленые повязки, мелькавшие среди горящих домов. Ищут меня? Просто так я не сдамся… Интересно, как они не заметят мою яркую форму в этой жухлой траве? Или она уже не яркая, а просто грязная?
   - Переговора! Переговора! - разнеслось над степью. Кричали в мегафон. - Мы хватали ваш офицер! Вы сдаваетесь!
   Полковник Сысоев, по всей видимости, дал команду прекратить огонь. Над степью повисла почти что тишина - рокот мотора, треск горящих изб не в счет…
   К танку подтаскивали кого-то. Чекунов! Живой!
   Как я мог поверить предателю! Если бы знать, что товарищ попал в плен. Но я был уверен, что его убили - персы ли, Пальцев… Поэтому сбежал сам. Надо было драться!
   Казака привязали к танковой башне рядом с орудием. Живой щит.
   - Вы не стрелять! - продолжал надрываться мегафон. - Ваш товарищ оставаться жив!
   Как бы не так… Кодекс чести гласит: любой человек, захваченный в заложники, независимо от обстоятельств считается мертвым. Власти и частные лица не должны пытаться спасти его путем уступок террористам - или врагам, как в этом случае. Такое же правило распространяется и на пленных.
   - Товсь! - раздался рык полковника. - Прости нас, хорунжий! Поразительно, но я услышал крик Сысоева. Потом сообразил, что
   ветер дует в мою сторону. Казак, скорее всего, не слышал ничего. Но он знает устав…
   Танк двинулся вперед. Прости нас, Господи…
   Я поднялся на колено и открыл огонь по вражеским пехотинцам. И тут танк словно подняло на столбе огня. Сработала противотанковая мина, поставленная Старостиным! Спасибо тебе, друг. Тебе уже ничто не поможет, но ты помог нам.
   Я продолжал стрелять. И тут меня опрокинуло на землю, вырвало из рук винтовку. Попали. В глазах темнело, по телу расползалась предательская слабость. Встать, попробовать выстрелить еще раз. Нет, невмоготу…
   Очнулся от боли. Меня тащили. Над степью грохотали выстрелы. Кто меня тащит? Куда?
   С трудом разлепив глаза, я увидел небо. Мутное, затянутое дымом. Дым был повсюду - высоко в воздухе, над землей. Только плотность его менялась. Надо мной маячило бледное пятно - девичье личико.
   - Ты кто? - прохрипел я. Соображалось с трудом.
   - Мария. Молчи, капитан, молчи. Береги силы. Сейчас, уже скоро. Еще несколько рывков - и мы упали в траншею. Да что же это?
   Откуда тут траншея? Откуда эта Мария? Что со мной? Почему она назвала меня капитаном?
   Я думал, что в укрытии девушка успокоится, а то и исчезнет - неоткуда здесь было ей взяться, - но она вновь потащила меня, уже по траншее. Боль структурировалась. Болела грудь и раненая прежде рука. Тяжко…
   Свет начал меркнуть. Мы оказались в перекрытой щели. Кажется, ее отрыл Старостин, соединив с отдельно стоящим погребом в одном из подворий.
   - Сейчас-сейчас, - шептала девушка. - Переждем. Перестанут стрелять, я вызову подмогу, отнесем тебя к хирургу.
   - Долго ждать, - хмыкнул я. - Полтора дня еще.
   - Почему полтора дня?
   Ответить я не успел. Послышался страшный грохот, землю тряхнуло - и я потерял сознание, в который раз за последние несколько минут.
   Очнулся, когда девушка поднесла к моим губам фляжку с водой, овальную, алюминиевую - где только нашла такую? Пить очень хотелось, и я с трудом напился - даже глотать было больно. Вода оказалась странного вкуса, и после того, как я утолил жажду, мне стало очень тоскливо.
   В укрытии царил полумрак - свет попадал внутрь через неплотно пригнанные доски двери. И все же я мог разглядеть свою спасительницу. Выцветшая гимнастерка цвета хаки, такая же юбка, черные потертые сапоги. Пахло от девушки какими-то дешевыми, но приятными духами - кажется, ландышем. А еще - гарью и потом. В целом пахло приятно. Запахом живого человека…
   - Как вы здесь оказались? - прошептал я.
   - Заметила вас, подползла.
   - Я не о том… Откуда вы взялись на полигоне?
   - На каком полигоне, капитан? Тут не учения. Идет война! Вам память совсем отшибло? Бедненький…
   - Война? - переспросил я. - Ну да, война…
   - Лезут немцы, лезут, - глядя в одну точку, проговорила Мария. - И когда это кончится? Но ведь остановим мы их, капитан? Остановим? За Волгу им пути нет?
   И тут мне стало по-настоящему страшно. Когда в меня целился Пальцев, особого страха я не испытал. Да, умирать не хотелось, но тогда опасность была видимой и реальной. А эта сумасшедшая девушка, невесть как попавшая на полигон… Рассказывает о немцах… Какие немцы? Где? Последний раз мы воевали с ними в прошлом веке. Впрочем, в Поволжье немцев хватает и сейчас, но кто же станет с ними воевать? Да и одета девушка странно. Откуда у нее гимнастерка? Странные, непохожие ни на что погоны. Сумка с красным крестом… Почему она в сапогах, а не в ботинках, даже если предпочитает стиль «милитари»?
   - Перевязать вас надо, капитан, - заявила девушка. - Сейчас бинты достану…
   - Обезболивающее есть? - спросил я.
   - Морфий? Нет, не положено.
   - Какой морфий, детка? О чем ты? Стандартное обезболивающее! Армейский пакет! Да у меня же в куртке он должен быть. Посмотри в нагрудном кармане.
   Девушка приблизилась. Совсем молоденькая и хорошенькая к тому же. Прямые черные волосы, собранные в хвостик…
   - Здесь только обломки, капитан. Пуля разнесла коробочку вдребезги. Все пропиталось кровью.
   Значит, крови не боится. Привычная. А гимнастерку и правда надо снимать. Чуть позже…
   - Почему ты называешь меня капитаном, Маша?
   - Так ведь четыре звездочки на погоне. Капитан, - робко улыбнулась девушка. - Или вы моряк? Из морской пехоты?
   - Нет, я пехотинец. Давай остановим кровь.
   Маша неведомо откуда вытащила скальпель, аккуратно разрезала гимнастерку. В одном месте, в другом, постоянно тормоша меня, переворачивая с боку на бок. Опять стало больно, и я отключился.
   В себя я пришел перебинтованный. Пахло йодом. Лежал я на земле, точнее - на шинели. Маша присела рядом.
   - Температура поднимается, товарищ капитан. Нехорошо. А у меня нет ничего жаропонижающего. Как вас зовут? Я ведь и не спросила.
   - Никита. Никита Волков.
   - Автомат у вас интересный был. Его выстрелом разнесло. Трофейный?
   - Нет, Машенька, наш.
   - Самая новая разработка?
   - Есть и новее. Ты кем работаешь, Маша?
   - А я не работаю. После медицинского училища сразу на фронт попросилась.
   Мне ничего не было ясно. Но я решил принять правила игры.
   - Почему не в госпитале служишь, а на передовой, под огнем?
   - Так уж сложилось, - потупила глаза девушка. - Не поладила кое с кем. Знаете, бывает…
   - Раненых с поля боя должны выносить мужчины-санитары. Разве нет?
   - Кто же воевать тогда будет? Раненых таскать и девчонкам под силу. А вы воюйте.
   Откуда-то с новой силой потянуло гарью. Как бы нам не задохнуться в этом погребе.
   - Уходить надо, Маша. Тебе надо уходить. Я пережду.
   - Нет, товарищ капитан. Я вас не брошу.
   Что это за обращение - «товарищ» и на «вы»? Пытается шутить? Сама боится? И что она, в конце концов, здесь делает?
   - Это приказ, Мария. Уходите. Немедленно.
   - Медсестры не в вашем подчинении, товарищ капитан. Да и засыпало землянку. Дверь не открывается, я хотела выглянуть. А щель бревнами завалило. Из пушки соседний дом разнесли.
   - Что ж, значит, судьба.
   Сил спорить у меня не было. Я попытался перевернуться на бок. Получилось, хоть и с трудом. На полу, на куске брезента, заметил черную коробочку и наушники. Да это же плеер Старостина! Поручик оставил его в укрытии. И правильно - в окопе нужно слушать звуки боя. Музыка отвлекает и может погубить. Но лучше бы он оставил здесь пакет первой помощи…
   - Вы поспите, товарищ капитан.
   - Давай на «ты», Мария? Мне неудобно - не настолько я тебя старше. А ты мне еще и жизнь спасла.
   - Хорошо, давай на «ты», Никита. А что жизнь спасла - так для того ведь я и служу. Да и громко это сказано. Ты, может, и без меня выбрался бы.
   - Мне и правда память отшибло, наверное. Не помню, как я здесь очутился, - солгал я. - Ты из какого подразделения?
   - Из медсанбата, откуда же еще? Тринадцатая гвардейская стрелковая дивизия. А ты не наш, что ли? Откуда? Из сто девяносто шестой стрелковой?
   - Не помню. Не знаю.
   Девушка подозрительно взглянула на меня, наморщила лобик.
   - Что-то хоть помнишь? Призвали тебя когда?
   - Да вот, буквально несколько дней назад.
   - А до этого что же? По брони на заводе работал?
   - Не на заводе. В градоуправлении.
   - А… Из Москвы?
   - Нет, из Ростова. А ты откуда?
   - Из Кривого Рога. На Украине. Немцы его давно уже захватили.
   - Так мы с немцами воюем, Маша?
   - С фашистами, - лицо девушки стало еще более настороженным. Словно она ожидала от меня какого-то подвоха.
   - Но фашисты же вроде в Италии? Слово итальянское…
   - Ив Германии тоже фашисты. Ты спи, капитан. Спи. Потом поговорим.
   - Нет, спать я не хочу. Вдруг враги нагрянут? Хоть какое-то оружие у тебя есть?
   - Нет.
   - Клинок мой тоже в поле остался?
   - Не знаю. Не видела. Автомат покорежило, больше ничего не заметила.
   Толку от серебряной шпаги мне сейчас не было никакого, вряд ли я смог бы вытащить ее из ножен, но потеря меня очень огорчила. Если придется умереть - не хотелось делать это как безродному псу, безоружному.
   - Посмотри, может, найдется что-то в укрытии? И подай мне, пожалуйста, плеер - он, наверное, работает.
   Мария поднялась, прошла в другой угол землянки, наклонилась. Хорошая фигурка, но ведь совсем еще девчонка… Куда ей на себе бойцов с поля боя вытаскивать? Кто такое придумать мог?
   Вернулась с гранатой в руке. Граната была странной - большой, гладкой. И не противотанковая, но и противопехотных таких я не встречал. Может быть, персидская? Но откуда она здесь могла взяться?
   - А плеер, Машенька?
   - Что это такое, Никита?
   Мне опять стало не по себе. Как молодая девушка может не знать, что такое плеер?
   - Ты его не заметила? Вон, коробочка в углу. Девушка дала мне коробочку и наушники.
   - Рация? - восхитилась она. - Или миноискатель? Не может быть рация такой маленькой!
   Не может? Почему же не может? У Старостина какой-то старорежимный плеер, с компакт-дисками, внушительных, я бы сказал, размеров. Если бы я имел привычку слушать на улице музыку, то купил бы себе цифровой раз в пять меньше. Но на вкус и цвет товарища нет.
   - Это проигрыватель, - ожидая, что девушка рассмеется, объяснил я. - Слушать музыку. И, кстати, где-то у меня был телефон. Совсем забыл… Надо позвонить своим.
   Действительно, с этой суетой, с Машей, которая меня то удивляла, то пугала, я перестал ориентироваться в ситуации. Чего проще - достать трубку и позвонить Сысоеву? Им сейчас не до меня - но, может быть, я смогу встать? И надо предупредить их, что на полигоне гражданские… Хотя какая же Маша гражданская? Утверждает, что служит… Ничего не поймешь!
   Пошарив по карманам, телефона я не нашел. Неужели выпал? Мария смотрела на меня жалостливо.
   - Совсем тебе плохо, Никитушка. Разве может телефон в кармане помещаться? Нет у нас линии связи. И телефона нет. Но ничего, наши высоту отобьют - выберемся.
   Спрашивать, зачем нашим отбивать высоту, я не стал. Бесполезно. Эта девушка не имеет ни малейшего понятия о том, что творится здесь. Или я действительно потерял память и воображаю невесть что, а мы вовсе не в степях под Царицыном и воюем не с ограниченным контингентом персов, а с Германией или с Италией. Правда, невероятно, что немецкие или любые другие европейские войска дошли до Волги - а значит, мы на Днепре, или на Дунае, или на Висле…