– Гм! – промычала Старуха. – Почему же она не сказала всем, что они состоят в законном браке?
   – Из гордости. Ну, сама подумай, ты бы не рассердилась, если б тебя обвинили в прелюбодеянии с собственным мужем? Мерси решила, что если люди хотят, чтобы их дети оставались неграмотными, то пусть так и будет. Они сами виноваты. Она с Даниэлем решила воспользоваться такой возможностью и навестить свою настоящую семью. Они богатые плантаторы в Кентукки. По дороге домой на них напали грабители. Какое несчастье!
   – Гм! Все совсем не так, как я слышала. Я слышала совсем другое.
   – А теперь ты знаешь правду, и мы будем тебе благодарны, если ты обо всем расскажешь людям, – с дружеской улыбкой на лице проговорила Элеонора. – Либерти и Фарр будут тронуты твоей заботой о Даниэле. Они скоро приедут домой, и я расскажу об этом вкусном медовом пироге, который ты принесла нам. До свидания.
   Элеонора закрыла за ней дверь и прислонилась к стене, зажимая рукой рот, чтобы не рассмеяться, пока Старуха не сойдет с крыльца. Увидев корчившуюся от смеха Элеонору, Мерси не сдержала улыбку.
   После полудня с мельницы Даниэля приехали Джаспер и Газ. Они стояли у задней двери с беспокойными лицами и мяли в руках свои шляпы. Мерси вышла поговорить с ними и сообщить, что для Даниэля сделано все возможное. Рядом с ними стояла крупная, черная как уголь, женщина с белой косынкой на голове, пухлыми щеками и большими, умными глазами. Она внимательно слушала все, что говорила Мерси. В руках негритянка держала тяжелую плетеную корзину.
   – Моя жена пришла поухаживать за мистером Даниэлем.
   – Привет, Минни.
   – Здравствуйте, мэм.
   – Даниэль рассказывал мне, какая ты хорошая кухарка. Я перееду жить на ферму, когда ему станет лучше. Мы поженились несколько дней назад.
   – Поженились? Неужто? Жена, вот кто нужен нашему мальчику, – ее широкие губы растянулись в улыбке.
   – Я так рада, что ты пришла, Минни. Нам понадобится твоя помощь. Спасибо, что привел ее, Газ. Когда Даниэль проснется, могу я сказать, что дела на ферме идут хорошо?
   – Да, мэм. Сев уже закончили. Мы и Джиму помогли с севом, и отгородили угол для Джерри, как сказал миста Дэн.
   – Я обо всем расскажу ему. Может быть, через несколько дней, когда вы опять приедете, вы сможете поговорить с ним.
   – Хорошо, мэм.
   – Входи, Минни, – Мерси вернулась в дом.
   – Присмотри за детьми, Газ. Я вернусь, когда не буду больше нужна миста Дэну.
   Минни поставила свою корзину на стол и оглядела кухню. Ей понравилось то, что она увидела.
   – Я принесла миста Дэнни все, что он любит: крупу мамалыги, зелень и сладкий пирог.
   – Он сейчас мало ест. Джим принес утреннее молоко. Я думаю, что его уже можно сбивать в масло. Он скоро принесет молоко вечерней дойки. Перед тем, как ты начнешь что-нибудь делать, не хочешь ли повидать Даниэля? Он будет рад узнать, что ты пришла помочь нам.
   – Конечно, мисси. Этого мальчика я люблю, как своего собственного сына.
   Мерси села на стул рядом с кроватью Даниэля и взяла его за руку. Он осторожно повернул голову и посмотрел на жену.
   – Ты проснулся? Хочешь пить?
   – Да, дорогая.
   – Сейчас принесу. Посмотри, кто пришел к нам на помощь. Здесь Минни, и она хочет поздороваться с тобой.
   – Здравствуйте, миста Дэн. Как вам не стыдно лежать, когда обзавелись такой женой? Мы поднимем вас на ноги, чтобы вы подарили нам малышей. Правильно, маленькая мисси?
   – На ферме все в порядке, Минни?
   – Все хорошо. С детьми тоже все в порядке. Рози присмотрит за ними, пока я буду с вами.
   – Моя жена очень ценит твою помощь.
   – Я сейчас принесу кувшин с водой, и вы сможете попить. Сейчас вернусь. Она быстро вышла из комнаты, покачивая широкими бедрами.
   – Ее привели Газ и Джаспер. Они просили передать тебе, что на ферме все хорошо. Сев закончен, они помогли Джиму и отгородили угол для Джерри.
   – Я хочу, чтобы они были осторожны. Передай им мою просьбу оставаться на ферме. Мы не знаем, что еще выкинет Перри.
   – Я скажу им, и Джиму тоже.
   Торопливо вошла Минни с кувшином в руке, шлепая по полу сандалиями.
   – Минни будет заботиться о миста Денни, пока он не поправится, – решительно сказала она и, обойдя кровать, откинула одеяло. – А после он захочет, чтоб его погладили маленькие любящие ручки. Не так ли, мой мальчик? – она засмеялась, и ее толстый живот затрясся, а рот широко открылся, обнажая белые зубы.
   Даниэль посмотрел на Мерси и застенчиво улыбнулся. Наклонившись, она нежно поцеловала его и прошептала:
   – Мне кажется, тебе сейчас не до моих любящих ручек. Я вернусь, когда ты отдохнешь.
   Мерси призвала на помощь все свои силы. Всю ночь они с Тенеси по очереди дежурили у постели Даниэля. Прошло утро, день и еще одна длинная ночь. Сердце Мерси замирало каждый раз, когда Тенеси снимала повязки с головы Даниэля и рассматривала швы. И каждый раз, когда она ободряюще улыбалась, сердце девушки начинало биться с облегчением.
   Даниэль скрипел зубами от боли, но стойко терпел все неудобства. Его нога лежала на груде подушек, но при каждом движении ему казалось, что в нее втыкают тысячу маленьких острых иголок. Он без возражений съедал все, что приносили ему женщины, и пил настои, которые делала Тенеси.
   К утру третьего дня Гевин забрал Элеонору домой, и жизнь вошла в свое привычное русло. Минни, несмотря на свои габариты, выполняла большую часть работы по дому. Даниэль совсем не стеснялся ее и не задумываясь звал, когда в этом была необходимость.
   Ленни и Берни пришли в спальню Даниэля и стали у его постели. Мерси была рядом.
   – Братья собрались ехать домой. Они зашли попрощаться перед отъездом.
   – Я надеялся, что вы побудете у нас до тех пор, пока я не встану на ноги. Мне хотелось бы отблагодарить вас за все, что вы сделали.
   – Не больше, чем сделали бы другие, – сказал Ленни, теребя в руках шляпу. – Мы с Берни хотим, чтобы вы знали: мы ни капельки не жалеем, что Брат Фарли поженил вас. Так и должно быть. Но мы не хотели вам ничего плохого.
   – Не могу простить вам змеи.
   – Я не позволил бы ей укусить сестру. Я вырвал у нее ядовитый зуб, – спокойно произнес Берни.
   – Мне бы хотелось, чтобы вы остались познакомиться с Фарруэем Куилом, – сказала Мерси. – Это он нашел меня. Все эти годы он был мне отцом. Папа был бы рад познакомиться с моими родными братьями.
   – Нам пора домой. Мы нужны Ходу с Байтом. Пора готовить и продавать виски.
   Даниэль протянул руку.
   – Мы всегда будем рады вам. Я понимаю, какой опасности вы подверглись, защищая нас, и очень вам признателен.
   – Не стоит, – ответил Ленни.
   – Те парни умели стрелять только в спину и были сильно напуганы, когда стали стрелять в них, – фыркнул Берни. – То-то они удивились.
   – Я тоже так думаю, – усмехнулся Даниэль.
   На крыльце Мерси по очереди обняла и поцеловала своих братьев, не обращая внимания на их смущение. В ее глазах стояли слезы.
   – Я рада, что вы приехали за мной. Вы правильно поступили, настояв на своем. Если бы я осталась дома, то никогда не увидела свою мать и не узнала свою семью. Теперь вы знаете, где меня искать, если когда-нибудь захотите навестить нас. Даниэль сказал верно. Мы всегда будем рады вам.
   – И ты приезжай к нам, когда захочешь, – сказал Берни, спрыгнув с крыльца и залезая на мула.
   – Мы выбрали тебе хорошего мужа, даже если ты и не хотела выходить за него.
   – Ленни Бакстер! С чего ты взял, что это вы выбрали его для меня? Я хотела выйти замуж за Даниэля, – прокричала Мерси ему в спину. – Но есть еще кое-что. Между нами до женитьбы ничего не было. Хотите верьте, хотите нет, – ее братья сидели на мулах, наблюдая за ней из-под полей своих остроконечных шляп. – Слышите? Черт возьми, Ленни, ответь мне!
   – Твоему мужу нужно как следует проучить тебя, чтобы ты не ругалась, Эстер. Если бы ты была на Мад Крик, Ход задал бы тебе хорошую трепку и промыл рот мылом.
   – Но я не на Мад Крик! – братья развернули своих мулов и направились к дороге. – Если бы Ход отстегал меня, я застрелила бы его, или зарезала, или еще что-нибудь в этом духе! – Мерси разошлась не на шутку. – И еще – не ваше дело, когда я ругаюсь. Когда хочу, тогда и ругаюсь.
   Братья посмотрели друг на друга. Берни поднял глаза к небу и махнул рукой.
   – Она неисправима! Сущий дьявол! Старине Даниэлю лучше сразу прищемить ей хвост, а не то она будет верховодить им.
   – Может быть, так он и сделает, когда его раны немного заживут.
   – Мерси ругается, как собачонка. Среди женщин Бакстеров таких еще не было.
   – Готов поспорить, это не ее вина. Ее такой воспитали, позволяли говорить все, что на ум придет.
   – Ну, теперь это не наше дело. Мы нашли ей мужа. Пускай теперь у него голова болит. Поехали домой. Похоже, что ветер надует тучи, и пойдет дождь.
* * *
   Солнце уже садилось, и птицы устраивались на ночлег, когда с дороги свернул легкий экипаж и, обогнув дом, остановился у задней двери. Мерси выбежала из дома.
   – Папа! Мама!
   Фарр Куил, высокий и живой, по-юношески стройный, спрыгнул с коляски. Мерси бросилась к нему. Он поймал ее и сжал в объятиях.
   – Папа! Я так рада, что вы дома!
   – И я рад, милая.
   – Мама! – закричала Мерси, когда Куил помог изящной белокурой женщине спуститься с коляски.
   – Такое впечатление, будто мы не виделись несколько лет, а ведь прошло лишь несколько недель, – Мерси бросилась в объятия Либерти, и они крепко прижались друг к другу.
   – Как Даниэль? – на усталом лице Либерти застыла тревога за сына.
   – Он уже выздоравливает.
   – Лихорадки нет? И... заражения?
   – Пока нет. Тенеси сказала, что у него все хорошо. Мне столько нужно тебе рассказать, мама.
   – Элеонора написала о самом главном – вы с Даниэлем поженились! Дорогая, это самая замечательная новость! Вы были близки с детства. Я чувствовала, что Даниэль много лет ждал, когда ты вырастешь.
   – Ты мне никогда об этом не говорила.
   – Чтобы все разрушить? Ну нет, Мерси! Я не такая глупая.
   – А где Мари Элизабет и Зак?
   – Зак две недели назад уехал вместе с Уиллом Бредфордом в Новый Орлеан с дипломатической миссией. Фарр решил, что для Зака это будет хорошим испытанием. Мари Элизабет с головой ушла в свою музыку. Она собирается петь в оперетте и поэтому осталась с друзьями, пока мы не вернемся. Я так волновалась за Даниэля и беднягу Джорджа! О нем никаких новостей?
   – Ни слова, – Мерси оглянулась, не идет ли Фарр. Куил пожал руку Джиму и, немного поговорив с ним, передал ему усталых лошадей. Он пошел за Мерси и Либерти. Женщины направились к дому, обняв друг друга. Тенеси поднялась со стула у кровати Даниэля.
   – Он проснулся? – прошептала Мерси.
   – Проснулся и очень обеспокоен. Он слышал, как подъехал экипаж и не спускает глаз с двери.
   Либерти задержалась в прихожей, чтобы снять шляпу и легкую накидку. Она вошла в комнату, неотрывно глядя на Даниэля. В голове проносились воспоминания о маленьком мальчике с серьезным лицом, который, держа ее за юбку, спрашивал: «Можно я буду называть тебя мамой?»
   На глаза Либерти навернулись слезы. Она наклонилась и поцеловала приемного сына в лоб.
   – Я так беспокоилась, Даниэль.
   – Через несколько дней я поправлюсь, мама. Эй, не плачь! Я не выношу, когда женщины из моей семьи плачут.
   – Я не могу сдержаться. Я всегда плачу, когда кто-то из моих детей болен или побился.
   Из-за ее плеча выглянул Фарр.
   – Привет, сын. Твоя мама в таком состоянии с тех пор, как мы узнали, что ты ранен. Я думал, что она разорвет того, кто привез нам плохие новости, как это делали древние. Мы сменили трех лошадей, пока доехали.
   – Надеюсь, вам не пришлось оставить никаких важных дел.
   – В Вандалии нет ничего серьезнее того, что произошло с тобой, Даниэль. А что это я слышал о тебе и Мерси? Не более, чем год или два назад ты говорил мне, что она пустышка, глупая, как корова.
   – Хватит дразнить их, Фарр. Все это было десять лет назад. Ты от старости уже и не помнишь, – она еще раз поцеловала Даниэля в лоб. – А я все думала, когда вы, наконец, поймете, что просто созданы друг для друга? Я не могла себе даже представить, как ты позволишь другому мужчине взять ее в жены. Единственное, о чем я жалею, это то, что не побывала на вашей свадьбе.
   Даниэль отвел от Либерти взгляд, посмотрел на Мерси, и они понимающе улыбнулись друг другу. Когда-нибудь они расскажут Либерти о своей свадьбе. Когда-нибудь, но не сейчас.
   Иди ко мне, милая, – звали Мерси глаза Даниэля. Мерси подошла к кровати и опустилась перед ним на колени. Он протянул руку, и она вложила в нее свою.
   – Оглядываясь назад, я думаю, что всегда знал: Мерси будет моей, – разговаривая с Фарром и Либерти, Даниэль не отводил глаз от жены. – Когда я рос, мне всегда хотелось, чтобы мой дом был похож на ваш, где живут любовь и уважение. У нас с Мерси были самые любящие родители. Поэтому наше детство было счастливым, правда, дорогая? Мы постараемся, чтобы и наши дети смогли повторить эти слова.
   – Я не смогла бы сказать лучше Даниэля! – воскликнула Мерси, глядя на двух людей, которых любила больше всех на свете, за исключением своего мужа.
   – О, моя голубка, – всхлипнула Либерти. – Я сейчас опять заплачу.
   – Ничего, любимая. Плачь, сколько хочешь! – сказал Фарр и нежно поставил жену на ноги. – Но, пожалуйста, на кухне, дорогая. Мне нужно поговорить с Даниэлем.
   – Хорошо, только не утомляй его. Элеонора написала, что в него попали три раза. Боже! Мне даже страшно думать об этом, – Либерти обернулась и увидела индейскую девушку, тихо стоявшую у стены.
   – Тенеси! Я тебя не заметила. Как твои дела? – Либерти обняла ее. – По дороге Фарр все время повторял, что раз ты с Даниэлем, то не о чем беспокоиться, ты знаешь, что нужно делать. Как Элеонора с Гевином? Ты знаешь, что Эми и Рейн собираются приехать на Рождество? Правда, будет здорово повидаться с ними?
   – Либби, любимая, – терпеливо произнес Фарр, – не могла бы ты продолжить этот разговор на кухне? Вы, женщины, можете проболтать полночи. Так начните пораньше... на кухне.
   Осторожно подталкивая женщин в спины, Фарр подвел их к двери. Казалось, что они не слышали его, и даже не чувствовали его руки на своих спинах, так увлеченно болтали. Куил сел на стул у постели Даниэля.
   – Ты не слишком устал для разговора со мной?
   – От разговоров не становится больно. Вот от движения – другое дело.
   – Если можешь, сын, объясни, что происходит. Когда устанешь, мы прервем наш разговор.
   – Мне о многом необходимо тебе рассказать. Дай мне немного воды, и я начну с самого начала, – Даниэль попил через трубку из камыша, и Фарр поставил стакан на стол.
   – Все началось в тот день, когда мама уехала в Ван-далию...
   Даниэль говорил более получаса. Иногда он отдыхал и пил воду из стакана, который ему протягивал Фарр. Тот внимательно слушал, фиксируя своим тонким умом все детали.
   – Братья Мерси уехали сегодня утром. Жаль, что ты не познакомился с ними. Такие задиры! Бедные, но гордые – так я могу охарактеризовать их. Их слово – закон, и верят они только в то, что считают правильным. Мы с Мерси сначала с трудом их понимали. А потом они нам даже понравились.
   – Ее звали Эстер, – Фарр сидел, уперев локти в бедра и сцепив руки, уставившись в какую-то дальнюю точку за окном. – Эми назвала ее Мерси в ту ночь, когда я пошел к Либерти в Огайо. Я даже не представлял себе, что она не дочь тех людей, которых убили.
   – Ты сделал то, что должен был сделать.
   – Да, я понимаю, но все же... – Фарр замотал головой, точно хотел отделаться от своих мыслей. – А теперь о Перри. Ты думаешь, он имеет какое-нибудь отношение к тем людям, которые стреляли в тебя и Мерси?
   – Судя по словам Бакстеров, этим людям заплатили, чтобы они убили меня.
   – Мне нужно поговорить с Гевином и Майком, чтобы выяснить, что им известно, – Фарр встал и начал расхаживать по комнате. – Хаммонд Перри. Человек, которым движет только ненависть. Ненависть и месть – вот для чего он живет.
   – До сегодняшнего утра я ничего не знал о Джордже и Терли. Майк рассказывал мне. Эдвард Эштон, человек, о котором я тебе говорил, предупредил меня, что Перри поговаривал о том, чтобы поймать Джорджа. Я уже предупреждал Джорджа, чтобы он был осторожнее. Но, по рассказу Майка, они пробрались на мельницу в полночь через проем у мельничного колеса. Бедняга Терли как раз был там в тот момент, – по голосу Фарр понял, что Даниэль устал.
   – Ты уже достаточно рассказал мне, сын. Теперь отдыхай. Мы поговорим еще вечером, когда приедут Гевин с Майком, – Фарр остановился и посмотрел на Даниэля. Он не смог бы полюбить его больше, если б был ему настоящим отцом. Теперь Фарр понимал, что чувствовал к нему старый Джуси Деверелл, когда он сам был молодым. – Я хочу сказать тебе, что лучшего мужа для своей дочери и выбрать бы не смог. Я молюсь, что найду такого же хорошего мужа и для Мари Элизабет.
   – Спасибо, папа.
   Даниэль протянул руку, и Фарр крепко пожал ее. Даниэль не называл его папой с тех пор, как стал взрослым мужчиной, и это растрогало Фарра. Прежде чем что-либо сказать, Фарр откашлялся.
   – Одно я знаю наверняка, мы не позволим Перри остаться безнаказанным. Я могу отказаться от своего поста и работать день и ночь, но призову его к правосудию.
   – Может быть, подождем немного, чтобы я смог поехать с вами?
   – Я боюсь за Джорджа, Даниэль.
   – Перри убьет его при первой же возможности.
   – Я знаю это. Если у меня будет время, я возьму с собой полицию. Но если делать все официально, потребуется много времени. Пока они начнут действовать, для Джорджа может быть слишком поздно.
   – Возьми с собой Гевина и Майка. К черту мельницу и магазин. Закройте их. Боже, как я хочу быть сейчас здоровым!
   – Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но тебе придется подождать, пока встанешь на ноги.
* * *
   Вечером приехал Майк, и он был не один. Фарр привел их в комнату Даниэля и закрыл дверь. Даниэль узнал мужчину, когда тот приблизился к кровати и на его лицо упал свет лампы. Это был Эдвард Эштон, друг Леви Коффина.
   – Я очень расстроился, узнав, что в тебя стреляли, Фелпс. Может быть, тебя немного успокоит то, что эти пули стоили Перри пять сотен долларов. Он заплатил их, думая, что ты мертв.
   – Откуда ты это знаешь?
   – От Сиклеса, хозяина гостиницы. Он видел ваш фургон и решил, что ты мертв. Он послал весточку Перри. А позже паромщик в Нью Хармони сказал, что ты жив. Перри, наверное, чуть не лопнул от злости.
   – Значит, это был он. Кому он заплатил? Люди, которые стреляли в меня, мертвы.
   – Он заплатил за твое убийство Джеймсу Хоуэллу. Хоуэлл – посредник. Сам он не убивает – он нанимает для убийства других людей.
   – Ты знаешь, за что?
   – Достаточно один раз перейти дорогу этому психу, и он готов убить человека, – с презрением ответил Эдвард. – Всем хорошо известно, что он ненавидит все, что связано с Куил Стейшн.
   – Пять сотен – большие деньги.
   – Ты поставил Хаммонда в очень неловкое положение перед его людьми в тот день на мельнице. Ты же послал его в другую сторону от Леви. Да сам факт, что ты член семьи Куилов, уже вызывает у него ненависть.
   Фарр почти не слушал их.
   – Ты знаешь, где сейчас Перри?
   Эдвард Эштон повернулся к Фаруэю Куилу. Он много раз слышал об этом человеке. По лицу Куила невозможно было определить, сколько ему лет, а его волосы едва тронула седина, и то лишь на висках.
   – Последнее, что я слышал – он собирался ехать к Креншоу. Сюда я приехал, чтобы сообщить Даниэлю, если он все еще жив, что молодой цветной парень по имени Джордж сейчас находится у Креншоу. Его привезли туда и поместили в келью на третьем этаже дома.
   – Ты что-нибудь знаешь об этом месте? – спросил Фарр.
   – Я знаю все об этом месте, мистер Куил. Дворец Креншоу называется Хикори Хилл. Он влиятельный методист и делает большие пожертвования храму. Этот человек – подонок и прикрывает все свои грязные делишки благодаря церкви. Он богат и имеет большой политический вес в юго-западной части штата.
   – Я новичок в политике, но тем не менее слышал о нем, – сухо произнес Фарр.
   – У него одна нога, – продолжал Эдвард. – Говорят, на него напали мужчины-рабы и отрубили ему ногу, когда он сек рабынь. Он злой и жестокий. Когда вы приедете туда, негры будут улыбаться и кланяться вам. И вы подумаете, что все они получают за свою работу плату. Он всего лишь куча дерьма, простите за выражение. Люди так запуганы, что ничего вам не скажут.
   – Ты точно знаешь, что Джордж там?
   – Он там. Это красивый, светлокожий парень, с волосами на индейский манер. Он там, если только его не перевезли куда-нибудь за последние два дня.
   – Ты поедешь с нами к Креншоу?
   – Да. Но если можно, я не буду показываться без необходимости. Я собираю полезную информацию о краже негров для Леви Коффина. Если Креншоу, Перри или кто-нибудь из их людей узнают, что это я расстроил некоторые их планы, моя жизнь будет висеть на волоске.
   – Если ты приведешь нас туда, мы постараемся, чтобы об этом никто не узнал. Будет полезно, если дашь нам план местности.
   – Пожалуйста, мистер Куил.
   – Чем быстрее мы отправимся, тем лучше, Майк?
   – Я с тобой! Гевин тоже.
   – Даниэль, если Майк с Гевином уедут, это значит, что женщины остаются одни. Элеонора и Тенеси поживут пока здесь, до того времени, как мы вернемся.
   – Если возникнут какие-то осложнения, Тенни хорошо умеет обращаться с ружьем, – с ноткой гордости произнес Майк.
   – Либби тоже недолго будет раздумывать, прежде чем схватить пистолет, – добавил Фарр. – Даниэль будет говорить им, что делать, и все будет в порядке. Не то, чтобы я ожидаю здесь каких-нибудь осложнений, но надо быть готовым ко всему.
   – Если мы отправимся утром, когда мы доберемся до Креншоу?
   – Завтра, близко к ночи. По дороге у нас есть пункты, где мы сможем поменять лошадей.
   – Я слышал, что пути переправки негров на север расширяются. Мы будем рады, если ты переночуешь у нас, мистер Эштон. Ужин скоро будет готов.
   – Если мы отъезжаем рано утром, – сказал Майк, надевая шляпу, – я поеду предупрежу Гевина. Он сможет привезти Элеонору рано утром. Во сколько, Фарр?
   – Здесь достаточно комнат, пусть приезжают сегодня вечером. Мы сможем отправиться за час до рассвета.
   После того, как все ушли из комнаты, Даниэль лежал на своей кровати и проклинал Хаммонда Перри. Впервые в жизни он чувствовал себя бесполезным, и впервые в жизни у него появилось желание убить человека.

ГЛАВА 19

   Какой-то шорох разбудил Мерси. Она приподняла голову с подушки и посмотрела на Даниэля.
   – Я разбудил тебя, дорогая? – тихо спросил он. – Я хотел дотянуться до воды.
   – Я принесу. – Мерси осторожно слезла с кровати, обошла ее и потянулась к столу за стаканом с водой, который приготовила с вечера. Она поднесла соломинку к губам Даниэля и он пил, пока не выпил всю воду. – Хочешь еще?
   – Нет, хватит. Иди ложись.
   Мерси легла рядом на расстоянии фута от Даниэля.
   – Очень хочу обнять тебя, – произнес он.
   – Я тоже, но нам придется подождать. Хорошо, что твои раны заживают и у тебя нет лихорадки.
   – Вспоминаю, как Ленни лил мне на раны виски Бакстеров. Было так чертовски больно, что я подумал, а не собирается ли он добить меня? Наверное, виски и помогло мне. – Даниэль нашупал ее руку и прижал к своему плоскому животу.
   – Ты бы хотел поехать с папой утром? – Мерси положила голову ему на руку.
   – Мне даже думать не хочется о том, что они уезжают, а я остаюсь здесь.
   – Я понимаю тебя, дорогой.
   – Мне так жаль Терли. Он был хорошим человеком. Хотелось бы узнать, кто это сделал. Как только встану на ноги, я это выясню. – В его голосе звучали гневные нотки. Она приблизила к нему свои губы и прошептала:
   – Засыпай, дорогой. Сейчас для тебя самое важное – выздороветь.
   – Знаю, но не могу не думать об этом.
   – А я-то считала, что все это время ты думал обо мне, – кокетливо прошептала Мерси, перемежая свои слова нежными поцелуями.
   – Я думаю о тебе, милая, и о нашей первой ночи...
   – Я была ужасно глупой!
   – Если бы ты была какой-нибудь еще, я бы поколотил тебя.
   – А ты и вправду говорил папе, что я глупа, как корова?
   – Не помню.
   – Ты не помнишь?
   – Ох! – выдохнул он, когда она дернула его за волосы на груди. – Зачем ты это сделала?
   – Затем, что ты не помнишь, как не говорил это.
* * *
   Либерти Куил лежала, свернувшись калачиком, рядом со своим мужем, положив голову ему на плечо. Уже полчаса, как она проснулась. Фарру скоро вставать. Либерти лежала и вспоминала, что произошло много лет назад. Завтра ее муж поедет во владения Креншоу в южной части штата, за Джорджем, сыном их друзей, Джорджа Вашингтона, огромного черного мужчины, и его жены из индейского племени Шоуни, Сахарного Дерева. Было невероятно, что Хаммонд Перри все еще мстит ей и Фарру. Как это ни странно, но именно из-за него Либерти со своим отцом и сестрой уехали в Иллинойс много лет назад.
   Хаммонд Перри, брат первого мужа Либерти, нежного, доброго Джубала Перри, умершего по дороге из штата Нью-Йорк, возненавидел ее, как только увидел. Джубал был стар, когда женился на Либерти, спасая ее и вырывая из когтей человека, который хотел надругаться над ней. Временами Либерти грешным делом радовалась, что Джубал так и не узнал, каким злым и порочным оказался его брат. Уже тогда Хаммонд завидовал тому, какое влияние имел Фарр на губернатора Бредфорда и Захарию Тейлора. После того, как вдова его брата вышла замуж за Фаруэя Куила, он обнаглел еще больше. Ему не давала покоя месть, потому что он был уверен: главный виновник его загубленной карьеры военного – Фарр.