Чем больше замыкалась в отчуждении мама, тем больше чувствовал себя виноватым папа.
Чем больше чувствовал себя виноватым папа, тем больше он баловал Маринку, словно у дочери пытался вымолить поддержку и прощение, выиграть ее как аргумент в споре с мамой.
Чем больше баловал Маринку папа, тем больше она отдалялась от мамы…
Чем больше отдалялась Марина, тем больше замыкалась в отчуждении мама.
У попа была собака. Гонка по бесконечному и бессмысленному кругу.
…Мама сдалась окончательно, она полностью проиграла этот мировоззренческий поединок с мужем, и депрессия уже не покидала ее.
Потом мама начала пить.
Потом папа завел любовницу. Марина с ужасом ждала развода – ей было уже шестнадцать, и она все прекрасно понимала…
…Как же так вышло, что Марина объединилась с отцом против мамы? Она никогда этого не хотела…
Марина с папой не расставалась. Папа брал ее с собой повсюду. Ему Марина нисколько не мешала, наоборот: юная дочь его очень украшала и придавала его деловому имиджу трогательный оттенок заботливого отца и безропотно несущего свой крест мужа-страдальца – все знали, что жена Кисловского пьет. Марина быстро пристрастилась к этим вечерним выходам, к этим деловым ужинам, к этим шикарным ресторанам и к оценивающим, хоть и прикрытым почтительностью, взглядам взрослых мужчин.
Мама смотрела с неприкрытым презрением на этот союз слабого мужчины, искавшего поддержки у неразумного дитяти, и дочери, подкупленной не столько щедрыми подарками, сколько взрослой ролью подруги и доверенного лица, безраздельного владетеля отцовских секретов и чувств.
Но что мама могла Марине предложить взамен? Свой полупьяный разговор?
…Как-то отец уехал в Питер по делам, они с мамой остались одни. Обычно Марина после школы готовила что-то поесть, звала мать. Молча ели, и Марина, сославшись на уроки, исчезала в своей комнате. В этот раз мама вдруг перегородила ей дорогу:
– Сядь.
В ее дыхании чувствовался алкоголь. Марина села.
– Скажи, тебе иногда приходит в голову, что ты и моя дочь? Не только папина?
Марина пожала плечами.
– Ты стала чужая… – горько произнесла мать. – За что? Чем я это заслужила?
– Но мама… Ты же сама не хочешь общаться с нами!
– Как это вышло, девочка моя, что ты так прочно объединила себя с папой? Да, у нас проблемы с твоим отцом… Но при чем тут ты?
– Ты так с ним себя ведешь… Мне его жалко! Потому что нормальная жена не должна себя вести так, как ты! Ты папу презираешь! А я его люблю! И мне не нравится, как ты…
– Погоди… А за что я его презираю, ты знаешь?
– Его не за что презирать! Он лучший папа в мире! Ты не имеешь права!
– Марина, ты ведь уже большая… Неужели ты не понимаешь, что он просто купил тебя?
– Не смей! – Марина плакала.
– Купил на грязные, ворованные деньги! Эти деньги делают несчастными всех: тех, у кого они отняты, тебя, меня… Меня он предал, тебя он развратил…
Мама протянула дрожащую руку, чтобы погладить дочь по голове.
– Девочка моя, ты взрослая уже, ты должна понимать такие вещи…
Марина отклонилась от материнской руки.
– Не смей! – повторяла она, губы дрожали, слезы крупными частыми горошинами катились из глаз. – Не смей так о нем говорить! Папа не ворует! Он зарабатывает! Он занимается бизнесом!
– Бизнесом? – с издевкой проговорила мама. – Проснись, дочка! В нашей стране нет бизнеса. В нашей стране есть только один промысел, только один способ разбогатеть: грабеж. Ты газеты читаешь? Или просто прикидываешься наивной дурочкой? Так удобнее, да? Совесть молчит, и ничто не мешает получать подарки?..
Марине захотелось маму ударить. Она вскочила и кинулась прочь из кухни, чтобы этого не сделать; заперлась у себя в комнате и долго рыдала.
Пару недель спустя мама вышла из своей комнаты на кухню, где папа с Мариной ужинали. В руках у нее был стакан, на треть наполненный неразбавленным виски.
Размашисто села на табуретку, чуть не упав. Старый неопрятный халат расползался на груди и на коленях. Марина посмотрела на мать с возмущением: как она может! В таком виде! При папе!
– Ну как, – произнесла с пьяной улыбкой мама, – уже дошел до инцеста?
Марина задохнулась от стыда за мать.
– Тебе нужно прилечь, – холодно ответил папа. – И не стоит вести такие разговоры при ребенке.
– Ребенок? Ты из этого ребенка давно сделал себе жену!
Папа ударил маму по лицу.
Марина проследила за его жестом с мстительным удовлетворением.
Мама выплеснула ему виски в лицо.
…Назавтра папа пришел с подарком для мамы. С колье из бриллиантов и сапфиров.
Но никто из них не верил в возможность что-то исправить.
На следующий день мама покончила с собой. Отравилась газом.
Марина очень плакала на похоронах. Она знала, что маму убили деньги. И еще она знала, что папа был на их, проклятых денег, стороне, – он был против мамы. И еще она знала, что сама она была – оказалась – на стороне папы. То есть против мамы.
Она не понимала, как это получилось, что они с папой оказались против мамы. Она маму любила. Папа маму тоже любил – когда-то…
Они были жестоки с мамой и потому потеряли ее.
Себя она извиняла недомыслием юности.
Папу она извиняла просто так: она его любила. За долгие, окрашенные в мрачные тона маминой депрессией годы он ей заменил всех – маму, друзей… Как она могла его не любить? Как она могла его осуждать? Он был самый родной, самый близкий, самый щедрый, самый красивый, самый…
Чем больше чувствовал себя виноватым папа, тем больше он баловал Маринку, словно у дочери пытался вымолить поддержку и прощение, выиграть ее как аргумент в споре с мамой.
Чем больше баловал Маринку папа, тем больше она отдалялась от мамы…
Чем больше отдалялась Марина, тем больше замыкалась в отчуждении мама.
У попа была собака. Гонка по бесконечному и бессмысленному кругу.
…Мама сдалась окончательно, она полностью проиграла этот мировоззренческий поединок с мужем, и депрессия уже не покидала ее.
Потом мама начала пить.
Потом папа завел любовницу. Марина с ужасом ждала развода – ей было уже шестнадцать, и она все прекрасно понимала…
…Как же так вышло, что Марина объединилась с отцом против мамы? Она никогда этого не хотела…
Марина с папой не расставалась. Папа брал ее с собой повсюду. Ему Марина нисколько не мешала, наоборот: юная дочь его очень украшала и придавала его деловому имиджу трогательный оттенок заботливого отца и безропотно несущего свой крест мужа-страдальца – все знали, что жена Кисловского пьет. Марина быстро пристрастилась к этим вечерним выходам, к этим деловым ужинам, к этим шикарным ресторанам и к оценивающим, хоть и прикрытым почтительностью, взглядам взрослых мужчин.
Мама смотрела с неприкрытым презрением на этот союз слабого мужчины, искавшего поддержки у неразумного дитяти, и дочери, подкупленной не столько щедрыми подарками, сколько взрослой ролью подруги и доверенного лица, безраздельного владетеля отцовских секретов и чувств.
Но что мама могла Марине предложить взамен? Свой полупьяный разговор?
…Как-то отец уехал в Питер по делам, они с мамой остались одни. Обычно Марина после школы готовила что-то поесть, звала мать. Молча ели, и Марина, сославшись на уроки, исчезала в своей комнате. В этот раз мама вдруг перегородила ей дорогу:
– Сядь.
В ее дыхании чувствовался алкоголь. Марина села.
– Скажи, тебе иногда приходит в голову, что ты и моя дочь? Не только папина?
Марина пожала плечами.
– Ты стала чужая… – горько произнесла мать. – За что? Чем я это заслужила?
– Но мама… Ты же сама не хочешь общаться с нами!
– Как это вышло, девочка моя, что ты так прочно объединила себя с папой? Да, у нас проблемы с твоим отцом… Но при чем тут ты?
– Ты так с ним себя ведешь… Мне его жалко! Потому что нормальная жена не должна себя вести так, как ты! Ты папу презираешь! А я его люблю! И мне не нравится, как ты…
– Погоди… А за что я его презираю, ты знаешь?
– Его не за что презирать! Он лучший папа в мире! Ты не имеешь права!
– Марина, ты ведь уже большая… Неужели ты не понимаешь, что он просто купил тебя?
– Не смей! – Марина плакала.
– Купил на грязные, ворованные деньги! Эти деньги делают несчастными всех: тех, у кого они отняты, тебя, меня… Меня он предал, тебя он развратил…
Мама протянула дрожащую руку, чтобы погладить дочь по голове.
– Девочка моя, ты взрослая уже, ты должна понимать такие вещи…
Марина отклонилась от материнской руки.
– Не смей! – повторяла она, губы дрожали, слезы крупными частыми горошинами катились из глаз. – Не смей так о нем говорить! Папа не ворует! Он зарабатывает! Он занимается бизнесом!
– Бизнесом? – с издевкой проговорила мама. – Проснись, дочка! В нашей стране нет бизнеса. В нашей стране есть только один промысел, только один способ разбогатеть: грабеж. Ты газеты читаешь? Или просто прикидываешься наивной дурочкой? Так удобнее, да? Совесть молчит, и ничто не мешает получать подарки?..
Марине захотелось маму ударить. Она вскочила и кинулась прочь из кухни, чтобы этого не сделать; заперлась у себя в комнате и долго рыдала.
Пару недель спустя мама вышла из своей комнаты на кухню, где папа с Мариной ужинали. В руках у нее был стакан, на треть наполненный неразбавленным виски.
Размашисто села на табуретку, чуть не упав. Старый неопрятный халат расползался на груди и на коленях. Марина посмотрела на мать с возмущением: как она может! В таком виде! При папе!
– Ну как, – произнесла с пьяной улыбкой мама, – уже дошел до инцеста?
Марина задохнулась от стыда за мать.
– Тебе нужно прилечь, – холодно ответил папа. – И не стоит вести такие разговоры при ребенке.
– Ребенок? Ты из этого ребенка давно сделал себе жену!
Папа ударил маму по лицу.
Марина проследила за его жестом с мстительным удовлетворением.
Мама выплеснула ему виски в лицо.
…Назавтра папа пришел с подарком для мамы. С колье из бриллиантов и сапфиров.
Но никто из них не верил в возможность что-то исправить.
На следующий день мама покончила с собой. Отравилась газом.
Марина очень плакала на похоронах. Она знала, что маму убили деньги. И еще она знала, что папа был на их, проклятых денег, стороне, – он был против мамы. И еще она знала, что сама она была – оказалась – на стороне папы. То есть против мамы.
Она не понимала, как это получилось, что они с папой оказались против мамы. Она маму любила. Папа маму тоже любил – когда-то…
Они были жестоки с мамой и потому потеряли ее.
Себя она извиняла недомыслием юности.
Папу она извиняла просто так: она его любила. За долгие, окрашенные в мрачные тона маминой депрессией годы он ей заменил всех – маму, друзей… Как она могла его не любить? Как она могла его осуждать? Он был самый родной, самый близкий, самый щедрый, самый красивый, самый…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента