Страница:
Рэндал Гаррет
Предательство высшей пробы
Заключенный
Эти две комнаты не отличались роскошью, но Макмейн и не ожидал иного. На гладких стенах металлического цвета не было окон и украшений. Потолок и пол представляли собой простое продолжение стен, только над головой светились лампы. Одна комната, предоставленная в его распоряжение, являлась кабинетом, где, впрочем,стояла и широкая мягкая кровать, маленький, но удобный столик, а в углу, за загородкой, размещались необходимые удобства.
В другой комнате стоял диван, два больших мягких кресла, низкий стол, несколько книжных полок, в невысоком холодильнике имелась еда и напитки, чтобы он мог перекусить - трехразовое горячее питание он получал с главной кухни. В шкафу висела форма керотийского офицера без знаков различия.
«Нет,- подумал Себастиан Макмейн,- здесь не шикарно, но нет ничего, что напоминало бы тюремную камеру, каковой она на самом деле является».
Здесь было уютно, и создавалась иллюзия домашней обстановки, хотя в стены были вмонтированы телекамеры, расположенные так, что не упускали ни одного его движения в любой из комнат. Выключателем можно было отключить мягкий белый свет верхних ламп, но он не выключал инфракрасное излучение, которое позволяло его хозяевам наблюдать за ним, когда он спал. Каждый звук слышали и записывали.
Все это не беспокоило Макмейна. Наоборот, он был этому рад. Он хотел, чтобы керотийцы знали, что у него нет ни малейшего намерения бежать или плести заговор против них.
Он давно уже решил для себя, что если дела и дальше пойдут подобным образом, то Земля проиграет войну с Керотом, а Себастиан Макмейн не хотел оказаться на стороне проигравших в величайшей войне, которая когда-либо велась. Теперь задача состояла в том, чтобы убедить керотийцев, что он намерен сражаться вместе с ними, отдать им все свои знания военного стратега и постараться выиграть все битвы для Керота.
Именно это могло оказаться самой трудной задачей из всех.
Красная сигнальная лампочка над дверью быстро замигала, одновременно раздался негромкий сигнал.
Макмейн усмехнулся про себя, но на его грубом лице с массивной нижней челюстью ничего не отразилось. Чтобы создать иллюзию, что он скорее гость, чем пленник, керотийцы установили у двери сигнальное устройство и неизменно пользовались им. Ни разу не случилось, чтобы кто-нибудь из них вошел к нему без разрешения.
- Войдите,- произнес Макмейн.
Он сидел в одном из мягких кресел в гостиной, курил сигарету и читал книгу по истории Керота, но, как только в дверях появился высокий керотиец, он тут же отложил ее на низкий столик.
Макмейн позволил себе улыбнуться с искренним удовольствием. Для большинства землян «все морковнокожие на одно лицо», и Макмейн честно признался себе, что не научился пока еще не обращать внимания на те отличия, что делали керотийцев непохожими на землян, и отличать их один от другого. Но именно этого керотийца Макмейн не мог спутать ни с кем другим.
- Таллис! - он встал и протянул вперед обе руки, как это было принято у керотийцев. Вошедший сделал то же самое, и они пожали друг другу руки.- Как твое здоровье? - добавил.он на керотийском.
- Прекрасно, мой побратим,- ответил генерал Космической Службы Полан Таллис.- А твое?
- Тоже очень хорошо. Как много времени прошло с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз!
Керотиец отступил на шаг и оглядел землянина с ног до головы.
- Для заключенного ты выглядишь отлично. С тобой хорошо обращаются, не так ли?
- Достаточно хорошо. Садись, мой побратим,- Макмейн махнул рукой в сторону дивана. Генерал сел и оглядел комнату.
- Да-да. Тебя здесь прекрасно устроили. Это самое большее, на что ты мог рассчитывать, будучи командующим линкором. Может быть, тебя готовят к новой работе?
Макмейн засмеялся, стараясь, чтобы его смех звучал слегка язвительно.
- Мне бы хотелось надеяться на это, Таллис. Но, боюсь, я вышел из игры. Поменял шило на мыло;
Генерал Таллис достал из кармана форменного кителя алюминиевую коробочку, в которой лежали керотийские сигареты. Взял одну из них губами и прикурил от зажигалки, встроенной в коробочку.
Макмейн достал из пачки на столе земную сигарету, и Таллис дал ему прикурить. Макмейн знал, что пауза и молчание были умышленными. Он ждал. Таллис должен был что-то сказать, но он позволил землянину «подготовиться к сюрпризу». Это было одно из приятных правил керотийского этикета.
Неожиданное молчание со стороны одного из участников разговора, да еще при особых обстоятельствах, предвещало нечто необычное, и предполагалось, что второй собеседник воспользуется этой возможностью, чтобы овладеть собой.
Это могло не означать ничего серьезного. В керотийских Космических Силах старший офицер сообщал младшему о присвоении очередного звания точно таким же образом. Но к этой же тактике прибегали, когда сообщали человеку о смерти кого-либо из близких.
Макмейн знал, что подобная пауза была обязательной в керотийском суде перед оглашением приговора, она также предшествовала предложению руки и сердца, которое делал керотиец предмету своей любви.
Макмейну не оставалось ничего кроме как ждать. Было бы невежливо заговорить прежде, чем Таллис почувствует, что он готов услышать новость.
Однако не считалось невежливым пристально вглядываться в лицо Таллиса; это было в порядке вещей. Теоретически предполагалось, что человек, по крайней мере, сможет догадаться, хорошей будет новость или плохой.
На лице Таллиса невозможно было что-либо прочесть, и Макмейн знал это. Он и не пытался угадать по выражению его лица, что его ждет. Но тем не менее, не отрывал взгляда.
С одной стороны, лицо Таллиса было типично керотийским. Оранжевая кожа и яркие глаза, зеленые, как трава, были свойственны всем керотийцам. На планете Керот, как и на Земле, развилось несколько различных рас гуманоидов, но, в отличие от Земли, они различались не только цветом кожи.
Макмейн затянулся сигаретой и заставил себя думать о чем угодно, только не о том, что собирался сказать Таллис. Он уже приготовился услышать смертный приговор.
Сейчас, он чувствовал, ничто не сможет потрясти его. И прежде чем внутреннее напряжение достигло наивысшей отметки, он стал размышлять о Таллисе, а не о себе.
Таллис, как и остальные керотийцы, был невероятно похож на землянина. Существовали внутренние отличия в расположении органов, в функциях этих органов. Например, чтобы выполнять ту же самую функцию, что у землян выполняет печень, у них имелось два отдельных органа, а почки начисто отсутствовали. Их функцию выполняли специальные ткани в нижней части прямой кишки. Это означало, что керотийцы более чем земляне приспособлены к экономному расходованию воды, так как продукты жизнедеятельности выделялись в виде сухого вещества через клоаку.
Внешне керотиицу хватило бы незначительного вмешательства пластической хирургии и немного макияжа для того, чтобы сойти за землянина. Однако если присмотреться, разумеется, сразу можно различить подделку. Керотиицу так же трудно представиться землянином, как негру - загримироваться под шведа и наоборот.
Но Таллис был…
- Я бы хотел сделать сообщение,- прервал его размышления Таллис, вырывая его из спокойного потока мыслей. Это было стандартное начало для того, чтобы прервать паузу, но оно было одинаковым и для хороших новостей, и для плохих.
- Я жду твоего сообщения,- произнес Макмейн. Даже в подобных обстоятельствах он все-таки испытывал некоторую гордость оттого, что так виртуозно владел керотийским.
- Думаю,- осторожно начал Таллис,- что тебе могут предложить должность офицера в Керотийских Космических Силах.
Себастиан Макмейн медленно перевел дыхание и только теперь заметил, что он сдерживал его.
- Я исполнен признательности, мой побратим,- сказал он.
Генерал Таллис погасил свою сигарету в большой керамической голубой пепельнице. Макмейн почувствовал едкий запах дыма чужого растения, которым была набита керотийская сигарета: измельченная кора внутренней поверхности дерева с Керота. Макмейн не мог выносить запах керотийских сигарет, в то время как Таллис мог курить табак, но действие и тех и других было схожим.
Новость была сообщена. Теперь, как полагалось, Таллис искусно ходил вокруг да около главного предмета разговора, ожидая, пока он будет готов к нему вернуться.
- Ты провел у нас… сколько, Себастиан? - спросил Таллис.
- Два полных и третий Кронет.
- Около года по вашему времени,- кивнул Таллис. Макмейн улыбнулся. Таллис так же гордился своим
знанием земной терминологии, как и Макмейн - своим мастерством в керотийском.
- Не хватает трех недель,- заметил Макмейн.
- Что? Трех… О да. Ладно. Достаточно долго,- сказал Таллис.
«Черт возьми! - подумал Макмейн, неожиданно для себя теряя терпение.- Ближе к делу!» Но лицо его выражало безмятежное спокойствие.
- Стратегический совет поручил мне передать тебе это,- продолжил Таллис.- В конце концов, моя рекомендация отчасти повлияла на принятие решения.- Он замолчал на мгновение, но это была просто пауза в разговоре, а не предписанное церемонией молчание. Он замялся.
- Это было трудное решение, Себастиан, ты должен сам понимать. Мы находимся в состоянии войны с твоей расой вот уже десять лет. Мы взяли в плен тысячи землян, и многие из них согласились сотрудничать с нами. Но, за исключением одного, эти пленники являлись моральными отбросами вашей цивилизации. Это были люди, лишенные гордости за свою расу, свое общество, лишенные человеческого достоинства. Они были слабы, эгоистичны, с ограниченным кругозором - просто трусы, которые думали не о Земле и землянах, а только о себе.
- Это не значит,- поспешно добавил он,- что все они такие, даже не большинство. Просто у них мозг воинов, хотя, я должен сказать, не слишком сильных воинов.
Последнее, Макмейн знал, было лишь данью вежливости. Керотийцы не уважали землян. И едва ли Макмейн мог осуждать их. Последние три столетия жители Земли только и делали, что. предавались удовольствиям сытой жизни. Было бы странно, если бы у них сохранилось понятие о моральном долге.
- Но ни один из тех, кого не оставили силы, не согласился работать с нами,- продолжал Таллис.- За одним исключением. И это ты.
- Значит, я слабак? - спросил Макмейн. Генерал Таллис покачал головой - совершенно земной жест.
- Нет, ты не слабак. Именно это заставило нас ждать три кронета.- Его травянисто-зеленые глаза откровенно смотрели в глаза Макмейна.- Ты не из тех, кто предает собственную расу. Это выглядело как ловушка. И спустя год Стратегический совет все еще не уверен, что это не ловушка.
Таллис замолчал, наклонился вперед и раздавил окурок в голубой пепельнице. Затем снова встретился взглядом с Макмейном.
- Если бы я лично не знал тебя, Стратегический совет не стал бы даже рассматривать твое предложение.
- Я так понимаю, что они рассмотрели его? - с усмешкой поинтересовался Макмейн.
- Ведь я уже сказал, Себастиан, что ты выиграл,- произнес Таллис.- Спустя почти год по вашему времяисчислению твое решение было одобрено.
Макмейн перестал улыбаться.
- Я благодарен тебе, Таллис,- серьезно вымолвил он.- Думаю, ты понимаешь, как нелегко принять такое решение.
Мысленно он вернулся назад на много месяцев и более чем на несколько световых лет, в тот день, когда принял решение.
Решение
В то утро полковник Себастиан Макмейн не ощущал, что этот день чем-то отличается от остальных. Солнце, затянутое легкой дымкой прозрачных облаков сияло, как всегда; стража у дверей административного здания Космических Сил приветствовала его, как обычно; сотрудники-офицеры вежливо кивали в ответ на его приветствие; его адъютант произнес повседневное «Доброе утро, сэр».
Распорядок дня лежал на его столе, как и каждое утро все эти годы. Себастиан Макмейн почувствовал напряжение и слегка разозлился на себя, но он не ощущал ничего, что можно было бы назвать предчувствием.
Когда он прочел первый пункт в распорядке дня, его раздражение усилилось.
Допрос керотийского генерала.
Опять на него свалился этот допрос. Ему не хотелось разговаривать с генералом Таллисом. Было в этом чужеземце нечто такое, что беспокоило его, но он не мог сказать точно, в чем причина.
Земле посчастливилось захватить вражеского офицера. В космических войнах, как правило, очень редко удается взять пленных, особенно, если битва проиграна.
Но керотийскому генералу не повезло. Пищи, которую захватили вместе с ним, хватило менее чем на полгода, и было очень сомнительно, что удастся раздобыть еще керотийских продуктов.
Десять лет Земля воевала с Керотом, и за эти годы Земля выиграла несколько незначительных сражений и проиграла все главные битвы. Керотийцы пока не захватили ни одной из главных колоний, но они один за другим завоевывали внешние посты, и земной космический флот терял корабли быстрее, чем заводы успевали их поставлять. Самое удивительное заключалось в том, что никого на Земле это сильно не волновало.
Макмейн спросил себя, почему его это так волнует. Если никто не беспокоился по данному поводу, почему же ему до этого есть дело? Он отогнал от себя ненужные мысли и взял со стола вопросник, специально составленный для утреннего допроса керотийского генерала. Вряд ли он будет полезен.
Проглядел список других дел на день. Похоже, что обычный допрос керотийского генерала обещал быть самым интересным заданием.
Он быстро спустился в подземный этаж здания. Здесь находилось небольшое тюремное отделение, где и содержался захваченный офицер. Караульные равнодушно приветствовали его, когда он зашел. Для них в повседневном допросе не было ничего интересного.
Макмейн отпер дверь тюремной камеры и вошел. Он поздоровался с керотийским генералом. Должно быть, он был единственным из офицеров, кто делал это, он в этом не сомневался. Остальные относились к пленному генералу как к обычному преступнику. Более того, они относились к нему как к мелкому мошеннику или карманному воришке - преступнику самого низкого пошиба.
Генерал Таллис встал, как всегда, и ответил на его приветствие.
- Допрое утро, полкофник Макмейн,- произнес он. В керотийском языке недоставало многих согласных, которые есть в английском и русском, и в результате Таллис сильно шепелявил и оглушал звонкие звуки. Английское «р», такое, как в словах «ром» или «крыса», у него вовсе не получалось; он мог произнести его только на манер немецкого гортанного «р». Носовые «м» и «н» были не так ярко выражены, как в английском, но вполне различимы.
- Доброе утро, генерал Таллис,- отозвался Макмейн.- Садитесь. Как вы себя сегодня чувствуете?
Генерал снова присел на свою жесткую койку, стоявшую рядом с единственным стулом, что составляло всю обстановку маленькой камеры.
- Насстолько хорошо, нассколько это фозможно. У меня слишком мало опыта… Я, как бы это сказать? Я стал софершенно кротким. Кротким? Так прафильно?
- Правильно. Вы хорошо выучили наш язык за такой короткий срок.
Генерал не поблагодарил его за комплимент, только пожал плечами.
- Когда от этого зафисит тфоя жизнь, фыучишь.
- Значит, вы полагаете, что ваша жизнь зависит от того, насколько хорошо вы изучили наш язык?
Оранжевое лицо генерала искривила усмешка.
- Разумеется. Фаши люди не шелают учить керотийский. Если же я не смогу отвечать на фопросы, какой от меня толк? Пока я полезен, я буду жить. Расве не так?
Макмейн решил, что сейчас самое время ошарашить керотийского офицера.
- Я в этом не уверен, но вы можете намного продлить свои дни, если принудите нас заняться изучением керотийского, генерал,- произнес он на чужом языке. Он знал, что очень плохо говорит по-керотийски, так как изучал его при содействии офицера, захваченного вместе с генералом, но тот был тяжело ранен и прожил всего две недели. Тем не менее пленный дал ему основные знания, которые он пополнил с помощью книг и записей, найденных на развороченном керотийском корабле.
- Что? - Генерал удивленно заморгал, затем улыбнулся.- У вас просто ужасный акцент,- сказал он по-керотийски,- но, конечно, не хуже, чем мой, когда я говорю на вашем английском. Полагаю, вы намерены вести допрос на керотийском, да? Вы надеетесь, что я смогу рассказать вам намного больше на своем родном языке?
- Возможно и сможете,- улыбнулся Макмейн,- но я изучил его ради собственного любопытства.
- Ради чего? Ах, да. Я понимаю. Очень интересно. Я не знаю ни одного представителя вашей расы, кто бы оказался способен на такое. Все, что трудно, ниже их достоинства.
- Нет, генерал. Я не исключение. Многие из нас думают иначе.
Генерал пожал плечами.
- Я этого не отрицаю. Просто я хотел сказать, что не встречал таких людей. Разумеется, их не привлекает военная служба. Возможно, это потому, что вы - не раса бойцов. Бойцы берутся преодолевать трудности именно потому, что это тяжело.
Макмейн невесело засмеялся.
- Не считаете ли вы, что вытянуть из вас информацию сложно? Мы же взялись за это.
- Это не одно и то же. Это ваша работа. Вы не используете никакого нажима. Ни угроз, ни обещаний, ни пыток, ни давления.
Макмейн был не совсем уверен, что правильно перевел два последних слова.
- Вы имеете в виду применение физического воздействия? Это же варварство.
- Я не намерен продолжать эту тему,- сказал генерал с неожиданной иронией.
- Я могу понять вас. Но будьте спокойны - мы никогда не прибегаем к подобным методам. Это нецивилизованно. Наша гражданская полиция действительно использует определенные наркотики, чтобы добыть информацию, но мы слишком мало знаем о химическом строении организма керотийцев, поэтому не решились применить наркотики в данном случае.
- Применение давления, как вы говорите, нецивилизованно. Возможно, вы правы, если исходить из вашего определения,- он использовал английское слово,- цифи-лизации.Нет, не цифилизованно,но действенно,- он снова улыбнулся.- Я сказал, что стал кротким с тех пор, как я здесь, но, боюсь, ваша цивилизация еще лояльнее.
- Человек может лгать, даже если ему вывернуть руки и раздробить ноги,- жестко заметил Макмейн.
Похоже, керотиец испугался. Он заговорил снова, но уже по-английски.
Я больше ничего не скажу. Если у вас есть вопросы ко мне, задавайте. Я не намерен тратить время на пустую болтовню.
Немного злясь на себя и на генерала, Макмейн потратил оставшийся час на рутинные вопросы, ответы на которые ничего не значили, вставлял ленту в свой мини-диктофон и записывал все те же вопросы и те же ответы.
Он вышел, быстрым движением отдав честь генералу и отвернувшись, прежде чем тот успел ответить тем же.
Вернувшись в офис, он поместил ленту в должное место и уставился на второй пункт распорядка дня: «Стратегический анализ боевого рапорта».
Стратегический анализ всегда раздражал и огорчал его. Он знал, что если отнесется к рапорту как всегда, дело пойдет по накатанной дорожке и раздражение исчезнет, останется только скука. Но он был органически не способен работать подобным образом. Преодолевая себя, он всегда играл с самим собой и с центральным стратегическим компьютером в одну маленькую игру.
За последнюю неделю произошла всего одна значительная битва - оборона внешнего поста Земли под названием Беннигтон IV. Теоретически от Макмейна требовалось проверить весь рапорт, обнаружить, где ошиблась проигравшая сторона, и ввести корректирующую информацию в компьютер. Но, прочитав первый абзац, он не смог не остановиться: Информация, известная командованию Земли в момент начала контакта.
Он остановился и задумался, как он, лично, стал бы управлять ситуацией, будь он командующим. Столько-то кораблей там-то и там-то. Флот врага приближается на такой-то скорости. Построение противника такое и такое. Что дальше?
Макмейн обдумал информацию по обороне Беннигтона IV и разработал план сражения. В атаке врага было слабое место, но слишком очевидное. Макмейн исследовал рапорт, пока не нашел другую оплошность, не такую заметную, как первая. Он знал, что она должна быть, и нашел.
Затем он оставил в стороне слабые места и сконцентрировался на том, как бы он поступил, будь он вражеским командиром. Слабые места были ловушками; компьютер видел их и избегал. Но было совершенно ясно, что что-то не в порядке с логикой компьютера. Избегая ловушек, он также избегал наилучшего пути решения проблемы, чтобы поразить врага. Слабое место - это слабое место, и не важно, какие мины-ловушки там установлены. Устанавливая капкан на крысу, вы должны использовать настоящий сыр, потому что имитация сыра не сработает.
«Конечно,- подумал Макмейн,- вы всегда можете отравить сыр, но не будем проводить такие буквальные аналогии».
Теперь все в порядке. Как же поразить ловушки?
У него ушло полчаса, чтобы разработать совершенно необычную, неортодоксальную схему уничтожения ловушек в авангарде противника. Он тщательно проверил схему по времени, поскольку ни один пункт при разработке стратегии не может быть использован, если на его исполнение уходит слишком много времени, поэтому все надо рассчитать заранее.
Затем он дочитал рапорт до конца. Земля потеряла этот внешний пост. Самое плохое, стратегия Макмейна не помогла бы выиграть битву, даже если бы ее использовали. Шансы были хорошими. Чтобы убедиться в этом, он пропустил данные через маленький кабинетный компьютер.
Именно это обстоятельство и заставляло Макмейна ненавидеть Стратегический анализ. Слишком часто он побеждал; слишком часто Земля проигрывала. Компьютер был хорош для разработки логического построения битвы, если ему давали соответствующую стратегию, но он был неспособен разработать что-либо новое.
Полковник Макмейн попробовал перевестись в Космическую Службу, но безуспешно. Главный Штаб не захотел его терять.
Хуже всего, что они не верили, что Макмейн действительно разрабатывает стратегический план еще до того, как дочитает до конца рапорт. Как он может соображать лучше компьютера?
Он предложил испытать его.
- Дайте мне задачу,- сказал он своему непосредственному начальнику, генералу Мацукуо.- Дайте мне информацию о начальном этапе сражения, которое я прежде не анализировал, и я покажу вам.
Но Мацукуо брюзгливо проворчал:
- Полковник, я не позволю члену моего штаба выставлять себя на посмешище перед Главным Штабом. Вы ведете себя высокомерно по отношению к Стратегическому Управлению, что является наиболее антиобщественным типом эгоцентризма, какой только можно вообразить. Вы получили такое же образование в Академии, как и другие офицеры. Что позволяет вам думать, что вы лучше их? По прошествии определенного времени вы получите автоматическое продвижение по службе, что даст вам право голоса в решении подобных проблем, при условии, что вы не настроите против себя Служебную Комиссию своим антиобщественным поведением. Я высоко ценю вас, полковник, и я не стану ничего сообщать об этом в Служебную Комиссию, но если вы будете упорствовать, мне придется выполнить свой долг. Теперь я ничего больше не хочу слышать. Понятно?
Все было ясно.
Макмейну оставалось только ждать, пока его автоматически повысят, назначат на должность в Главный Штаб, где он получит равное право голоса с другими офицерами его ранга. Он получит одну единицу для голосования вначале и по добавочной единице каждый последующий год.
«Это великолепная система для ведения дел в клубе, возможно и так,- говорил сам себе Макмейн,- но совершенно не подходит для вооруженных сил».
Наверное, керотийский генерал был прав. Может быть, homo sapiens не были расой бойцов.
Когда-то они ими были. Человечество вело борьбу за господство на Земле, побеждая все другие формы жизни на планете, начиная от мельчайшего вируса и кончая огромнейшими плотоядными животными. Борьба с болезнями велась по сей день, от этого никуда не уйдешь, и человек все еще противостоял стихийным бедствиям.
Но Человек больше не сражался с Человеком. Было ли это плохо? Изобретение атомной энергии двумя столетиями раньше в буквальном смысле сделало войну невозможной, если человеческая раса хотела выжить. Небольшое сражение могло породить большую войну - вот на чем основывалось человечество. Поэтому общество, само того не сознавая, постаралось устранить причины войны.
Что порождало ненависть и зависть среди людей? Что заставляло одну группу сражаться с другой?
Общество решило, что причиной нетерпимости и ненависти было неравенство. Зависть нижестоящих по отношению к вышестоящим; презрение вышестоящих к нижестоящим. Неимущие завидовали имущим; имущие смотрели свысока на неимущих.
Давайте сделаем так, чтобы не стало неимущих. Пусть все станут имущими.
Подымем жизненные стандарты. Обеспечим каждого человека всем необходимым для жизни: едой, одеждой, жильем, необходимым медицинским обслуживанием и достойным образованием. Больше того, дадим им роскошь, пусть люди обладают всем в достаточном количестве в равной степени. Больше не будет существовать среднего класса, потому что не будет других классов, чтобы этот был между ними.
«Блаженны нищие духом»,- сказал Иисус Назаретянин. Но в материальном плане это перестало быть правдой. Нищета исчезла - остались только богатые.
Но остались нищие духом, бедные умом, и их число возрастало.