Страница:
– Я вижу, война попрежнему преследует меня повсюду, Николай.
– Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгрессмены в…
– Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.
Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелестел свежими рапортами, переданными ему Хеем.
– А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма успешно. Командир докладывает, что далее будет атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия брони для «Мерримака». А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфедерации «Виргиния».
– Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь, чтобы копия рапорта дошла до команды «Монитора». Это заставит их трудиться круглые сутки.
Президент перелистал газеты. В последнее время пресса будто сговорилась против него и его администрации. Аболиционисты снова единодушно накинулись на него – их послушать, так надо перебить всех южан поголовно и освободить всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. О дна из заметок привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся, читая ее, а потом скомкал газету в кулаке.
– Вот это настоящая журналистика, Николай.
Наши защитники порядка и права одержали грандиозную победу на пароходе в Балтиморе. Послушайте:
«Их подозрения пробудила дама, чересчур нервничавшая и старательно уклонявшаяся от встречи с ними. Когда ее ридикюль обыскали, там обнаружилось множество перчаток, чулок и писем, предназначавшихся для Юга. Также выяснилось, что малолетний мальчик вез изрядное количество хинина. Обоим было позволено следовать дальше после того, как их груз подвергся конфискации». Наши защитники не смежают век ни на минуту.
К тому времени, когда они покончили с бумагами, поезд подошел к станции Уэст-Пойнт, и паровой свисток локомотива провозгласил о прибытии. Линкольн надел пальто и шарф, потом нахлобучил цилиндр, прежде чем сойти на перрон, к встречающим его армейским офицерам и служащим литейного завода. Стэнтон и его секретари последовали за президентом. Все вместе они взошли на паром, чтобы переправиться через реку Колд-Спринг. Было довольно холодно, но переправа прошла быстро, а у пристани уже ждали крытые экипажи. Лошади топтались на месте, и пар их дыхания клубился в недвижном морозном воздухе. У первого экипажа стоял серьезный мужчина в сюртуке.
– Господин президент, – сказал Стэнтон, – позвольте представить мистера Роберта Паркера Пэррота, изобретателя и оружейника, хозяина металлургических мастерских Вест-Пойнт.
Линкольн кивнул, а Пэррот тряхнул руку сперва ему, а потом Стэнтону.
– Весьма польщен, мистер Линкольн, что вы посетили мой завод и собственными глазами увидите, что мы тут делаем.
– Не мог отказаться от такой возможности, мистер Пэррот. Мои командиры криком кричат, что им нужны пушки, больше пушек, а их желания следует уважать.
– Мы здесь стараемся изо всех сил, чтобы удовлетворить их запросы. Я подготовил к испытанию только что законченную трехсотфунтовку. Если вы не против, первым делом мы отправимся на полигон, а уж затем в пушечные мастерские. Уверяю вас, эта пушка – самая впечатляющая и мощная из всех, какие я когда-либо производил.
Так оно и оказалось. Черное орудие, надежно закрепленное на массивной испытательной платформе, выглядело весьма зловеще. Линкольн одобрительно кивнул, прошагав вдоль пушки, и, несмотря на свой немалый рост, не без труда дотянулся до жерла, чтобы взглянуть на желобки нарезки в стволе.
– Заряжена, господин президент, – сообщил Пэррот. – Если вы удалитесь на некоторое расстояние, то сможете увидеть, на что способна эта пушка.
Когда гости отошли, прозвучала команда, и спусковой механизм был приведен в действие.
От силы взрыва содрогнулась земля, и, хотя зрители крепко зажали уши ладонями, грохот оглушил их. Жерло орудия изрыгнуло грандиозный сноп пламени, и Линкольн, стоявший позади пушки, увидел, как черный снаряд, смахивающий на огрызок карандаша, понесся за реку и мгновение спустя разорвался среди деревьев полигона на другом берегу. К небу взмыл столб черного дыма, во все стороны полетели ветви и щепки, а через несколько секунд до слуха докатился грохот взрыва.
– Впечатляющее зрелище, мистер Пэррот, – заметил Линкольн, – мне никогда его не забыть. А теперь расскажите о своей работе более досконально, но только в тепле литейного цеха, если позволите.
После короткой поездки с полигона они торопливо устремились навстречу манящему теплу, разливающемуся от ревущих горнов. Там их ждал лейтенант армии, при их приближении отдавший честь.
– Генерал Рипли послал меня вперед, господин президент. Он сожалеет, что обязанности в Вест-Пойнте помешали ему присоединиться к вам раньше. Однако он уже выехал.
Линкольн кивнул. Бригадный генерал Джеймс У. Рипли, возглавляющий департамент материального снабжения, отвечал не только за производство орудий, но и за разработку новых конструкций. По настоянию президента он неохотно согласился покинуть свою бумажную работу и принять участие в посещении производства.
Под предводительством Пэррота инспекционная комиссия обошла завод. Работа не останавливалась ни на минуту; литейщики, имеющие дело с расплавленным железом, не могли терять время даже на то, чтобы взглянуть на своих сановных гостей. Два десятка зданий были заполнены орудиями всех калибров, находившимися на различных стадиях производства – от черновой отливки до окончательной сборки. На каждом из них стояло клеймо с инициалами «МУП» и «РПП» – «Мастерские Вест-Пойнт» и «Роберт Паркер Пэррот». Линкольн шлепнул ладонью по казенной части тридцатифунтовой пушки.
– Мои инженеры докладывают, что своими успехами ваши пушки обязаны бандажам казенной части. Это правда?
– В каком-то смысле да, но это чисто технический аспект, господин президент.
– Не стесняйтесь посвятить меня в детали, мистер Пэррот. Вам следует помнить, что, перед тем как податься в политику, я был землемером и весьма силен в математике. Как я понимаю, источником нынешних проблем служит нарезка орудийного ствола.
– Вы совершенно правы, сэр. Гладкоствольные пушки ушли в прошлое. Винтовая нарезка закручивает снаряд во время его движения в стволе, обеспечивая большую точность и дальность стрельбы. Но она же порождает проблемы. Благодаря нарезке снаряд сдерживает напор пороховых газов куда эффективнее, что и обеспечивает увеличение дальности полета. Увы, это же более высокое давление приводит к разрыву орудия. Потому-то и делаются бандажи на казенной части, чтобы погасить возросшее давление. Использование для этого колец отнюдь не в новинку. Однако мое изобретение заключается в создании более прочного кольца, как я вам сейчас продемонстрирую. Будьте любезны, сэр, вот сюда.
Только что выкованный, нарезанный ствол двадцатифунтовой пушки покоился на металлических валах, с выставленной в сторону казенной частью. По сигналу Пэррота двое дюжих кузнецов взялись за клещи, вытащили из ревущего горна раскаленный добела железный бандаж и с привычной сноровкой насадили его на казенник ожидающего орудия. Бандаж оказался лишь самую малость больше пушки, так что они кряхтели от напряжения, натягивая его и молотами вгоняя на место.
– Готово, начинайте вертеть!
Едва заново опоясанная бандажом пушка начала вращаться, как в ствол сунули трубу и начали закачивать в нее воду, чтобы охладить ствол изнутри.
– При нагревании металл расширяется, – пояснил Пэррот, – и сейчас диаметр бандажа больше, чем перед нагреванием. Как видите, вода охлаждает казенник, а за ним и бандаж. Как только бандаж остынет, он равномерно сократится, плотно охватив ствол по всей окружности. Прежние способы обвязки пушек бандажами не обеспечивали подобной крепости и надежности. Ствол обжимался неравномерно, всего в нескольких местах. Стволы, изготовленные подобным способом, могли выдержать гораздо меньший заряд, иначе их разрывало.
– Впечатляет. И сколько же этих новых пушек вы производите в настоящее время?
– На сегодня мы делаем десять тяжелых орудий еженедельно. А также две тысячи снарядов для них.
– В своем письме вы писали, что можете увеличить производительность?
– Могу. И увеличу. С новыми горнами и токарными станками я за три месяца смогу так расшириться, что буду еженедельно выпускать не менее двадцати пяти пушек и семи тысяч снарядов. – Он мгновение помялся, словно что-то его тревожило. – Все детально разработано и ждет вашей инспекции. Однако нельзя ли… переговорить с вами с глазу на глаз?
– Мистер Стэнтон и мои секретари пользуются моим всемерным доверием
Пэррот уже взмок, – но отнюдь не из-за жары в цеху.
– Ничуть не сомневаюсь. Но это вопрос величайшей секретности, люди… – Голос его совсем стих и пресекся, изобретатель уставился в пол, пытаясь собраться с духом.
Задумчиво погладив бороду, Линкольн повернулся к Стэнтону и секретарям:
– С вашего позволения, джентльмены, мы удалимся на пару минут.
Испытавший громадное облегчение Пэррот провел президента в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Пройдя в другой конец комнаты, Линкольн остановился перед оправленной в рамку картиной на стене.
– Мистер Пэррот, минуточку, если позволите. Что это за распроклятая машина?
– Это копия с рисунка, сопровождавшего одну заявку на патент. Я взял за правило просматривать все патентные заявки, имеющие касательство к моей работе. Эту я обнаружил во время своего визита в Лондон несколько лет назад. В 1855 году два джентльмена, Коуэн и Свитлонг, если память мне не изменяет, попытались запатентовать этот бронированный боевой экипаж.
– Он так ощетинился пушками и шипами, что выглядит довольно внушительно.
– Но крайне непрактичен, господин президент. При таком количестве пушек, да учитывая вес брони, для приведения его в движение понадобится паровой двигатель больше самого экипажа. Я пытался пересмотреть конструкцию, с единственной пушкой и более легкой броней, но все равно он слишком непрактичен.
– Благодарение Господу за это. Война и сейчас чересчур адская штука без дьявольских конструкций, подобных этой, которые усугубят ее еще более. Хотя если бы на поле боя появилось нечто эдакое, это могло бы привести к прекращению всех войн. Но вы сказали, что построить такой экипаж невозможно?
– В настоящее время – да. Но паровые двигатели становятся все миниатюрнее и в то же самое время мощнее, а еще я читал об успешных испытаниях керосиновых двигателей. Так что я бы не стал исключать возможность, что когда-нибудь бронеэкипаж наподобие этого будет построен.
– Да не настанет сей черный и пагубный день никогда. Но ведь вы пригласили меня не для того, чтобы обсуждать это диковинное сооружение?
На лице Пэррота снова появилось тревожное выражение. Как только оба уселись, он заговорил:
– Позвольте поинтересоваться, мистер Линкольн, знакомы ли вы с офицером флота Российской империи по фамилии Шварц?
– Странный вопрос. Почти столь же странный, вынужден заметить, как и не очень русская фамилия капитана.
Пэррот мучительно старался подобрать слова.
Сняв свои очки в металлической оправе, он протер их и снова надел.
– Я человек чести, господин президент, и, хотя радуюсь своим успехам, я вовсе не желаю приписывать себе чужие заслуги.
– Не объяснитесь ли?
– Разумеется. В прошлом году этот господин посетил мой завод и спросил, не сделаю ли я пушку для русского правительства. Согласившись, я осведомился, каковы его требования. Он высказался крайне конкретно. Хотел, чтобы я воспроизвел британскую нарезную пушку системы Армстронга. Я счел эту просьбу весьма необычной, о чем и поведал ему. Сказал также, что не имею доступа к секретным планам бриттов. Ничуть этим не смутившись, он лишь кивнул в знак согласия – и передал мне полный комплект чертежей пушки Армстронга.
– И вы сконструировали эту пушку?
– Да. Это уникальное стофунтовое орудие с зарядкой через казенник, что делает его исключительно эффективным в морском бою.
– Почему бы это?
– Если вы рассмотрите разницу между сухопутными и морскими пушками, то поймете. На суше после выстрела канониры просто выходят вперед, чистят ствол и перезаряжают орудие. Но на корабле пушка стреляет через орудийный порт – отверстие в обшивке. Так что после каждого выстрела ее приходится откатывать – а это тонны металла, учтите – чтобы почистить и перезарядить, затем, с громадным усилием, на талях снова выкатывать вперед, на боевую позицию.
– Начинаю понимать.
– В точности. Если же пушка заряжается с казенной части, на корабле ее не надо катать взад-вперед ради каждого выстрела. В теории все это хорошо, но казенник данного типа пушек закрывается плохо, дает утечку пороховых газов, да и ненадежен. Взглянув на эти чертежи, вы поймете, почему.
Заряжать орудие крайне несподручно. Первым делом надо ослабить вот этот винт казенника, чтобы снизить давление в запальном канале. Вот эта мощная металлическая плита перекрывает казенник. Она весьма тяжела, и требуется сила двух дюжих мужчин, чтобы взяться за рукоятки и поднять ее на опорные салазки. Когда канал ствола продраят банником, а запальный канал очистят и вставят новый фитиль, снаряд заряжают в открытую камору. Позади него ставят картуз с черным порохом. Далее затвор опускают на место и затягивают винт казенника. Пушка готова к выстрелу.
– Сложно, согласен, но такой способ наверняка дает массу преимуществ по сравнению с практикой откатывания пушки и выкатывания ее на позицию снова.
– Согласен, сэр, но вскоре возникают трудности. Всего через несколько выстрелов пушка нагревается, и детали расширяются. Скапливается сгоревший порох, затвор заклинивается и начинает пропускать пороховые газы. Несколько выстрелов – и пушка становится неработоспособной. Испытав это орудие перед доставкой его русским, я вынужден был прийти к выводу, что таким способом орудие, заряжающееся с казенника, не создашь. Однако внимание мое привлекло другое усовершенствование в этой пушке. В чертежах имелись подробные наставления о том, как делается подобный бандаж.
Пэррот привстал, но одумался и снова сел. Положив сцепленные руки на стол и ломая пальцы, он мучительно подбирал слова.
– Это… пару недель спустя я сам взял патент на первую пушку Пэррота.
Линкольн подался вперед, мягко положив ладонь на запястье взволнованного оружейника.
– Вам не за что себя винить. Вы поступили разумно и правильно. Существует множество способов послужить собственному правительству. Особенно в военную пору.
– Значит… вы знали?
– Скажем так: капитан Шварц известен соответствующим людям. Так что, полагаю, нам лучше оставить эту тему, если вы не против.
– Но…
– Вы хорошо служите родной стране, мистер Пэррот. Если это служение оборачивается для вас прибылью – что ж, тем лучше. И, быть может, вам будет небезынтересно узнать, что британцы сняли пушку Армстронга с вооружения как раз в силу только что упомянутых вами причин.
– Ничуть не сомневаюсь. Однако я занимался усовершенствованием запорного механизма затвора при помощи разорванной сцепки, как я ее назвал. Первые эксперименты прошли весьма успешно.
– Вы обошлись без запального канала?
– Да. Вы только представьте, насколько надежным стал бы затвор, если бы он ввинчивался в казенник. Бороздки резьбы в затворе и казеннике плотно прилегали бы друг к другу на большом протяжении, удерживая и давление, и газы.
– Помоему, чрезвычайно действенно. Но ведь для завинчивания и вывинчивания такой большой металлической детали потребуется грандиозное усилие?
– Вы абсолютно правы! Потому-то я и разработал то, что назвал разорванной сцепкой. И в казеннике, и в затворе проделаны взаимно соответствующие проточки. Так что в деле затвор просто вдвигается на место, а затем доворачивается, запирая канал ствола.
– И это устройство работает?
– Уверен, будет работать, но подгонка – дело трудное, и разработка пока находится в начальной стадии.
– Ни в коем случае не оставляйте своих стараний. И держите меня в курсе всех будущих достижений. А теперь давайте вернемся к остальным. Мне говорили, что вы совершенствуете запалы для своих разрывных снарядов, чтобы обеспечить более высокую точность…
Инспекционный обход едва-едва возобновился, когда торопливо приблизившийся к группе офицер отвел Николая в сторону. Пэррот как раз объяснял принцип действия нового запала, но секретарь Линкольна перебил его:
– Извините, сэр, но произошел несчастный случай. С генералом Рипли, господин президент. Подробностей этот офицер не знает, но он докладывает, что в военном госпитале требуется ваше присутствие.
– Разумеется. Отправляемся тотчас же. Спасибо за все, мистер Пэррот. За все.
Паром не трогался с места, дожидаясь их появления. На пристани стояло два экипажа. В первом сидел командир гарнизона Вест-Пойнта генерал-лейтенант Уинфилд Скотт, приехавший, чтобы проводить их в госпиталь. Стэнтон со своими секретарями уселся во вторую карету. Когда президент неуклюже забирался в карету Скотта, для обоих наступил неловкий момент.
– Как поживаете, Уинфилд?
– Как и следует ожидать в моем возрасте, мистер Линкольн.
Бывший главнокомандующий армией Союза, смещенный более молодым и энергичным Макклелланом, не сумел скрыть нотки горечи, сумрачно взирая на человека, отдавшего приказ об этой замене. Героический седовласый генерал на славу служил родной стране на протяжении многих десятков лет и множества войн. Уходу в отставку он предпочел командование Вест-Пойнтом, но при том прекрасно понимал, что служба его фактически закончилась. И падение это подстроил высокий, нескладный человек, усевшийся в карете напротив него.
– Так что же с Рипли? – спросил Линкольн, как только карета тронулась.
– Трагический несчастный случай, лишенный причины и смысла. Он верхом ехал к парому, чтобы присоединиться к вам – во всяком случае, так он мне сказал. Избранная им дорога пересекает железнодорожный путь неподалеку от станции. Очевидно, поезд должен был вот-вот тронуться, и, когда он подъезжал, машинист дал гудок. Лошадь генерала испугалась и вскинулась на дыбы, выбросив его из седла. Упав на пути, он жестоко пострадал. Я не медик, как вам прекрасно известно, так что подробности пусть вам объясняет главный хирург. Он ждет вас в госпитале. – Скотт устремил на Линкольна пронзительный взгляд. – Как идет война? Полагаю, ваши генералы все крепче сжимают кольца моей анаконды вокруг мятежников?2
– Искренне надеюсь. Хотя, конечно, война – штука сложная.
– Что дает нашему наполеончику очередной повод для медлительности и колебаний, – проговорил генерал с нескрываемой желчностью и гневом. С той поры, когда Макклеллан занял его место во главе армии на Потомаке, всякое поступательное движение прекратилось, наступление с черепашьего шага замедлилось до полной остановки. В каждом жесте и слове Скотта сквозило, что, будь армия под его началом, сейчас она уже стояла бы в Ричмонде. Но Линкольн отнюдь не собирался пускаться в домыслы на сей счет.
– Зима – скверная пора для армейской службы. А-а, вот и госпиталь наконец!
– Мой адъютант проводит вас.
Скотт был настолько толст, что потребовались совместные усилия трех человек, чтобы усадить его в карету; вскарабкаться же по лестнице госпиталя он чувствовал себя просто не в состоянии.
– Рад был повидаться, Уинфилд.
Генерал промолчал. Выбравшись из кареты, президент подошел к остальным, и все вместе отправились в госпиталь вслед за ожидавшим их офицером. Хирург оказался пожилым человеком с длинной седой бородой, за которую он себя рассеянно дергал во время разговора.
– Травматический удар по позвоночнику, вот здесь, – протянув руку поверх плеча, врач постучал пальцами между лопатками. – Видимо, генерал спиной упал на рельсы. По моей оценке, удар был очень силен, все равно что удар кувалдой по хребту. Сломано как минимум два позвонка, но причина нынешнего состояния генерала в другом. Поврежден спинной мозг, разорваны нервные волокна. Это повлекло за собой прекрасно знакомый нам паралич. – Он вздохнул. – Тело парализовано, конечности обездвижены и дышит он с большим трудом. Хотя в подобном состоянии пациенты обычно могут есть, для поддержания жизнедеятельности этого недостаточно… Пожалуй, просто счастье, что пациенты с подобными травмами неминуемо умирают.
Визит в Вест-Пойнт, начинавшийся так замечательно, завершился несчастьем. В вагоне поезда, отъезжающего от станции, царило удрученное молчание. Стэнтон сидел спиной к паровозу, глядя на пролетающие мимо снежные поля. Напротив него Линкольн тоже смотрел в окно, но мысленно видел только бесчисленные проблемы военного времени, осаждающие его со всех сторон. Сидевшие через проход от них секретари разбирали стопку документов, взятых на оружейном заводе.
– Генерал Рипли был не из тех, с кем так уж легко поладить, – заметил Линкольн спустя долгих десять минут после отъезда со станции. Стэнтон молча кивнул в знак согласия. – Но он нес грандиозную ответственность и справлялся с ней весьма профессионально. Он мне говорил, что должен снабжать снарядами и патронами более шестидесяти типов вооружения. Тем, что мы сражаемся – и, хочется верить, победим, – во многом мы обязаны именно его трудам. Что же теперь будет?
– Его заместителем довольно долго был генерал Рамси, – сообщил военный министр. Линкольн кивнул.
– Я как-то раз с ним встречался. Ответственный офицер. Но достаточно ли он квалифицирован для подобного поста?
– Более чем, – ответил Стэнтон. – Встречаясь с ним в министерстве, я просматривал все его рапорты и передавал их вам, когда они имели отношение к делу. Пожалуйста, не сочтите за дерзость, – или что я дурно говорю о мертвом, – но Рамси талантливый офицер современной школы.
– В то время как Рипли был крайне консервативен, как всем нам известно.
– Более чем консервативен. Ко всякому новому оружию или изобретению он относился с крайней подозрительностью. Он знал, каким было оружие и как его использовали. Знал, какие войны были выиграны таким оружием, и был этим вполне доволен. Помоему, он не одобрял вообще никаких нововведений. Но прежде чем принять решение, вам следует встретиться с генералом Рамси, мистер Линкольн. Тогда и определитесь. Думаю, его подход покажется вам более чем интересным.
– Тогда переговорите с моим секретарем и организуйте встречу. Завтра же. Этот важный пост не может оставаться вакантным ни секундой дольше, чем требуется.
Британский ультиматум
– Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгрессмены в…
– Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.
Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелестел свежими рапортами, переданными ему Хеем.
– А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма успешно. Командир докладывает, что далее будет атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия брони для «Мерримака». А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфедерации «Виргиния».
– Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь, чтобы копия рапорта дошла до команды «Монитора». Это заставит их трудиться круглые сутки.
Президент перелистал газеты. В последнее время пресса будто сговорилась против него и его администрации. Аболиционисты снова единодушно накинулись на него – их послушать, так надо перебить всех южан поголовно и освободить всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. О дна из заметок привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся, читая ее, а потом скомкал газету в кулаке.
– Вот это настоящая журналистика, Николай.
Наши защитники порядка и права одержали грандиозную победу на пароходе в Балтиморе. Послушайте:
«Их подозрения пробудила дама, чересчур нервничавшая и старательно уклонявшаяся от встречи с ними. Когда ее ридикюль обыскали, там обнаружилось множество перчаток, чулок и писем, предназначавшихся для Юга. Также выяснилось, что малолетний мальчик вез изрядное количество хинина. Обоим было позволено следовать дальше после того, как их груз подвергся конфискации». Наши защитники не смежают век ни на минуту.
К тому времени, когда они покончили с бумагами, поезд подошел к станции Уэст-Пойнт, и паровой свисток локомотива провозгласил о прибытии. Линкольн надел пальто и шарф, потом нахлобучил цилиндр, прежде чем сойти на перрон, к встречающим его армейским офицерам и служащим литейного завода. Стэнтон и его секретари последовали за президентом. Все вместе они взошли на паром, чтобы переправиться через реку Колд-Спринг. Было довольно холодно, но переправа прошла быстро, а у пристани уже ждали крытые экипажи. Лошади топтались на месте, и пар их дыхания клубился в недвижном морозном воздухе. У первого экипажа стоял серьезный мужчина в сюртуке.
– Господин президент, – сказал Стэнтон, – позвольте представить мистера Роберта Паркера Пэррота, изобретателя и оружейника, хозяина металлургических мастерских Вест-Пойнт.
Линкольн кивнул, а Пэррот тряхнул руку сперва ему, а потом Стэнтону.
– Весьма польщен, мистер Линкольн, что вы посетили мой завод и собственными глазами увидите, что мы тут делаем.
– Не мог отказаться от такой возможности, мистер Пэррот. Мои командиры криком кричат, что им нужны пушки, больше пушек, а их желания следует уважать.
– Мы здесь стараемся изо всех сил, чтобы удовлетворить их запросы. Я подготовил к испытанию только что законченную трехсотфунтовку. Если вы не против, первым делом мы отправимся на полигон, а уж затем в пушечные мастерские. Уверяю вас, эта пушка – самая впечатляющая и мощная из всех, какие я когда-либо производил.
Так оно и оказалось. Черное орудие, надежно закрепленное на массивной испытательной платформе, выглядело весьма зловеще. Линкольн одобрительно кивнул, прошагав вдоль пушки, и, несмотря на свой немалый рост, не без труда дотянулся до жерла, чтобы взглянуть на желобки нарезки в стволе.
– Заряжена, господин президент, – сообщил Пэррот. – Если вы удалитесь на некоторое расстояние, то сможете увидеть, на что способна эта пушка.
Когда гости отошли, прозвучала команда, и спусковой механизм был приведен в действие.
От силы взрыва содрогнулась земля, и, хотя зрители крепко зажали уши ладонями, грохот оглушил их. Жерло орудия изрыгнуло грандиозный сноп пламени, и Линкольн, стоявший позади пушки, увидел, как черный снаряд, смахивающий на огрызок карандаша, понесся за реку и мгновение спустя разорвался среди деревьев полигона на другом берегу. К небу взмыл столб черного дыма, во все стороны полетели ветви и щепки, а через несколько секунд до слуха докатился грохот взрыва.
– Впечатляющее зрелище, мистер Пэррот, – заметил Линкольн, – мне никогда его не забыть. А теперь расскажите о своей работе более досконально, но только в тепле литейного цеха, если позволите.
После короткой поездки с полигона они торопливо устремились навстречу манящему теплу, разливающемуся от ревущих горнов. Там их ждал лейтенант армии, при их приближении отдавший честь.
– Генерал Рипли послал меня вперед, господин президент. Он сожалеет, что обязанности в Вест-Пойнте помешали ему присоединиться к вам раньше. Однако он уже выехал.
Линкольн кивнул. Бригадный генерал Джеймс У. Рипли, возглавляющий департамент материального снабжения, отвечал не только за производство орудий, но и за разработку новых конструкций. По настоянию президента он неохотно согласился покинуть свою бумажную работу и принять участие в посещении производства.
Под предводительством Пэррота инспекционная комиссия обошла завод. Работа не останавливалась ни на минуту; литейщики, имеющие дело с расплавленным железом, не могли терять время даже на то, чтобы взглянуть на своих сановных гостей. Два десятка зданий были заполнены орудиями всех калибров, находившимися на различных стадиях производства – от черновой отливки до окончательной сборки. На каждом из них стояло клеймо с инициалами «МУП» и «РПП» – «Мастерские Вест-Пойнт» и «Роберт Паркер Пэррот». Линкольн шлепнул ладонью по казенной части тридцатифунтовой пушки.
– Мои инженеры докладывают, что своими успехами ваши пушки обязаны бандажам казенной части. Это правда?
– В каком-то смысле да, но это чисто технический аспект, господин президент.
– Не стесняйтесь посвятить меня в детали, мистер Пэррот. Вам следует помнить, что, перед тем как податься в политику, я был землемером и весьма силен в математике. Как я понимаю, источником нынешних проблем служит нарезка орудийного ствола.
– Вы совершенно правы, сэр. Гладкоствольные пушки ушли в прошлое. Винтовая нарезка закручивает снаряд во время его движения в стволе, обеспечивая большую точность и дальность стрельбы. Но она же порождает проблемы. Благодаря нарезке снаряд сдерживает напор пороховых газов куда эффективнее, что и обеспечивает увеличение дальности полета. Увы, это же более высокое давление приводит к разрыву орудия. Потому-то и делаются бандажи на казенной части, чтобы погасить возросшее давление. Использование для этого колец отнюдь не в новинку. Однако мое изобретение заключается в создании более прочного кольца, как я вам сейчас продемонстрирую. Будьте любезны, сэр, вот сюда.
Только что выкованный, нарезанный ствол двадцатифунтовой пушки покоился на металлических валах, с выставленной в сторону казенной частью. По сигналу Пэррота двое дюжих кузнецов взялись за клещи, вытащили из ревущего горна раскаленный добела железный бандаж и с привычной сноровкой насадили его на казенник ожидающего орудия. Бандаж оказался лишь самую малость больше пушки, так что они кряхтели от напряжения, натягивая его и молотами вгоняя на место.
– Готово, начинайте вертеть!
Едва заново опоясанная бандажом пушка начала вращаться, как в ствол сунули трубу и начали закачивать в нее воду, чтобы охладить ствол изнутри.
– При нагревании металл расширяется, – пояснил Пэррот, – и сейчас диаметр бандажа больше, чем перед нагреванием. Как видите, вода охлаждает казенник, а за ним и бандаж. Как только бандаж остынет, он равномерно сократится, плотно охватив ствол по всей окружности. Прежние способы обвязки пушек бандажами не обеспечивали подобной крепости и надежности. Ствол обжимался неравномерно, всего в нескольких местах. Стволы, изготовленные подобным способом, могли выдержать гораздо меньший заряд, иначе их разрывало.
– Впечатляет. И сколько же этих новых пушек вы производите в настоящее время?
– На сегодня мы делаем десять тяжелых орудий еженедельно. А также две тысячи снарядов для них.
– В своем письме вы писали, что можете увеличить производительность?
– Могу. И увеличу. С новыми горнами и токарными станками я за три месяца смогу так расшириться, что буду еженедельно выпускать не менее двадцати пяти пушек и семи тысяч снарядов. – Он мгновение помялся, словно что-то его тревожило. – Все детально разработано и ждет вашей инспекции. Однако нельзя ли… переговорить с вами с глазу на глаз?
– Мистер Стэнтон и мои секретари пользуются моим всемерным доверием
Пэррот уже взмок, – но отнюдь не из-за жары в цеху.
– Ничуть не сомневаюсь. Но это вопрос величайшей секретности, люди… – Голос его совсем стих и пресекся, изобретатель уставился в пол, пытаясь собраться с духом.
Задумчиво погладив бороду, Линкольн повернулся к Стэнтону и секретарям:
– С вашего позволения, джентльмены, мы удалимся на пару минут.
Испытавший громадное облегчение Пэррот провел президента в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Пройдя в другой конец комнаты, Линкольн остановился перед оправленной в рамку картиной на стене.
– Мистер Пэррот, минуточку, если позволите. Что это за распроклятая машина?
– Это копия с рисунка, сопровождавшего одну заявку на патент. Я взял за правило просматривать все патентные заявки, имеющие касательство к моей работе. Эту я обнаружил во время своего визита в Лондон несколько лет назад. В 1855 году два джентльмена, Коуэн и Свитлонг, если память мне не изменяет, попытались запатентовать этот бронированный боевой экипаж.
– Он так ощетинился пушками и шипами, что выглядит довольно внушительно.
– Но крайне непрактичен, господин президент. При таком количестве пушек, да учитывая вес брони, для приведения его в движение понадобится паровой двигатель больше самого экипажа. Я пытался пересмотреть конструкцию, с единственной пушкой и более легкой броней, но все равно он слишком непрактичен.
– Благодарение Господу за это. Война и сейчас чересчур адская штука без дьявольских конструкций, подобных этой, которые усугубят ее еще более. Хотя если бы на поле боя появилось нечто эдакое, это могло бы привести к прекращению всех войн. Но вы сказали, что построить такой экипаж невозможно?
– В настоящее время – да. Но паровые двигатели становятся все миниатюрнее и в то же самое время мощнее, а еще я читал об успешных испытаниях керосиновых двигателей. Так что я бы не стал исключать возможность, что когда-нибудь бронеэкипаж наподобие этого будет построен.
– Да не настанет сей черный и пагубный день никогда. Но ведь вы пригласили меня не для того, чтобы обсуждать это диковинное сооружение?
На лице Пэррота снова появилось тревожное выражение. Как только оба уселись, он заговорил:
– Позвольте поинтересоваться, мистер Линкольн, знакомы ли вы с офицером флота Российской империи по фамилии Шварц?
– Странный вопрос. Почти столь же странный, вынужден заметить, как и не очень русская фамилия капитана.
Пэррот мучительно старался подобрать слова.
Сняв свои очки в металлической оправе, он протер их и снова надел.
– Я человек чести, господин президент, и, хотя радуюсь своим успехам, я вовсе не желаю приписывать себе чужие заслуги.
– Не объяснитесь ли?
– Разумеется. В прошлом году этот господин посетил мой завод и спросил, не сделаю ли я пушку для русского правительства. Согласившись, я осведомился, каковы его требования. Он высказался крайне конкретно. Хотел, чтобы я воспроизвел британскую нарезную пушку системы Армстронга. Я счел эту просьбу весьма необычной, о чем и поведал ему. Сказал также, что не имею доступа к секретным планам бриттов. Ничуть этим не смутившись, он лишь кивнул в знак согласия – и передал мне полный комплект чертежей пушки Армстронга.
– И вы сконструировали эту пушку?
– Да. Это уникальное стофунтовое орудие с зарядкой через казенник, что делает его исключительно эффективным в морском бою.
– Почему бы это?
– Если вы рассмотрите разницу между сухопутными и морскими пушками, то поймете. На суше после выстрела канониры просто выходят вперед, чистят ствол и перезаряжают орудие. Но на корабле пушка стреляет через орудийный порт – отверстие в обшивке. Так что после каждого выстрела ее приходится откатывать – а это тонны металла, учтите – чтобы почистить и перезарядить, затем, с громадным усилием, на талях снова выкатывать вперед, на боевую позицию.
– Начинаю понимать.
– В точности. Если же пушка заряжается с казенной части, на корабле ее не надо катать взад-вперед ради каждого выстрела. В теории все это хорошо, но казенник данного типа пушек закрывается плохо, дает утечку пороховых газов, да и ненадежен. Взглянув на эти чертежи, вы поймете, почему.
Заряжать орудие крайне несподручно. Первым делом надо ослабить вот этот винт казенника, чтобы снизить давление в запальном канале. Вот эта мощная металлическая плита перекрывает казенник. Она весьма тяжела, и требуется сила двух дюжих мужчин, чтобы взяться за рукоятки и поднять ее на опорные салазки. Когда канал ствола продраят банником, а запальный канал очистят и вставят новый фитиль, снаряд заряжают в открытую камору. Позади него ставят картуз с черным порохом. Далее затвор опускают на место и затягивают винт казенника. Пушка готова к выстрелу.
– Сложно, согласен, но такой способ наверняка дает массу преимуществ по сравнению с практикой откатывания пушки и выкатывания ее на позицию снова.
– Согласен, сэр, но вскоре возникают трудности. Всего через несколько выстрелов пушка нагревается, и детали расширяются. Скапливается сгоревший порох, затвор заклинивается и начинает пропускать пороховые газы. Несколько выстрелов – и пушка становится неработоспособной. Испытав это орудие перед доставкой его русским, я вынужден был прийти к выводу, что таким способом орудие, заряжающееся с казенника, не создашь. Однако внимание мое привлекло другое усовершенствование в этой пушке. В чертежах имелись подробные наставления о том, как делается подобный бандаж.
Пэррот привстал, но одумался и снова сел. Положив сцепленные руки на стол и ломая пальцы, он мучительно подбирал слова.
– Это… пару недель спустя я сам взял патент на первую пушку Пэррота.
Линкольн подался вперед, мягко положив ладонь на запястье взволнованного оружейника.
– Вам не за что себя винить. Вы поступили разумно и правильно. Существует множество способов послужить собственному правительству. Особенно в военную пору.
– Значит… вы знали?
– Скажем так: капитан Шварц известен соответствующим людям. Так что, полагаю, нам лучше оставить эту тему, если вы не против.
– Но…
– Вы хорошо служите родной стране, мистер Пэррот. Если это служение оборачивается для вас прибылью – что ж, тем лучше. И, быть может, вам будет небезынтересно узнать, что британцы сняли пушку Армстронга с вооружения как раз в силу только что упомянутых вами причин.
– Ничуть не сомневаюсь. Однако я занимался усовершенствованием запорного механизма затвора при помощи разорванной сцепки, как я ее назвал. Первые эксперименты прошли весьма успешно.
– Вы обошлись без запального канала?
– Да. Вы только представьте, насколько надежным стал бы затвор, если бы он ввинчивался в казенник. Бороздки резьбы в затворе и казеннике плотно прилегали бы друг к другу на большом протяжении, удерживая и давление, и газы.
– Помоему, чрезвычайно действенно. Но ведь для завинчивания и вывинчивания такой большой металлической детали потребуется грандиозное усилие?
– Вы абсолютно правы! Потому-то я и разработал то, что назвал разорванной сцепкой. И в казеннике, и в затворе проделаны взаимно соответствующие проточки. Так что в деле затвор просто вдвигается на место, а затем доворачивается, запирая канал ствола.
– И это устройство работает?
– Уверен, будет работать, но подгонка – дело трудное, и разработка пока находится в начальной стадии.
– Ни в коем случае не оставляйте своих стараний. И держите меня в курсе всех будущих достижений. А теперь давайте вернемся к остальным. Мне говорили, что вы совершенствуете запалы для своих разрывных снарядов, чтобы обеспечить более высокую точность…
Инспекционный обход едва-едва возобновился, когда торопливо приблизившийся к группе офицер отвел Николая в сторону. Пэррот как раз объяснял принцип действия нового запала, но секретарь Линкольна перебил его:
– Извините, сэр, но произошел несчастный случай. С генералом Рипли, господин президент. Подробностей этот офицер не знает, но он докладывает, что в военном госпитале требуется ваше присутствие.
– Разумеется. Отправляемся тотчас же. Спасибо за все, мистер Пэррот. За все.
Паром не трогался с места, дожидаясь их появления. На пристани стояло два экипажа. В первом сидел командир гарнизона Вест-Пойнта генерал-лейтенант Уинфилд Скотт, приехавший, чтобы проводить их в госпиталь. Стэнтон со своими секретарями уселся во вторую карету. Когда президент неуклюже забирался в карету Скотта, для обоих наступил неловкий момент.
– Как поживаете, Уинфилд?
– Как и следует ожидать в моем возрасте, мистер Линкольн.
Бывший главнокомандующий армией Союза, смещенный более молодым и энергичным Макклелланом, не сумел скрыть нотки горечи, сумрачно взирая на человека, отдавшего приказ об этой замене. Героический седовласый генерал на славу служил родной стране на протяжении многих десятков лет и множества войн. Уходу в отставку он предпочел командование Вест-Пойнтом, но при том прекрасно понимал, что служба его фактически закончилась. И падение это подстроил высокий, нескладный человек, усевшийся в карете напротив него.
– Так что же с Рипли? – спросил Линкольн, как только карета тронулась.
– Трагический несчастный случай, лишенный причины и смысла. Он верхом ехал к парому, чтобы присоединиться к вам – во всяком случае, так он мне сказал. Избранная им дорога пересекает железнодорожный путь неподалеку от станции. Очевидно, поезд должен был вот-вот тронуться, и, когда он подъезжал, машинист дал гудок. Лошадь генерала испугалась и вскинулась на дыбы, выбросив его из седла. Упав на пути, он жестоко пострадал. Я не медик, как вам прекрасно известно, так что подробности пусть вам объясняет главный хирург. Он ждет вас в госпитале. – Скотт устремил на Линкольна пронзительный взгляд. – Как идет война? Полагаю, ваши генералы все крепче сжимают кольца моей анаконды вокруг мятежников?2
– Искренне надеюсь. Хотя, конечно, война – штука сложная.
– Что дает нашему наполеончику очередной повод для медлительности и колебаний, – проговорил генерал с нескрываемой желчностью и гневом. С той поры, когда Макклеллан занял его место во главе армии на Потомаке, всякое поступательное движение прекратилось, наступление с черепашьего шага замедлилось до полной остановки. В каждом жесте и слове Скотта сквозило, что, будь армия под его началом, сейчас она уже стояла бы в Ричмонде. Но Линкольн отнюдь не собирался пускаться в домыслы на сей счет.
– Зима – скверная пора для армейской службы. А-а, вот и госпиталь наконец!
– Мой адъютант проводит вас.
Скотт был настолько толст, что потребовались совместные усилия трех человек, чтобы усадить его в карету; вскарабкаться же по лестнице госпиталя он чувствовал себя просто не в состоянии.
– Рад был повидаться, Уинфилд.
Генерал промолчал. Выбравшись из кареты, президент подошел к остальным, и все вместе отправились в госпиталь вслед за ожидавшим их офицером. Хирург оказался пожилым человеком с длинной седой бородой, за которую он себя рассеянно дергал во время разговора.
– Травматический удар по позвоночнику, вот здесь, – протянув руку поверх плеча, врач постучал пальцами между лопатками. – Видимо, генерал спиной упал на рельсы. По моей оценке, удар был очень силен, все равно что удар кувалдой по хребту. Сломано как минимум два позвонка, но причина нынешнего состояния генерала в другом. Поврежден спинной мозг, разорваны нервные волокна. Это повлекло за собой прекрасно знакомый нам паралич. – Он вздохнул. – Тело парализовано, конечности обездвижены и дышит он с большим трудом. Хотя в подобном состоянии пациенты обычно могут есть, для поддержания жизнедеятельности этого недостаточно… Пожалуй, просто счастье, что пациенты с подобными травмами неминуемо умирают.
Визит в Вест-Пойнт, начинавшийся так замечательно, завершился несчастьем. В вагоне поезда, отъезжающего от станции, царило удрученное молчание. Стэнтон сидел спиной к паровозу, глядя на пролетающие мимо снежные поля. Напротив него Линкольн тоже смотрел в окно, но мысленно видел только бесчисленные проблемы военного времени, осаждающие его со всех сторон. Сидевшие через проход от них секретари разбирали стопку документов, взятых на оружейном заводе.
– Генерал Рипли был не из тех, с кем так уж легко поладить, – заметил Линкольн спустя долгих десять минут после отъезда со станции. Стэнтон молча кивнул в знак согласия. – Но он нес грандиозную ответственность и справлялся с ней весьма профессионально. Он мне говорил, что должен снабжать снарядами и патронами более шестидесяти типов вооружения. Тем, что мы сражаемся – и, хочется верить, победим, – во многом мы обязаны именно его трудам. Что же теперь будет?
– Его заместителем довольно долго был генерал Рамси, – сообщил военный министр. Линкольн кивнул.
– Я как-то раз с ним встречался. Ответственный офицер. Но достаточно ли он квалифицирован для подобного поста?
– Более чем, – ответил Стэнтон. – Встречаясь с ним в министерстве, я просматривал все его рапорты и передавал их вам, когда они имели отношение к делу. Пожалуйста, не сочтите за дерзость, – или что я дурно говорю о мертвом, – но Рамси талантливый офицер современной школы.
– В то время как Рипли был крайне консервативен, как всем нам известно.
– Более чем консервативен. Ко всякому новому оружию или изобретению он относился с крайней подозрительностью. Он знал, каким было оружие и как его использовали. Знал, какие войны были выиграны таким оружием, и был этим вполне доволен. Помоему, он не одобрял вообще никаких нововведений. Но прежде чем принять решение, вам следует встретиться с генералом Рамси, мистер Линкольн. Тогда и определитесь. Думаю, его подход покажется вам более чем интересным.
– Тогда переговорите с моим секретарем и организуйте встречу. Завтра же. Этот важный пост не может оставаться вакантным ни секундой дольше, чем требуется.
Британский ультиматум
– Миссис Линкольн сказала, что вчера вечером вы, почитай, и не обедали, и теперь должны явиться завтракать.
Кекли давно переросла роль чернокожей служанки; в ее словах президент отчетливо услышал эхо голоса жены. Поначалу Мэри наняла ее в качестве швеи, но со временем взаимоотношения изменились, так что Кекли заняла в семье неопределенное, но важное место.
– Всего одну минуточку, сейчас спущусь…
– Она сказала, что вы всенепременно так и скажете, и чтоб я не верила.
Кекли продолжала стоять в дверях немым укором, и Линкольн со вздохом поднялся.
– Ступай вперед. Надеюсь, ты веришь президенту на слово, что я пойду за тобой по пятам.
Холл, как всегда, был забит просителями, желающими получить работу в правительстве. Линкольн прокладывал себе дорогу среди них, как корабль в бурном море. Если обратишься хотя бы к одному, придется говорить со всеми. Уже не в первый раз Линкольна поразила давно устоявшаяся практика, открывающая всем и каждому беспрепятственный доступ в президентский особняк. Ну конечно, Америка, общество равных возможностей. Но Линкольн начал понемногу склоняться к мнению, что у полнейшей открытости есть свои минусы. С тяжким вздохом отворив дверь столовой, он удовлетворенно с шумом захлопнул ее за собой.
Стол был уже накрыт – булочки на пахте с медом, любимое семейное кушанье.
– Начни с них, отец, – сказала Мэри. Тут в комнату с громким топотом ворвались мальчики.
– Хвать-по-хвать! – крикнул Тэд, бросаясь к отцу и обнимая его за ногу. Вилли, всегда более сдержанный, присел к столу.
– Тэд, прекрати! – приказала Мэри, но мальчонка пропустил ее слова мимо ушей, взбираясь на отца, как на дерево, попутно сминая и без того мятые брюки и пиджак. И не останавливался, пока с видом триумфатора не взгромоздился отцу на плечо. Линкольн дважды обошел вокруг стола, а Тэд визжал от восторга, пока отец не опустил его на стул. Вилли уже полил свои булочки медом и старательно пережевывал огромный кусок.
Кекли и Мэри принесли другие блюда, а также свежезаваренный горячий кофе. Линкольн наполнил свою чашку и понемногу потягивал кофе, пока стол заполнялся все новыми и новыми аппетитными блюдами. Под бдительным надзором Мэри президент подцепил вилкой пряную виргинскую колбаску, взял немного кукурузной каши и полил все это каким-то жгучим соусом. Ел медленно, мысленно пребывая за сто миль от уютной семейной сцены. Все эта война, бесконечная, омерзительная война. Ясно увидев это в его глазах, Мэри молча пожала плечо мужа и тоже села за стол. Она-то питается хорошо, даже чересчур, если теснота платья что-нибудь значит.
Кекли давно переросла роль чернокожей служанки; в ее словах президент отчетливо услышал эхо голоса жены. Поначалу Мэри наняла ее в качестве швеи, но со временем взаимоотношения изменились, так что Кекли заняла в семье неопределенное, но важное место.
– Всего одну минуточку, сейчас спущусь…
– Она сказала, что вы всенепременно так и скажете, и чтоб я не верила.
Кекли продолжала стоять в дверях немым укором, и Линкольн со вздохом поднялся.
– Ступай вперед. Надеюсь, ты веришь президенту на слово, что я пойду за тобой по пятам.
Холл, как всегда, был забит просителями, желающими получить работу в правительстве. Линкольн прокладывал себе дорогу среди них, как корабль в бурном море. Если обратишься хотя бы к одному, придется говорить со всеми. Уже не в первый раз Линкольна поразила давно устоявшаяся практика, открывающая всем и каждому беспрепятственный доступ в президентский особняк. Ну конечно, Америка, общество равных возможностей. Но Линкольн начал понемногу склоняться к мнению, что у полнейшей открытости есть свои минусы. С тяжким вздохом отворив дверь столовой, он удовлетворенно с шумом захлопнул ее за собой.
Стол был уже накрыт – булочки на пахте с медом, любимое семейное кушанье.
– Начни с них, отец, – сказала Мэри. Тут в комнату с громким топотом ворвались мальчики.
– Хвать-по-хвать! – крикнул Тэд, бросаясь к отцу и обнимая его за ногу. Вилли, всегда более сдержанный, присел к столу.
– Тэд, прекрати! – приказала Мэри, но мальчонка пропустил ее слова мимо ушей, взбираясь на отца, как на дерево, попутно сминая и без того мятые брюки и пиджак. И не останавливался, пока с видом триумфатора не взгромоздился отцу на плечо. Линкольн дважды обошел вокруг стола, а Тэд визжал от восторга, пока отец не опустил его на стул. Вилли уже полил свои булочки медом и старательно пережевывал огромный кусок.
Кекли и Мэри принесли другие блюда, а также свежезаваренный горячий кофе. Линкольн наполнил свою чашку и понемногу потягивал кофе, пока стол заполнялся все новыми и новыми аппетитными блюдами. Под бдительным надзором Мэри президент подцепил вилкой пряную виргинскую колбаску, взял немного кукурузной каши и полил все это каким-то жгучим соусом. Ел медленно, мысленно пребывая за сто миль от уютной семейной сцены. Все эта война, бесконечная, омерзительная война. Ясно увидев это в его глазах, Мэри молча пожала плечо мужа и тоже села за стол. Она-то питается хорошо, даже чересчур, если теснота платья что-нибудь значит.