Страница:
— Скорее он сам найдет тебя я прикончит.
— Еще посмотрим, кто кого прикончит.
Она помолчала, склонив набок очаровательную головку, затем кивнула.
— Пожалуй, я бы посмеялась, услышав это от кого-нибудь другого. Но ты слов не ветер не бросаешь. Однако я здесь не останусь, — добавила она со вздохом. — Хватит с меня. Благодаря Гарту я оказалась за решеткой, благодаря тебе — снова на воле. И все, дело закрыто. Правда, ужасно хочется знать, чем все кончится. Будь другом, если останешься жив, пошли мне весточку через профсоюз венийских космонавтов. — Она протянула листок бумаги. — Держи. Здесь все, что я знаю о Гарте.
— Генерал Зеннор, — прочитал я. — Или Зеннар.
— Не знаю, как пишется. Похоже, это его настоящие фамилия и звание — однажды при мне к нему так обратился младший офицер.
— А что такое Мортстерторо?
— Большая военная база. Наверное, самая крупная на острове. Мы там садились и забирали груз. Нас не выпускали из корабля, а за Гартом приезжал огромный, весь в звездах и флажках лимузин. И каждый начальник отдавал ему честь. Он — большая шишка, островитяне его высоко ценят. Извини, но мне больше ничего не известно.
— Спасибо, этого достаточно.-Я сложил листок и спрятал в карман. — Что еще?
— К вечеру, наверное, у нас будут документы. Я скоро улечу. Мне удалось устроиться на корабль, который на несколько месяцев зафрахтован торговой делегацией. Я подкупила члена экипажа, и он сказался больным.
— Когда старт?
— В полночь, — голос Бибз дрогнул.
— Боже! Как скоро…
— Да, Джимми. Я все вижу, потому и расстаюсь с тобой. Ни к чему нам слишком крепкие,узы.
— О чем ты? Какие еще узы? Не понимаю.
— Вот и хорошо. Когда поймешь, я уже буду далеко.
Разговор подействовал на меня угнетающе. До минувшей ночи мои отношения со слабым полом были… скажем, не такими близкими. Бибз молча смотрела на меня, я же, подавленный и сбитый с толку, не знал, что сказать. Оказывается, я совсем не знаю женщин.
— Ну, мои планы не столь конкретны… — промямлил я, но она прижала к моим губам теплый палец.
— Конкретны, я же вижу. И ради меня ты не станешь их менять. Утром ты твердо знал, чего хочешь.
— Я и сейчас знаю, — кивнул я, пытаясь придать голосу уверенность. — Ты уже поговорила с кем надо, чтобы меня переправили на Невенкебла?
— Да, и пообещала двойную плату. Если опоздаешь — пеняй на себя, старый Грбонджа не станет ждать. Он давно мечтает осесть на берегу, но нужда заставляет его ходить в море.
— Чем он занимается?
— Перевозит фрукты и овощи на остров. Он возьмет тебя матросом. Если в гавани ты сбежишь с судна, у него отберут лицензию на ввоз товара. Но Грбонджа готов пойти на это ради денег.
— Где мы с ним встретимся?
— Вечером отведу тебя к нему на склад.
— А потом?
— Потом уйду. Ты не голоден?
— Мы же только что позавтракали.
— Я не это имела в виду, — хриплым голосом пояснила Бибз.
Идти по темному городу, где фонари горели только на перекрестках, было довольно боязно. Мы молчали — наверное, просто говорить было не о чем. На поясе у меня висел кинжал,
а новая дубинка то и дело стучала по стенам, предупреждая ночных грабителей, что не стоит связываться с вооруженным Джимом ди Гризом. Наконец мы подошли к складу; на стук моей спутницы кто-то невидимый открыл дверь и впустил нас. В ноздри ударил сладковатый запах фруктов. В освещенном углу сидел в кресле седой старик с бородой, прикрывавшей чудовищных размеров пузо, которое уютно устроилось на ляжках. Один глаз старика скрывался под повязкой, второй — крошечный как бусинка — пытливо смотрел на меня.
— Это тот самый парень, — сказала ему Бибз.
— Он говорит на эсперанто?
— Не хуже любого местного, — буркнул я.
— Давай деньги, — он протянул пятерню.
— Чтоб ты ушел без него? Ну уж нет. Отвезешь Пловечи — получишь деньги.
— Дай хотя бы взглянуть на них, — глаза-бусинки снова уставились на меня, и я понял, что Пловечи — это я.
Зачерпнув пригоршню монет из сумки, я показал их Грбондже. Старик одобрительно хмыкнул. Сзади потянуло сквозняком, и я резко обернулся. Дверь закрылась. Бибз ушла.
— Можешь спать здесь, — Грбонджа показал на груду мешков у стены. — Утром погрузимся — и в путь.
Он ушел, забрав с собой лампу. Я постоял в темноте, глядя на дверь, потом уселся на мешки, прислонясь к стене и положив дубинку на колени. Делать было нечего, и я задумался о том, о сем, пытаясь разобраться в сумятице чувств и желаний. Наверное, слишком глубоко задумался — когда проснулся, в дверной проем хлынул солнечный свет. Снаружи шумел окутанный утренним туманом океан. У берега покачивался парусник, по сходням спускался Грбонджа.
— А ну-ка, Пловечи, пособи моим парням, — велел он мне.
Вслед за ним на склад ввалилась орава матросов. Таскать тяжелые мешки
— работа, прямо скажем, утомительная и нудная. Я быстро умаялся, а еще раньше вспотел. От едкого запаха фруктов слезились глаза, щекотало в носу. А матросы работали, как ни в чем не бывало, с шуточками да прибауточками — должно быть, привыкли. Наконец мы до отказа набили трюм и улеглись в тени вокруг бадьи со слабым пивом. Мне удалось опередить кого-то, схватить грязный деревянный ковш на цепочке; я наполнил его и мигом опорожнил. Потом повторил эту приятную процедуру. Вскоре подошел Грбонджа и велел собираться. Моряки убрали сходни, отвязали швартовы и стали поднимать парус. Я старался не мешать им — стоял у борта, играя дубинкой. В конце концов Грбонджа осерчал и велел мне убираться в каюту. Но не успел я отворить дверь, а он — тут как тут.
— Ну, теперь давай деньги, — потребовал старик.
— Не спеши, дедуля. Заплачу, сходя на берег, как договаривались.
— Только не на глазах у моих ребят. Ни к чему им видеть это.
— Не бойся. Сделаем так: ты будешь стоять у трапа, а я натолкнусь на тебя, будто ненароком, и незаметно суну кошелек тебе за пояс. И все, хватит об этом. Лучше расскажи, что ждет меня на острове.
— Беда! — взвыл он, дергая себя за бороду. — Эх, Пловечи, зря я с тобой связался. Ведь тебя непременно поймают и шлепнут, а заодно и меня.
— Ну-ну, успокойся. Послушай-ка музыку, — я позвенел деньгами. — Она сулит заслуженный отдых, домик с садом, каждый день — бочку пива и гору свиных отбивных. Разве не стоит рискнуть ради этого?
Звон подействовал на Грбонджу успокаивающе, а когда я протянул ему пригоршню монет, он и вовсе развеселился.
— Задаток в знак нашей дружбы, — сказал я. — А сейчас расскажи об острове поподробнее. Чем больше я буду знать о нем, тем больше шансов, что не попадусь. А это в твоих интересах.
— Да я о нем почти ничего не знаю. Ну, причалы там, склады. За складами рынок. Дальше — высокая стена. За нее нас не пускают.
— А есть в стене ворота?
— Ага, есть. Но возле них стража.
— А рынок большой?
— Громадный. Как-никак, центр торговли целой страны.
— Ладно, спасибо и на этом.
Сопя и ворча, Грбонджа поднял крышку люка и исчез в трюме. Мне не сиделось в каюте, и я вернулся на палубу. Чтобы не путаться под ногами матросов, прошел на нос. Туман рассеялся, передо мной расстилалась безмятежная синь. Судно приближалось к огромной полуразрушенной башне, торчавшей из воды. Я сразу понял, что ее построили еще в ТЕ годы. Чтобы увидеть верхушку, пришлось запрокинуть голову. Башню венчал обломок моста, искореженные рельсы окунались в воду. Отовсюду выпирало ржавое железо, покачивались обрывки толстенных тросов. Я ужаснулся, представив катастрофу, разрушившую мост. А может, это сделали островитяне, опасаясь вторжения с варварского, с каждым годом все более дичающего материка? Если это так, им не откажешь в осторожности. А значит, проникнуть в глубь острова будет совсем не просто. От этих мыслей меня отвлекло появление длинного серого корабля, ощетинившегося пушками. Он с ревом пронесся перед нашим бушпритом и развернулся справа по борту. Наши матросы бросились к мачте, спеша убрать парус. Я работал с ними плечом к плечу, стараясь не замечать пушечных жерл. Любое из них могло одним выстрелом разнести нашу посудину в щепки. «Все в порядке, — убеждал я себя. — Мы — мирные торговцы, за что в нас стрелять?» Видимо, командир канонерки рассуждал так же. Оглушительно взвыв сиренами, она развернулась и двинулась прежним курсом. Один из наших матросов потряс ей вслед кулаком и что-то выкрикнул. Впереди рос остров Невенкебла — утесы и зеленые холмы, многоэтажные дома над круглой бухтой, за ними — фабричные корпуса, терриконы и дымящиеся трубы. Часть бухты отгорожена извилистой каменной стеной, по краям стены — форты с огромными орудийными стволами, торчащими из бойниц. Я кожей чувствовал подозрительные взгляды артиллеристов, видел, как медленно движутся нацеленные на нас жерла.
— Спокойно, Джимми! — бодро сказал я себе, крутя над головой дубинку. — Ты еще покажешь этим салагам, где раки зимуют. Куда им тягаться с Джимми ди Гризом!
— Спустить паруса! — заревел динамик. — Принять буксирный трос!
Тарахтя двигателями, к нам подрулил мощный буксир. Матросы-островитяне знали свое дело: мы не успели еще убрать парус, а нас уже тащили к пристани, где толпился народ. Бухта была забита судами, погрузка-разгрузка шла полным ходом. Мы направились к свободному доку.
— Кого тут только нет, — сказал нам Грбонджа. — Вот та лоханка — из Пенпилика, та — из Грампаунда, та — из Працан-Библя. Далеконько забрались, ничего не скажешь. Давай-ка денежки, а то на берегу опасно будет.
— Нет, папаша. Придется потерпеть.
От волнения его аж пот прошиб. Не отрывая глаз от приближающегося берега, Грбонджа пробубнил:
— Я сойду первым, поговорю с таможенником. Он соберет наши документы и взамен выдаст специальные значки для работы в порту. Тогда и заплатишь, ладно?
— Ладно, только не потей. Думай о чем-нибудь приятном — о домике с садом, например.
Мы пришвартовались под присмотром двух вооруженных стражников, с помощью паровой лебедки спустили трап. Грбонджа сошел на пристань. «А вдруг выдаст? — мелькнула у меня в голове паническая мысль. — Может, надо было заплатить вперед?» Через несколько минут (мне они показались столетиями) Грбонджа вернулся на судно, чтобы дать наставления команде. Пока он орал на матросов, я побывал в каюте. Дубинку пришлось оставить, зато я спрятал за пазуху кинжал, отмычку и кошелек с частью денег, которые решил оставить про запас. Ну вот, все готово. Я возвратился на палубу. Ребята уже таскали мешки; с ношей на плечах я сошел на пристань. Каждый из сходящих держал в руках документы; офицер у трапа складывал их в коробку, а матросам прикалывал на рубахи бирки. Похоже, ему давным-давно наскучила работа таможенника. Приближаясь к офицеру с документом в протянутой руке, я старался ничем не выдать страха.
— Следующий! — рявкнул он, зверски уколов меня значком. Я дернулся всем телом и едва не выругался, а он с улыбочкой садиста толкнул меня в спину и буркнул: — Шевелись, дубина. Следующий!
Наконец-то я на берегу и, слава Богу, пока ни в чем не заподозрен. Вслед за согнувшимся под тяжестью мешка матросом я вошел в сумрак склада. Там у растущей горы фруктов стоял Грбонджа.
— Деньги! Давай! — прохрипел он, отведя меня в сторону. Получив плату, Грбонджа с облегчением вздохнул.
Я оглянулся — кругом бетон и стальные стены — и поплелся за матросом к трапу. Таща третий мешок, я был близок к отчаянию. Еще несколько ходок, и выгружать будет нечего. Ведь не для этого я заплатил Грбондже кучу денег, чтобы пройтись под парусом да размять мускулы.
Как же выбраться из порта? Вот беда — даже спрятаться негде, все просматривается. Островитяне, по всему видать, не жалуют незваных гостей. Я решил, что необходимо посидеть и спокойно подумать.
— Вели сделать перерыв на кружку пива, — шепнул я Грбондже, поравнявшись с ним у трапа. Офицер-таможенник ушел, но двое стражников остались и не спускали с нас глаз.
— Да что ты! Мы тут всегда без передышки вкалываем.
— А сегодня будет передышка. Ну, чего ждешь? Хочешь, чтобы я рассказал о нашей сделке охранникам?
Грбонджа застонал, но не стал упрямиться.
— Шабаш, ребята! Пивком освежимся.
Понятное дело, ребята не стали выяснять, какая муха его укусила. Радостно вопя, они столпились вокруг бадейки. глотнув кислятины, я отошел и уселся возле трапа на планшир. Посмотрел вниз — и увидел полоску воды между промежуточными опорами. Вот он, мой единственный шанс. Стоявший рядом со мной охранник отошел. Грбонджа стал спиной ко мне, матросов интересовало только пиво. Похоже, они чего-то не поделили — кто-то завелся, кому-то даже дали по зубам.
Короче говоря, всем было не до меня. Я сбросил в воду лежащий на пристани канат и стал по нему спускаться. Коснувшись пятками воды, достал кинжал, полоснул по канату над головой и бесшумно погрузился в воду. Когда я добрался до ближайшей опоры, сколоченной из бревен и досок и покрытой водорослями, наверху забила крыльями и с клекотом умчалась прочь какая-то птица. Вокруг меня пузырилась темная вода; под пристанью ужасно воняло. Я уже почти жалел, что не остался с матросами.
— Выше голову, Джим, и не теряй времени. Охранники, когда хватятся тебя, первым делом заглянут сюда.
И я поплыл — правда, недалеко. Вскоре путь преградила деревянная стена, точнее, борт парусного судна. Я приуныл. Неужели придется отступить? Но отступать некуда — солдаты схватят меня, как только я вскарабкаюсь на пристань. Что же делать?
— Думай, Джим, — сказал я себе, — ищи выход. Вряд ли судно достает килем до дна. Может, нырнуть?
Хо-хо! Не так-то это просто, — переправиться на ту сторону. Сбросив ботинки, я вдохнул полной грудью и… не решился погрузиться. Страх перед пучиной заставлял меня снова и снова хватать ртом воздух. Вскоре от избытка кислорода в крови стало мутиться в голове. Я собрал волю в кулак и ушел под воду. Темнота. Стук в висках. Боже, я задохнусь! Так и останусь под водой на веки вечные! Я плыл, касаясь ладонью днища корабля, обдирая кожу об острые ракушки. Все глубже, глубже… Вот он, киль, наконец-то. Теперь — вверх. Не выдержу! Какой огромный парусник! В легких — нестерпимое пламя, но тут, наконец, над головой появляется свет. Огромного труда стоит не хрипеть, хватая ртом живительный, пьянящий воздух. Отдышавшись, я поднял голову и увидел судно у причала напротив. У борта лицом ко мне стоял матрос. Я поспешно нырнул и добрался под водой до парусника. Собравшись с силами, повторил свой подвиг — проплыл под килем. Когда я уже выныривал, голова застряла между бортом и торцом опоры, и я едва не спятил от страха. К счастью, сумел высвободиться, в кровь разодрав затылок. На сей раз зловонный воздух показался мне восхитительным. Так начинался один из самых утомительных дней в моей жизни. Эти два парусника были первыми в длинном ряду судов, под которыми мне пришлось проплыть. К полудню я добрался до последнего причала. Начался отлив, палубы судов опустились ниже настила пристани. К тому времени я ужасно устал, но набрался опыта в подводном плавании. Еще один глубокий вдох, еще одно погружение — и вот я выныриваю возле руля последнего судна. Впереди — длинная стена из каменных блоков.
— Что скажешь, Джим? — спросил я себя. — Какие будут предложения? — Шло время, но ничего путного не приходило мне в голову. — Не отчаивайся. Думай.
Как тут не отчаяться. Возвращаться — бессмысленно и опасно. Укрыться под одним из причалов? Это нетрудно. Но доки обязательно обыщут, когда обнаружат пропажу. Подняться на пристань? Это уж совсем ни к чему. На складах не спрячешься, там полно охраны.
— Поверти проблему в голове, как советовал в таких случаях Слон.
В чем, собственно, проблема? В том, чтобы уйти от солдат. Ведь они, возможно, уже ищут меня. Но не могу же я прятаться в бухте вечно? Следовательно, нужно идти к солдатам. Рискованно? Еще бы. Но, с другой стороны, кому придет в голову искать среди своих? Куда плыть? Ну конечно, к форту, которым кончается стена.
— Самый безумный шаг в моей жизни, — укорял я себя, снова обводя взглядом стену.
Над моей головой перекликались, с грохотом топали по палубе матросы. Судно, похоже, скоро отчалит — где тогда, спрашивается, прятаться? Под стеной, правда, плавает мусор, дерутся из-за отбросов птицы. Но пока я туда доплыву, кто-нибудь наверняка меня заметит… Наверху заскрипел такелаж. Матросы ставили парус. Значит, надо срочно что-то делать. И тут руль едва не вырвался из моих рук. Я ухватился покрепче и поспешил окунуться с головой, пока меня не заметили. Когда терпеть стало невмоготу, приподнял голову и чуть не закашлялся от пены, попавшей в горло. Корабль быстро удалялся. На краю пристани спиной ко мне стоял охранник. Вот и хорошо, можно дышать спокойно. Форт приближался. Возле него судно снова повернет, и я окажусь возле самой стены. Я терпеливо ждал, когда корма парусника приблизится к форту, чтобы нырнуть в последний раз. Цепляясь за щели и упираясь ногами в камень, когда била волна, я двинулся вдоль стены и мало-помалу достиг того места, где над водой нависали орудийные стволы. Что теперь? Может, рискнуть и взобраться на крышу? Вся морская гладь в симпатичных пятнышках яхт и прогулочных яликов, но они далеко, а щели между каменными блоками кое-где достаточно широки, чтобы просунуть пальцы. И я рискнул. Непросто карабкаться по отвесной стене, но у меня не было выбора. Дюйм за дюймом я поднимался все выше и наконец остановился между двумя амбразурами. Я приник, собираясь с силами, к стене, из которой торчали, поблескивая, два жутких ствола. В десяти метрах под ногами о камень бились волны. Пока ни один парусник или ялик не приблизился к форту, но сколько это продлится?
— Дай-ка мне, Джим, огоньку.
От неожиданности я едва не сорвался. Мимо пролетел окурок сигары. «Из амбразуры», — догадался я. Никто из орудийной прислуги не мог меня видеть, то, что здесь прозвучало мое имя, — случайность. Артиллеристы совсем рядом, они курят на боевом посту, что вряд ли поощряется начальством, и любуются океаном. Я затаил дыхание, целиком обратись в слух.
— Знаешь, дружище, этот новый капитан меня достал.
— Да, я тоже впервые вижу такого гада. Может, яду ему в кофе сыпануть?
— Свихнулся? Говорят, в одном полку на севере за такое каждого десятого поставили к стенке.
— Да что ты, я же пошутил.
— Тихо. Капитан идет!
В море упал окурок, послышался удаляющийся топот. Я полез наверх, перекатился на плоскую крышу форта. Морская птица недовольно уставилась на меня одним глазом, противно заорала и упорхнула. Я улегся в центре нагретой солнцем, загаженной пометом крыши; отсюда видны были только небо и вершина далекого холма. Меня могли заметить с воздуха, но не стоило особенно беспокоиться по этому поводу — за весь день я увидел только один самолет, пролетевший вдалеке. Я закрыл глаза и неожиданно уснул. Проснулся я от холода — солнце скрылось за тучей, а одежда еще не успела высохнуть. Зато меня, похоже, до сих пор не обнаружили. День клонился к закату, и я решил дождаться темноты на крыше. Очень хотелось есть, но с этим можно было и подождать. Сумерки сгустились не скоро. Я то и дело облизывал пересохшие губы, стараясь не замечать урчания в животе и утешая себя мыслью, что рано или поздно солнце все равно зайдет. Понемногу стемнело, заблестели звезды, в порту засветились прожектора. Я подкрался к краю крыши я поглядел вниз. Там вспыхивали и гасли фонарики, слышались хриплые крики командиров, строились в шеренги солдаты. Вскоре одно отделение вошло в крепостные ворота, другое двинулось по широкой, как проспект, стене и постепенно скрылось из виду. А потом погасли все огни. Я лежал, глядя в кромешную мглу и не веря своему счастью. Неужели свет погасили специально для того, чтобы я мог незамеченным проникнуть в город? Конечно, нет, просто внизу стоят часовые, и начальство не желает, чтобы прожектора слепили их. Разумно, друзья мои, разумно. Я смотрел на гавань, слабо освещенную звездами, и тщательно прорабатывал маршрут. Потом бесшумно спустился на известняковые плиты плаца. Ворота в стене форта были закрыты, и я на цыпочках затрусил прочь от них. Слева смутно виднелись яхты и весельные лодки, кое-где в каютах горел свет. Слышался приглушенный смех. Каменные плиты приятно холодили ступни. На душе у меня полегчало, я поймал себя на том, что насвистываю веселый мотивчик. Затем я наткнулся на проволочную сетку, натянутую поперек стены, и тут же повсюду — над головой, позади, впереди — вспыхнул свет. Прожектора высветили металлическую сеть и в ней — запертую калитку.
Отпрянув от сетки, я испуганно огляделся, затем распластался на стене и стал ждать стрельбы. Но все было тихо. Прожектора сразу погасли, никто не выбежал из форта ловить ночного нарушителя. Правда, с той стороны, куда я направлялся, ко мне приближались несколько огоньков. Патруль. Неужели меня заметили? Или, когда я наткнулся на сеть, сработала сигнализация? В любом случае, надо побыстрее отсюда убираться. Я быстро пополз к той стороне стены, что смотрела на океан, и, цепляясь за выступы на камнях, спустился к воде. Холодные брызги хлестали по ногам, смотреть на черную гладь океана, кажущегося бездонным, было жутко. Сапоги солдат бухали все громче. «Зачем я так рискую? — спросил я себя. — Кто-нибудь посветит фонариком, и метя сразу обнаружат. Так глупо засыплюсь — а все из-за чего? Из-за нежелания вымокнуть или попасть на ужин морским чудовищам? Чепуха — если бы здесь водились чудовища, люди не катались бы по заливу на лодках. Ныряй, Джим, ныряй», — пробормотал я и соскользнул в воду. Когда солдаты подошли к сетке, я успел отплыть довольно далеко и готов был погрузиться с головой, если кто-нибудь посветит в мою сторону. Нет, обошлось. Они отворили калитку, вошли в нее, заперли ее за собой и двинулись к форту. А я поплыл к берегу. Ну и как же быть дальше? Что мне — мокрому, босому, ни черта не знающему об этой стране инопланетнику — делать на берегу? Где укрыться?
— Еще посмотрим, кто кого прикончит.
Она помолчала, склонив набок очаровательную головку, затем кивнула.
— Пожалуй, я бы посмеялась, услышав это от кого-нибудь другого. Но ты слов не ветер не бросаешь. Однако я здесь не останусь, — добавила она со вздохом. — Хватит с меня. Благодаря Гарту я оказалась за решеткой, благодаря тебе — снова на воле. И все, дело закрыто. Правда, ужасно хочется знать, чем все кончится. Будь другом, если останешься жив, пошли мне весточку через профсоюз венийских космонавтов. — Она протянула листок бумаги. — Держи. Здесь все, что я знаю о Гарте.
— Генерал Зеннор, — прочитал я. — Или Зеннар.
— Не знаю, как пишется. Похоже, это его настоящие фамилия и звание — однажды при мне к нему так обратился младший офицер.
— А что такое Мортстерторо?
— Большая военная база. Наверное, самая крупная на острове. Мы там садились и забирали груз. Нас не выпускали из корабля, а за Гартом приезжал огромный, весь в звездах и флажках лимузин. И каждый начальник отдавал ему честь. Он — большая шишка, островитяне его высоко ценят. Извини, но мне больше ничего не известно.
— Спасибо, этого достаточно.-Я сложил листок и спрятал в карман. — Что еще?
— К вечеру, наверное, у нас будут документы. Я скоро улечу. Мне удалось устроиться на корабль, который на несколько месяцев зафрахтован торговой делегацией. Я подкупила члена экипажа, и он сказался больным.
— Когда старт?
— В полночь, — голос Бибз дрогнул.
— Боже! Как скоро…
— Да, Джимми. Я все вижу, потому и расстаюсь с тобой. Ни к чему нам слишком крепкие,узы.
— О чем ты? Какие еще узы? Не понимаю.
— Вот и хорошо. Когда поймешь, я уже буду далеко.
Разговор подействовал на меня угнетающе. До минувшей ночи мои отношения со слабым полом были… скажем, не такими близкими. Бибз молча смотрела на меня, я же, подавленный и сбитый с толку, не знал, что сказать. Оказывается, я совсем не знаю женщин.
— Ну, мои планы не столь конкретны… — промямлил я, но она прижала к моим губам теплый палец.
— Конкретны, я же вижу. И ради меня ты не станешь их менять. Утром ты твердо знал, чего хочешь.
— Я и сейчас знаю, — кивнул я, пытаясь придать голосу уверенность. — Ты уже поговорила с кем надо, чтобы меня переправили на Невенкебла?
— Да, и пообещала двойную плату. Если опоздаешь — пеняй на себя, старый Грбонджа не станет ждать. Он давно мечтает осесть на берегу, но нужда заставляет его ходить в море.
— Чем он занимается?
— Перевозит фрукты и овощи на остров. Он возьмет тебя матросом. Если в гавани ты сбежишь с судна, у него отберут лицензию на ввоз товара. Но Грбонджа готов пойти на это ради денег.
— Где мы с ним встретимся?
— Вечером отведу тебя к нему на склад.
— А потом?
— Потом уйду. Ты не голоден?
— Мы же только что позавтракали.
— Я не это имела в виду, — хриплым голосом пояснила Бибз.
Идти по темному городу, где фонари горели только на перекрестках, было довольно боязно. Мы молчали — наверное, просто говорить было не о чем. На поясе у меня висел кинжал,
а новая дубинка то и дело стучала по стенам, предупреждая ночных грабителей, что не стоит связываться с вооруженным Джимом ди Гризом. Наконец мы подошли к складу; на стук моей спутницы кто-то невидимый открыл дверь и впустил нас. В ноздри ударил сладковатый запах фруктов. В освещенном углу сидел в кресле седой старик с бородой, прикрывавшей чудовищных размеров пузо, которое уютно устроилось на ляжках. Один глаз старика скрывался под повязкой, второй — крошечный как бусинка — пытливо смотрел на меня.
— Это тот самый парень, — сказала ему Бибз.
— Он говорит на эсперанто?
— Не хуже любого местного, — буркнул я.
— Давай деньги, — он протянул пятерню.
— Чтоб ты ушел без него? Ну уж нет. Отвезешь Пловечи — получишь деньги.
— Дай хотя бы взглянуть на них, — глаза-бусинки снова уставились на меня, и я понял, что Пловечи — это я.
Зачерпнув пригоршню монет из сумки, я показал их Грбондже. Старик одобрительно хмыкнул. Сзади потянуло сквозняком, и я резко обернулся. Дверь закрылась. Бибз ушла.
— Можешь спать здесь, — Грбонджа показал на груду мешков у стены. — Утром погрузимся — и в путь.
Он ушел, забрав с собой лампу. Я постоял в темноте, глядя на дверь, потом уселся на мешки, прислонясь к стене и положив дубинку на колени. Делать было нечего, и я задумался о том, о сем, пытаясь разобраться в сумятице чувств и желаний. Наверное, слишком глубоко задумался — когда проснулся, в дверной проем хлынул солнечный свет. Снаружи шумел окутанный утренним туманом океан. У берега покачивался парусник, по сходням спускался Грбонджа.
— А ну-ка, Пловечи, пособи моим парням, — велел он мне.
Вслед за ним на склад ввалилась орава матросов. Таскать тяжелые мешки
— работа, прямо скажем, утомительная и нудная. Я быстро умаялся, а еще раньше вспотел. От едкого запаха фруктов слезились глаза, щекотало в носу. А матросы работали, как ни в чем не бывало, с шуточками да прибауточками — должно быть, привыкли. Наконец мы до отказа набили трюм и улеглись в тени вокруг бадьи со слабым пивом. Мне удалось опередить кого-то, схватить грязный деревянный ковш на цепочке; я наполнил его и мигом опорожнил. Потом повторил эту приятную процедуру. Вскоре подошел Грбонджа и велел собираться. Моряки убрали сходни, отвязали швартовы и стали поднимать парус. Я старался не мешать им — стоял у борта, играя дубинкой. В конце концов Грбонджа осерчал и велел мне убираться в каюту. Но не успел я отворить дверь, а он — тут как тут.
— Ну, теперь давай деньги, — потребовал старик.
— Не спеши, дедуля. Заплачу, сходя на берег, как договаривались.
— Только не на глазах у моих ребят. Ни к чему им видеть это.
— Не бойся. Сделаем так: ты будешь стоять у трапа, а я натолкнусь на тебя, будто ненароком, и незаметно суну кошелек тебе за пояс. И все, хватит об этом. Лучше расскажи, что ждет меня на острове.
— Беда! — взвыл он, дергая себя за бороду. — Эх, Пловечи, зря я с тобой связался. Ведь тебя непременно поймают и шлепнут, а заодно и меня.
— Ну-ну, успокойся. Послушай-ка музыку, — я позвенел деньгами. — Она сулит заслуженный отдых, домик с садом, каждый день — бочку пива и гору свиных отбивных. Разве не стоит рискнуть ради этого?
Звон подействовал на Грбонджу успокаивающе, а когда я протянул ему пригоршню монет, он и вовсе развеселился.
— Задаток в знак нашей дружбы, — сказал я. — А сейчас расскажи об острове поподробнее. Чем больше я буду знать о нем, тем больше шансов, что не попадусь. А это в твоих интересах.
— Да я о нем почти ничего не знаю. Ну, причалы там, склады. За складами рынок. Дальше — высокая стена. За нее нас не пускают.
— А есть в стене ворота?
— Ага, есть. Но возле них стража.
— А рынок большой?
— Громадный. Как-никак, центр торговли целой страны.
— Ладно, спасибо и на этом.
Сопя и ворча, Грбонджа поднял крышку люка и исчез в трюме. Мне не сиделось в каюте, и я вернулся на палубу. Чтобы не путаться под ногами матросов, прошел на нос. Туман рассеялся, передо мной расстилалась безмятежная синь. Судно приближалось к огромной полуразрушенной башне, торчавшей из воды. Я сразу понял, что ее построили еще в ТЕ годы. Чтобы увидеть верхушку, пришлось запрокинуть голову. Башню венчал обломок моста, искореженные рельсы окунались в воду. Отовсюду выпирало ржавое железо, покачивались обрывки толстенных тросов. Я ужаснулся, представив катастрофу, разрушившую мост. А может, это сделали островитяне, опасаясь вторжения с варварского, с каждым годом все более дичающего материка? Если это так, им не откажешь в осторожности. А значит, проникнуть в глубь острова будет совсем не просто. От этих мыслей меня отвлекло появление длинного серого корабля, ощетинившегося пушками. Он с ревом пронесся перед нашим бушпритом и развернулся справа по борту. Наши матросы бросились к мачте, спеша убрать парус. Я работал с ними плечом к плечу, стараясь не замечать пушечных жерл. Любое из них могло одним выстрелом разнести нашу посудину в щепки. «Все в порядке, — убеждал я себя. — Мы — мирные торговцы, за что в нас стрелять?» Видимо, командир канонерки рассуждал так же. Оглушительно взвыв сиренами, она развернулась и двинулась прежним курсом. Один из наших матросов потряс ей вслед кулаком и что-то выкрикнул. Впереди рос остров Невенкебла — утесы и зеленые холмы, многоэтажные дома над круглой бухтой, за ними — фабричные корпуса, терриконы и дымящиеся трубы. Часть бухты отгорожена извилистой каменной стеной, по краям стены — форты с огромными орудийными стволами, торчащими из бойниц. Я кожей чувствовал подозрительные взгляды артиллеристов, видел, как медленно движутся нацеленные на нас жерла.
— Спокойно, Джимми! — бодро сказал я себе, крутя над головой дубинку. — Ты еще покажешь этим салагам, где раки зимуют. Куда им тягаться с Джимми ди Гризом!
— Спустить паруса! — заревел динамик. — Принять буксирный трос!
Тарахтя двигателями, к нам подрулил мощный буксир. Матросы-островитяне знали свое дело: мы не успели еще убрать парус, а нас уже тащили к пристани, где толпился народ. Бухта была забита судами, погрузка-разгрузка шла полным ходом. Мы направились к свободному доку.
— Кого тут только нет, — сказал нам Грбонджа. — Вот та лоханка — из Пенпилика, та — из Грампаунда, та — из Працан-Библя. Далеконько забрались, ничего не скажешь. Давай-ка денежки, а то на берегу опасно будет.
— Нет, папаша. Придется потерпеть.
От волнения его аж пот прошиб. Не отрывая глаз от приближающегося берега, Грбонджа пробубнил:
— Я сойду первым, поговорю с таможенником. Он соберет наши документы и взамен выдаст специальные значки для работы в порту. Тогда и заплатишь, ладно?
— Ладно, только не потей. Думай о чем-нибудь приятном — о домике с садом, например.
Мы пришвартовались под присмотром двух вооруженных стражников, с помощью паровой лебедки спустили трап. Грбонджа сошел на пристань. «А вдруг выдаст? — мелькнула у меня в голове паническая мысль. — Может, надо было заплатить вперед?» Через несколько минут (мне они показались столетиями) Грбонджа вернулся на судно, чтобы дать наставления команде. Пока он орал на матросов, я побывал в каюте. Дубинку пришлось оставить, зато я спрятал за пазуху кинжал, отмычку и кошелек с частью денег, которые решил оставить про запас. Ну вот, все готово. Я возвратился на палубу. Ребята уже таскали мешки; с ношей на плечах я сошел на пристань. Каждый из сходящих держал в руках документы; офицер у трапа складывал их в коробку, а матросам прикалывал на рубахи бирки. Похоже, ему давным-давно наскучила работа таможенника. Приближаясь к офицеру с документом в протянутой руке, я старался ничем не выдать страха.
— Следующий! — рявкнул он, зверски уколов меня значком. Я дернулся всем телом и едва не выругался, а он с улыбочкой садиста толкнул меня в спину и буркнул: — Шевелись, дубина. Следующий!
Наконец-то я на берегу и, слава Богу, пока ни в чем не заподозрен. Вслед за согнувшимся под тяжестью мешка матросом я вошел в сумрак склада. Там у растущей горы фруктов стоял Грбонджа.
— Деньги! Давай! — прохрипел он, отведя меня в сторону. Получив плату, Грбонджа с облегчением вздохнул.
Я оглянулся — кругом бетон и стальные стены — и поплелся за матросом к трапу. Таща третий мешок, я был близок к отчаянию. Еще несколько ходок, и выгружать будет нечего. Ведь не для этого я заплатил Грбондже кучу денег, чтобы пройтись под парусом да размять мускулы.
Как же выбраться из порта? Вот беда — даже спрятаться негде, все просматривается. Островитяне, по всему видать, не жалуют незваных гостей. Я решил, что необходимо посидеть и спокойно подумать.
— Вели сделать перерыв на кружку пива, — шепнул я Грбондже, поравнявшись с ним у трапа. Офицер-таможенник ушел, но двое стражников остались и не спускали с нас глаз.
— Да что ты! Мы тут всегда без передышки вкалываем.
— А сегодня будет передышка. Ну, чего ждешь? Хочешь, чтобы я рассказал о нашей сделке охранникам?
Грбонджа застонал, но не стал упрямиться.
— Шабаш, ребята! Пивком освежимся.
Понятное дело, ребята не стали выяснять, какая муха его укусила. Радостно вопя, они столпились вокруг бадейки. глотнув кислятины, я отошел и уселся возле трапа на планшир. Посмотрел вниз — и увидел полоску воды между промежуточными опорами. Вот он, мой единственный шанс. Стоявший рядом со мной охранник отошел. Грбонджа стал спиной ко мне, матросов интересовало только пиво. Похоже, они чего-то не поделили — кто-то завелся, кому-то даже дали по зубам.
Короче говоря, всем было не до меня. Я сбросил в воду лежащий на пристани канат и стал по нему спускаться. Коснувшись пятками воды, достал кинжал, полоснул по канату над головой и бесшумно погрузился в воду. Когда я добрался до ближайшей опоры, сколоченной из бревен и досок и покрытой водорослями, наверху забила крыльями и с клекотом умчалась прочь какая-то птица. Вокруг меня пузырилась темная вода; под пристанью ужасно воняло. Я уже почти жалел, что не остался с матросами.
— Выше голову, Джим, и не теряй времени. Охранники, когда хватятся тебя, первым делом заглянут сюда.
И я поплыл — правда, недалеко. Вскоре путь преградила деревянная стена, точнее, борт парусного судна. Я приуныл. Неужели придется отступить? Но отступать некуда — солдаты схватят меня, как только я вскарабкаюсь на пристань. Что же делать?
— Думай, Джим, — сказал я себе, — ищи выход. Вряд ли судно достает килем до дна. Может, нырнуть?
Хо-хо! Не так-то это просто, — переправиться на ту сторону. Сбросив ботинки, я вдохнул полной грудью и… не решился погрузиться. Страх перед пучиной заставлял меня снова и снова хватать ртом воздух. Вскоре от избытка кислорода в крови стало мутиться в голове. Я собрал волю в кулак и ушел под воду. Темнота. Стук в висках. Боже, я задохнусь! Так и останусь под водой на веки вечные! Я плыл, касаясь ладонью днища корабля, обдирая кожу об острые ракушки. Все глубже, глубже… Вот он, киль, наконец-то. Теперь — вверх. Не выдержу! Какой огромный парусник! В легких — нестерпимое пламя, но тут, наконец, над головой появляется свет. Огромного труда стоит не хрипеть, хватая ртом живительный, пьянящий воздух. Отдышавшись, я поднял голову и увидел судно у причала напротив. У борта лицом ко мне стоял матрос. Я поспешно нырнул и добрался под водой до парусника. Собравшись с силами, повторил свой подвиг — проплыл под килем. Когда я уже выныривал, голова застряла между бортом и торцом опоры, и я едва не спятил от страха. К счастью, сумел высвободиться, в кровь разодрав затылок. На сей раз зловонный воздух показался мне восхитительным. Так начинался один из самых утомительных дней в моей жизни. Эти два парусника были первыми в длинном ряду судов, под которыми мне пришлось проплыть. К полудню я добрался до последнего причала. Начался отлив, палубы судов опустились ниже настила пристани. К тому времени я ужасно устал, но набрался опыта в подводном плавании. Еще один глубокий вдох, еще одно погружение — и вот я выныриваю возле руля последнего судна. Впереди — длинная стена из каменных блоков.
— Что скажешь, Джим? — спросил я себя. — Какие будут предложения? — Шло время, но ничего путного не приходило мне в голову. — Не отчаивайся. Думай.
Как тут не отчаяться. Возвращаться — бессмысленно и опасно. Укрыться под одним из причалов? Это нетрудно. Но доки обязательно обыщут, когда обнаружат пропажу. Подняться на пристань? Это уж совсем ни к чему. На складах не спрячешься, там полно охраны.
— Поверти проблему в голове, как советовал в таких случаях Слон.
В чем, собственно, проблема? В том, чтобы уйти от солдат. Ведь они, возможно, уже ищут меня. Но не могу же я прятаться в бухте вечно? Следовательно, нужно идти к солдатам. Рискованно? Еще бы. Но, с другой стороны, кому придет в голову искать среди своих? Куда плыть? Ну конечно, к форту, которым кончается стена.
— Самый безумный шаг в моей жизни, — укорял я себя, снова обводя взглядом стену.
Над моей головой перекликались, с грохотом топали по палубе матросы. Судно, похоже, скоро отчалит — где тогда, спрашивается, прятаться? Под стеной, правда, плавает мусор, дерутся из-за отбросов птицы. Но пока я туда доплыву, кто-нибудь наверняка меня заметит… Наверху заскрипел такелаж. Матросы ставили парус. Значит, надо срочно что-то делать. И тут руль едва не вырвался из моих рук. Я ухватился покрепче и поспешил окунуться с головой, пока меня не заметили. Когда терпеть стало невмоготу, приподнял голову и чуть не закашлялся от пены, попавшей в горло. Корабль быстро удалялся. На краю пристани спиной ко мне стоял охранник. Вот и хорошо, можно дышать спокойно. Форт приближался. Возле него судно снова повернет, и я окажусь возле самой стены. Я терпеливо ждал, когда корма парусника приблизится к форту, чтобы нырнуть в последний раз. Цепляясь за щели и упираясь ногами в камень, когда била волна, я двинулся вдоль стены и мало-помалу достиг того места, где над водой нависали орудийные стволы. Что теперь? Может, рискнуть и взобраться на крышу? Вся морская гладь в симпатичных пятнышках яхт и прогулочных яликов, но они далеко, а щели между каменными блоками кое-где достаточно широки, чтобы просунуть пальцы. И я рискнул. Непросто карабкаться по отвесной стене, но у меня не было выбора. Дюйм за дюймом я поднимался все выше и наконец остановился между двумя амбразурами. Я приник, собираясь с силами, к стене, из которой торчали, поблескивая, два жутких ствола. В десяти метрах под ногами о камень бились волны. Пока ни один парусник или ялик не приблизился к форту, но сколько это продлится?
— Дай-ка мне, Джим, огоньку.
От неожиданности я едва не сорвался. Мимо пролетел окурок сигары. «Из амбразуры», — догадался я. Никто из орудийной прислуги не мог меня видеть, то, что здесь прозвучало мое имя, — случайность. Артиллеристы совсем рядом, они курят на боевом посту, что вряд ли поощряется начальством, и любуются океаном. Я затаил дыхание, целиком обратись в слух.
— Знаешь, дружище, этот новый капитан меня достал.
— Да, я тоже впервые вижу такого гада. Может, яду ему в кофе сыпануть?
— Свихнулся? Говорят, в одном полку на севере за такое каждого десятого поставили к стенке.
— Да что ты, я же пошутил.
— Тихо. Капитан идет!
В море упал окурок, послышался удаляющийся топот. Я полез наверх, перекатился на плоскую крышу форта. Морская птица недовольно уставилась на меня одним глазом, противно заорала и упорхнула. Я улегся в центре нагретой солнцем, загаженной пометом крыши; отсюда видны были только небо и вершина далекого холма. Меня могли заметить с воздуха, но не стоило особенно беспокоиться по этому поводу — за весь день я увидел только один самолет, пролетевший вдалеке. Я закрыл глаза и неожиданно уснул. Проснулся я от холода — солнце скрылось за тучей, а одежда еще не успела высохнуть. Зато меня, похоже, до сих пор не обнаружили. День клонился к закату, и я решил дождаться темноты на крыше. Очень хотелось есть, но с этим можно было и подождать. Сумерки сгустились не скоро. Я то и дело облизывал пересохшие губы, стараясь не замечать урчания в животе и утешая себя мыслью, что рано или поздно солнце все равно зайдет. Понемногу стемнело, заблестели звезды, в порту засветились прожектора. Я подкрался к краю крыши я поглядел вниз. Там вспыхивали и гасли фонарики, слышались хриплые крики командиров, строились в шеренги солдаты. Вскоре одно отделение вошло в крепостные ворота, другое двинулось по широкой, как проспект, стене и постепенно скрылось из виду. А потом погасли все огни. Я лежал, глядя в кромешную мглу и не веря своему счастью. Неужели свет погасили специально для того, чтобы я мог незамеченным проникнуть в город? Конечно, нет, просто внизу стоят часовые, и начальство не желает, чтобы прожектора слепили их. Разумно, друзья мои, разумно. Я смотрел на гавань, слабо освещенную звездами, и тщательно прорабатывал маршрут. Потом бесшумно спустился на известняковые плиты плаца. Ворота в стене форта были закрыты, и я на цыпочках затрусил прочь от них. Слева смутно виднелись яхты и весельные лодки, кое-где в каютах горел свет. Слышался приглушенный смех. Каменные плиты приятно холодили ступни. На душе у меня полегчало, я поймал себя на том, что насвистываю веселый мотивчик. Затем я наткнулся на проволочную сетку, натянутую поперек стены, и тут же повсюду — над головой, позади, впереди — вспыхнул свет. Прожектора высветили металлическую сеть и в ней — запертую калитку.
Отпрянув от сетки, я испуганно огляделся, затем распластался на стене и стал ждать стрельбы. Но все было тихо. Прожектора сразу погасли, никто не выбежал из форта ловить ночного нарушителя. Правда, с той стороны, куда я направлялся, ко мне приближались несколько огоньков. Патруль. Неужели меня заметили? Или, когда я наткнулся на сеть, сработала сигнализация? В любом случае, надо побыстрее отсюда убираться. Я быстро пополз к той стороне стены, что смотрела на океан, и, цепляясь за выступы на камнях, спустился к воде. Холодные брызги хлестали по ногам, смотреть на черную гладь океана, кажущегося бездонным, было жутко. Сапоги солдат бухали все громче. «Зачем я так рискую? — спросил я себя. — Кто-нибудь посветит фонариком, и метя сразу обнаружат. Так глупо засыплюсь — а все из-за чего? Из-за нежелания вымокнуть или попасть на ужин морским чудовищам? Чепуха — если бы здесь водились чудовища, люди не катались бы по заливу на лодках. Ныряй, Джим, ныряй», — пробормотал я и соскользнул в воду. Когда солдаты подошли к сетке, я успел отплыть довольно далеко и готов был погрузиться с головой, если кто-нибудь посветит в мою сторону. Нет, обошлось. Они отворили калитку, вошли в нее, заперли ее за собой и двинулись к форту. А я поплыл к берегу. Ну и как же быть дальше? Что мне — мокрому, босому, ни черта не знающему об этой стране инопланетнику — делать на берегу? Где укрыться?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента