Страница:
Гарри Гаррисон
Стальная крыса отправляется в ад
ГЛАВА 1
Я утопил кубики льда в слоновьей порции виски, осклабился, предвкушая удовольствие, а затем плеснул еще чуть-чуть. Пока живительная влага восхитительно булькала в горле, глаза медленно поднялись к часам, вмурованным в стену над баром.
Всего-навсего десять утра.
Джим, дружище, а не рановато ли ты нынче за воротник закладываешь? И ведь это уже который день, гляди, в привычку войдет.
"Тебя не касается! — беззвучно огрызнулся я на себя. — Мои привычки
— это мои привычки. Моя печенка — это моя печенка". Виски добулькало, стакан опустел. И домашний компьютер — словно дожидался этого момента — обратился ко мне гнусавым и даже, как мне показалось, насмешливым голосом:
— Сэр, к передней двери кто-то приближается.
— Превосходно. Надеюсь, это разносчик из винного магазина. — Вместе со звуками я источал яд, но компьютеры, как известно, невосприимчивы к сарказму.
— Сэр, вы ошибаетесь. Винно-продуктовый магазин «Балкалея» доставляет покупки по товаропроводу. Я установил личность приближающегося человека. Это миссис Ровена Виникультура. Она запарковала автомобиль на передней лужайке и направляется к дому.
Как только это имя коснулось барабанных перепонок, мой боевой дух полетел вниз, точно свинцовое грузило. Среди красавиц-зануд (а Луссуозо ими изобилует) Ровена, должно быть, первая красавица и первая зануда. Спастись от нее можно только двумя способами: или сбежать, или покончить с собой. Я двинулся в другую половину дома, к бассейну, но и там меня настиг голос компдворецкого.
— Сэр, мне кажется, миссис Виникультура упала на пластмассовый коврик у двери, который произносит на шести языках «добро пожаловать».
— Что ты подразумеваешь под словом «упала»?
— Я полагаю, это слово вполне подходит к данной ситуации. Она закрыла глаза. Ее тело перестало сопротивляться гравитации. Она медленно опустилась на землю и теперь лежит неподвижно. Если верить датчику давления в коврике, пульс ее замедлен и неровен. На лице видны синяки и царапины…
Я уже бежал через дом, а вдогонку несся голос компдворецкого.
— Дверь отвори! — прокричал я. Она распахнулась, и я выскочил на крыльцо.
Прекрасный лик — белее полотна, темные волосы восхитительно растрепаны, пышная грудь бурно вздымается и опадает… На щеках — кровоточащие ссадины, на лбу — багровый синяк. Губы чуть заметно шевелятся. Я склонился над ней.
— Пропала… — вымолвила она едва разборчиво. — Анжелина… пропала…
Услышав эти слова, я, кажется, похолодел градусов на тридцать. Но на рефлексах это никоим образом не отразилось. Протягивая к ней руки, я успел набрать на браслете-коммуникаторе число 666.
— Где у нас домашняя клиника? — выкрикнул я, просовывая руки под теплые бедра и мягкую спину и очень осторожно поднимая Ровену.
— Диван в библиотеке, сэр.
Я побежал, стараясь не замечать ледяной комок отчаяния в груди.
Поскольку мы с Анжелиной не бедствовали, услугами домашней клиники нам еще пользоваться не приходилось. И вот теперь мне подвернулся случай похвалить себя за предусмотрительность. Подписывая договор об аренде дома, мы не крохоборствовали. Иными словами, за ту сумму, которую мы выложили за домашнюю клинику, можно было купить провинциальную больницу или даже что-нибудь посерьезнее.
Пока я нес Ровену в библиотеку, диван ушел в стену, а на его месте появился операционный стол. Как только я уложил на него свою бесчувственную ношу, медробот, который вынырнул из потолка, протянул гибкие щупальца с датчиками на концах. Один из них прижался к моему затылку, и я раздраженно оттолкнул его.
— Не меня! Ее! Вот она, на столе. Тьфу ты, идиотская машина!
Застоявшийся без дела медробот с механическим энтузиазмом приступил к работе. Я отошел подальше от его щупалец. На дисплее замельтешили цифры и диаграммы — все от температуры и пульса до состояния эндокринной системы, печени и всего остального, что только можно измерить.
— Говори! — потребовал я. — Докладывай! Медробот загудел — различные программы сортировали и тасовали вводимые данные, в считанные микросекунды сопоставляли и согласовывали результаты.
— Пациент перенес контузию и получил сотрясение мозга. — Компьютер говорил мужским голосом — сочным и успокаивающим. — Все ссадины — поверхностные. — Передо мной молниеносно двигались щупальца и сверкающие инструменты. — Они обеззаражены и закрыты. Введены необходимые антибиотики.
— Помоги ей очухаться! — рявкнул я.
— Сэр, если под термином «очухаться» вы подразумеваете приведение пациента в сознание, то это уже сделано.
Не знаю, можно ли обидеть компьютер, но мой мед-робот говорил таким тоном, будто его оскорбили в лучших чувствах.
— Что случи… — пролепетала красавица, моргая огромными фиолетовыми глазами, перед которыми все расплывалось.
— Это меня не устраивает, — процедил я сквозь зубы, обращаясь к медроботу. — Накачай ее стимуляторами или чем-нибудь в этом роде. Я должен с ней поговорить.
— Но пациент серьезно травмирован…
— Но не смертельно, — сказал я. — Судя по твоим же словам. А теперь добейся, чтобы она заговорила. Понял ты, сверхдорогой набор микросхем? А иначе закорочу твои РОМ, ПРОМ и ЭПРОМ!
Похоже, это возымело действие. Ровена снова заморгала и посмотрела на меня.
— Джим…
— Во плоти, моя сладкая. Не пугайся, Ровена, все будет хорошо. Рассказывай, что стряслось. Где Анжелина?
— Пропала… — ответила она. И ее роскошные ресницы затрепетали. А я заскрежетал зубами и, поймав себя на этом, кое-как изобразил улыбку.
— Это я уже слышал. Где пропала? Когда? При каких обстоятельствах? — Я умолк — почувствовал, что вхожу в раж.
— В Храме Вечной Истины. — Больше она ничего не сказала. Снова закрылись глаза. Но я уже услышал достаточно.
— Лечи ее! — крикнул я на бегу компдворецкому. — Сторожи! Вызывай «скорую»!
Полицию я не упомянул — не хотел, чтобы плоскостопые путались у меня под ногами.
— Заводись! — вбегая в гараж, приказал я атомоциклу. — Ворота, отворяйсь!
Я вскочил в седло, выжал полный газ и сорвал нижнюю, запоздавшую, створку ворот. Едва не задавив на тротуаре гуляющую парочку, я проскочил между двумя машинами и с ревом понесся по дороге. А куда понесся? Это не мешало бы выяснить.
— Справочная! — крикнул я в телефон атомоцикла. — Срочно! Храм Вечной Истины! Адрес!
На свежерастрескавшемся обтекателе спроецировалась карта города. Под визг покрышек я свернул за угол и увидел мигающую лампочку коммуникатора. Не иначе, ответ на мой срочный вызов. Его могли получить только Анжелина, Джеймс и Боливар.
— Анжелина! — воскликнул я. — Это ты?
— Боливар. В чем дело, папа?
Я доложил кратко и по существу, затем повторил рассказ, когда подал голос Джеймс. Я не имел представления, где находятся сыновья, но это сейчас не играло роли. Достаточно было знать, что они осведомлены и спешат ко мне на помощь. Нам еще ни разу не случалось пользоваться сигналом «три шестерки», который требовал бросать все дела и мчаться к тому, кто его послал. Я сам это придумал, когда птенцы решили покинуть родительское гнездо. Чтобы прийти на выручку, если кто-нибудь из них попадет в передрягу. Так мне это представлялось. Но вышло так, что первым о помощи воззвал я. Они выслушали и сразу отключились — знали, ни к чему отвлекать меня ненужными расспросами.
Я круто свернул за последний угол и нажал на тормоз. К небу поднимались клубы маслянистого дыма, в искалеченном здании умирал огонь под ливнем белой пены из пожарного вертолета. В груди моей разрастался ледяной ком. Я несколько секунд оставался в седле — глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, — а затем бросился к развалинам. Двое в синих мундирах попытались заступить мне путь и растянулись на тротуаре. Затем передо мной возник их предводитель, — упитанный, с обилием золотого шитья на мундире; за ним сомкнули ряды многочисленные шавки. Я усмирил рефлексы, взбесившиеся от избытка адреналина в крови, и обуздал рассудок.
— Моя фамилия диГриз. У меня есть основания считать, что там — моя жена.
— Мистер диГриз, соблаговолите отойти назад и…
— Нет! — Я плюнул этим словом, как змея — ядом, и он невольно присел. — Я плачу налоги. Большие налоги. Чтобы вы могли получать зарплату. У меня огромный опыт в полицейских делах. — Я счел излишним уточнять, по какую сторону закона набрался этого опыта. — Что вы успели выяснить?
— Ничего. Мы только что прибыли. Сработала пожарная сигнализация.
— В таком случае, я скажу, что известно мне. Это здание… вернее, бывшее здание, принадлежало Храму Вечной Истины. Несколько минут назад ко мне пришла уцелевшая прихожанка Ровена Виникультура. Она сказала, что в этом Храме была моя жена.
Я расслышал писк компьютера в головном телефоне полицейского.
— Сэр адмирал Джеймс диГриз! Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы найти вашу супругу… Анжелину. Я, капитан Коллин, готов признать, что ваша должность подразумевает достаточную меру компетентности и ответственности для передачи вам руководства этим расследованием.
Прилетев на Луссуозо, я исключительно по привычке зарегистрировался по липовому военному билету адмирала космического флота. Видимо, не зря говорят, что лишних предосторожностей не бывает.
За большим и надежно защищенным пожароботом мы побрели по развалинам. Он прокладывал для нас аккуратную тропу, время от времени обрызгивал пеной дымящиеся останки и фиксировал в памяти каждое свое движение, каждое препятствие, которое ему приходилось огибать. Дверь, висевшая на одной петле, жалобно скрипнула, сорвалась, и мы оказались на дымном пепелище просторного молельного зала. Шелестя лопастями, над нами плыли робопрожекторы и пронизывали лучами дым. Куда ни глянь — развалины, но тел не видно. Ледяной комок под ложечкой никуда не делся, но заметно уменьшился.
Зал был щедро украшен резными панелями из дерева и гардинами; от гардин почти ничего не осталось. Ряды церковных скамей были обращены к наиболее разрушенной части зала, где дым был почти непроницаем. Но вскоре химические абсорбенты очистили воздух, и в свете летучих прожекторов заблестели исковерканные, искромсанные машины.
— Дальше не пойдем, — сказал капитан Коллин. — Теперь дело за бригадой судмедэкспертизы.
Под бригадой судмедэкспертизы подразумевался один-единственный робот. Его серый металлический корпус был под завязку набит программами пожарной и судебной экспертизы, всевозможными датчиками и микроанализаторами. Логика мне твердила, что со своими обязанностями он справится гораздо лучше, чем неуклюжие люди. И все-таки очень хотелось пинком отшвырнуть его в сторону и перевернуть руины вверх дном.
— А людей не видно? — крикнул я.
— Ни единого живого существа. Трупы также пока не замечены… Поправка! На полу — красная жидкость. Идентифицирую. Это человеческая кровь.
У меня закружилась голова, а из горла вместо нормальной человеческой речи вырвался хрип.
— Экспресс-анализ. Группа крови?
— Анализирую. Первая группа, резус отрицательный, аглютинин…
Остального я не слышал. У Анжелины — третья группа и положительный резус. Я успокоился — правда, самую малость. Прошло совсем немного времени, и я узнал два важных факта. В молитвенном зале отсутствовали человеческие останки, если не считать крови. Зато к залу примыкала комната, в которой находилось большое количество электронного оборудования. Все оно было тщательно (а значит, намеренно) уничтожено, определить его предназначение робот не сумел.
Где же моя Анжелина?
x x x
Роботы усердно копались в развалинах. Я ждал. Никаких новостей. Напрасная потеря времени. Полиция запретила вылеты всех космических кораблей, я не сомневался, что в ближайшее время никому не удастся покинуть планету. Из успевших к этому времени вылететь не было ни одной женщины, хотя бы отдаленно напоминающей Анжелину. Ну что тут можно сделать?
Я медленно ехал домой. Соблюдал все правила движения. Останавливался на перекрестках и махал пешеходам рукой — дескать, проходите. Громыхнув сорванной створкой гаражных ворот, я слез с седла. Направился прямиком в бар, вылил дежурную бурду и состряпал крепкую, хоть и гораздо меньшую по объему, замену. А потом зарылся в почтовые распечатки.
Близнецы уже в пути. Обоих мой вызов застал вне дома, так что они прибудут лишь через несколько дней. Они скупились на подробности, но я не сомневался, что в этот самый момент они покупают, выпрашивают, вымогают или даже крадут самые быстроходные транспортные средства в освоенной вселенной. Они прилетят. Быть может, наш маленький клан отвергает чужие этические нормы, но зато он стойко придерживается своих.
Но пока я обречен на бездействие. Когда еще малоподвижная технология просеет и изучит останки Храма Вечной Истины, когда еще она выяснит, что там произошло! Я ничего не смогу предпринять, пока не дождусь новостей из полиции. Решив поговорить с Ровеной, я позвонил в больницу, но там от меня отмахнулись. С расспросами придется обождать, пока она не оправится от контузии. Луссуозо — богатая, прогрессивная планета, судмедэксперты здесь работают не хуже, чем на всех остальных планетах, где мне доводилось бывать. А то и лучше. Я ненавидел ее всеми потрохами, но к высоким технологиям и компетенции специалистов это не относилось.
Куда же подевалась Анжелина?.. Я перебирал в уме самые страшные варианты…
Опомнись, Джим! Выбрось все это из головы! Ты давным-давно выбрал жизнь, которая кому-то может показаться странной и даже преступной. Сколько раз ты потом жалел, что связался со Специальным Корпусом, что не остался в преступной среде. На стороне закона тебе всегда бывало нелегко. И сколько раз ты задумывался об этом с тех пор, как обосновался на Луссуозо? А ведь когда-то это показалось тебе недурной идеей. Когда-то…
Райская планета. И невероятно дорогая. Чтобы на нее перебраться, я был вынужден снять деньги с банковских счетов, к которым не притрагивался годами. Пришлось даже вытрясти давно просроченные долги, а это было совсем не просто. В том смысле не просто, что мне понадобилось тяжелое оружие и кое-кто оказался в больнице. Преступная жизнь не всегда малина, особенно когда ты получаешь задания от Специального Корпуса. Конечно, спасать вселенную очень романтично, но подобные волнующие приключения очень плохо оплачиваются. А много ли я заработал, став президентом Параисо-Аки? Пока ты развлекаешься, дело стоит. Под делом я, конечно, подразумеваю личное обогащение. Поэтому мы с Анжелиной, служа закону, в перерывах позаботились и о себе. Провернули несколько афер, в результате чего наши банковские сейфы наполнились, зато опустело множество чужих. Да, немало мы припасли на черный день… который довольно скоро настал и оказался вовсе не таким уж черным. Но оно того стоило — на Луссуозо Анжелина была счастлива, как никогда и нигде. Когда она улыбалась и целовала меня, я даже забывал о том, как жгуче ненавижу эту оранжерейную планету…
А начиналось все довольно просто.
— Ты слышал когда-нибудь о Луссуозо? — спросила однажды моя жена.
— Новый горячительный напиток? Или в кожу втирается?
— Джим диГриз, привычка острить по любому поводу тебя до добра не доведет. Я говорю о планете. Каждый день в новостях…
— Необузданный восторг или завистливое брюзжанье. Знаешь, сколько людей могут позволить себе всего-навсего однодневный визит на Луссуозо? Один на триллион — это в лучшем случае.
— И мы в их числе.
— Ну конечно…
Ну конечно. Кто-то мог истолковать эти слова двояко. Но только не моя благоверная. Слишком поздно я вспомнил, что Анжелина всегда знает, чего хочет. А когда она чего-нибудь хочет, она это получает.
Я просто-напросто сплясал под ее дудку. Она заранее продумала этот простенький диалог, и я ни на словечко не отошел от роли.
Луссуозо. Прославленная мифами, легендами и мыльнокосмическими операми. Планета-рай. Населенная только богатыми, очень богатыми и теми, кто еще богаче. Меня сразу заинтриговал этот феномен, и я решил навести справки. И вскоре понял, чем Луссуозо так привлекает определенный слой галактического населения.
Луссуозо — омолодительный центр освоенной вселенной. Медицинские услуги стоят невероятно дорого; надо быть миллионером, чтобы вам позволили взглянуть на прейскурант. Курс омоложения безболезнен, но требует времени, может понадобиться не один год… все зависит от степени износа заказчика. Поскольку клинические процедуры скучны, а спонсоры проекта вовсе не бедствовали, целая планета была отведена под санаторий. И теперь виллы богачей состязаются между собой в пышности. Оперных и иных театров и аттракционов — хоть отбавляй. Все виды спорта — от глубоководного ныряния и рыбалки до альпинизма и охоты. И прочие блага загнивающего капитализма, какие только можно вообразить. А в укромных местах — клиники и лечебницы, где богатых делают молодыми и, если удается, бедными.
Да, я коснулся запретной темы, нарушил табу. У нас не принято говорить о том, что омоложение — главная и единственная причина существования цивилизации на этой планете.
Все это я открыл для себя и мгновенно забыл. А вот Анжелина не забыла. В один прекрасный день, как раз перед выездом на обед, она подошла к зеркалу в гостиной, и я понял, что мой приговор подписан. Я казался себе рождественским гусем — зажаренным, поданным на стол, разрезанным и разложенным по тарелкам. Грациозным касанием руки, которому позавидовала бы любая кинозвезда, Анжелина поправила безупречную прическу и наклонилась к зеркалу. Изящным пальчиком коснулась уголка глаза.
— Джим, смотри, у меня, кажется, морщина.
— Ну что ты! Просто свет неудачно падает. Пока я произносил эти вежливые, правдивые и простые слова, мысли мои уже неслись вскачь. Счастливые годы супружеской жизни открыли мне одну важную истину… если не целую гору важных истин. Женщина никогда не изъясняется на одном смысловом уровне. Самый немудрящий вопросик, например, «ты не проголодался?» может означать «я проголодалась», или «ты не забыл, что нас пригласили на обед?», или «я не хочу есть, но ты наверняка скоро начнешь ко мне приставать, требовать завтрак». Возможны и тысячи других толкований. Но мнимая морщинка у глаза, вслед за невинными расспросами о Луссуозо и случайным появлением рекламного проспекта на краю стола, могла означать только одно. Я улыбнулся.
— Дорогая, мне начинает казаться, мы злоупотребляем гостеприимством этой планеты и она рискует нам надоесть. Ты еще не подумывала о перемене обстановки? По-моему, нам пора отдохнуть на какой-нибудь роскошной, щедрой на развлечения планете.
Она развернулась на каблуках и осыпала меня восторженными поцелуями.
— Джим! Ты, наверное, телепат! Что скажешь насчет…
Если честно, «говорить насчет» от меня не требовалось. Только вспомнить давно забытые номера банковских счетов.
Но удовольствие того стоило. Поначалу. Иногда Анжелина куда-то уходила, но мы с ней ни разу не обсуждали омолодительные процедуры. Обнаружив у себя в шевелюре седые волосы, а также заметив одышку после серьезных тренировок, я вынужден был признать, что и мне не повредит оздоровительный цикл, а то и два. В конце концов я раскошелился.
Рекламные проспекты не солгали, на Луссуозо нам жилось весело и интересно. У нас был великолепный дом и красивые друзья. Уж не знаю, насколько красивы они были до того, как стали красивыми, но теперь они смотрелись очень даже неплохо. Говорят, не все на свете можно купить за деньги, но в наши времена это не более чем избитый штамп. На Луссуозо все молоды, красивы и богаты. Хотя, пожалуй, слово «богаты» заслуживает первого места. А потом идут «молоды» и «красивы».
Не так уж много времени мне понадобилось, чтобы узнать, какие они все неизлечимые зануды. Похоже, избыток денег способствует появлению на свет людей, которые интересуются только избытком денег. Не скажу, что я сноб (куда мне до настоящего сноба!), в круг моих друзей и знакомых попадали воистину удивительные, даже изумительные образчики самых невероятных проявлений жизни. Всезнайки и зазнайки. Диктаторы и махинаторы. Политиканы и полицейские болваны. Вояки и прочие бяки. И в их обществе мне никогда не бывало скучно, если, конечно, не брать во внимание кое-какие нюансы. Однако, проведя месяц на Луссуозо, я уже был согласен на что угодно… только не на второй месяц на Луссуозо.
Даже самоубийство казалось вполне приемлемым вариантом. А может, вернуться в армию? Или поплавать в озере серной кислоты? Все веселее, чем провести пять минут в обществе Ровены Виникультуры или Вивилии фон Брун.
Но я покорно сносил их дурацкую болтовню и топил горе в вине. На то были две причины. Во-первых, за медицинское обслуживание я заплатил кучу денег величиной со спутник и вовсе не желал бросать их на ветер. Во-вторых (и эта причина гораздо важнее), на Луссуозо Анжелина очень хорошо проводила время. Прежде наш образ жизни не позволял ей обзавестись подругами и приятельницами. Ее кровожадная юность осталась в далеком прошлом и глубоком забвении благодаря психиатрам, которые вернули ее в лоно цивилизованного общества, но избавили далеко не от всех преступных наклонностей. Мы с ней старались лишний раз не вспоминать дела давно минувших дней, когда я (разумеется, в порядке исключения) воевал под знаменем закона, а под ее очаровательной внешностью таилась коварная, злобная и жестокая натура. Я никак не мог понять, в чем тут дело, пока она (любившая меня, должно быть, уже тогда) не доверилась мне, пока не раскрыла медальон со страшной тайной своего прошлого. Ее красота вышла из-под скальпеля хирурга. Операции стоили безумно дорого, только беспримерные по лихости и жестокости кражи и грабежи позволили Анжелине расплатиться с врачами. Она приобрела ангельский облик, но в душе так и осталась жуткой уродиной.
Имея за плечами такое прошлое, да еще привычку то и дело переступать рамки закона, поневоле станешь анахоретом. Разумеется, мы старались вести не слишком замкнутый образ жизни, но все равно он изрядно отличался от образа жизни 99,99 процента человечества. А потом у нас родились близнецы… Не скажу, что я встретил эту новость с энтузиазмом, но потом мало-мальски вошел во вкус отцовства и изменился к лучшему. Так утверждает Анжелина, а уж кому и знать меня, как не ей. Когда мальчуганы подросли, мы постарались дать им самое лучшее образование. А потом долго спорили и в конце концов пришли к выводу, что Джеймс и Боливар должны выбрать образ жизни, который им импонирует. Сказать по правде, мы с Анжелиной все-таки показали им наиболее заманчивые аспекты нашего бытия. И счастлив заметить, что мальчики не колебались в выборе. Все эти приятные и полезные занятия не позволяли нам скучать, и поскольку у Анжелины никогда не было близких друзей, она не стремилась обзавестись и близкими подругами.
На Луссуозо ее словно подменили. Я постоянно видел ее в обществе светских див, они вместе приходили и вместе уходили, а куда уходили, я не спрашивал, меня это мало заботило. Главное, что Анжелине было хорошо. Она даже как-то раз упомянула (эх, растяпа ты растяпа, ну почему не расспросил?) о Храме Вечной Истины. Анжелину он не слишком интересовал, но ее туда несколько раз заманивали увлекающиеся подруги. И вот результат…
Я надолго присосался к стакану, а потом строго-настрого запретил себе наполнять его заново.
Зазвонил телефон.
— ДиГриз, — буркнул я.
— Адмирал, это капитан Коллин. Есть кое-какие новости о Храме Вечной Истины. Вы бы не могли приехать в мой офис?
Когда я выскочил за дверь, он еще говорил.
Всего-навсего десять утра.
Джим, дружище, а не рановато ли ты нынче за воротник закладываешь? И ведь это уже который день, гляди, в привычку войдет.
"Тебя не касается! — беззвучно огрызнулся я на себя. — Мои привычки
— это мои привычки. Моя печенка — это моя печенка". Виски добулькало, стакан опустел. И домашний компьютер — словно дожидался этого момента — обратился ко мне гнусавым и даже, как мне показалось, насмешливым голосом:
— Сэр, к передней двери кто-то приближается.
— Превосходно. Надеюсь, это разносчик из винного магазина. — Вместе со звуками я источал яд, но компьютеры, как известно, невосприимчивы к сарказму.
— Сэр, вы ошибаетесь. Винно-продуктовый магазин «Балкалея» доставляет покупки по товаропроводу. Я установил личность приближающегося человека. Это миссис Ровена Виникультура. Она запарковала автомобиль на передней лужайке и направляется к дому.
Как только это имя коснулось барабанных перепонок, мой боевой дух полетел вниз, точно свинцовое грузило. Среди красавиц-зануд (а Луссуозо ими изобилует) Ровена, должно быть, первая красавица и первая зануда. Спастись от нее можно только двумя способами: или сбежать, или покончить с собой. Я двинулся в другую половину дома, к бассейну, но и там меня настиг голос компдворецкого.
— Сэр, мне кажется, миссис Виникультура упала на пластмассовый коврик у двери, который произносит на шести языках «добро пожаловать».
— Что ты подразумеваешь под словом «упала»?
— Я полагаю, это слово вполне подходит к данной ситуации. Она закрыла глаза. Ее тело перестало сопротивляться гравитации. Она медленно опустилась на землю и теперь лежит неподвижно. Если верить датчику давления в коврике, пульс ее замедлен и неровен. На лице видны синяки и царапины…
Я уже бежал через дом, а вдогонку несся голос компдворецкого.
— Дверь отвори! — прокричал я. Она распахнулась, и я выскочил на крыльцо.
Прекрасный лик — белее полотна, темные волосы восхитительно растрепаны, пышная грудь бурно вздымается и опадает… На щеках — кровоточащие ссадины, на лбу — багровый синяк. Губы чуть заметно шевелятся. Я склонился над ней.
— Пропала… — вымолвила она едва разборчиво. — Анжелина… пропала…
Услышав эти слова, я, кажется, похолодел градусов на тридцать. Но на рефлексах это никоим образом не отразилось. Протягивая к ней руки, я успел набрать на браслете-коммуникаторе число 666.
— Где у нас домашняя клиника? — выкрикнул я, просовывая руки под теплые бедра и мягкую спину и очень осторожно поднимая Ровену.
— Диван в библиотеке, сэр.
Я побежал, стараясь не замечать ледяной комок отчаяния в груди.
Поскольку мы с Анжелиной не бедствовали, услугами домашней клиники нам еще пользоваться не приходилось. И вот теперь мне подвернулся случай похвалить себя за предусмотрительность. Подписывая договор об аренде дома, мы не крохоборствовали. Иными словами, за ту сумму, которую мы выложили за домашнюю клинику, можно было купить провинциальную больницу или даже что-нибудь посерьезнее.
Пока я нес Ровену в библиотеку, диван ушел в стену, а на его месте появился операционный стол. Как только я уложил на него свою бесчувственную ношу, медробот, который вынырнул из потолка, протянул гибкие щупальца с датчиками на концах. Один из них прижался к моему затылку, и я раздраженно оттолкнул его.
— Не меня! Ее! Вот она, на столе. Тьфу ты, идиотская машина!
Застоявшийся без дела медробот с механическим энтузиазмом приступил к работе. Я отошел подальше от его щупалец. На дисплее замельтешили цифры и диаграммы — все от температуры и пульса до состояния эндокринной системы, печени и всего остального, что только можно измерить.
— Говори! — потребовал я. — Докладывай! Медробот загудел — различные программы сортировали и тасовали вводимые данные, в считанные микросекунды сопоставляли и согласовывали результаты.
— Пациент перенес контузию и получил сотрясение мозга. — Компьютер говорил мужским голосом — сочным и успокаивающим. — Все ссадины — поверхностные. — Передо мной молниеносно двигались щупальца и сверкающие инструменты. — Они обеззаражены и закрыты. Введены необходимые антибиотики.
— Помоги ей очухаться! — рявкнул я.
— Сэр, если под термином «очухаться» вы подразумеваете приведение пациента в сознание, то это уже сделано.
Не знаю, можно ли обидеть компьютер, но мой мед-робот говорил таким тоном, будто его оскорбили в лучших чувствах.
— Что случи… — пролепетала красавица, моргая огромными фиолетовыми глазами, перед которыми все расплывалось.
— Это меня не устраивает, — процедил я сквозь зубы, обращаясь к медроботу. — Накачай ее стимуляторами или чем-нибудь в этом роде. Я должен с ней поговорить.
— Но пациент серьезно травмирован…
— Но не смертельно, — сказал я. — Судя по твоим же словам. А теперь добейся, чтобы она заговорила. Понял ты, сверхдорогой набор микросхем? А иначе закорочу твои РОМ, ПРОМ и ЭПРОМ!
Похоже, это возымело действие. Ровена снова заморгала и посмотрела на меня.
— Джим…
— Во плоти, моя сладкая. Не пугайся, Ровена, все будет хорошо. Рассказывай, что стряслось. Где Анжелина?
— Пропала… — ответила она. И ее роскошные ресницы затрепетали. А я заскрежетал зубами и, поймав себя на этом, кое-как изобразил улыбку.
— Это я уже слышал. Где пропала? Когда? При каких обстоятельствах? — Я умолк — почувствовал, что вхожу в раж.
— В Храме Вечной Истины. — Больше она ничего не сказала. Снова закрылись глаза. Но я уже услышал достаточно.
— Лечи ее! — крикнул я на бегу компдворецкому. — Сторожи! Вызывай «скорую»!
Полицию я не упомянул — не хотел, чтобы плоскостопые путались у меня под ногами.
— Заводись! — вбегая в гараж, приказал я атомоциклу. — Ворота, отворяйсь!
Я вскочил в седло, выжал полный газ и сорвал нижнюю, запоздавшую, створку ворот. Едва не задавив на тротуаре гуляющую парочку, я проскочил между двумя машинами и с ревом понесся по дороге. А куда понесся? Это не мешало бы выяснить.
— Справочная! — крикнул я в телефон атомоцикла. — Срочно! Храм Вечной Истины! Адрес!
На свежерастрескавшемся обтекателе спроецировалась карта города. Под визг покрышек я свернул за угол и увидел мигающую лампочку коммуникатора. Не иначе, ответ на мой срочный вызов. Его могли получить только Анжелина, Джеймс и Боливар.
— Анжелина! — воскликнул я. — Это ты?
— Боливар. В чем дело, папа?
Я доложил кратко и по существу, затем повторил рассказ, когда подал голос Джеймс. Я не имел представления, где находятся сыновья, но это сейчас не играло роли. Достаточно было знать, что они осведомлены и спешат ко мне на помощь. Нам еще ни разу не случалось пользоваться сигналом «три шестерки», который требовал бросать все дела и мчаться к тому, кто его послал. Я сам это придумал, когда птенцы решили покинуть родительское гнездо. Чтобы прийти на выручку, если кто-нибудь из них попадет в передрягу. Так мне это представлялось. Но вышло так, что первым о помощи воззвал я. Они выслушали и сразу отключились — знали, ни к чему отвлекать меня ненужными расспросами.
Я круто свернул за последний угол и нажал на тормоз. К небу поднимались клубы маслянистого дыма, в искалеченном здании умирал огонь под ливнем белой пены из пожарного вертолета. В груди моей разрастался ледяной ком. Я несколько секунд оставался в седле — глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, — а затем бросился к развалинам. Двое в синих мундирах попытались заступить мне путь и растянулись на тротуаре. Затем передо мной возник их предводитель, — упитанный, с обилием золотого шитья на мундире; за ним сомкнули ряды многочисленные шавки. Я усмирил рефлексы, взбесившиеся от избытка адреналина в крови, и обуздал рассудок.
— Моя фамилия диГриз. У меня есть основания считать, что там — моя жена.
— Мистер диГриз, соблаговолите отойти назад и…
— Нет! — Я плюнул этим словом, как змея — ядом, и он невольно присел. — Я плачу налоги. Большие налоги. Чтобы вы могли получать зарплату. У меня огромный опыт в полицейских делах. — Я счел излишним уточнять, по какую сторону закона набрался этого опыта. — Что вы успели выяснить?
— Ничего. Мы только что прибыли. Сработала пожарная сигнализация.
— В таком случае, я скажу, что известно мне. Это здание… вернее, бывшее здание, принадлежало Храму Вечной Истины. Несколько минут назад ко мне пришла уцелевшая прихожанка Ровена Виникультура. Она сказала, что в этом Храме была моя жена.
Я расслышал писк компьютера в головном телефоне полицейского.
— Сэр адмирал Джеймс диГриз! Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы найти вашу супругу… Анжелину. Я, капитан Коллин, готов признать, что ваша должность подразумевает достаточную меру компетентности и ответственности для передачи вам руководства этим расследованием.
Прилетев на Луссуозо, я исключительно по привычке зарегистрировался по липовому военному билету адмирала космического флота. Видимо, не зря говорят, что лишних предосторожностей не бывает.
За большим и надежно защищенным пожароботом мы побрели по развалинам. Он прокладывал для нас аккуратную тропу, время от времени обрызгивал пеной дымящиеся останки и фиксировал в памяти каждое свое движение, каждое препятствие, которое ему приходилось огибать. Дверь, висевшая на одной петле, жалобно скрипнула, сорвалась, и мы оказались на дымном пепелище просторного молельного зала. Шелестя лопастями, над нами плыли робопрожекторы и пронизывали лучами дым. Куда ни глянь — развалины, но тел не видно. Ледяной комок под ложечкой никуда не делся, но заметно уменьшился.
Зал был щедро украшен резными панелями из дерева и гардинами; от гардин почти ничего не осталось. Ряды церковных скамей были обращены к наиболее разрушенной части зала, где дым был почти непроницаем. Но вскоре химические абсорбенты очистили воздух, и в свете летучих прожекторов заблестели исковерканные, искромсанные машины.
— Дальше не пойдем, — сказал капитан Коллин. — Теперь дело за бригадой судмедэкспертизы.
Под бригадой судмедэкспертизы подразумевался один-единственный робот. Его серый металлический корпус был под завязку набит программами пожарной и судебной экспертизы, всевозможными датчиками и микроанализаторами. Логика мне твердила, что со своими обязанностями он справится гораздо лучше, чем неуклюжие люди. И все-таки очень хотелось пинком отшвырнуть его в сторону и перевернуть руины вверх дном.
— А людей не видно? — крикнул я.
— Ни единого живого существа. Трупы также пока не замечены… Поправка! На полу — красная жидкость. Идентифицирую. Это человеческая кровь.
У меня закружилась голова, а из горла вместо нормальной человеческой речи вырвался хрип.
— Экспресс-анализ. Группа крови?
— Анализирую. Первая группа, резус отрицательный, аглютинин…
Остального я не слышал. У Анжелины — третья группа и положительный резус. Я успокоился — правда, самую малость. Прошло совсем немного времени, и я узнал два важных факта. В молитвенном зале отсутствовали человеческие останки, если не считать крови. Зато к залу примыкала комната, в которой находилось большое количество электронного оборудования. Все оно было тщательно (а значит, намеренно) уничтожено, определить его предназначение робот не сумел.
Где же моя Анжелина?
x x x
Роботы усердно копались в развалинах. Я ждал. Никаких новостей. Напрасная потеря времени. Полиция запретила вылеты всех космических кораблей, я не сомневался, что в ближайшее время никому не удастся покинуть планету. Из успевших к этому времени вылететь не было ни одной женщины, хотя бы отдаленно напоминающей Анжелину. Ну что тут можно сделать?
Я медленно ехал домой. Соблюдал все правила движения. Останавливался на перекрестках и махал пешеходам рукой — дескать, проходите. Громыхнув сорванной створкой гаражных ворот, я слез с седла. Направился прямиком в бар, вылил дежурную бурду и состряпал крепкую, хоть и гораздо меньшую по объему, замену. А потом зарылся в почтовые распечатки.
Близнецы уже в пути. Обоих мой вызов застал вне дома, так что они прибудут лишь через несколько дней. Они скупились на подробности, но я не сомневался, что в этот самый момент они покупают, выпрашивают, вымогают или даже крадут самые быстроходные транспортные средства в освоенной вселенной. Они прилетят. Быть может, наш маленький клан отвергает чужие этические нормы, но зато он стойко придерживается своих.
Но пока я обречен на бездействие. Когда еще малоподвижная технология просеет и изучит останки Храма Вечной Истины, когда еще она выяснит, что там произошло! Я ничего не смогу предпринять, пока не дождусь новостей из полиции. Решив поговорить с Ровеной, я позвонил в больницу, но там от меня отмахнулись. С расспросами придется обождать, пока она не оправится от контузии. Луссуозо — богатая, прогрессивная планета, судмедэксперты здесь работают не хуже, чем на всех остальных планетах, где мне доводилось бывать. А то и лучше. Я ненавидел ее всеми потрохами, но к высоким технологиям и компетенции специалистов это не относилось.
Куда же подевалась Анжелина?.. Я перебирал в уме самые страшные варианты…
Опомнись, Джим! Выбрось все это из головы! Ты давным-давно выбрал жизнь, которая кому-то может показаться странной и даже преступной. Сколько раз ты потом жалел, что связался со Специальным Корпусом, что не остался в преступной среде. На стороне закона тебе всегда бывало нелегко. И сколько раз ты задумывался об этом с тех пор, как обосновался на Луссуозо? А ведь когда-то это показалось тебе недурной идеей. Когда-то…
Райская планета. И невероятно дорогая. Чтобы на нее перебраться, я был вынужден снять деньги с банковских счетов, к которым не притрагивался годами. Пришлось даже вытрясти давно просроченные долги, а это было совсем не просто. В том смысле не просто, что мне понадобилось тяжелое оружие и кое-кто оказался в больнице. Преступная жизнь не всегда малина, особенно когда ты получаешь задания от Специального Корпуса. Конечно, спасать вселенную очень романтично, но подобные волнующие приключения очень плохо оплачиваются. А много ли я заработал, став президентом Параисо-Аки? Пока ты развлекаешься, дело стоит. Под делом я, конечно, подразумеваю личное обогащение. Поэтому мы с Анжелиной, служа закону, в перерывах позаботились и о себе. Провернули несколько афер, в результате чего наши банковские сейфы наполнились, зато опустело множество чужих. Да, немало мы припасли на черный день… который довольно скоро настал и оказался вовсе не таким уж черным. Но оно того стоило — на Луссуозо Анжелина была счастлива, как никогда и нигде. Когда она улыбалась и целовала меня, я даже забывал о том, как жгуче ненавижу эту оранжерейную планету…
А начиналось все довольно просто.
— Ты слышал когда-нибудь о Луссуозо? — спросила однажды моя жена.
— Новый горячительный напиток? Или в кожу втирается?
— Джим диГриз, привычка острить по любому поводу тебя до добра не доведет. Я говорю о планете. Каждый день в новостях…
— Необузданный восторг или завистливое брюзжанье. Знаешь, сколько людей могут позволить себе всего-навсего однодневный визит на Луссуозо? Один на триллион — это в лучшем случае.
— И мы в их числе.
— Ну конечно…
Ну конечно. Кто-то мог истолковать эти слова двояко. Но только не моя благоверная. Слишком поздно я вспомнил, что Анжелина всегда знает, чего хочет. А когда она чего-нибудь хочет, она это получает.
Я просто-напросто сплясал под ее дудку. Она заранее продумала этот простенький диалог, и я ни на словечко не отошел от роли.
Луссуозо. Прославленная мифами, легендами и мыльнокосмическими операми. Планета-рай. Населенная только богатыми, очень богатыми и теми, кто еще богаче. Меня сразу заинтриговал этот феномен, и я решил навести справки. И вскоре понял, чем Луссуозо так привлекает определенный слой галактического населения.
Луссуозо — омолодительный центр освоенной вселенной. Медицинские услуги стоят невероятно дорого; надо быть миллионером, чтобы вам позволили взглянуть на прейскурант. Курс омоложения безболезнен, но требует времени, может понадобиться не один год… все зависит от степени износа заказчика. Поскольку клинические процедуры скучны, а спонсоры проекта вовсе не бедствовали, целая планета была отведена под санаторий. И теперь виллы богачей состязаются между собой в пышности. Оперных и иных театров и аттракционов — хоть отбавляй. Все виды спорта — от глубоководного ныряния и рыбалки до альпинизма и охоты. И прочие блага загнивающего капитализма, какие только можно вообразить. А в укромных местах — клиники и лечебницы, где богатых делают молодыми и, если удается, бедными.
Да, я коснулся запретной темы, нарушил табу. У нас не принято говорить о том, что омоложение — главная и единственная причина существования цивилизации на этой планете.
Все это я открыл для себя и мгновенно забыл. А вот Анжелина не забыла. В один прекрасный день, как раз перед выездом на обед, она подошла к зеркалу в гостиной, и я понял, что мой приговор подписан. Я казался себе рождественским гусем — зажаренным, поданным на стол, разрезанным и разложенным по тарелкам. Грациозным касанием руки, которому позавидовала бы любая кинозвезда, Анжелина поправила безупречную прическу и наклонилась к зеркалу. Изящным пальчиком коснулась уголка глаза.
— Джим, смотри, у меня, кажется, морщина.
— Ну что ты! Просто свет неудачно падает. Пока я произносил эти вежливые, правдивые и простые слова, мысли мои уже неслись вскачь. Счастливые годы супружеской жизни открыли мне одну важную истину… если не целую гору важных истин. Женщина никогда не изъясняется на одном смысловом уровне. Самый немудрящий вопросик, например, «ты не проголодался?» может означать «я проголодалась», или «ты не забыл, что нас пригласили на обед?», или «я не хочу есть, но ты наверняка скоро начнешь ко мне приставать, требовать завтрак». Возможны и тысячи других толкований. Но мнимая морщинка у глаза, вслед за невинными расспросами о Луссуозо и случайным появлением рекламного проспекта на краю стола, могла означать только одно. Я улыбнулся.
— Дорогая, мне начинает казаться, мы злоупотребляем гостеприимством этой планеты и она рискует нам надоесть. Ты еще не подумывала о перемене обстановки? По-моему, нам пора отдохнуть на какой-нибудь роскошной, щедрой на развлечения планете.
Она развернулась на каблуках и осыпала меня восторженными поцелуями.
— Джим! Ты, наверное, телепат! Что скажешь насчет…
Если честно, «говорить насчет» от меня не требовалось. Только вспомнить давно забытые номера банковских счетов.
Но удовольствие того стоило. Поначалу. Иногда Анжелина куда-то уходила, но мы с ней ни разу не обсуждали омолодительные процедуры. Обнаружив у себя в шевелюре седые волосы, а также заметив одышку после серьезных тренировок, я вынужден был признать, что и мне не повредит оздоровительный цикл, а то и два. В конце концов я раскошелился.
Рекламные проспекты не солгали, на Луссуозо нам жилось весело и интересно. У нас был великолепный дом и красивые друзья. Уж не знаю, насколько красивы они были до того, как стали красивыми, но теперь они смотрелись очень даже неплохо. Говорят, не все на свете можно купить за деньги, но в наши времена это не более чем избитый штамп. На Луссуозо все молоды, красивы и богаты. Хотя, пожалуй, слово «богаты» заслуживает первого места. А потом идут «молоды» и «красивы».
Не так уж много времени мне понадобилось, чтобы узнать, какие они все неизлечимые зануды. Похоже, избыток денег способствует появлению на свет людей, которые интересуются только избытком денег. Не скажу, что я сноб (куда мне до настоящего сноба!), в круг моих друзей и знакомых попадали воистину удивительные, даже изумительные образчики самых невероятных проявлений жизни. Всезнайки и зазнайки. Диктаторы и махинаторы. Политиканы и полицейские болваны. Вояки и прочие бяки. И в их обществе мне никогда не бывало скучно, если, конечно, не брать во внимание кое-какие нюансы. Однако, проведя месяц на Луссуозо, я уже был согласен на что угодно… только не на второй месяц на Луссуозо.
Даже самоубийство казалось вполне приемлемым вариантом. А может, вернуться в армию? Или поплавать в озере серной кислоты? Все веселее, чем провести пять минут в обществе Ровены Виникультуры или Вивилии фон Брун.
Но я покорно сносил их дурацкую болтовню и топил горе в вине. На то были две причины. Во-первых, за медицинское обслуживание я заплатил кучу денег величиной со спутник и вовсе не желал бросать их на ветер. Во-вторых (и эта причина гораздо важнее), на Луссуозо Анжелина очень хорошо проводила время. Прежде наш образ жизни не позволял ей обзавестись подругами и приятельницами. Ее кровожадная юность осталась в далеком прошлом и глубоком забвении благодаря психиатрам, которые вернули ее в лоно цивилизованного общества, но избавили далеко не от всех преступных наклонностей. Мы с ней старались лишний раз не вспоминать дела давно минувших дней, когда я (разумеется, в порядке исключения) воевал под знаменем закона, а под ее очаровательной внешностью таилась коварная, злобная и жестокая натура. Я никак не мог понять, в чем тут дело, пока она (любившая меня, должно быть, уже тогда) не доверилась мне, пока не раскрыла медальон со страшной тайной своего прошлого. Ее красота вышла из-под скальпеля хирурга. Операции стоили безумно дорого, только беспримерные по лихости и жестокости кражи и грабежи позволили Анжелине расплатиться с врачами. Она приобрела ангельский облик, но в душе так и осталась жуткой уродиной.
Имея за плечами такое прошлое, да еще привычку то и дело переступать рамки закона, поневоле станешь анахоретом. Разумеется, мы старались вести не слишком замкнутый образ жизни, но все равно он изрядно отличался от образа жизни 99,99 процента человечества. А потом у нас родились близнецы… Не скажу, что я встретил эту новость с энтузиазмом, но потом мало-мальски вошел во вкус отцовства и изменился к лучшему. Так утверждает Анжелина, а уж кому и знать меня, как не ей. Когда мальчуганы подросли, мы постарались дать им самое лучшее образование. А потом долго спорили и в конце концов пришли к выводу, что Джеймс и Боливар должны выбрать образ жизни, который им импонирует. Сказать по правде, мы с Анжелиной все-таки показали им наиболее заманчивые аспекты нашего бытия. И счастлив заметить, что мальчики не колебались в выборе. Все эти приятные и полезные занятия не позволяли нам скучать, и поскольку у Анжелины никогда не было близких друзей, она не стремилась обзавестись и близкими подругами.
На Луссуозо ее словно подменили. Я постоянно видел ее в обществе светских див, они вместе приходили и вместе уходили, а куда уходили, я не спрашивал, меня это мало заботило. Главное, что Анжелине было хорошо. Она даже как-то раз упомянула (эх, растяпа ты растяпа, ну почему не расспросил?) о Храме Вечной Истины. Анжелину он не слишком интересовал, но ее туда несколько раз заманивали увлекающиеся подруги. И вот результат…
Я надолго присосался к стакану, а потом строго-настрого запретил себе наполнять его заново.
Зазвонил телефон.
— ДиГриз, — буркнул я.
— Адмирал, это капитан Коллин. Есть кое-какие новости о Храме Вечной Истины. Вы бы не могли приехать в мой офис?
Когда я выскочил за дверь, он еще говорил.
ГЛАВА 2
— Итак, что вы обнаружили? — Я бесцеремонно ворвался в офис капитана Коллина. Он говорил по телефону и жестом велел мне подождать.
— Да. Спасибо, я понял. — Он повернулся ко мне. — Это из больницы. Похоже, у миссис Виникультуры посттравматическая амнезия.
— Забыла все, что с ней случилось?
— Вот именно. У врачей есть способы проникнуть в ее память, но с этим придется обождать, пока она не оправится от шока.
— Но ведь вы меня не для этого позвали?
— Вы правы. — Он провел пальцем по внутренней стороне воротника. Он выглядел смущенным — насколько это возможно для перегруженного мускулатурой капитана полиции. — Мы, граждане Луссуозо, гордимся нашей сверхнадежной службой безопасности, сверхтщательным делопроизводством…
— Следует понимать, — перебил я, — что ваша служба безопасности опростоволосилась, а делопроизводство дало маху?
Он открыл рот для гневной отповеди. Но тут же закрыл его и обессиленно упал в кресло.
— Вы угадали. Но этого еще никогда не бывало.
— Один раз — это уже перебор. Рассказывайте.
— Просто беда с этим Храмом Вечной Истины. Видите ли, он зарегистрирован должным образом, религия признана общественно безопасной. Бухгалтерия в полном порядке, финансовые отчеты предоставлялись точно в срок. Но Храм, как и остальные церкви, был освобожден от уплаты налогов. Короче говоря, все выглядело очень даже пристойно. Разумеется, у нас есть досье на всех священнослужителей, мы располагаем сведениями, и весьма подробными, обо всех рядовых членах секты…
— Досье? Сведения? Вас не затруднит объяснить? Капитан явно был не в своей тарелке.
— Видите ли… Луссуозо, как и любая цивилизованная планета, свято блюдет Межзвездный закон о свободе вероисповедания. Вам, конечно, доводилось о нем слышать.
— Да. Спасибо, я понял. — Он повернулся ко мне. — Это из больницы. Похоже, у миссис Виникультуры посттравматическая амнезия.
— Забыла все, что с ней случилось?
— Вот именно. У врачей есть способы проникнуть в ее память, но с этим придется обождать, пока она не оправится от шока.
— Но ведь вы меня не для этого позвали?
— Вы правы. — Он провел пальцем по внутренней стороне воротника. Он выглядел смущенным — насколько это возможно для перегруженного мускулатурой капитана полиции. — Мы, граждане Луссуозо, гордимся нашей сверхнадежной службой безопасности, сверхтщательным делопроизводством…
— Следует понимать, — перебил я, — что ваша служба безопасности опростоволосилась, а делопроизводство дало маху?
Он открыл рот для гневной отповеди. Но тут же закрыл его и обессиленно упал в кресло.
— Вы угадали. Но этого еще никогда не бывало.
— Один раз — это уже перебор. Рассказывайте.
— Просто беда с этим Храмом Вечной Истины. Видите ли, он зарегистрирован должным образом, религия признана общественно безопасной. Бухгалтерия в полном порядке, финансовые отчеты предоставлялись точно в срок. Но Храм, как и остальные церкви, был освобожден от уплаты налогов. Короче говоря, все выглядело очень даже пристойно. Разумеется, у нас есть досье на всех священнослужителей, мы располагаем сведениями, и весьма подробными, обо всех рядовых членах секты…
— Досье? Сведения? Вас не затруднит объяснить? Капитан явно был не в своей тарелке.
— Видите ли… Луссуозо, как и любая цивилизованная планета, свято блюдет Межзвездный закон о свободе вероисповедания. Вам, конечно, доводилось о нем слышать.