Страница:
Гарри Гаррисон
В логове Льва
(Звезды и Полосы 3)
Анонс
Невероятный сценарий продолжает развиваться, следуя своей внутренней логике. А вернее, логике великого реставратора истории Гарри Гаррисона, который допустил активное вмешательство Британской империи в Гражданскую войну в США. По мнению Гаррисона, в войне между Англией и Соединенными Штатами победили бы последние. Американцами освобождена от имперского владычества Ирландия, подписан мир, но британский лев никогда не простит того, кто вырвал у него из пасти лакомый кусок. Провокации на море приводят к новому вооруженному конфликту. Однако теперь генерал Шерман принимает решение – перенести войну на берега туманного Альбиона, в логово льва, и попытаться раз и навсегда покончить с ним.
ПРОЛОГ
Авраам Линкольн, президент Соединенных Штатов
Угроза войны – да и сама война – нещадно преследовала мою страну во все время моего пребывания на посту президента Соединенных Штатов Америки, с самого момента моего вступления в должность. Вместо мирной передачи полномочий и продолжения правления закона, каковым благословлена сия страна, правление ею обернулось сплошными раздорами. Распри начались чуть ли не до того, как я вступил в Белый дом: южные штаты попытались порвать с федеральными, учредив Конфедерацию. И как только этот новый альянс открыл огонь по федеральным войскам в Форт-Самтере <Гражданская война в Америке началась 12 апреля 1861 года после того, как Форт-Самтер на острове Чарлстон был обстрелян войсками генерала Борегара. – Здесь и долее прим, пер.>, жребий был брошен. Так вспыхнула в Америке Гражданская война, и брат сошелся с братом в смертельном поединке.
Страшно даже помыслить, к чему бы это могло привести. Нация наверняка раскололась бы на два лагеря, доблестные воины погибали бы тысячами – и это в лучшем случае. А могло бы дойти и до национальной катастрофы, гибели сей страны как таковой.
Но волею рока суждено было иное. То, что началось с незначительного происшествия – захвата британского почтового пакетбота «Трент» кораблем ВМФ США «Сан-Хасинто», – британское правительство раздуло до невероятных масштабов, сделав из мухи слона. Как президент, я с радостью отпустил бы двух конфедератских посланников, захваченных на «Тренте», буде британское правительство вообще и лорд Пальмерстон с королевой Викторией в частности выказали бы хоть капельку понимания. Несмотря на все наши миротворческие усилия, они нещадно упорствовали в своих амбициях. А мое правительство не могло, не имело право уступить угрозам и хулам, на высочайшем уровне источаемым заморской державой. В то время как мы в Америке добивались мирного урегулирования наших национальных разногласий, они и думать не думали ни о чем, кроме откровенного противостояния. Мало того что мы сражались с южными отступниками, моему правительству пришлось иметь дело еще и с воинствующей заморской державой.
Увы, добиться мира между народами нам было не суждено. Простенькое, по сути, дело послужило поводом вторжению войск могущественной Британской империи на нашу суверенную землю.
Что было дальше – ведомо всему свету. Перед лицом угрозы извне нация сплотилась, и гражданской войне, битве между янки и конфедератами пришел конец. В результате воссоединившиеся Соединенные Штаты дали отпор агрессору, ставшему их общим врагом. Война, как и всякая другая, далась тяжелой ценой, но в конце концов единство и общность цели помогли нам повернуть захватчиков и вышвырнуть их с наших берегов. Канада, вдохновленная нашей победой, тоже заставила врага отступить, провозгласив независимость и сбросив иго колониального правления.
За время той войны я научился полагаться на умение генерала Уильяма Тикамси Шермана сражаться и побеждать. Северяне не чаяли в нем души, и для нас стало вопросом величайшей важности, чтобы офицеры армии южан тоже прониклись к нему уважением. Они оценили его опыт, принципиальность и полководческое искусство.
И отныне готовы были служить под его началом в войне против нашего общего врага.
В результате вторжению пришел конец и воцарился мир. Полноте, воцарился ли? К несчастью, битвам нашим не было конца. Лев британской короны уже проигрывал сражения – но еще ни разу не терпел поражения в войне. Как британцы ни тужились, но проглотить эту пилюлю так и не смогли. Несмотря ни на какие усилия с нашей стороны воззвать к их рассудку, они упорствовали в своей воинственности настолько, что предприняли новую попытку захватить нашу страну, на сей раз использовать как плацдарм истерзанную войной землю Мексики.
Мои генералы, поднаторевшие в военном искусстве, изобрели хитроумный план противодействия этой угрозе. Не позволив нашим армиям увязнуть в изнурительном конфликте на собственных границах, они решили переправить войну за океан, поближе к родным берегам противника.
Так началось американское вторжение в Ирландию. И как только британцы осознали, что их войска нужнее дома, Мексиканскому походу пришел конец.
С гордостью провозглашаю, что в Ирландии наши войска не только возобладали над противником, но и помогли освобождению многострадальной нации.
Я молюсь, дабы национальная рознь между двумя нашими великими державами наконец прекратилась. В последние месяцы меня занимали внутренние проблемы, а не внешняя политика. В августе прошлого, 1864 года Демократический национальный конгресс выдвинул своим кандидатом на пост президента Иуду П. Бенджамина – мужа достойного, не покладая рук трудившегося над примирением и воссоединением Севера и Юга; без него мир здесь был бы попросту невозможен. Я же с радостью встретил мое выдвижение Республиканской партией на второй срок, с Эндрю Джонстоном из Теннесси в качестве вице-президента.
Победить на выборах оказалось нелегко. С прискорбием признаю, что на Юге местами мое имя по-прежнему предано анафеме, и тамошние избиратели голосовали против меня, а не за кандидата от демократов. Однако солдаты – и недавно демобилизованные, и оставшиеся на службе – считали меня своим главнокомандующим, и их голоса решили исход дела.
Впрочем, все это дело прошлое. Мой второй срок начался в марте этого, 1865 года. Уже май, и одетый в зеленую листву и оживленный яркими красками цветов Вашингтон прекрасен как никогда. Америка желает лишь мира во всем мире, но, пожалуй, за последние четыре года чересчур привыкла к войне. Чтобы обеспечить войска оружием, а флот – судами, возникла промышленность, какой мы не знали прежде, даже в мирные времена.
Я стану счастливейшим человеком на свете, буде мне позволят мирно руководить этой процветающей страной, заботясь лишь о том, чтобы перековать мечи на орала. Раз уж наш промышленный гений преуспел в годину войны, он наверняка может преуспеть и в час мира.
Но восторжествует ли мир? Наши британские родственники агрессивны по-прежнему. Они все еще оскорблены изгнанием из Ирландии после стольких веков господства, напрочь отказываясь признать, что покинули сей зеленый остров раз и навсегда. Их политики произносят воинственные речи и бряцают оружием. Дабы воспрепятствовать этим враждебным нападкам британцев, наши дипломаты сейчас на Европейском континенте изо всех сил стремятся заключить торговые соглашения и укрепить связи Америки с другими странами.
Возобладают ли мир и здравомыслие? Можно ли предотвратить очередную военную катастрофу?
Мне остается лишь молиться всем сердцем, чтобы так оно и было.
КНИГА ПЕРВАЯ
Покушение
БРЮССЕЛЬ, БЕЛЬГИЯ
Июнь 1865 года.
Высокие – от пола до потолка – окна, распахнутые навстречу теплому солнцу, заодно впускали в комнату оживленный гул бельгийской столицы. А еще – запах конского навоза, к которому так привычен всякий житель большого города. Президент Авраам Линкольн, сидя на пышно изукрашенной кушетке периода Людовика XV, читал документ, только что врученный ему послом Пирсом, но, заслышав стук в дверь, поднял голову.
– Я погляжу, кто там, господин президент, – встрепенулся Пирс, с напыщенным видом направляясь к двери; впервые получив политическое назначение, он прямо-таки лучился от гордости. Бывший коллега Линкольна, служивший в той же адвокатской конторе, был банкиром на Уолл-стрит, пока президент не назначил его на этот пост. В глубине души он осознавал, что обязан этим назначением своему знанию французского и премудростей международной торговли, а отнюдь не политическим талантам, – и все-таки это большая честь. Широко распахнув дверь, он придержал ее, чтобы впустить двух генералов.
Поглядев на них поверх очков, Линкольн кивнул в ответ на воинское приветствие вошедших.
– Как вижу, господа, вы сегодня при кушаках, шпагах и орденских лентах, да еще и аксельбантах. Вы сегодня весьма элегантны.
– Сочли таковое уместным для сегодняшнего приема при дворе, – отозвался генерал Шерман. – Нас только что уведомили о нем.
– Как и меня, – подхватил Линкольн. – Меня также известили, что он весьма важен, да вдобавок сказали, что ваше с генералом Грантом присутствие особенно желательно.
– А они не сообщили, зачем, сэр? – осведомился Грант.
– Лишь косвенно. Но присутствующий здесь Пирс, который со времени назначения обзавелся массой полезных знакомств, отвел в сторонку одного важного бельгийского сановника и сумел вынудить его на признание факта, что прием не обойдется без каких-то наград.
– Они наверняка будут смотреться просто блистательно, – заметил Пирс. – Похоже, чем мельче страна, тем больше ордена. Как меня уверял тот же чиновник, наша прошлая война с британцами на приеме поминаться не будет. Судя по всему, для королевы Виктории это весьма болезненная тема, а король Леопольд не хочет уязвить ее в этом отношении. В конце концов, он ее любимый дядюшка и регулярно с ней переписывается. Вас наградят за героические действия во время нашей недавней Гражданской войны, джентльмены.
Окинув взором свой незатейливый синий пехотный мундир, Грант улыбнулся.
– Пожалуй, немного украшений ему явно не повредит.
Тут все поглядели на Густава Фокса, заместителя министра военного флота, вошедшего из смежной комнаты. Только на высшем правительственном уровне знали, что этот человек, избегающий показываться на людях, возглавляет американскую разведку. Кивнув присутствующим, он помахал в воздухе стопкой бумаг.
– Надеюсь, не помешал. Найдется ли у вас время для совещания, господин президент? Мне только что стали известны новые факты, требующие безотлагательного отклика.
Посол Пирс с негромким ворчанием извлек часы из кармашка жилета, плотно облегающего его круглый животик.
– Полагаю, времени более чем достаточно. Ранее полудня кареты не подадут.
– Уповаю, что нам чуточку повезло и вы принесли мне и добрые вести тоже, Гус, – с надеждой произнес президент. – Такие никогда лишними не бывают.
– Что ж, вынужден признать, что новости подобрались разные, сэр. Во-первых, всего две ночи назад британцы совершили набег на гавань порта Кингс-таун в Ирландии. Это паромная переправа совсем рядом с Дублином. Высадив войска, нападавшие сожгли ратушу заодно с кое-какими портовыми строениями, а в довершение погрома захватили и подожгли ряд судов, стоявших в гавани. Ирландцы считают, что рейд провели ради устрашения без всяких прикрас, поскольку он не дал ничего, кроме бессмысленных разрушений.
Он явно призван напомнить ирландцам, что британцы никуда не денутся. При отходе они ввязались в перестрелку с ирландским таможенным судном, но отступили в открытое море до подхода войск из Дублина.
– По-моему, момент для проведения акции подгадали намеренно, – горестно покачал головой Линкольн, – и отнюдь не по случайному совпадению вылазку устроили как раз тогда, когда наша делегация прибыла в Бельгию.
– Разделяю ваше мнение, господин президент. Это немудреное послание явно адресовано нам, – подхватил Шерман, и в его ледяном взоре блеснула угроза. – Они заявляют нам, что могут нанести удар по Ирландии, когда и где им заблагорассудится, и не позволят, чтобы какая-то там международная конференция заступила им дорогу. Похоже, их потери и поражения в Америке и Ирландии не научили их ровным счетом ничему.
– Боюсь, ваше толкование верно, – задумчиво проронил Линкольн. – Однако вы сказали, что новости разные, Гус. Неужели среди них нет хороших? Неужели вы не можете извлечь из своей груды ничего такого, что возвеселило бы душу старика?
Гус с улыбкой зашелестел бумагами и, выудив пару листов, передал их президенту.
– Это доставлено на пакетботе ВМФ, пришвартовавшемся в Остенде нынче утром. Это персональный доклад мистера Джона Стюарта Милла вашему кабинету министров. Кабинет переправил этот экземпляр вам. Вот поглядите, видите, министр финансов сделал личную приписку для вас на первой странице.
– Да, действительно, это наверняка будет небезынтересно для всех присутствующих, – кивнул Линкольн и зачитал вступление вслух:
– «Господин президент! Конечно, вы пожелаете лично ознакомиться с содержанием сего крайне ценного экономического отчета. Но позвольте мне вкратце подвести общий итог. Полагаю, умозаключения мистера Милла не только весьма правильны, но и предельно однозначны. Американская экономика расцветает как никогда. Наши заводы работают что есть сил – и индустриализованный Север, и новые предприятия, возведенные на Юге. Совершенно очевидно, что без работы не остался ни один желающий работать. Реконструкция и модернизация железных дорог почти завершена. Причины и следствия вполне ясны: благодаря военным нуждам сия страна волей-неволей от сельскохозяйственной по сути экономики перешла на индустриальные рельсы. Экспорт растет, железные дороги модернизируются и расширяют свою сеть, а кораблестроение взмыло до рекордных высот. В общем и целом, мистер Милл взирает на экономическое будущее нашей страны с грандиозным энтузиазмом. Как и я. Искренне ваш, Сэмон П. Чейз». – Мельком проглядев остаток документа, Линкольн резюмировал:
– Весьма любопытно, джентльмены. Похоже, мистер Милл сравнил производственные показатели по всему миру. Великобритания, движущая сила промышленности со времени индустриальной революции, всегда опережала прочие страны по силе и производительности. Но больше это не так! Он считает, что при подведении итогов года Америка обгонит Британию по всем позициям!
Когда одобрительный ропот утих, Фокс снова взял слово:
– Господин президент, не сможете ли вы в свете этих вдохновляющих новостей уделить пару минут для встречи с делегацией?
– Какой делегацией? Мы ни с кем не уговаривались о встрече…
– Они прибыли нынче утром на рассвете. Мне выпала честь разделить с ними завтрак. Это президент Ирландии Джеремия О'Донован Росса. С ним вице-президент Айзек Батт, а сопровождает их генерал Томас Мигер. Говорят, дело довольно спешное, и выражают надежду, что вы найдете для них несколько минут. Они – как бы это выразиться? – чрезвычайно расстроены. Думаю, было бы благоразумнее, если бы вы смогли выкроить время для встречи с ними сейчас же.
– Как, вы говорите, что Том Мигер находится здесь?! В последний раз, когда я о нем слыхал, он нес службу в Форт-Брэгге.
– Уже нет. Несколько месяцев назад ему предоставили отпуск в Ирландию на неопределенный срок, где он стал советником в ирландской армии.
– Время поджимает, господин президент… – подал голос Пирс, снова поглядев на часы.
– Искренне надеюсь, не настолько поджимает, – ледяным тоном отрубил Шерман, – чтобы мы не смогли увидеться с всенародно избранным президентом Ирландии, а заодно и со старым товарищем, не только одерживавшим победы в Ирландии, но и долго сражавшимся за нашу страну, не жалея собственной жизни.
– Да, конечно, мы должны их повидать, – решил Линкольн. – Пожалуйста, пригласите их.
– Нам выйти? – осведомился Грант.
– Нет, раз Мигер здесь, дело наверняка связано с военными материями.
Когда трое гостей вошли, Линкольн, шагнув им навстречу, пожал руку Россе и с теплотой в голосе произнес:
– Мы не виделись с момента вашего официального вступления на пост в Дублине. Надо сказать, редкостное и достопамятное событие.
– Мне его тоже не забыть, господин президент, ибо вы говорите сущую правду – до самого смертного часа я буду вспоминать события того восхитительного дня. То был первый день весны, если припоминаете, суливший нам замечательное будущее. И эти посулы и впрямь осуществились. Но, как вам ведомо, возникло и множество проблем. Немало воды утекло со дня того благословенного события. Впрочем, приношу извинения, сэр, я несколько увлекся. Вы помните вице-президента Батта?
– Конечно. Я ни капельки не покривлю душой, мистер Батт, сказав, что на вашу долю – и на долю президента – выпал самый тяжкий и ответственный труд, – промолвил Линкольн, пожимая руку вице-президенту. – Я что ни день дивлюсь, читая блистательные отчеты о том, как вы объединяете и обновляете Ирландию.
– Задача и впрямь немалая, но она оправдывает все затраченные на нее силы без остатка, – откликнулся Росса. Но тут же лицо его омрачилось. – Задачу сию чрезвычайно осложняют непрестанные покушения врага извне. Видит Господь, и у меня, и у народа Ирландии довольно черных воспоминаний. Наша история и впрямь была нескончаемой и мрачной с того самого дня, когда английские войска ступили на нашу бедную землю. Ныне же я совершенно уверен, что высказываюсь от имени всех и каждого жителя нашей страны, когда возглашаю: кто старое помянет – тому глаз вон! Довольно горьких воспоминаний и замшелых преступлений. Мы, ирландцы, чересчур склонны жить прошлым, и ныне самое время покончить с подобным обычаем. Прошлое ушло и не воротится. Надлежит повернуться к нему спиной, вместо того обратив лица к сияющему солнцу грядущего…
– Но они нам не дают! – перебил Айзек Батт.
Эмоции переполняли его. – Недавний налет на Кингс-таун – сущий булавочный укол в череде горших бед. Что ни день, что ни час – творится подобное. То и дело войска высаживаются в отдаленных ирландских портах, где невинных ирландцев убивают, а их крохотные суденышки – единственное их достояние – предают огню. Да и корабли останавливают в открытом море, останавливают и обыскивают, а то и конфискуют грузы. Как будто нам в спину вцепился демон, сбросить которого невозможно, будто на нас пало адское проклятие, избавиться от которого нельзя. Война окончательно выиграна – и все же не кончается. Мы и вправду одержимы демоном – британцами!
Невозмутимые интонации генерала Мигера разительно контрастировали с пылким воззванием Батта – и тем убийственней звучали его слова.
– Это еще не самое худшее. Нам доносят насчет того, что в Ливерпуле похищают людей и бросают их за решетку. Подробности нам неведомы, знаем только, что там затевается нечто ужасное. Как вам должно быть известно, в центральных графствах множество ирландских жителей – прилежных тружеников, поселившихся там много лет назад. Но теперь, похоже, британцы усомнились в их верности. Во имя безопасности забирают целые семьи и уводят под вооруженным конвоем. А хуже всего то, что мы не можем ничего узнать об их дальнейшей судьбе. Они будто растворяются в ночи. До нас доходили слухи о каких-то лагерях, но никаких фактов раскопать не удалось. Не отрицаю, среди ливерпульских ирландцев есть наши агенты, но это никоим образом не оправдывает арест и содержание под стражей невинных граждан. Людей признают виновными только лишь за родственные связи. И что же, женщины и дети тоже виноваты? А ведь с ними обращаются точно так же. А еще к нам поступают неподтвержденные донесения, что подобные лагеря строят по всей Англии. Что, и эти тоже для ирландцев? Могу лишь сказать, господин президент, что это чудовищное преступление против гуманизма.
– Если все сказанное вами правда – а у меня нет ни малейших оснований подвергать ваши слова сомнению, – то вынужден с вами согласиться, – утомленно проронил Линкольн, возвращаясь к кушетке и снова усаживаясь. – Но, джентльмены, что же тут поделаешь? Американское правительство может резко осудить эти преступления, как мы уже поступали в прошлом и будем поступать в будущем. Но что же в наших силах помимо этого? Боюсь, я заранее могу предвосхитить ответ Британии. Это всего-навсего вопрос ее внутренней политики, и нечего другим нациям совать свой нос. – Воцарилось угрюмое молчание. Наконец Линкольн обернулся к Мигеру. – Будучи военным, вы должны осознавать, что оружие в подобной ситуации бессильно. Руки у нас связаны, тут уж ничего не сделаешь.
– Ничего? – разочарованный ответом Мигер изо всех сил старался скрыть уныние.
– Ничего, – отрезал Шерман. – Я говорю не от своего имени, а как генерал армии. Война окончена, и на планете воцарился мир. Сейчас британцы изо всех сил стараются спровоцировать нас и в самом деле преуспели в том, что пробудили у нас гнев. Им известно, что после недавней войны нас волнует судьба Ирландии, ведь мы внесли свой вклад в ее освобождение. Но означает ли это, что есть веские основания для новой войны? Честно говоря, не думаю. Британцы постарались представить это внутренним делом – и тут мы, конечно, бессильны. Не забывайте, как раз сегодня мы выступаем с важнейшей инициативой мирных переговоров. Ныне в Брюсселе собрались ведущие нации мира, и остается только пожелать их представителям всяческих успехов. Снова говорить о войне мы сможем лишь после того, как наша миссия закончится крахом. Но этого не желает никто из присутствующих. Однако, с вашего позволения, господин президент, я бы посвятил несколько минут разговору с этими джентльменами и генералом Грантом, чтобы решить, какую реальную помощь мы можем им оказать. Что касается содержания ирландцев в лагерях в Англии – откровенно говоря, официально мы не можем сделать ровным счетом ничего. Но вот по поводу остального – налетов, задержки судов в открытом море, насколько я понимаю, тут американское присутствие могло бы снять часть проблем.
– Нам выходить через полчаса, – встревоженно вставил Пирс, сверившись с часами.
– Сожалею, что мы отняли у вас время, – вздохнул генерал Мигер. – Спасибо, что приняли нас, господин президент.
– Это я должен благодарить вас за то, что не пожалели трудов прибыть сюда и ввести нас в курс нынешних прискорбных ирландских дел. Уверяю вас, мы сделаем все, что в наших силах, для облегчения ситуации.
Сопроводив генерала Шермана и гостей в соседнюю комнату, Густав Фокс остался с ними, чтобы делать записи. Когда они ушли, Линкольн утомленно проронил:
– У меня начинает складываться ощущение, будто я тот мужичонка, что надумал ухватить радугу за хвост, но чем быстрей он бежал, тем быстрей она от него ускользала. С меня довольно войн, но все же я весьма опасаюсь за мир. Коль скоро в Британии хватает решительно настроенных людей с сильной волей, вопрос о мире воистину отходит на второй план.
– Вот потому-то мы и собрались в Брюсселе, господин президент, – вставил Пирс. – По мере прибытия различных делегаций я встречался с дипломатами для конфиденциальных бесед. И от всей души верю, что все они едины в своем стремлении к миру и процветанию. В последние годы Европа пережила чересчур много политических потрясений, не говоря уж о войнах, вечно терзающих этот континент. Складывается общее впечатление, что всем нам надо трудиться рука об руку во имя построения крепкого мира.
Кивнув, Линкольн обернулся к безмолвному Гранту, сидевшему на самом краешке стула, напряженно выпрямившись и сложив ладони на рукоятке стоявшей перед ним сабли.
– А военные разделяют это мнение, генерал?
– Я могу говорить лишь от своего имени, сэр. Я верю в мир во всем мире, но, боюсь, далеко не все исповедуют ту же веру. Кровавая история этого материка – немой свидетель амбиций и застарелой вражды здешних стран. Посему нам следует взвешивать ситуацию очень тщательно – и всегда быть готовыми к войне, как бы нам ни хотелось ее избежать.
– И Америка готова?
– Воистину готова – и сейчас, как никогда прежде. Вы же зачитывали нам письмо мистера Милла. Фабриканты, снабжающие и поддерживающие нашу военную мощь, явно работают в полную силу. Но надо принимать во внимание и личный состав наших войск. С приходом мира многие солдаты сочтут, что срок их службы исчерпан. Да это уже происходит. Очевидно, что искус вернуться к семьям велик. Если ничего не предпринять, мы увидим, как людские ресурсы тают прямо на глазах.
– А разве регулярная армия не выросла?
– И в самом деле выросла. Благодаря премиям за добровольную вербовку, улучшению оплаты и условий службы наша армия существенно разрослась. Но, должен признаться вам, джентльмены, в настоящее время у нас маловато дивизий для вступления в серьезный конфликт.
Пирс, более озабоченный протоколом, нежели политикой, боялся опоздать, и, пока Линкольн пребывал в глубоких раздумьях, пытаясь оценить все возможные последствия изложенной генералом Грантом ситуации, Пирс сидел как на иголках, то и дело бросая взгляд на часы. Угомонился он лишь по возвращении генерала Шермана.
– Боюсь, нам пора, джентльмены, – с этими словами Пирс распахнул дверь в коридор, помахав ладонью в ее направлении и отступив в сторону, чтобы пропустить остальных. Как только он вышел следом, оставшийся Фокс закрыл за ними дверь.