Неизвестный не ограничился тем, что вывалил на пол содержимое всех ящиков и чемоданов, но и оторвал рукава у одного из шедевров швейного искусства Севиля Роу и распорол в нем все швы. Тот же клинок вспорол подкладку и отсек каблуки у ботинок, не говоря уже о том, что он сделал с матрасом.
   Только человек, знающий манеры Святого, был в состоянии оценить спокойствие, с которым он наблюдал размеры потерь, стряхивая пепел на кучу тряпья перед собой.
   – Че коза фаи[5]? – раздался за ним потрясенный голос, и Святой, обернувшись, увидел горничную, которая, разинув рот, заглядывала в номер из коридора.
   – Будь кто-нибудь внизу, этого бы не случилось, – холодно ответил он. – Прошу навести порядок. Одежду, которую можно починить, можете подарить своему мужу или любовнику, это как вам угодно. А если директор захочет со мной объясниться, пусть ищет меня в баре.
   На счастье в баре среди других лекарств нашелся и "Питер Даусон", чья двойная порция со множеством льда и капелькой воды оказалась в состоянии притупить пронзительную остроту его гнева и погасить жажду, накопившуюся в нем на обратном пути. Погибший гардероб был только временной неприятностью: телеграмма в Лондон обеспечит ему новый костюм, да и здесь были отличные итальянские закройщики и лучшие в мире портные. Вдобавок, последний след сомнений, не вызвана ли смерть Астона стечением обстоятельств, теперь исчез.
   Картелли, он же Дестамио, настолько заинтересовался вмешательством Темплера, что устроил за ним слежку и обыскал вещи, чтобы определить его связи с криминальными или государственными структурами.
   Быстрота и легкость, с которой его обнаружили, указывал на организацию внушительных размеров и возможностей и могли испугать любого, но не Саймона. Он серьезно сомневался, что даже местная полиция со своей властью и следственным аппаратом справилась бы лучше. Но трезвая оценка неравных шансов никогда не пугала Темплера, только делала игру еще интересней.
   Вскоре явился управляющий или муж управляющей. Он долго ломал руки над последствиями печального инцидента, после чего сказал:
   – Не стоит беспокоиться. Мы все заменим и просто включим это в ваш счет.
   – Как это мило, – хмыкнул Святой. – Не хотел бы показаться неблагодарным, но вообще-то я немного переживаю из-за моих уничтоженных вещей, а все из-за того, что у вас так легко бандитам попасть в номер.
   Руки, плечи и брови управляющего одновременно взлетали в порыве недоверия, возмущения, упрека и боли:
   – Но, синьор, мы не виноваты, что у вас есть друзья, способные натворить такое ради дурацкой шутки.
   – Это довод, – признал Саймон. – И потому будет лучше, если вы вообще забудете о счете, иначе я могу попросить других своих веселых друзей прийти сюда и пошутить точно так же во всех ваших номерах. – Он вернул собеседнику счет и добавил: – Да, и благодарю за угощение.
* * *
   Остаток вечера он чувствовал себя лучше, но соблюдал осторожность, садясь за стол спиной к стене и внимательно осматривая поданную бутылку вина перед откупоркой. То, что какой-нибудь закулисный Борджиа мог добавить чего-нибудь в еду, было риском, с которым приходилось мириться, но в своих расчетах он учел, что по какой-то неясной причине яд никогда не был в чести у братства, членом которого явно был Аль Дестамио.
   Но ничто, даже малейшее беспокойство, не испортило ему этот вечер, утро же следующего дня началось с совершенно неожиданного события.
   Когда после завтрака он спустился вниз и отдал ключ, стоявший у стойки, унылый тип в костюме шофера приблизился к нему и уважительно поклонился.
   – Прошу прощения, – начал он на терпимом английском, – синьор Дестамио хотел бы увидеться с вами и прислал меня с машиной. Он не хотел вас беспокоить, поэтому приказал дождаться, пока вы спуститесь вниз.
   Святой молча разглядывал его.
   – А если у меня были другие планы? – спросил он. – Например, пойти купить себе новый костюм.
   – Синьор Дестамио надеется, что вы поговорите с ним, прежде чем что-то предпринять, – ответил шофер с непроницаемым лицом. – Мне приказано передать, что вам не придется жалеть о своей любезности. Автомобиль перед входом. Прошу вас.
   Широким жестом он подкрепил приглашение, одновременно указав направление, однако ни в жесте, ни в тоне голоса не было угрозы. Передав поручение, шофер не выказывал признаков нетерпения, ожидая, когда Саймон примет решение.
   "Что ж, – думал Саймон, – когда-нибудь я неизбежно совершу свою фатальную ошибку, но не думаю, что это произойдет сегодня". И как бы там ни было, возможность завести знакомство с таким типом, как Дестамио, была слишком большим искушением.
   – О'кей, – небрежно бросил он, – я воспользуюсь приглашением.
   Машину ему искать не пришлось. Было ясно, что стоявший на улице "кадиллак" мог быть единственным вариантом. Автомобиль был черный, длиннозадый, огромный, отполированный до зеркального блеска и выглядел совершенно неуместным на этой узенькой старинной улочке. Без колебаний Святой нырнул внутрь и не удивился, оказавшись в одиночестве. Каковы бы ни были намерения Дестамио, он наверняка не был таким идиотом, чтобы убивать его в собственном автомобиле в центре Неаполя. Окна были закрыты, и слышался тихий, мягкий звук работающего кондиционера. Саймон откинулся на сиденье, предвкушая приятное путешествие.
   Путешествие было недолгим, но доставило достаточно впечатлений. Повинуясь командам водителя, автомобиль, как левиафан, погрузился в уличный поток. Лавины юрких автомобилей мчались во всех направлениях, клаксонами расчищая себе дорогу в толпе лениво двигающихся пешеходов – взрослых, детей и животных. Через толстое стекло и плотную обивку весь этот шум долетал до Саймона не громче слабого шелеста. Прохладное дуновение освежало лицо и уносило табачный дым в тот же момент, когда Саймон выпускал его изо рта.
   Левиафан величественно плыл в стае мелких рыбок в направлении залива. Не тормозя, проехали ворота порта, караульные у которых уважительно отдали честь. Саймон взглянул на суда – здесь стояли только лайнеры; паромы и всякая мелочь находились за оградой, в открытой гавани – и на миг испытал опасение, что его похитили, но тут автомобиль плавно затормозил у суперсовременной бетонной конструкции, похожей на огромный бильярдный стол на паучьих ножках. Несколько секунд он пытался угадать ее назначение. Потом услышал рев винтов, и все стало ясно.
   – Ичия или Капри? – лениво спросил он шофера, выходя из машины в солнечный зной.
   – Капри. Туда, пожалуйста.
   Эти два уединенных места радости и солнца были расположены в восемнадцати милях от города, у другого берега залива. Обычно туда добираются катерами, паромами, рыбацкими шхунами, приспособленными для пассажиров, и такое путешествие занимает от одного до четырех часов, в зависимости от умения лодочника морочить голову пассажирам. Прогресс и техника пошли навстречу избранным с туго набитыми кошельками, предоставив в их распоряжение вертолеты, которые то же расстояние преодолевают за несколько минут. Один из них, оказывается, ожидал только Саймона; как только он оказался на борту, люк закрыли, и он плавно, как лифт, поднялся в воздух.
   Они летели над невероятно голубыми водами залива, и перед Саймоном простиралась чудная панорама, прелесть которой он не мог не признать, хотя до этого считал, что путеводители слишком преувеличивают. Вертикальные скалы Капри, вздымавшиеся прямо из моря, с воздуха производили еще большее впечатление, чем обычно. Пилот развернулся над Марина Гранда, сделал круг над вершиной Монте Солодро, так, чтобы пассажир смог увидеть самые эффектные места острова, потом легко опустился на отмеченную кругом площадку в районе Дамекута, где находился один из дворцов, которые цезарь Тиберии разбросал по своему любимому острову. Выходя, Саймон гадал, каким же средством передвижения его снабдят на последнем участке пути. Не сомневался, что по изысканности оно не будет уступать предыдущим.
   Показался некто в мини-шортах и купальнике – на острове это был максимум одежды, – и Святой с удовольствием стал изучать обширные пространства неприкрытого тела, зная по опыту, что женщины, одетые, или точнее, раздетые, таким образом, рассчитывают на подобное внимание. Чудо с длинными загорелыми ногами и золотыми кудрями приблизилось к нему роскошным пируэтом с полным эффектом продемонстрировав еще не изученные фрагменты.
   – Мистер Темплер? – спросило чудо низким голосом, мягким и безумно теплым.
   – И никто иной, – с восторгом ответил он. – Как вы меня нашли в такой толпе?
   Пилот вертолета и дежурный, представлявшие весь персонал и единственную аудиторию, с удовольствием наблюдали за ними, ожидая, когда богиня обернется и продемонстрирует остальные свои потрясающие выпуклости. Дама указала на стоянку.
   Поскольку ширина дорого на Капри позволяет разъехаться в лучшем случае двум детским коляскам, там пользуются только маленькими автомобилями, и даже автобусы – только миниатюрные. Поэтому ожидать еще один "кадиллак" было трудно, но он заметил идеально маленький "альфа-ромео" кремового цвета, который собиралась вести та самая нимфа, потрясающим образом демонстрировавшая свои прелести.
   Не менее потрясающей была ее манера вождения: автомобиль сорвался с места, как пуля, беря повороты вившегося по горам серпантина с таким азартом, что Святому оставалось только надеяться, что она знает, что делает. Несколько раз он украдкой взглянул на нее, но губы, покрытые толстым слоем помады, были неподвижны, а верхнюю часть лица закрывали огромные темные очки в оправе из цветов, полностью скрывавшие глаза и всю мимику. Казалось, ее внимание сосредоточено исключительно на дороге, и в этой ситуации Саймон чувствовал, что не по-джентльменски будет вступать в разговор. Тем более что ехали они по краю скалы, обрывавшейся в такую пропасть, что корабли сверху казались детскими игрушками на пруду. К счастью для его нервной системы, милашке не представилась возможность разогнаться как следует, и, даже не включив еще последнюю передачу, они добрались до места назначения – виллы с видом на пляж и залив Марина Пикколо.
   Бдительность вернулась к нему, когда он шел по выложенной каменными плитами дорожке. По своей воле, без сопротивления он дал привезти себя в то место, которое выбрал Дестамио, и возможно, очень скоро выяснится, что поступил легкомысленно. Святой даже не устыдился того облегчения, которое испытал, когда дивное видение само нажало звонок, сняв все его подозрения относительно опасности скрытого там механизма. Не раз в прошлом он мог убедиться, как смертоносны бывают эти безобидные устройства. На этот раз кнопка не привела в действие ни отравленных стрел, ни скрытого оружия, ни бомб, ни распылителей газа; двери открылись самым обычным образом, и показался объемистый живот синьора Дестамио, одетого в вишневую рубашку и пурпурного цвета шорты, скрывающие его грушеобразную фигуру гораздо меньше, чем модный костюм, в котором Саймон увидел его в первый раз.
   – Мистер Темплер! Как мило с вашей стороны! – заскрипел знакомый голос. Дестамио протянул руку и проводил Саймона внутрь. – Я хотел поговорить с вами и подумал, что здесь нам будет удобнее, не так ли?
   – Возможно, – осторожно ответил Саймон. Он незаметно, но внимательно осмотрел все углы, ниши и выступы стен, но нигде не было видно ничего подозрительного, и пока ситуация выглядела относительно безопасной.
   – Прошу, проходите, устроимся на террасе, там прохладно и прелестный вид на море. Лили принесет нам что-нибудь выпить и исчезнет.
   Если Лили и обиделась, то не подала виду. Как только Дестамио и Саймон уселись за кованым металлическим столом со стеклянной крышкой, она прикатила бар на колесиках и вышла. Саймон услышал звук захлопнувшихся дверей где-то внутри дома.
   – Прошу, – сказал Дестамио, не стесняйтесь, наливайте. Мне бренди и "джид жер эль", если вас не затруднит.
   Взяв бутылку и два бокала, Саймон постарался тактично устранить свои опасения из-за напитка. Проявив осторожность, наполнил бокалы из одной бутылки. С удовлетворением отметил, что коньяк был марки "Жюль Робен", хотя обычно он не пил его перед едой.
   – Вы случайно не работаете последнее время на мерзавцев из Федерального налогового управления? – спросил вдруг Дестамио, не меняя предыдущего тона. При этом он всматривался в Саймона, потом его лицо приняло деланно равнодушное выражение, совсем не скрывавшее, однако, угрожающих огоньков в глубине глаз.
   Святой пил коньяк маленькими глотками и внутренне был не менее спокоен, но мозг у него лихорадочно работал. Упоминание о налоговом ведомстве внезапно открыло карту, которую он давно уже ждал.
   – Хорек, – медленно произнес он, – Хорек Дестамио. Разве это не ваша кличка?
   – Мои друзья зовут меня Аль, – буркнул тот. – И вот что я хочу знать: на чьей вы стороне?
   – Разве обязательно быть на чьей-то стороне? – лениво спросил Святой. – Я ненавижу налоги, как и все, поэтом у не могу не испытывать своего рода симпатию ко всем, кто имеет проблемы с налоговым ведомством. Но ведь уклонение от налогов – не самое тяжелое преступление, в котором вас обвиняют, правда?
   Аль-Хорек-Дестамио достал из кармана измятый мешочек и вынул из него предмет, который можно было бы назвать сигарой, хотя в действительности он больше походил на кусок затвердевшей глины, замоченной в дегте и на много лет закопанный в земле. Разрезав ножичком этот предмет, он половину подал Святому. Саймон вежливо покачал головой и с интересом смотрел на хозяина, который из одной половинки вытащил пожелтевшую соломку и приложил к ней горящую спичку. Когда этот отталкивающий предмет наконец разгорелся, он поднес его ко рту и затянулся, выпустив клубы дыма.
   Саймон чуть отодвинулся, чтобы оказаться вне досягаемости чудовищной отравы пресловутой тосканской сигары.
   – Все слышали обо мне! – сказал Дестамио, очевидно, не замечая разрушительного воздействия дыма на горло и легкие. – В этом все дело. Верят в это вранье, напечатанное в газетах, и думают, у меня не больше прав, чем у бешеного пса. А я мирный человек. Попросту хочу покоя.
   – Думаю, что никто из Синдиката не хочет ничего иного, – сочувственно поддакнул Саймон.
   – Выдумки, выдумки и клевета, – бормотал Дестамио, не слишком горячась. Он словно произносил монолог, который столько раз повторял журналистам, полицейским и судьям. – Приезжаю из Италии в Штаты с несколькими долларами, вкладываю их в экспортный бизнес, ну и зарабатываю немного деньжат. Еще немного, потому что люблю играть на скачках, и мне везет. Возможно, я совершаю ошибку, не сообщая о выигрышах, а они сразу думают, что у меня какие-то огромные заработки. Это все предубеждение. Я итальянец, а многие гангстеры – итальянцы, ну и называют меня мошенником. Я люблю Америку, но она поступает со мной непорядочно.
   Монолог был окончен и Дестамио понизил уровень жидкости в бокале сразу на целый дюйм.
   Теперь Саймон припомнил продолжение истории, включая некоторые подробности, которые хозяин обошел. Дядя Сэм сумел наложить руку едва ли на одну десятую левых доходов Дестамио и в ответ смог только лишить его свежеобретенного гражданства и отослать в родные края. Как восприняла это Италия, история умалчивает, но когда ее об этом спрашивали?
   – Ну вот, вы знаете обо мне все, мистер Темплер, – сказал Дестамио. – И я о вас много чего знаю. Не знаю только, почему вы вдруг так заинтересовались мною. Почему?
   Вопрос был задан вполне естественным тоном, но Саймон знал, что в нем суть дела. Единственная причина, почему его привезли сюда с такой загадочной обходительностью. Многое могло зависеть от его ответа, между прочим, и его жизнь тоже. Однако Святой держался свободнее, чем хозяин, и рука его твердо держала сигарету, и дым неподвижным столбом поднимался в спокойном воздухе. Он ответил откровенно и честно, решив про себя, что это будет самая простая и действенная стратегия. Заодно хотел узнать, как Дестамио отреагирует на некое имя.
   – Я все думаю, что стало с Дино Картелли?

Глава II
Как Алессандро Дестамио клялся, а Марко Понти рассказывал

1

   Если Святой ожидал в ответ какого-то бурного взрыва, то его ожидало разочарование. Или эта фамилия Дестамио ничего не говорила, или, ожидая такой вопрос, он успел к нему подготовиться. Он только фыркнул и покачал головой.
   – Картелли? Не знаю. Почему вы спрашиваете? Что за любопытство? Мне все время сообщают, что вы обо мне выспрашиваете, люди с моим положением этого не любят. Многие хотели бы наделать мне неприятностей, так что я должен принимать меры предосторожности.
   – Такие, как уничтожение моих костюмов? – ледяным тоном спросил Саймон.
   Дестамио снова фыркнул.
   – Возможно. Часто с теми, кто сует нос не в свое дело случается и похуже. Вы не ответили на мой вопрос. Почему я должен знать о каком-то Картелли?
   – Потому что кто-то именно так назвал вас вечером в "ле Аркейт". Казалось, он был совершенно уверен, что вы – Дино Картелли. Я слышал его слова.
   Саймон добился только фырканья, которое на этот раз было громче обычного.
   – И это все? Тот тип был с приветом. Мир полон психов. – Дестамио щелкнул пальцами и искоса взглянул на Святого.
   – Ну вот, теперь я все узнал. Это вы сидели за столиком рядом и задирались с Рокко. Я вас узнал только сейчас. Мы ушли, чтобы не устраивать скандала. У меня их довольно.
   Дестамио навалился на подлокотники и, жуя черный, безобразный огрызок своей сигары, маленькими свиными глазками буравил Святого.
   – И это единственная причина, чтобы лезть в мои дела? Из-за того, что какой-то псих обознался?
   – В этом все и дело, – спокойно ответил Саймон. – Ведь этот псих, как вы его назвали, сегодня ночью был убит. Похоже, он мог знать о вас что-то такое, что доставило бы вам еще больше неприятностей.
   Дестамио долго молчал, крутя в пальцах сигару и холодно смотря на Святого.
   – И вы думаете, что я приказал его убрать? – наконец произнес он. Стряхнул пепел через балюстраду террасы куда-то в море и вдруг рассмеялся: – Черт возьми, это все? Знаете, я вам верю. Может быть это глупо, но верю. И вы, значит, решили, что должны что-нибудь сделать для этого несчастного глупца, чтобы восторжествовала справедливость? Как ваше имя? Саймон? Называй меня Аль, Саймон, все мои друзья называют меня Аль. И давай еще выпьем... – Теперь он совсем расслабился и почти развеселился.
   – Значит, вас никогда не звали Дино Картелли? – настаивал Саймон, демонстративно не реагируя на внезапную смену настроения собеседника.
   – Никогда меня так не звали и не будут звать. И не убивал я того придурка. Это стечение обстоятельств оставило тебя в дураках. Подожди, я кое-что покажу.
   Дестамио тяжело поднялся и повел Саймона в гостиную. Указал на что-то, на первый взгляд похожее на стенную роспись.
   – Множество бродяг приезжают в Штаты, меняют фамилии и в ус не дуют, потому что они никогда ничего не значили. Но я – Алессандро Дестамио и тем горжусь. Мой род существует с незапамятных времен, и смею полагать, последний король был нашим кузеном в восемьдесят втором колене или что-то в этом роде, сам взгляни!
   Саймон вдруг понял, что роспись представляла собой полное генеалогическое дерево с гербами, множеством ветвей, отростков и переплетений. Красиво выписанные имена поднимались вверх и переплетались, будто листья цветущего дерева, на вершине которого, как прекрасный плод красовалось имя Микеля Дестамио.
   – Это мой отец. Он всегда гордился своей семьей. А вот моя метрика.
   Дестамио ткнул толстым пальцем в рамку, в которой красовался документ с восковой печатью, уведомляющий, что потомок Микеля Лоренцо Дестамио будет наречен Алессандро Леонардо. Документ выглядел вполне убедительно.
   – И неизвестно, почему этот человек, как там его звали, Уильям Чаринг Кросс, должен был погибнуть? – спросил Саймон.
   – Понятия не имею, – невозмутимо ответил Дестамио. – Никогда раньше его не видел. И имени его не знал бы, если бы ты не сказал. Но если это так важно, могу поспрашивать о нем кое-где. Возможно, кое-что и узнаем. Сделаю все, что хочешь... О-ла-ла! – он щелкнул пальцами, как будто что-то вспомнил. – Я забыл, что натворили мои ребята. Сейчас вернусь.
   Вышел в соседнюю комнату, и вскоре Святой безошибочно опознал сухой звук запираемой двери сейфа. Дестамио вернулся с пачкой банкнотов в руке.
   – Прошу, – он подал их Святому. – Эти ребята, работающие на меня, перестарались. Все это было без моего ведома. Возьми и купи себе все, что нужно. Если мало, скажи.
   Саймон взял банкноты. Сверху была американская сотенная, а когда провел пальцем по краю пачки, и другие сотни засверкали своими полями.
   – Благодарю, – сказал он без всякого восторга и спрятал деньги в карман.
   Дестамио добродушно ухмыльнулся, дожевывая оставшуюся половинку своей помятой сигары.
   – Пойдем поедим, – сказал он, делая жест в сторону стола, уже накрытого серебром и хрусталем. – И поговорим. Тут можно одуреть без собеседника.
   Он сел, энергично потряс маленьким ручным колокольчиком, и трапеза началась еще до того, как ослепительная Лили к ним присоединилась.
   Аль Дестамио в основном говорил, а Саймон слушал.
   Если у Лили и были иные таланты, кроме головокружительной манеры вести машину, то умение вести светскую беседу к ним не относилось. Она занялась едой с такой сосредоточенностью, что стало ясно – ее стройная фигура могла быть только феноменом обмена веществ, и Саймону стоило немалых трудов не последовать ее примеру, ибо, несмотря на свою вульгарность, Дестамио держал прекрасного повара.
   Единственной темой беседы, скорее монолога, была коррупция, царящая в министерстве юстиции, и злостное преследование невиновных иммигрантов, которым удалось хоть чуть-чуть выбиться в люди. Дестамио продемонстрировал выдающиеся знания сложных предписаний, касающихся налогового законодательства, что несколько противоречило его утверждению о нарушениях, допущенный им по незнанию. Саймон считал возможным есть, пить и ограничиваться короткими междометиями, подтверждающими, что он слушает, в то время, как оратор откровенно наслаждался хрипловатой убедительностью своей речи. Таким образом, Святой мог скрыть свой отсутствующий взгляд, пока мысли его блуждали далеко от монотонной болтовни в поисках все еще недостающей информации, которая стала бы ключом для решения загадок прошедших дней, но все еще упорно ускользала от него.
   Наконец трапезу завершил кофе. Дестамио зевнул и, не сдержав отрыжки, выразил готовность вздремнуть. Саймон принял это за сигнал к отъезду и не встретил возражений.
   – Рад, что мы познакомились, Святой, – сказал Дестамио, пожимая руку с сердечностью профессионального политика. – Если у тебя будут проблемы, приезжай ко мне, клянусь, я все улажу.
   Невероятно сдержанная Лили еще раз выступила в роли водителя. На этот раз она была одета в кашемировый свитер и брюки – настолько обтянутые, что если бы у нее была татуировка, узор выступил бы наружу. Саймон с удовольствием отметил, что татуировки не было.
   Когда она снова начала, как безумная, пришпоривать свой "альфа-ромео", Саймон решил на прощание проверить, умеет ли она вообще разговаривать.
   – Вы тут живете или тоже приехали в гости? – спросил он для начала.
   – Да.
   Он долго смотрел на нее, пытаясь понять смысл ответа, но если что-то и прочитал по ее лицу, это не помогло. Решил попробовать еще раз:
   – Вам случается путешествовать?
   – Иногда.
   Уже лучше. Нужно только запастись терпением.
   – Надеюсь, мы с вами еще встретимся.
   – Зачем?
   – Мне интересно какое у вас лицо. Узнаю ли я вас без очков?
   – Нет.
   Снова тот же голос, волнующий и ко всему безразличный.
   – Аль ревнив?
   – Не знаю.
   Святой вздохнул. Возможно, его обаяние не так уж неотразимо. Он всерьез задумался над этим открытием. Так или иначе, она явно была способна владеть собой. По крайней мере, он должен был продолжать, потому что давно мучившая его мысль наконец вынырнула из закоулков мозга, где долго и упорно пряталась.
   – Вы знаете, почему его зовут Хорек? – спросил он.
   – Нет.
   – Тогда я не буду забивать вам голову. Когда вернетесь, просто скажите ему, что я это знаю. Так вот – раз и вспомнил. Сделаете?
   – Да.
   Они были уже на месте, и винт вертолета уже лениво вращался, готовясь к отлету. Но Святой хотел убедиться, что его просьба обязательно будет передана. Он встал с сиденья, остановился, не закрывая двери, вынул смятую пачку "зелененьких", которую сунул ему Дестамио, решительно помахал перед носом Лили, потом протянул ей одну бумажку.
   – Прошу передать, что эти листочки мне нравятся. Но только плохо, что их маловато. Покажите ему это, чтобы знал, о чем речь. Скажите ему, что теперь все будет стоить дороже из-за Хорька. Вы считаете, что все поняли?
   Она спокойно кивнула.
   – Желаю удачи, – сказал Святой.
   Он захлопнул дверку и наклонился к Лили. Оставался еще последний штрих, в котором он никак не мог себе отказать, каким бы излишним он ни казался. Прежде всего он должен быть убедительным.
   – А если вы хотите узнать, ревнив Аль или нет, скажите ему, что я сделал вот это.
   Он нагнулся пониже и поцеловал ее в губы, у которых был вкус теплой краски.