Гаррисон Зоя. Большое кино

   — Прости, рыженькая, кончились. — Он смерил ее взглядом. — С такими грудками неплохо бы позаботиться о своем здоровье.
   Либерти очаровательно улыбнулась:
   — Попридержи язык, а то лишишься его навсегда!
   Попросив вдобавок к журналу леденцы. Либерти двинулась к лифту и тут услышала за спиной чьи-то шаги. Обернувшись, она увидела недавних спорщиков. Теперь они учтиво улыбались. Как только двери лифта открылись, Без Пяти Минут Красавчик щелкнул длинными белыми пальцами.
   — Черт, забыл! Езжай один, Тони. Увидимся.
   Низкорослый вошел в лифт вместе с Либерти. Она нетерпеливо покосилась на часы. Три минуты одиннадцатого. Встреча в пентхаузе была назначена ровно на десять.
   Низкорослый откровенно пялился на нее, и Либерти всем своим видом изобразила безразличие. Отчего это все мужчины считают, что малышки — их достояние? Она уставилась на горящий значок «X», обозначавший экспресс между первым и пятидесятым этажами.
   Где-то между пятьдесят восьмым и пятьдесят девятым этажами в кабине погас свет. Либерти услышала громкий деревянный стук. Вместо того чтобы продолжать взлет, кабина начала бесшумно падать. Это длилось недолго, скольжение вниз сменилось неподвижностью.
   — Черт! — Либерти ударила ладонью по пульту, метя в красную кнопку «Вызов», и тут же из белого динамика раздался неподобающе безмятежный голос:
   — В чем дело?
   — В чем дело? — крикнула Либерти. — Мы падаем, вот в чем! Что-то сломалось.
   — Лифты в здании находятся в образцовом техническом состоянии, — зачастил голос. — Они оборудованы многократно продублированной системой торможения. При выходе из строя первой системы…
   Либерти напряглась: ее спутник схватился за грудь и часто задышал.
   — ..включается вторая.
   — Ничего, — сказала Либерти соседу, — не волнуйтесь. Вы же слышали: если первая… — Она не договорила.
   У мужчины, казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит Лицо его приобрело фиолетовый оттенок, шея перестала помешаться в вороте голубой оксфордской рубашки, подобно пасте, выдавленной из тюбика. Не в силах помочь себе, он судорожно пытался ослабить галстук.
   — Черт! — Кабина снова стала проваливаться.
   Либерти кинулась к мужчине, разорвала ворот его рубашки и шлепнулась вместе с ним на пол. Он придавил ее, но в то же мгновение на обоих стала действовать еще более могучая сила, не дававшая шелохнуться. У Либерти заложило уши. Внезапно кабина опять остановилась. Двери приоткрылись, и Либерти, увидев путь к спасению, вскочила, протягивая руку вперед. Двери опять задвинулись, придавив ей руку, потом открылись. Она отдернула руку, и двери снова захлопнулись.
   — Ради Бога, помогите! — крикнула она в микрофон. — У человека сердечный приступ!
   Невидимый диспетчер не отозвался. Она услышала далекий звон, деревянный стук, скрип кабины.
   — Умоляю! — надрывалась Либерти. — Помогите!
   Скольжение вниз только ускорилось. Диспетчер безмолвствовал. Либерти представила, как отвечавшая им дама, стремительно покинув свой пост, подобно бейсболисту, покидающему базу, мчится вниз по лестнице, чтобы поймать их перед самым концом падения…
   Мужчина, дернувшись и закрыв глаза, обмяк, и Либерти ничего больше не оставалось, как только повторять шепотом обрывки всех известных ей молитв.
   Наконец кабина зависла на тросах. Двери открылись, но вместо выхода Либерти увидела кирпичную стену. Из ее глаз потекли слезы. Это было даже хуже, чем смертельное падение; настоящая пытка! Кабина нырнула с открытыми дверями еще футов на шесть и снова повисла. Либерти вскрикнула: вместо кирпичной стены перед ней зиял провал.
   Он угрожающе расширялся, пока она не увидела благословенный мрамор вестибюля.
   — Слава Богу!
   Голова мужчины неподвижно лежала на коленях у Либерти.
   Она опасалась, что он умер, и боялась до него дотронуться.
   — «Скорую»! — крикнула она людям внизу. — Вызовите «скорую»! — Головы задвигались и исчезли.
   — Главное, не прыгайте! — крикнул кто-то.
   Лифт завибрировал, словно опять собрался упасть. Либерти осторожно переместила голову мужчины на пол и, словно не слыша предостережения, прыгнула.
   Отдышавшись, она произнесла:
   — Он там. По-моему, у него сердечный приступ. Быстрее! — Тут Либерти услышала приближающееся завывание «скорой». — Надеюсь, он не умер…
   — Нет, не умер, просто ему не очень весело.
   Она подняла глаза и увидела симпатичного чернокожего с прической «афро», в белом комбинезоне с буквами «RE» на одном кармане и именем «Мелвин» на другом. Он улыбался, откровенно ею восхищаясь.
   — Привет, малютка! — Улыбка стала еще шире, — Со счастливым избавлением!
   Либерти встала и протолкалась к санитарам:
   — Как он?
   Санитар, измерявший пульс, лишь замотал головой, а двое других тут же заспешили с носилками к боковому выходу. Либерти последовала за ними на улицу. Пока они засовывали носилки в машину, она успела взглянуть в лицо своему товарищу по несчастью. Бедняга не слишком отличался от трупа.
   — Я даже не знаю, как его зовут! — громко посетовала она, провожая взглядом «скорую», уже мчавшуюся против движения По Пятой авеню.
   — Его зовут Тони Алварро, — подсказал кто-то. — Это один из боссов.
   — Какой пост он занимает? — Репортерское нутро Либерти требовало подробностей. — Ладно, не важно. Я опаздываю. — Она метнулась обратно через вращающуюся дверь.
   В этот раз лифт сработал безупречно и с шипением выпустил ее на восемьдесят третьем этаже. Либерти глубоко вздохнула и, закрыв глаза, сделала шаг наружу. В ушах все еще гудело, воспоминание о падении не отпускало ее: она казалась самой себе крохотной и бессильной.
   На этот раз вместо мрамора ее встретили мини-джунгли.
   Под ногами лежал толстый и мягкий, как мох, ковер, вокруг зеленела пышная растительность; к голубому октябрьскому небу за стеклянным потолком тянулись стволы толщиной в телеграфный столб. Либерти с наслаждением вдыхала целебный кедровый аромат. Услышав журчание воды, она оглянулась и увидела между огромными валунами маленький искусственный водопад. «Пожалуй, при необходимости здесь можно спрятаться и несколько дней подряд оставаться незамеченной», — пришла ей в голову неожиданная мысль.
   Во влажном воздухе разнеслось ее имя:
   — Мисс Адамс, мисс Адамс!
   Она перевела дух, расправила плечи и отважно улыбнулась.
   Из зеленой чащи выбежала блондинка среднего роста, в желтом платье, и остановилась перед ней, тяжело дыша. У блондинки был высокий лоб, напоминавший яйцо Фаберже, и серьезные глаза за очками в солидной роговой оправе.
   — Мисс Адамс? Здравствуйте, меня зовут Саша. Вас к телефону. Сюда, пожалуйста.
   Либерти углубилась в лес, но как только оказалась за стеклянной перегородкой, иллюзия растаяла. Теперь со всех сторон до нее доносились щелканье компьютерных клавиш и телефонные звонки. Саша провела ее мимо столов, заваленных распечатками, и показала на поблескивающий секретарский пульт.
   Прежде чем взять трубку. Либерти попросила «Кэмел», чай с лимоном и валиум. Звонила Пег, ее ассистентка.
   — Наконец-то! — Пег затараторила, проглатывая слова:
   — Здесь настоящий сумасшедший дом! Морти Рич звонил тебе раз пять на протяжении часа. Пять раз! Угрожает судом в случае, если ты не опровергнешь то, что написала в своей статье о «Домино».
   «Если бы не сработали эти дурацкие тормоза в лифте, ему пришлось бы судиться с трупом!» — подумала Либерти, но вслух лишь сказала:
   — Видно, у него была тяжелая ночка.
   — Ничего смешного, Либби: он настроен очень решительно, просто псих какой-то! Ты не поверишь, как он меня обзывал, — о тебе я уж не говорю… Я обещала, что ты перезвонишь ему еще до обеда.
   — Все равно смешно. Пег. Ладно, проехали. — Она взяла чай и сигареты у рыжей секретарши, лицо которой напоминало вареного рака. Трубка молчала — наверняка Пег надулась. — Ладно, раз уж ты звонишь, окажи услугу. Во-первых, перенеси мой заказ на столик в чайной комнате с двенадцати дня на двенадцать тридцать, а во-вторых, позвони Виктории в «Метрополитен» и спроси, не согласится ли она встретиться со мной на полчасика позже, иначе я не успею. Еще собери мне информацию про Тони Алварро, сотрудника Арчера Ренсома.
   — Какого рода информацию?
   — Сама не знаю. Как насчет Кит Рейсом?
   — Пока никак.
   — Ты сказала, что это вопрос жизни и смерти, как я велела?
   — Пыталась, но ее секретарша просто какая-то непробиваемая. «Забавно» — вот все, что я от нее услышала. Я звоню ей по пятнадцать раз на дню уже три недели. Сейчас прикину… Я позвонила ей уже раз триста! И все без толку.
   Либерти вздохнула:
   — Займись Алварро. Считай это главным заданием. Я хочу, чтобы вечером у меня было о нем все. Но и про Кит Рейсом тоже не забывай — мы с нее не слезем, заруби себе на носу. Эти люди никакие не шишки, что бы они о себе ни воображали. Так что можешь расслабиться. Кстати, что там о нас наговорил Морти?
   Либерти не успела услышать ответ, рыжая секретарша позвала ее к Ренсому.
   — Еще минуту! — Либерти нажала на рычаг и тут же набрала номер Морти Рича. Все эти неприятные переговоры были частью ее ремесла.
   — Позволь, я тебе прочту… — едва услышав ее голос, без всякого вступления начал Морти.
   — Я и так знаю, что написала…
   — А знаешь ли ты, какой это нанесло ущерб фильму? Между прочим, до премьеры еще целых два месяца!
   Либерти убрала трубку подальше от уха, после чего заговорила с Ричем, как с пациентом психиатрической лечебницы, а не с вице-президентом по рекламе в крупной кинокомпании.
   И тут, подняв глаза, она увидела высокую чернокожую женщину в дымчатом костюме от Диора и с тугим узлом волос на затылке. Либерти поняла, что перед ней знаменитая тигрица. охраняющая врата Ренсома, — Сьюзен Шалтебрандт.
   — Мистер Рейсом вас ждет, мисс Адамс! — произнесла Сьюзен высокомерно.
   Либерти показала ей два пальца и продолжила препирательства с Морти. Она представляла его в костюме с искрой, сидящим в своем роскошном кабинете, набитом дорогими канцелярскими принадлежностями, с видом на Центральный парк. Часто лицом человека являются его персональные бланки. На розовых бланках Рича вверху было выведено большими алыми буквами «МОРТИ», а внизу добавлено сиреневым шрифтом «Рич»^[1]. Дальнейших разъяснений не требовалось.
   — Ты меня удивляешь. Либерти: ведь ты обедала с его женой и ребенком! — стыдил ее Морти.
   — Более того, нюхала кокаин с макушки его слуги! Слуга у него — лысый карлик; неудивительно, что у него не получаются фильмы. Да у него задница вместо мозгов! — Людям нравилось, когда она давала волю языку, монастырская послушница, бранящаяся, как портовая шлюха, — что может быть пикантнее?
   — Признайся, Либерти, твоя мать гордится тем, чем занимается ее дочь?
   — Не знаю, Морти. Я сирота.
   Короткие гудки. Информация о сиротстве всегда действовала как гром среди ясного неба. После этого дальнейшие препирательства становились невозможными.
   Либерти вздохнула и послушно поплелась за дамой в костюме от Диора. Они миновали коралловый вестибюль, прошли сквозь мрачный, в бурых тонах кабинет и оказались в просторном помещении, устланном белым ковром. Две его стены были стеклянные, другие две — беломраморные. Дама оставила Либерти в центре помещения и испарилась.
   Либерти заморгала, не в силах сразу привыкнуть к окружающей белизне. Ощущение было такое, будто ее без предупреждения перенесли в снежную зиму, не снабдив солнцезащитными очками.
   Арчер Рейсом, восседая, как монумент, за музейным столом с мраморной крышкой, беседовал по телефону и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на гостью. Видимо, это было наказанием за то, что она заставила его ждать. Подойдя к окну. Либерти спокойно ждала, любуясь серовато-зеленым простором среднего Манхэттена. Чтобы полюбоваться таким видом, следовало бы штурмовать крутую гору, а не ехать на лифте.
   Она отвернулась от окна и поискала глазами, где бы присесть.
   Опустившись на белый диванчик, Либерти вынула блокнот и записала: «Сплошная белизна. Белые вазы с белыми цветами на столах, покрытых белой эмалью, белые мраморные пьедесталы. Совершенно неделовая атмосфера: пионы, нарциссы, жасмин. Не иначе, цветы ему привозят самолетом оттуда, где сейчас весна».
   Оторвав глаза от блокнота, она обнаружила, что Рейсом, продолжая разговаривать по телефону, в упор смотрит на нее. В жизни он выглядел гораздо интереснее, чем на фотографиях: волосы цвета начищенного олова, несмываемый загар богача, глаза средиземноморской синевы с длинными черными ресницами. Уголки его губ, приподнимаясь, придавали лицу учтиво-добродушное выражение. Либерти даже подумала, что не возражала бы оказаться с ним в одной постели, — это было бы отнюдь не худшим завершением журналистского задания.
   Положив трубку. Рейсом встал.
   — Наконец-то!
   Выйдя из-за стола и приблизившись почти вплотную, он наклонился к ее руке, а затем придвинул кресло, принявшее его с солидным шипением.
   — А ваши волосы не менее пышут огнем, чем ваше перо, мисс Адамс. — Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Один из его передних зубов был с небольшим изъяном, что делало его улыбку весьма сексуальной. Ничего удивительного — иногда магнаты небрежно относятся к своей внешности, как и ко многому другому. Рейсом насмешливо продолжал; — Я рад, что вы до меня добрались.
   — Вопреки сопротивлению вашего лифта. — Она очаровательно улыбнулась.
   — Мой лифт?
   — Он самый. — Либерти развела руками. — Я, конечно, небольшого роста, но если бы не сработала вторая тормозная система, то стала бы еще короче.
   Рейсом недоуменно приподнял брови:
   — Странно!.. У меня было впечатление, что лифты в этом здании всегда работают безупречно.
   — Попробуйте убедить в этом человека, который падал вместе со мной: для него дело кончилось сердечным приступом.
   — Сердечный приступ? — Рейсом нахмурился.
   — Совершенно верно.
   Хозяин офиса заметно посуровел:
   — У вас слишком беззаботный вид для женщины, только что выбравшейся из подобного переплета.
   Напрасно она завела об этом речь!
   — Что вы, просто я все еще в шоке.
   — Полагаю, будет нелишне вам напомнить, мисс Адамс, что я не любитель давать интервью. Более того, я не отношусь к поклонникам вашего жанра.
   Эта вспышка враждебности застала ее врасплох.
   — Я и не причисляла вас к своим поклонникам, — пролепетала она.
   — Говоря конкретнее, мне не по душе торговля сплетнями, которой вы занимаетесь. С другой стороны, я рад встрече с вами.
   Вид у вас совсем не…
   — Не страшный?
   Он холодно усмехнулся:
   — Во всяком случае, вашу дерзость можно считать данью моде и… объяснить вашей молодостью. Интересно, как относятся к вашей работе мои глубокоуважаемые родственницы? Честно говоря, я удивлюсь, если хотя бы одна из них согласится дать интервью журналу «Флэш».
   Либерти зажмурилась. «Ты должна оставаться учтивой, — напомнила она себе, — даже если собеседник переходит к откровенной грубости».
   — Я полагала, сэр, что секретарь поставила вас в известность: данный материал я готовлю не для «Флэш», а для «Метрополитен». Это будет психологический портрет.
   Он, конечно, отлично знал, что она выполняет задание «Метрополитен», иначе ее не подпустили бы к нему и на пушечный выстрел.
   — Все равно их согласие ставит меня в тупик. Кит не переносит журналистов.
   — Идея принадлежит вашей тетке Китсии. У меня впечатление, что сама Кит от нее не в восторге.
   Рейсом вздрогнул:
   — Идея Китсии? — Голубые глаза потемнели. — Мне трудно в это поверить. — Он долго размышлял, потом вскинул голову. — Что ж, это далеко не первая ее странная выходка. — Он вдруг преисполнился желания общаться. — Может быть, перейдем к делу?
   — Я благодарна вам за согласие меня принять — последнее время у вас слишком много забот…
   Репсом пожал плечами. Вряд ли для него было секретом, что она намекает на статью, появившуюся двумя неделями раньше в «Уолл-стрит джорнел». Некто Гринхауз, крупный чин из Комиссии по биржам и ценным бумагам, сознался, что на протяжении многих лет получал взятки от крупных компаний, и острие его обвинений было направлено именно против «Ренсом энтерпрайзиз».
   — Мисс Адамс! — Либерти оторвалась от блокнота. — Вы пришли делать намеки или задавать вопросы? — Он улыбнулся и опустил ресницы, как бы давая понять, что сейчас начнет зевать от скуки.
   — Ах да, вопросы! У меня заготовлен целый список, мистер Рейсом. — Она включила диктофон.
   — Полагаю, мне нет нужды напоминать вам об условиях, на которых я дал согласие на интервью, — самые общие сведения, никаких цитат.
   — Можете мне доверять. — Либерти понимающе улыбнулась. — Ни слова о Комиссии по биржам и ценным бумагам.
   Рейсом взял с подлокотника кресла портсигар из слоновой кости и предложил ей сигарету — без фильтра, видимо, египетскую.
   — Нет, благодарю. — Она вытащила собственную. Он забрал у нее сигарету и по старомодному обычаю прикурил обе.
   Журналистка и магнат дружно сделали затяжку.
   — Вот, например, хороший вопрос. Охарактеризуйте вашу тетку одним словом.
   Он помолчал, прежде чем ответить:
   — Китсия — из тех немногих истинных оригиналок, которых осталось так мало. Вот вам и слово: «оригиналка».
   — Вы хорошо ладите?
   — Перестаньте, мисс Адамс. Вы же с ней встречались, так что прекрасно знаете — поладить с ней невозможно, приходится терпеть. Кстати, как вы ее нашли? Она здорова?
   — Для женщины семидесяти двух лет просто отменно здорова. Потрясающее здравомыслие, капризность, уклончивость и…
   Либерти отметила, с какой легкостью он перехватывает роль интервьюера.
   — Да, могучий характер! Мне трудно себе представить, как моя тетка принимает на Зваре журналистку. Наверное, она заранее решила, что вы у нее в руках. Но как она будет контролировать вас теперь — на расстоянии?
   — Полагаю, у нее не возникает сомнений на этот счет либо ей все равно. «Эксцентричность» — вполне подходящее определение. Еще я назвала бы ее искренней. — Говоря это, Либерти внимательно наблюдала за Ренсомом.
   — Вот как? Надеюсь, вы не собираетесь публиковать ее интервью в неотредактированном виде?
   Либерти постучала себя ручкой по зубам. Неужели он умеет краснеть? Поразительно!
   — Я еще не решила. — Пожав плечами, она продолжила:
   — Из ваших слов, мистер Рейсом, я делаю заключение, что вы с тетей теперь разговариваете?
   — Мы с ней никогда и не ссорились.
   — Правда? У меня другие сведения.
   — Очень любопытно!..
   — Не бойтесь, все хранится вот здесь. — Либерти энергично дотронулась до виска и тут же пожалела об этом, ручка осталась торчать у нее в волосах. Несмотря на старания Либерти ее вытащить, ручка застревала все больше.
   Рейсом наклонился и стал ей помогать.
   — Если память у вас такая же цепкая, как волосы, то мне действительно нечего опасаться. — Он наконец вытащил ручку и вернул ее гостье.
   — Надо же! — Либерти тряхнула головой. — А у вас легкая рука, мистер Рейсом.
   — Вам не кажется, что для такого заявления лучше подойдет «Арчер»?
   — Подойдет?
   — С вами надо держать ухо востро, мисс Адамс.
   — Ну что ж, тогда называйте меня Либерти, Арчер. Скажите, что за человек ваша кузина Кит? Все, что я о ней знаю, почерпнуто в старых киношных журналах.
   — У нее была нелегкая жизнь.
   — Хотела бы я так трудно жить, чтобы в сорок пять лет выглядеть лучше, чем в двадцать пять, стать главой кинокомпании, входящей в первую семерку, и зарабатывать суммы, записываемые семизначными цифрами, да еще покорить одного из самых неотразимых исполнителей главных ролей! Вряд ли ее можно отнести к страдалицам. Хотя, конечно, быть дочерью Китсии Ренсом — тоже непростое дело.
   Арчер усмехнулся:
   — Да уж, Китсия — скульптор в полном смысле этого слова и крошит людей, как заготовки. Она не заставляла вас позировать?
   Либерти вспомнила знакомый голос, и кожа ее покрылась мурашками.
   «Стойте спокойно, не дергайтесь. Вы просто тело».
   Она встрепенулась:
   — Заставляла. Там так жарко, что любая одежда — сущее проклятие. Не знаю, как ей до сих пор удается выжить.
   — У нее изменился обмен веществ — организм приспособился к климату. Там нельзя торопиться, иначе перегрева не избежать.
   — Судя по всему, вы руководствуетесь собственным опытом. — Либерти терпеливо наблюдала, как он трогает кончиком языка выемку в переднем зубе. — Какой она была раньше, Арчер? Вы один из немногих, кто знает ее достаточно давно.
   Он вскинул голову, потом ненадолго задумался и наконец заговорил:
   — Мой отец и Китсия были сиротами. Сначала они жили в Париже. Отец больше увлекался приращением своего богатства, чем воспитанием десятилетней сестры. Он передавал ее на попечение знакомым, а сам ездил по Ближнему Востоку. В конце концов он переселился на Звар, оставив Китсию в Париже. Каждую весну отец привозил меня туда. Я до сих пор не могу понять, как он умудрился променять Париж на эту пыльную скалу в Персидском заливе.
   Либерти пожала плечами:
   — Там есть что-то… какая-то средневековая загадочность.
   Я присутствовала на похоронах эмира и убедилась, что в тамошних обитателях причудливым образом сочетаются вялость и хитрость. — Она продолжала наблюдать за собеседником.
   — Именно поэтому Раш, мой партнер, так умело с ними обращается. По-моему, он перенял их стиль. Мой отец тоже неплохо находил с ними общий язык. Вряд ли он возражал бы, если бы эмир со своими людьми занял его участок у него на глазах. Мне, во всяком случае, земля была ни к чему.
   — А я слышала, что «Рейсом энтерпрайзиз» продала участок эмиру за кругленькую сумму. Но вернемся в Париж, к Китсии…
   — Согласен. Моя тетушка когда-то была воплощенной мечтой любого парня.
   — О чем же мечтает любой парень, Арчер?
   — О том, что кажется кошмаром любой матери.
   Либерти приподняла бровь:
   — Ого, кажется, мы набрели на горячий источник…
   — Вы становитесь подозрительно похожи на репортера «Флэш», Либерти Адамс.
   — Бывшая разгребательница грязи никогда не сможет расстаться с вульгарными привычками. Итак, я жду продолжения.
   Рейсом улыбнулся и вновь принялся за воспоминания:
   — Первые семь весен своей жизни я провел в Париже у Китсии, но поскольку о моей тетке болтали невесть что, мать запретила мне с ней видеться.
   — Лишить вас ежегодного баловства вашу мать побудило какое-то конкретное событие? Как ни хорош Звар, ребенку надо иногда от него отдыхать…
   Покрутив головой, словно освобождаясь от слишком тугого воротника. Рейсом откинулся в кресле и не спеша заговорил:
   — Когда мне было лет семь, моя мать узнала, что Китсия путешествует по Европе в качестве платной компаньонки одного восточноевропейского принца, слепого от рождения. Она водила его в казино и делала за него ставки, пока он сидел, положив руку на серебряный набалдашник своей палки. Рассказывали, что она выиграла для него немало денег. Впоследствии выяснилось, что ее спутник — вовсе не слепой и не принц, а просто ярмарочный гипнотизер. Разразился скандал.
   — Представляю, как шокирована была ваша мать потом, когда Китсия родила в предоставленном ей гостевом домике ребенка от неизвестного отца. У вас есть догадки, кто отец Кит?
   Либерти надеялась застать его врасплох, но надежда не оправдалась.
   — Я бы предпочел не пользоваться вашим термином, хотя, конечно, мать не была в восторге. Что касается догадок насчет того, кто был отцом Кит, то я вряд ли могу это знать — с пятнадцати лет я вообще перестал бывать дома.
   — Вот как? — Либерти вскинула голову. — И по какой же причине?
   — Война, — лаконично ответил Ренсом.
   — Понятно. — Она кивнула. — Война… Но после сорок пятого года вы вернулись на Звар?
   — Нет, не вернулся. Вскоре после войны мать и отец погибли в автокатастрофе. Я виделся с Кит, когда Китсия привозила ее в Штаты.
   — Предположим. Правда, мне кажется странным, что вы больше никогда не возвращались на Звар и тем не менее превратили нефтедобывающий бизнес, унаследованный от отца, в многомиллионное предприятие. Одно из ваших лучших казино расположено не где-нибудь, а именно на этом острове. Как вам все это удалось?
   Он снисходительно улыбнулся:
   — Мой партнер, Раш Александер, великолепно со всем этим справляется. Ближний Восток — его вотчина, и мне нет нужды принимать в этом личное участие.
   — Очень удобно! Приобретя «Горизонт пикчерс», вы сблизились с двоюродной сестрой. Вы сделали это намеренно?
   — Нет. Один из моих партнеров давно исследовал возможность крупного вложения в шоу-бизнес. Он уверяет, что нацелился на «Горизонт» еще до того, как Кит стала там главной.
   — Раз в ее положении после этого приобретения ничего не изменилось, позволю себе предположить, что вы с ней отлично поладили…
   — Да, мы оба довольны.
   — И даже тем, как костерит ее пресса? Ее последние фильмы не приносят ожидаемых сборов, а о ней самой пишут больше, чем о ее фильмах. На мой взгляд, будучи ее родственником, вы должны находить это особенно оскорбительным — ведь она вам не только родня, но и глава одной из ваших дочерних фирм.
   — Каковы источники ваших сведений, мисс Адамс? — В голосе Ренсома зазвучало недовольство.
   — «Лос-Анджелес тайме», журнал «Тайм», «Вашингтон пост».