Страница:
Я в своем воображении снимал с них трусики, взором раздевал их, и представлял в развратных сценах. Сверху, снизу, сбоку, и пр.
Если бы эти бедные студентки знали бы, сколько раз их педагог-доцент, то есть я, с ними переспал в постели. И все визуально, образно.
Но они меня уважали, обращались ко мне на вы, я им ставил зачет, принимал у них экзамен. Вел себя с ними строго, деловито. Еще бы, я же был доцент. Причем молодой. Мне было всего 27 – 28 лет.
Читатель, ты думаешь, я ненормальный, что говорю об этом? Или ты думаешь, что остальные педагоги – мои бывшие коллеги, святые?
Может, они своим хорошеньким студенткам в душе читают проповеди из Корана? Или смотрят на них как на своих сестер?
Не смеши меня – читатель!
Кстати, замечу мимоходом, что спустя некоторое время я завел одну длинноногую студентку в ту самую аудиторию, где проходила моя защита диссертации. Я даже ей сказал тогда: ''смотри, здесь защищался я ''.
Потом уложил ее на стол (на тот самый стол, где во время защиты стояла ваза с цветами, и за которым сидели председатель ученого совета – профессор, секретарь совета), и удовлетворил ее как в лучших порнофильмах. С нее валил пар, и от ее стонов с наружной стороны окон разлетались голуби.
Она забеременела от меня. Заметьте, ребенок был зачат опять же в той аудитории.
Дальнейшая ее судьба мне неизвестна. Пытался я найти ее, но бесполезно все. Исчезла она окончательно из моей жизни.
Примерно в тот же период, и опять в этой же аудитории, я частенько играл в карты с педагогами и аспирантами нашего института.
Запирали дверь, один стоял на шухере, а мы тасовали карты. Играли естественно на деньги. И вновь я выигрывал. Не умея играть в карты, я побеждал у отъявленных шулеров по 30, а иногда и по 50 долларов США.
Та аудитория была для меня счастливой. Она была моей. Это было мое МЕСТО в жизни. Это была мой ячейка, это был мой пятачок. Там мне везло. Главное, найти свое место.
Жирафы, слоны живут в Африке, а не на севере. Там им место. Это их место.
:
Помимо места человеку нужно определиться со временем. Время – это необходимый критерий, оно как рефери определяет и фиксирует победы и поражения.
Совершенно случайно, опять же в тот период, я попал в круг задубевших наркоманов, ''шировых''. Они ''ширялись'', кололись, вводили в вену (причем делали это искусно, не хуже медсестры) морфий. Шипели после этого как змеи. И все передо мной, на моих глазах.
Представьте себе картину, где взрослые мужики (самому младшему было 33 года), собирались в одной комнате, готовили ''ханку''.
Что такое ханка? В железную миску помещали тирьек, демидрол, кислоту и пр. гадость, потом варили это на газовой плите, доводили до нужной температуры, затем содержимое в шприц, и оттуда себе в вену. Это есть ханка.
После того, как все они уже были под кайфом, в помещении царила тишина. Сердито бился дождь в окно, и ветер дул, печально воя. А в комнате молчание. Тишина.
Кто сидел на корточках, кто сидел на стуле, в кресле, кто лежал в постели. Главное – все молчали. Закрыв глаза, предавались грезам.
Иногда пропитанным хриплым голосом что – то бурчали под нос. Я не понимал что именно.
Они мне предлагали попробовать, я отказался. Дело в том, что мне повезло. Если бы я оказался в их кругу тремя годами раньше, возможно я согласился бы на это. Но время уже было не то.
Я был женат, преподавал в ВУЗ-е, и это явилось для меня останавливающим фактором.
Как говорил Ленин о революции; вчера было рано, а завтра будет поздно, но сегодня самый раз. Так что вперед! – скомандовал он рабочим и крестьянам при штурме Зимнего Дворца.
С ''шировыми'' на мое счастье я столкнулся именно поздно. Такова сила времени!
:
Будучи педагогом Политеха, встречался я с одной женщиной, она была постарше меня лет на 10, а может даже больше. Броская брюнетка, глаза горят, походка нежная, крутые бедра. Похожа на Туркен Шорай.
Короче говоря, мешок секса.
И с мужем ее мы общались. Учил он жить меня, как думать и дышать.
А сын их – высокий видный парень – студентом моим был.
Так вот, я с этой женщиной прожил лет пять как муж с женой, естественно семья ее об этом не узнала. Она даже кричала мне, будучи в постели подо мной (в самом начале нашего романа): ''Чина, ты великий Казанова. Те 25 лет, что с мужем провела я, все это ничто – перед годом – полтора, что мы проводим вместе''.
В принципе, она была права. К тому же вечно добавки требовала в постели. Ненасытная была она. Злая, страстная. Довольная жребием своим, она сказала как-то мне:
– Короче так! Я жду тебя во все нечетные дни недели. Придешь, понял? Ты понял?! А ну подними голову. Ты слышишь?
Н-да:Капризы, словом, без конца.
И я старался изо всех сил, до износа себя доводил. Мой бедный член был весь потресканный.
Ее знойная внешность возбуждала меня. Помню, как она вертелась подо мной, ее глаза ушли под лоб, а я рычал как первобытнейший дикарь. Она кряхтела и ерзала подо мной, как раненная рысь. Я слушая ее приказ, ее еб в сутки пять-шесть раз. В подобной каторге едва ли протянешь долго: но не суть.
Однажды я назначил ей свидание, вечером. У них же дома. Муж ее собрался уезжать в командировку, а дети будут ночевать у бабушки.
Короче говоря, она будет одна.
А накануне я встретился с ее супругом. Он собирался в аэропорт, летел он в Вильнюс, заключать какие – то контракты. Мы сели в чайхане, он стал меня учить ''искусству жить''. Говорил он с пафосом, высокопарно.
– Эльчин, знай, мало, кто видел то, что видел в жизни я. Я много на своем веку трудился, мучился, терпел я многое, ждал свое счастье, и я его дождался. Поэтому и заслужил я это счастье! У меня прекрасная семья, сын – студент твой, и дочь, моя надежда в жизни. Я богат, не мало трачу денег. Жену свою люблю я больше жизни, она меня еще сильнее любит. Все в жизни надо заслужить. У меня по жизни
''ляпов'' не было, и видимо не будет.
Я кое – как сдержал улыбку, потом по идиотски к нему обратился:
– Научите меня жить, вы опытный, а я пацан, тем более перед вами.
Он выпил чай дымящийся, потом по – дружески хлопнул по плечу меня, сказав:
– Я научу тебя жить, Эльчин. Я из тебя сделаю настоящего человека.
То есть, в смысле того, что ты будешь иметь все, что хочешь.
Через час он в Вильнюс вылетел. А я чинно прохаживался по бульвару, бледная луна озарила мне дорогу, и с улыбкой вспоминал наставления мужа своей любовницы. Посмотрел на часы, уже пора к ней ехать, она ждет. И вдруг я вижу: навстречу мне идет их сын – студент мой. Мы с ним были в хороших отношениях, даже чересчур. Заметив меня, он пересек дорогу, подошел, протянул мне с улыбкой руку.
– Как ваши дела, Эльчин муаллим? Все нормально? Спасибо, у меня тоже все хорошо. Куда так вечером?
Я не выдержал, и ляпнул:
– Иду на свиху я с красивой женщиной одной.
– Охо! Это хорошо! А у нее подруга есть (шутя и улыбаясь)?
– Ты знаешь – нет, нет у нее подруги. Но у нее хорошенькая дочь.
Не замужем еще.
– Зачем ей замуж? Ей парня бы найти: А я готов.
– Лады! Я ей сегодня же скажу.
– Ну ладно, я пойду, а вам желаю силы и удачи (по – дружески).
– Ради тебя, студент мой, я отделаю ее во все возможные дырки.
– (Смеясь) Спасибо.
Мы попрощались. А я поехал к его маме. Мы провели с ней ночь безумную. Она визжала подо мной как сучка, орала как орут в родильном доме. Шептала на ухо мне:
– Ты мой бог. Только с тобой я поняла, как выглядит мужчина в жизни.
– А как же муж?
– А что мне муж: Пусть зарабатывает, семью свою он любит. И меня он тоже любит. Но не мужик он. И член его – небольшой стручок
(сказала игриво), и трахает меня он редко. А я хочу всегда:Хуже мужа, который встает не с той ноги, может быть муж, который не с той ноги ложиться. Это я о муже.
– Но это же жестоко, милая! Так нельзя.
– Пошел он к черту! Не будем о нем. Ты что это остыл, а ну давай, иди ко мне:
Но указать забыл я одну ма – лень – ку – ю вещь. Я заразил ее болезнью венерической – триппером (трихомоноза). На следующий же день после нее, почувствовал я что-то нехорошее в себе: зуд в члене, жжение при мочеиспускании, и пр. Обратился я к врачу: диагноз триппер, вот и все!
А подхватил я эту гадость за недельку до этого, в компании одной.
Я пьяный был, не помню точно, с кем я был тогда. В постель заваливал я всех, кто попадался под руку: молодых, зрелых, и даже пожилых.
Число женщин от часу умножалось.
Такова была моя половая миссия.
Но все дело в том, что после приезда из Вильнюса, муж, переспав уже с венерически больной женой, сам заразился от нее. Скандал был страшный у них дома, развелись они по моему, не помню точно все детали дела.
Я ожидал грозу у них в семье, но до развода думал, дело не дойдет. Дошло! Злорадствовал я страшно. ''Вживую'' это я не посмотрел, но слышать слышал.
Не то чтобы злорадствовал, а просто было интересно, сейчас что скажет муж ее счастливый, который жил без ''ляпов'', в то время, как он влип в дерьмо по самое не балуйся.
И я его увидел, я сам его искал, на встречу напросился. Он не знал, откуда в его доме подул несчастный ветер, откуда ему знать, что ветер этот – я! Заметив его вид подавленный, я пожалел его. Не стал его я мучить.
Так их семья и распалась. Насколько иронична сама по себе судьба.
Вот так, читатель дорогой. И это быль, я ничего не приукрасил. Но все же слова два прибавлю я. Хочу сказать я коротко:
''многие жены не изменяли бы мужьям, если бы знали более тонкий способ отомстить''.
Кстати сказать, подчеркну, что бабником я не был. Я не ловелас и не ухажер. В моем понимании бабником является мой друг Фуад. Вот он
– настоящий бабник. При виде любой юбки, облизывается как кот. Он переспал с тысячу женщинами. Так сказать, сексуальный коллекционер.
Я не такой. Женщины сами шли ко мне, прошу заметить, не липли, а именно шли ко мне. Это разные понятия.
:
Потом я поступил на работу в КГБ. Там я стал взяточником, вымогателем, финансовым махинатором, чекистом – хулиганом, короче говоря – крутым циником.
Я как бы с цепи сорвался. Косил всех одним махом. Меня как будто запустили на неизвестной станции.
Брал взятки, чаевые, наезжал на людей, шантажировал, указывая им на их грехи, промахи, грозил им тюрьмой, швырял свое удостоверение об стол, кулаком бил по тому же столу, и они, испугавшись, исправно мне платили дрожащими руками. Не плохо платили.
Было не мало случаев, когда я вымаливал, клянчил деньги у состоятельных людей. В одной руке была моя ''книжка'' КГБ, а другая рука вытянута вперед со словами: ''подайте бедному чекисту долларов''.
Я уже не мог поступать иначе, стал полным халявщиком. Это была моя стратегия. В подтверждении этого, приведу пример.
Встречался я тогда с одной особой – замужней женщиной. Я любил совращать замужних дам: они были чистоплотны, осторожны, аккуратны.
Ее Ирадой звали. Высокая, здоровая, парнокопытная девица с пышными формами и плоским животиком. Точная копия Анны Курниковой. Рост 182 см, вес 90 кг.
Мы с ней встречались на одной квартире, и за каждый визит хозяйке дома я должен был платить 20 тысяч манат (4 доллара США).
Однажды, в очередной раз, когда мы с нею были там, в квартире, я кончил свое дело, взглянул на часики свои, собрался уходить. Но я же знал: платить хозяйке надо, но денег не было, и я изрек:
– Ирада, не будет ли у тебя хотя бы ''ширика'' (10 тысяч манат)?
Она в этот момент надевала свои танго – трусики. Босыми ногами подошла ко мне вплотную, схватила меня за галстук, прижала к стене, коленом ударила мне в пах, и крикнула:
– Сволочь! Мало того, что ты меня ебешь, так ты еще у меня деньги хочешь взять? А!
– Все, все. Хорош. Пожалуйста, отпусти меня:.
Я не знал, как ее успокоить. Она разразилась еще сильнее.
– Не отпущу!
Зажала меня в угол, потом дернула так сильно, что я плечом задел торшер, который рухнул на ковер.
– Остынь, не кипятись. Забудь про деньги. Хорошо.
– И больше о деньгах со мной не говори! До статочно того, что ты меня имеешь! Тебе понятно?
– Я выполняю то, чего не может сделать твой рогоносец – муж.
Я ошибся, не должен был это говорить ей. Поступил как последняя скотина.
У нее глаза расширились, лицо исказилось, глаза метали искры, и она со всего размаха отвесила мне такую оплеуху, что перед глазами запрыгали разноцветные огоньки. Удар попал мне в нос. Рука ее была тяжелой. В глазах потемнело, искры вылетали из ушей. Все – таки она здоровая стерва.
Кровь хлынула (будто кран открыли) из носа на мою сорочку, галстук, брюки. Присел я на кровать, зажав руками нос. Вытащил платок, сидел перед трюмо, стал зажимать я ноздри. А кровь не прекращала капать. Кап – кап- кап, как будто стакан гранатового сока брызнули на мою одежду.
А Ирада оделась, подтянула обтягивающие джинсы вверх, подошла ко мне, подсела ближе, ласково сказав:
– Тебе больно? Извини, я не хотела, просто вырвалось.
Я приподняв нос кверху, и зажимая его платком, ответил ей:
– Царь зверей конечно лев, но царица ты – Ирада. И все – таки, дай баксов пять за ущерб мне причиненный.
Она дала мне денег. Причем гораздо больше, чем ожидал я.
Смысл жизни для меня заключался в легких деньгах (не всегда они были легкие) и в удостоверении КГБ.
В КГБ я стал мерзавцем. Меня дурманила власть. Нередко я проводил в жизнь гадостные операции, занимался черными делами, унижал, унижался, дабы заработать деньжат.
Как забыть случай, когда я нахрапом наехал на ветерана – участника Карабахской Войны, молодого парня, который потерял на фронте ногу, ходил с протезом, на костылях. Он и его семья – мать, дядя, старший брат – никак не могли решить квартирный вопрос с одной старой русской бабкой, лет ей было больше 70. У нее денег не было, это ясно, а у родственников этого ветерана войны деньги по – видимому были.
Во всяком случае, так я думал и надеялся. И все же получилось то, что я задумал. Мать инвалида заплатила мне, а я довольный, что решил проблему и русской старухи (которая была шовинистка и за глаза ругала нашу нацию последними словами), и нашего ветерана, ушел прочь. И волки сыты и овцы целы.
Да – я был гад! И ты знаешь, читатель, я зарабатывал. Немало зарабатывал. У меня были тогда деньги. Большие деньги. Возможно потому, что я был гад.
А что могло быть лучше? Шашлыки и пьянки, путаны и гулянки, девушки и сауны, и пр. В кармане удостоверение КГБ, уверенный взгляд, шальные деньги. Что еще нужно то?
Я был счастлив. Говорю это серьезно. В те дни сам себе задавал вопрос: счастлив ли я? Да! – отвечал тут же.
В тот период умер мой близкий друг. Он выпил эссенцию и скончался. Спутал ее с водкой. Так говорили на поминках. Говорили:
Меня в тот момент не было рядом. Я присутствовал на похоронах, ходил к ним домой почтить его память. Но я хочу сказать, что его смерть меня обрадовала. Я злорадствовал, был от счастья на седьмом небе. Почему? Во – первых, я был рад тому, что он умер первым. Не я
– а он. Пусть обоснуется ТАМ, займет положение, и встретит меня через много – много лет, надеюсь, что не раньше (так я думал тогда), с цветами и музыкой.
А во вторых, у него была сестра. Хорошая девушка. Сексапильная. Я давно на нее положил глаз. Но мешал ее брат – мой друг. И вот он – зеленый свет! Дерзай Эльчин, действуй! – кричал я себе. И я попер на нее, закадрил ее. Плоть сильнее разума. Я не причинил ей зла, и все же волю чувствам дал. Вот наш последний диалог:
– Значит, ты ждал, когда он умрет, потом ко мне ты подвалил?
– Ну:да:Какая разница? Главное, мы вместе!
– Ты подлец!
– Ну: дорогая, это спорный вопрос.
– Хоть я приблизила тебя к себе, но все же негодяй ты!
– Кисонька, прям так сразу и негодяй?
– Ты предал свою дружбу с моим братом! Ты не можешь дружить! С такими друзьями как ты, враги не нужны!
– Гм: а ты против кого дружишь?
– Не умничай, я поняла какой ты человек.
– Помню, ты говорила в постели мне, что любишь меня. Забыла это?
– Сволочь!
Мы расстались. Она обиделась. Ровно год не видел я ее. Однажды совершенно случайно (вот это случай!) я заметил, как трое хулиганов пристали к ней в переулке, требуя денег. Это было в 12 ночи, в районе Дворца Счастья.
Было темно, я не понял, откуда она шла так поздно. До сих пор мне это непонятно.
Парни окружили ее, она стала отбиваться своей сумкой, кричать, звать на помощь, никого не было в округе. Город спал. А хулиганам было все равно. Один прижал ее к стене, другой рылся в ее сумке, третий курил, и подпрыгивал от удовольствия.
Помню, я подлетел к ним как торпеда. В руке у меня была толстая палка (подобрал на ходу с асфальта), я ударил одного (того, кто курил) по голове, и тот присел от боли, двое остальных, оставив ее в покое, напали на меня. Второго тоже ударил, удар пришелся по ключице, но третий оказался здоровой детиной. Короче говоря, они оцепив меня, отмочили не хило, потом чего-то испугались, и дали стрекача.
Я сгорбившись, ныл от боли, рассматривал свою руку, пробовал на вкус свою мокрую ладонь, мол, это кровь, или что? А она, подойдя ближе к ночному фонарю, перебирала содержимое сумки, искала что-то, потом подошла ко мне, сказав:
– Они портмане украли у меня.
Я не выдержал от злости, заявив ей сдавленным голосом:
– Да? А пизду твою они не украли у тебя?
– Ты – мерзость! Понял ты кто? – и ушла, точнее убежала. Скрылась на ночной улочке.
Потом мне пришлось серьезно лечить свои ребра. Эти черти чуть не сломали мне их.
Строить из себя злого героя тоже не хочу. Не суть. Я не хочу оправдываться перед тобой, слышь – урод!
Именно в КГБ я стал патриотом своей нации. Я полюбил свой народ, свою землю. Даже старался курить местные дешевые сигареты, ибо они изготовлены в Азербайджане. Слушал мугам, ездил по районам республики, знакомился с нашей древней культурой. И этому всему был дан толчок именно благодаря работе в КГБ.
Там стены воспитывали особо, в духе национализма. Любой чекист
Азербайджана, где бы он ни находился (хоть на пляже или пикнике), услышав тревогу, тут же бросит все свои дела, и прибежит защищать отечество свое, родные рубежи свои. По крайней мере, я был таким.
Для меня смысл жизни состоял в безопасности моей нации. Я боготворил свою работу, пусть даже зарплата в КГБ была низкой.
Главное, отношение окружающих к этой работе: а оно было почетным и уважаемым.
Ибо КГБ – это карательная структура, всепроникающий элемент, и эту структуру будут уважать и бояться вечно. Зарплата чекистов не имеет ровным счетом никакого значения. Главное – имидж и престиж.
Нельзя быть счастливым вне общества. Каким бы ты ни был независимым душою, знай, что ты живешь не на необитаемом острове, а в трехмиллионном городе (имеется ввиду Баку). Это обычное общество – плохое ли оно, хорошее ли – это другой вопрос.
Это наша жизнь, другой жизни не бывает, и нет. И не было!
Это жизнь, где всегда уважали, и будут уважать спецслужбы, правоохранительные органы, карательную систему. Где бы ты ни жил, хоть в Африке или на Антарктиде. Это будет всегда!
Мужчина без чина – муж! А те, которые не мужья – не все с чинами.
Ты часто зависишь от холопов, от слуг, от негодяев, ибо это и есть жизнь. Она везде такова – и в Азербайджане, и в Замбии, и даже в США. Возможно, здесь общество более развращено деньгами, более мелочно душой. Но это не критерий.
Гуляя по Баку, я с улыбкой глядел на влюбленные пары, которые сидя в парке на скамейке, ворковали как голуби. Целовались, шептались, обнимались. Я с радостью говорил: ''отдыхайте, мои милые, я вас защищаю, и никто не нарушит ваш покой. Целуйтесь смачно и спокойно, пока я злой чекист Азербайджана''.
Цветите – юные! И здоровейте телом! У вас иная жизнь, у вас другой напев. А я пойду один к неведомым пределам, своей душой бунтующей…
Потом что-то остановилось во мне. Я попытался понять, что именно.
Думал, думал, думал: И кажется понял! Ночами не спал, крутился в постели, выходил ночью на балкон покурить сигарету:
Во мне что-то двигалось, мигрировало, бродило, крутилось, но я не мог понять, что именно. Ходил как во сне, задумчивый и сонный. Мне нужна была свобода, ибо она обеспечивает человеку спокойно мыслить.
Мне нужно было побыстрей за что-то ухватиться, иначе я сорвался б вниз. Как поется в песне: садись в корыто и айда, сегодня или никогда.
И я понял: надо сделать себе имя. Надо прожить жизнь! Только известность и популярность вперед толкает человека. ИМЯ – это как парус надувной, он тянет бригантину дальше по волнам. Человек с громким именем независим.
А человек без имени, как будто бы не жил. Умрет он мертвым, но я хотел живым погибнуть. :
Я уволился из КГБ, ибо в росте я остановился. Так как на работе никакой перспективы не было, вернее, меня не устраивало то, что для других заветной целью было. Попытка разжиться книжкой КГБ выглядела бесперспективной.
И после этого я прыгнул в неизвестность. Чьей жертвой стану – все равно мне. Я был как бы высохшим деревцем. Неужели ему не все равно
– срубят его или нет?
Я уже давно уволился из КГБ. У меня нет денег. Но есть мысли.
Нельзя сказать, что я поумнел. Нет! Я вообще не знаю, что такое ум.
Кто нить может мне это объяснить? А в целом – это не важно.
Одно знаю наверняка, что в какой то момент я понял; в душе моей открылся шлюз, распахнулись ворота – и я их не закрыл. Я дал дорогу чувствам и мыслям наружу выйти. Посчитал, что покорю толпу, известным стану. Я попался на удочку, окончательно утвердившись в своем безумии.
Это было напрасно. Ибо первый порыв, первую реакцию надо сдерживать, а не потакать ей. Импульсивность вредна. Надо было мне сдержать этот порыв, но уже поздно. Слишком поздно.
Поторопился я некстати, дал промах. Расчет оказался и дерзкий и мерзкий.
Свобода губит человека, ибо он – странное животное, фаршированное противоречиями.
Дай людям солнце – захотят на полюс. Только детей влекут воздушные края. В свободе есть однообразие.
Моя душа запротестовала, взбунтовалась, я плюнул в себя, в свою душу. И я вынес на свет всю злобу, швырнул всем в лицо свои издевательства.
Все ложь, тупой самообман, глупая игра в круговую лапту глупых, бездарных людишек, в слепоте своей о чем – то хлопочущих, чему-то поклоняющихся, каким – то глупым догмам, фетишам!!!
В те дни меня пригласили в ресторан, праздновать какую то дату.
Не помню уже, что конкретно. Я отказался. Бзык пошел. Не заслужил я есть шашлык и водку пить. Не хочу быть обывателем.
Я нервным стал, стал раздраженным. Меня бесило все. Буквально все, что видел я. Не мог контролировать свои чувства, эмоции. Там где надо было радоваться, я злился, и наоборот. Нервы меня не слушались.
Какая то отрицательная сила в моей душе тянула меня вниз. Часто срывался, психовал по пустякам. Ходил вечно хмурый и подавленный.
И вдруг неожиданно я задал себе вопрос: а может удариться в религию? Может, в ней найду свое спасение я? Пойду в мечеть, молиться, поститься буду. Ведь многие остепенились, поверив в
Аллаха. Эта идея пронзила меня до сердцевины, до костного мозга. С первого раза и на расстоянии.
Но я уже был тертый калач, стреляный воробей. Я сдержал первую реакции, остановил душевный импульс. Я уже не был дилетант, не пройдут такие шутки.
Буквально в те дни общался я с моллой одним – религиозным фанатом. Он был русскоязычным азербайджанцем, читал Коран на русском. С длинной бородой, голубыми глазами. Мы вышли с мечети, прошлись по тенистой узкой улочке.
– Молла, а зачем ты веришь в Аллаха? Хочешь в рай попасть после смерти? Только честно! Ведь главная цель твоя именно в этом. Нет разве?
– :Ну:в принципе да.
– А теперь ответь ты мне, если сможешь, на один простой вопрос: а что такое рай?
– Как что (оживленно), как что? Наш могущественный господь, описал рай в священной книге Коран: ''Боже наш! С неправедными нас не помещай! Владыка наш, ты рассуди по истине меж нами и народом нашим, ведь истинно, ты – лучший судия''!
– Ты про рай скажи мне лучше – назойливо настаивал на своем.
– Вот я и говорю. Там пишется: ''Владыка наш! Услышали мы зов взывающего к вере; уверьте в Бога своего (о люди)!, и вот уверовали мы, Владыка наш! Прости грехи нам, И сохрани от мук огня''! Вот так вот. Кто не верит в Аллаха, ему в аду гореть. Понял?
– А что такое ад? – опять задал ему тупой вопрос.
– Ну я же только что сказал тебе.
– Ты мне прочитал дуа с Корана. Это не в счет. Как ты сам понимаешь ад? Или рай? Что это такое вообще? Просвети меня! – я был крайне и неприятно назойлив.
– Наш пророк Мохаммед говорил:..
– Да подожди (перебивая)! Причем тут пророк? Я повторяю вопрос: как ты сам лично понимаешь рай или ад? ЧТО ЭТО ТАКОЕ? Не надо приводить цитаты. В Коране так написано, в Библии или в Талмуде так указано: Мне не интересно то, что написано лет тысячу назад.
Это тоже самое, что своей походкой ты подражаешь Чарли Чаплину, а внешне хочешь быть похож на Мел Гибсона. Мол, ничего своего нет, но ты хочешь подражать кому – то. Это неправильно.
Так же и с религией. Пророк так сказал, апостол или халифа так написали. Мне это абсолютно не интересно. У них свое мнение про рай и ад. Сам, сам как понимаешь это?
– Рай – это когда тебе хорошо, ты с ангелами общаешься, твоя душа летит по миру.
– Хорошо. Давай зайдем сейчас в кабак, пропустим по пол литра, потом сверху шампанского с клубникой, чтоб в голове 'северное сияние' было, и все! Затем к красивым девушкам пойдем. Вот тебе рай!
Если бы эти бедные студентки знали бы, сколько раз их педагог-доцент, то есть я, с ними переспал в постели. И все визуально, образно.
Но они меня уважали, обращались ко мне на вы, я им ставил зачет, принимал у них экзамен. Вел себя с ними строго, деловито. Еще бы, я же был доцент. Причем молодой. Мне было всего 27 – 28 лет.
Читатель, ты думаешь, я ненормальный, что говорю об этом? Или ты думаешь, что остальные педагоги – мои бывшие коллеги, святые?
Может, они своим хорошеньким студенткам в душе читают проповеди из Корана? Или смотрят на них как на своих сестер?
Не смеши меня – читатель!
Кстати, замечу мимоходом, что спустя некоторое время я завел одну длинноногую студентку в ту самую аудиторию, где проходила моя защита диссертации. Я даже ей сказал тогда: ''смотри, здесь защищался я ''.
Потом уложил ее на стол (на тот самый стол, где во время защиты стояла ваза с цветами, и за которым сидели председатель ученого совета – профессор, секретарь совета), и удовлетворил ее как в лучших порнофильмах. С нее валил пар, и от ее стонов с наружной стороны окон разлетались голуби.
Она забеременела от меня. Заметьте, ребенок был зачат опять же в той аудитории.
Дальнейшая ее судьба мне неизвестна. Пытался я найти ее, но бесполезно все. Исчезла она окончательно из моей жизни.
Примерно в тот же период, и опять в этой же аудитории, я частенько играл в карты с педагогами и аспирантами нашего института.
Запирали дверь, один стоял на шухере, а мы тасовали карты. Играли естественно на деньги. И вновь я выигрывал. Не умея играть в карты, я побеждал у отъявленных шулеров по 30, а иногда и по 50 долларов США.
Та аудитория была для меня счастливой. Она была моей. Это было мое МЕСТО в жизни. Это была мой ячейка, это был мой пятачок. Там мне везло. Главное, найти свое место.
Жирафы, слоны живут в Африке, а не на севере. Там им место. Это их место.
:
Помимо места человеку нужно определиться со временем. Время – это необходимый критерий, оно как рефери определяет и фиксирует победы и поражения.
Совершенно случайно, опять же в тот период, я попал в круг задубевших наркоманов, ''шировых''. Они ''ширялись'', кололись, вводили в вену (причем делали это искусно, не хуже медсестры) морфий. Шипели после этого как змеи. И все передо мной, на моих глазах.
Представьте себе картину, где взрослые мужики (самому младшему было 33 года), собирались в одной комнате, готовили ''ханку''.
Что такое ханка? В железную миску помещали тирьек, демидрол, кислоту и пр. гадость, потом варили это на газовой плите, доводили до нужной температуры, затем содержимое в шприц, и оттуда себе в вену. Это есть ханка.
После того, как все они уже были под кайфом, в помещении царила тишина. Сердито бился дождь в окно, и ветер дул, печально воя. А в комнате молчание. Тишина.
Кто сидел на корточках, кто сидел на стуле, в кресле, кто лежал в постели. Главное – все молчали. Закрыв глаза, предавались грезам.
Иногда пропитанным хриплым голосом что – то бурчали под нос. Я не понимал что именно.
Они мне предлагали попробовать, я отказался. Дело в том, что мне повезло. Если бы я оказался в их кругу тремя годами раньше, возможно я согласился бы на это. Но время уже было не то.
Я был женат, преподавал в ВУЗ-е, и это явилось для меня останавливающим фактором.
Как говорил Ленин о революции; вчера было рано, а завтра будет поздно, но сегодня самый раз. Так что вперед! – скомандовал он рабочим и крестьянам при штурме Зимнего Дворца.
С ''шировыми'' на мое счастье я столкнулся именно поздно. Такова сила времени!
:
Будучи педагогом Политеха, встречался я с одной женщиной, она была постарше меня лет на 10, а может даже больше. Броская брюнетка, глаза горят, походка нежная, крутые бедра. Похожа на Туркен Шорай.
Короче говоря, мешок секса.
И с мужем ее мы общались. Учил он жить меня, как думать и дышать.
А сын их – высокий видный парень – студентом моим был.
Так вот, я с этой женщиной прожил лет пять как муж с женой, естественно семья ее об этом не узнала. Она даже кричала мне, будучи в постели подо мной (в самом начале нашего романа): ''Чина, ты великий Казанова. Те 25 лет, что с мужем провела я, все это ничто – перед годом – полтора, что мы проводим вместе''.
В принципе, она была права. К тому же вечно добавки требовала в постели. Ненасытная была она. Злая, страстная. Довольная жребием своим, она сказала как-то мне:
– Короче так! Я жду тебя во все нечетные дни недели. Придешь, понял? Ты понял?! А ну подними голову. Ты слышишь?
Н-да:Капризы, словом, без конца.
И я старался изо всех сил, до износа себя доводил. Мой бедный член был весь потресканный.
Ее знойная внешность возбуждала меня. Помню, как она вертелась подо мной, ее глаза ушли под лоб, а я рычал как первобытнейший дикарь. Она кряхтела и ерзала подо мной, как раненная рысь. Я слушая ее приказ, ее еб в сутки пять-шесть раз. В подобной каторге едва ли протянешь долго: но не суть.
Однажды я назначил ей свидание, вечером. У них же дома. Муж ее собрался уезжать в командировку, а дети будут ночевать у бабушки.
Короче говоря, она будет одна.
А накануне я встретился с ее супругом. Он собирался в аэропорт, летел он в Вильнюс, заключать какие – то контракты. Мы сели в чайхане, он стал меня учить ''искусству жить''. Говорил он с пафосом, высокопарно.
– Эльчин, знай, мало, кто видел то, что видел в жизни я. Я много на своем веку трудился, мучился, терпел я многое, ждал свое счастье, и я его дождался. Поэтому и заслужил я это счастье! У меня прекрасная семья, сын – студент твой, и дочь, моя надежда в жизни. Я богат, не мало трачу денег. Жену свою люблю я больше жизни, она меня еще сильнее любит. Все в жизни надо заслужить. У меня по жизни
''ляпов'' не было, и видимо не будет.
Я кое – как сдержал улыбку, потом по идиотски к нему обратился:
– Научите меня жить, вы опытный, а я пацан, тем более перед вами.
Он выпил чай дымящийся, потом по – дружески хлопнул по плечу меня, сказав:
– Я научу тебя жить, Эльчин. Я из тебя сделаю настоящего человека.
То есть, в смысле того, что ты будешь иметь все, что хочешь.
Через час он в Вильнюс вылетел. А я чинно прохаживался по бульвару, бледная луна озарила мне дорогу, и с улыбкой вспоминал наставления мужа своей любовницы. Посмотрел на часы, уже пора к ней ехать, она ждет. И вдруг я вижу: навстречу мне идет их сын – студент мой. Мы с ним были в хороших отношениях, даже чересчур. Заметив меня, он пересек дорогу, подошел, протянул мне с улыбкой руку.
– Как ваши дела, Эльчин муаллим? Все нормально? Спасибо, у меня тоже все хорошо. Куда так вечером?
Я не выдержал, и ляпнул:
– Иду на свиху я с красивой женщиной одной.
– Охо! Это хорошо! А у нее подруга есть (шутя и улыбаясь)?
– Ты знаешь – нет, нет у нее подруги. Но у нее хорошенькая дочь.
Не замужем еще.
– Зачем ей замуж? Ей парня бы найти: А я готов.
– Лады! Я ей сегодня же скажу.
– Ну ладно, я пойду, а вам желаю силы и удачи (по – дружески).
– Ради тебя, студент мой, я отделаю ее во все возможные дырки.
– (Смеясь) Спасибо.
Мы попрощались. А я поехал к его маме. Мы провели с ней ночь безумную. Она визжала подо мной как сучка, орала как орут в родильном доме. Шептала на ухо мне:
– Ты мой бог. Только с тобой я поняла, как выглядит мужчина в жизни.
– А как же муж?
– А что мне муж: Пусть зарабатывает, семью свою он любит. И меня он тоже любит. Но не мужик он. И член его – небольшой стручок
(сказала игриво), и трахает меня он редко. А я хочу всегда:Хуже мужа, который встает не с той ноги, может быть муж, который не с той ноги ложиться. Это я о муже.
– Но это же жестоко, милая! Так нельзя.
– Пошел он к черту! Не будем о нем. Ты что это остыл, а ну давай, иди ко мне:
Но указать забыл я одну ма – лень – ку – ю вещь. Я заразил ее болезнью венерической – триппером (трихомоноза). На следующий же день после нее, почувствовал я что-то нехорошее в себе: зуд в члене, жжение при мочеиспускании, и пр. Обратился я к врачу: диагноз триппер, вот и все!
А подхватил я эту гадость за недельку до этого, в компании одной.
Я пьяный был, не помню точно, с кем я был тогда. В постель заваливал я всех, кто попадался под руку: молодых, зрелых, и даже пожилых.
Число женщин от часу умножалось.
Такова была моя половая миссия.
Но все дело в том, что после приезда из Вильнюса, муж, переспав уже с венерически больной женой, сам заразился от нее. Скандал был страшный у них дома, развелись они по моему, не помню точно все детали дела.
Я ожидал грозу у них в семье, но до развода думал, дело не дойдет. Дошло! Злорадствовал я страшно. ''Вживую'' это я не посмотрел, но слышать слышал.
Не то чтобы злорадствовал, а просто было интересно, сейчас что скажет муж ее счастливый, который жил без ''ляпов'', в то время, как он влип в дерьмо по самое не балуйся.
И я его увидел, я сам его искал, на встречу напросился. Он не знал, откуда в его доме подул несчастный ветер, откуда ему знать, что ветер этот – я! Заметив его вид подавленный, я пожалел его. Не стал его я мучить.
Так их семья и распалась. Насколько иронична сама по себе судьба.
Вот так, читатель дорогой. И это быль, я ничего не приукрасил. Но все же слова два прибавлю я. Хочу сказать я коротко:
''многие жены не изменяли бы мужьям, если бы знали более тонкий способ отомстить''.
Кстати сказать, подчеркну, что бабником я не был. Я не ловелас и не ухажер. В моем понимании бабником является мой друг Фуад. Вот он
– настоящий бабник. При виде любой юбки, облизывается как кот. Он переспал с тысячу женщинами. Так сказать, сексуальный коллекционер.
Я не такой. Женщины сами шли ко мне, прошу заметить, не липли, а именно шли ко мне. Это разные понятия.
:
Потом я поступил на работу в КГБ. Там я стал взяточником, вымогателем, финансовым махинатором, чекистом – хулиганом, короче говоря – крутым циником.
Я как бы с цепи сорвался. Косил всех одним махом. Меня как будто запустили на неизвестной станции.
Брал взятки, чаевые, наезжал на людей, шантажировал, указывая им на их грехи, промахи, грозил им тюрьмой, швырял свое удостоверение об стол, кулаком бил по тому же столу, и они, испугавшись, исправно мне платили дрожащими руками. Не плохо платили.
Было не мало случаев, когда я вымаливал, клянчил деньги у состоятельных людей. В одной руке была моя ''книжка'' КГБ, а другая рука вытянута вперед со словами: ''подайте бедному чекисту долларов''.
Я уже не мог поступать иначе, стал полным халявщиком. Это была моя стратегия. В подтверждении этого, приведу пример.
Встречался я тогда с одной особой – замужней женщиной. Я любил совращать замужних дам: они были чистоплотны, осторожны, аккуратны.
Ее Ирадой звали. Высокая, здоровая, парнокопытная девица с пышными формами и плоским животиком. Точная копия Анны Курниковой. Рост 182 см, вес 90 кг.
Мы с ней встречались на одной квартире, и за каждый визит хозяйке дома я должен был платить 20 тысяч манат (4 доллара США).
Однажды, в очередной раз, когда мы с нею были там, в квартире, я кончил свое дело, взглянул на часики свои, собрался уходить. Но я же знал: платить хозяйке надо, но денег не было, и я изрек:
– Ирада, не будет ли у тебя хотя бы ''ширика'' (10 тысяч манат)?
Она в этот момент надевала свои танго – трусики. Босыми ногами подошла ко мне вплотную, схватила меня за галстук, прижала к стене, коленом ударила мне в пах, и крикнула:
– Сволочь! Мало того, что ты меня ебешь, так ты еще у меня деньги хочешь взять? А!
– Все, все. Хорош. Пожалуйста, отпусти меня:.
Я не знал, как ее успокоить. Она разразилась еще сильнее.
– Не отпущу!
Зажала меня в угол, потом дернула так сильно, что я плечом задел торшер, который рухнул на ковер.
– Остынь, не кипятись. Забудь про деньги. Хорошо.
– И больше о деньгах со мной не говори! До статочно того, что ты меня имеешь! Тебе понятно?
– Я выполняю то, чего не может сделать твой рогоносец – муж.
Я ошибся, не должен был это говорить ей. Поступил как последняя скотина.
У нее глаза расширились, лицо исказилось, глаза метали искры, и она со всего размаха отвесила мне такую оплеуху, что перед глазами запрыгали разноцветные огоньки. Удар попал мне в нос. Рука ее была тяжелой. В глазах потемнело, искры вылетали из ушей. Все – таки она здоровая стерва.
Кровь хлынула (будто кран открыли) из носа на мою сорочку, галстук, брюки. Присел я на кровать, зажав руками нос. Вытащил платок, сидел перед трюмо, стал зажимать я ноздри. А кровь не прекращала капать. Кап – кап- кап, как будто стакан гранатового сока брызнули на мою одежду.
А Ирада оделась, подтянула обтягивающие джинсы вверх, подошла ко мне, подсела ближе, ласково сказав:
– Тебе больно? Извини, я не хотела, просто вырвалось.
Я приподняв нос кверху, и зажимая его платком, ответил ей:
– Царь зверей конечно лев, но царица ты – Ирада. И все – таки, дай баксов пять за ущерб мне причиненный.
Она дала мне денег. Причем гораздо больше, чем ожидал я.
Смысл жизни для меня заключался в легких деньгах (не всегда они были легкие) и в удостоверении КГБ.
В КГБ я стал мерзавцем. Меня дурманила власть. Нередко я проводил в жизнь гадостные операции, занимался черными делами, унижал, унижался, дабы заработать деньжат.
Как забыть случай, когда я нахрапом наехал на ветерана – участника Карабахской Войны, молодого парня, который потерял на фронте ногу, ходил с протезом, на костылях. Он и его семья – мать, дядя, старший брат – никак не могли решить квартирный вопрос с одной старой русской бабкой, лет ей было больше 70. У нее денег не было, это ясно, а у родственников этого ветерана войны деньги по – видимому были.
Во всяком случае, так я думал и надеялся. И все же получилось то, что я задумал. Мать инвалида заплатила мне, а я довольный, что решил проблему и русской старухи (которая была шовинистка и за глаза ругала нашу нацию последними словами), и нашего ветерана, ушел прочь. И волки сыты и овцы целы.
Да – я был гад! И ты знаешь, читатель, я зарабатывал. Немало зарабатывал. У меня были тогда деньги. Большие деньги. Возможно потому, что я был гад.
А что могло быть лучше? Шашлыки и пьянки, путаны и гулянки, девушки и сауны, и пр. В кармане удостоверение КГБ, уверенный взгляд, шальные деньги. Что еще нужно то?
Я был счастлив. Говорю это серьезно. В те дни сам себе задавал вопрос: счастлив ли я? Да! – отвечал тут же.
В тот период умер мой близкий друг. Он выпил эссенцию и скончался. Спутал ее с водкой. Так говорили на поминках. Говорили:
Меня в тот момент не было рядом. Я присутствовал на похоронах, ходил к ним домой почтить его память. Но я хочу сказать, что его смерть меня обрадовала. Я злорадствовал, был от счастья на седьмом небе. Почему? Во – первых, я был рад тому, что он умер первым. Не я
– а он. Пусть обоснуется ТАМ, займет положение, и встретит меня через много – много лет, надеюсь, что не раньше (так я думал тогда), с цветами и музыкой.
А во вторых, у него была сестра. Хорошая девушка. Сексапильная. Я давно на нее положил глаз. Но мешал ее брат – мой друг. И вот он – зеленый свет! Дерзай Эльчин, действуй! – кричал я себе. И я попер на нее, закадрил ее. Плоть сильнее разума. Я не причинил ей зла, и все же волю чувствам дал. Вот наш последний диалог:
– Значит, ты ждал, когда он умрет, потом ко мне ты подвалил?
– Ну:да:Какая разница? Главное, мы вместе!
– Ты подлец!
– Ну: дорогая, это спорный вопрос.
– Хоть я приблизила тебя к себе, но все же негодяй ты!
– Кисонька, прям так сразу и негодяй?
– Ты предал свою дружбу с моим братом! Ты не можешь дружить! С такими друзьями как ты, враги не нужны!
– Гм: а ты против кого дружишь?
– Не умничай, я поняла какой ты человек.
– Помню, ты говорила в постели мне, что любишь меня. Забыла это?
– Сволочь!
Мы расстались. Она обиделась. Ровно год не видел я ее. Однажды совершенно случайно (вот это случай!) я заметил, как трое хулиганов пристали к ней в переулке, требуя денег. Это было в 12 ночи, в районе Дворца Счастья.
Было темно, я не понял, откуда она шла так поздно. До сих пор мне это непонятно.
Парни окружили ее, она стала отбиваться своей сумкой, кричать, звать на помощь, никого не было в округе. Город спал. А хулиганам было все равно. Один прижал ее к стене, другой рылся в ее сумке, третий курил, и подпрыгивал от удовольствия.
Помню, я подлетел к ним как торпеда. В руке у меня была толстая палка (подобрал на ходу с асфальта), я ударил одного (того, кто курил) по голове, и тот присел от боли, двое остальных, оставив ее в покое, напали на меня. Второго тоже ударил, удар пришелся по ключице, но третий оказался здоровой детиной. Короче говоря, они оцепив меня, отмочили не хило, потом чего-то испугались, и дали стрекача.
Я сгорбившись, ныл от боли, рассматривал свою руку, пробовал на вкус свою мокрую ладонь, мол, это кровь, или что? А она, подойдя ближе к ночному фонарю, перебирала содержимое сумки, искала что-то, потом подошла ко мне, сказав:
– Они портмане украли у меня.
Я не выдержал от злости, заявив ей сдавленным голосом:
– Да? А пизду твою они не украли у тебя?
– Ты – мерзость! Понял ты кто? – и ушла, точнее убежала. Скрылась на ночной улочке.
Потом мне пришлось серьезно лечить свои ребра. Эти черти чуть не сломали мне их.
Строить из себя злого героя тоже не хочу. Не суть. Я не хочу оправдываться перед тобой, слышь – урод!
Именно в КГБ я стал патриотом своей нации. Я полюбил свой народ, свою землю. Даже старался курить местные дешевые сигареты, ибо они изготовлены в Азербайджане. Слушал мугам, ездил по районам республики, знакомился с нашей древней культурой. И этому всему был дан толчок именно благодаря работе в КГБ.
Там стены воспитывали особо, в духе национализма. Любой чекист
Азербайджана, где бы он ни находился (хоть на пляже или пикнике), услышав тревогу, тут же бросит все свои дела, и прибежит защищать отечество свое, родные рубежи свои. По крайней мере, я был таким.
Для меня смысл жизни состоял в безопасности моей нации. Я боготворил свою работу, пусть даже зарплата в КГБ была низкой.
Главное, отношение окружающих к этой работе: а оно было почетным и уважаемым.
Ибо КГБ – это карательная структура, всепроникающий элемент, и эту структуру будут уважать и бояться вечно. Зарплата чекистов не имеет ровным счетом никакого значения. Главное – имидж и престиж.
Нельзя быть счастливым вне общества. Каким бы ты ни был независимым душою, знай, что ты живешь не на необитаемом острове, а в трехмиллионном городе (имеется ввиду Баку). Это обычное общество – плохое ли оно, хорошее ли – это другой вопрос.
Это наша жизнь, другой жизни не бывает, и нет. И не было!
Это жизнь, где всегда уважали, и будут уважать спецслужбы, правоохранительные органы, карательную систему. Где бы ты ни жил, хоть в Африке или на Антарктиде. Это будет всегда!
Мужчина без чина – муж! А те, которые не мужья – не все с чинами.
Ты часто зависишь от холопов, от слуг, от негодяев, ибо это и есть жизнь. Она везде такова – и в Азербайджане, и в Замбии, и даже в США. Возможно, здесь общество более развращено деньгами, более мелочно душой. Но это не критерий.
Гуляя по Баку, я с улыбкой глядел на влюбленные пары, которые сидя в парке на скамейке, ворковали как голуби. Целовались, шептались, обнимались. Я с радостью говорил: ''отдыхайте, мои милые, я вас защищаю, и никто не нарушит ваш покой. Целуйтесь смачно и спокойно, пока я злой чекист Азербайджана''.
Цветите – юные! И здоровейте телом! У вас иная жизнь, у вас другой напев. А я пойду один к неведомым пределам, своей душой бунтующей…
Потом что-то остановилось во мне. Я попытался понять, что именно.
Думал, думал, думал: И кажется понял! Ночами не спал, крутился в постели, выходил ночью на балкон покурить сигарету:
Во мне что-то двигалось, мигрировало, бродило, крутилось, но я не мог понять, что именно. Ходил как во сне, задумчивый и сонный. Мне нужна была свобода, ибо она обеспечивает человеку спокойно мыслить.
Мне нужно было побыстрей за что-то ухватиться, иначе я сорвался б вниз. Как поется в песне: садись в корыто и айда, сегодня или никогда.
И я понял: надо сделать себе имя. Надо прожить жизнь! Только известность и популярность вперед толкает человека. ИМЯ – это как парус надувной, он тянет бригантину дальше по волнам. Человек с громким именем независим.
А человек без имени, как будто бы не жил. Умрет он мертвым, но я хотел живым погибнуть. :
Я уволился из КГБ, ибо в росте я остановился. Так как на работе никакой перспективы не было, вернее, меня не устраивало то, что для других заветной целью было. Попытка разжиться книжкой КГБ выглядела бесперспективной.
И после этого я прыгнул в неизвестность. Чьей жертвой стану – все равно мне. Я был как бы высохшим деревцем. Неужели ему не все равно
– срубят его или нет?
Я уже давно уволился из КГБ. У меня нет денег. Но есть мысли.
Нельзя сказать, что я поумнел. Нет! Я вообще не знаю, что такое ум.
Кто нить может мне это объяснить? А в целом – это не важно.
Одно знаю наверняка, что в какой то момент я понял; в душе моей открылся шлюз, распахнулись ворота – и я их не закрыл. Я дал дорогу чувствам и мыслям наружу выйти. Посчитал, что покорю толпу, известным стану. Я попался на удочку, окончательно утвердившись в своем безумии.
Это было напрасно. Ибо первый порыв, первую реакцию надо сдерживать, а не потакать ей. Импульсивность вредна. Надо было мне сдержать этот порыв, но уже поздно. Слишком поздно.
Поторопился я некстати, дал промах. Расчет оказался и дерзкий и мерзкий.
Свобода губит человека, ибо он – странное животное, фаршированное противоречиями.
Дай людям солнце – захотят на полюс. Только детей влекут воздушные края. В свободе есть однообразие.
Моя душа запротестовала, взбунтовалась, я плюнул в себя, в свою душу. И я вынес на свет всю злобу, швырнул всем в лицо свои издевательства.
Все ложь, тупой самообман, глупая игра в круговую лапту глупых, бездарных людишек, в слепоте своей о чем – то хлопочущих, чему-то поклоняющихся, каким – то глупым догмам, фетишам!!!
В те дни меня пригласили в ресторан, праздновать какую то дату.
Не помню уже, что конкретно. Я отказался. Бзык пошел. Не заслужил я есть шашлык и водку пить. Не хочу быть обывателем.
Я нервным стал, стал раздраженным. Меня бесило все. Буквально все, что видел я. Не мог контролировать свои чувства, эмоции. Там где надо было радоваться, я злился, и наоборот. Нервы меня не слушались.
Какая то отрицательная сила в моей душе тянула меня вниз. Часто срывался, психовал по пустякам. Ходил вечно хмурый и подавленный.
И вдруг неожиданно я задал себе вопрос: а может удариться в религию? Может, в ней найду свое спасение я? Пойду в мечеть, молиться, поститься буду. Ведь многие остепенились, поверив в
Аллаха. Эта идея пронзила меня до сердцевины, до костного мозга. С первого раза и на расстоянии.
Но я уже был тертый калач, стреляный воробей. Я сдержал первую реакции, остановил душевный импульс. Я уже не был дилетант, не пройдут такие шутки.
Буквально в те дни общался я с моллой одним – религиозным фанатом. Он был русскоязычным азербайджанцем, читал Коран на русском. С длинной бородой, голубыми глазами. Мы вышли с мечети, прошлись по тенистой узкой улочке.
– Молла, а зачем ты веришь в Аллаха? Хочешь в рай попасть после смерти? Только честно! Ведь главная цель твоя именно в этом. Нет разве?
– :Ну:в принципе да.
– А теперь ответь ты мне, если сможешь, на один простой вопрос: а что такое рай?
– Как что (оживленно), как что? Наш могущественный господь, описал рай в священной книге Коран: ''Боже наш! С неправедными нас не помещай! Владыка наш, ты рассуди по истине меж нами и народом нашим, ведь истинно, ты – лучший судия''!
– Ты про рай скажи мне лучше – назойливо настаивал на своем.
– Вот я и говорю. Там пишется: ''Владыка наш! Услышали мы зов взывающего к вере; уверьте в Бога своего (о люди)!, и вот уверовали мы, Владыка наш! Прости грехи нам, И сохрани от мук огня''! Вот так вот. Кто не верит в Аллаха, ему в аду гореть. Понял?
– А что такое ад? – опять задал ему тупой вопрос.
– Ну я же только что сказал тебе.
– Ты мне прочитал дуа с Корана. Это не в счет. Как ты сам понимаешь ад? Или рай? Что это такое вообще? Просвети меня! – я был крайне и неприятно назойлив.
– Наш пророк Мохаммед говорил:..
– Да подожди (перебивая)! Причем тут пророк? Я повторяю вопрос: как ты сам лично понимаешь рай или ад? ЧТО ЭТО ТАКОЕ? Не надо приводить цитаты. В Коране так написано, в Библии или в Талмуде так указано: Мне не интересно то, что написано лет тысячу назад.
Это тоже самое, что своей походкой ты подражаешь Чарли Чаплину, а внешне хочешь быть похож на Мел Гибсона. Мол, ничего своего нет, но ты хочешь подражать кому – то. Это неправильно.
Так же и с религией. Пророк так сказал, апостол или халифа так написали. Мне это абсолютно не интересно. У них свое мнение про рай и ад. Сам, сам как понимаешь это?
– Рай – это когда тебе хорошо, ты с ангелами общаешься, твоя душа летит по миру.
– Хорошо. Давай зайдем сейчас в кабак, пропустим по пол литра, потом сверху шампанского с клубникой, чтоб в голове 'северное сияние' было, и все! Затем к красивым девушкам пойдем. Вот тебе рай!