Как уже упоминалось, с 1 ноября кельты начинали отмечать празднование самэна (samain; по календарю из Колиньи – samon, samonios). Слово переводится как “соединение”, “объединение”. Это был праздник ночи, которая объединяла и связывала два мира: земной мир людей и потусторонний мир мертвых – сид (sid). В эту ночь, по поверью кельтов, можно было не только свободно общаться с обитателями потустороннего мира, но и сами умершие могли навещать живых. Это был праздник, с которого у британских кельтов начинался Новый год. Друиды в ночь самэна сжигали на кострах дары, приносимые богам. В Ирландии еще в XIX в. в эту ночь домашний скот проводили между двумя пылавшими кострами, полагая, что этот обряд предохранит в течение всего года скот от болезней. Праздник самэн не относился ни к году прошедшему, ни к году будущему. Он следовал сразу за летом (sam) и рассматривался кельтами с двух сторон – мрачной и светлой.
Начало светлого времени отмечалось 1 мая, в праздник Бельтан (Beltain), посвященный богу Лугу, соответствовавшему римскому Меркурию, и дате крупнейших собраний друидов.
1 августа праздновался день Лугнасада (Lugnasad – “собрание в честь Луга”, или, по другой версии, “брак Луга”). По поверью кельтов, Луг в этот день выступал как божество плодородия, раздающее свои богатства. Это праздник осени и сбора урожая. В Галлии в период римского господства его заменили на Собрание галлов (Concilium Galliarum) в Лионе, на котором прославлялся не бог Луг, а император.
1 февраля отмечался имбольк (imbolc – люстрация, очищение после зимы). Этот праздник закреплял полюсы календарного времени – начало зимы (samain) и лета (beltain). Впоследствии праздник имбольк был заменен днем святой Бригитты, а затем Святой Девы, в то время как праздник бога мертвых 1 ноября стал днем Всех святых» (Шервуд, 1993).
Таким образом, древнейшие системы счета в первую очередь утилитарны, обусловлены ежедневными потребностями человека. Это свойство присуще календарям всех народов Европы, как охотничьим, так и земледельческим:
Рунические календари на старинной западноевропейской гравюре
Календарь и мифологическое сознание
Славянский языческий месяцеслов
Народные приметы и годовой круг
В любом случае следует заметить, что основу народного календаря, как бы его ни называли, составляют отнюдь не приметы, но годовой круг праздников, то есть ключевые точки положения Земли относительно Солнца, сопряженные с ключевыми точками движения Луны относительно Земли.
Поэтому, если мы говорим о праздниках изначальной Традиции, о праздниках народных, ведущих свою историю с незапамятных времен, то привычное нам понимание их как «нерабочих (выходных) дней» вовсе даже неуместно.
Что такое праздник?
Какие бывают праздники
Начало светлого времени отмечалось 1 мая, в праздник Бельтан (Beltain), посвященный богу Лугу, соответствовавшему римскому Меркурию, и дате крупнейших собраний друидов.
1 августа праздновался день Лугнасада (Lugnasad – “собрание в честь Луга”, или, по другой версии, “брак Луга”). По поверью кельтов, Луг в этот день выступал как божество плодородия, раздающее свои богатства. Это праздник осени и сбора урожая. В Галлии в период римского господства его заменили на Собрание галлов (Concilium Galliarum) в Лионе, на котором прославлялся не бог Луг, а император.
1 февраля отмечался имбольк (imbolc – люстрация, очищение после зимы). Этот праздник закреплял полюсы календарного времени – начало зимы (samain) и лета (beltain). Впоследствии праздник имбольк был заменен днем святой Бригитты, а затем Святой Девы, в то время как праздник бога мертвых 1 ноября стал днем Всех святых» (Шервуд, 1993).
Таким образом, древнейшие системы счета в первую очередь утилитарны, обусловлены ежедневными потребностями человека. Это свойство присуще календарям всех народов Европы, как охотничьим, так и земледельческим:
«В аграрном обществе время определялось прежде всего природными ритмами. Календарь крестьянина отражал смену времен года и последовательность сельскохозяйственных сезонов. Месяцы у германцев носили названия, указывавшие на земледельческие и иные работы, которые производились в различные сроки: “месяц пара” (июнь), “месяц косьбы” (июль), “месяц посева” (сентябрь), “месяц вина” (октябрь), “месяц молотьбы” (январь), “месяц валежника” (февраль), “месяц трав” (апрель). При Карле Великом была даже предпринята попытка ввести эти названия в официальный календарь. Однако замысел оказался неудачным, так как в разных районах Германии эти названия прилагались к разным месяцам; так, “месяцем пахоты” называли где август, а где март и апрель. У скандинавов май именовали “временем сбора яиц”, а также “временем, когда овец и телят запирают в загоне”; июнь – “солнечным месяцем”, “временем перехода в летние хижины” (то есть выгона скота на луга), октябрь – “месяцем убоя скота” (это название в шведском языке сохранилось до сих пор), декабрь – “месяцем баранов” или “месяцем случки скота”. Лето называли временем “между плугом и скирдованием”» (Гуревич, 1999).
Рунические календари на старинной западноевропейской гравюре
Календарь и мифологическое сознание
Искусство счета времени и определения праздничных дней восходит ко временам древнего каменного века. Таким образом, потребность вычисления сроков и годовых изменений существовала еще на заре человеческой истории. К энеолиту (ранний бронзовый век) восходят хорошо известные мегалитические сооружения, которые, как было убедительно показано А. Томом, Дж. Хокинсом и др., служили в том числе и цели календарных расчетов. В лесной полосе Европы (в том числе и на территории современной России) начиная с раннего железного века этой же цели служили, как можно предполагать, городища-святилища, которые представляли собой достаточно сложные с точки зрения возможностей сооружения.. Прослеживается преемственность в обустройстве и характере использования таких городищ славянами (Гусаков, 2005, 2006).
Древнеславянские названия отдельных фаз Луны (по Н. И. Моисеевой, 1991)
В дошедшем до наших дней обычае праздновать ключевые дни года внимательному наблюдателю вполне могут открыться не только их сельскохозяйственное или охотничье содержание, но также древнейшие мифологемы и основания мировоззрения.
Для человека с мифологическим сознанием весь мир (точнее, все «нижние», «средние», «верхние» миры) предстает в неразрывном единстве, а потому бессмысленно пытаться истолковать предания как отражения только того или только этого явления, события, представления.
Л. Н. Гумилев писал о народах Севера:
Скажем, летний солнцеворот одновременно является и «точкой поворота годового пути Солнца на зиму», и днем свадьбы Неба и Земли, и временем, когда небесный свет в наибольшей степени силен, побеждает зимнюю (ночную) тьму… С точки зрения мифологического сознания бессмысленно искать одно-единственное понимание календарного события.
Рассматривая народную обрядность и вычленяя древнейшие ее черты, исследователь, в зависимости от своих предпочтений, может придти к самым разным выводам и при этом оказаться прав. Миф, будучи, по меткому выражению А. Ф. Лосева, есть не вымысел, «но символ» и, как таковой, он может оказаться применим к разным системам отсчета и описания действительности. И астральные культы, и образы животных-покровителей (родоначальников), и орнаментальные композиции, и сказочные сюжеты действительно опираются на одни и те же мировоззренческие основы. Нелепица возникает из-за их бездумного смешения, профанического по сути и оккультного по внешним проявлениям, которое ныне так часто встречаем мы в кругах тех, кто мнит себя традиционалистами. Самое удивительное, что и физические реалии окружающего нас мира могут оказаться «вписанными» в этот ряд образов (см., напр., Ермаков, 2005).
Сцена пашни (миниатюра из Жития Сергия Радонежского, XV век) (по: «История культуры Древней Руси», т. I, 1951)
Мы действительно можем обнаружить при изучении народного календаря не только и не столько вековой опыт наблюдений за погодой. Отголоски представлений о возникновении Вселенной, ее развитии, появлении человека, взаимоотношениях между богами и стихиями, а также – одновременно! – а также опытное и интуитивное постижений взаимосвязей между животным и растительным миром, о поведении и развитии всего сущего – это и есть традиционный календарь. В нем переплетены и великие тайны, и повседневность – вполне прикладная, обыденная, то, что способствует выживанию человека.
Древнеславянские названия отдельных фаз Луны (по Н. И. Моисеевой, 1991)
«Уже задолго до принятия христианства приднепровские славяне выработали свою собственную систему счета времени, названия месяцев, дней недели. В основе этого счета, как и у других народов, лежала ритмичная смена фаз Луны. По тому, как древние летописцы описывали солнечные затмения, как они сравнивали видимый серп Солнца с видом Луны в конкретный день после новолуния, можно сделать вывод, что смены фаз Луны фиксировались на Руси весьма тщательно.Традиционный славянский календарь – в охотничьих обычаях и (прежде всего!) в земледельческой составляющей – опирается на древнейшую языческую модель мира и на объяснение причин его появления, в которой мир предстает организованным через систему двоичных противопоставлений. Они-то и лежат в основе связанных с календарем обрядовых песенных текстов, пословиц, поговорок, примет и т. д.
О большом внимании, уделявшемся наблюдениям Луны, свидетельствует и наличие древних названий лунных фаз: новолуние называлось “межи”, молодой серп – “новец”, первая четверть – “новый перекрой”, фаза около 10 дней – “подполонь”, полнолуние – “полонь”, фаза около 17 дней – “ущерб”, последняя четверть – “ветхий перекрой”, старый серп – “ветох”» (http://ru.philosophy.kiev.ua/library/misc/calend/index.html).
«Заботы шамана о продолжении жизни отнюдь не замыкались на действиях, связанных с проблемами воспроизводства своего рода-племени. В равной мере они распространялись на неизбывность окружающего живого мира. У большинства сибирских народов этнографически отмечены календарные камлания, во время которых шаман в интересах всего родового или родоплеменного коллектива отправлялся в небесные сферы для добывания душ разных животных. В этих камланиях наряду с шаманом нередко участвовали все присутствующие. Эвенки, например, собравшись на такое камлание, подпевали шаману в положенных местах, участвовали в сценах шаманской охоты и пр.. Подобное «соучастие» имело место и у других народов – видимо, с древнейших пор» (Косарев, 2003, c. 288).Шли века, был долгий период двоеверия, сменилась «официальная» религия, но суть годового круга оставалась прежней: под новыми именами упорно скрывались древние праздники и неистребимые древние боги. Они и не могли умереть, поскольку в значительной степени были не чем иным, как олицетворением природных сил, ритмов, процессов, управляющих и направляющих жизнь людей, а одновременно – управляемых и направляемых их волей.
В дошедшем до наших дней обычае праздновать ключевые дни года внимательному наблюдателю вполне могут открыться не только их сельскохозяйственное или охотничье содержание, но также древнейшие мифологемы и основания мировоззрения.
Для человека с мифологическим сознанием весь мир (точнее, все «нижние», «средние», «верхние» миры) предстает в неразрывном единстве, а потому бессмысленно пытаться истолковать предания как отражения только того или только этого явления, события, представления.
Л. Н. Гумилев писал о народах Севера:
«Отсчет времени был для них непонятен, и происходило это не от отсутствия памяти. Время изготовления вещи и ее отношения к событиям жизни было весьма четкое. Они игнорировали время как таковое, как абстракцию. <…> Люди считают время так, как им нужно, и не применяют иные системы счета не потому, что не умеют, а потому, что не видят практического смысла».Собственно, можно сказать это и о древних славянах. Мир един, он не может быть разделен на части – следовательно, понимание одного и того же предания происходит на разных уровнях. В том числе единомоментно, параллельно. Оно описывает нечто не как «или – или», но как «и – и».
Скажем, летний солнцеворот одновременно является и «точкой поворота годового пути Солнца на зиму», и днем свадьбы Неба и Земли, и временем, когда небесный свет в наибольшей степени силен, побеждает зимнюю (ночную) тьму… С точки зрения мифологического сознания бессмысленно искать одно-единственное понимание календарного события.
Рассматривая народную обрядность и вычленяя древнейшие ее черты, исследователь, в зависимости от своих предпочтений, может придти к самым разным выводам и при этом оказаться прав. Миф, будучи, по меткому выражению А. Ф. Лосева, есть не вымысел, «но символ» и, как таковой, он может оказаться применим к разным системам отсчета и описания действительности. И астральные культы, и образы животных-покровителей (родоначальников), и орнаментальные композиции, и сказочные сюжеты действительно опираются на одни и те же мировоззренческие основы. Нелепица возникает из-за их бездумного смешения, профанического по сути и оккультного по внешним проявлениям, которое ныне так часто встречаем мы в кругах тех, кто мнит себя традиционалистами. Самое удивительное, что и физические реалии окружающего нас мира могут оказаться «вписанными» в этот ряд образов (см., напр., Ермаков, 2005).
Сцена пашни (миниатюра из Жития Сергия Радонежского, XV век) (по: «История культуры Древней Руси», т. I, 1951)
Мы действительно можем обнаружить при изучении народного календаря не только и не столько вековой опыт наблюдений за погодой. Отголоски представлений о возникновении Вселенной, ее развитии, появлении человека, взаимоотношениях между богами и стихиями, а также – одновременно! – а также опытное и интуитивное постижений взаимосвязей между животным и растительным миром, о поведении и развитии всего сущего – это и есть традиционный календарь. В нем переплетены и великие тайны, и повседневность – вполне прикладная, обыденная, то, что способствует выживанию человека.
Славянский языческий месяцеслов
Все сказанное о календаря в полной мере справедливо и для календаря восточных славян:
Таким образом, наука уверенно показывает на наличие достаточно древней двенадцатимесячной календарной системы и у славянских народов.
В общем и целом ход времени оказывался тесно связан с образом Мироздания в целом, ибо получал мифологическое объяснение через его устройство и, напротив, Вселенная постигалась через особенности календаря. Календарь, надо думать, выступал воплощением Вселенского закона. Роль и значение роты показал М. Л. Серяков (2005). Такой закон не мог не связываться с суточным и годовым движением светил, а отсюда рукой подать до связи с ним и календаря.
При этом необходимо отметить, что в языческой обрядности сосуществовали и порою взаимно накладывались различные календари – охотничьи и сельскохозяйственные, мужские и женские, объясненные через миф и веру, суеверия и бытовые приметы.
«В январе подрубают, секут деревья. Отсюда название месяца – сечень (ciчень, styszen). В следующем месяце они начинают сохнуть на корню. Этот месяц называется сухим (февраль). Затем проходит год, сухостой рубят и сжигают на корню, и деревья превращаются в золу. Этот месяц, соответствующий марту, носил название березозол (бржезень, березень). Затем идут: кветень (апрель), травень (май), когда травой покрываются луга и поля и наступает время цветения; червень, или червец (июнь), липень (июль), когда цветут липы и рои диких пчел усиленно собирают мед, добываемый в бортях; серпень (польск. sierpen), или жнивень (август), – начало уборки урожая, когда основным орудием становится серп; вресень (польск. wrzesien, то есть сентябрь), когда начинают молотить (от врещи – молотить); наконец жовтень – время, когда в золото одеваются лиственные леса; листопад (ноябрь) и грудень, студень, или снежань (декабрь), когда замерзшая земля превращается в грудки (комья) и ровной пеленой ложится снег.Приносим извинения за обильное цитирование, но оно необходимо, чтобы лишний раз подчеркнуть мнения ученых о якобы примитивном уровне развития духовной культуры наших древних предков, якобы (как ныне нередко говорят) не знавших счета времени и живших в дикости. Кстати, как реакция на это уничижение, видимо, появляется и ни на чем не основанное возвеличивание…
Совершенно очевидно, что земледелие у древних славян было подсечным и возникло оно не в степях, а в лесной и лесостепной полосе.
Областью славянского земледелия, даже если учесть некоторую передвижку названий месяцев (листопад – октябрь и ноябрь, сечень – январь и февраль, просинец – месяц, когда колют свиней, прося – декабрь и январь), в весьма отдаленную от нас эпоху были не юг и не север Европы, а именно центральная лесная и лесостепная полоса, где в апреле буйно зеленеют луга, поля и нивы, где липа цветет в июле, где в августе убирают созревший хлеб, в сентябре молотят, в октябре желтеет листва, в ноябре падает лист и оголяются деревья, в декабре смерзается земля, еще не везде покрытая снегом, в январе начинаются трескучие морозы (отсюда чешское ледень) и звенят под ударами топора лесные исполины, в феврале еще лютуют морозы (украинское лютый, польское luty, то есть холодный), а в марте готовят под пашню выжженный лес, где едва ли не преобладающим деревом была береза (березозол, бржезень, березень). Это не дремучие хвойные леса далекого Севера, не южная степь, а область смешанных и лиственных лесов, тянущихся в центральной полосе Восточной и Средней Европы. Славянский земледельческий календарь, соответствующий чередованию различных сельскохозяйственных работ, – явление очень древнего порядка» (В. В. Мавродин, Охота в Древней Руси).
Таким образом, наука уверенно показывает на наличие достаточно древней двенадцатимесячной календарной системы и у славянских народов.
«По нашей оценке, лунно-солнечный календарь не только не был вытеснен на Руси календарем юлианским, но на протяжении X–XIV вв. бесспорно преобладал над ним в быту и сосуществовал на равных в летописях. Вывод этот стал возможным благодаря тому, что автор данной статьи в отличие от своих предшественников систематично использовал компьютерные астрономические программы <…> в практике исторического исследования, сопоставляя данные об истинных лунациях с летописным материалом» (Журавель, 2002, с. 210).Забегая несколько вперед, обратим внимание на существенное обстоятельство. Кельтские и германские народы вели счет времени (в том числе и суток) не с утра или полуночи, как это принято сегодня, а с кануна, с вечера. Счет такой, надо думать, был присущ европейцам (индоевропейцам?) вообще. Подобное мы можем проследить даже в достаточно поздней русской фольклорной традиции, когда праздничные запреты начинали действовать, а обряды совершались не в сам праздник, а в предшествующий ему вечер (ночь). В качестве примера можно вспомнить всем известный Сочельник (Ночь перед Рождеством).
В общем и целом ход времени оказывался тесно связан с образом Мироздания в целом, ибо получал мифологическое объяснение через его устройство и, напротив, Вселенная постигалась через особенности календаря. Календарь, надо думать, выступал воплощением Вселенского закона. Роль и значение роты показал М. Л. Серяков (2005). Такой закон не мог не связываться с суточным и годовым движением светил, а отсюда рукой подать до связи с ним и календаря.
При этом необходимо отметить, что в языческой обрядности сосуществовали и порою взаимно накладывались различные календари – охотничьи и сельскохозяйственные, мужские и женские, объясненные через миф и веру, суеверия и бытовые приметы.
Народные приметы и годовой круг
«Ряд народных примет связан с предсказанием фенологических явлений, даже на весьма отдаленный срок, с предписаниями по ведению агротехнических мероприятий. Мифологическое сознание связывает обычно смысловое содержание примет не с порядковым номером дня недели или месяца, а с “культовой фигурой” – именами святых и др. сакральных персонажей, с определенными событиями мифологем их бытия» (Быков, 2006, с. 89).Значит ли это, что народные месяцесловы, которые чаще всего представляют собою подборку примет на каждый день и случай и есть те самые изначальные календари? Едва ли. Во всяком случае, нам подобное представление кажется не слишком-то верным. Приметы, поверья, суеверия есть, скорее, нечто, сопутствующее календарю. Приложив определенные усилия, наверное, удастся выделить те из них, что восходят не только к погоде, а к собственно чудом сохранившейся древней памяти о праздниках и соответствующих обычаях и богах. Особенно это должно касаться, надо думать, примет гадательного свойства. Но такие разыскания не являются нашей целью. Приметы локальны, имеют местный характер, и нелепо распространять погодную или окказиональную примету, бытующую в Вологодской, скажем, области, на юг русского Черноземья. Более того. Сегодняшние перемены климата, очевидцами которых мы так или иначе являемся (вне зависимости от их причин.
В любом случае следует заметить, что основу народного календаря, как бы его ни называли, составляют отнюдь не приметы, но годовой круг праздников, то есть ключевые точки положения Земли относительно Солнца, сопряженные с ключевыми точками движения Луны относительно Земли.
Поэтому, если мы говорим о праздниках изначальной Традиции, о праздниках народных, ведущих свою историю с незапамятных времен, то привычное нам понимание их как «нерабочих (выходных) дней» вовсе даже неуместно.
Что такое праздник?
Обычай выделяет периоды, когда граница между миром людей и иными мирами становится тонкой и легко преодолимой. Именно эти дни стали отмечаться как праздники. С одной стороны, они знаменовали конец одного цикла и начало следующего, с другой – были особенными с той точки зрения, что в это время было возможно многое, если не все.
Праздник – противоположность будням. Сегодня под ним понимают день, отмечаемый в честь какого-либо события, или значимую точку годового круга.
Происхождение слова «будни» (которое прослеживается в русских источниках лишь с XVIII века) пока до конца непонятно. Со значением слова «праздник» и, видимо, более древнего «свято» все несколько проще.
Собственно слово «праздник» родственно словам «порожний», «пороздьнъ» (с тем же значением), старославянское *porzdъ от *pors-do-, чему имеются связи среди слов со значением «бежать», «удалять» (Фасмер, Срезневский). Иначе говоря, праздник – время, как бы вычеркнутое из повседневности. А вот слово «свято» ныне менее распространено в русском и украинском, нежели в белорусском и ряде западнославянских языков. Праславянская основа *svętъ восходит к понятиям «святость», «процветание» (др.-инд. вед. śvântбs – «процветающий»), то есть указывает по сути на цели устроения праздника.
Надо полагать, появление праздников есть следствие представления о неоднородности времени. Главное отличие праздника от будней, обыденности в том, что время мирское, человеческое замещается в такие дни «временем Богов». Даже если мы останемся на вульгарно-материалистических позициях и будем считать, что люди древности в прошлом только и занимались, что подлизывались к богам в слепом и суеверном дикарском страхе за урожай и жизнь, все равно нам придется задуматься: почему именно в эти дни?
Да, в общем-то, потому, что, согласно традиционному миропониманию, в праздники граница между мирами истончается и даже – не исключено! – рвется (см., например, Элиаде, 2000). Поэтому все такие дни прежде всего таят опасность и уже потому служат поводами для гульбы и веселого застолья дабы отвести беду «антидействием».
Запреты вступают в силу еще накануне, сразу после захода Солнца (надо думать, это отсылка к архаическому обычаю начинать счет суток с вечера). Нарушение запретов, как принято считать, влечет за собой тяжелые последствия – для нарушителя, его рода и даже мироздания в целом. В образном виде такие последствия представлены, например, в волшебных русских сказках. Сербы полагают, что пренебрежение Русалиями грозит разливом реки и наводнением, а полещуки (жители Белорусского Полесья) считают, что в семьях нарушителей запретов рождаются калеки.
Ряд авторов связывает обычай сжигания «Бадняка» с естественным желанием уничтожить силы, угрожающие мировому порядку. По их мнению (в первую очередь следует вспомнить В. Н. Топорова) полено ассоциировалось с хтоническим первосуществом, которое погребали в огне. Это был осмеиваемый персонаж с ярко выраженными эротическими чертами.
Архаичные тексты, которые пели или читали во время зимних новогодних ритуалов, служили для превозмогания ранее непреодоленных проблем бытия, налаживания гармоничных отношений среди исполнителей действия. Литовские источники дают нам примеры песен-диалогов, в которых загадываются загадки об устройстве Мироздания.
По магическим представлениям каким-либо образом изобразить символ мира (спеть, показать в танце, зарисовать, рассказать) означало по сути сотворить его заново. То есть в ритуале создание мира заменяется изображением его символа. Так, мощение дорожки или моста можно рассматривать как взращивание Мирового Древа или прокладку душам (или божествам?), коню Свентовита или Таусеню пути (Млечного?)…
Время воздействует на человека, наказывая или поощряя, но и человек способен влиять на ход времени. Священного времени. «О том, что, по древнескандинавским верованиям, можно оказать воздействие на время, свидетельствует рассказ Снорри о конунге Ауне, который продлевал себе жизнь, принося в жертву Одину своих сыновей; каждая жертва давала ему десять дополнительных лет жизни. Богиня Идунн хранила в сосуде яблоко, и когда асы старели, они откусывали от него кусок и тотчас же молодели, “и так будет до конца света”» (Гуревич, 1999). Мир един, все составные его части в равной мере важны для его устойчивости. Человек – не исключение.
Праздник – противоположность будням. Сегодня под ним понимают день, отмечаемый в честь какого-либо события, или значимую точку годового круга.
Происхождение слова «будни» (которое прослеживается в русских источниках лишь с XVIII века) пока до конца непонятно. Со значением слова «праздник» и, видимо, более древнего «свято» все несколько проще.
Собственно слово «праздник» родственно словам «порожний», «пороздьнъ» (с тем же значением), старославянское *porzdъ от *pors-do-, чему имеются связи среди слов со значением «бежать», «удалять» (Фасмер, Срезневский). Иначе говоря, праздник – время, как бы вычеркнутое из повседневности. А вот слово «свято» ныне менее распространено в русском и украинском, нежели в белорусском и ряде западнославянских языков. Праславянская основа *svętъ восходит к понятиям «святость», «процветание» (др.-инд. вед. śvântбs – «процветающий»), то есть указывает по сути на цели устроения праздника.
Надо полагать, появление праздников есть следствие представления о неоднородности времени. Главное отличие праздника от будней, обыденности в том, что время мирское, человеческое замещается в такие дни «временем Богов». Даже если мы останемся на вульгарно-материалистических позициях и будем считать, что люди древности в прошлом только и занимались, что подлизывались к богам в слепом и суеверном дикарском страхе за урожай и жизнь, все равно нам придется задуматься: почему именно в эти дни?
Да, в общем-то, потому, что, согласно традиционному миропониманию, в праздники граница между мирами истончается и даже – не исключено! – рвется (см., например, Элиаде, 2000). Поэтому все такие дни прежде всего таят опасность и уже потому служат поводами для гульбы и веселого застолья дабы отвести беду «антидействием».
Запреты вступают в силу еще накануне, сразу после захода Солнца (надо думать, это отсылка к архаическому обычаю начинать счет суток с вечера). Нарушение запретов, как принято считать, влечет за собой тяжелые последствия – для нарушителя, его рода и даже мироздания в целом. В образном виде такие последствия представлены, например, в волшебных русских сказках. Сербы полагают, что пренебрежение Русалиями грозит разливом реки и наводнением, а полещуки (жители Белорусского Полесья) считают, что в семьях нарушителей запретов рождаются калеки.
«Праздником первобытный человек считал особую ситуацию превращения небытия в бытие. Во время праздника космос возвращается к первичной стадии своего существования – к хаосу. Гармонизировать хаос может особый ритуал, совершаемый в праздник. Воссоздание мира для человека того времени означало сакрализацию всего, так как для него реально было лишь то, что сакрализовано, то есть составляло часть космоса и было причастно к нему <…>. Суть обряда составляло произнесение определенного – космогонического – текста, который повествовал о постепенном творении космоса из хаоса. Такими ритуальными текстами были и древние календарные песни. В них также говорилось об этапах творения мира, а иногда давался символ модели уже создавшегося мира, чаще всего мировое дерево…» – со ссылкой на Н. Лауринкене писал Н. Велюс в работе «Древние смысловые пласты литовских святочных песен» (Велюс, 1997, с. 335).Например, в древних литовских рождественских обрядах упоминается обычай волочения колоды по дворам под звуки табалая – ударного музыкального инструмента, представляющего собой несколько подвешенных дощечек, издающих звуки разной высоты. Затем колоду сжигали. Женщины показывали мужчинам тут же вырезанную из дерева куклу, которую мужчины пытались у женщин отобрать. Но те куклу не давали и прятали ее, так, чтобы никто не нашел. В этом, несомненно, есть что-то общее с южнославянским обычаем сжигать Бадняка. Бадняк – большой пень, который южные славяне жгут всю ночь перед Рождеством, либо дубовое полено или ствол другого дерева. Во время мистерий сочельника, который сербы и хорваты так и называют – День Бадняка, ствол этот срубали, переносили в жилище, умащивали вином, медом, молоком, посыпали зерном, а потом сжигали, прославляя Бога-сына. Аналогичный обычай сжигания наблюдается также у романских и германских народов Европы (Там же, с. 336–337).
Ряд авторов связывает обычай сжигания «Бадняка» с естественным желанием уничтожить силы, угрожающие мировому порядку. По их мнению (в первую очередь следует вспомнить В. Н. Топорова) полено ассоциировалось с хтоническим первосуществом, которое погребали в огне. Это был осмеиваемый персонаж с ярко выраженными эротическими чертами.
Архаичные тексты, которые пели или читали во время зимних новогодних ритуалов, служили для превозмогания ранее непреодоленных проблем бытия, налаживания гармоничных отношений среди исполнителей действия. Литовские источники дают нам примеры песен-диалогов, в которых загадываются загадки об устройстве Мироздания.
По магическим представлениям каким-либо образом изобразить символ мира (спеть, показать в танце, зарисовать, рассказать) означало по сути сотворить его заново. То есть в ритуале создание мира заменяется изображением его символа. Так, мощение дорожки или моста можно рассматривать как взращивание Мирового Древа или прокладку душам (или божествам?), коню Свентовита или Таусеню пути (Млечного?)…
Время воздействует на человека, наказывая или поощряя, но и человек способен влиять на ход времени. Священного времени. «О том, что, по древнескандинавским верованиям, можно оказать воздействие на время, свидетельствует рассказ Снорри о конунге Ауне, который продлевал себе жизнь, принося в жертву Одину своих сыновей; каждая жертва давала ему десять дополнительных лет жизни. Богиня Идунн хранила в сосуде яблоко, и когда асы старели, они откусывали от него кусок и тотчас же молодели, “и так будет до конца света”» (Гуревич, 1999). Мир един, все составные его части в равной мере важны для его устойчивости. Человек – не исключение.
Какие бывают праздники
Русское народное мировосприятие XIX–XX вв. имело представление как о «светлых, благих», так и о «страшных, вредных» праздниках. Страшными праздники называли по той причине, что в такие дни из иного мира приходили духи, в первую очередь, души усопших предков и во избежание причинения ими какого-либо вреда живущим следовало соблюдать множество обрядовых запретов. Надо думать, подобное понимание очень и очень древнее. Вообще праздники отличаются от будней во многом именно тем, что в такие дни действует куда большее количество ритуальных запретов и ограничений, нежели в дни простые.
Раз календарь, годовой круг, являет собою чередование особых дней, когда в мир людей, образно говоря, властно врывается отголоском божественной реальности «не-время», или «Время Богов», с обыденностью, естествен вопрос: что лежит в основе такого чередования?
Общий ответ очевиден и был приведен выше: с астрономической точки зрения это – положение Земли относительно Солнца, от которого зависит мера освещенности и количество тепла в наших широтах. Вторым следствием такого положения являются «ключевые» точки года – солнцестояния и равноденствия. Они издревле почитаются всеми народами северного полушария.
Однако их недостаточно. Эти дни знаменуют собою дни переломные, которые приходятся примерно на середину каждого времени года.
Возможный вид дославянского и раннеславянского городища-святилища, используемого в качестве обсерватории (реконструкция М. Г. Гусакова, 2006)
Еще четыре знаковых даты выпадают на дни, примерно равноудаленные от дней солнцестояний и равноденствий. После них «проявления» зимы, весны, лета и осени как бы слабеют и постепенно сходят «на нет». Сейчас чаще всего принято отмечать такие дни в точные сроки, однако обычай свидетельствует о том, что это, скорее, нововведение (относительное, конечно).
Но в жизни земледельца и охотника прошлого Солнце, положение которого в небе служило своего рода маркером, не могло быть единственной опорой в счете времени. Упомянутая нами ранее связь фаз Луны с состоянием человека, поведением животных, ростом посевов, приливами и отливами не могла не повлечь за собой внимание к ее изменениям. Высказывалось также и еще одно любопытное мнение о том, что для первобытного общества Луна была даже более важна, чем Солнце – вспомните древние календари! Изменения положения Луны и ее внешнего облика куда более заметны. Что немаловажно, ночное светило могло как помочь, так и помешать успешной охоте на животных, выходящих из убежищ преимущественно ночью. А именно охота была основным источником пищи для человека каменного века.
Надо думать, именно к тем безмерно далеким порам относится зарождение представлений о взаимной связи солнечного и лунного циклов с датами праздников и понятия «сильного» и «слабого» праздника. Где они сложились впервые, неизвестно, но археоастрономия довольно уверенно показывает нам важность расчетов движения в том числе Луны по небосводу по меньшей мере с эпохи энеолита (Гусаков, 2006). Поскольку можно думать, что подобного рода знание относилось к священным, умение вычислять верный день, скорее всего, доверяли лишь специально обученным жрецам.
Раз календарь, годовой круг, являет собою чередование особых дней, когда в мир людей, образно говоря, властно врывается отголоском божественной реальности «не-время», или «Время Богов», с обыденностью, естествен вопрос: что лежит в основе такого чередования?
Общий ответ очевиден и был приведен выше: с астрономической точки зрения это – положение Земли относительно Солнца, от которого зависит мера освещенности и количество тепла в наших широтах. Вторым следствием такого положения являются «ключевые» точки года – солнцестояния и равноденствия. Они издревле почитаются всеми народами северного полушария.
Однако их недостаточно. Эти дни знаменуют собою дни переломные, которые приходятся примерно на середину каждого времени года.
Возможный вид дославянского и раннеславянского городища-святилища, используемого в качестве обсерватории (реконструкция М. Г. Гусакова, 2006)
Еще четыре знаковых даты выпадают на дни, примерно равноудаленные от дней солнцестояний и равноденствий. После них «проявления» зимы, весны, лета и осени как бы слабеют и постепенно сходят «на нет». Сейчас чаще всего принято отмечать такие дни в точные сроки, однако обычай свидетельствует о том, что это, скорее, нововведение (относительное, конечно).
Но в жизни земледельца и охотника прошлого Солнце, положение которого в небе служило своего рода маркером, не могло быть единственной опорой в счете времени. Упомянутая нами ранее связь фаз Луны с состоянием человека, поведением животных, ростом посевов, приливами и отливами не могла не повлечь за собой внимание к ее изменениям. Высказывалось также и еще одно любопытное мнение о том, что для первобытного общества Луна была даже более важна, чем Солнце – вспомните древние календари! Изменения положения Луны и ее внешнего облика куда более заметны. Что немаловажно, ночное светило могло как помочь, так и помешать успешной охоте на животных, выходящих из убежищ преимущественно ночью. А именно охота была основным источником пищи для человека каменного века.
Надо думать, именно к тем безмерно далеким порам относится зарождение представлений о взаимной связи солнечного и лунного циклов с датами праздников и понятия «сильного» и «слабого» праздника. Где они сложились впервые, неизвестно, но археоастрономия довольно уверенно показывает нам важность расчетов движения в том числе Луны по небосводу по меньшей мере с эпохи энеолита (Гусаков, 2006). Поскольку можно думать, что подобного рода знание относилось к священным, умение вычислять верный день, скорее всего, доверяли лишь специально обученным жрецам.
«…Лунарный цикл не только определяет короткие отрезки времени (недели, месяцы), но также служит архетипом для длительных сроков; в самом деле, “рождение” человечества, его взрастание, его одряхление (его “изношенность”) и его исчезновение уподобляются лунарному циклу. И это уподобление важно не только потому, что оно выявляет для нас “лунарную” структуру всеобщего становления, но также и своими оптимистическими последствиями: ибо все, как и луна, никогда не исчезает навсегда, потому что за одной луной всегда непременно следует другая, а значит, и исчезновение человека, даже всего человечества (потоп, наводнение, исчезновение целого континента и т. д.) не обладает необратимостью, ибо от пары выживших особей родится новое человечество» (Элиаде, 2000). В соответствии с обычаем можно также выделить праздники мужские и женские, красные и зеленые (и не только), молодые и старые, мертвые и веселые и т. п.Поскольку солнечный и лунный циклы не совпадают, существуют как бы два связанных друг с другом, но все же отдельных счета времени – по Солнцу и по Луне. Первый определяет собственно ключевые дни года, то есть четыре главных праздника. Второй «управляет» больше хозяйственно-бытовой деятельностью людей и тесно связан с почитанием предков, которые, по языческим представлениям, восходят к богам, сами становятся богами и способны при правильной заботе об их душах оказывать всемерное содействие живущим в Срединном Мире потомкам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента