Страница:
— Меня не будет дома.
— Тогда я позвоню завтра утром вам на работу…
— Меня не будет на работе, я…
— Все понятно, — жестко сказал Юра и рывком поднялся из-за стола. — Вам наплевать на то, что случилось с моим отцом.
— Мне не наплевать! Но твой отец мертв, и ему уже ничем не помочь. А я еще жив и я хочу остаться в этом состоянии! И для этого мне нужно залечь на дно, а не гонять вместе с тобой по Городу, отыскивая мифические следы мифических убийц твоего отца! У меня настоящие проблемы, а не выдуманные! — Это было сказано чуть резче, чем следовало, однако мне к тому моменту порядком надоело выслушивать бесконечные рассуждения — «А может быть…», «А если…» и так далее. К тому моменту я очень хорошо понимал капитана Панченко. Впору было самому звонить в двенадцатое отделение милиции и просить избавить меня от общества назойливого курсанта.
О двенадцатом отделении вспомнил и Юра Леонов.
— Эх вы! — бросил он мне с презрением. — Я-то думал, что вы не такой, как они. Я-то думал, вы мне поможете!
— Я тебе уже помог. Я рассказал обо всем, что помню о той ночи.
Придумывать какие-то вещи сверх этого — уже не по моей части. Делать из мухи слона и превращать обычный наезд в мировой заговор — тоже не мой профиль.
Проведи остаток отпуска с матерью, навести свою девчонку и возвращайся в училище, — посоветовал я. — Занимайся своей жизнью. И не пытайся переписать жизнь своего отца. Она уже закончилась.
— У меня нет девчонки, — мрачно сообщил Юра, по прежнему стоя рядом со столом и барабаня пальцами по светло-коричневому пластику.
— Так заведи.
— Нет времени. Мне нужно просмотреть бумаги отца, — буркнул Юра.
Я тяжело вздохнул. Парень отреагировал неожиданно резко. — А вот не надо! Я все равно докопаюсь до правды! Я докажу, что это был не несчастный случай!
— Ради Бога. — Я пожал плечами и решил, что пора выбираться из этого злосчастного места, которое поначалу казалось мне весьма приятным. Вот уж действительно: не место портит человека, а человек место.
Я встал и застегнул плащ. Юра понял, что я собираюсь уходить, и вдруг стал говорить, быстро и даже иногда нечленораздельно, — стараясь зацепить меня хотя бы одним из сотни произнесенных слов, привлечь мое внимание хотя бы одной фразой.
— Вы сказали, что отец был в баре с двумя бокалами пива, не с водкой и не с коньяком — а кто же берет пиво, если хочет основательно напиться?
Значит, он не хотел напиваться, тем более что он все-таки не был алкоголиком. Он мог запить на два-три дня, но потом держался недели две как минимум. Я спрашивал у соседей — отец вышел из запоя за четыре дня до смерти, и вплоть до той ночи никто не видел его пьяным.
— Я видел, — устало произнес я и пошел от столика к выходу. За моей спиной Юра продолжал говорить, и это напоминало рев водопада. Слова произносились, падали в пустоту и исчезали.
— Он не пришел в тот бар, чтобы напиться, он стал пить уже после драки, то есть вынужденно… Как-то я приезжал к отцу на каникулы, летом, мой самолет прилетел в начале шестого утра, и отец приехал меня встречать.
Я удивился, что у него помятое лицо, и почувствовал запах алкоголя…
Но он не был сильно пьян. Отец сказал, что будильник у него дома не работает, он боялся проспать, поэтому с вечера пошел в пивной бар и просидел там до того времени, когда пора было ехать в аэропорт. Он пил тогда только пиво… И вы, Константин Сергеевич, видели его с пивом. Он пришел в бар провести время до утра, а потом направиться куда-то… И после того как он попрощался с вами, он вернулся домой, прицепил вашу визитку на стену, а затем пошел на ту самую встречу… И его сбили машиной, Я не знаю, с кем он должен был встретиться, я не знаю, из-за чего отец пошел на встречу… Но его там убили!
Я уже слишком устал. Я мало что понял из этого потока слов. Подумал только, что мальчик обладает хорошей фантазией. Бедняга.
Я пропустил его слова мимо ушей. Письма Артура, посредник Рома, предупреждения Гарика — все это было главным для меня в тот момент. Это заслоняло солнце, это заслоняло Ленку, и уж тем более это заслоняло Юру Леонова с его буйной фантазией. Надо было позаботиться о себе.
Поэтому я махнул Юре Леонову на прощание и стал подниматься по узкой лестнице к входной двери. Из динамиков в который раз уже доносился голос Аллы Пугачевой: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь…».
Сопровождаемый этими глубокими мыслями, я вышел наружу. В кафе было душно и утомительно, на улице холодно, слякотно и противно. Моя «Ока» осталась стоять рядом с домом, и поэтому мне предстояло путешествовать на общественном транспорте. Куда? Куда глаза глядят. Как говорил кто-то из классиков: «Главное прочь, а там все равно».
Ради него я мог смириться с вытоптанной до белизны ковровой дорожкой в коридоре, с мерно капающей из крана водой в ванной комнате, с выцветшими обоями на стене и со специфическим запахом, говорившем о недавно проведенной здесь дезинфекции.
В конце, концов, гостиница именовалась не «Метрополь» и не «Хилтон», а «Колос», лет десять назад ее название звучало еще более прозаично — Дом колхозника.
К слову сказать, колхозниками здесь и не пахло. Пахло торговцами с Кавказа. Пахло несколькими московскими бизнесменами, приехавшими расширить свою фирму за счет глухой провинции. На каком-то этаже обреталась, по словам администратора гостиницы, женская сборная Саратова по плаванию, прибывшая в Город на соревнования.
Ближе к вечеру кавказские торговцы впадали в лирическое настроение и начинали искать саратовских пловчих с целью познакомиться. Московские бизнесмены никого не искали. Они выписывали из газет телефоны контор, предлагавших «досуг для состоятельных господ в любое время суток». В Городе заурядный московский коммерческий агент начинал чувствовать себя состоятельным господином. Поэтому диски старомодных телефонных аппаратов крутились, а в гостиничном магазине, что располагался в вестибюле, на «ура» расходились водка и презервативы.
А я лежал на кровати, не сняв ботинок. И мне было хорошо безо всякой водки, потому что никто не звонил мне по телефону и никто не стучал в мою дверь. Никто не знал, что я здесь. Даже Гарик. Даже Генрих. Это было так просто — получить ключ у администратора, подняться на пятый этаж, запереться в номере, лечь и закрыть глаза.
Я убежал от них от всех. Генрих, Гарик, милиция, Юра Леонов, Ленка…
Все они остались за пределами моего номера. Я получил тайм-аут. Как мне казалось, вполне заслуженный.
Хорошо было бы. просидеть в этом номере до тех пор, пока Гарик не вычислит киллера и не запрячет его в камеру. Пока Генрих не подыщет мне такую работу, чтобы не нужно было суетиться, а лишь успевать получать деньги от клиента.
Впрочем, в тридцать лет прекрасно понимаешь, что этакое бывает только в мечтах. Я смогу оплатить номер до конца октября, а потом придется отсюда свалить. Вряд ли к этому времени киллер попадется в руки к Гарику. А попадется один, наймут другого.
Нет, не получится у меня отсидеться. И никогда не получалось. Всегда приходится выходить на улицу и спрашивать у поджидающего тебя громилы с выбритым затылком:
«Какие проблемы?» Ну а далее — возможны варианты.
Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем.
Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен покоем. Иногда это так необходимо.
Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была «Санта-Барбара». До этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего «Самсунга», опечалившись очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять Сидорову претензии. Я понимал его чувства.
Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту вечную «Барбару». А еще говорят, что в стране нет стабильности.
Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь поесть.
И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает от нее мутить.
Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого я начал понемногу психовать.
Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни.
Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного аппарата. А затем набрал шесть цифр.
Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже незнакомый голос:
— Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной преступностью.
— Игоря, пожалуйста.
— Кто его спрашивает?
Я назвался.
— Минуточку, — сказали мне в трубке, — подождите.
Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше.
— Относительно.
— Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой.
— Что-то случилось?
— Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось.
— Артур, письма… — перечислил я ключевые слова, — Это?
— Да-да, — торопливо подтвердил Гарик. — Я посадил тебе на квартиру своих ребят, они ждут визитеров…
— Больше никаких новостей?
— Как тебе сказать, — Гарик на несколько секунд замолчал. — Ну, есть кое-что. Кое-что хорошее для тебя.
Быть может, сегодня вечером все это кончится.
— Возьмете киллера?
— Слушай. — недовольно сказал Гарик. — Давай не будем обсуждать это по телефону. Я тебе намекнул, а ты уж сам делай выводы.
— Может, нам встретиться? — предложил я.
— Сидел бы ты в своем подполье, — высказал пожелание Гарик. — Без тебя разберемся…
— Я тут свихнусь скоро, в этом подполье. Хотя бы введи меня в курс дела, — умоляющим голосом попросил я. — Или я сейчас приеду прямо в Управление!
— Не надо! Лучше сделай вот что… Часа через полтора я поеду обедать.
Знаешь куда?
Я знал. И я сказал, что через полтора часа буду в том месте.
— Приеду один, — пообещал Гарик. — Прослежу, чтобы никого за собой не притащить. Но и ты тоже ушами не хлопай. В конце концов, это не на меня открыли сезон охоты…
Это я тоже знал. Такие вещи не забываются. Они остаются в памяти даже после того, как сезон охоты по каким-то причинам закрывается.
Но мне еще нужно было дожить до этого события. Мне еще многое что было нужно. И, выходя из гостиничного номера, я был готов к этому куда больше, чем двое суток назад, когда нашел убежище в бывшем Доме колхозника.
Вот что значит выдержать паузу.
Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество кусочков.
— Тебе везет, — сказал он, как только я уселся напротив него.
— Пока это не очень заметно, — возразил я. — Можешь пояснить свое утверждение?
— Ты все еще жив, — заметил Гарик, и возразить на это было нечего.
— Это действительно аргумент, — кивнул я. — Что-нибудь еще?
— Еще, — пообещал Гарик — Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права.
Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло.
— А более конкретно? — попросил я.
— Сегодня утром Роме звонил киллер, — сообщил Гарик. — Рома должен передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний вечер. На двадцать три ноль-ноль.
— Где будут встречаться?
— Места встречи не назвали, сказали: «Там, где в прошлый раз». Сядем Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, — Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель и трижды постучал по ней, — тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера.
— У тебя большие планы на сегодняшний вечер, — осторожно заметил я.
— Есть такое дело, — согласился Гарик.
— Помощники не нужны?
Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик отрицательно покачал головой.
— Так это же все из-за меня, — напомнил я. — Ты, грубо говоря, будешь спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право.
— Какие еще у тебя права? — сквозь зубы выдавил Гарик. — Нет у тебя никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на поверхность.
— Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, — сказал я.
Словосочетание «если бы ты не вычислил киллера», по моим расчетам, должно было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу.
Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул.
— Теперь-то все ясно, — продолжил я. — И я хочу тебе помочь взять киллера.
Это, если хочешь, дело принципа.
— Не хочу, — буркнул Гарик.
— Придется раскрыть твоему начальству глаза, — вздохнул я. — Раскрыть глаза на твое самоуправство за их спиной — незаконное прослушивание и прочие подвиги…
— Ну ты и сволочь! — сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то стряслось с его аппетитом.
— Да еще какая! — согласился я. — Ну что, я еду с тобой вечером?
— Едешь, едешь, — отмахнулся Гарик. — Только уйди отсюда, дай пообедать в спокойной обстановке.
Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров, поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого:
— Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя, не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится?
— Если я буду ждать, — сказал я, — боюсь, что все кончится совсем не так, как нужно.
— Я придерживаюсь противоположного мнения, — возразил Гарик и снова придвинул к себе тарелку. — Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, — он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару миллиметров. — Но и она, как правило, остается несбывшейся.
Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи.
Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать.
— Говоришь, надежда? — иронически хмыкнул я, — Эх ты, а еще милиционер.
Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты — надежда… Кисейная барышня.
— Пошел вон, — еле сдерживаясь, процедил Гарик, — Или я заколю тебя этой вилкой!
Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что это никогда не было позой или игрой, они всегда были искренними, шедшими из глубины души.
Слезы в глазах ребенка трогают, но они при этом естественны и обыденны.
Слезы в глазах взрослого мужчины вызывают недоумение, иногда презрение, порой жалость, но в любом случае они производят куда более сильное впечатление, нежели детские слезы. Потому что они редки.
Когда темная неизбывная грусть поселяется в зрачках шестнадцатилетнего пацана, только что преданного другом или брошенного девчонкой, — это нормально, потому что это ненадолго. Это будет вскоре вытеснено новыми впечатлениями, подаренными жизнью. Когда же такое выражение имеют глаза сильного мужчины, движущегося от тридцати к сорока, имеющего за своей спиной победы и поражения, взлеты и падения, это пугает. Это означает…
Это означает многое. И когда я думаю об этом, я прихожу к выводу, что неспроста так много людей имеют привычку носить темные солнцезащитные очки даже в те дни, когда солнце светит не так уж и ярко. Какие уж тут надежды.
Мы наблюдали за этим событием сквозь окно «шестерки». Гарик проводил «Вольво» взглядом и меланхолично проговорил:
— Вот смотрю я и думаю — быть посредником при наемных убийцах занятие куда более прибыльное, чем спасать всяких дураков от этих убийц. Был бы как Рома, ездил бы на «Вольво», не стрелял бы полсотни до получки…
— Говорите, говорите, товарищ капитан, — жизнерадостно отозвался водитель, крепкий молодой парень по имени Леха. — Я как раз только что диктофон включил! — и он громко засмеялся.
— Ты лучше дави на газ, извозчик, — хмыкнул Гарик. — Не отрывайся от коллектива.
«Коллектив» состоял из собственно Роминого «Вольво», шедшей за ним в некотором удалении «Дэу» с тремя оперативниками и нашей «шестерки». Из «Дэу» по рации сообщали направление движения, и Леха мог себе позволить отстать от «Вольво» на сотню метров. Он вел машину с каким-то особым шиком, то и дело подрезая зазевавшихся «чайников», пролетая перекрестки на последних секундах зеленого света, закладывая крутые виражи на поворотах. «Шестерка» во время таких маневров издавала звуки, присущие скорее не произведению волжских автомобилестроителей, а какому-то инфернальному существу, волей мага запертому в оболочку машины.
Гарик морщился и ворчал, что это не оперативное мероприятие, а какие-то «американские горки», но я видел, что ему нравится такая езда. Меня же больше занимало другое.
— Итак, Рома встретится с киллером и передаст ему деньги, — начал я — Они расходятся, тут выскакиваешь ты, Гарик, и командуешь «Руки вверх!». А что дальше?
— Дальше они поднимают руки, — уверенно сказал Гарик.
— А что ты с ними будешь делать? Какое обвинение ты им предъявишь? Один мужчина передал другому деньги. Ну и что? Может, это старый долг. А отдавать долги — еще не преступление.
— Это точно! — поддакнул Леха. — Мне Тихонов уже месяц как сотню должен. Пора сажать, товарищ капитан?
— На дорогу смотри, — посоветовал Гарик. — И меньше думай о деньгах.
— Я знаю, — не успокаивался Леха. — Деньги — ничто, их количество — все.
— На дорогу смотри! — рявкнул Гарик и тут же едва не сонным голосом обратился ко мне:
— Так что ты там говоришь? Что мы не найдем, за что прижать Рому и киллера?
— Вот именно. Если только киллер окажется таким идиотом, что явится на встречу, увешанный оружием.
— Это вряд ли, — сказал Гарик. — Я вообще с утра продумывал такой вариант: взять сегодня Рому за яйца, сунуть ему под нос Артурово письмо, надавить, заставить пойти на сотрудничество, а потом прицепить микрофон на грудь и отправить встречаться с киллером. Тогда у нас в руках была бы запись их разговора, и можно было бы за что-то схватиться… Но потом я понял, что это слишком рискованно. Рома может не расколоться, тогда никакой встречи с киллером не получится. Или Рома перенервничает на встрече, киллер почувствует неладное и сделает ноги.
— Так что же ты будешь делать? — поинтересовался я.
— Буду брать обоих. Потом допрашивать поодиночке. Против Ромы у нас есть письмо Артура, можно заставить его сдать киллера в обмен на снисхождение к нему самому.
Киллеру можно закомпостировать мозги тем, что нас интересует только Рома, как крупный аферист. Мол, нужно просто признать, что ты взял у Ромы деньги. А там уже так развернуться…
— Давайте сначала их возьмем, товарищ капитан, — снова подал голос Леха. — А уж потом-то придумаем, как их разговорить…
— Дисциплина у нас в отделе — аховая, — пожаловался мне Гарик. — Подчиненные ни во что не ставят старших по званию. Учат жизни, понимаешь…
Так-то, Костик. Между прочим, ты собираешься сидеть в машине во время операции или все-таки прогуляешься?
— Подышу свежим воздухом.
— Так я и думал, — кивнул Гарик. — А у тебя есть что-то подходящее для такой прогулки? Типа пистолета?
Я отрицательно покачал головой.
— Вот еще Брюс Ли нашелся, — усмехнулся Гарик. — Голыми руками хочешь всех завалить? Хотя там и без тебя найдется масса желающих завалить Рому с компаньоном. Один Леха чего стоит.
— Я многого стою, — согласился Леха, и я увидел в зеркале его довольную улыбку.
Включилась рация, и сквозь помехи мы услышали голос оперативника из первой машины:
— Все, вроде приехали. Это складские помещения на Пироговской улице. Мы пойдем за «объектом», а вы объезжайте со стороны Лесного переулка… Там второй вход.
Леха принял сказанное за руководство к немедленному действию, и «шестерка» резко свернула вправо. Гарик завалился на меня, чертыхаясь, потом выпрямился, посмотрел на часы и сказал:
— Без пяти одиннадцать. Леха, не забудь надеть бронежилет. Будем исходить из того, что нас ждет встреча с невероятно тупым киллером, который явится на встречу с мешком оружия.
Это был один из основных принципов Гарика — готовиться к худшему, чтобы потом был повод радоваться после несбывшихся ожиданий.
— Ну а тебе, — Гарик похлопал меня по коленке, — тебе, юный друг милиции, я выдам резиновую дубинку. И ты будешь держаться рядом со мной. Так оно будет спокойнее.
Я хотел ему сказать, что спокойствие — нереальное понятие при проведении милицейской операции по задержанию наемного убийцы и посредника.
Но потом передумал и оставил свое мнение при себе.
— Мы рассредоточились, — прохрипел Тихонов. — Один остается у машины, двое блокируют лестницу на второй этаж…
— Рома уже внутри? — спросил Гарик.
— Да, — ответил Тихонов. — Он поднялся по лестнице на второй этаж.
Дверь в склад была открыта. Он вошел внутрь. Это было минуты полторы назад.
Отсюда видно, что в помещении на втором этаже горит свет.
— А нам тут ни хрена не видно, — пробурчал Гарик.
Склад представлял собой двухэтажное кирпичное здание метров восьмидесяти в длину. Попасть туда можно было как через ворота первого этажа, так и через две небольшие двери на втором этаже, к обеим из которых вела винтовая лестница по внешней стороне здания. Леха пробежался до ворот и вернулся с сообщением, что те заперты.
Тогда мы стали подниматься по винтовой лестнице на второй этаж с нашей стороны склада.
— А если киллер еще не приехал? — прошептал я на ходу.
— Черта с два! — ответил Гарик. — Он уже там. Стал бы Рома туда лезть, если бы там никого не было. И потом, Рома приехал впритык к одиннадцати, а нормальные люди на такие встречи прибывают заранее. Так что киллер сейчас на втором этаже ведет деловые переговоры с Ромой. Жаль, что мы их не слышим. — Когда Гарик произнес эти слова, мы достигли верхней площадки лестницы. Дверь была перед нами. Леха осторожно потянул за металлическую ручку и прошептал:
— Закрыто.
— Отлично, — мрачно прокомментировал Гарик.
— Я могу пальнуть в замок, — предложил Леха и вытащил из кобуры «Макаров».
— Это и я могу. — Гарик, явно нервничая, поднес к щеке рацию и сказал Тихонову:
— У нас тут кое-какие проблемы с дверью. Можем замешкаться при входе. Так что повнимательнее там у себя…
— Угу, — сказал Тихонов. — Мы начинаем подниматься.
— А с другой стороны, — прошептал Гарик, глядя на меня. — Раз тут и внизу все заперто, то мы точно знаем, куда они ломанутся. Остается только один выход.
— Я бы все-таки стрельнул в замок, — настаивал Леха.
— А головой вышибить слабо? — прошипел Гарик. — Иди-ка лучше вниз, да подстрахуй у того угла, чтобы…
Гарик не успел договорить, и Леха не узнал, почему ему нужно подстраховать первую группу оперативников именно у того угла. Звуки, раздавшиеся внутри склада, были совершенно недвусмысленны. И я, и Гарик, и Леха неоднократно слышали такое. И мы знали, что это значит. Поэтому Леха безо всяких разговоров выпустил полобоймы в замок, а потом резко пнул дверь, и та со скрипом провалилась внутрь. Гарик влетел в помещение склада первым, за ним — Леха. Я заскочил третьим, согнувшись пополам и отчаянно напрягая зрение, чтобы хоть что-то разглядеть в этом мраке.
— Тогда я позвоню завтра утром вам на работу…
— Меня не будет на работе, я…
— Все понятно, — жестко сказал Юра и рывком поднялся из-за стола. — Вам наплевать на то, что случилось с моим отцом.
— Мне не наплевать! Но твой отец мертв, и ему уже ничем не помочь. А я еще жив и я хочу остаться в этом состоянии! И для этого мне нужно залечь на дно, а не гонять вместе с тобой по Городу, отыскивая мифические следы мифических убийц твоего отца! У меня настоящие проблемы, а не выдуманные! — Это было сказано чуть резче, чем следовало, однако мне к тому моменту порядком надоело выслушивать бесконечные рассуждения — «А может быть…», «А если…» и так далее. К тому моменту я очень хорошо понимал капитана Панченко. Впору было самому звонить в двенадцатое отделение милиции и просить избавить меня от общества назойливого курсанта.
О двенадцатом отделении вспомнил и Юра Леонов.
— Эх вы! — бросил он мне с презрением. — Я-то думал, что вы не такой, как они. Я-то думал, вы мне поможете!
— Я тебе уже помог. Я рассказал обо всем, что помню о той ночи.
Придумывать какие-то вещи сверх этого — уже не по моей части. Делать из мухи слона и превращать обычный наезд в мировой заговор — тоже не мой профиль.
Проведи остаток отпуска с матерью, навести свою девчонку и возвращайся в училище, — посоветовал я. — Занимайся своей жизнью. И не пытайся переписать жизнь своего отца. Она уже закончилась.
— У меня нет девчонки, — мрачно сообщил Юра, по прежнему стоя рядом со столом и барабаня пальцами по светло-коричневому пластику.
— Так заведи.
— Нет времени. Мне нужно просмотреть бумаги отца, — буркнул Юра.
Я тяжело вздохнул. Парень отреагировал неожиданно резко. — А вот не надо! Я все равно докопаюсь до правды! Я докажу, что это был не несчастный случай!
— Ради Бога. — Я пожал плечами и решил, что пора выбираться из этого злосчастного места, которое поначалу казалось мне весьма приятным. Вот уж действительно: не место портит человека, а человек место.
Я встал и застегнул плащ. Юра понял, что я собираюсь уходить, и вдруг стал говорить, быстро и даже иногда нечленораздельно, — стараясь зацепить меня хотя бы одним из сотни произнесенных слов, привлечь мое внимание хотя бы одной фразой.
— Вы сказали, что отец был в баре с двумя бокалами пива, не с водкой и не с коньяком — а кто же берет пиво, если хочет основательно напиться?
Значит, он не хотел напиваться, тем более что он все-таки не был алкоголиком. Он мог запить на два-три дня, но потом держался недели две как минимум. Я спрашивал у соседей — отец вышел из запоя за четыре дня до смерти, и вплоть до той ночи никто не видел его пьяным.
— Я видел, — устало произнес я и пошел от столика к выходу. За моей спиной Юра продолжал говорить, и это напоминало рев водопада. Слова произносились, падали в пустоту и исчезали.
— Он не пришел в тот бар, чтобы напиться, он стал пить уже после драки, то есть вынужденно… Как-то я приезжал к отцу на каникулы, летом, мой самолет прилетел в начале шестого утра, и отец приехал меня встречать.
Я удивился, что у него помятое лицо, и почувствовал запах алкоголя…
Но он не был сильно пьян. Отец сказал, что будильник у него дома не работает, он боялся проспать, поэтому с вечера пошел в пивной бар и просидел там до того времени, когда пора было ехать в аэропорт. Он пил тогда только пиво… И вы, Константин Сергеевич, видели его с пивом. Он пришел в бар провести время до утра, а потом направиться куда-то… И после того как он попрощался с вами, он вернулся домой, прицепил вашу визитку на стену, а затем пошел на ту самую встречу… И его сбили машиной, Я не знаю, с кем он должен был встретиться, я не знаю, из-за чего отец пошел на встречу… Но его там убили!
Я уже слишком устал. Я мало что понял из этого потока слов. Подумал только, что мальчик обладает хорошей фантазией. Бедняга.
Я пропустил его слова мимо ушей. Письма Артура, посредник Рома, предупреждения Гарика — все это было главным для меня в тот момент. Это заслоняло солнце, это заслоняло Ленку, и уж тем более это заслоняло Юру Леонова с его буйной фантазией. Надо было позаботиться о себе.
Поэтому я махнул Юре Леонову на прощание и стал подниматься по узкой лестнице к входной двери. Из динамиков в который раз уже доносился голос Аллы Пугачевой: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь…».
Сопровождаемый этими глубокими мыслями, я вышел наружу. В кафе было душно и утомительно, на улице холодно, слякотно и противно. Моя «Ока» осталась стоять рядом с домом, и поэтому мне предстояло путешествовать на общественном транспорте. Куда? Куда глаза глядят. Как говорил кто-то из классиков: «Главное прочь, а там все равно».
22
И это было хорошо — запереться на ключ В гостиничном номере, задернуть шторы, лечь на кровать и закрыть глаза. В этом был кайф.Ради него я мог смириться с вытоптанной до белизны ковровой дорожкой в коридоре, с мерно капающей из крана водой в ванной комнате, с выцветшими обоями на стене и со специфическим запахом, говорившем о недавно проведенной здесь дезинфекции.
В конце, концов, гостиница именовалась не «Метрополь» и не «Хилтон», а «Колос», лет десять назад ее название звучало еще более прозаично — Дом колхозника.
К слову сказать, колхозниками здесь и не пахло. Пахло торговцами с Кавказа. Пахло несколькими московскими бизнесменами, приехавшими расширить свою фирму за счет глухой провинции. На каком-то этаже обреталась, по словам администратора гостиницы, женская сборная Саратова по плаванию, прибывшая в Город на соревнования.
Ближе к вечеру кавказские торговцы впадали в лирическое настроение и начинали искать саратовских пловчих с целью познакомиться. Московские бизнесмены никого не искали. Они выписывали из газет телефоны контор, предлагавших «досуг для состоятельных господ в любое время суток». В Городе заурядный московский коммерческий агент начинал чувствовать себя состоятельным господином. Поэтому диски старомодных телефонных аппаратов крутились, а в гостиничном магазине, что располагался в вестибюле, на «ура» расходились водка и презервативы.
А я лежал на кровати, не сняв ботинок. И мне было хорошо безо всякой водки, потому что никто не звонил мне по телефону и никто не стучал в мою дверь. Никто не знал, что я здесь. Даже Гарик. Даже Генрих. Это было так просто — получить ключ у администратора, подняться на пятый этаж, запереться в номере, лечь и закрыть глаза.
Я убежал от них от всех. Генрих, Гарик, милиция, Юра Леонов, Ленка…
Все они остались за пределами моего номера. Я получил тайм-аут. Как мне казалось, вполне заслуженный.
Хорошо было бы. просидеть в этом номере до тех пор, пока Гарик не вычислит киллера и не запрячет его в камеру. Пока Генрих не подыщет мне такую работу, чтобы не нужно было суетиться, а лишь успевать получать деньги от клиента.
Впрочем, в тридцать лет прекрасно понимаешь, что этакое бывает только в мечтах. Я смогу оплатить номер до конца октября, а потом придется отсюда свалить. Вряд ли к этому времени киллер попадется в руки к Гарику. А попадется один, наймут другого.
Нет, не получится у меня отсидеться. И никогда не получалось. Всегда приходится выходить на улицу и спрашивать у поджидающего тебя громилы с выбритым затылком:
«Какие проблемы?» Ну а далее — возможны варианты.
Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем.
Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен покоем. Иногда это так необходимо.
Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была «Санта-Барбара». До этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего «Самсунга», опечалившись очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять Сидорову претензии. Я понимал его чувства.
Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту вечную «Барбару». А еще говорят, что в стране нет стабильности.
Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь поесть.
И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает от нее мутить.
Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого я начал понемногу психовать.
Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни.
Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного аппарата. А затем набрал шесть цифр.
Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже незнакомый голос:
— Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной преступностью.
— Игоря, пожалуйста.
— Кто его спрашивает?
Я назвался.
— Минуточку, — сказали мне в трубке, — подождите.
Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше.
23
— Откуда ты звонишь? — быстро спросил Гарик. — Нет, не называй, — тут же спохватился он, и я знал почему: с некоторых пор все звонки в Управление записывались, И Гарик считал нелишним подстраховаться. — Это безопасное место?— Относительно.
— Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой.
— Что-то случилось?
— Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось.
— Артур, письма… — перечислил я ключевые слова, — Это?
— Да-да, — торопливо подтвердил Гарик. — Я посадил тебе на квартиру своих ребят, они ждут визитеров…
— Больше никаких новостей?
— Как тебе сказать, — Гарик на несколько секунд замолчал. — Ну, есть кое-что. Кое-что хорошее для тебя.
Быть может, сегодня вечером все это кончится.
— Возьмете киллера?
— Слушай. — недовольно сказал Гарик. — Давай не будем обсуждать это по телефону. Я тебе намекнул, а ты уж сам делай выводы.
— Может, нам встретиться? — предложил я.
— Сидел бы ты в своем подполье, — высказал пожелание Гарик. — Без тебя разберемся…
— Я тут свихнусь скоро, в этом подполье. Хотя бы введи меня в курс дела, — умоляющим голосом попросил я. — Или я сейчас приеду прямо в Управление!
— Не надо! Лучше сделай вот что… Часа через полтора я поеду обедать.
Знаешь куда?
Я знал. И я сказал, что через полтора часа буду в том месте.
— Приеду один, — пообещал Гарик. — Прослежу, чтобы никого за собой не притащить. Но и ты тоже ушами не хлопай. В конце концов, это не на меня открыли сезон охоты…
Это я тоже знал. Такие вещи не забываются. Они остаются в памяти даже после того, как сезон охоты по каким-то причинам закрывается.
Но мне еще нужно было дожить до этого события. Мне еще многое что было нужно. И, выходя из гостиничного номера, я был готов к этому куда больше, чем двое суток назад, когда нашел убежище в бывшем Доме колхозника.
Вот что значит выдержать паузу.
24
Гарик ждал меня в ресторане «Комета». Приятное место для того, чтобы провести там обеденный перерыв. Меня пару раз едва там не убили. Но это никак не было связано с кухней ресторана. Хотя иногда именно приготовленная там пища кажется самым опасным, что может случиться с тобой в «Комете».Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество кусочков.
— Тебе везет, — сказал он, как только я уселся напротив него.
— Пока это не очень заметно, — возразил я. — Можешь пояснить свое утверждение?
— Ты все еще жив, — заметил Гарик, и возразить на это было нечего.
— Это действительно аргумент, — кивнул я. — Что-нибудь еще?
— Еще, — пообещал Гарик — Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права.
Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло.
— А более конкретно? — попросил я.
— Сегодня утром Роме звонил киллер, — сообщил Гарик. — Рома должен передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний вечер. На двадцать три ноль-ноль.
— Где будут встречаться?
— Места встречи не назвали, сказали: «Там, где в прошлый раз». Сядем Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, — Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель и трижды постучал по ней, — тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера.
— У тебя большие планы на сегодняшний вечер, — осторожно заметил я.
— Есть такое дело, — согласился Гарик.
— Помощники не нужны?
Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик отрицательно покачал головой.
— Так это же все из-за меня, — напомнил я. — Ты, грубо говоря, будешь спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право.
— Какие еще у тебя права? — сквозь зубы выдавил Гарик. — Нет у тебя никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на поверхность.
— Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, — сказал я.
Словосочетание «если бы ты не вычислил киллера», по моим расчетам, должно было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу.
Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул.
— Теперь-то все ясно, — продолжил я. — И я хочу тебе помочь взять киллера.
Это, если хочешь, дело принципа.
— Не хочу, — буркнул Гарик.
— Придется раскрыть твоему начальству глаза, — вздохнул я. — Раскрыть глаза на твое самоуправство за их спиной — незаконное прослушивание и прочие подвиги…
— Ну ты и сволочь! — сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то стряслось с его аппетитом.
— Да еще какая! — согласился я. — Ну что, я еду с тобой вечером?
— Едешь, едешь, — отмахнулся Гарик. — Только уйди отсюда, дай пообедать в спокойной обстановке.
Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров, поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого:
— Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя, не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится?
— Если я буду ждать, — сказал я, — боюсь, что все кончится совсем не так, как нужно.
— Я придерживаюсь противоположного мнения, — возразил Гарик и снова придвинул к себе тарелку. — Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, — он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару миллиметров. — Но и она, как правило, остается несбывшейся.
Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи.
Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать.
— Говоришь, надежда? — иронически хмыкнул я, — Эх ты, а еще милиционер.
Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты — надежда… Кисейная барышня.
— Пошел вон, — еле сдерживаясь, процедил Гарик, — Или я заколю тебя этой вилкой!
Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что это никогда не было позой или игрой, они всегда были искренними, шедшими из глубины души.
Слезы в глазах ребенка трогают, но они при этом естественны и обыденны.
Слезы в глазах взрослого мужчины вызывают недоумение, иногда презрение, порой жалость, но в любом случае они производят куда более сильное впечатление, нежели детские слезы. Потому что они редки.
Когда темная неизбывная грусть поселяется в зрачках шестнадцатилетнего пацана, только что преданного другом или брошенного девчонкой, — это нормально, потому что это ненадолго. Это будет вскоре вытеснено новыми впечатлениями, подаренными жизнью. Когда же такое выражение имеют глаза сильного мужчины, движущегося от тридцати к сорока, имеющего за своей спиной победы и поражения, взлеты и падения, это пугает. Это означает…
Это означает многое. И когда я думаю об этом, я прихожу к выводу, что неспроста так много людей имеют привычку носить темные солнцезащитные очки даже в те дни, когда солнце светит не так уж и ярко. Какие уж тут надежды.
25
Гарик сумел задействовать в вечерней операции две машины и четверых милиционеров. В половине одиннадцатого Рома вышел из подъезда и сел в красный задастый «Вольво». Отблески уличных фонарей скользнули по крыше и бокам автомобиля, когда он стремительно вынесся со двора.Мы наблюдали за этим событием сквозь окно «шестерки». Гарик проводил «Вольво» взглядом и меланхолично проговорил:
— Вот смотрю я и думаю — быть посредником при наемных убийцах занятие куда более прибыльное, чем спасать всяких дураков от этих убийц. Был бы как Рома, ездил бы на «Вольво», не стрелял бы полсотни до получки…
— Говорите, говорите, товарищ капитан, — жизнерадостно отозвался водитель, крепкий молодой парень по имени Леха. — Я как раз только что диктофон включил! — и он громко засмеялся.
— Ты лучше дави на газ, извозчик, — хмыкнул Гарик. — Не отрывайся от коллектива.
«Коллектив» состоял из собственно Роминого «Вольво», шедшей за ним в некотором удалении «Дэу» с тремя оперативниками и нашей «шестерки». Из «Дэу» по рации сообщали направление движения, и Леха мог себе позволить отстать от «Вольво» на сотню метров. Он вел машину с каким-то особым шиком, то и дело подрезая зазевавшихся «чайников», пролетая перекрестки на последних секундах зеленого света, закладывая крутые виражи на поворотах. «Шестерка» во время таких маневров издавала звуки, присущие скорее не произведению волжских автомобилестроителей, а какому-то инфернальному существу, волей мага запертому в оболочку машины.
Гарик морщился и ворчал, что это не оперативное мероприятие, а какие-то «американские горки», но я видел, что ему нравится такая езда. Меня же больше занимало другое.
— Итак, Рома встретится с киллером и передаст ему деньги, — начал я — Они расходятся, тут выскакиваешь ты, Гарик, и командуешь «Руки вверх!». А что дальше?
— Дальше они поднимают руки, — уверенно сказал Гарик.
— А что ты с ними будешь делать? Какое обвинение ты им предъявишь? Один мужчина передал другому деньги. Ну и что? Может, это старый долг. А отдавать долги — еще не преступление.
— Это точно! — поддакнул Леха. — Мне Тихонов уже месяц как сотню должен. Пора сажать, товарищ капитан?
— На дорогу смотри, — посоветовал Гарик. — И меньше думай о деньгах.
— Я знаю, — не успокаивался Леха. — Деньги — ничто, их количество — все.
— На дорогу смотри! — рявкнул Гарик и тут же едва не сонным голосом обратился ко мне:
— Так что ты там говоришь? Что мы не найдем, за что прижать Рому и киллера?
— Вот именно. Если только киллер окажется таким идиотом, что явится на встречу, увешанный оружием.
— Это вряд ли, — сказал Гарик. — Я вообще с утра продумывал такой вариант: взять сегодня Рому за яйца, сунуть ему под нос Артурово письмо, надавить, заставить пойти на сотрудничество, а потом прицепить микрофон на грудь и отправить встречаться с киллером. Тогда у нас в руках была бы запись их разговора, и можно было бы за что-то схватиться… Но потом я понял, что это слишком рискованно. Рома может не расколоться, тогда никакой встречи с киллером не получится. Или Рома перенервничает на встрече, киллер почувствует неладное и сделает ноги.
— Так что же ты будешь делать? — поинтересовался я.
— Буду брать обоих. Потом допрашивать поодиночке. Против Ромы у нас есть письмо Артура, можно заставить его сдать киллера в обмен на снисхождение к нему самому.
Киллеру можно закомпостировать мозги тем, что нас интересует только Рома, как крупный аферист. Мол, нужно просто признать, что ты взял у Ромы деньги. А там уже так развернуться…
— Давайте сначала их возьмем, товарищ капитан, — снова подал голос Леха. — А уж потом-то придумаем, как их разговорить…
— Дисциплина у нас в отделе — аховая, — пожаловался мне Гарик. — Подчиненные ни во что не ставят старших по званию. Учат жизни, понимаешь…
Так-то, Костик. Между прочим, ты собираешься сидеть в машине во время операции или все-таки прогуляешься?
— Подышу свежим воздухом.
— Так я и думал, — кивнул Гарик. — А у тебя есть что-то подходящее для такой прогулки? Типа пистолета?
Я отрицательно покачал головой.
— Вот еще Брюс Ли нашелся, — усмехнулся Гарик. — Голыми руками хочешь всех завалить? Хотя там и без тебя найдется масса желающих завалить Рому с компаньоном. Один Леха чего стоит.
— Я многого стою, — согласился Леха, и я увидел в зеркале его довольную улыбку.
Включилась рация, и сквозь помехи мы услышали голос оперативника из первой машины:
— Все, вроде приехали. Это складские помещения на Пироговской улице. Мы пойдем за «объектом», а вы объезжайте со стороны Лесного переулка… Там второй вход.
Леха принял сказанное за руководство к немедленному действию, и «шестерка» резко свернула вправо. Гарик завалился на меня, чертыхаясь, потом выпрямился, посмотрел на часы и сказал:
— Без пяти одиннадцать. Леха, не забудь надеть бронежилет. Будем исходить из того, что нас ждет встреча с невероятно тупым киллером, который явится на встречу с мешком оружия.
Это был один из основных принципов Гарика — готовиться к худшему, чтобы потом был повод радоваться после несбывшихся ожиданий.
— Ну а тебе, — Гарик похлопал меня по коленке, — тебе, юный друг милиции, я выдам резиновую дубинку. И ты будешь держаться рядом со мной. Так оно будет спокойнее.
Я хотел ему сказать, что спокойствие — нереальное понятие при проведении милицейской операции по задержанию наемного убийцы и посредника.
Но потом передумал и оставил свое мнение при себе.
26
Рация в руке Гарика изрыгала какие-то совершенно неприличные звуки, сквозь которые пробивался голос Тихонова, того самого оперативника, который задолжал сотню Лехе. Тихонов находился по другую сторону двухэтажного склада стройматериалов. А с ним еще трое милиционеров.— Мы рассредоточились, — прохрипел Тихонов. — Один остается у машины, двое блокируют лестницу на второй этаж…
— Рома уже внутри? — спросил Гарик.
— Да, — ответил Тихонов. — Он поднялся по лестнице на второй этаж.
Дверь в склад была открыта. Он вошел внутрь. Это было минуты полторы назад.
Отсюда видно, что в помещении на втором этаже горит свет.
— А нам тут ни хрена не видно, — пробурчал Гарик.
Склад представлял собой двухэтажное кирпичное здание метров восьмидесяти в длину. Попасть туда можно было как через ворота первого этажа, так и через две небольшие двери на втором этаже, к обеим из которых вела винтовая лестница по внешней стороне здания. Леха пробежался до ворот и вернулся с сообщением, что те заперты.
Тогда мы стали подниматься по винтовой лестнице на второй этаж с нашей стороны склада.
— А если киллер еще не приехал? — прошептал я на ходу.
— Черта с два! — ответил Гарик. — Он уже там. Стал бы Рома туда лезть, если бы там никого не было. И потом, Рома приехал впритык к одиннадцати, а нормальные люди на такие встречи прибывают заранее. Так что киллер сейчас на втором этаже ведет деловые переговоры с Ромой. Жаль, что мы их не слышим. — Когда Гарик произнес эти слова, мы достигли верхней площадки лестницы. Дверь была перед нами. Леха осторожно потянул за металлическую ручку и прошептал:
— Закрыто.
— Отлично, — мрачно прокомментировал Гарик.
— Я могу пальнуть в замок, — предложил Леха и вытащил из кобуры «Макаров».
— Это и я могу. — Гарик, явно нервничая, поднес к щеке рацию и сказал Тихонову:
— У нас тут кое-какие проблемы с дверью. Можем замешкаться при входе. Так что повнимательнее там у себя…
— Угу, — сказал Тихонов. — Мы начинаем подниматься.
— А с другой стороны, — прошептал Гарик, глядя на меня. — Раз тут и внизу все заперто, то мы точно знаем, куда они ломанутся. Остается только один выход.
— Я бы все-таки стрельнул в замок, — настаивал Леха.
— А головой вышибить слабо? — прошипел Гарик. — Иди-ка лучше вниз, да подстрахуй у того угла, чтобы…
Гарик не успел договорить, и Леха не узнал, почему ему нужно подстраховать первую группу оперативников именно у того угла. Звуки, раздавшиеся внутри склада, были совершенно недвусмысленны. И я, и Гарик, и Леха неоднократно слышали такое. И мы знали, что это значит. Поэтому Леха безо всяких разговоров выпустил полобоймы в замок, а потом резко пнул дверь, и та со скрипом провалилась внутрь. Гарик влетел в помещение склада первым, за ним — Леха. Я заскочил третьим, согнувшись пополам и отчаянно напрягая зрение, чтобы хоть что-то разглядеть в этом мраке.