Страница:
— Спасибо, что предупредили, — слабо пролепетала она.
— Вы не должны волноваться, — успокоила ее Энни. — Скорее всего у него здесь дела. Какие-то финансовые интересы, унаследованные…
— От моего покойного мужа, — закончила за нее Рэйчел.
Наступила короткая неловкая пауза.
— Ну, теперь, когда мое здоровье в порядке, почему бы вам не зайти к нам на чашку чаю? — деликатно сменив тему, предложила Энни. — Мне бы очень этого хотелось.
— Спасибо, с удовольствием.
— Вот и хорошо. О Небо, к нам приближается Онория Вэнстоун!
Глядя вполоборота, Рэйчел увидела, как мисс Вэнстоун подходит ближе, а Энни встречает ее натянутой улыбкой.
— Доброе утро, — сказала она без особой теплоты. — Рада вас видеть.
— Доброе утро, миссис Моррелл. Вы выглядите… очень живописно. — Мисс Вэнстоун деланно рассмеялась, намеренно повернувшись спиной к Рэйчел и стараясь ее не замечать. — Мой отец и я хотели бы пригласить вас и викария на обед к нам в Уик-хауз. В среду вечером, если вы свободны.
— Очень мило с вашей стороны. Я спрошу у Кристи, не занят ли он, и дам вам знать, хорошо? Большое спасибо за приглашение. Простите, вы знакомы с миссис Уэйд? — спросила Энни, легко коснувшись руки Рэйчел. — Позвольте…
— Нет, не знакома, — холодно и решительно отрезала мисс Вэнстоун. — Жду вашего ответа насчет среды. Всего хорошего, миссис Моррелл.
Так и не взглянув на Рэйчел, она коротко кивнула Энни, повернулась на каблуках и величественно удалилась.
Энни пришла в ужас.
— Боже! — воскликнула она подавленным шепотом. — Простите меня ради Бога, Рэйчел, мне так жаль! Я… я понятия не имела! Какая чудовищная грубость.
— Ничего, не беспокойтесь, все это пустяки.
— Несносная женщина! Я ее всегда терпеть не могла!
После секундного замешательства Рэйчел откликнулась:
— Я тоже.
Они обменялись понимающими взглядами и с интересом прочитали в глазах друг у друга нечто новое: выражение искреннего восхищения. Рэйчел к тому же сделала еще одно дополнительное открытие. Она обнаружила, насколько приятнее испытывать полнокровный, ничем не стесненный гнев вместо привычного унижения и мучительного стыда.
— Уик-хауз! — презрительно фыркнула Энни. — Вот вам еще один штрих. Не люблю, когда люди дают имена своим домам. Возможно, истинной англичанке не подобает так рассуждать, но мне этот обычай кажется претенциозным. А вы как думаете?
— Я, правда, никогда над этим не задумывалась, но, может, вы и правы.
На душе у Рэйчел стало почти легко.
— Давайте обсудим это завтра во всех подробностях. Если мы так и будем откладывать нашу встречу за чаем на неопределенное время, она может не состояться до следующего лета. Вы могли бы прийти завтра?
— С удовольствием.
— Скажем, в три часа?
— Отлично. Ровно в три.
В отсутствие Себастьяна Рэйчел начала разбирать и расставлять по полкам купленные им книги, одновременно пытаясь решить судьбу старых. Это была пыльная работа. После ленча она сменила свой выходной воскресный наряд на старое рабочее платье, призвала на помощь Сьюзен и принялась снимать с полок и обтирать пахнущие плесенью тома. Некоторые она ставила обратно, другие упаковывала в ящики для приходской библиотеки. В воскресенье у Вайолет был выходной до полудня, но Рэйчел предупредила ее еще накануне, что по возвращении из церкви она должна прийти в библиотеку и помочь с книгами. К двум часам нахальная служанка так и не появилась. Сьюзен сообщила, что у Вайолет объявился новый ухажер, который якобы дарит ей дорогие подарки, однако его еще никто не видел.
В два сорок пять, подняв голову от работы, Рэйчел увидела Вайолет в дверях библиотеки. Прислонившись к косяку, она откусила ломтик хлеба с таким видом, словно происходящее ее совершенно не касалось.
— Вы опоздали.
В ответ Вайолет лишь пожала плечами.
— Почти на три часа.
По-прежнему глядя на нее с дерзким вызовом, Вайолет прожевала еще один кусочек хлеба.
С тяжелым вздохом Рэйчел указала ей на книжный шкаф.
— Можете начать отсюда. Эти книги надо снять с полок и уложить в ящики. Пожалуйста, сотрите пыль с полок; если там есть плесень, ее надо смыть водой с мылом. Вот ведро.
Горничная так и не двинулась с места. Она проглотила последний кусочек хлеба и не спеша стряхнула крошки с лифа платья. Даже на расстоянии до Рэйчел доносился запах ее дешевых духов.
— Я не хочу пачкать платье, — томно протянула Вайолет, приподнимая пышную юбку с оборками, словно желая похвастаться ею. — Это мой лучший наряд.
— Ну так пойдите и переоденьтесь, — кратко приказала Рэйчел.
— И вообще сегодня воскресенье. В воскресенье мне не полагается работать.
Сьюзен неподвижно застыла на полу рядом со стопкой книг, переводя изумленный взгляд с одной женщины на другую, как будто следила за увлекательной игрой в волан.
Рэйчел по-прежнему говорила, не повышая голоса:
— Вайолет, я прошу вас немедленно подняться наверх, переодеться и спуститься сюда, чтобы помочь нам разобрать книги. Вы поняли?
— Нет.
— Вы не по…
— Я поняла. Я не намерена это делать. — Вслед за этим заявлением воцарилось гнетущее молчание — напряженное предгрозовое затишье, так напугавшее Сьюзен, что она опустила голову и поспешно вернулась к прерванному занятию. Щеки у бедной девушки так и горели, пока она торопливо стирала пыль с книг. Рэйчел удивилась, почему происшествие не расстроило ее, но вскоре поняла, что в случившемся нет ничего страшного. Напротив, перепалка придала ей смелости.
— Сьюзен, — сказала она неторопливо, — будьте добры, оставьте меня с Вайолет наедине.
— Да, мэм, слушаюсь.
Сьюзен вскочила на ноги. Через секунду ее и след простыл.
Рэйчел бросила пыльную тряпку на пол и подошла поближе к Вайолет. Та все еще стояла, прислонившись к дверному косяку, хотя ее ленивая поза больше не выглядела непринужденной, а черные глазки-бусинки беспокойно забегали.
— Я отдала вам распоряжение, — по-прежнему ровно продолжала Рэйчел. — Вы собираетесь его выполнять?
— Не собираюсь, — ответила Вайолет, осклабившись в гаденькой издевательской ухмылке. — И что вы предпримете на этот счет?
Рэйчел перевела дух.
— Я вас уволю.
На долю секунды в лице Вайолет промелькнул испуг, тут же сменившийся лютой злобой.
— Ты не можешь меня уволить!
— Это почему же?
— А потому. Да кто ты такая? Ты никто. Ты уголовница.
— Верно. Но я еще и ваша начальница. Я заплачу вам жалованье за две недели вперед, но не дам рекомендации, и чтобы к обеду вас здесь не было.
На целую минуту Вайолет лишилась дара речи. Ее семья жила по соседству, увольнение не грозило ей потерей крыши над головой, и Рэйчел это знала, но не переменила бы своего решения, даже если бы дела обстояли иначе. Подобные соображения ее больше почти не смущали. Правда, если бы Вайолет в эту минуту пошла на попятный, извинилась бы и попросила разрешения загладить свою вину, Рэйчел дала бы ей такую возможность. Скрепя сердце.
Но Вайолет ничего подобного не предприняла. Обретя наконец голос, она прошипела с ненавистью:
— Подавись своим жалованьем за две недели, я и без него обойдусь. И без тебя тоже, сука поганая. Кровопийца.
— Убирайся. Забирай свои вещи и вон отсюда. Сию же минуту.
— Да я-то уйду, но ты запомни вот что. — Вайолет погрозила Рэйчел пальцем и проговорила, словно давая клятву: — Ты об этом пожалеешь.
Когда она ушла, Рэйчел почувствовала сладкую дрожь победы, но ее торжество продолжалось недолго. Она очень скоро вспомнила, что в последних словах Вайолет в точности повторилась угроза, брошенная Клодом Салли Себастьяну.
16
— Вы не должны волноваться, — успокоила ее Энни. — Скорее всего у него здесь дела. Какие-то финансовые интересы, унаследованные…
— От моего покойного мужа, — закончила за нее Рэйчел.
Наступила короткая неловкая пауза.
— Ну, теперь, когда мое здоровье в порядке, почему бы вам не зайти к нам на чашку чаю? — деликатно сменив тему, предложила Энни. — Мне бы очень этого хотелось.
— Спасибо, с удовольствием.
— Вот и хорошо. О Небо, к нам приближается Онория Вэнстоун!
Глядя вполоборота, Рэйчел увидела, как мисс Вэнстоун подходит ближе, а Энни встречает ее натянутой улыбкой.
— Доброе утро, — сказала она без особой теплоты. — Рада вас видеть.
— Доброе утро, миссис Моррелл. Вы выглядите… очень живописно. — Мисс Вэнстоун деланно рассмеялась, намеренно повернувшись спиной к Рэйчел и стараясь ее не замечать. — Мой отец и я хотели бы пригласить вас и викария на обед к нам в Уик-хауз. В среду вечером, если вы свободны.
— Очень мило с вашей стороны. Я спрошу у Кристи, не занят ли он, и дам вам знать, хорошо? Большое спасибо за приглашение. Простите, вы знакомы с миссис Уэйд? — спросила Энни, легко коснувшись руки Рэйчел. — Позвольте…
— Нет, не знакома, — холодно и решительно отрезала мисс Вэнстоун. — Жду вашего ответа насчет среды. Всего хорошего, миссис Моррелл.
Так и не взглянув на Рэйчел, она коротко кивнула Энни, повернулась на каблуках и величественно удалилась.
Энни пришла в ужас.
— Боже! — воскликнула она подавленным шепотом. — Простите меня ради Бога, Рэйчел, мне так жаль! Я… я понятия не имела! Какая чудовищная грубость.
— Ничего, не беспокойтесь, все это пустяки.
— Несносная женщина! Я ее всегда терпеть не могла!
После секундного замешательства Рэйчел откликнулась:
— Я тоже.
Они обменялись понимающими взглядами и с интересом прочитали в глазах друг у друга нечто новое: выражение искреннего восхищения. Рэйчел к тому же сделала еще одно дополнительное открытие. Она обнаружила, насколько приятнее испытывать полнокровный, ничем не стесненный гнев вместо привычного унижения и мучительного стыда.
— Уик-хауз! — презрительно фыркнула Энни. — Вот вам еще один штрих. Не люблю, когда люди дают имена своим домам. Возможно, истинной англичанке не подобает так рассуждать, но мне этот обычай кажется претенциозным. А вы как думаете?
— Я, правда, никогда над этим не задумывалась, но, может, вы и правы.
На душе у Рэйчел стало почти легко.
— Давайте обсудим это завтра во всех подробностях. Если мы так и будем откладывать нашу встречу за чаем на неопределенное время, она может не состояться до следующего лета. Вы могли бы прийти завтра?
— С удовольствием.
— Скажем, в три часа?
— Отлично. Ровно в три.
* * *
Дома ее ждало новое испытание.В отсутствие Себастьяна Рэйчел начала разбирать и расставлять по полкам купленные им книги, одновременно пытаясь решить судьбу старых. Это была пыльная работа. После ленча она сменила свой выходной воскресный наряд на старое рабочее платье, призвала на помощь Сьюзен и принялась снимать с полок и обтирать пахнущие плесенью тома. Некоторые она ставила обратно, другие упаковывала в ящики для приходской библиотеки. В воскресенье у Вайолет был выходной до полудня, но Рэйчел предупредила ее еще накануне, что по возвращении из церкви она должна прийти в библиотеку и помочь с книгами. К двум часам нахальная служанка так и не появилась. Сьюзен сообщила, что у Вайолет объявился новый ухажер, который якобы дарит ей дорогие подарки, однако его еще никто не видел.
В два сорок пять, подняв голову от работы, Рэйчел увидела Вайолет в дверях библиотеки. Прислонившись к косяку, она откусила ломтик хлеба с таким видом, словно происходящее ее совершенно не касалось.
— Вы опоздали.
В ответ Вайолет лишь пожала плечами.
— Почти на три часа.
По-прежнему глядя на нее с дерзким вызовом, Вайолет прожевала еще один кусочек хлеба.
С тяжелым вздохом Рэйчел указала ей на книжный шкаф.
— Можете начать отсюда. Эти книги надо снять с полок и уложить в ящики. Пожалуйста, сотрите пыль с полок; если там есть плесень, ее надо смыть водой с мылом. Вот ведро.
Горничная так и не двинулась с места. Она проглотила последний кусочек хлеба и не спеша стряхнула крошки с лифа платья. Даже на расстоянии до Рэйчел доносился запах ее дешевых духов.
— Я не хочу пачкать платье, — томно протянула Вайолет, приподнимая пышную юбку с оборками, словно желая похвастаться ею. — Это мой лучший наряд.
— Ну так пойдите и переоденьтесь, — кратко приказала Рэйчел.
— И вообще сегодня воскресенье. В воскресенье мне не полагается работать.
Сьюзен неподвижно застыла на полу рядом со стопкой книг, переводя изумленный взгляд с одной женщины на другую, как будто следила за увлекательной игрой в волан.
Рэйчел по-прежнему говорила, не повышая голоса:
— Вайолет, я прошу вас немедленно подняться наверх, переодеться и спуститься сюда, чтобы помочь нам разобрать книги. Вы поняли?
— Нет.
— Вы не по…
— Я поняла. Я не намерена это делать. — Вслед за этим заявлением воцарилось гнетущее молчание — напряженное предгрозовое затишье, так напугавшее Сьюзен, что она опустила голову и поспешно вернулась к прерванному занятию. Щеки у бедной девушки так и горели, пока она торопливо стирала пыль с книг. Рэйчел удивилась, почему происшествие не расстроило ее, но вскоре поняла, что в случившемся нет ничего страшного. Напротив, перепалка придала ей смелости.
— Сьюзен, — сказала она неторопливо, — будьте добры, оставьте меня с Вайолет наедине.
— Да, мэм, слушаюсь.
Сьюзен вскочила на ноги. Через секунду ее и след простыл.
Рэйчел бросила пыльную тряпку на пол и подошла поближе к Вайолет. Та все еще стояла, прислонившись к дверному косяку, хотя ее ленивая поза больше не выглядела непринужденной, а черные глазки-бусинки беспокойно забегали.
— Я отдала вам распоряжение, — по-прежнему ровно продолжала Рэйчел. — Вы собираетесь его выполнять?
— Не собираюсь, — ответила Вайолет, осклабившись в гаденькой издевательской ухмылке. — И что вы предпримете на этот счет?
Рэйчел перевела дух.
— Я вас уволю.
На долю секунды в лице Вайолет промелькнул испуг, тут же сменившийся лютой злобой.
— Ты не можешь меня уволить!
— Это почему же?
— А потому. Да кто ты такая? Ты никто. Ты уголовница.
— Верно. Но я еще и ваша начальница. Я заплачу вам жалованье за две недели вперед, но не дам рекомендации, и чтобы к обеду вас здесь не было.
На целую минуту Вайолет лишилась дара речи. Ее семья жила по соседству, увольнение не грозило ей потерей крыши над головой, и Рэйчел это знала, но не переменила бы своего решения, даже если бы дела обстояли иначе. Подобные соображения ее больше почти не смущали. Правда, если бы Вайолет в эту минуту пошла на попятный, извинилась бы и попросила разрешения загладить свою вину, Рэйчел дала бы ей такую возможность. Скрепя сердце.
Но Вайолет ничего подобного не предприняла. Обретя наконец голос, она прошипела с ненавистью:
— Подавись своим жалованьем за две недели, я и без него обойдусь. И без тебя тоже, сука поганая. Кровопийца.
— Убирайся. Забирай свои вещи и вон отсюда. Сию же минуту.
— Да я-то уйду, но ты запомни вот что. — Вайолет погрозила Рэйчел пальцем и проговорила, словно давая клятву: — Ты об этом пожалеешь.
Когда она ушла, Рэйчел почувствовала сладкую дрожь победы, но ее торжество продолжалось недолго. Она очень скоро вспомнила, что в последних словах Вайолет в точности повторилась угроза, брошенная Клодом Салли Себастьяну.
16
Денди оглушительно залаял, а колеса кареты с таким грохотом прокатились по каменным плитам двора, что, по мнению Себастьяна, Рэйчел никак не могла не услышать его приезда. Он выпрыгнул из наемной кареты и, пока Прист выбирался следом, бросил нетерпеливый взгляд на ее открытое окно. Увидеть ее со двора было, конечно, невозможно, но он вообразил, как она вскакивает из-за стола, торопливо приглаживает волосы и расправляет складки платья. Эта мысль заставила его улыбнуться. Однако и пять минут спустя, пока он расплачивался с возницей и давал указания Присту отвести кучера в кухню и накормить перед обратной дорогой в Плимут, во дворе появилась только пара лакеев, готовых внести в дом багаж. Где же она?
Холиок прошел через арку ворот со стороны конюшен.
— Как прошло ваше путешествие, милорд? — спросил он, пожимая руку Себастьяну.
— Скучно, Уильям, Жарко.
— Как ваш отец?
— Могу сказать одно: я еще не граф.
Тяжелые челюсти Холиока крепко сомкнулись, густые брови сошлись на переносье: так он выражал свое неодобрение.
Себастьян с покаянным видом склонил голову.
— Мой отец тяжело болен. Думаю, жить ему осталось недолго.
— Мне очень жаль, милорд.
— Спасибо за сочувствие. Ну, что нового?
— Ничего особенного. Погода стояла ясная, сухая, словом, все тихо. Сбор урожая начнется на будущей неделе. Я нанял сезонников, подготовил инвентарь, фургоны и все необходимое. Все вроде бы в порядке.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Нам надо бы кое-что обсудить насчет рыночных цен, сбыта и прочего. Но вы, должно быть, устали с дороги, может, поговорим позже?
— Вы правы, Уильям. Может, сегодня вечером или, еще лучше, завтра с утра? А где миссис Уэйд? — как бы между прочим спросил Себастьян.
— О, она ушла в деревню, милорд. Сказала, что жена викария пригласила ее на чашку чаю.
— Вот как?
Они обменялись понимающими взглядами, причем в лице управляющего, как показалось Себастьяну, сквозило явное удовлетворение.
— Ну что ж, значит, я увижу ее позже. — Себастьян говорил все тем же небрежным тоном, и Холиок согласно кивнул.
Все к лучшему, думал Себастьян, шагая по лестнице через две ступеньки к своей комнате. Он вспотел после путешествия в карете, ему хотелось принять ванну и переодеться. Ради нее.
Жодле приготовил отличный лимонад. Потягивая его из высокого запотевшего стакана, Себастьян решил осмотреть, что успели сделать рабочие в теплице Рэйчел за время его отсутствия. Смотреть пока было еще не на что, разве что на яму, вырытую для каменного фундамента, и на сложенную рядом кипу еще не распакованного оборудования. Предполагалось, что стеклянные стены и крыша оранжереи будут держаться на деревянных рамах, покрашенных снаружи и отделанных бронзой изнутри. В кирпичном полу надо было проложить водопроводные трубы, питающиеся из скрытой цистерны, на окнах были предусмотрены жалюзи, чтобы отмерять нужное количество солнечного света. Ей это должно понравиться. Себастьян представил себе, как будет заставать ее здесь в послеобеденное время и смотреть, как она возится с горшками, наполненными землей, и садовыми ножницами, ухаживает за цветами, может быть, напевая при этом себе под нос. Они смогут сидеть здесь за столом и рассказывать друг другу, как провели день, пить чай и смотреть на закат. Ему не терпелось увидеть все это воочию.
Половина пятого; скоро она вернется домой. Он взглянул на дорогу, пропадающую за мостом среди деревьев на холме. Рэйчел не показывалась. Себастьян решил прогуляться по дому, чтобы немного отвлечься от ожидания.
Назвать планировку Линтон-Грейт-холла причудливой можно было, лишь пребывая в снисходительном и великодушном расположении духа; в действительности это был самый странный и нелепый дом на свете. Но Себастьяну нравились эти странности и забавные архитектурные нелепости. Он полюбил этот дом, как никогда не любил Стейн-корт, так и не ставший для него родным. Проходя по террасным садам позади дома, он перекинулся парой слов с Маккорди, своим садовником. Помимо мотыги и граблей, которые он держал под мышкой, неразговорчивый шотландец нес в руках два небольших ведерка с клубникой.
— Дайте-ка мне одно из них, будьте добры, — попросил Себастьян.
У него не было времени купить что-нибудь для Рэйчел: надо будет порадовать ее хотя бы клубникой.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда Маккорди, что-то буркнув в ответ, протянул ему ведерко.
Пройдя дальше, Себастьян спустился по крутой, усыпанной гравием тропинке к опушке парка. Солнце склонялось к западу, в лесу уже удлинялись тени, но пчелы все еще лениво жужжали в ветвях жимолости. В воздухе сладко пахло цветущей акацией, многолетние растения в саду Маккорди полыхали разноцветьем в косо падающих лучах солнца. Нижний уровень выглядел заросшим и несколько запущенным: Маккорди вкладывал все свои силы в верхние террасы, расположенные ближе к дому. Пол в покосившейся деревянной беседке совсем сгнил, краска облупилась. Как и все имение, она пришла в упадок. Себастьян присел на занозистую скамью и задумался о своих владениях.
Тишина и покой: какое приятное место! Ему хотелось, чтобы Рэйчел наслаждалась всей этой красотой вместе с ним. Но где же она?
А вот и она — поднимается на вершину холма, спешит, подхватив юбки. Увидев его, она остановилась, и ее лицо осветилось улыбкой — такой непосредственной и радостной, что у него защемило сердце. Потом она пустилась бегом вниз по склону, а он бросился ей навстречу. К тому моменту, как они сошлись и он подхватил ее на руки, оба заливались смехом.
Смехом. Себастьян в восторге закружил ее по воздуху. Полдела было сделано.
Перестав наконец целоваться, они отступили на шаг и посмотрели друг на друга.
— В чем дело? — деланно недовольным тоном спросил он. — Я вижу, тебе идет на пользу мое отсутствие. Ты просто расцветаешь тут без меня!
Она и в самом деле изменилась: посвежела, излучала женственность, выглядела уверенной в себе.
— Ошибаешься, — возразила Рэйчел, — без тебя я чахну.
— Нет, ты созреваешь. Что-то случилось?
— Да, но я тебе потом расскажу. Как твоя поездка? Как твой отец?
— Дышит, но еле-еле.
Рэйчел взяла его за руку.
— А как ты сам?
— Прекрасно. В моей поездке ничего примечательного не было.
Все недавние события уже успели выветриться у него из головы. Он взял ее под руку, и они медленно пошли обратно к беседке.
— Я хочу знать, что с тобой случилось, Рэйчел. Расскажи мне прямо сейчас.
Они сели, обнявшись, в пятнистой тени, не обращая внимания на великолепный закат. Никогда раньше Рэйчел не казалась Себастьяну такой привлекательной. Ее волосы заметно отросли за прошедшие месяцы и теперь локонами падали ей на плечи — темные и таинственные, пронизанные серебряными нитями, которые казались ему звездами, мерцающими в ночном небе. Он полюбил эти волосы, украшенные сединой. Они принадлежали Рэйчел.
— Себастьян, — объявила она с благоговейной дрожью в голосе, — условия моего освобождения полностью отменены! Все ограничения сняты! Четыре дня назад я получила письмо от министра внутренних дел. Я больше не поднадзорная!
— Поэтому ты счастлива, — Себастьян коснулся ее щеки. — Я это вижу.
— Да! Да! Как будто убрали груз, гнувший меня к земле. Я стала другим человеком.
— Ты подавала прошение? Обращалась в министерство?
— Нет, и я, по правде говоря, не понимаю, почему они решили отменить условия. Это редкий случай: обычно отмена не происходит так быстро. Я была выпущена всего пять месяцев назад. Ты ведь им не писал?
— Нет, не писал. Почему ты меня не попросила? Мне даже в голову не пришло.
Радость Рэйчел оказалась заразительной. Себастьян поцеловал ее в висок.
— Значит, тебе больше нет нужды ездить в Тэвисток и отмечаться каждую неделю у констебля в Уикерли?
— Да, с этим покончено. Теперь я свободна. Действительно свободна.
Она выглядела свободной. Свежей и юной, полной надежд. Себастьян был полностью очарован произошедшей в ней переменой.
— Ты ни за что не угадаешь, что я сделала вчера.
Он покачал головой.
— Ты пошла танцевать на деревенской лужайке?
— Я уволила Вайолет Коккер.
— Вайолет Коккер?
— Горничную. Если бы ты был здесь, я бы, конечно, спросила твоего разрешения, но ведь ты говорил, что найм и увольнение прислуги — это моя обязанность. Ты сказал это в самом начале, и поэтому я…
— Совершенно верно. Уволила — и правильно сделала.
— Себастьян, она была просто невыносима — хамила, не хотела работать…
— Это такая… черненькая с лисьей мордочкой?
Рэйчел рассмеялась, стыдясь собственной радости.
— Да! Я выдала ей двухнедельное жалованье из денег на хозяйство, и сегодня утром она съехала. А я почувствовала себя… всемогущей.
— Правда?
Себастьян не мог оторвать от «новой» Рэйчел восхищенного взгляда.
— Как ты думаешь, что это значит? Ты считаешь меня мстительной?
— Да будет тебе!
— Нет, я серьезно. Неужели я недобрая, мстительная? Неужели я из тех, кто может использовать свою власть, вымещая злость на таких, как Вайолет?
— И что в этом плохого?
— Это нехорошо…
— Глупости. Такие, как Вайолет, ничего другого не заслуживают. И вообще ты не из тех, кто срывает злость на прислуге. Ты прекрасно это знаешь. Уж если на то пошло, это она тебе досаждала с самого первого дня. Ты просто избавилась от лишней головной боли, вот и все. Я горжусь тобой.
Рэйчел опустила голову, чтобы скрыть довольную улыбку.
— Я тоже горжусь собой, — призналась она. — Вайолет давно надо было уволить. Она это заслужила.
— Безусловно.
— Суть в том, что еще неделю назад я не смогла бы это сделать. А теперь для меня начинается новая жизнь. Этим утром я получила по почте еще одну «широкую стрелу» и ни капельки…
Себастьян вскочил и прервал ее яростным проклятием, но Рэйчел его остановила, ласковым жестом положив руку ему на плечо.
— Все было в точности как в прошлый раз: ни записки, ни обратного адреса. Но ты пойми: она не повергла меня в ужас, как тогда. Именно это я и пыталась тебе сказать. Мне кажется, это начало новой жизни. Я действительно оставляю прошлое позади.
— Дорогая, я так рад. Для меня это самая замечательная новость, но… — Себастьян крепче сжал ее плечи, заранее предупреждая дальнейшие возражения, — мне придется еще раз поговорить с миссис Армстронг. Так дальше продолжаться не может.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты к ней обращался. Энни Моррелл сказала мне сегодня, что миссис Армстронг тяжело больна. Ведь ничего страшного не случилось! Честное слово, все это вздор.
— Не будем сейчас об этом спорить.
Чтобы переменить тему, он спросил:
— Итак, ты подружилась с женой Кристи Моррелла?
— Ну, не то чтобы подружилась, — осторожно уточнила Рэйчел. — Пока еще нет. Но мы могли бы стать друзьями. Она мне очень нравится. И мне кажется… что я тоже ей интересна.
— Конечно, и ты ей нравишься! Она же умная женщина.
— Она позволяет себе весьма вольные высказывания. И с ней очень приятно общаться. Так приятно, что я сегодня набралась мужества и задала ей вопрос.
— Какой вопрос?
— Я ее спросила, почему она не побоялась завязать со мной знакомство, зная, что я, возможно, убила человека.
Себастьян понимающе коснулся ее щеки.
— Да, это требовало немалого мужества. И что же она ответила?
— Что поверила в мою невиновность с самой первой минуты, как меня увидела. И еще Энни сказала, что, когда муж рассказал ей о суде и приговоре, она решила, что ей вообще наплевать, ошиблась она на мой счет или нет, потому что Рэндольф оказался настоящим чудовищем и получил по заслугам. Я даже не думала, что жена священника может быть такой невоздержанной на язык, — со смехом добавила Рэйчел.
— Как хорошо, что у тебя такая умная подруга!
— Ой! Я чуть не забыла. Она мне сказала кое-что еще… В округе появился Клод Салли. Энни говорит, что, как ей кажется, он приехал по делам.
— Значит, он здесь? — Себастьян пристально всматривался в ее внезапно помрачневшее лицо. — Ты что, испугалась?
— Не за себя. Он ведь угрожал тебе.
Себастьян почувствовал, как в душе просыпается и крепнет старая вражда.
— Как бы я хотел, чтобы он что-то предпринял! Ей-богу, я был бы рад.
Вспомнив о том, что Салли делал с Рэйчел, о том, что он сам позволил ему сделать, Себастьян вновь ощутил прежнюю тошноту.
— Все уже в прошлом, — поспешила успокоить его Рэйчел, догадавшись, о чем он думает.
— Да. Все уже в прошлом. Знаешь, в каком-то смысле я считаю себя должником Салли. Благодаря ему я ясно увидел самого себя со стороны впервые за… много-много лет.
Ему еще предстояло проделать немалый путь, чтобы в корне изменить тот образ, который Салли показал ему как в зеркале, но Себастьян подумал, что начало положено. Хорошее начало. Обхватив лицо Рэйчел ладонями, он провел большими пальцами по ее щекам. Очень хорошее начало.
Ее ресницы затрепетали и опустились. Улыбаясь, она один за другим стала целовать его пальцы.
— Я скучала по тебе. Мне казалось, что ты никогда не вернешься домой.
Их губы слились в неторопливом поцелуе, и Себастьян подумал, что может считать себя счастливчиком, раз такая женщина принадлежит ему и ждет его. Он позволил руке соскользнуть вниз по ее щеке к подбородку и еще ниже, по бархатистой нежной шейке к воротнику платья.
— Как оно расстегивается?
Ее глаза широко и удивленно раскрылись и тотчас же затеплились радостным волнением. Ее улыбка околдовала его.
— Оно… на крючках. Сзади.
И Рейчел наклонила голову, чтобы ему было удобнее.
— Прелестное платье, — пробормотал Себастьян, расстегивая мелкие крючочки у нее на шее. — Прелестная леди.
Он действительно вернулся домой.
— Я все время о тебе думала, — шепотом призналась Рэйчел. — Вот об этом. Иногда мне кажется, что мое тело… что оно не мое. Оно твое.
— Значит, мне придется проявлять заботу о нем. Я постараюсь. Я буду очень хорошо о нем заботиться.
Он не заигрывал с ней, он говорил серьезно, словно давал обет. С трепетом касаясь ее кончиками пальцев, Себастьян освободил плечи и руки Рэйчел от платья.
— Посмотри на себя! — восхищенно воскликнул он.
Плавная округлость груди под тонкой белой сорочкой привела его в восторг. Он провел пальцами по отделанному кружевом краю, прислушиваясь к ее участившемуся дыханию. Луч солнечного света позолотил ее плечо. Прижавшись губами к этому месту, Себастьян прошептал:
— Как я люблю прикасаться к тебе вот так. Тебе нравится, как солнце пригревает кожу?
— Да.
— И ветерок…
— Да.
— И мои губы…
— Да…
От нее пахло лавандовым мылом, которое он ей подарил. Он спустил бретельки сорочки с ее плеч, чтобы полюбоваться обнаженной грудью. Рэйчел была неотразима, и Себастьян сказал об этом вслух, целуя и поглаживая ладонями ее соски.
— Я тону, — прошептала она, порозовев и томно склонив голову набок, как цветок, отягощенный росой.
Он сорвал поцелуй с ее полураскрытых губ.
— О, какая сладость! Словно глоток нектара!
Она тихонько вздохнула, улыбаясь, гладя его по груди.
— Рэйчел!
— Да?
— Я хочу любить тебя. Прямо сейчас.
Рэйчел подняла голову.
— Прямо здесь?
— Да. Здесь и сейчас.
— А вдруг нас кто-нибудь увидит?
— Сюда никто не заглядывает, кроме Маккорди, а он сегодня уже закончил работу. Вон там на траве, рядом с высокими лилиями. Ты позволяешь?
Рэйчел взглянула на то место, куда он указывал, прижав пальцы к губам, обдумывая предложение. Как он любил ее задумчивый профиль, крутой изгиб густых черных ресниц, изящный тонкий нос, нежный румянец на белой коже, напоминающий розовеющие края перламутровой раковины!
— Пожалуй, я согласна, — сказала она, и голос у нее задрожал от сдержанного волнения.
Они вместе опустились на колени в прохладной траве. Лилии кивали им белыми, желтыми и коралловыми головками. Аромат цветов витал повсюду, воздух был нежен, как шепот, как кожа Рэйчел. Ласточки носились в небе у них над головой, в парке громким карканьем перекликались рассевшиеся на сучьях деревьев вороны. Себастьян расстегнул рубашку и снял ее одним стремительным движением вместе с сюртуком, сам улыбаясь своему нетерпению. Действия Рэйчел казались куда более медленными и осторожными. Неужели она поддразнивала его нарочно? Такое предположение буквально заворожило его.
— Может, не надо все снимать? — задумчиво спросила Рэйчел, проводя пальцем по шелковой сорочке.
— Остаться одетыми?
— Ну… вдруг кто-нибудь придет? — Это была неплохая мысль, но Себастьян подумал, что она вряд ли оценит по достоинству, если он попросит ее остаться в одних чулках или башмаках. Нет, эти эротические изыски лучше отложить до другого раза.
— Коготок увяз — всей птичке пропасть, — бросил он, с вызовом глядя на нее, и начал расстегивать брюки.
Шаловливый блеск в ее глазах подсказал ему, что она уловила двойной смысл шутки.
Они обнялись, все еще стоя на коленях, с радостным нетерпением обхватывая друг друга руками. Себастьян заставил Рэйчел откинутьсяназад, страстно целуя, наслаждаясь упругим прикосновением ее груди, разминая ладонями крепкую округлую плоть ягодиц. Они опрокинулись на траву и покатились, поглощенные друг другом, не размыкая объятий. Руки Рэйчел были повсюду. Себастьян заметил в ее поведении новую, непривычную для нее смелость: она прикасалась к нему, требуя наслаждения и даря его с дерзким бесстыдством, составлявшим в его глазах самую суть обольщения. Он упивался ее страстностью, как самым редкостным даром, в сравнении с которым все те мелочи, что он сам ей дарил, казались просто жалкими.
Холиок прошел через арку ворот со стороны конюшен.
— Как прошло ваше путешествие, милорд? — спросил он, пожимая руку Себастьяну.
— Скучно, Уильям, Жарко.
— Как ваш отец?
— Могу сказать одно: я еще не граф.
Тяжелые челюсти Холиока крепко сомкнулись, густые брови сошлись на переносье: так он выражал свое неодобрение.
Себастьян с покаянным видом склонил голову.
— Мой отец тяжело болен. Думаю, жить ему осталось недолго.
— Мне очень жаль, милорд.
— Спасибо за сочувствие. Ну, что нового?
— Ничего особенного. Погода стояла ясная, сухая, словом, все тихо. Сбор урожая начнется на будущей неделе. Я нанял сезонников, подготовил инвентарь, фургоны и все необходимое. Все вроде бы в порядке.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Нам надо бы кое-что обсудить насчет рыночных цен, сбыта и прочего. Но вы, должно быть, устали с дороги, может, поговорим позже?
— Вы правы, Уильям. Может, сегодня вечером или, еще лучше, завтра с утра? А где миссис Уэйд? — как бы между прочим спросил Себастьян.
— О, она ушла в деревню, милорд. Сказала, что жена викария пригласила ее на чашку чаю.
— Вот как?
Они обменялись понимающими взглядами, причем в лице управляющего, как показалось Себастьяну, сквозило явное удовлетворение.
— Ну что ж, значит, я увижу ее позже. — Себастьян говорил все тем же небрежным тоном, и Холиок согласно кивнул.
Все к лучшему, думал Себастьян, шагая по лестнице через две ступеньки к своей комнате. Он вспотел после путешествия в карете, ему хотелось принять ванну и переодеться. Ради нее.
Жодле приготовил отличный лимонад. Потягивая его из высокого запотевшего стакана, Себастьян решил осмотреть, что успели сделать рабочие в теплице Рэйчел за время его отсутствия. Смотреть пока было еще не на что, разве что на яму, вырытую для каменного фундамента, и на сложенную рядом кипу еще не распакованного оборудования. Предполагалось, что стеклянные стены и крыша оранжереи будут держаться на деревянных рамах, покрашенных снаружи и отделанных бронзой изнутри. В кирпичном полу надо было проложить водопроводные трубы, питающиеся из скрытой цистерны, на окнах были предусмотрены жалюзи, чтобы отмерять нужное количество солнечного света. Ей это должно понравиться. Себастьян представил себе, как будет заставать ее здесь в послеобеденное время и смотреть, как она возится с горшками, наполненными землей, и садовыми ножницами, ухаживает за цветами, может быть, напевая при этом себе под нос. Они смогут сидеть здесь за столом и рассказывать друг другу, как провели день, пить чай и смотреть на закат. Ему не терпелось увидеть все это воочию.
Половина пятого; скоро она вернется домой. Он взглянул на дорогу, пропадающую за мостом среди деревьев на холме. Рэйчел не показывалась. Себастьян решил прогуляться по дому, чтобы немного отвлечься от ожидания.
Назвать планировку Линтон-Грейт-холла причудливой можно было, лишь пребывая в снисходительном и великодушном расположении духа; в действительности это был самый странный и нелепый дом на свете. Но Себастьяну нравились эти странности и забавные архитектурные нелепости. Он полюбил этот дом, как никогда не любил Стейн-корт, так и не ставший для него родным. Проходя по террасным садам позади дома, он перекинулся парой слов с Маккорди, своим садовником. Помимо мотыги и граблей, которые он держал под мышкой, неразговорчивый шотландец нес в руках два небольших ведерка с клубникой.
— Дайте-ка мне одно из них, будьте добры, — попросил Себастьян.
У него не было времени купить что-нибудь для Рэйчел: надо будет порадовать ее хотя бы клубникой.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда Маккорди, что-то буркнув в ответ, протянул ему ведерко.
Пройдя дальше, Себастьян спустился по крутой, усыпанной гравием тропинке к опушке парка. Солнце склонялось к западу, в лесу уже удлинялись тени, но пчелы все еще лениво жужжали в ветвях жимолости. В воздухе сладко пахло цветущей акацией, многолетние растения в саду Маккорди полыхали разноцветьем в косо падающих лучах солнца. Нижний уровень выглядел заросшим и несколько запущенным: Маккорди вкладывал все свои силы в верхние террасы, расположенные ближе к дому. Пол в покосившейся деревянной беседке совсем сгнил, краска облупилась. Как и все имение, она пришла в упадок. Себастьян присел на занозистую скамью и задумался о своих владениях.
Тишина и покой: какое приятное место! Ему хотелось, чтобы Рэйчел наслаждалась всей этой красотой вместе с ним. Но где же она?
А вот и она — поднимается на вершину холма, спешит, подхватив юбки. Увидев его, она остановилась, и ее лицо осветилось улыбкой — такой непосредственной и радостной, что у него защемило сердце. Потом она пустилась бегом вниз по склону, а он бросился ей навстречу. К тому моменту, как они сошлись и он подхватил ее на руки, оба заливались смехом.
Смехом. Себастьян в восторге закружил ее по воздуху. Полдела было сделано.
Перестав наконец целоваться, они отступили на шаг и посмотрели друг на друга.
— В чем дело? — деланно недовольным тоном спросил он. — Я вижу, тебе идет на пользу мое отсутствие. Ты просто расцветаешь тут без меня!
Она и в самом деле изменилась: посвежела, излучала женственность, выглядела уверенной в себе.
— Ошибаешься, — возразила Рэйчел, — без тебя я чахну.
— Нет, ты созреваешь. Что-то случилось?
— Да, но я тебе потом расскажу. Как твоя поездка? Как твой отец?
— Дышит, но еле-еле.
Рэйчел взяла его за руку.
— А как ты сам?
— Прекрасно. В моей поездке ничего примечательного не было.
Все недавние события уже успели выветриться у него из головы. Он взял ее под руку, и они медленно пошли обратно к беседке.
— Я хочу знать, что с тобой случилось, Рэйчел. Расскажи мне прямо сейчас.
Они сели, обнявшись, в пятнистой тени, не обращая внимания на великолепный закат. Никогда раньше Рэйчел не казалась Себастьяну такой привлекательной. Ее волосы заметно отросли за прошедшие месяцы и теперь локонами падали ей на плечи — темные и таинственные, пронизанные серебряными нитями, которые казались ему звездами, мерцающими в ночном небе. Он полюбил эти волосы, украшенные сединой. Они принадлежали Рэйчел.
— Себастьян, — объявила она с благоговейной дрожью в голосе, — условия моего освобождения полностью отменены! Все ограничения сняты! Четыре дня назад я получила письмо от министра внутренних дел. Я больше не поднадзорная!
— Поэтому ты счастлива, — Себастьян коснулся ее щеки. — Я это вижу.
— Да! Да! Как будто убрали груз, гнувший меня к земле. Я стала другим человеком.
— Ты подавала прошение? Обращалась в министерство?
— Нет, и я, по правде говоря, не понимаю, почему они решили отменить условия. Это редкий случай: обычно отмена не происходит так быстро. Я была выпущена всего пять месяцев назад. Ты ведь им не писал?
— Нет, не писал. Почему ты меня не попросила? Мне даже в голову не пришло.
Радость Рэйчел оказалась заразительной. Себастьян поцеловал ее в висок.
— Значит, тебе больше нет нужды ездить в Тэвисток и отмечаться каждую неделю у констебля в Уикерли?
— Да, с этим покончено. Теперь я свободна. Действительно свободна.
Она выглядела свободной. Свежей и юной, полной надежд. Себастьян был полностью очарован произошедшей в ней переменой.
— Ты ни за что не угадаешь, что я сделала вчера.
Он покачал головой.
— Ты пошла танцевать на деревенской лужайке?
— Я уволила Вайолет Коккер.
— Вайолет Коккер?
— Горничную. Если бы ты был здесь, я бы, конечно, спросила твоего разрешения, но ведь ты говорил, что найм и увольнение прислуги — это моя обязанность. Ты сказал это в самом начале, и поэтому я…
— Совершенно верно. Уволила — и правильно сделала.
— Себастьян, она была просто невыносима — хамила, не хотела работать…
— Это такая… черненькая с лисьей мордочкой?
Рэйчел рассмеялась, стыдясь собственной радости.
— Да! Я выдала ей двухнедельное жалованье из денег на хозяйство, и сегодня утром она съехала. А я почувствовала себя… всемогущей.
— Правда?
Себастьян не мог оторвать от «новой» Рэйчел восхищенного взгляда.
— Как ты думаешь, что это значит? Ты считаешь меня мстительной?
— Да будет тебе!
— Нет, я серьезно. Неужели я недобрая, мстительная? Неужели я из тех, кто может использовать свою власть, вымещая злость на таких, как Вайолет?
— И что в этом плохого?
— Это нехорошо…
— Глупости. Такие, как Вайолет, ничего другого не заслуживают. И вообще ты не из тех, кто срывает злость на прислуге. Ты прекрасно это знаешь. Уж если на то пошло, это она тебе досаждала с самого первого дня. Ты просто избавилась от лишней головной боли, вот и все. Я горжусь тобой.
Рэйчел опустила голову, чтобы скрыть довольную улыбку.
— Я тоже горжусь собой, — призналась она. — Вайолет давно надо было уволить. Она это заслужила.
— Безусловно.
— Суть в том, что еще неделю назад я не смогла бы это сделать. А теперь для меня начинается новая жизнь. Этим утром я получила по почте еще одну «широкую стрелу» и ни капельки…
Себастьян вскочил и прервал ее яростным проклятием, но Рэйчел его остановила, ласковым жестом положив руку ему на плечо.
— Все было в точности как в прошлый раз: ни записки, ни обратного адреса. Но ты пойми: она не повергла меня в ужас, как тогда. Именно это я и пыталась тебе сказать. Мне кажется, это начало новой жизни. Я действительно оставляю прошлое позади.
— Дорогая, я так рад. Для меня это самая замечательная новость, но… — Себастьян крепче сжал ее плечи, заранее предупреждая дальнейшие возражения, — мне придется еще раз поговорить с миссис Армстронг. Так дальше продолжаться не может.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты к ней обращался. Энни Моррелл сказала мне сегодня, что миссис Армстронг тяжело больна. Ведь ничего страшного не случилось! Честное слово, все это вздор.
— Не будем сейчас об этом спорить.
Чтобы переменить тему, он спросил:
— Итак, ты подружилась с женой Кристи Моррелла?
— Ну, не то чтобы подружилась, — осторожно уточнила Рэйчел. — Пока еще нет. Но мы могли бы стать друзьями. Она мне очень нравится. И мне кажется… что я тоже ей интересна.
— Конечно, и ты ей нравишься! Она же умная женщина.
— Она позволяет себе весьма вольные высказывания. И с ней очень приятно общаться. Так приятно, что я сегодня набралась мужества и задала ей вопрос.
— Какой вопрос?
— Я ее спросила, почему она не побоялась завязать со мной знакомство, зная, что я, возможно, убила человека.
Себастьян понимающе коснулся ее щеки.
— Да, это требовало немалого мужества. И что же она ответила?
— Что поверила в мою невиновность с самой первой минуты, как меня увидела. И еще Энни сказала, что, когда муж рассказал ей о суде и приговоре, она решила, что ей вообще наплевать, ошиблась она на мой счет или нет, потому что Рэндольф оказался настоящим чудовищем и получил по заслугам. Я даже не думала, что жена священника может быть такой невоздержанной на язык, — со смехом добавила Рэйчел.
— Как хорошо, что у тебя такая умная подруга!
— Ой! Я чуть не забыла. Она мне сказала кое-что еще… В округе появился Клод Салли. Энни говорит, что, как ей кажется, он приехал по делам.
— Значит, он здесь? — Себастьян пристально всматривался в ее внезапно помрачневшее лицо. — Ты что, испугалась?
— Не за себя. Он ведь угрожал тебе.
Себастьян почувствовал, как в душе просыпается и крепнет старая вражда.
— Как бы я хотел, чтобы он что-то предпринял! Ей-богу, я был бы рад.
Вспомнив о том, что Салли делал с Рэйчел, о том, что он сам позволил ему сделать, Себастьян вновь ощутил прежнюю тошноту.
— Все уже в прошлом, — поспешила успокоить его Рэйчел, догадавшись, о чем он думает.
— Да. Все уже в прошлом. Знаешь, в каком-то смысле я считаю себя должником Салли. Благодаря ему я ясно увидел самого себя со стороны впервые за… много-много лет.
Ему еще предстояло проделать немалый путь, чтобы в корне изменить тот образ, который Салли показал ему как в зеркале, но Себастьян подумал, что начало положено. Хорошее начало. Обхватив лицо Рэйчел ладонями, он провел большими пальцами по ее щекам. Очень хорошее начало.
Ее ресницы затрепетали и опустились. Улыбаясь, она один за другим стала целовать его пальцы.
— Я скучала по тебе. Мне казалось, что ты никогда не вернешься домой.
Их губы слились в неторопливом поцелуе, и Себастьян подумал, что может считать себя счастливчиком, раз такая женщина принадлежит ему и ждет его. Он позволил руке соскользнуть вниз по ее щеке к подбородку и еще ниже, по бархатистой нежной шейке к воротнику платья.
— Как оно расстегивается?
Ее глаза широко и удивленно раскрылись и тотчас же затеплились радостным волнением. Ее улыбка околдовала его.
— Оно… на крючках. Сзади.
И Рейчел наклонила голову, чтобы ему было удобнее.
— Прелестное платье, — пробормотал Себастьян, расстегивая мелкие крючочки у нее на шее. — Прелестная леди.
Он действительно вернулся домой.
— Я все время о тебе думала, — шепотом призналась Рэйчел. — Вот об этом. Иногда мне кажется, что мое тело… что оно не мое. Оно твое.
— Значит, мне придется проявлять заботу о нем. Я постараюсь. Я буду очень хорошо о нем заботиться.
Он не заигрывал с ней, он говорил серьезно, словно давал обет. С трепетом касаясь ее кончиками пальцев, Себастьян освободил плечи и руки Рэйчел от платья.
— Посмотри на себя! — восхищенно воскликнул он.
Плавная округлость груди под тонкой белой сорочкой привела его в восторг. Он провел пальцами по отделанному кружевом краю, прислушиваясь к ее участившемуся дыханию. Луч солнечного света позолотил ее плечо. Прижавшись губами к этому месту, Себастьян прошептал:
— Как я люблю прикасаться к тебе вот так. Тебе нравится, как солнце пригревает кожу?
— Да.
— И ветерок…
— Да.
— И мои губы…
— Да…
От нее пахло лавандовым мылом, которое он ей подарил. Он спустил бретельки сорочки с ее плеч, чтобы полюбоваться обнаженной грудью. Рэйчел была неотразима, и Себастьян сказал об этом вслух, целуя и поглаживая ладонями ее соски.
— Я тону, — прошептала она, порозовев и томно склонив голову набок, как цветок, отягощенный росой.
Он сорвал поцелуй с ее полураскрытых губ.
— О, какая сладость! Словно глоток нектара!
Она тихонько вздохнула, улыбаясь, гладя его по груди.
— Рэйчел!
— Да?
— Я хочу любить тебя. Прямо сейчас.
Рэйчел подняла голову.
— Прямо здесь?
— Да. Здесь и сейчас.
— А вдруг нас кто-нибудь увидит?
— Сюда никто не заглядывает, кроме Маккорди, а он сегодня уже закончил работу. Вон там на траве, рядом с высокими лилиями. Ты позволяешь?
Рэйчел взглянула на то место, куда он указывал, прижав пальцы к губам, обдумывая предложение. Как он любил ее задумчивый профиль, крутой изгиб густых черных ресниц, изящный тонкий нос, нежный румянец на белой коже, напоминающий розовеющие края перламутровой раковины!
— Пожалуй, я согласна, — сказала она, и голос у нее задрожал от сдержанного волнения.
Они вместе опустились на колени в прохладной траве. Лилии кивали им белыми, желтыми и коралловыми головками. Аромат цветов витал повсюду, воздух был нежен, как шепот, как кожа Рэйчел. Ласточки носились в небе у них над головой, в парке громким карканьем перекликались рассевшиеся на сучьях деревьев вороны. Себастьян расстегнул рубашку и снял ее одним стремительным движением вместе с сюртуком, сам улыбаясь своему нетерпению. Действия Рэйчел казались куда более медленными и осторожными. Неужели она поддразнивала его нарочно? Такое предположение буквально заворожило его.
— Может, не надо все снимать? — задумчиво спросила Рэйчел, проводя пальцем по шелковой сорочке.
— Остаться одетыми?
— Ну… вдруг кто-нибудь придет? — Это была неплохая мысль, но Себастьян подумал, что она вряд ли оценит по достоинству, если он попросит ее остаться в одних чулках или башмаках. Нет, эти эротические изыски лучше отложить до другого раза.
— Коготок увяз — всей птичке пропасть, — бросил он, с вызовом глядя на нее, и начал расстегивать брюки.
Шаловливый блеск в ее глазах подсказал ему, что она уловила двойной смысл шутки.
Они обнялись, все еще стоя на коленях, с радостным нетерпением обхватывая друг друга руками. Себастьян заставил Рэйчел откинутьсяназад, страстно целуя, наслаждаясь упругим прикосновением ее груди, разминая ладонями крепкую округлую плоть ягодиц. Они опрокинулись на траву и покатились, поглощенные друг другом, не размыкая объятий. Руки Рэйчел были повсюду. Себастьян заметил в ее поведении новую, непривычную для нее смелость: она прикасалась к нему, требуя наслаждения и даря его с дерзким бесстыдством, составлявшим в его глазах самую суть обольщения. Он упивался ее страстностью, как самым редкостным даром, в сравнении с которым все те мелочи, что он сам ей дарил, казались просто жалкими.