– Чего тебе надо? – буркнула миссис Хау в своей обычной неприветливой манере.
Лили изложила свою просьбу: небольшой аванс в счет жалованья, которое она начнет получать, когда все ее долги будут наконец выплачены. Мрачное предсказание Лауди полностью сбылось: лучше бы ей было поберечь горло.
– Думаешь, ты лучше всех, да? Тебе не терпится сбежать отсюда поскорее? Хочешь распушить хвост перед господами? Думаешь, ты им ровня? – Черные бульдожьи глазки экономки налились ядом. – Я тебе скажу, как выбраться отсюда, дрянная девчонка. Придется тебе заработать свое жалованье, как все мы зарабатываем, как Господь Всемогущий нам заповедал: в поте лица своего, трудами рук своих. Ибо сказано: “Кто взалкал богатства, потерял душу свою”. – Подленькая улыбочка поползла по лицу экономки после этих слов, ничуть не меняя общего злобного выражения. – Я даже готова тебе помочь. Дам тебе сверхурочное задание, если хочешь побыстрее заработать. Можешь начать с ковров на первом этаже. В конце каждого дня, когда все остальные дела будут сделаны, поручаю тебе скатать ковер, вытащить его во двор, повесить на веревку и выбить из него пыль. Потом я, разумеется, проверю и буду платить тебе по полпенни за каждый, если останусь довольна.
– По полпенни! Но… Я даже поднять его не смогу без посторонней помощи!
– А это уж твоя забота. И не вздумай позвать кого-то из других служанок себе в помощь, эта работа будет поручена только тебе и никому больше. Ну как? Принимаешь или нет? Больше ты от меня ничего не дождешься. Что скажешь? Думай быстрее, у тебя еще дел полно.
Лили пришлось проглотить слезы обиды.
– Вы же знаете, мне это не по силам!
– Вот и ступай себе. Иди работай, нечего на меня глазеть. И помни: слуги должны трудиться от чистого сердца, а не из-под палки, “с трепетом и в страхе Божьем, не людям угождая, но Господу Нашему”.
– Гнусная старая свинья, – деловито заметила Лауди, проглотив последний кусочек яблока и облизывая пальцы. – Я же тебе говорила, только даром время потеряешь!
– Она меня недолюбливает, Лауди.
– Она никого не любит.
– Да, но.., мне кажется, меня она ненавидит. Лауди скорчила гримаску, но спорить не стала. Лили беспокойно заворочалась под простыней, чувствуя, как на нее в который раз волной накатывает отчаяние. Проведя в Даркстоуне несколько недель, она ни на йоту не приблизилась к выходу из затруднительного положения, в котором оказалась. Ее жалованье за первый месяц свелось к нулю, а теперь она оказалась кругом в долгу не только перед миссис Хау, но и перед Лауди, задолжав ей за мыло, зубной порошок, чепец и фартуки. Ей давно уже следовало обратиться за сведениями к миссис Траблфилд, своей соседке в Лайме. Надо было узнать, что сталось с Роджером Сомсом: жив он или нет? Если да, что он намерен предпринять в отношении ее? Оповестил ли он власти? Может, ее уже разыскивают? Будет ли он по-прежнему утверждать, что она воровка? А может, он каким-то чудом опомнился и из христианского милосердия простил ее за невольное участие в случившемся?
Последнее представлялось маловероятным, но, будучи неисправимой оптимисткой, Лили не желала сбрасывать со счетов такую возможность. И все же она боялась написать миссис Траблфилд и узнать правду: ей не хотелось впутывать эту добрую женщину в свои трудности, вынуждая ее солгать и сделать вид, будто она не знает, где Лили, если, не дай Бог, ее начнут допрашивать. В сотый раз Лили обругала себя за бегство. Время было ее единственным союзником, и ей ничего другого не оставалось, как цепляться за наивную надежду на то, что в один прекрасный день все каким-то образом уладится само собой.
– Уф, – пропыхтела вдруг Лауди, садясь в постели. – В этой печке сам дьявол потек бы, как сальная свечка. Слушай, Лили!
– Что?
– Пошли купаться.
– Нам нельзя.
– Это еще почему? Мы пойдем не на море, а на озеро. Разве ты никогда не была на Пиратском пруду? Никто нас там не увидит, проскользнем тихо, как мышки.
– Это слишком опасно! Если нас хватятся, считай, мы уволены.
Но в ту же минуту она представила себе, как приятно было бы искупаться в прохладной озерной воде.
– Ну-с, идете вы или нет, мисс Заячий Хвост, я пошла купаться. – Лауди рывком сбросила с себя застиранную ночную рубашку и принялась через голову напяливать платье. – Ни сорочку, ни корсет надевать не буду. Ой, какая я буду чистенькая и свежая минут через десять! Как вернусь. Лили, непременно тебе расскажу, как что было, так что ты ничего не потеряешь.
– Ну ладно, – проворчала Лили, вылезая из посте ли и нащупывая в темноте свое платье. – Но если нас поймают, ты будешь виновата!
– Да не поймают нас! Выйдем через двери в библиотеке хозяина, спустимся с утеса по каменным ступенькам, никто ничего не заметит. Ну пошли!
Даркстоун-Мэнор, стоявший на вершине широкого зеленого мыса, выходил фасадом на север, в противоположную сторону от моря. Террасные сады позади дома спускались вниз на сотню ярдов до самой гряды утесов, смягчая мрачность общей картины. Извилистая тропа длиною в милю огибала мыс в обоих направлениях. У подножия крутых ступеней, ведущих к морю, начиналась вторая тропа, убегавшая направо. Она вновь поднималась, огибая темный сосновый лес, и заканчивалась у внутреннего водоема, так называемого Пиратского пруда: его неглубокие воды отделяла от моря широкая полоса белого песка. Возле озера было удивительно тепло и тихо, совсем не так, как на берегу беспокойного, покрытого белыми барашками Ла-Манша. Лили и Лауди разделись в тени тянувшихся цепью высоких черных валунов, рассекавших надвое песчаный пляж.
– Ты что, прямо в сорочке собралась купаться? Лили оглянулась на раздевшуюся догола Лауди и нахмурилась.
– А ты не хочешь хоть что-нибудь надеть?
– Ну уж нет, лопни моя печенка! Вот глупая! Где ж ты завтра возьмешь другую сорочку, если эта не высохнет? Брось дурить. Лили, раздевайся, и пошли окунемся.
Лили помедлила еще несколько секунд. Она с опаской стянула через голову поношенную, латаную-перелатаную сорочку, сама не зная, чего ждать. Но ничего страшного не случилось: дюжина голов не высунулась из лесной чащи, чтобы на нее поглазеть, никто не крикнул: “Срам прикрой!”, как она почему-то ожидала. А прохладный ночной воздух так приятно ласкал кожу! Оглядывая свои белеющие в темноте груди, живот, ноги, Лили с дрожью волнения почувствовала себя грешницей, вкушающей запретный плод. Раньше она думала, что нет более сладкого греха, чем воровать яблоки, теперь же это занятие показалось ей жалким и никчемным по сравнению с полночным купанием нагишом.
Осторожно ступая по гладким камням, а потом по мягкому песку, она подошла к кромке воды: ходить босиком ей тоже никогда раньше не приходилось. Тихонько набегающая на берег вода омыла пальцы ее ног;
Лили опасливо попятилась.
– Надо быстро окунуться, – посоветовала Лауди, зашедшая вглубь уже футов на пятнадцать. – Тут так здорово – сразу согреешься!
– Но я не умею плавать!
– А кто умеет? Я стою обеими ногами на дне. Осмелев, Лили зашла в воду по пояс. У нее перехватило дух от внезапного холода, но уже через секунду вода показалась ей восхитительно теплой, и она, согнув колени, погрузилась по плечи. Илистое дно холодило и щекотало ступни.
– Как чудесно, просто замечательно! – рассмеялась Лили, шлепая руками по воде и подходя поближе к Лауди. – Ого! Ты умеешь держаться на воде! – вздохнула она с завистью.
– Да кто угодно умеет.
– Только не я.
И все же она откинулась на спину, оттолкнулась ногами, наслаждаясь чудесным ощущением прохлады, охватившим кожу головы, как только ее волосы коснулись воды, и попыталась воспроизвести свободную позу Лауди, дрейфующей на поверхности пруда, но тут же пошла ко дну.
– Набери в грудь побольше воздуху и не суетись, – посоветовала Лауди, как только Лили вновь вынырнула на поверхность и откашлялась. – Лежи тихо-тихо, в этом вся штука.
После нескольких неудачных попыток Лили наконец овладела искусством держаться на воде. Она уставилась на светящийся перламутром лунный диск, раскинув руки и ноги. Ей пришло в голову, что в такую минуту, как эта, все случившееся с нею могло показаться всего лишь приключением. Если бы знать, когда настанет конец затянувшемуся недоразумению, прервавшему то, что Лили самоуверенно считала своей обычной жизнью, она, пожалуй, могла бы взглянуть на происходящее как на некий эпизод, досадный, конечно, но отчасти даже забавный. Увы, конца ему не было видно. И все же ее природная жизнерадостность брала верх: позабыв о безнадежности своего положения, она устроила “морской бой” с Лауди.
***
– Что это было? – спросил Клей. Дэвон, вытиравший ноги рубашкой, замер и прислушался.
– Что? Где? Я ничего не слышу. – Он натянул короткие, до колен, штаны и снова замер, не застегнув половины пуговиц. – Вот теперь слышу. Похоже на крик.
Он бросил рубашку на песок и отправился в том направлении, откуда доносился звук: тонкий женский визг. Вот он раздался вновь, и Дэвон ускорил шаги. Клей, спотыкаясь, поспешил за ним, на ходу застегивая штаны и натягивая мокрую рубашку. В свете полной луны ясно виднелась тропинка, ведущая к пруду с противоположной от моря стороны. Оказавшись в десяти шагах от тянувшейся из самого леса и уходящей в воду цепочки горбатых валунов, перерезавших тропинку, Дэвон внезапно остановился. Клей едва не налетел на него сзади.
Все еще смеясь. Лили и Лауди выбрались из воды и побрели, утопая в песке, к оставленной на берегу одежде. В тот самый миг, когда они поняли, что вышли на берег не с той стороны от гряды высоких камней, перед ними предстали двое мужчин. Лауди вскрикнула и бросилась вперед. Лили последовала за нею, не раздумывая, и ощутила дурноту, сообразив, что бежать некуда: цепь валунов уходила прямо в лес, и даже там скрыться было невозможно, потому что путь преграждали непролазные заросли осоки и диких рододендронов. Надо было бежать обратно к воде!
Но теперь было уже слишком поздно. Отступить сейчас означало бы вновь выставить напоказ свою наготу. Лили встала рядом с Лауди в тени самого высокого из валунов, прикрывая скрещенными руками грудь и повернувшись спиной к братьям Дарквелл в надежде, что они просто уйдут.
Они не ушли.
– Бог ты мой, – выдохнул Клей, – это же пара русалок! – Он бросил многозначительный взгляд на Дэвона. – Надеюсь, ты не собираешься их распекать, а? Это всего лишь служанки, я узнаю ту, что повыше, она…
– Я знаю, кто она такая.
– О! – Клея удивило такое признание. – Просто я подумал, – продолжал он, – что это чертовски удачная встреча – их двое и нас двое, можно сказать, судьба, если ты… – Он осекся, когда Дэвон, не говоря ни слова, оставил его на месте и направился туда, где две женщины стояли, съежившись, у черной скалы. – ..веришь в подобные вещи.
Клей умолк, прервав себя на полуслове, и двинулся следом за братом.
Нет, это невозможно, думала Лили, прислушиваясь к приближающимся шагам, не могут же они заговорить с нами! Как ей хотелось в этот момент стать как можно меньше ростом. Чем ближе они подходили, тем сильнее ей хотелось вжаться всем телом в громаду гранитного валуна и исчезнуть. Лауди принялась хихикать, доводя ее до бешенства. Ей хотелось закатить подруге здоровенную оплеуху. Вот двое мужчин остановились прямо у нее за спиной: Лили почувствовала, что даже сам воздух вокруг стал каким-то другим. Ей казалось, что она различает их дыхание, и все же едва не подскочила на месте, заслышав голос, протянувший с наигранной важностью: “Добрый вечер, дамы”. Девушка узнала задорную, добродушно-шутливую интонацию и поняла, что с ними заговорил молодой хозяин. Но с особой остротой она ощущала присутствие его брата: холодный взгляд его бирюзовых глаз, словно клеймо, жег ей кожу между лопаток.
– И вам добрый вечер, – через плечо бросила Лауди с глуповатым кокетливым смешком.
– Какая нечаянная радость – встретить в таком месте двух прекрасных дам! Вот мы с братом и подумали: может, вы не откажетесь прогуляться с нами вокруг озера? Мы могли бы даже.., окунуться вместе еще разок, если вы не против. Ну, что скажете? Вас устраивает такое предложение?
Лауди ответила “да”. У Лили язык отнялся от изумления и ужаса. Но Лауди сказала “да”, Лили не ослышалась. Теперь она закивала и вновь разразилась глупейшим хихиканьем. У Лили руки чесались схватить ее за плечи и встряхнуть так, чтобы застучали все ее щербатые зубы.
– Вот и отлично, – подытожил Клей, рассмеявшись вместе с нею. – А что насчет вас? – спросил он прямо на ухо Лили.
– Нет! Прощу вас, уходите.
Она вздрогнула всем телом, когда Дэвон Дарквелл проговорил тихим и властным голосом, раздавшимся скорее у нее в душе, а не в ушах:
– Да, я думаю, так будет лучше. Младший брат взглянул на него в недоумении, и Дэвон пояснил:
– Оставь нас, Клей. Ступай со своей подружкой, желаю вам приятной прогулки.
Эти слова наконец-то заставили Клея замолчать: он был поражен, но еще больше разочарован. Лауди безо всякого стыда повернулась к нему лицом, он машинально, даже не взглянув, взял ее за руку.
– Не знаю, что на тебя нашло, Дэв, – удрученно бросил он через плечо, уводя прочь свою голую, весело хихикающую спутницу, – раньше ты никогда не пользовался преимуществами старшинства в ущерб мне.
Он ушел, и Лили осталась наедине с виконтом Сэндауном.
Дэвон усилием воли отбросил вопрос о том, какого черта ему вообще здесь нужно, решив поразмыслить об этом на досуге; стоило ему задуматься хоть на минуту прямо сейчас, и он бежал бы прочь от этой девушки, даже не оглянувшись. Но ему не хотелось уходить. Не хотелось отворачиваться.
Чего ему действительно хотелось, так это дотронуться до нее. Платье, что было на ней в тот день, когда она вошла к нему в комнату, даже в отдаленной степени не намекало на прелести, таившиеся под выцветшим синим ситцем. Словно со стороны Дэвон увидел свою собственную руку, поднявшуюся и застывшую в воздухе где-то в дюйме от ее плеча. Тень от его руки косо упала на ее белую спину, по которой темным потоком струились, скрывая лопатки, густые влажные волосы. Лунный свет серебрил ее кожу, отчего она казалась особенно нежной. Он заметил, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в плечи, и ему на мгновение пришло в голову, что она, наверное, испугана. Ему хотелось еще раз услыхать ее голос.
– Ты не хочешь повернуться? – спросил он тихо. Она отрицательно покачала головой.
– Нет? – переспросил он.
– Нет.
– Но ведь придется! Ты что, никогда не слыхала о droit du seigneur [9]? – В голосе Дэвона послышались обычно столь несвойственные ему и поразившие даже его самого игривые нотки.
Лили сгоряча брякнула первое, что пришло в голову:
– Это норманнский обычай, а не корнуэльский, да и то его отменили еще шестьсот лет назад. Дэвон отдернул повисшую в воздухе руку.
– А ты откуда знаешь? – Он был явно огорошен. Лили прикусила язык.
– Прошу вас, пожалуйста, я не могу разговаривать в таком виде!
– А почему бы и нет? Ты что, стесняешься? Ему казалось, что он видит перед собой ожившую мраморную богиню, высокую и стройную. Его одолевало желание дотронуться кончиками пальцев до каждого из хрупких позвонков, медленно продвигаясь сверху вниз к тонкой талии и упругому, округлому, задорно вздернутому заду.
– Ты так красива, что тебе нечего стесняться. Давай встретимся сегодня, только позже. Приходи в мою комнату, – добавил он порывисто и тотчас же пожалел о своих словах.
Лили была на грани истерики.
– Нет, я не могу, не могу. Вы меня не за ту приняли, милорд, я не такая.., как Лауди.
– Ты имеешь в виду свою подружку? Она кивнула.
– Это верно, – согласился Дэвон. – Ты совсем не такая, как Лауди.
Все его сожаления улетучились, колебания исчезли, ничто больше его не удерживало от желания прикоснуться к ней: в конце концов, она была всего лишь служанкой! Но когда он откинул в сторону ее мокрые волосы и провел пальцами по хрупкой камышинке позвоночника, она тихонько ахнула и уронила голову на грудь; он чувствовал, как ее бьет дрожь, проходя волнами по спине к стройным белым бедрам.
– Вы должны меня отпустить, – принялась умолять Лили.
– Я тебя не держу.
– Прошу вас. Вы не понимаете.
Он понял только одно: к ней требуется более деликатный подход. С огромной неохотой Дэвон опустил руку. При этом его пальцы случайно коснулись ее бедра, отчего она вновь задрожала и напряглась всем телом.
– Тогда давай встретимся завтра, – предложил он шепотом. – После обеда. Пойдем на прогулку.
И опять она сказала первое, что пришло в голову:
– Завтра после обеда мне надо мыть пол в буфетной.
Дэвон усмехнулся.
– Хвалю тебя за усердие. Но я полагаю, ты могла бы немного отложить это увлекательное занятие, не так ли? В четыре у ворот в парк.
Лили глубоко вздохнула.
– На прогулку?
– На прогулку, – кивнул он с важностью.
– Если я приду, вы сейчас оставите меня одну?
– Уж ты не торговаться ли со мной вздумала? Она не ответила, и он со вздохом уступил:
– Ладно, я уйду.
– Хорошо. Я.., я завтра приду.
– Рад слышать.
Неужели она думает, что он смирился бы с отказом?
Повисла длинная пауза.
– Итак? – решительно спросила наконец Лили, не в силах больше выдержать затянувшегося молчания.
– Ах да, я забыл. Уговор дороже денег. – Дэвон отступил на шаг, в последний раз охватил ее взглядом, и, чувствуя себя святым Антонием, устоявшим перед искушением, пошел прочь.
Глава 6
Лили изложила свою просьбу: небольшой аванс в счет жалованья, которое она начнет получать, когда все ее долги будут наконец выплачены. Мрачное предсказание Лауди полностью сбылось: лучше бы ей было поберечь горло.
– Думаешь, ты лучше всех, да? Тебе не терпится сбежать отсюда поскорее? Хочешь распушить хвост перед господами? Думаешь, ты им ровня? – Черные бульдожьи глазки экономки налились ядом. – Я тебе скажу, как выбраться отсюда, дрянная девчонка. Придется тебе заработать свое жалованье, как все мы зарабатываем, как Господь Всемогущий нам заповедал: в поте лица своего, трудами рук своих. Ибо сказано: “Кто взалкал богатства, потерял душу свою”. – Подленькая улыбочка поползла по лицу экономки после этих слов, ничуть не меняя общего злобного выражения. – Я даже готова тебе помочь. Дам тебе сверхурочное задание, если хочешь побыстрее заработать. Можешь начать с ковров на первом этаже. В конце каждого дня, когда все остальные дела будут сделаны, поручаю тебе скатать ковер, вытащить его во двор, повесить на веревку и выбить из него пыль. Потом я, разумеется, проверю и буду платить тебе по полпенни за каждый, если останусь довольна.
– По полпенни! Но… Я даже поднять его не смогу без посторонней помощи!
– А это уж твоя забота. И не вздумай позвать кого-то из других служанок себе в помощь, эта работа будет поручена только тебе и никому больше. Ну как? Принимаешь или нет? Больше ты от меня ничего не дождешься. Что скажешь? Думай быстрее, у тебя еще дел полно.
Лили пришлось проглотить слезы обиды.
– Вы же знаете, мне это не по силам!
– Вот и ступай себе. Иди работай, нечего на меня глазеть. И помни: слуги должны трудиться от чистого сердца, а не из-под палки, “с трепетом и в страхе Божьем, не людям угождая, но Господу Нашему”.
– Гнусная старая свинья, – деловито заметила Лауди, проглотив последний кусочек яблока и облизывая пальцы. – Я же тебе говорила, только даром время потеряешь!
– Она меня недолюбливает, Лауди.
– Она никого не любит.
– Да, но.., мне кажется, меня она ненавидит. Лауди скорчила гримаску, но спорить не стала. Лили беспокойно заворочалась под простыней, чувствуя, как на нее в который раз волной накатывает отчаяние. Проведя в Даркстоуне несколько недель, она ни на йоту не приблизилась к выходу из затруднительного положения, в котором оказалась. Ее жалованье за первый месяц свелось к нулю, а теперь она оказалась кругом в долгу не только перед миссис Хау, но и перед Лауди, задолжав ей за мыло, зубной порошок, чепец и фартуки. Ей давно уже следовало обратиться за сведениями к миссис Траблфилд, своей соседке в Лайме. Надо было узнать, что сталось с Роджером Сомсом: жив он или нет? Если да, что он намерен предпринять в отношении ее? Оповестил ли он власти? Может, ее уже разыскивают? Будет ли он по-прежнему утверждать, что она воровка? А может, он каким-то чудом опомнился и из христианского милосердия простил ее за невольное участие в случившемся?
Последнее представлялось маловероятным, но, будучи неисправимой оптимисткой, Лили не желала сбрасывать со счетов такую возможность. И все же она боялась написать миссис Траблфилд и узнать правду: ей не хотелось впутывать эту добрую женщину в свои трудности, вынуждая ее солгать и сделать вид, будто она не знает, где Лили, если, не дай Бог, ее начнут допрашивать. В сотый раз Лили обругала себя за бегство. Время было ее единственным союзником, и ей ничего другого не оставалось, как цепляться за наивную надежду на то, что в один прекрасный день все каким-то образом уладится само собой.
– Уф, – пропыхтела вдруг Лауди, садясь в постели. – В этой печке сам дьявол потек бы, как сальная свечка. Слушай, Лили!
– Что?
– Пошли купаться.
– Нам нельзя.
– Это еще почему? Мы пойдем не на море, а на озеро. Разве ты никогда не была на Пиратском пруду? Никто нас там не увидит, проскользнем тихо, как мышки.
– Это слишком опасно! Если нас хватятся, считай, мы уволены.
Но в ту же минуту она представила себе, как приятно было бы искупаться в прохладной озерной воде.
– Ну-с, идете вы или нет, мисс Заячий Хвост, я пошла купаться. – Лауди рывком сбросила с себя застиранную ночную рубашку и принялась через голову напяливать платье. – Ни сорочку, ни корсет надевать не буду. Ой, какая я буду чистенькая и свежая минут через десять! Как вернусь. Лили, непременно тебе расскажу, как что было, так что ты ничего не потеряешь.
– Ну ладно, – проворчала Лили, вылезая из посте ли и нащупывая в темноте свое платье. – Но если нас поймают, ты будешь виновата!
– Да не поймают нас! Выйдем через двери в библиотеке хозяина, спустимся с утеса по каменным ступенькам, никто ничего не заметит. Ну пошли!
Даркстоун-Мэнор, стоявший на вершине широкого зеленого мыса, выходил фасадом на север, в противоположную сторону от моря. Террасные сады позади дома спускались вниз на сотню ярдов до самой гряды утесов, смягчая мрачность общей картины. Извилистая тропа длиною в милю огибала мыс в обоих направлениях. У подножия крутых ступеней, ведущих к морю, начиналась вторая тропа, убегавшая направо. Она вновь поднималась, огибая темный сосновый лес, и заканчивалась у внутреннего водоема, так называемого Пиратского пруда: его неглубокие воды отделяла от моря широкая полоса белого песка. Возле озера было удивительно тепло и тихо, совсем не так, как на берегу беспокойного, покрытого белыми барашками Ла-Манша. Лили и Лауди разделись в тени тянувшихся цепью высоких черных валунов, рассекавших надвое песчаный пляж.
– Ты что, прямо в сорочке собралась купаться? Лили оглянулась на раздевшуюся догола Лауди и нахмурилась.
– А ты не хочешь хоть что-нибудь надеть?
– Ну уж нет, лопни моя печенка! Вот глупая! Где ж ты завтра возьмешь другую сорочку, если эта не высохнет? Брось дурить. Лили, раздевайся, и пошли окунемся.
Лили помедлила еще несколько секунд. Она с опаской стянула через голову поношенную, латаную-перелатаную сорочку, сама не зная, чего ждать. Но ничего страшного не случилось: дюжина голов не высунулась из лесной чащи, чтобы на нее поглазеть, никто не крикнул: “Срам прикрой!”, как она почему-то ожидала. А прохладный ночной воздух так приятно ласкал кожу! Оглядывая свои белеющие в темноте груди, живот, ноги, Лили с дрожью волнения почувствовала себя грешницей, вкушающей запретный плод. Раньше она думала, что нет более сладкого греха, чем воровать яблоки, теперь же это занятие показалось ей жалким и никчемным по сравнению с полночным купанием нагишом.
Осторожно ступая по гладким камням, а потом по мягкому песку, она подошла к кромке воды: ходить босиком ей тоже никогда раньше не приходилось. Тихонько набегающая на берег вода омыла пальцы ее ног;
Лили опасливо попятилась.
– Надо быстро окунуться, – посоветовала Лауди, зашедшая вглубь уже футов на пятнадцать. – Тут так здорово – сразу согреешься!
– Но я не умею плавать!
– А кто умеет? Я стою обеими ногами на дне. Осмелев, Лили зашла в воду по пояс. У нее перехватило дух от внезапного холода, но уже через секунду вода показалась ей восхитительно теплой, и она, согнув колени, погрузилась по плечи. Илистое дно холодило и щекотало ступни.
– Как чудесно, просто замечательно! – рассмеялась Лили, шлепая руками по воде и подходя поближе к Лауди. – Ого! Ты умеешь держаться на воде! – вздохнула она с завистью.
– Да кто угодно умеет.
– Только не я.
И все же она откинулась на спину, оттолкнулась ногами, наслаждаясь чудесным ощущением прохлады, охватившим кожу головы, как только ее волосы коснулись воды, и попыталась воспроизвести свободную позу Лауди, дрейфующей на поверхности пруда, но тут же пошла ко дну.
– Набери в грудь побольше воздуху и не суетись, – посоветовала Лауди, как только Лили вновь вынырнула на поверхность и откашлялась. – Лежи тихо-тихо, в этом вся штука.
После нескольких неудачных попыток Лили наконец овладела искусством держаться на воде. Она уставилась на светящийся перламутром лунный диск, раскинув руки и ноги. Ей пришло в голову, что в такую минуту, как эта, все случившееся с нею могло показаться всего лишь приключением. Если бы знать, когда настанет конец затянувшемуся недоразумению, прервавшему то, что Лили самоуверенно считала своей обычной жизнью, она, пожалуй, могла бы взглянуть на происходящее как на некий эпизод, досадный, конечно, но отчасти даже забавный. Увы, конца ему не было видно. И все же ее природная жизнерадостность брала верх: позабыв о безнадежности своего положения, она устроила “морской бой” с Лауди.
***
– Что это было? – спросил Клей. Дэвон, вытиравший ноги рубашкой, замер и прислушался.
– Что? Где? Я ничего не слышу. – Он натянул короткие, до колен, штаны и снова замер, не застегнув половины пуговиц. – Вот теперь слышу. Похоже на крик.
Он бросил рубашку на песок и отправился в том направлении, откуда доносился звук: тонкий женский визг. Вот он раздался вновь, и Дэвон ускорил шаги. Клей, спотыкаясь, поспешил за ним, на ходу застегивая штаны и натягивая мокрую рубашку. В свете полной луны ясно виднелась тропинка, ведущая к пруду с противоположной от моря стороны. Оказавшись в десяти шагах от тянувшейся из самого леса и уходящей в воду цепочки горбатых валунов, перерезавших тропинку, Дэвон внезапно остановился. Клей едва не налетел на него сзади.
Все еще смеясь. Лили и Лауди выбрались из воды и побрели, утопая в песке, к оставленной на берегу одежде. В тот самый миг, когда они поняли, что вышли на берег не с той стороны от гряды высоких камней, перед ними предстали двое мужчин. Лауди вскрикнула и бросилась вперед. Лили последовала за нею, не раздумывая, и ощутила дурноту, сообразив, что бежать некуда: цепь валунов уходила прямо в лес, и даже там скрыться было невозможно, потому что путь преграждали непролазные заросли осоки и диких рододендронов. Надо было бежать обратно к воде!
Но теперь было уже слишком поздно. Отступить сейчас означало бы вновь выставить напоказ свою наготу. Лили встала рядом с Лауди в тени самого высокого из валунов, прикрывая скрещенными руками грудь и повернувшись спиной к братьям Дарквелл в надежде, что они просто уйдут.
Они не ушли.
– Бог ты мой, – выдохнул Клей, – это же пара русалок! – Он бросил многозначительный взгляд на Дэвона. – Надеюсь, ты не собираешься их распекать, а? Это всего лишь служанки, я узнаю ту, что повыше, она…
– Я знаю, кто она такая.
– О! – Клея удивило такое признание. – Просто я подумал, – продолжал он, – что это чертовски удачная встреча – их двое и нас двое, можно сказать, судьба, если ты… – Он осекся, когда Дэвон, не говоря ни слова, оставил его на месте и направился туда, где две женщины стояли, съежившись, у черной скалы. – ..веришь в подобные вещи.
Клей умолк, прервав себя на полуслове, и двинулся следом за братом.
Нет, это невозможно, думала Лили, прислушиваясь к приближающимся шагам, не могут же они заговорить с нами! Как ей хотелось в этот момент стать как можно меньше ростом. Чем ближе они подходили, тем сильнее ей хотелось вжаться всем телом в громаду гранитного валуна и исчезнуть. Лауди принялась хихикать, доводя ее до бешенства. Ей хотелось закатить подруге здоровенную оплеуху. Вот двое мужчин остановились прямо у нее за спиной: Лили почувствовала, что даже сам воздух вокруг стал каким-то другим. Ей казалось, что она различает их дыхание, и все же едва не подскочила на месте, заслышав голос, протянувший с наигранной важностью: “Добрый вечер, дамы”. Девушка узнала задорную, добродушно-шутливую интонацию и поняла, что с ними заговорил молодой хозяин. Но с особой остротой она ощущала присутствие его брата: холодный взгляд его бирюзовых глаз, словно клеймо, жег ей кожу между лопаток.
– И вам добрый вечер, – через плечо бросила Лауди с глуповатым кокетливым смешком.
– Какая нечаянная радость – встретить в таком месте двух прекрасных дам! Вот мы с братом и подумали: может, вы не откажетесь прогуляться с нами вокруг озера? Мы могли бы даже.., окунуться вместе еще разок, если вы не против. Ну, что скажете? Вас устраивает такое предложение?
Лауди ответила “да”. У Лили язык отнялся от изумления и ужаса. Но Лауди сказала “да”, Лили не ослышалась. Теперь она закивала и вновь разразилась глупейшим хихиканьем. У Лили руки чесались схватить ее за плечи и встряхнуть так, чтобы застучали все ее щербатые зубы.
– Вот и отлично, – подытожил Клей, рассмеявшись вместе с нею. – А что насчет вас? – спросил он прямо на ухо Лили.
– Нет! Прощу вас, уходите.
Она вздрогнула всем телом, когда Дэвон Дарквелл проговорил тихим и властным голосом, раздавшимся скорее у нее в душе, а не в ушах:
– Да, я думаю, так будет лучше. Младший брат взглянул на него в недоумении, и Дэвон пояснил:
– Оставь нас, Клей. Ступай со своей подружкой, желаю вам приятной прогулки.
Эти слова наконец-то заставили Клея замолчать: он был поражен, но еще больше разочарован. Лауди безо всякого стыда повернулась к нему лицом, он машинально, даже не взглянув, взял ее за руку.
– Не знаю, что на тебя нашло, Дэв, – удрученно бросил он через плечо, уводя прочь свою голую, весело хихикающую спутницу, – раньше ты никогда не пользовался преимуществами старшинства в ущерб мне.
Он ушел, и Лили осталась наедине с виконтом Сэндауном.
Дэвон усилием воли отбросил вопрос о том, какого черта ему вообще здесь нужно, решив поразмыслить об этом на досуге; стоило ему задуматься хоть на минуту прямо сейчас, и он бежал бы прочь от этой девушки, даже не оглянувшись. Но ему не хотелось уходить. Не хотелось отворачиваться.
Чего ему действительно хотелось, так это дотронуться до нее. Платье, что было на ней в тот день, когда она вошла к нему в комнату, даже в отдаленной степени не намекало на прелести, таившиеся под выцветшим синим ситцем. Словно со стороны Дэвон увидел свою собственную руку, поднявшуюся и застывшую в воздухе где-то в дюйме от ее плеча. Тень от его руки косо упала на ее белую спину, по которой темным потоком струились, скрывая лопатки, густые влажные волосы. Лунный свет серебрил ее кожу, отчего она казалась особенно нежной. Он заметил, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в плечи, и ему на мгновение пришло в голову, что она, наверное, испугана. Ему хотелось еще раз услыхать ее голос.
– Ты не хочешь повернуться? – спросил он тихо. Она отрицательно покачала головой.
– Нет? – переспросил он.
– Нет.
– Но ведь придется! Ты что, никогда не слыхала о droit du seigneur [9]? – В голосе Дэвона послышались обычно столь несвойственные ему и поразившие даже его самого игривые нотки.
Лили сгоряча брякнула первое, что пришло в голову:
– Это норманнский обычай, а не корнуэльский, да и то его отменили еще шестьсот лет назад. Дэвон отдернул повисшую в воздухе руку.
– А ты откуда знаешь? – Он был явно огорошен. Лили прикусила язык.
– Прошу вас, пожалуйста, я не могу разговаривать в таком виде!
– А почему бы и нет? Ты что, стесняешься? Ему казалось, что он видит перед собой ожившую мраморную богиню, высокую и стройную. Его одолевало желание дотронуться кончиками пальцев до каждого из хрупких позвонков, медленно продвигаясь сверху вниз к тонкой талии и упругому, округлому, задорно вздернутому заду.
– Ты так красива, что тебе нечего стесняться. Давай встретимся сегодня, только позже. Приходи в мою комнату, – добавил он порывисто и тотчас же пожалел о своих словах.
Лили была на грани истерики.
– Нет, я не могу, не могу. Вы меня не за ту приняли, милорд, я не такая.., как Лауди.
– Ты имеешь в виду свою подружку? Она кивнула.
– Это верно, – согласился Дэвон. – Ты совсем не такая, как Лауди.
Все его сожаления улетучились, колебания исчезли, ничто больше его не удерживало от желания прикоснуться к ней: в конце концов, она была всего лишь служанкой! Но когда он откинул в сторону ее мокрые волосы и провел пальцами по хрупкой камышинке позвоночника, она тихонько ахнула и уронила голову на грудь; он чувствовал, как ее бьет дрожь, проходя волнами по спине к стройным белым бедрам.
– Вы должны меня отпустить, – принялась умолять Лили.
– Я тебя не держу.
– Прошу вас. Вы не понимаете.
Он понял только одно: к ней требуется более деликатный подход. С огромной неохотой Дэвон опустил руку. При этом его пальцы случайно коснулись ее бедра, отчего она вновь задрожала и напряглась всем телом.
– Тогда давай встретимся завтра, – предложил он шепотом. – После обеда. Пойдем на прогулку.
И опять она сказала первое, что пришло в голову:
– Завтра после обеда мне надо мыть пол в буфетной.
Дэвон усмехнулся.
– Хвалю тебя за усердие. Но я полагаю, ты могла бы немного отложить это увлекательное занятие, не так ли? В четыре у ворот в парк.
Лили глубоко вздохнула.
– На прогулку?
– На прогулку, – кивнул он с важностью.
– Если я приду, вы сейчас оставите меня одну?
– Уж ты не торговаться ли со мной вздумала? Она не ответила, и он со вздохом уступил:
– Ладно, я уйду.
– Хорошо. Я.., я завтра приду.
– Рад слышать.
Неужели она думает, что он смирился бы с отказом?
Повисла длинная пауза.
– Итак? – решительно спросила наконец Лили, не в силах больше выдержать затянувшегося молчания.
– Ах да, я забыл. Уговор дороже денег. – Дэвон отступил на шаг, в последний раз охватил ее взглядом, и, чувствуя себя святым Антонием, устоявшим перед искушением, пошел прочь.
Глава 6
…В четыре часа следующего дня Лили стояла на коленях в пышном, не меньше дюйма толщиной слое мыльной пены и терла щеткой из свиной щетины плитки пола в буфетной. Дэвон обнаружил ее там в двадцать минут пятого. Он пребывал в крайнем раздражении: при ярком свете дня ему представлялось непостижимым то безумие, которое нашло на него прошлой ночью, а главное, он не понимал, как можно было уже сегодня принять вчерашнее помешательство всерьез. Но он действительно отправился на свидание с этой поломойкой, ждал ее в условленном месте, как какой-нибудь сельский дурачок, пришедший женихаться со своей любезной, а она еще имела наглость не явиться! Клей был прав, с досадой подумал Дэвон: ему бы следовало чаще появляться на людях. В следующий раз, когда его брат отправится в бордель в Труро, он составит ему компанию. Может быть, это излечит его от склонности выставлять себя на посмешище в своем собственном доме.
Усердно надраивая пол, Лили заметила его длинную черную тень, упавшую на нее. Она выпрямилась, по-прежнему стоя на коленях, щетка выпала из ее скользких от мыла пальцев. Откинувшись назад, девушка в испуге принялась расправлять подоткнутые юбки. Нижняя юбка промокла насквозь, но подол платья, который надо было непременно уберечь от соприкосновения с мыльной водой, был подвязан шнурками. Она чувствовала себя растрепанной и неряшливой, настоящим чучелом.
– Я не смогла прийти, – заторопилась Лили прежде, чем он успел раскрыть рот. – Миссис Хау говорит, что я должна закончить тут, а потом помочь старшей горничной прибрать наверху и почистить бронзу. Извините. Я хотела прийти, но.., не смогла.
– Встань.
Она заглянула ему в лицо. Обычно суровое и замкнутое, сейчас оно выглядело не на шутку рассерженным. Этого Лили не ожидала. Торопливо поднявшись на ноги, она вытерла руки о холщовый фартук.
– По-моему, ты стала жертвой заблуждения. Ты работаешь не на миссис Хау, а на меня. И если хочешь сохранить место, тебе придется выполнять мои указания, а не ее – если, конечно, они вступят в противоречие с моими. Это ясно?
Лили вздернула подбородок и расправила плечи.
– Да, милорд, это совершенно ясно. Увидев, как она пытается сдержать раздражение, Дэвон почувствовал, что его собственный гнев утихает.
– Прекрасно. Что ж, начнем сначала. Приходи к воротам парка через десять минут. – Дэвон выжидательно поднял бровь.
– Да, милорд, – девушка присела в комическом поклоне.
Бровь поднялась еще выше, но он ничего больше не сказал, только повернулся на каблуках и вышел.
Лили перебрала в памяти все известные ей ругательства. Слишком мягкие, слишком слабые, они все-таки помогли ей немного отвести душу, однако на сердце у нее было по-прежнему неспокойно. Когда миссис Хау отказала ей в просьбе отлучиться на час после обеда, чтобы сбегать в деревню и отправить письмо (это был надуманный предлог, но ничего более удачного ей в голову не пришло), она от души обрадовалась и вздохнула с облегчением: теперь не придется идти на свидание с хозяином, причем не по своей вине. Это даже нельзя было назвать трусостью. Ей и в голову не могло прийти, что он заявится за нею прямо сюда, в буфетную. Что ему от нее нужно? Он пригласил ее “на прогулку”. Да за кого он ее принимает? Она же не ребенок! Еще вчера ночью она прекрасно поняла, что меньше всего его мысли заняты прогулкой, да и сегодня ничего не изменилось только оттого, что светило солнце.
Что ж, скоро она узнает, что у него в мыслях. Но на что бы он ни рассчитывал, прогулкой все и ограничится. Сегодня она не будет стоять перед ним голая, беззащитная и беспомощная, она не позволит ему использовать неловкость и смущение как оружие против себя. Лили вышла во двор, на ходу развязывая шнурки, которыми был подвязан подол, и безуспешно стараясь расправить измятое платье. Глупое и бесцельное занятие: уж если бы она захотела завлечь его (а она этого вовсе не хотела!), ей понадобилось бы нечто большее, чем хорошо отглаженное платье. А скорее всего можно было бы вообще обойтись без платья, подумала она с горечью, ведь вчерашней ночью его привлекло именно отсутствие одежды! Не важно, пусть хозяин увидит ее при ярком дневном свете в ее единственном наряде, мятом и заплатанном! Пусть как следует полюбуется ее покрасневшими от работы, словно обваренными руками и носом в веснушках, ее всклокоченными волосами, кое-как засунутыми под одолженный у Лауди холщовый чепец. Это быстро отобьет у него охоту к прогулкам, и тогда ее жизнь вернется в свое, не очень-то нормальное, но уже привычное русло. Воинственным движением Лили поправила на голове застиранный серый чепчик и скорым шагом направилась в парк.
Дэвон увидел ее приближение издалека. Стройная, длинноногая, она была выше среднего роста, и походка у нее была необычная: грациозная и в то же время решительная. Он догадался, в какой именно момент Лили его заметила, потому что она смутилась, замедлила шаг и отвернулась, словно увидев нечто необычное на обочине дорожки. Он залюбовался ее прелестным профилем, и его дурное расположение духа несколько смягчилось: ему пришло в голову, что он все-таки не окончательно спятил, раз настоял на этом свидании. Подойдя ближе, она остановилась и вновь сделала реверанс, небрежно, но на сей раз без насмешки прошептав “Милорд!” в знак приветствия.
– Перестань называть меня милордом! – рявкнул Дэвон. – Никто ко мне так не обращается, кроме моего камердинера и экономки.
– Почему?
– Они думают, что это придает им важности. Лили едва удержалась от смешка.
– Я хотела спросить, почему никто не называет вас милордом?
– Потому что я этого не хочу.
Он выглядел как настоящий лорд, и ледок в его голосе был под стать холодной бирюзе глаз, надменно взиравших на нее сверху вниз. На этот раз она не удержалась от смеха, но тотчас же спохватилась, когда он ответил ей мрачным взглядом без намека на улыбку.
– Куда вдруг подевался твой ирландский акцент?
Насколько я припоминаю, еще прошлой ночью он куда-то пропал.
"Дура, дура!” – обругала себя Лили, сокрушаясь из-за глупой уловки, причинявшей ей одни лишь неприятности. Внезапность вопроса ошарашила ее. Чтобы выиграть время, она двинулась вперед, и он пошел рядом с нею, заложив руки за спину. По обе стороны от дорожки росли кусты лещины и боярышника. Где-то поблизости щебетал дрозд, в небе раздавалось пение жаворонка.
– Видите ли, сэр, мне ужасно нужна была работа, – начала Лили (слава Богу, хоть это было правдой). – Увидев миссис Хау на постоялом дворе в Чар-де, я.., я подумала, что она родом из Ирландии.
– Миссис Хау? Ты подумала, что моя экономка – ирландка?
– Ну.., ведь среди ирландцев тоже встречаются брюнеты. Честное слово, сэр, я так подумала. Издалека мне даже показалось, что она сама говорит с ирландским акцентом! Вот я и сказала ей, будто я ирландка. Ну.., мне хотелось ей понравиться. Я стала подражать говору своего отца, чтобы ее убедить. Он.., он действительно родом из Ирландии, – неловко пояснила Лили.
Боже, до чего глупо все это прозвучало! В свое время объяснения, придуманные ею для Лауди, показались неуклюжими и неубедительными даже ей самой, однако в сравнении с той чушью, что ей приходилось нести сейчас, они выглядели просто божественным откровением. Но не могла же она признаться своему хозяину, что она вовсе не служанка, а девушка благородного происхождения, подделавшая свою рекомендацию!
– Но все остальное – правда, клянусь вам, сэр, и моя последняя хозяйка дала мне прекрасный отзыв. Я – девушка порядочная, честное слово, и усердная в работе. Вы же не уволите меня только за то, что я немного приврала, чтобы получить это место?
Она бросила на него взгляд сквозь ресницы, кокетливо склонив голову набок, и вновь увидала, что его бровь саркастически изогнута, а сумрачные бирюзовые глаза полны недоверия.
– Нет, за это я тебя не уволю, – ответил он, и в его тоне явственно прозвучала угроза.
Усердно надраивая пол, Лили заметила его длинную черную тень, упавшую на нее. Она выпрямилась, по-прежнему стоя на коленях, щетка выпала из ее скользких от мыла пальцев. Откинувшись назад, девушка в испуге принялась расправлять подоткнутые юбки. Нижняя юбка промокла насквозь, но подол платья, который надо было непременно уберечь от соприкосновения с мыльной водой, был подвязан шнурками. Она чувствовала себя растрепанной и неряшливой, настоящим чучелом.
– Я не смогла прийти, – заторопилась Лили прежде, чем он успел раскрыть рот. – Миссис Хау говорит, что я должна закончить тут, а потом помочь старшей горничной прибрать наверху и почистить бронзу. Извините. Я хотела прийти, но.., не смогла.
– Встань.
Она заглянула ему в лицо. Обычно суровое и замкнутое, сейчас оно выглядело не на шутку рассерженным. Этого Лили не ожидала. Торопливо поднявшись на ноги, она вытерла руки о холщовый фартук.
– По-моему, ты стала жертвой заблуждения. Ты работаешь не на миссис Хау, а на меня. И если хочешь сохранить место, тебе придется выполнять мои указания, а не ее – если, конечно, они вступят в противоречие с моими. Это ясно?
Лили вздернула подбородок и расправила плечи.
– Да, милорд, это совершенно ясно. Увидев, как она пытается сдержать раздражение, Дэвон почувствовал, что его собственный гнев утихает.
– Прекрасно. Что ж, начнем сначала. Приходи к воротам парка через десять минут. – Дэвон выжидательно поднял бровь.
– Да, милорд, – девушка присела в комическом поклоне.
Бровь поднялась еще выше, но он ничего больше не сказал, только повернулся на каблуках и вышел.
Лили перебрала в памяти все известные ей ругательства. Слишком мягкие, слишком слабые, они все-таки помогли ей немного отвести душу, однако на сердце у нее было по-прежнему неспокойно. Когда миссис Хау отказала ей в просьбе отлучиться на час после обеда, чтобы сбегать в деревню и отправить письмо (это был надуманный предлог, но ничего более удачного ей в голову не пришло), она от души обрадовалась и вздохнула с облегчением: теперь не придется идти на свидание с хозяином, причем не по своей вине. Это даже нельзя было назвать трусостью. Ей и в голову не могло прийти, что он заявится за нею прямо сюда, в буфетную. Что ему от нее нужно? Он пригласил ее “на прогулку”. Да за кого он ее принимает? Она же не ребенок! Еще вчера ночью она прекрасно поняла, что меньше всего его мысли заняты прогулкой, да и сегодня ничего не изменилось только оттого, что светило солнце.
Что ж, скоро она узнает, что у него в мыслях. Но на что бы он ни рассчитывал, прогулкой все и ограничится. Сегодня она не будет стоять перед ним голая, беззащитная и беспомощная, она не позволит ему использовать неловкость и смущение как оружие против себя. Лили вышла во двор, на ходу развязывая шнурки, которыми был подвязан подол, и безуспешно стараясь расправить измятое платье. Глупое и бесцельное занятие: уж если бы она захотела завлечь его (а она этого вовсе не хотела!), ей понадобилось бы нечто большее, чем хорошо отглаженное платье. А скорее всего можно было бы вообще обойтись без платья, подумала она с горечью, ведь вчерашней ночью его привлекло именно отсутствие одежды! Не важно, пусть хозяин увидит ее при ярком дневном свете в ее единственном наряде, мятом и заплатанном! Пусть как следует полюбуется ее покрасневшими от работы, словно обваренными руками и носом в веснушках, ее всклокоченными волосами, кое-как засунутыми под одолженный у Лауди холщовый чепец. Это быстро отобьет у него охоту к прогулкам, и тогда ее жизнь вернется в свое, не очень-то нормальное, но уже привычное русло. Воинственным движением Лили поправила на голове застиранный серый чепчик и скорым шагом направилась в парк.
Дэвон увидел ее приближение издалека. Стройная, длинноногая, она была выше среднего роста, и походка у нее была необычная: грациозная и в то же время решительная. Он догадался, в какой именно момент Лили его заметила, потому что она смутилась, замедлила шаг и отвернулась, словно увидев нечто необычное на обочине дорожки. Он залюбовался ее прелестным профилем, и его дурное расположение духа несколько смягчилось: ему пришло в голову, что он все-таки не окончательно спятил, раз настоял на этом свидании. Подойдя ближе, она остановилась и вновь сделала реверанс, небрежно, но на сей раз без насмешки прошептав “Милорд!” в знак приветствия.
– Перестань называть меня милордом! – рявкнул Дэвон. – Никто ко мне так не обращается, кроме моего камердинера и экономки.
– Почему?
– Они думают, что это придает им важности. Лили едва удержалась от смешка.
– Я хотела спросить, почему никто не называет вас милордом?
– Потому что я этого не хочу.
Он выглядел как настоящий лорд, и ледок в его голосе был под стать холодной бирюзе глаз, надменно взиравших на нее сверху вниз. На этот раз она не удержалась от смеха, но тотчас же спохватилась, когда он ответил ей мрачным взглядом без намека на улыбку.
– Куда вдруг подевался твой ирландский акцент?
Насколько я припоминаю, еще прошлой ночью он куда-то пропал.
"Дура, дура!” – обругала себя Лили, сокрушаясь из-за глупой уловки, причинявшей ей одни лишь неприятности. Внезапность вопроса ошарашила ее. Чтобы выиграть время, она двинулась вперед, и он пошел рядом с нею, заложив руки за спину. По обе стороны от дорожки росли кусты лещины и боярышника. Где-то поблизости щебетал дрозд, в небе раздавалось пение жаворонка.
– Видите ли, сэр, мне ужасно нужна была работа, – начала Лили (слава Богу, хоть это было правдой). – Увидев миссис Хау на постоялом дворе в Чар-де, я.., я подумала, что она родом из Ирландии.
– Миссис Хау? Ты подумала, что моя экономка – ирландка?
– Ну.., ведь среди ирландцев тоже встречаются брюнеты. Честное слово, сэр, я так подумала. Издалека мне даже показалось, что она сама говорит с ирландским акцентом! Вот я и сказала ей, будто я ирландка. Ну.., мне хотелось ей понравиться. Я стала подражать говору своего отца, чтобы ее убедить. Он.., он действительно родом из Ирландии, – неловко пояснила Лили.
Боже, до чего глупо все это прозвучало! В свое время объяснения, придуманные ею для Лауди, показались неуклюжими и неубедительными даже ей самой, однако в сравнении с той чушью, что ей приходилось нести сейчас, они выглядели просто божественным откровением. Но не могла же она признаться своему хозяину, что она вовсе не служанка, а девушка благородного происхождения, подделавшая свою рекомендацию!
– Но все остальное – правда, клянусь вам, сэр, и моя последняя хозяйка дала мне прекрасный отзыв. Я – девушка порядочная, честное слово, и усердная в работе. Вы же не уволите меня только за то, что я немного приврала, чтобы получить это место?
Она бросила на него взгляд сквозь ресницы, кокетливо склонив голову набок, и вновь увидала, что его бровь саркастически изогнута, а сумрачные бирюзовые глаза полны недоверия.
– Нет, за это я тебя не уволю, – ответил он, и в его тоне явственно прозвучала угроза.