Гэфни Патриция. Собачья жизнь Лори Саммер

   Сэм захочет убедиться в том, что я неопасна, вдруг дошло до меня. В том, что я не обижу Бенни. Отлично! Постараемся убедить его. Под взглядом Сэма я нежно облизала смеющееся личико сына. «Поиграй же с нами, Сэм!» – пронеслось в моей голове, но муж уже шел в сторону кухни, что-то бормоча про обед.
   – Эй, собачка! Ну же, собачка! Тебе здесь нравится, правда?
   Бенни похлопал меня по голове, побуждая кивнуть. Я согласно зевнула в ответ.
   – А хочешь, собачка, посмотреть мою комнату?
   И мы побежали наверх.
   «Лучшая комната в мире! – подумала я. А в следующую минуту: – Боже мой! И где же, интересно, домработница?»
   Но кругом было столько чудесных вещей, которые надо было внимательно обнюхать и в которых можно было поваляться, – все эти игрушки, одежда… огромный выбор для всех органов чувств.
   Кроме зрения. Странное дело, но выглядело все кругом похожим на старую фотографию в сепии, но как если бы коричневый цвет заменили синим. Я совсем не видела оттенков красного, и все кругом было каким-то немного мутным, словно залитым призрачным лунным светом. Только синий и голубой всех оттенков. С редкими вкраплениями желтого. Не могу это объяснить, но мне почему-то нравилось. Это как-то… успокаивало.
   Бенни показал мне свой пазл с динозаврами и новый бэтмобиль, у которого зажигались окна и фары. Еще бэтмобиль издавал разные звуки, а из оружия на нем можно было стрелять. Он показал мне все свои самосвальчики и бульдозеры. Рассказал о своем лучшем друге Мо, о своей подружке Дженни, о том, что совсем скоро пойдет в первый класс. И как папа построил ему на заднем дворе самый лучший на свете маленький домик для игр, и он мне его покажет, обязательно покажет. А еще у него новый велосипед, он знает весь алфавит и умеет считать до миллиарда. И два зуба у него уже качаются.
   – А мой папа умеет говорить животом.
   Каждое слово звучало для моих ушей как чудесная музыка, хотя внимание было рассеянным.
   – А мама в больнице, – слова Бенни заставили меня вздрогнуть.
   Я высунула нос из старой кроссовки и забралась к Бенни, сидевшему на незастеленной кровати.
   – Мама упала в реку, повредила голову и не могла дышать. Она не утонула, но теперь у нее кома. Это как когда спят долго-долго и никак не просыпаются.
   Я подсунула свою голову под ладонь Бенни. Так мы сидели с ним довольно долго.
   – Папа говорит, что она проснется. Он обещал! Мы молимся за маму по ночам. И ходим ее навестить. Папа притворяется, что мама все слышит, и читает ей всякие штуки, – Бенни перекатился на спину. – Но она не может двигаться, даже пошевелиться не может!
   Бенни поднял руку и начал играть со своими пальцами. Милыми, пухлыми, грязными маленькими детскими пальчиками.
   – Мамочка много работала. Но все равно мы с ней катались на велосипедах. Бегали, играли в разные игры. Она много разговаривала со мной… Спагетти! – Бенни вдруг подскочил и скатился с кровати.
   Я тоже почувствовала запах.
   – Папа все время варит спагетти. Но они у него просто отличные.
   Настроение Бенни снова изменилось. Теперь он стоял посреди своей разгромленной комнаты, глядя в пространство. Мальчик вырос за эти два месяца. Или это копна неподстриженных кудряшек заставляет его выглядеть выше? Но лицо… один взгляд на его лицо разбивал мне сердце. Бенни осунулся, личико стало не таким круглым, скулы теперь выступали заметнее, чем раньше. И эта его новая манера неожиданно замолкать. Сколько раз мне хотелось заткнуть пробкой этот маленький ротик, чтобы хоть на секунду остановить своего маленького сынишку, считавшего, что абсолютно всем, что ему приходит в голову, необходимо немедленно поделиться с родителями.
   – Бенни, – произнесла я. – Бррраф!
   – Пойдем кушать! – позвал Бенни, и мы побежали вниз по лестнице в кухню.
 
   – Как насчет Гамбол?
   – Хм… Гамбол, – послышался истерический смешок.
   – Или… Фалафель?
   Бенни выпустил молоко из ноздрей.
   – Полегче! – Сэм протянул сынишке салфетку. – О, знаю! Она все время липнет к тебе. Давай назовем ее Велкро.
   Снова приступ смеха.
   – Или Липучка! – Бенни барабанил пятками по стулу.
   А я сидела под столом, испытывая весьма противоречивые чувства. С одной стороны, приятно было быть центром внимания, к тому же время от времени Бенни ронял на пол кусочек хлеба, и это было куда вкуснее сухих собачьих крекеров. Но имена, которые они предлагали… Сэм еще ничего, а Бенни – вообще ужас. Иезавель, Карамба, Маффин, Бэлони. «Эй, посерьезней! – сказала бы я, если бы могла. – Я не хочу идти по жизни, откликаясь на кличку Волосатик».
   Бенни отвлекся в какой-то момент и стал рассказывать Сэму, что нужно взять в школу, отправляясь первый раз в первый класс, – какие фломастеры, какие карандаши. Я мечтала еще с весны, как мы пойдем с ним по магазинам, чтобы все это купить. А теперь мне даже не придется отвести сына в школу. Впрочем, разговор очень скоро вернулся к выбору собачьей клички.
   – Бландербус, – изощрялся Бенни. – Блиндербус. Бладдабладда. Блиддаблидда. Блиддабладдаблиддабл…
   – Эй, есть одна идея, – вдруг серьезно сказал Сэм.
   Пора было успокаивать Бенни. Если мальчик сильно перевозбуждался на ночь глядя, он потом долго не мог заснуть. – Что, если мы назовем ее Сонома?
   Сонома. Я выползла из-под стола. Что ж, не так уж плохо.
   – Сонома? – переспросил Бенни. – А почему?
   – Потому что именно это место мы проезжали, когда сбили ее. Сонома-роуд, Джорджтаун.
   Они посмотрели на меня. Я посмотрела на них.
   – Сонома, – хором произнесли отец и сын.
   – Тебе нравится? – поинтересовался Сэм.
   – Да, – кивнул Бенни.
   – Мне тоже.
   Какое счастье, что они не сбили меня на Рузвельт-авеню!
 
   – Еще одну, пожалуйста, папа. Только одну, я обещаю больше не просить!
   Бенни просил почитать еще. Это было что-то новенькое. Раньше мой мальчик отлично засыпал. Уложить его ничего не стоило, и часто бывало так, что Бенни начинал мирно посапывать посередине первой главы или рассказа. Но сейчас… Я видела со своего места в ногах кровати, что Бенни утомлен, голос его дрожал от усталости.
   Сэм вздохнул.
   – Эй, парень, – тихо сказал он сынишке. – Мы ведь уже говорили с тобой об этом. Помнишь, до чего договорились?
   – Да…
   – И до чего же?
   – Я могу заснуть.
   – Ты можешь заснуть и… и что дальше?
   – И проснуться.
   – Точно!
   – И не будет так, как с мамой.
   О господи!
   – Правильно. Ты вполне можешь позволить себе заснуть, а утром проснешься… как дальше?
   – Больше, лучше и сильнее.
   – Правильно. И начнется новый день, – Сэм нежно поцеловал сынишку в лоб. – Хорошо?
   – Хорошо.
   – Вот и здорово. Крепких снов, Бенстер. Я тебя люблю!
   – Я тебя тоже, пап. А Сономе можно со мной?
   – Нет, – Сэм встал и похлопал себя по бедру. Наступила моя очередь уходить. Я перебирала в голове разные варианты, как бы остаться.
   Потом спрыгнула с кровати.
   – Оставь свет, ладно? – попросил Бенни. – И дверь не закрывай.
   – А разве я не всегда так делаю?
   Мне был знаком этот ритуал: зажечь свет в коридоре, открыть дверь спальни. Бенни боялся темноты. Но то, что он боялся заснуть, потому что думал, что может не проснуться, было для меня новостью. Убийственной новостью, от которой хотелось плакать. Но плакать я теперь не могла. Вместо этого, когда я спускалась по лестнице вслед за Сэмом, из горла вырывался сдавленный вой на высокой ноте. Сэм подумал, что я хочу в туалет, и вывел меня наружу.
   Красный нейлоновый поводок не только раздражал меня – куда, по мнению Сэма, я могла убежать? – но и мешал сделать свои дела наедине с собой. Наверное, это звучит глупо, но мочиться на глазах у собственного мужа я категорически не собиралась. Мне удалось, вертясь, проделать дыру в живой изгороди наших соседей Хортонов и устроиться там. Удобное было местечко – между двумя фонарями, так что там было темно. Во всяком случае, настолько темно, насколько вообще бывает в окрестностях Бетесде.
   Как же приятно вернуться домой, даже при таких странных обстоятельствах. Самых странных, какие только можно себе представить. Но еще я чувствовала какое-то странное возбуждение. И дело было не только в том, что я снова дома. Запахи! И видела я сейчас гораздо лучше, что было довольно странно, потому что днем я видела немного хуже, чем обычно. Может быть, это потому, что теперь у меня были такие большие зрачки. Какой бы ни была причина, все чувства были обострены, и особенно нюх. Я, что называется, никак нанюхаться не могла. Животные, мускусные, дымные, пыльные – моего словарного запаса не хватало, чтобы назвать все запахи, достигавшие ноздрей. Было все равно, унюхала ли я белку или бурундука. Все существо мое концентрировалось на пряном и в то же время грязном запахе, главном, что было в белке. Поведя ноздрями и вдохнув поглубже, я чувствовала этот запах сначала на языке, потом на нёбе, затем он проскакивал в горло и проскальзывал внутрь. Ощущения были восхитительны!
   Когда мы вернулись домой, звонил телефон.
   – Привет, Делия! – произнес Сэм, и я встала как вкопанная, хотя только что собиралась дойти до кухни и полакать воды из миски. Моя сестра! – Да, мы были там сегодня. Ну… без особых изменений. Нет. Хотя иногда я готов поклясться, что Лори меня слышит. – Сэм поднес телефон к дивану в гостиной и сел. – Да, ты права. Я знаю… Да.
   Долгие паузы между репликами Сэма сводили меня с ума. Что она говорит? Я подпрыгнула, чтобы устроиться рядом с Сэмом, но он отреагировал так, словно я прыгнула на него, и вскочил на ноги, стряхнув меня вниз одной рукой.
   – Да, мы не теряем надежды, – продолжал Сэм. – Но сегодня медсестра сказала, что изменений по шкале нет. Это называется шкала комы Глазго. Позволяет оценить… Да. Действительно, ничего нового… Ничего такого, на что тебе интересно было бы взглянуть. Да, именно так.
   Сэм снова молчал и слушал. Вот ведь не везет!
   Я положила руки, то есть передние лапы, на подлокотник дивана и стала медленно-медленно подниматься. Сэм переложил трубку к другому уху. Теперь я могла слышать голос Делии, но все еще не могла разобрать слов.
   – Да, я ставил ей сегодня этот диск. Ну… – Сэм рассмеялся. – Невооруженным глазом этого видно не было. Но я уверен: где-то глубоко внутри Лори пританцовывала в такт.
   Музыкальный сборник Делии. Теперь я вспомнила, что слышала обрывки мелодий, но думала, что это во сне. Наши любимые композиции – еще со школы. Love Shack, Vogue, Losing My Religion. Милая Делия!
   Сестра живет в Филадельфии со своей неуклонно разрастающейся семьей. Должно быть, она навещала меня в больнице и в реабилитационном центре, но я не могла этого вспомнить. Слишком много времени прошло в полусне, на серой полосе между бытием и небытием. Я видела себя как будто бы с большой высоты, и связь между двумя Лори – парящей в вышине и лежащей на больничной койке – иногда бывала довольно прочной, но в следующую секунду превращалась в цепочку из бумажных звеньев.
   – Да, это было бы здорово, – продолжал разговор Сэм. – Да в любые выходные было бы отлично. Как удобнее тебе и мальчишкам. Переночевать вы всегда можете здесь. Места полно… Мы ведь теперь вдвоем во всем доме… Делай так, как вам удобнее.
   Снова речь на другом конце провода, которой мне не слышно. Ну когда же, когда они приедут?
   – Со мной все хорошо. Знаешь что… Да, это тоже… Я выставил дом на реке на продажу.
   Что? О, нет!
   – Да, время сейчас тяжелое, но выбора у нас нет. Счета… ты не поверишь, когда увидишь. Страховка, да. Но ее не хватает. Даже близко не хватает. Спасибо. Спасибо, мы в порядке.
   О, Сэм, только не этот дом. И только не сейчас, сразу после того, как мы его купили. Ты потеряешь всю стоимость оформления сделки и заплатишь комиссию за ипотеку – хорошо еще, что у нас договор без штрафа за досрочное погашение. А потом тебе снова придется заплатить комиссию при оформлении продажи. Все это просто ужасно!
   – Я уже ищу, – продолжал разговор Сэм. Что это он там ищет? – Да, завтра. У меня… Да. Или что-нибудь подвернется. С ним все более или менее в порядке. Нет, этого я ему не говорил. Нет, пусть лучше… Да, очень надеется. Но чем дольше все это длится, тем призрачней надежда. – Сэм потер ладонью глаза. – Через три недели он идет в школу… Да. Это его отвлечет. О, он наверняка будет в восторге, Делия. А как дела у вас? Как мальчики? Джерри?
   Снова эти дурацкие паузы. Я нервно бродила по комнате, пока Сэм не повесил трубку. Тогда я уселась у его ног, как делают идеальные собаки. Прошло несколько минут, прежде чем он вообще вспомнил обо мне.
   – Забыл рассказать о тебе Делии.
   Да уж, я заметила.
   Улыбнувшись, Сэм вдруг нежно взял меня за подбородок. Я повернула голову и прижалась щекой к его ладони. Закрыв глаза, я чувствовала, как его грусть словно перетекает в меня, поселяется внутри, там, где она не может больше причинить ему боль. Так вот что делают для людей собаки? В обмен на грусть я отдавала ему любовь. Просто любовь.
   Сэм убрал руку и посмотрел на меня как-то озадаченно.
   «Сэм! Сэм! Это я, Лори! – Я поставила лапу ему на колено и не давала отвести взгляд. – Ты видишь меня? Помоги! Спаси меня!»
   Клянусь, на какое-то мгновение мой муж все понял!
   Но время шло, возвращая к «реальности». Сэм невесело рассмеялся и потянул меня за ухо.
   – Пойдем, Сонома. Пора спать.
   В кухне? Я просто не могла в это поверить! Сэм хотел, чтоб я легла спать в новенькой, обитой вельветом собачьей кроватке, которую он купил по пути от ветеринара и от которой все еще пахло пластиковой упаковкой. Вот еще новости! Небрежно погладив меня пару раз по голове, Сэм встал. Я тоже встала. Так мы проделали несколько раз.
   – Ложись же! – настаивал на своем Сэм. – Ложись! Вот… хорошая девочка. – И так продолжалось, пока я не сдалась. А потом… потом он погасил свет и закрыл дверь. Даже радио для меня не оставил!
   Я подождала примерно полчаса, слыша, как Сэм поднимается в спальню. Затем прислушивалась к поскрипываниям и потрескиваниям старого дома. Потом мне было слышно, как сосед выкуривает на крыльце сигарету на ночь. Потом как поехала по шоссе припоздавшая машины. И даже как Сэм выключил ночник рядом с кроватью. Я знала, что муж засыпает быстро и спит крепко, но все-таки выждала еще минут десять. Затем открыла носом дверь и выбежала из кухни.
   Я старалась тихо ступать по ковровому покрытию и еще тише по доскам пола, чтобы не стучать когтями. Во мне просыпались новые инстинкты. Сейчас я чувствовала себя охотницей.
   Влажный запах маленького мальчика в комнате Бенни казался сильным, как никогда, как будто в темноте его тело выделяло больше ферментов. Наверное, согласно режиму Сэма, купаться Бенни положено утром. Я подошла к источнику запаха и забралась в низкую кроватку своего сынишки с такой грацией и точностью движений, что малыш даже не шелохнулся. Бенни, как всегда, успел сбросить с себя одеяло. Он лежал на животе, раскинув руки в стороны, словно летал во сне. Мое сердце стучало в такт тихим звукам его дыхания. Мне хотелось пробовать его на вкус, лизать его кожу и торчащие из пижамных штанишек косточки на щиколотках, но я ограничилась обнюхиванием. Особенно вкусно пах затылок. Затем я легла рядом, вытянувшись вдоль ноги Бенни и постаравшись прижаться к сынишке всем телом, и начала его охранять.
   Шло время. Я не знала, сколько часов или минут прошло – цифры на часах Бенни в форме Спайдермена казались мне полной бессмыслицей. Наверное, я разучилась их различать. Глубокой ночью я последний раз нежно обнюхала Бенни и тихо выползла из комнаты.
   Теперь к Сэму. Здесь запахи были не такими сильными, но не менее интригующими. В своем роде. Наша кровать была выше кроватки Бенни. Я аккуратно поставила на матрац в ногах кровати передние лапы и тихо приподнялась, чтобы увидеть Сэма. Сначала я просто долго смотрела, как он спит на спине, закрыв глаза рукой. Простыня закрывала лишь до половины его голую грудь; я знала, что под простыней на нем спортивные шорты, которые летом служат Сэму пижамой. В свете уличного фонаря, стоявшего рядом с окном, кожа его выглядела голубовато-бледной и напоминала мрамор. Господи, как же я по нему соскучилась! Как мне не хватает его прямо сейчас! Тихо, как ниндзя, я взобралась на кровать всеми четырьмя лапами и свернулась на ее пустой стороне в самый маленький комочек, в который только было возможно. И погрузилась в сон, самый глубокий в моей жизни, не считая комы.
   Я придавлена толщей холодной воды и стараюсь не дышать. Если я вдохну, то умру. Надо мной сгущается тьма. Я вижу перед собой сужающийся тоннель. Барахтаюсь изо всех сил, зная, что это неумно и бесполезно. Но страх сильнее меня. Помогите! (Это было на самом деле? В реальности?) Не в силах больше терпеть, я открываю рот, и в него льется вода. Паника наполняет меня. Я кричу, но звука нет, потому что в легких нет воздуха. Последняя четкая мысль мелькает в моей голове: «Как все это глупо!» Последняя эмоция – гнев, ярость – я пихаюсь, брыкаюсь, толкаюсь…
   – Какого черта!
   … и просыпаюсь от крика Сэма.
   Меня снова препровождают на кухню. Я не протестую. Я – плохая собака, меня поймали на месте преступления. Сэм выглядит сонным. Не могу сказать точно, разозлило его или позабавило проснуться от пинков собственной собаки. Кроме «Какого черта!», Сэм не произнес ни слова. Но четко продемонстрировал, что настроен серьезно, когда, закрыв за мной дверь кухни, на этот раз приставил к ней со своей стороны стул из столовой.
   Теперь я ясно понимаю, что тогда какая-то часть меня все-таки надеялась, что все происходящее – галлюцинация. Надежда умерла, когда Сэм поставил стул перед дверью кухни. «Все это перестает быть забавным, – подумала я. – Пора покончить со всем этим». Тот факт, что я не знала, что такое «это», нимало меня не смущал. Я прожила свой первый и последний день в собачьей шкуре. На завтра запланируем освобождение.
 
   Я догадалась, куда мы направляемся, когда, дойдя до конца Йорк-лэйн, мы повернули направо на Кастер-роуд. Дом Моники Карр. Бенни и ее близнецы были одногодками и любили играть друг с другом. Когда я работала (то есть большую часть времени), а у Сэма было какое-нибудь срочное дело (то есть не слишком часто), Моника была так любезна, что забирала Бенни, даже если мы не предупреждали ее заблаговременно. Моника была неизменно любезна и отлично справлялась с любой ситуацией. Неприятно думать об этом, но, возможно, именно по этой причине я ее недолюбливала.
   – Доброе утро! – крикнула Моника со второго этажа двухэтажного кирпичного коттеджа, который ей удалось оттяпать при разводе. И появилась в окне, вытирая руки о кухонное полотенце.
   – Боже мой, кто это? – речь, кажется, шла обо мне. Бенни, отпустив руку Сэма, уже мчался к ней, объясняя на ходу, откуда взялась собака.
   – Итан, Джастин! Бенни приехал! – крикнула Моника в глубь дома. Затем, наклонившись так, что шорты в облипку, напоминавшие скорее бикини, плотнее обтянули ее зад, обняла и поцеловала Бенни, который перестал болтать ровно настолько, чтобы обнять ее в ответ.
   А это еще что такое?
   Итан и Джастин были очаровательны – два белокурых ангелочка со своеобразным чувством юмора и лучезарными улыбками. Увидев собаку, ребята сразу бесстрашно кинулись со мной играть, визжа от восторга. Какая это все-таки чудесная вещь – дети! Настоящие живые игрушки! Бенни начал снова рассказывать им историю появления у него Сономы. Итан и Джастин всегда заставляли меня быть мягче в отношении Моники. Наверное, что-то эта женщина все-таки делала правильно, думала я, как правило, после куда менее лестной оценки. Хотя правда была в том, что Моника все делала правильно, а я просто не была достаточно доброжелательной, чтобы находить это милым.