– Что? – еще раз сказал я.
   – Давай пожмем руки.
   Он протянул свою белую ладонь, и я автоматически взял ее в правую руку.
   – Ну вот, хорошо. Ты завтракал?
   – Ну да.
   – Тогда поехали. Чего еще ждать?
   – Куда?
   – Я тебе потом объясню.
* * *
   Он болтал безостановочно всю дорогу. Сначала про переселение душ, потом про клонирование. Называл какие-то имена, какие-то термины. У него даже лицо покраснело. Как будто и не был с утра бледный как смерть. Надо все-таки запрещать нынешним пацанам шарахаться так много по Интернету. Запросто может у кого-нибудь крышу сорвать. Ладно бы они только порнографию там искали. А то читают всякую дребедень.
   – Куда теперь? – спросил я, когда мы выскочили на Рязанский.
   – Прямо давай. Я скажу, где повернуть.
   – Мы что, в Люберцы собрались?
   – Скоро узнаешь.
   В Кузьминках он велел свернуть за универмаг «Будапешт» и остановить машину.
   – Теперь придется пешком. Пойдешь со мной?
   – А как же, – сказал я. – Думаешь, я дурак, чтобы припереться в такую даль и не узнать – зачем?
   Впрочем, по нему было видно, что он хотел того же. Что-то ему приспичило мне показать. Видимо, за этим сюда и приехали.
   Я закрыл машину, и мы пошли куда-то вглубь пятиэтажных «хрущевок». Грязь вокруг была непролазная.
   «Нельзя что ли на машине было подъехать?» – подумал я.
   В этот момент сзади нас кто-то крикнул:
   – Сережа!
   Мой пацан остановился как вкопанный, и лицо у него стало растерянное будто у настоящего пацана. Точь-в-точь как у маленького.
   Он обернулся и дурацким голосом сказал:
   – А, это ты, Марина.
   Я тоже посмотрел и подумал: «Вот это Марина, так Марина! Классная телка. Мне бы такую – я бы не отказался!»
   Эта Марина подошла и смотрит на нас своими глазами. Щеки у нее блестят. Улыбается. Такая классная. Брови черные, глаза хитрые. Я бы такую просто съел. Слопал бы как волк Красную Шапочку.
   – Ты же вчера обещал приехать.
   И голос у нее замечательный.
   – Вчера я был занят, – мой пацан начал запинаться. – Делал кое-какую работу… по дому… Мать поручила…
   «Врет, – подумал я. – Папина была идейка».
   Марина тем временем глазками в меня начала постреливать. Ощутила. Они всегда это чувствуют.
   – А это Михаил, – сказал наконец пацан.
   Потом запнулся еще раз и добавил:
   – Не ангел.
   «Это уж точно, – подумал я. – Скоро ты в этом до конца убедишься».
   – Здрасьте, – я протянул ей руку. – Очень приятно.
   – Мне тоже, – сказала она и на несколько секунд свою ручку в моей задержала. – А я собралась в институт. У наших мальчишек сегодня зачет по режиссуре. Думала посмотреть.
   «Так мы, оказывается, актрисы», – догадался я.
   – Не поеду, – улыбнулась она. – Все равно ни в один отрывок не попала.
   Пацан мой как застыл столбом, так и продолжал стоять, пока я не вмешался:
   – Ну так что, значит, в гости идем к вам, Марина? Или можно на «ты»?
   – Конечно, – глаза у нее чуть сверкнули. – А как же иначе?
* * *
   Квартирка у нее была не важнец, конечно. Прихожая тесная, потолочки низкие, темновато, ну и все такое в том же духе насчет благородной бедности. Непонятно, как это мой пацан сюда дорогу нашел. Райончик-то нельзя сказать, что престижный. Да и народ здесь, наверное, не то чтобы супер-пупер. Толкутся какие-то на барахолке около «Будапешта». Не самая навороченная компания для папиного Сережи. Чего это, интересно, ему здесь понадобилось? Медом что ли намазали?
   – О, Сережа пришел! – появился из комнаты очевидно папаша. Эти папаши, видимо, рождаются сразу в спортивках и в майках с длинными лямками. Еще у них всегда пузо и щетина дня этак за два.
   – Здравствуйте, Илья Семенович, – подал голос пацан.
   – А мы тебя вчера весь день ждали. Маринка от окон не отходила. Даже в институт не пошла.
   Я посмотрел на нее, но она ничего не сказала. Только глаза ее в темной прихожей чуть-чуть заблестели.
   – А это… мой друг Михаил, – пацан мой опять немного запнулся.
   – Ну, проходите, будем пить чай, – отозвался папаша.
   – Как добрались? – продолжал он, после того как мы все уселись вокруг очень скромненького такого стола.
   – Нормально, – ответил пацан. – Как всегда, на метро.
   Я посмотрел на него, но он сразу же отвернулся.
   Фиг его знает, зачем он врал. Но я решил посидеть, помолчать. Мне-то какое дело? Главное, чтобы платили. За бабки я мог подтвердить, что мы сюда доползли на карачках.
   Марина тоже помалкивала. Сидела, глазами на нас смотрела. То на меня, то на Сережу этого.
   – Долго пришлось идти? – не унимался насчет метро папаша.
   – Да нет, – сказал пацан. – Только грязно очень. Весна. Я все ботинки испачкал.
   «Так вот, зачем он пошел пешком от универмага», – догадался я.
   Однако почему он врет, мне все равно было непонятно.
   – Так вы на какой станции вышли? – настырно продолжал отец.
   – Там, где всегда… – начал пацан, но тот быстро его перебил:
   – Так «Кузьминки» сегодня закрыты. У них там ремонт.
   Я чуть не поперхнулся своим чаем.
   – … на «Волгоградском проспекте», – другим голосом закончил пацан.
   «Ну и рожа у него теперь! – весело подумал я. – Интересно, как он будет выкручиваться?»
   – Я всегда оттуда хожу, – продолжал он. – Это очень полезно… и… и… главное…
   Дальше он уже не нашел, что сказать. Видимо, совсем растерялся. Лицо у него стало просто жалким. Я уже еле удерживался от хохота. Тут еще папаша решил его доконать.
   – Надо было на «Текстильщиках» выходить. Так было бы гораздо ближе. После «Волгоградского проспекта» идут «Текстильщики», и только потом – «Кузьминки».
   Естественно! Откуда этот Сережа мог знать порядок станций на одной из паршивых веток нашего любимого метро? Это был разгром. Десять ноль в пользу бедных.
   – Я очень часто хожу пешком… по две-три станции…
   Он еще пытался держать марку, но папаша уже повернулся ко мне.
   – Михаил, вам еще чаю?
   И рожа у него была хитрая-прехитрая.
   Через десять минут я остался на кухне один. Марина утащила моего пацана к себе в комнату, а папаша решил выскочить за сигаретами. От «Мальборо» он отказался. «Спасибо, жидовских не курим». Заявил, что предпочитает «наши». Больше всего уважает «Яву». Желательно «явскую». Ну, что же, у каждого свои приколы. Я остался сидеть и ждать.
* * *
   Через минуту примерно, после того как убежал этот папаша, где-то в квартире затопали быстрые шаги, и на пороге кухни появился заспанный карапуз. Он стоял, покачиваясь, напротив меня и тер лицо пухлыми кулачками.
   – Ты кто? – наконец сказал он, зевнув розовым ртом.
   – Я Миша. А ты кто?
   – Это я Миша. А ты кто-то чужой.
   – Я скоро уйду.
   – Хорошо, – сказал он. – А где папа?
   – Вышел за сигаретами. Сейчас придет. Сколько тебе лет, Миша?
   – Пять. А тебе?
   – Мне двадцать три.
   – Ты уже взрослый, – он опять зевнул и задрожал как котенок.
   – Надо штаны надеть, – сказал я. – Где ты их снял?
   – Марина сняла. Она всегда меня усыпляет.
   – Сейчас она тоже придет. Хочешь чаю?
   – С сахаром, – твердо сказал он.
   Выпив, не отрываясь, целую кружку, он с интересом посмотрел на меня.
   – Знаешь, почему у тебя борода?
   – Почему?
   – Потому что ты много рыбы ел. Косточки в горле застряли, а потом на лице вылезли.
   – Ты думаешь?
   – Конечно. У папы тоже всегда так.
   Я решил поддержать беседу.
   – А ты гречневую кашу любишь?
   – С молоком не люблю, – ответил малыш. – Только с сахаром.
   – А знаешь, из чего ее делают?
   – Нет.
   – Ее делают из греков. Ловят их маленькими, пока не подросли, и делают из них кашу.
   – А кто такие греки? – спросил он.
   Я понял, что проиграл.
   – Два ноль в твою пользу, Михаил. Но штаны все-таки надо найти.
   Он спрыгнул с табурета и прошлепал из кухни. Через минуту вернулся по-прежнему без штанов, зато принес большую конструкцию, построенную из «Лего».
   – Что это за мавзолей у тебя?
   – Это дом.
   – А кто в нем живет?
   Он высыпал на пол штук пять или шесть пластиковых фигурок.
   – Солдатики, – сказал я. – Тогда это у тебя не дом, а казарма.
   – Это Геракл и Геркулес, – возразил он. – Они не солдатики, а сильняки. Как Шварцнеггер.
   – Тогда это точно не казарма, – согласился я. – Кстати, помнишь, я говорил тебе насчет греков…
   В эту минуту появилась Марина. Волосы у нее были растрепаны. Одной рукой она застегивала халат, другой прикрывала ворот у горла.
   – Мы тебя разбудили? – быстро сказала она. – Пойдем, не мешай нашему гостю. Где твои штаны?
   – Это не гость, а Миша, – громко сказал малыш. – Я хочу с ним играть.
   – Ты не беспокойся, – улыбнулся я ей. – Мы тут управимся. Иди, иди, а то скоро отец придет.
   Она внимательно посмотрела на меня и медленно улыбнулась. За ее спиной мелькнуло красное лицо этого Сережи. Он тоже заглянул в кухню, а потом заперся в ванной.
   – Не беспокойся, – повторил я. – У меня с детьми хорошо получается.
* * *
   На следующий день я решил больше не выпускать инициативы из своих рук. Взялся за бизнес, так надо вести его по-настоящему. «Учиться, учиться и учиться», – как завещал великий папа. Тем более, что ведь по любому придется ответ держать. Педагогика – вещь серьезная. Требует глубокого научно-методического подхода.
   – Сегодня учимся бухать, – сказал я своему воспитаннику, снова оторвав его от компьютера. – Чего ты там все время делаешь?
   – Так, ерунду одну, – отозвался он. – А «бухать» я уже умею.
   – Нет, – протянул я и загадочно улыбнулся. – Пару раз напиться на какой-нибудь наркоманской вечеринке – это не значит «бухать». С этого дня у тебя начинается новая жизнь. Радуйся, ты попал в руки профессионала. Я чемпион Москвы в полутяжелом весе.
   – А почему не в тяжелом?
   – Я над этим работаю. Но среди полутяжей мне равных нет.
   – Хорошо, – сказал он с улыбкой. – Когда начнем?
   – Сперва нужно пройти теоретическую подготовку.
   – Да? Это как?
   – Нужно ознакомиться с правилами для главбухов.
   – Главбухи-то здесь при чем?
   – Те, кто бухают не по науке – это просто любители. Махровая самодеятельность. Главбухи, мой дорогой, – это уже элита.
   – Понятно, – снова улыбнулся он.
   – Правило номер один: бухать так бухать. Нельзя стать настоящим главбухом, если у тебя остаются сомнения. Главное, чтобы в сердце было искреннее желание стать маленьким пьяным поросенком. Воля здесь ни при чем. Надо по-настоящему захотеть. Тогда у тебя, может быть, получится. Сейчас уже настоящих мастеров почти не осталось, одни любители. Но я тебя научу.
   Пацан мой улыбался до ушей, но молчал.
   – Правило номер два: главбух должен быть художником. Без поэтического отношения к делу ничего не выходит. Ты любишь море?
   – Да.
   – Думай о нем, когда пьешь.
   – Меня укачает.
   – Тогда думай о женщине.
   – О Марине?
   – О ком хочешь. Лишь бы это была поэзия. Какие стихи тебе нравятся?
   – Есенин.
   – Отлично. Он тоже бухал. Надо распределить выпивку по поэтам. Есенин пусть будет водка.
   – Лучше рябиновая настойка.
   – Молодец. Кто еще?
   – Пушкин.
   – Это шампанское. Еще?
   – Байрон.
   – Я не читал. Сам придумай.
   – Наверное, коньяк…
   – Ты должен быть уверен.
   – Да, точно коньяк.
   – У нас еще остались вина. Сначала красное.
   Он ответил не сразу.
   – Может, Блок?..
   – Откуда мне знать? Я стихов не читаю.
   – Нет, Блок – это белое вино.
   – А кто тогда красное? – спросил я.
   – Франсуа Вийон… – он опять подумал. – Да, точно! Франсуа Вийон.
   – Венгр?
   – Нет, француз. Его повесили за воровство и разбой.
   – Хороший поэт. Дашь потом почитать. Кто у нас будет отвечать за портвейны?
   – Я не знаю. Я портвейна не пил.
   – Значит, есть пробелы. Ладно, будем ликвидировать. Вот тебе и домашнее задание. Сегодня – портвейн, а завтра ныряй в папину библиотеку.
   – У него нет стихов.
   – Ну, сходи в Ленинку. В общем, на этом пока все. Всякие виски-шмиски оставим на другое занятие. Нельзя мешать все в одну кучу. Собирай пока этих пацанов, и мы их сегодня проверим.
   – Больше нет правил? – разочарованно спросил он.
   – Еще как минимум два. Но вначале контрольный вопрос. Кто был самый верный ленинец, на которого всем нам надо равняться?
   Его лицо выразило сильное удивление. Потом он задумался и наконец улыбнулся.
   – Бухарин?
   – Пять баллов. Начинаешь улавливать суть. Следующее правило гласит: никогда не забывай про бухучет. Если ты перестал считать, ты уже не главбух, а просто бухарик. Надо всегда знать сколько уже выпито. В этом случае ты способен мыслить стратегически и верно распределять остающиеся ресурсы. Это понятно?
   – Как божий день.
   – И наконец золотое правило главбухов. Не блевать. Ни при каких обстоятельствах. Это унижает человеческое достоинство.
   Обговорив с ним еще кое-какие детали, я сел на телефон и стал искать подходящую пьянку.
   Вариантов, как всегда, было много. Две свадьбы, один мальчишник, встреча бывших одноклассников, презентация в туристической фирме, девичник и несколько попоек без всякого повода. Все это было хорошо, но не хватало стиля. Требовалось внутреннее напряжение всей композиции.
   Наконец я наткнулся на то, что искал. Пару месяцев назад четверых знакомых пацанов выперли из университета. Что-то они там напились и набедокурили. Сегодня их всех провожали в армию. Это было как раз то, что надо. Сдержанное мужское горе и проникновенное сочувствие товарищей.
* * *
   Когда мы вошли, все посмотрели на нас с неодобрением.
   Я представил своего ученика и вынул из пакета три бутылки водки «Финляндия».
   Лица сидевших просветлели.
   Вслед за этим Сережа достал из своей сумки большую упаковку пива «Карлсберг».
   Глаза присутствующих затеплились уважением.
   Наконец я сообщил, что в машине еще пять таких упаковок, и со всех сторон к нам потянулись крепкие мужские руки.
   Поприветствовав всех собравшихся, мы получили место в углу дивана. Я пододвинул к себе початую бутылку водки, и началась практическая часть нашего занятия.
   За столом обсуждалась проблема – как откосить. Двое призывников были уже настолько пьяны, что не принимали участия в дискуссии. Однако двое других живо прислушивались к советам бывалых людей. Громче всех выступал один дембиль. Он только что вернулся на гражданку и по привычке считал, что все должны его слушать. Армия портит людей, вселяя в них необоснованные иллюзии.
   – Косить надо с умом, мужики, – выкрикивал дембиль с таким напряжением, что у него покраснела шея и часть лица.
   – Косить надо так, чтобы не было мучительно больно, – проговорил мой сосед слева, заедая водку зеленым луком.
   – Ссаться и дурочку валять бесполезно, – продолжал орать дембиль, не слушая никого. – Я вам как «дед» говорю. Врачи такие мастырки секут на раз. Отпиздят по доброму в учебке, и перестанешь ссать.
   После четвертой рюмки моего Сережу повело на разговоры.
   – Пойдем, покурим, – ткнул он меня локтем в бок.
   Когда выходили в коридор, я видел как его качнуло.
   – Нужно подержать паузу, – сказал я ему.
   – Все нормально, – ответил он и плюнул на пол.
   – Тошнит?
   – Нормально. Дай сигарету.
   Мы закурили и постояли молча несколько секунд.
   – Знаешь, зачем я тебя вчера с собой взял к Марине? – наконец заговорил он.
   «Конечно, знаю, – подумал я. – Похвастаться захотел».
   – Чтобы не следили за мной, – продолжал он.
   – Не понял, – сказал я. – Ты что, на ЦРУ работаешь?
   – Папочка меня без присмотра не оставляет. А когда ты рядом, никто поблизости уже не крутится. Тебя, наверное, достаточно. Я еще в первый день заметил.
   «Да? – подумал я. – А в квартиру-то чего тогда потащил? Мог бы и в машине оставить…»
   – Я не хочу, чтобы он про Марину узнал.
   – Почему? – спросил я.
   – Я ее тогда больше не увижу.
   – Убьют? – я слегка усмехнулся.
   – Не убьют, – серьезно ответил он. – Но спрячут так далеко, что фиг найдешь.
   – Где это?
   – Где угодно. В Сибири, в Европе, в Америке.
   – В Штаты она бы, наверное, не отказалась поехать, – опять усмехнулся я.
   – Скорее всего, – сказал он. – Поэтому я и взял тебя с собой.
   – А чего это папа так взъелся?
   – Хочет, чтобы я женился на одной итальянке.
   – Богатая?
   – У нее отец телевизионный магнат…
   В эту минуту дверь из квартиры открылась, и на пороге показался пьяный дембиль.
   – Мужики! – завопил он. – Вот вы где! А мы вас везде обыскались.
   – Сейчас придем, – быстро ответил я. – Нам поговорить надо.
   – Все нормально, мужики! Вы мне только скажите, где там у вас еще пиво лежало.
   Я дал ему ключи и объяснил, где стоит наш «LandRover».
   – Дверь только потом посмотри.
   – Конечно, – заплетающимся языком сказал дембиль и утопал вниз.
   – А еще ее отец владеет заводами по переработке руды и двумя футбольными командами, – сказал мой Сергей.
   – Какими?
   – Не знаю. Кажется, из второй лиги.
   – Ну, все равно, – я уважительно покачал головой. – Это же итальянский чемпионат. Женись. Чего ты раздумываешь?
   – Я ее никогда не видел.
   – Ну и что! Итальянки просто чума какие красивые.
   – А Марина?
   – Да хрен с ней, с Мариной! Ты что, дурак, что ли?
   – Сам ты!..
   Он оборвал себя на полуслове, но я видел, какого труда ему стоило удержаться.
   – Пошел ты! – наконец выдавил он и пнул дверь ногой.
   Хорошо хоть не меня.
   Я остался один в коридоре.
   Через минуту на лестнице запыхтел этот дембиль. Он тащил все пять упаковок и был абсолютно счастлив.
   – Классная у тебя тачка! – заорал он. – Слышь, тебя как зовут-то? Я позабыл.
   – Михаил, – отозвался я.
   – А! Ну, молодец, Михаил! Отличный из тебя получится воин.
   Он очевидно решил, что это меня провожают в армию.
   Дверь за ним хлопнула, и я снова остался один. Пора было возвращаться.
* * *
   За столом все еще продолжался разговор на тему «как откосить».
   – Ну, и далеко там зашло? – примирительным тоном негромко сказал я, усаживаясь рядом с Сергеем.
   – Где? – спросил он.
   – В Италии.
   Видно было, что он сначала не хотел отвечать, но потом все-таки снизошел:
   – Мой отец подарил ее отцу катер.
   Я даже ушам своим не поверил.
   – Для рыбной ловли?
   – Кажется, да, – ответил он. – Тот итальянец большой любитель. Тебе-то какое дело?
   Я не знал, что ему сказать. Из-за этого катера, которым меня два дня назад попрекнул босс, теперь мне вдруг показалось, что я тоже замешан во всей этой истории с итальянской женитьбой. Не зря же он выбрал именно меня. И тогда выходило, что вся эта ерунда насчет «сделать из мальчика человека» была просто отмазкой. А меня наняли, чтобы шпионить. Тем более, что они снимали наружное наблюдение, когда с пацаном был я. Наверное, они хотели, чтобы он начал мне доверять. А я потом должен был стукнуть папе.
   Интересная выходила схема. Впрочем, я еще ни в чем не был уверен. История с итальянским катером могла оказаться простым совпадением. Папа ведь мог сказать о нем так, между прочим. Оговорился человек, с кем не бывает.
   – Тебе-то какое дело? – повторил мой пацан.
   – Да так, померещилось. Дай-ка мне бутылку портвейна. Пора заняться исследовательской работой. Водочка уже выветрилась.
   В эту минуту дембиль заорал громче обычного:
   – Кончайте меня грузить! Никто из вас откосить не сумеет! Слушай сюда! Сейчас все будет конкретно. Сломаем руку и пиздец. Никакой армии!
   Один из спавших за столом призывников проснулся и сиплым голосом спросил:
   – А кому тут пизды?
   – Тихо! – рявкнул дембиль. – Кто хочет конкретно на гражданке остаться?
   – Я, – сразу ответил проснувшийся.
   Глаза у него были совершенно осоловелые.
   – Накати еще водки, – приказал ему дембиль. – Тогда будет не больно.
   – Меня вырвет, – предупредил призывник.
   – Накати, говорю. Учись слушать старших.
   – Понял.
   Ему налили почти стакан, и он в невероятных конвульсиях выпил его до дна.
   – Еще? – спросил кто-то из «ассистентов».
   Дембиль склонился над своим пациентом и, посмотрев ему в глаза, заявил:
   – Хорош. Точно попали в дозу. Веди его в туалет.
   – А что будем делать-то? – прозвучал недоуменный вопрос.
   Дембиль с усмешкой посмотрел на вопрошавшего.
   – Руку его на унитаз положим, а ты на нее сверху прыгнешь.
   – Я?!!
   – Зассал? – сказал дембиль. – Другану зассал помочь!
   – Я прыгну, – предложил другой призывник.
   – Тебе тоже ломать будем, – возразил дембиль.
   – Сначала ему, – ответил доброволец. – Надо посмотреть как получится.
   – Логично, – дембиль одобрительно хмыкнул. – Тащите первого в туалет.
   Судя по его лицу, первый уже с трудом понимал, что с ним происходит.
   Народ поднялся из-за стола. В комнате остались только мы с Сергеем и четвертый призывник, который спал на диване. Про него очевидно просто забыли.
   Мы сидели, прислушиваясь к тому, что происходит в туалете. Я ждал, чем все это закончится, но, видимо, у них там не очень заладилось. До нас долетали звуки какой-то возни, негромкая матерщина и время от времени смех. Спящий на диване боец застонал и свалился на пол.
   – А Марина-то знает? – сказал я.
   – Насчет чего?
   – Насчет итальянки.
   Он посмотрел на меня с удивлением.
   – Да она вообще ничего не знает.
   – Как ничего? В каком смысле?
   – Она думает, что я из Калуги. Учусь в педагогическом. Мама преподает в техникуме. Папа живет с другой семьей.
   – Да ты что! – я не сумел скрыть своего изумления.
   – Да. А что?
   – Да так, – улыбнулся я. – А на фига тебе это надо?
   Он помолчал секунду.
   – Ну, мне не хотелось, чтобы она сразу узнала… – он замялся.
   – Какие бабки за тобой стоят? – закончил я за него.
   – Не в этом дело. Я хотел, чтобы у нее осталось право выбора. Если она будет все знать, вряд ли она сможет освободиться от мысли…
   – Что твои бабки гораздо круче, чем ты сам, – снова продолжил я вместо Сережи.
   – Ну, в общем, что-то в этом роде, – усмехнулся он.
   – Понятно, – сказал я.
   Теперь мне и вправду было понятно. Во-первых, стало ясно, почему он врал ее папаше насчет метро. Во-вторых, зачем прятался от телохранителей. А самое главное, что дело тут было, разумеется, совсем не в Марине. Дело-то было в самом пацане. Право выбора, о котором он говорил, он хотел сохранить отнюдь не за нею. Естественно, он думал о самом себе. Все правильно. Своя задница всегда дороже.
   – Ну что, еще по портвейну? – спросил я.
   – Да, пожалуй, хватит.
   – Определился, кто за него отвечает?
   – Думаю, да. Это скорее всего…
   В этот момент в туалете раздался дикий крик.
   «Получилось, – подумал я. – Надо вызывать „Скорую“.
   * * *
   В следующее мгновение в комнату внесли корчащееся тело. Оно издавало жуткие стоны и отборную матерщину. Тело принадлежало дембилю.
   – Он сам решил прыгнуть, – объяснил один из «ассистентов». – Валерка уснул, пока мы пробовали, и рука с унитаза упала. А он как раз в этот момент прыгнул. Сказал, что покажет нам всем как надо Родину любить.
   После осмотра, во время которого дембиль страшно ругался, мы пришли к выводу, что он сломал себе ногу. Всякий раз как мы к ней прикасались, он дико выл и обзывал нас ужасными словами.
   – Надо снять с него брюки, – предложил кто-то из «ассистентов».
   – Пошел ты! – закричал дембиль. – Я что, в больницу в трусах поеду?!!
   – Тогда придется их резать, – сказал кто-то еще. – Вдруг там открытый перелом.
   – Хотя, крови вроде не видно, – отозвался третий.
   – А вдруг она просто от шока не бежит. Так бывает. Сосуды сужаются.
   – Снимайте их, блядь, скорее! – испугался дембиль. – Хули вы встали? Подохну тут с вами, придурками!
   Никто не знал, как стянуть с него штаны, не потревожив его ногу. Посовещавшись, решили держать его на весу и тихонько стягивать. Для этого пришлось вынести из комнаты спавшего на полу бойца. Потом вынесли все стулья. Потом стол. Когда выносили стол, бутылки с него попадали. Он никак не проходил через дверной проем.
   – Тут совсем чуть-чуть не хватает, – сказал тот призывник, который вызвался прыгать первым. – Сантиметра два. Может быть, снимем дверь?
   – Я подохну, пока вы ее снимете! – в ужасе закричал с дивана дембиль. – Вызывайте «Скорую»!
   Мы оставили стол у двери и подняли дембиля с дивана. В горизонтальном положении стянуть с него штаны оказалось почти невозможно. К тому же здоровой ногой он очень ловко пинал нас в лицо. Кто-то предложил перевернуть его вверх ногами. Несмотря на то, что где-то внизу он продолжал страшно ругаться, звенеть упавшими на пол бутылками и хватать нас за ноги, дело теперь пошло на лад. Вскоре он лежал на диване в сиреневых трусах и громко матерился. Нога у него распухла как бревно, однако крови нигде не было видно.
   – Слава Богу, закрытый, – решили мы, но на всякий случай залили перелом водкой: кто-то сказал, что лучше продезинфицировать.
   – Ну, и как я буду теперь здесь лежать? – неожиданно тихо спросил дембиль. – Диван, блин, насквозь мокрый.
   Через полчаса приехала «Скорая», и его увезли. Хорошо, что у них оказались с собой носилки.
* * *
   Когда мы вышли на улицу, было уже почти утро. Солнце еще не появилось из-за домов, но птицы орали как угорелые. Ночью прошел дождь, и теперь асфальт блестел черными лужами. Сергей шумно втянул воздух и улыбнулся.
   – Люблю, когда так пахнет. Свежестью. Москва утром – чистый кайф!