россыпи в каких-нибудь неприступных местах. Это было у него несомненным
помешательством, но во всем остальном он был удивительно разумен и
сообразителен. Он был хорошим гребцом и хорошим охотником, отличался большой
храбростью, а кроме того немалой физической силой и быстрыми ногами. Я очень
рассчитывал на его энтузиазм и, как оказалось, не обманулся.
Остальные двое были: неф по имени Тоби, принадлежавший Пьеру Жюно, и
незнакомец, который повстречался нам в лесу возле Миллз Пойнт и немедленно
присоединился к нам, едва мы упомянули о своих намерениях. Его звали Эндрью
Торнтон; он также был виргинцем и, кажется, из очень хорошей семьи - из
Торнтонов, проживающих на севере штата. Он уехал из Виргинии около трех лет
назад и все это время скитался по Западу в сопровождении одного лишь
огромного пса ньюфаундлендской породы. Он не промышлял пушнины и, как видно,
не имел иной цели, кроме удовлетворения своей страсти к бродяжничеству и
приключениям. У вечернего костра он часто занимал нас рассказами о своих
странствиях и о лишениях, какие он терпел в лесах, говоря о них с прямотой и
серьезностью, не позволявшими усомниться в его правдивости, хотя многое
походило на сказку. Впоследствии мы убедились на опыте, что опасности и
тяготы, каким подвергается одинокий охотник, навряд ли могут быть
преувеличены и что трудно изобразить их слушателям достаточно яркими
красками. Я очень полюбил Торнтона с первого же раза, как увидел его.
О Тоби я сказал всего несколько слов, а между тем он был в нашей
экспедиции далеко не последним. Он много лет прожил в семье старого мсье
Жюно и показал себя верным слугой. Для такого предприятия, как наше, он был,
пожалуй, чересчур стар, но Пьер не захотел его оставить. Впрочем, он
сохранил еще силы и выносливость. Пьер был, вероятно, самым слабосильным из
всех, но обладал зато большой рассудительностью и несокрушимым мужеством. Он
был чудаковат и порою несдержан, что нередко приводило к ссорам, а раза два
поставило под угрозу успех всей экспедиции; но это был верный друг, и за
одно это я считал его неоценимым спутником.
Я описал всех членов нашей экспедиции, сколько их было при выезде из
Петит Кот {М-р Родмен не описывает себя самого; а между тем без портрета
руководителя описание группы было бы неполным. "Ему было около двадцати пяти
лет, - сообщает м-р Джеймс Родмен в особой приписке, лежащей сейчас перед
нами, - когда он отправился вверх по реке. Это был человек сильный и
подвижный, хотя и невысокий ростом - не более пяти футов и пяти-шести
дюймов; плотного сложения, с несколько кривыми ногами. Лицо его было
еврейского типа, губы тонкие, выражение лица сумрачное". - [Редакторы
"Джентлменз мэгезин"].}. Для людей и поклажи, а также для доставки обратно
пушнины, которую мы думали добыл", у нас имелись две большие лодки. Меньшая
представляла собой берестяную пирогу, сшитую волокнами из корней ели и
проконопаченную сосновой смолой - настолько легкую, что ее без труда несли
шесть человек. Она имела двадцать футов в длину и могла идти на веслах - их
могло быть от 4-х до 12-ти. При полной нагрузке она погружалась в воду
примерно на восемнадцать дюймов, а пустая - не более чем на десять. Вторую
лодку, плоскодонную, нам сделали в Петит Кот (пирога была куплена Пьером у
компании, встреченной на Миссисипи). Эта была тридцати футов в длину и при
полной нагрузке имела осадку в два фута. Переднюю часть ее занимала палуба в
двадцать футов, а под ней - каютка с плотно закрывающейся дверью; там,
потеснившись, могли уместиться все члены экспедиции, ибо лодка была очень
широкой. Эта часть ее была непроницаема для пуль; промежуток между двух
слоев дубовых досок был законопачен пенькой; кое-где мы просверлили
маленькие отверстия, чтобы в случае нападения стрелять в противника, а также
следить за ним; вместе с тем эти отверстия, при закрытой двери, давали
доступ воздуху и свету; на случай надобности у нас имелись для них прочные
затычки. Остальная, десятифутовая часть палубы была открытой; здесь было
место для шести весел, но чаще всего судно двигалось при помощи шестов,
которыми мы работали, переходя вдоль палубы. Была у нас также короткая
мачта, которая легко ставилась и снималась; она устанавливалась в семи футах
от носа; при благоприятном ветре мы подымали на ней большой прямоугольный
парус, а при встречном - убирали его вместе с мачтой.
В особом отделении, отгороженном в носовой части, мы везли десять
бочонков хорошего пороха и соответственное количество свинца, из десятой
части которого уже были отлиты ружейные пули. Здесь мы спрятали также
маленькую медную пушку с лафетом, в разобранном виде, чтобы занимала меньше
места; ибо мы считали, что она может пригодиться. Эта пушка была одной из
трех, привезенных на пироге по Миссури испанцами за два года до того, и
вместе с пирогой пошла ко дну в нескольких милях от Петит Кот. Песчаная мель
так сильно изменила русло в том месте, где опрокинулась пирога, что одну из
пушек обнаружил какой-то индеец; с несколькими помощниками он доставил ее в
поселок, где продал за галлон виски. Тогда жители Петит Кот вытащили и
остальные две. Пушки были очень маленькие, но из хорошего металла и искусной
работы, с чеканкой, изображавшей змей, какая бывает иногда на французских
полевых орудиях. При пушках было пятьдесят железных ядер, и они также
достались нам. Я рассказываю о том, как к нам попала пушка, потому что она,
как будет сказано ниже, сыграла важную роль в наших делах. Кроме того, у нас
имелось пятнадцать запасных винтовок, упакованных в ящики, которые мы тоже
поместили на носу, вместе с прочими тяжестями. Это мы сделали для того,
чтобы нос глубоко сидел в воде; так лучше, когда в реке много коряг и
всякого топляка
Другого оружия у нас также было достаточно; у каждого был надежный
топорик и нож, не говоря о ружье и патронах. В обе лодки положили по
походному котелку, по три больших топора, бечеву, по две клеенки, чтобы
укрывать, если понадобится, наш товар, и по две большие губки для
вычерпывания воды. У пироги также имелась маленькая мачта с парусом (о
которой я забыл упомянуть), а для починок - запас смолы, бересты и "ватапе"
{18*}. Там же мы везли и все товары для индейцев, какие сочли нужным
захватить и приобрели на том же судне, ходившем по Миссисипи. Мы не
собирались торговать с индейцами, но эти товары были нам предложены по
дешевке, и мы решили взять их на всякий случай. Они состояли из шелковых и
бумажных платков, ниток, лесок и бечевы; шапок, обуви и чулок, мелкого
ножевого и скобяного товара; коленкора, пестрых ситцев и других
манчестерских изделий; табаку в пачках, валяных одеял, а также стеклянных
побрякушек, бус и т. п. Все это было упаковано небольшими частями так, чтобы
каждый из нас мог нести по три таких пакета. Провизия также была удобно
упакована и распределена на обе лодки. Всего у нас было двести фунтов
свинины, шестьсот фунтов галет и шестьсот фунтов пеммикана. Последний мы
взяли в Петит Кот у канадцев, которые сказали нам, что его берут во все
большие экспедиции Северо-Западной Пушной компании, когда опасаются, что не
добудут достаточно дичи. Он приготовляется особым образом. Постное мясо
крупных животных нарезается тонкими ломтями и вялится на деревянной решетке
над небольшим огнем или выставляется на солнце (как в нашем случае), а
иногда и на мороз. Когда оно таким образом провялено, его толкут между двумя
тяжелыми камнями, и оно может сохраняться несколько лет. Однако при хранении
в больших количествах оно весной начинает бродить, и если его хорошенько не
проветрить, оно скоро портится. Нутряной жир растапливают вместе с жиром
огузка и смешивают в равных частях с толченым мясом; затем его кладут в
мешки, и оно готово к употреблению и очень вкусно, даже без соли и овощей.
Самый лучший пеммикан делается с добавлением костного мозга и сушеных ягод и
является весьма вкусным блюдом {Пеммикан, описанный м-ром Родменом,
представляет для нас нечто совершенно новое и совсем не похож на тот, о
котором наши читатели несомненно узнали из записок Перри {19*}, Росса {20*},
Бэка {21*} и других северных путешественников. Тот, как мы помним,
приготовляется посредством длительной варки постного мяса (из которого
тщательно удален жир), пока оно не уварится в густую массу. К этой массе
добавляются в изобилии пряности и соль, так что даже небольшое ее количество
считается весьма питательным. Впрочем, один американский хирург, который
имел возможность наблюдать процесс пищеварения через открытую рану в желудке
пациента, доказал, что для этого процесса важен именно объем и что
концентрация питательных веществ является поэтому в значительной степени
бессмыслицей. - [Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}. Виски мы везли в
оплетенных бутылях по пять галлонов в каждом; таких у нас было двадцать, то
есть всего сто галлонов.
Когда мы погрузили все припасы и всех пассажиров, включая собаку
Торнтона, оказалось, что свободного места почти не остается, разве что в
большой каюте, которую мы не загрузили, чтобы спать в ней в дурную погоду;
здесь у нас хранилось только оружие и боеприпасы, да еще несколько бобровых
капканов и медвежья шкура. Теснота подсказала нам мысль, которую надо было
осуществить в любом случае, а именно: оставить четырех человек, чтобы шли
вдоль берега и стреляли для нас дичь, а одновременно вели разведку,
предупреждая нас о появлении индейцев. Для этого мы обзавелись двумя
хорошими лошадьми; одну дали Роберту и Мередиту Грили, которые должны были
следовать южным берегом, другую - Фрэнку и Пойндекстеру Грили, которым
предстояло идти по северному берегу. Лошади предназначались для перевозки
подстреленной дичи.
Это заметно разгрузило наши лодки, где теперь нас оставалось
одиннадцать человек. В меньшую лодку сели двое из Петит Кот, а также Тоби и
Пьер Жюно. В большой поместился Пророк (как мы его называли), он же
Александр Уормли, Джон Грили, Эндрью Торнтон, трое из Петит Кот и я, да,
кроме того, собака Торнтона.
Иногда мы шли на веслах, но большей частью подтягивались, держась за
ветви деревьев, росших по берегу, или, где позволяла местность, вели лодки
на буксире, что было легче всего; одни шли по берегу и тянули, другие
оставались в лодках, отпихиваясь от берега баграми. Очень часто мы все
работали баграми. В этом способе передвижения (он хорош, когда на дне не
слишком много ила или плывунов, а глубина не слишком велика) канадцы весьма
искусны, так же как и в гребле. Они пользуются длинными, твердыми и легкими
баграми с железными наконечниками; вооружившись ими, они идут к носу судна,
по равному числу людей с каждого борта; затем становятся лицом к корме и до-
стают баграми дно; крепко упираясь в него, каждый нажимает на конец багра
плечом, подложив подушку; идя вдоль судна, они с большой силой толкают его
вперед. С такими баграми не нужен рулевой, так как багры направляют судно с
удивительной точностью.
Пользуясь всеми этими способами, а иногда, при быстром течении или на
мелководье, вынужденные пробираться вброд и тащить наши лодки, мы начали
свое богатое событиями путешествие вверх по Миссури. Шкуры, являвшиеся
основной целью экспедиции, мы должны были добывать главным образом охотой и
трапперством, стараясь оставаться незамеченными и не прибегая к торгу с
индейцами, ибо знали их по опыту за коварный народ, с которым столь
малочисленной экспедиции, как наша, лучше не иметь дела. Меха, которые
добывались в этих местах нашими предшественниками, включали бобра, выдру,
куницу, рысь, норку, ондатру, медведя, обычную лису, лису мелкой породы,
росомаху, енота, ласку, волка, бизона, оленя и лося; но мы решили
ограничиться наиболее ценными из них.
Великолепная погода в день нашего отъезда из Петит Кот вселила в нас
надежду и настроила всех чрезвычайно весело. Лето еще только начиналось, и
ветер, который сперва сильно дул нам навстречу, дышал весенней негой. Солнце
светило ярко, но еще не жгло. Лед на реке уже сошел, и обильные воды скрыли
от глаз илистые наносы, которые при низкой воде так портят вид берегов
Миссури. Сейчас река величаво текла мимо одного из берегов, заросшего ивой и
канадским тополем, и мощно била в крутые утесы другого берега. Глядя вверх
по реке (она здесь уходила прямо на запад, пока вода не сливалась вдали с
небом) и размышляя об обширных пространствах, по которым протекли эти воды,
- пространствах, еще не известных белому человеку и, быть может, изобилующих
редчайшими творениями бога, - я почувствовал никогда прежде не испытанное
волнение и втайне решил, что только неодолимые препятствия помешают мне
плыть по этой величавой реке дальше всех моих предшественников. В эти минуты
я ощущал в себе сверхчеловеческие силы и испытывал такой душевный подъем,
что лодка показалась мне тесной. Мне хотелось быть на берегу вместе с
братьями Грили и вприпрыжку мчаться по прерии, давая волю обуревавшим меня
чувствам. Эти чувства полностью разделял со мною Торнтон; его живой интерес
к нашему предприятию и восхищение окружавшею нас красотой особенно
расположили меня к нему с той минуты. Никогда в жизни я не испытывал так
сильно, как тогда, потребности в друге, с которым я мог бы беседовать
свободно и не боясь быть неверно понятым. Внезапная потеря всех близких,
отнятых у меня смертью, опечалила, но не подавила мой дух, обратившийся за
утешением к девственной Природе; но оказалось, что ее созерцанием и
навеваемыми ею размышлениями можно насладиться вполне только в обществе
человека, способного чувствовать одинаково со мной. Торнтон был именно тем,
кому я мог излить переполненную душу и высказать самые бурные чувства, не
опасаясь насмешек и даже с уверенностью, что найду в нем столь же
восторженного слушателя. Ни прежде, ни после я не встречал никого, кто бы
так понимал мое отношение к природе; уже одного этого было достаточно, чтобы
связать меня с ним крепкой дружбой. Все время, пока длилась наша экспедиция,
мы были близки, как могут быть близки братья, и я ничего не предпринимал, не
посоветовавшись с ним. Я был дружен также и с Пьером, но с ним меня не
связывала общность мыслей - эта прочнейшая из всех связей между людьми. Хотя
и чувствительный по натуре, Пьер был чересчур легкомысленным, чтобы понять
мой благоговейный восторг.
Первый день нашего путешествия не ознаменовался никакими
примечательными событиями, не считая того, что к вечеру мы с некоторым
трудом прошли мимо устья большой пещеры, находившейся на южном берегу реки.
Пещера выглядела очень мрачно; она находилась у подножья огромного, футов в
двести, утеса, несколько вдававшегося в реку. Мы не могли ясно разглядеть
глубину пещеры, но в вышину она имела футов шестнадцать-семнадцать, а в
ширину не менее пятидесяти {Упоминаемая здесь пещера известна купцам и
речникам под названием "Таверны". На утесах видны причудливые рисунки,
которые некогда весьма почитались индейцами. Эта пещера, по словам капитана
Льюиса, имеет в ширину 120 ф., в вышину 20, в глубину 40, а высота нависшей
над нею скалы составляет почти 300 ф. Мы хотим обратить внимание читателя на
то обстоятельство, что данные Мистера Родмена неизменно оказываются скромнее
данных капитана Льюиса. При всей своей явной восторженности наш
путешественник никогда не преувеличивает фактических данных. В этом случае,
как во многих других, его указания на размеры (в полном смысле этого слова)
нигде не преувеличены, как доказывается позднейшими сведениями. Мы считаем
это весьма ценной чертой; и она, несомненно, внушает полное доверие к его
описаниям тех мест, о которых мы знаем только с его слов. Что касается
впечатлений, тут мистеру Родмену свойственно сгущать краски. Так, например,
описываемую пещеру он называет очень мрачной, но эту окраску ей придает его
собственное сумрачное настроение в час, когда он плыл мимо. Это следует
помнить при чтении его записок. Фактов он никогда не преувеличивает; его
впечатления от этих фактов могут показаться преувеличенными. Но в этих
преувеличениях нет никакой фальши; все дело в чувстве, вызываемом у него
увиденными предметами. Колорит, который может показаться кричащим, для него
был единственно верным. - [Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}. Течение в том
месте весьма быстрое, а так как утес не позволял идти бечевой, то миновать
его оказалось очень трудно; для этого всем, кроме одного человека, пришлось
перебраться в большую лодку. Один из нас остался в пироге и укрепил ее на
якоре ниже пещеры. Взявшись все за весла, мы провели большую лодку по
трудному месту, а пироге бросили канат, с помощью которого потянули ее за
собою, когда прошли достаточно вверх по течению. За этот день мы прошли мимо
рек Боном и Оседж Фам, с двумя небольшими притоками и несколькими
островками. Несмотря на встречный ветер, мы сделали около двадцати пяти миль
и расположились на ночлег на северном берегу, у подножья холма, немного ниже
порога, называемого Дьябль, 4 июня. Рано утром Фрэнк и Пойндекстер Грили
принесли нам жирного оленя, которым все мы с большим удовольствием
позавтракали, а затем бодро продолжали путь. У порога Дьябль течение с
большой силой бьет о скалы, вдающиеся в реку с юга и сильно затрудняющие
плавание. Немного выше нам повстречалось несколько плывунов, доставивших
много хлопот; в этом месте берег все время осыпается и с течением времени
сильно изменит русло. В восемь часов подул свежий ветер с востока, и с его
помощью мы поплыли быстрей, так что к вечеру сделали, вероятно, тридцать
миль или более. С севера мы миновали реку Дю Буа, приток, называемый Шарите
{Вероятно, Ла Шаррет. Дю Буа - это, несомненно, Вуд Ривер. - [Редакторы
"Джентлменз мэгезин"].}, и несколько маленьких островков. Вода в реке быстро
прибывала; мы остановились на ночлег под купою канадских тополей, так как на
самом берегу не оказалось места, пригодного для лагеря. Погода была
отличная, и я был чересчур взволнован, чтобы уснуть; попросив Торнтона
сопровождать меня, я пошел прогуляться по окрестностям и возвратился только
перед рассветом. Остальные впервые разместились в каюте, и она оказалась
достаточно просторной, чтобы вместить еще пять-шесть человек. Ночью их
потревожил странный шум На палубе, причину которого не удалось выяснить, ибо
когда некоторые выбежали посмотреть, там никого не было. Судя по их описанию
шума, я заключил, что это могла быть индейская собака, которая учуяла свежее
мясо (вчерашнюю оленину) и пыталась унести часть его. Это объяснение вполне
меня удовлетворило; однако происшествие показало нам, как опасно не
выставлять по ночам часовых; мы решили на будущее держаться этого правила.
[Описав первые два дня пути словами мистера Роднена, мы не последуем за
ним до устья Платт, которого он достиг десятого августа. Эта часть реки
настолько известна и столько раз описана, что еще одно описание было бы
излишним, тем более что эти страницы записок не содержат ничего, кроме общих
сведений о местности и обычных подробностей охоты или управления лодками.
Экспедиция трижды останавливалась, чтобы заняться трапперством, но без
особого успеха; поэтому было решено продвинуться дальше в глубь края, прежде
чем всерьез добывать пушнину. За два месяца, описание которых мы опускаем, в
записках отмечено всего два сколько-нибудь важных события. Одним из них была
гибель одного из канадцев, Жака Лозанн, от укуса гремучей змеи; вторым -
появление испанских чиновников, посланных комендантом провинции, чтобы
перехватить экспедицию и заставить ее повернуть назад. Однако старший из них
так заинтересовался экспедицией и почувствовал такую симпатию к мистеру
Родмену, что нашим путешественникам разрешили плыть дальше. Временами
появлялись мелкие группы индейцев из племен оседж и Канзас, не проявлявшие,
впрочем, никакой враждебности. Оставшиеся четырнадцать путешественников
десятого августа 1791 года достигли устья реки Платт, где мы их на некоторое
время покинем].



    Глава III



[Достигнув устья реки Платт, наши путешественники сделали трехдневную
остановку, во время которой они сушили и проветривали шкуры и провизию,
мастерили новые весла и багры и чинили берестяную пирогу, получившую сильные
повреждения. Охотники в изобилии доставляли дичь, которой до краев загрузили
лодки. Там было вдоволь оленей, а также индеек и жирных куропаток. Кроме
того, путешественники лакомились различными видами рыб, а неподалеку от
берега нашелся отличный дикий виноград. Индейцы не показывались уже более
двух недель, ибо начался охотничий сезон, и они, несомненно, ушли в прерию
охотиться на бизонов. Прекрасно отдохнув, путешественники снялись с лагеря и
поплыли дальше вверх по Миссури. Здесь мы снова приводим подлинный текст
дневника].
14 августа. - Идем при отличном юго-восточном ветерке, держась южного
берега и используя водовороты; идем очень быстро, несмотря на течение,
которое на середине чрезвычайно сильно. В полдень мы остановились, чтобы
осмотреть любопытные холмы на юго-западном берегу, где почва на пространстве
более 300 акров значительно понижается. Поблизости находится большой водоем,
который, очевидно, вобрал воду со всей низины. По ней всюду разбросаны
курганы различной высоты и формы, из песка и глины; самые высокие находятся
ближе всего к реке. Я не мог решить, были ли эти холмы естественными или
насыпными. Можно было бы предположить, что они насыпаны индейцами, если бы
не общий характер почвы, по которой, видимо, прошли бурные воды {Сейчас
установлено, что эти курганы указывают место древнего селения некогда
могучего племени оттов. Почти истребленные постоянными войнами, отты
отдались под покровительство племени поуни и поселились к югу от реки Платт,
милях в тридцати от ее устья. - [Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}. Здесь мы
провели остаток дня, проделав всего двадцать миль.
15 августа. Сегодня дул сильный и неприятный встречный ветер, и мы
прошли всего пятнадцать миль, и то с большим трудом, а на ночь расположились
под обрывом на северном берегу - первым обрывом на этом берегу, какой нам
встретился от самой реки Нодавэй. Ночью полил проливной дождь; братья Грили
пригнали лошадей и укрылись в каюте. Роберт вместе с лошадью переплыл реку с
южного берега, а потом отправился в пироге за Мередитом. Эти подвиги он
совершил словно шутя, хотя ночь выдалась на редкость темная и бурная, а вода
в реке сильно поднялась. Мы все уютно поместились в каюте, ибо снаружи было
довольно холодно, и Торнтон долго занимал нас рассказами о своих
приключениях с индейцами на Миссисипи. Его огромный пес, казалось, с
величайшим вниманием вслушивался в каждое его слово. Рассказывая что-либо
особенно неправдоподобное, Торнтон с полной серьезностью призывал его в
свидетели. "Нэп, - говорил он, - помнишь, как было дело?" или: "Нэп может
это подтвердить, - верно, Нэп?", и пес при этом таращил глаза, высовывал
огромный язык и кивал кудлатой головой, словно говоря: "Верно, как Библия".
Зная, что он был нарочно обучен этому фокусу, мы все равно не в силах были
удержаться от смеха всякий раз, как Торнтон к нему обращался.
16 августа. Сегодня рано утром миновали остров и приток шириною около
пятнадцати ярдов, а двенадцатью милями дальше - большой остров,
расположенный посредине реки. Сейчас по северному берегу все время тянется
возвышенность - прерия и лесистые холмы, - а по южному - низина, поросшая
канадским тополем. Река крайне извилиста и течет не так быстро, как ниже
впадения Платт. Леса стало меньше; если встречается, то большей частью вяз,
канадский тополь, гикори и грецкий орех, иногда дуб. Почти весь день дул
сильный ветер, и при содействии ветра и течения мы успели до ночи пройти 25
миль. Лагерь разбили на южном берегу, на равнине, заросшей высокой травой, с
множеством сливовых деревьев и кустов смородины. Над ней подымался крутой
лесистый холм; взойдя на него, мы увидели другую прерию, тянувшуюся примерно
на милю, а за ней - еще одну, насколько хватал глаз. С горы над нашей
стоянкой открывался один из прекраснейших ландшафтов в мире {Утесы Совета. -
[Редакторы "Джентлменз мэгезин"].}.
17 августа. Мы остались здесь на весь день и занялись различными
делами. Позвав с собой Торнтона с его собакой, я немного прошел к югу и был
очарован пышной красотой местности. Эта прерия превосходила все, о чем
рассказывается в сказках "Тысячи и одной ночи". По берегам притока в
изобилии росли цветы, казавшиеся скорее творениями искусства, нежели
природы, - так богато и причудливо сочетались их яркие цвета. От их
пьянящего аромата в воздухе было почти душно. Там и сям, среди океана
пурпурных, синих, оранжевых и алых цветов, качавшихся под ветром, попадались
зеленые островки деревьев. Эти купы состояли из величественных лесных дубов;
трава под ними казалась ковром из нежнейшего зеленого бархата, а по могучим
стволам взбирались пышные лозы, отягощенные сладкими зрелыми гроздьями.
Вдали величаво текла Миссури; многие разбросанные по ней настоящие острова
были сплошь покрыты сливовыми и другими деревьями; кое-где острова
пересекались в разных направлениях узкими и извилистыми тропами, похожими на