Страница:
– Выбора, Питер, у нас нет.
Тут послышался крик: «Вроде бы все!», – И другой: «Ну, двинулись!» Дженни выглянула из-за угла и сказала:
– Сейчас они уйдут. Подождем немножко и побежим дальше.
Убедившись, что возчики и впрямь ушли, Питер и Дженни побежали по коридорам и нырнули в какую-то дыру. Там было темно, но Питер усами чувствовал, где Дженни, и легко следовал за ней. Вскоре из другой дыры они увидели светлую улицу. Обрадовавшись солнечному свету, Питер обогнал Джении, но она окликнула его:
– Постой, не беги! Кошки никогда не выбегают сразу. Второе наше правило: «Приостановись на пороге!» Надо все знать, а уж потом идти. Подождем немного.
Питер сел рядом с ней и сразу понял, как она была права.
Прямо веред вими один за другим мелькали тяжелые ботинки. Дальше катились колеса, сменявшиеся иногда огромными копытами. Часы пробили четыре так далеко, что человек бы их не услышал. Питер потянул носом и попытался разобраться, что же сообщают ему запахи. Пахло чаем. Кроме того, пахло бензином, лошадьми, мускусом, дегтем, выхлопными газами и паровозным дымом.
Дженни в последний раз повела ушами и сказала:
– Можем идти. Котов нет, собака прошла, но неопасная, в доке разгружают чай.
– Как же ты все узнала? – удивился Питер. – Я никогда так не смогу…
– Сможешь, – сказала Дженни и, польщенная, замурлыкала. – Это очень просто. Запах чая слышишь и ты. Когда я была на улице, чаем не пахло. Значит, судно недавно пришло. Собака неопасна вот почему: если бы у нее было хоть какое-нибудь чувство собственного достоинства, она была бы чистой. А собаке без достоинства не до кошек.
Питер снова сказал то, что нужно:
– Какая ты умная, Дженни!
Дженни замурлыкала, заглушая грохот подводы, и весело крикнула:
– Пошли!
Тут послышался крик: «Вроде бы все!», – И другой: «Ну, двинулись!» Дженни выглянула из-за угла и сказала:
– Сейчас они уйдут. Подождем немножко и побежим дальше.
Убедившись, что возчики и впрямь ушли, Питер и Дженни побежали по коридорам и нырнули в какую-то дыру. Там было темно, но Питер усами чувствовал, где Дженни, и легко следовал за ней. Вскоре из другой дыры они увидели светлую улицу. Обрадовавшись солнечному свету, Питер обогнал Джении, но она окликнула его:
– Постой, не беги! Кошки никогда не выбегают сразу. Второе наше правило: «Приостановись на пороге!» Надо все знать, а уж потом идти. Подождем немного.
Питер сел рядом с ней и сразу понял, как она была права.
Прямо веред вими один за другим мелькали тяжелые ботинки. Дальше катились колеса, сменявшиеся иногда огромными копытами. Часы пробили четыре так далеко, что человек бы их не услышал. Питер потянул носом и попытался разобраться, что же сообщают ему запахи. Пахло чаем. Кроме того, пахло бензином, лошадьми, мускусом, дегтем, выхлопными газами и паровозным дымом.
Дженни в последний раз повела ушами и сказала:
– Можем идти. Котов нет, собака прошла, но неопасная, в доке разгружают чай.
– Как же ты все узнала? – удивился Питер. – Я никогда так не смогу…
– Сможешь, – сказала Дженни и, польщенная, замурлыкала. – Это очень просто. Запах чая слышишь и ты. Когда я была на улице, чаем не пахло. Значит, судно недавно пришло. Собака неопасна вот почему: если бы у нее было хоть какое-нибудь чувство собственного достоинства, она была бы чистой. А собаке без достоинства не до кошек.
Питер снова сказал то, что нужно:
– Какая ты умная, Дженни!
Дженни замурлыкала, заглушая грохот подводы, и весело крикнула:
– Пошли!
Глава 8. КАК ОБМАНУЛИ СТАРИЧКА
Они не шли и не бежали, а двигались короткими перебежками, и Дженни объясняла:
– Никогда ниоткуда не уходи, если не знаешь, где спрятаться. На открытом пространстве не задерживайся, перебегай с места на место. Если район знакомый, это нетрудно.
Так добрались они до открытых железных ворот. Дженни заранее определила, что открыты они, потому что недавно пришел поезд и двигаться стало много легче – прямо под вагонами.
Хибарка старичка-сторожа стояла на самом краю. Вид у нее был самый приветливый, а по обеим сторонам двери в длинных ящиках цвела герань.
– Он дома, – сказала Дженни и громко замяукала.
Бедно одетый старичок с пышными усами тут же появился на пороге.
– Вот тебе на! – сказал он. – Полосатенькая пришла, не забыла Билли Гримза!.. И дружка привела! Кис-кис-кис…
Питер заметил, что его снежно-белые волосы давно не стрижены, щеки красные, как яблоки, руки узловатые и темные, а глаза голубые, печальные и очень добрые.
«Какой старый! – подумал Питер. – А похож на мальчика…»
Дженни снова замяукала, я старичок сказал:
– Молочка хотите! Сейчас, сейчас…
– Слыхал? – воскликнула Дженни. – Я поняла слово «молочко».
– А я понял все, – сказал Питер.
– Неужели ты все у них понимаешь? – удивилась Дженни.
– Конечно, – ответил Питер. – Я же сам из них.
Тут старичок вынес к дверям большое блюдце и бутылку.
– Вот и мы, – сказал он. – Молочко хорошее, свежее… Пейте, киски, пейте!..
– Лучше бы в дом не заходить, – сказала Дженни. – Здесь бы и выпили…
Но старичок поставил блюдце по ту сторону порога, и она сдалась, тяжело при этом вздохнув.
Питер кинулся к блюдцу, сунул мордочку в молоко и сразу стал чихать.
– Так я и думала! – вскричала Дженни. – Надо не пить, а лакать!
– Де убею, – проговорил Питер. – Даучи бедя…
Дженни перешла на его сторону блюдечка, опустила голову, и ее розовый язычок замелькал с немыслимой быстротой.
Мистер Гримз засмеялся:
– Манерам тебя учат? Ничего, со всяким бывает…
Питер попытался лакать, но молоко стало выплескиваться на пол.
– Ах, забыла! – пришла на помощь Дженни. – Ты выгибаешь язык ложечкой вверх, а надо крючком вниз.
– Что ты такое говоришь! – возроптал Питер. – Ложечка зачерпнет молоко, а крючок – нет. Да я и не сумел бы, язык не вывернуть.
– Мальчику не вывернуть, а ты – кот, – сказала Дженни. – Лакай!
Питер послушался и, к своему удивлению, почувствовал вкус молока. Он жадно лакал, пока не вспомнил, как было с мышью, и отошел в сторонку.
Дженни вознаградила его чарующей улыбкой и долакала блюдечко, а он тем временем стал осматривать комнату. Стояли тут кровать, полка, стул и стол, а на столе – маленький приемник и старый будильник. По самой середине торчала толстопузая печка, из которой прямо в потолок шла ржавая труба. Сейчас печка топилась, на ней пел чайник и что-то жарилось. Все в комнате было ветхое, бедное, но казалось, что здесь нарядно, словно во дворце, потому что повсюду стояли и висели горшочки с геранью всевозможных оттенков: и бледно-розовой, как цвет яблони, и нежно-оранжевой, как семга, и розовато-бежевой, и кирпичной, и чисто алой, как закат. А все-таки Питеру стало так жалко мистера Гримза, что он принялся мыться с особой яростью.
– Моешься? – ласково сказал мистер Гримз. – Ты подожди, сейчас печеночки получишь…– Снял сковородку с огня, разрезал печенку пополам и мелко нарезал ту половину, которая причиталась кошкам.
Дома Питер печенку не любил, но сейчас себя не помнил от радости. Обрадовалась и сдержанная Дженни. Старичок положил на блюдечко две одинаковые кучки, и гости снова встали по обе стороны.
Себе мистер Гримз налил чаю, намазал маргарином кусок хлеба, сел к столу и принялся есть печенку, приговаривая:
– Вы оставайтесь у меня, тут хорошо, тихо… Один, бывает, и затоскуешь, а втроем красота! Цветочки вам ничего, цветочки вы, кошки, любите… Печенка не печенка, а каша вам будет, и молочко, а то и мясо… Кровать я переставлю вон туда, в уголку вам тряпочек набросаю…
Питер только того и хотел, во Дженни спросила, умываясь после еды:
– Что он такое говорит?
Питер стал рассказывать как можно заманчивей, однако она перебила его:
– Вот видишь!
– Он такой добрый…– начал Питер, и Дженни перебила опять:
– Поверь мне, все они сперва добрые. Мойся, а кончишь – делай, как я.
Тем временем старичок собрал посуду в лохань и направился к двери.
– Воды у нас нет, – пояснил он. – Ничего, колонка рядом… сейчас все и помоем…
Вернулся он почти сразу и поставил волу подогреть. Однако дверь осталась чутъ приоткрытой, и Дженни это заметила.
– Приготовься! – быстро шепнула она.
– К чему? – не понял Питер, но ответа не было. Дженни прыгнула к двери, крикнув: «За мной!»
Не понимая, что делает, он побежал за ней, словно спасался от погони. Сзади доносился голос старичка:
– Куда вы? Эй, куда вы? Вернитесь! Следующий раз я вам всю печенку отдам! Киска! Беленький! Куда это вы?
Питер остановился и обернулся. Старичок стоял в дверях, между алыми кустами, беспомощно протягивая руки. Он сильно сутулился, и белые усы печально свисали вниз.
Дженни юркнула за кучу канистр из-под бензина. Питер, как привязанный, побежал за ней, и они перебегали от канистр к ящикам, от ящиков – к дровам, от дров – к железному лому, пока не оказались очень далеко. Тогда Дженни сказала:
– Молодец!
Но Питер совсем не чувствовал себя молодцом.
– Никогда ниоткуда не уходи, если не знаешь, где спрятаться. На открытом пространстве не задерживайся, перебегай с места на место. Если район знакомый, это нетрудно.
Так добрались они до открытых железных ворот. Дженни заранее определила, что открыты они, потому что недавно пришел поезд и двигаться стало много легче – прямо под вагонами.
Хибарка старичка-сторожа стояла на самом краю. Вид у нее был самый приветливый, а по обеим сторонам двери в длинных ящиках цвела герань.
– Он дома, – сказала Дженни и громко замяукала.
Бедно одетый старичок с пышными усами тут же появился на пороге.
– Вот тебе на! – сказал он. – Полосатенькая пришла, не забыла Билли Гримза!.. И дружка привела! Кис-кис-кис…
Питер заметил, что его снежно-белые волосы давно не стрижены, щеки красные, как яблоки, руки узловатые и темные, а глаза голубые, печальные и очень добрые.
«Какой старый! – подумал Питер. – А похож на мальчика…»
Дженни снова замяукала, я старичок сказал:
– Молочка хотите! Сейчас, сейчас…
– Слыхал? – воскликнула Дженни. – Я поняла слово «молочко».
– А я понял все, – сказал Питер.
– Неужели ты все у них понимаешь? – удивилась Дженни.
– Конечно, – ответил Питер. – Я же сам из них.
Тут старичок вынес к дверям большое блюдце и бутылку.
– Вот и мы, – сказал он. – Молочко хорошее, свежее… Пейте, киски, пейте!..
– Лучше бы в дом не заходить, – сказала Дженни. – Здесь бы и выпили…
Но старичок поставил блюдце по ту сторону порога, и она сдалась, тяжело при этом вздохнув.
Питер кинулся к блюдцу, сунул мордочку в молоко и сразу стал чихать.
– Так я и думала! – вскричала Дженни. – Надо не пить, а лакать!
– Де убею, – проговорил Питер. – Даучи бедя…
Дженни перешла на его сторону блюдечка, опустила голову, и ее розовый язычок замелькал с немыслимой быстротой.
Мистер Гримз засмеялся:
– Манерам тебя учат? Ничего, со всяким бывает…
Питер попытался лакать, но молоко стало выплескиваться на пол.
– Ах, забыла! – пришла на помощь Дженни. – Ты выгибаешь язык ложечкой вверх, а надо крючком вниз.
– Что ты такое говоришь! – возроптал Питер. – Ложечка зачерпнет молоко, а крючок – нет. Да я и не сумел бы, язык не вывернуть.
– Мальчику не вывернуть, а ты – кот, – сказала Дженни. – Лакай!
Питер послушался и, к своему удивлению, почувствовал вкус молока. Он жадно лакал, пока не вспомнил, как было с мышью, и отошел в сторонку.
Дженни вознаградила его чарующей улыбкой и долакала блюдечко, а он тем временем стал осматривать комнату. Стояли тут кровать, полка, стул и стол, а на столе – маленький приемник и старый будильник. По самой середине торчала толстопузая печка, из которой прямо в потолок шла ржавая труба. Сейчас печка топилась, на ней пел чайник и что-то жарилось. Все в комнате было ветхое, бедное, но казалось, что здесь нарядно, словно во дворце, потому что повсюду стояли и висели горшочки с геранью всевозможных оттенков: и бледно-розовой, как цвет яблони, и нежно-оранжевой, как семга, и розовато-бежевой, и кирпичной, и чисто алой, как закат. А все-таки Питеру стало так жалко мистера Гримза, что он принялся мыться с особой яростью.
– Моешься? – ласково сказал мистер Гримз. – Ты подожди, сейчас печеночки получишь…– Снял сковородку с огня, разрезал печенку пополам и мелко нарезал ту половину, которая причиталась кошкам.
Дома Питер печенку не любил, но сейчас себя не помнил от радости. Обрадовалась и сдержанная Дженни. Старичок положил на блюдечко две одинаковые кучки, и гости снова встали по обе стороны.
Себе мистер Гримз налил чаю, намазал маргарином кусок хлеба, сел к столу и принялся есть печенку, приговаривая:
– Вы оставайтесь у меня, тут хорошо, тихо… Один, бывает, и затоскуешь, а втроем красота! Цветочки вам ничего, цветочки вы, кошки, любите… Печенка не печенка, а каша вам будет, и молочко, а то и мясо… Кровать я переставлю вон туда, в уголку вам тряпочек набросаю…
Питер только того и хотел, во Дженни спросила, умываясь после еды:
– Что он такое говорит?
Питер стал рассказывать как можно заманчивей, однако она перебила его:
– Вот видишь!
– Он такой добрый…– начал Питер, и Дженни перебила опять:
– Поверь мне, все они сперва добрые. Мойся, а кончишь – делай, как я.
Тем временем старичок собрал посуду в лохань и направился к двери.
– Воды у нас нет, – пояснил он. – Ничего, колонка рядом… сейчас все и помоем…
Вернулся он почти сразу и поставил волу подогреть. Однако дверь осталась чутъ приоткрытой, и Дженни это заметила.
– Приготовься! – быстро шепнула она.
– К чему? – не понял Питер, но ответа не было. Дженни прыгнула к двери, крикнув: «За мной!»
Не понимая, что делает, он побежал за ней, словно спасался от погони. Сзади доносился голос старичка:
– Куда вы? Эй, куда вы? Вернитесь! Следующий раз я вам всю печенку отдам! Киска! Беленький! Куда это вы?
Питер остановился и обернулся. Старичок стоял в дверях, между алыми кустами, беспомощно протягивая руки. Он сильно сутулился, и белые усы печально свисали вниз.
Дженни юркнула за кучу канистр из-под бензина. Питер, как привязанный, побежал за ней, и они перебегали от канистр к ящикам, от ящиков – к дровам, от дров – к железному лому, пока не оказались очень далеко. Тогда Дженни сказала:
– Молодец!
Но Питер совсем не чувствовал себя молодцом.
Глава 9. КОШКИ ЕДУТ ЗАЙЦАМИ
Ой, смешно! – веселилась Дженни. – Никогда не забуду, как он смотрел. Дурак дураком! А ты что не смеешься?
– Мне не смешно, – сказал Питер.
Дженни посмотрела на его хвост.
– Ты что, сердишься? – спросила она.
– Нет, – печально отвечал Питер, – что с тебя взять… А с хвостом, ты уж прости, ничего поделать не могу.
– Да что такое? – удивилась Дженни.
– Он не дурак и не смешной, – сказал Питер, – а одинокий и несчастный.
– Ты пойми, – возразила Дженни, – он подкупал нас молоком и печенкой…
– Нет, не подкупал, – сказал Питер. – Он угощал нас. А мы с тобой поступили подло.
Глаза у Дженни заблестели, ушки прижались к голове, хвост угрожающе задвигался.
– Все люди плохие, – сказала она.
– Почему же ты водишься со мной? – спросил Питер.
– Ты кот! – закричала Дженни. – Обыкновенный белый кот… Ой, Питер, да мы же ссоримся! Из-за человека! Вот видишь, какой от них вред!
Питер вспомнил всю ее доброту, и ему стало стыдно.
– Прости меня, Дженни Макмурр, – сказал он. – Если тебе тяжело говорить про мистера Гримза, я больше не буду.
Дженни отвернулась и принялась мыться. Принялся мыться и он. Мылись оии довольно долго, пока на реке не показался большой пароход. Тогда Дженни поглядела на своего друга.
– Ты такой умный…– сказала она. – Наверное, и читать умеешь?
– Конечно, – ответил он. – Что хочешь прочитаю… если слово не очень длинное.
– Прочитай! – попросила она. – Ну, хоть вон там, на пароходе…
– «Мод 0'Рили», – охотно прочитал Питер.
– А вон на том, подальше?
– «Амстердам», – сказал Питер. Он глядел, как опускается солнце за густым лесом мачт, и думал, где же они с Дженни приютятся на ночь.
– Ты хочешь уплыть на корабле? – спросила Дженни.
– На корабле? – закричал он. – Куда?
– В Шотландию, – отвечала Джении. – Я давно собираюсь в Глазго, у меня там родня.
– Денег нет, – сказал Питер. – Мы не можем купить билетов.
– Мы будем работать. – Сказала Дженни. – Там очень нужны кошки. Я-то знаю, я плавала… Только я не понимала, куда корабль идет. Хотела в Египет – попала в Осло!.. А теперь, когда мы читаем, беспокоиться не о чем. Я уж выберу, что нам надо.
– «Раймона», – читал Питер. – Лиссабон.
– В Лиссабоне полно кошек, – замечала Дженни. – Моего типа.
– «Вильямар», Хельсинки…– продолжал он. – «Изида», Александрия…
Дженни заколебалась, но устояла.
– Нет, не теперь… Когда-нибудь отправимся и в Египет, где почитали кошек…
И так отвергала она все, двигаясь все дальше, пока на борту небольшого судна Питер не прочитал уже не золотые, а белые буквы: «Графиня Гринок», Глазго.
– Да, – сказала Дженни, разглядев корабль. – Нелегко тут будет сохранять чистоплотность…
– А они нас не выкинут? – спросил Питер.
– Моряки? – фыркнула Дженни. – Да никогда! Не забывай, что мы кошки, а они народ суеверный. Пошли. Насколько я разбираюсь в кораблях, охраны там нет.
Она не ошиблась, и кошки по сходням взошли на корабль.
– Мне не смешно, – сказал Питер.
Дженни посмотрела на его хвост.
– Ты что, сердишься? – спросила она.
– Нет, – печально отвечал Питер, – что с тебя взять… А с хвостом, ты уж прости, ничего поделать не могу.
– Да что такое? – удивилась Дженни.
– Он не дурак и не смешной, – сказал Питер, – а одинокий и несчастный.
– Ты пойми, – возразила Дженни, – он подкупал нас молоком и печенкой…
– Нет, не подкупал, – сказал Питер. – Он угощал нас. А мы с тобой поступили подло.
Глаза у Дженни заблестели, ушки прижались к голове, хвост угрожающе задвигался.
– Все люди плохие, – сказала она.
– Почему же ты водишься со мной? – спросил Питер.
– Ты кот! – закричала Дженни. – Обыкновенный белый кот… Ой, Питер, да мы же ссоримся! Из-за человека! Вот видишь, какой от них вред!
Питер вспомнил всю ее доброту, и ему стало стыдно.
– Прости меня, Дженни Макмурр, – сказал он. – Если тебе тяжело говорить про мистера Гримза, я больше не буду.
Дженни отвернулась и принялась мыться. Принялся мыться и он. Мылись оии довольно долго, пока на реке не показался большой пароход. Тогда Дженни поглядела на своего друга.
– Ты такой умный…– сказала она. – Наверное, и читать умеешь?
– Конечно, – ответил он. – Что хочешь прочитаю… если слово не очень длинное.
– Прочитай! – попросила она. – Ну, хоть вон там, на пароходе…
– «Мод 0'Рили», – охотно прочитал Питер.
– А вон на том, подальше?
– «Амстердам», – сказал Питер. Он глядел, как опускается солнце за густым лесом мачт, и думал, где же они с Дженни приютятся на ночь.
– Ты хочешь уплыть на корабле? – спросила Дженни.
– На корабле? – закричал он. – Куда?
– В Шотландию, – отвечала Джении. – Я давно собираюсь в Глазго, у меня там родня.
– Денег нет, – сказал Питер. – Мы не можем купить билетов.
– Мы будем работать. – Сказала Дженни. – Там очень нужны кошки. Я-то знаю, я плавала… Только я не понимала, куда корабль идет. Хотела в Египет – попала в Осло!.. А теперь, когда мы читаем, беспокоиться не о чем. Я уж выберу, что нам надо.
– «Раймона», – читал Питер. – Лиссабон.
– В Лиссабоне полно кошек, – замечала Дженни. – Моего типа.
– «Вильямар», Хельсинки…– продолжал он. – «Изида», Александрия…
Дженни заколебалась, но устояла.
– Нет, не теперь… Когда-нибудь отправимся и в Египет, где почитали кошек…
И так отвергала она все, двигаясь все дальше, пока на борту небольшого судна Питер не прочитал уже не золотые, а белые буквы: «Графиня Гринок», Глазго.
– Да, – сказала Дженни, разглядев корабль. – Нелегко тут будет сохранять чистоплотность…
– А они нас не выкинут? – спросил Питер.
– Моряки? – фыркнула Дженни. – Да никогда! Не забывай, что мы кошки, а они народ суеверный. Пошли. Насколько я разбираюсь в кораблях, охраны там нет.
Она не ошиблась, и кошки по сходням взошли на корабль.
Глава 10.
СКОЛЬКО СТОЯТ ДВА БИЛЕТА ДО ГЛАЗГО
Двери были повсюду открыты, и Дженни, опытная в морском деле, беспрепятственно пробиралась в кладовую при камбузе. Железная лесенка вела оттуда вниз, в большое помещение, где стояли холодильники, а на полу лежали припасы, рассчитанные на все плавание. Там царила тьма, только вдалеке слабо светилась лампочка, но у кошек зрение острое, и они ловко двигались среди бочонков, ящиков и коробок. Именно тут Питер увидел и упустил свою первую мышь.
Ошибки Питер сделал такие: не прикинул расстояние, прыгнул сразу, летел, растопырив лапы и разинув рот. Конечно, когда он приземлился, мыши не было и в помине. Он лязгнул зубами и ударился с размаху о железный ящик, страдая от того, что так опозорился при Дженни.
– Ах ты, не подумала!.. – сказала Дженни. – Откуда ж тебе было научиться?.. Ну, сейчас и начнем…
– Неужели всему надо учиться? – сердито и жалобно вскричал Питер.
– Конечно, – отвечала Дженни. – Главное – практика. Даже я разучусь, если не буду тренироваться. Ненавижу такие слова, но здесь нужно мастерство. Ловить надо лапами, а не ртом, но самое важное – приготовиться. Гляди-ка, я покажу…
Она отползла от мыши и принялась раскачивать все шире заднюю часть тела. «Мы качаемся так не для забавы, – говорила она, – и не по слабости нервов. Если стоишь неподвижно, гораздо труднее подпрыгнуть и приземлиться, где хочешь. Попробуй, увидишь сам».
Питер попробовал. Сперва выходило очень неуклюже, но вскоре он нашел нужный ритм и, удачно раскачавшись, стрелой взлетел вверх.
Вслед за этим стали отрабатывать положение лап в полете. Вся суть в том, чтобы в воздухе, на лету очень быстро бить лапами. Сделать это гораздо труднее, чем кажется, ибо ты, работая передними лапами, должен вовремя приземлиться на одни только задние.
Вторую мышь он чуть-чуть не поймал. Упустил он ее по излишней старательности, и Дженни его похвалила, а в реестр ошибок занесла чрезмерную быстроту и недостаточно точный глазомер.
– Ждать надо больше, – пояснила она – Мыши туповаты и не почешутся, пока ты их не испугаешь, да и то еще посидят, подрожат, так что времени завались.
Третью мышь Питер поймал очень ловко. Дженни снова похвалила его и, когда он галантно преподнес ей добычу, с удовольствием ее съела.
Следующих мышей они оставили целыми: Дженни хотела предъявить команде образцы работы – Питера и своей.
Ночью Питер проснулся от неприятного чувства. Пахло по-новому, очень гадко, а в углу сверкали красные огоньки. Не в силах шевельнуться, он почуял усами, что и Дженни проснулась. Сейчас она впервые использовала этот вид связи, сигнализируя: «Опасность! Я не могу тебе помочь. Смотри на меня и учись, как знаешь. А главное – что бы ни случилось, не шевелись и не двигайся, не издавай ни звука».
Сердце у Питера колотилось, и он видел сквозь тьму то, что ни в малой степени не напоминало веселую мышиную охоту. Дженни вся подобралась, напряглась и, втянув голову, стала подползать к врагу. Движения ее были осторожны и значительны, как никогда. У Питера пересохло в горле, и он почувствовал, как дрожат его усы, но с места он не двигался.
Дженни стлалась по полу. Вдруг она замерла, вытянулась и секундудругую пристально глядела на жертву.
Измерив расстояние, она медленно собралась в стальной, покрытый мехом шар, покачнулась влево, вправо и взлетела в воздух.
Мерзкая тварь успела обернуться, Питер увидел острые зубы и чуть не крикнул: «Берегись!», но вспомнил приказ и не издал ни звука. Тогда и увидел он чудо: Дженни сделала в воздухе полуповорот и упала на спину врага.
Питер зажмурился. Долгую минуту он слышал дикий скрежет когтей и страшный лязг зубов, но Дженни своих зубов не размыкала. Наконец челюсти ее сомкнулись, и что-то тяжело шмякнулось на пол.
– Мерзость какая! – сказала Дженни. – Терпеть их не могу. И заметь, если они тебя укусят, ты захвораешь, а то и умрешь. Всегда я этого боюсь…
– Ты самая смелая кошка на свете, – искренне сказал Питер.
Но Дженни даже не обрадовалась. Она жалела, что втравила друга в такое опасное дело.
– Учиться на них нельзя, – сказала она. – Себе дороже. Давай хоть отработаем поворот! Во всем остальном делай, как я, и помни, что малейшая ошибка может стоить жизни. Пока что предоставь их мне, да получше гляди. – И Дженни принялась мыться, а у Питера прошел холодок по спине.
Кошек обнаружили на седьмом часу после отплытия. Когда чернокожий кок зашел в кладовую, он увидел, что на полу аккуратно лежат в ряд восемь мышей и три «этих». Половину мышей поймал Питер и жалел, что не может поставить на них подпись.
Негр широко улыбнулся, отчего лицо его стало совершенно треугольным – кверху уже, книзу шире – и сказал:
– Вот это да! Пойти показать капитану…
Нравы на судне были простые, и кок действительно пошел на капитанский мостик. Там он поведал всю историю и развернул фартук, куда сгрузил образцы. Капитан взглянул, пошатнулся и приказал немедленно вышвырнуть все в воду. Он и вообще был не в духе, но кошек разрешил оставить, хотя велел рассадить их по разным местам.
И друзей впервые разлучили: Дженни отрядили в кубрик к матросам, Питера – в офицерские каюты.
– Не беспокойся! – успела крикнуть Дженни. – Друг друга мы найдем. А если встретишь эту, не раздумывай и не играй.
Тут ее схватили за шкирку и унесли.
Ошибки Питер сделал такие: не прикинул расстояние, прыгнул сразу, летел, растопырив лапы и разинув рот. Конечно, когда он приземлился, мыши не было и в помине. Он лязгнул зубами и ударился с размаху о железный ящик, страдая от того, что так опозорился при Дженни.
– Ах ты, не подумала!.. – сказала Дженни. – Откуда ж тебе было научиться?.. Ну, сейчас и начнем…
– Неужели всему надо учиться? – сердито и жалобно вскричал Питер.
– Конечно, – отвечала Дженни. – Главное – практика. Даже я разучусь, если не буду тренироваться. Ненавижу такие слова, но здесь нужно мастерство. Ловить надо лапами, а не ртом, но самое важное – приготовиться. Гляди-ка, я покажу…
Она отползла от мыши и принялась раскачивать все шире заднюю часть тела. «Мы качаемся так не для забавы, – говорила она, – и не по слабости нервов. Если стоишь неподвижно, гораздо труднее подпрыгнуть и приземлиться, где хочешь. Попробуй, увидишь сам».
Питер попробовал. Сперва выходило очень неуклюже, но вскоре он нашел нужный ритм и, удачно раскачавшись, стрелой взлетел вверх.
Вслед за этим стали отрабатывать положение лап в полете. Вся суть в том, чтобы в воздухе, на лету очень быстро бить лапами. Сделать это гораздо труднее, чем кажется, ибо ты, работая передними лапами, должен вовремя приземлиться на одни только задние.
Вторую мышь он чуть-чуть не поймал. Упустил он ее по излишней старательности, и Дженни его похвалила, а в реестр ошибок занесла чрезмерную быстроту и недостаточно точный глазомер.
– Ждать надо больше, – пояснила она – Мыши туповаты и не почешутся, пока ты их не испугаешь, да и то еще посидят, подрожат, так что времени завались.
Третью мышь Питер поймал очень ловко. Дженни снова похвалила его и, когда он галантно преподнес ей добычу, с удовольствием ее съела.
Следующих мышей они оставили целыми: Дженни хотела предъявить команде образцы работы – Питера и своей.
Ночью Питер проснулся от неприятного чувства. Пахло по-новому, очень гадко, а в углу сверкали красные огоньки. Не в силах шевельнуться, он почуял усами, что и Дженни проснулась. Сейчас она впервые использовала этот вид связи, сигнализируя: «Опасность! Я не могу тебе помочь. Смотри на меня и учись, как знаешь. А главное – что бы ни случилось, не шевелись и не двигайся, не издавай ни звука».
Сердце у Питера колотилось, и он видел сквозь тьму то, что ни в малой степени не напоминало веселую мышиную охоту. Дженни вся подобралась, напряглась и, втянув голову, стала подползать к врагу. Движения ее были осторожны и значительны, как никогда. У Питера пересохло в горле, и он почувствовал, как дрожат его усы, но с места он не двигался.
Дженни стлалась по полу. Вдруг она замерла, вытянулась и секундудругую пристально глядела на жертву.
Измерив расстояние, она медленно собралась в стальной, покрытый мехом шар, покачнулась влево, вправо и взлетела в воздух.
Мерзкая тварь успела обернуться, Питер увидел острые зубы и чуть не крикнул: «Берегись!», но вспомнил приказ и не издал ни звука. Тогда и увидел он чудо: Дженни сделала в воздухе полуповорот и упала на спину врага.
Питер зажмурился. Долгую минуту он слышал дикий скрежет когтей и страшный лязг зубов, но Дженни своих зубов не размыкала. Наконец челюсти ее сомкнулись, и что-то тяжело шмякнулось на пол.
– Мерзость какая! – сказала Дженни. – Терпеть их не могу. И заметь, если они тебя укусят, ты захвораешь, а то и умрешь. Всегда я этого боюсь…
– Ты самая смелая кошка на свете, – искренне сказал Питер.
Но Дженни даже не обрадовалась. Она жалела, что втравила друга в такое опасное дело.
– Учиться на них нельзя, – сказала она. – Себе дороже. Давай хоть отработаем поворот! Во всем остальном делай, как я, и помни, что малейшая ошибка может стоить жизни. Пока что предоставь их мне, да получше гляди. – И Дженни принялась мыться, а у Питера прошел холодок по спине.
Кошек обнаружили на седьмом часу после отплытия. Когда чернокожий кок зашел в кладовую, он увидел, что на полу аккуратно лежат в ряд восемь мышей и три «этих». Половину мышей поймал Питер и жалел, что не может поставить на них подпись.
Негр широко улыбнулся, отчего лицо его стало совершенно треугольным – кверху уже, книзу шире – и сказал:
– Вот это да! Пойти показать капитану…
Нравы на судне были простые, и кок действительно пошел на капитанский мостик. Там он поведал всю историю и развернул фартук, куда сгрузил образцы. Капитан взглянул, пошатнулся и приказал немедленно вышвырнуть все в воду. Он и вообще был не в духе, но кошек разрешил оставить, хотя велел рассадить их по разным местам.
И друзей впервые разлучили: Дженни отрядили в кубрик к матросам, Питера – в офицерские каюты.
– Не беспокойся! – успела крикнуть Дженни. – Друг друга мы найдем. А если встретишь эту, не раздумывай и не играй.
Тут ее схватили за шкирку и унесли.
Глава 11.
КОРАБЛЬ И ЕГО КОМАНДА
Прежде, еще дома, няня часто рассказывала Питеру о небольших пароходиках, посещавших маленький порт под Глазго, в котором она жила девочкой. Сейчас Питер думал, что среди них не было такой нелепой развалины, как «Графиня». Пока она медленно двигалась вдоль южных и западных берегов, бросая ржавый якорь при малейшей возможности, Питер изучал ее удивительную команду.
Кроме второго механика, днем и ночью торчавшего у старых машин, из которых как-то удавалось выдавить медузью скорость, никто не занимался своим прямым делом. Начать с того, что капитан просто ненавидел море, ухитряясь как можно больше времени проводить на суше. В самом плавании он участия ие принимал и, сколько мог, сидел у себя в каюте. Если никак нельзя было отвертеться, он высовывался, орал, а потом, судя по звукам, швырял на пол что попало. Кошкам посчастливилось его увидеть, и они установили, что он не по-шотландски тучен, глазки у него маленькие и хитрые, а многочисленные подбородки напоминают круги на воде.
Первый помощник, мистер Стрэкен, не походил на него ничем. Он был высок и молод, море любил и бредил приключениями. С капитаном они вечно ссорились, но тот все же сваливал на помощника все дела. Однако мистер Стрэкен не столько работал, сколько рассказывал о невероятных происшествиях, и если ему не верили, предъявлял доказательства, например, вынимал обгорелую спичку, поясняя: «Да я ее как раз зажег!..»
Дженни работала у матросов и приносила рассказы об их странностях. Один матрос прожил десять дет в пещере, хотел стать отшельником, но передумал; другой был парикмахером, завивал дам, пока не спалил кому-то волосы; а боцман по имени Энгус вышивал. Кто-то из новых стал над ним смеяться, но Энгус свалил его одним махом; а когда тот пришел в сознание, ему объяснили, что смеяться нечего, ибо могучий боцман сдает куда-то свои изделия и получает по три фунта за штуку.
Крутясь среди людей, Дженни все лучше понимала их язык. Тяготило ее лишь то, что на судне грязно. Питера грязь не раздражала, и ему жилось совсем хорошо. Кормили их так, что мышей они и не пробовали. Работали они ночью, и то мало. После завтрака они спали, встречались после обеда и в хорошую погоду гуляли по палубе, а в плохую тренировались, отрабатывая все движения и приемы, которые необходимы настоящему, самостоятельному коту.
Кроме второго механика, днем и ночью торчавшего у старых машин, из которых как-то удавалось выдавить медузью скорость, никто не занимался своим прямым делом. Начать с того, что капитан просто ненавидел море, ухитряясь как можно больше времени проводить на суше. В самом плавании он участия ие принимал и, сколько мог, сидел у себя в каюте. Если никак нельзя было отвертеться, он высовывался, орал, а потом, судя по звукам, швырял на пол что попало. Кошкам посчастливилось его увидеть, и они установили, что он не по-шотландски тучен, глазки у него маленькие и хитрые, а многочисленные подбородки напоминают круги на воде.
Первый помощник, мистер Стрэкен, не походил на него ничем. Он был высок и молод, море любил и бредил приключениями. С капитаном они вечно ссорились, но тот все же сваливал на помощника все дела. Однако мистер Стрэкен не столько работал, сколько рассказывал о невероятных происшествиях, и если ему не верили, предъявлял доказательства, например, вынимал обгорелую спичку, поясняя: «Да я ее как раз зажег!..»
Дженни работала у матросов и приносила рассказы об их странностях. Один матрос прожил десять дет в пещере, хотел стать отшельником, но передумал; другой был парикмахером, завивал дам, пока не спалил кому-то волосы; а боцман по имени Энгус вышивал. Кто-то из новых стал над ним смеяться, но Энгус свалил его одним махом; а когда тот пришел в сознание, ему объяснили, что смеяться нечего, ибо могучий боцман сдает куда-то свои изделия и получает по три фунта за штуку.
Крутясь среди людей, Дженни все лучше понимала их язык. Тяготило ее лишь то, что на судне грязно. Питера грязь не раздражала, и ему жилось совсем хорошо. Кормили их так, что мышей они и не пробовали. Работали они ночью, и то мало. После завтрака они спали, встречались после обеда и в хорошую погоду гуляли по палубе, а в плохую тренировались, отрабатывая все движения и приемы, которые необходимы настоящему, самостоятельному коту.
Глава 12.
КОТ ЗА БОРТОМ!
С бесконечным терпением Дженни учила Питера управлять своим телом. Они отработали поворот в воздухе, и он научился менять направление. Он почти летал, радуясь силе и свободе, приходившим к нему, когда он кувыркался в воздухе. Наконец он усвоил самое важное: как извернуться на лету, чтобы упасть на все четыре лапы.
Бывали у них и тихие часы, когда они лежали рядом на солнышке или в трюме, и Питер спрашивал Дженни о разных вещах. Например, он не знал, почему она любит сидеть, где повыше, и она ему объяснила, что много, много лет назад кошки спасались от врагов, прыгая на скалы и на ветки, а оттуда глядели вниз, не приближается ли опасность. С тех же самых времен, сказала она, кошки полюбили тесные закутки, где они защищены со всех сторон, и теперь норовят улечься в коробке или в ящике стола.
Да, Дженни многому научила его, и все же, когда пришло испытание, он еще не был настоящим котом.
Началось с большой победы. День был ясный, небо чистое. Пароход наверстывал упущенное и двигался довольно быстро. Питер дремал на складе, поджидая трех часов, когда наступало самое тихое время. Дженни поджидала того же часа на корме, греясь на перилах, которые по-морскому называются леером.
Без десяти три Питер проснулся и наскоро умылся. Потом он сладко потянулся, предвкушая, как расскажет Дженни про одного смешного моряка. Память у Питера еще перебивала ощущения, а то бы он почувствовал запах раньше. Когда же он увидел, было почти поздно.
К своему удивлению, он понял, что не вспоминает уроков, но мыслит совершенно четко. Прыжок он выполнил безупречно, все делал как надо. Ровно в три он появился на корме, чтобы отчитаться перед Дженни.
Судовой плотник увидел его первым и закричал:
– Эй, глядите! Белый слона тащит!
Крики разбудили Дженни. Она не собиралась крепко спать, но пригрелась на солнце, море ее укачало, а теперь она проснулась внезапно и не поняла, кто кого тащит, кто кого убил. Ей показалось даже, что они еще дерутся. Не теряя времени, она издала дикий вопль, кинулась на помощь, перевернулась на лету и упала в море.
Бывший отшельник посочувствовал Питеру:
– Пропала твоя подружка!..
Но Питер его не слышал. Выпустив жертву, он белой полоской сверкнул в воздухе и перелетел через леер.
Бывали у них и тихие часы, когда они лежали рядом на солнышке или в трюме, и Питер спрашивал Дженни о разных вещах. Например, он не знал, почему она любит сидеть, где повыше, и она ему объяснила, что много, много лет назад кошки спасались от врагов, прыгая на скалы и на ветки, а оттуда глядели вниз, не приближается ли опасность. С тех же самых времен, сказала она, кошки полюбили тесные закутки, где они защищены со всех сторон, и теперь норовят улечься в коробке или в ящике стола.
Да, Дженни многому научила его, и все же, когда пришло испытание, он еще не был настоящим котом.
Началось с большой победы. День был ясный, небо чистое. Пароход наверстывал упущенное и двигался довольно быстро. Питер дремал на складе, поджидая трех часов, когда наступало самое тихое время. Дженни поджидала того же часа на корме, греясь на перилах, которые по-морскому называются леером.
Без десяти три Питер проснулся и наскоро умылся. Потом он сладко потянулся, предвкушая, как расскажет Дженни про одного смешного моряка. Память у Питера еще перебивала ощущения, а то бы он почувствовал запах раньше. Когда же он увидел, было почти поздно.
К своему удивлению, он понял, что не вспоминает уроков, но мыслит совершенно четко. Прыжок он выполнил безупречно, все делал как надо. Ровно в три он появился на корме, чтобы отчитаться перед Дженни.
Судовой плотник увидел его первым и закричал:
– Эй, глядите! Белый слона тащит!
Крики разбудили Дженни. Она не собиралась крепко спать, но пригрелась на солнце, море ее укачало, а теперь она проснулась внезапно и не поняла, кто кого тащит, кто кого убил. Ей показалось даже, что они еще дерутся. Не теряя времени, она издала дикий вопль, кинулась на помощь, перевернулась на лету и упала в море.
Бывший отшельник посочувствовал Питеру:
– Пропала твоя подружка!..
Но Питер его не слышал. Выпустив жертву, он белой полоской сверкнул в воздухе и перелетел через леер.
Глава 13.
КАК МИСТЕР СТРЭКЕН ПРЕДСТАВИЛ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Питер с громким всплеском шлепнулся в воду. Вода вздымалась, пенилась, кипела, завивалась водоворотом. Кроме того, она была невыносимо холодной.
Питера закрутило и понесло куда-то, затянуло вниз, вытолкнуло вверх и прежде, чем он успел глотнуть воздуха, свова потянуло в зеленые глубины. Грудь у него лопалась, но он бил всеми лапами, пока ему не удалось вынырнуть подальше от корабля. Здесь, вдали от водоворотов и удушающей пены, кот поплыл по соленому морю, похожему на зеленое стекло.
Ярдах в пятидесяти он увидел черное пятнышко и попытался крикнуть: «Дженни, держись!», но только набрал полный рот воды. Однако ему показалось, что он слышит слабый крик, и, держа голову, он с удвоенной силой заколотил лапами. Мокрая головка с крепко прижатыми ушами то и дело исчезала под водой. Слабый голос доносился до него, и он разобрал слова:
– Питер, плыви назад!
Головка исчезла. Питер колотил по воде, но он уже не знал, куда плыть, и потерял бы Дженни, если бы кончик хвоста не высунулся из-под воды, как буек. Тогда по-человечески, не по-кошачьи Питер нырнул с открытыми глазами, осторожно вцепился зубами в полосатую шкурку и быстро выскочил наверх.
Он поплыл очень медленно, стараясь держать над водой и свою и ее голову и понимая, что долго так не проплывет. Берег был милях в двух, и Питеру в первый раз стало по-настоящему страшно. На корабль он не глядел, чтобы не видеть, как тот становится все меньше и меньше. Прекрасно понимая, что жить осталось мало, несчастный кот стал плавать по кругу; и нечаянно заметил их бывший приют.
К великому его удивлению, приют этот не уменьшался. Из трубы еще валил дым, но корабль не двигался. Сейчас он показался пловцу огромным и прекрасным, а еще прекраснее была шлюпка, поспешно двигавшаяся к ним. Сидели в ней, кроме гребцов, боцман и первый помощник.
Мистер Стрэкен закинул сачок, сооруженвый из багра и сети, победно крикнул: «Поймал!» – и, выудив кошек, перенес в лодку. Питер, еле шевеля лапами, стал выпутываться из петель, а Дженни плюхнулась на дно и лежала неподвижно. Глядя на них, первый помощник бормотал:
– Ну и чудо… Чудо природы.., – и, репетируя будущий рассказ, он перешел на возвышенный стиль. – Не в силах допустить гибели возлюбленной, отважный кот превозмог врожденную неприязнь и бросился в жестокое море…
– Проснется старик, по головке не погладит…– сказал плотник.
А бывший отшельник прибавил:
– Это уж точно… Зато вот кошечек спасли… Правда, одна подохла…
Именно этого и боялся Питер. Однако, судя по виду несчастной Дженни, отшельник был прав.
Прав был и плотник – капитан ждал их, грозный, как огромная туча. Все подбородки его тряслись, рот сжался в точку, щелочки глаз сверкали злобой.
Мистер Стрзкен сунул Питера под мышку. Из-под другой его руки висела вниз головкой бездыханная Дженни, испуская тонкую струю воды. Капитан глотнул побольше воздуха, но из уст его вырвались лишь тонкие звуки, похожие на писк.
Выслушав первую порцию риторических вопросов, мистер Стрэкен на свою беду сказал:
– Не в силах допустить гибели возлюбленной…– И так далее, до заключительной фразы:– При таких обстоятельствах я счел необходимым остановить судно, спустить шлюпку и спасти их.
– Какого черта!.. – взревел капитан. – Ради двух паршивых кошек…
– Эти кошки, сэр, – истинное чудо природы. Кто поверил бы, что кот рискнет жизнью ради любви? Но вот доказательство!
– До-ка-зательство? – еле слышно переспросил капитан. – Идиот! Это просто кошки, да одна еще и дохлая! Хоть их на выставке выставьте, ничего они не докажут.
При слове «дохлая» Питер сам чуть не умер. Мистер Стрэкен, разинув рот, пытался уразуметь доводы начальника, который тем временем приказывал:
– Идите к себе. Кошку швырните в воду. В Глазго сдадите мне дела. Вы уволены.
Питер вцепился было в руку мистеру Стрэкену, но тот не бросил Дженни в воду. Спеша обдумать, прав капитан или нет, он пошел прямо к себе, держа Дженни под мышкой. Войдя в каюту, он положил Дженни в уголок и сел к столу. Он был молод, а для молодых несправедливость нелегка.
Питер присел около Дженни. Она была такая маленькая и тихая, что из глаз его сами собой закапали слезы, соленые, как морская вода. И ему захотелось вылизать ее.
Начал он с головки, с кончика носа и лизал и мыл, в каждое движение вкладывая всю свою любовь и жалость. Мех был соленый, язык щипало. Питер очень устал, но ритм умывания околдовал его, и он лизал, словно заведенный. Сгустились сумерки, загорелся свет в каютах, но мистер Стрэкен все сидел у стола, а Питер прилежно вылизывал Дженни. Повинуясь мерному ритму, он вылизал костлявую грудку, в которой не билось сердце, худые бока, белую мордочку, места за ушами. Он лизал, лизал, лизал, и в тишине каюты слышались лишь вздохи хозяина и мягкие удары языка о мех.
Питера закрутило и понесло куда-то, затянуло вниз, вытолкнуло вверх и прежде, чем он успел глотнуть воздуха, свова потянуло в зеленые глубины. Грудь у него лопалась, но он бил всеми лапами, пока ему не удалось вынырнуть подальше от корабля. Здесь, вдали от водоворотов и удушающей пены, кот поплыл по соленому морю, похожему на зеленое стекло.
Ярдах в пятидесяти он увидел черное пятнышко и попытался крикнуть: «Дженни, держись!», но только набрал полный рот воды. Однако ему показалось, что он слышит слабый крик, и, держа голову, он с удвоенной силой заколотил лапами. Мокрая головка с крепко прижатыми ушами то и дело исчезала под водой. Слабый голос доносился до него, и он разобрал слова:
– Питер, плыви назад!
Головка исчезла. Питер колотил по воде, но он уже не знал, куда плыть, и потерял бы Дженни, если бы кончик хвоста не высунулся из-под воды, как буек. Тогда по-человечески, не по-кошачьи Питер нырнул с открытыми глазами, осторожно вцепился зубами в полосатую шкурку и быстро выскочил наверх.
Он поплыл очень медленно, стараясь держать над водой и свою и ее голову и понимая, что долго так не проплывет. Берег был милях в двух, и Питеру в первый раз стало по-настоящему страшно. На корабль он не глядел, чтобы не видеть, как тот становится все меньше и меньше. Прекрасно понимая, что жить осталось мало, несчастный кот стал плавать по кругу; и нечаянно заметил их бывший приют.
К великому его удивлению, приют этот не уменьшался. Из трубы еще валил дым, но корабль не двигался. Сейчас он показался пловцу огромным и прекрасным, а еще прекраснее была шлюпка, поспешно двигавшаяся к ним. Сидели в ней, кроме гребцов, боцман и первый помощник.
Мистер Стрэкен закинул сачок, сооруженвый из багра и сети, победно крикнул: «Поймал!» – и, выудив кошек, перенес в лодку. Питер, еле шевеля лапами, стал выпутываться из петель, а Дженни плюхнулась на дно и лежала неподвижно. Глядя на них, первый помощник бормотал:
– Ну и чудо… Чудо природы.., – и, репетируя будущий рассказ, он перешел на возвышенный стиль. – Не в силах допустить гибели возлюбленной, отважный кот превозмог врожденную неприязнь и бросился в жестокое море…
– Проснется старик, по головке не погладит…– сказал плотник.
А бывший отшельник прибавил:
– Это уж точно… Зато вот кошечек спасли… Правда, одна подохла…
Именно этого и боялся Питер. Однако, судя по виду несчастной Дженни, отшельник был прав.
Прав был и плотник – капитан ждал их, грозный, как огромная туча. Все подбородки его тряслись, рот сжался в точку, щелочки глаз сверкали злобой.
Мистер Стрзкен сунул Питера под мышку. Из-под другой его руки висела вниз головкой бездыханная Дженни, испуская тонкую струю воды. Капитан глотнул побольше воздуха, но из уст его вырвались лишь тонкие звуки, похожие на писк.
Выслушав первую порцию риторических вопросов, мистер Стрэкен на свою беду сказал:
– Не в силах допустить гибели возлюбленной…– И так далее, до заключительной фразы:– При таких обстоятельствах я счел необходимым остановить судно, спустить шлюпку и спасти их.
– Какого черта!.. – взревел капитан. – Ради двух паршивых кошек…
– Эти кошки, сэр, – истинное чудо природы. Кто поверил бы, что кот рискнет жизнью ради любви? Но вот доказательство!
– До-ка-зательство? – еле слышно переспросил капитан. – Идиот! Это просто кошки, да одна еще и дохлая! Хоть их на выставке выставьте, ничего они не докажут.
При слове «дохлая» Питер сам чуть не умер. Мистер Стрэкен, разинув рот, пытался уразуметь доводы начальника, который тем временем приказывал:
– Идите к себе. Кошку швырните в воду. В Глазго сдадите мне дела. Вы уволены.
Питер вцепился было в руку мистеру Стрэкену, но тот не бросил Дженни в воду. Спеша обдумать, прав капитан или нет, он пошел прямо к себе, держа Дженни под мышкой. Войдя в каюту, он положил Дженни в уголок и сел к столу. Он был молод, а для молодых несправедливость нелегка.
Питер присел около Дженни. Она была такая маленькая и тихая, что из глаз его сами собой закапали слезы, соленые, как морская вода. И ему захотелось вылизать ее.
Начал он с головки, с кончика носа и лизал и мыл, в каждое движение вкладывая всю свою любовь и жалость. Мех был соленый, язык щипало. Питер очень устал, но ритм умывания околдовал его, и он лизал, словно заведенный. Сгустились сумерки, загорелся свет в каютах, но мистер Стрэкен все сидел у стола, а Питер прилежно вылизывал Дженни. Повинуясь мерному ритму, он вылизал костлявую грудку, в которой не билось сердце, худые бока, белую мордочку, места за ушами. Он лизал, лизал, лизал, и в тишине каюты слышались лишь вздохи хозяина и мягкие удары языка о мех.