Гэллико Пол. Стихотворения

По спальне носятся твоей -
И полог рукоплещет им,
И невесомым и сквозным.
За темной бахромой ресниц
Сокрыт покой твоих зениц,
А по полу и вдоль стены
Тревожны тени и темны!
Ты здесь впотьмах, а рядом страх!
Куда стремишься ты во снах?
К каким морям и островам?
Твой облик странен деревам -
Все странно. Странно ты бледна,
Странна волос твоих длина
И выспренняя тишина.

Спит леди! Пусть покойно спит,
Пусть небо спящую хранит!
И сновиденья вечно длит
На ложе, прежнего печальней,
В иной и столь священной спальной!
Господь, продли ей сон вовек,
Не дай открыть смеженных век,
Умерь ночных видений бег!
Пусть вечно спит! Покойно спит!
Пусть небо спящую хранит!
Пусть червь - могильный труд творит!
Пусть отворит туманный бор
Семейный склеп, где с давних пор
Покой таинственных могил
Лишь трепетно тревожим был,
Когда фамильные гроба
Печально множила судьба;
Таинствен склеп, как в те года,
Когда она - дитя тогда -
Бросала камешки туда.
Но в этот раз из гулких врат
Пусть эхо не звучит трикрат,
Вселяя давний детский страх,
Что это стонет смерть в гробах.

Перевод А. Эппеля


Спящая

В ночи июня, под луной,
Томим волшебной тишиной,
Стоял я. Слабый свет струя,
Дианы мутные края
Мерцали мне издалека,
С их золотого ободка
Пар наркотический стекал
На темные вершины скал,
Густел и падал, как роса,
И были капель голоса
Как еле слышный звон хрустальный
Далекой музыки печальной.
Вот у заброшенных руин
Качнулся сонный розмарин;
И ветер лилии склонил
Над зарослью немых могил;
Смотри! черней, чем Стикс, вода
В тумане спящего пруда, -
Он не проснется никогда!
Все замерло - лишь ночь кругом!
И спит с распахнутым окном
Ирэн, в сиянье голубом!

О Госпожа! твое окно
Беспечно так растворено!
И ветерки с ночных дерев
Порхают, в комнату влетев.
Бесплотные, они снуют,
Как призраки, и там и тут,
Теней лишь оставляя взмах
На стенах и на потолках,
Над дремой сомкнутых ресниц -
Взмывая вверх, бросаясь ниц!
О дорогая, зла не зная,
Что видишь ты, во снах витая?
В раздумье шепчутся листы -
Для них как чужестранка ты:
Так бледен лик твой, так длинна
Волос блистающих волна,
Так странна эта тишина!

Безмолвна ночь... в кругу тенеН
Толпятся тени все тесней!
О Небо! будь защитой ей!
Вы, злые чары, мчитесь мимо!
Священным промыслом хранима,
Пусть вечно так лежит она,
Как луч, светла и холодна,
В волшебный сон погружена!

Ты спишь, любовь!.. в кругу теней
Тот сон все глубже и темней!
Как будто Рок дохнул над ней!
И чудится: за тьмой укрыт,
Червь, извиваясь, к ней скользит;
И в дебрях полуночных - склеп,
Как хищник, алчен и свиреп,
Над новой жертвой с торжеством
Зловещим хлопает крылом, -
Гробница та вдали от глаз,
В которую она не раз
Бросала камень, расшалясь,
И, тайной жуткою шутя,
Прочь мчалась - грешное дитя!
И ей, дрожащей, эхом был
Стон мертвецов из мглы могил!

Перевод Г. Кружкова


Возлюбленной в Валентинов день

_Ф_иалками пленительных очей,
Я_р_чайших, точно звезды Диоскуры,
На _э_ти строки посмотри скорей:
Ты з_н_ала ли искусней трубадура?

Я имя _с_крыл твое средь этих строк;
Его _и_щи, в сплетенья слов вникая:
Оно - мой _с_тяг, мой лавровый венок,
Мой тали_с_ман; твержу его всегда я.

В стихе зн_а_ченья полон каждый знак.
Найти сам п_р_инцип здесь всего важнее.
Мой узел Гор_д_иев завязан так,
Чтоб не был ну_ж_ен меч, клянусь тебе я.

Найти тут смож_е_т взор прекрасный твог
Сияющий нетле_н_ным, чистым светом,
Три слова, ч_т_о составят имя той,
Чье превосходств_о_ ведомо поэтам.

Нет! Пусть, как Менде_с_ Пинто, буквы лгут,
Дух истины скрыт в их _г_лубинах свято.
Оставь решать загадк_у_; тщетен труд:
Ее не разгадаешь никог_д_а ты.

Перевод Г. Бена

Улялюм

Было небо сурово и серо,
Листья были так хрупки и сиры,
Листья были так вялы и сиры...
Был октябрь. Было горе без меры.
Было так одиноко и сыро
Возле озера духов Обера,
В странах странных фантазий Уира,
Там, в туманной долине Обера,
В заколдованных чащах Уира.

Вдоль рядов кипарисов-титанов
Брел вдвоем я с душою моей,
Брел с Психеей, душою моей.
Что-то в сердце моем непрестанно
Клокотало слышней и грозней,
Бушевало сильней и грозней,
Словно серный поток из вулкана,
Там, где правит холодный Борей,
Словно лава в утробе вулкана,
Там, где полюсом правит Борей.

Наша речь была ровной и серой
Мысли были так хрупки и сиры
Листья памяти - вялы и сиры;
В Ночь Ночей, когда горю нет места
Не узнали мы странного мира...
(Хоть однажды из нашего мира
Мы спускались в долину Обера.
Был октябрь... Было мрачно и сыро,
Но забыли мы духов Обера
И вампиров и чащи Уира...

Звездный круг в предрассвете
Ночь осенняя шла на ущерб,
Ночь туманная шла на ущерб.
И в конце нашей узкой дороги
Подымался мерцающий серп,
Разливая сиянье, двурогий,
Странным светом сверкающий серп
Серп далекой Астарты, двурогий
И алмазно блистающий серп.

И сказал я: "Так льдиста Диана -
Лик Астарты теплей и добрей,
В царстве вздохов она всех добрей,
Видя, как эту грудь непрестанно
Гложут червь и огонь всех огней.
Сквозь созвездие Льва из тумана
Нам открыла тропинку лучей,
Путь к забвенью - тропинку лучей,
Мимо злобного Льва из тумана
Вышла с тихим свеченьем очей,
Через логово Льва из тумана
К нам с любовью в свеченье очей!"

Но ответила тихо Психея:
"Я не верю сиянью вдали.
Этой бледности блеска вдали,
О, спеши же! Не верю звезде
Улететь, улететь повели! "
Говорила, от страха бледнея
И крыла опустив, и в пыли
Волочились они по аллее,
Так, что перья купались в пы
Волочились печально в пыли

Я ответил: "Оставим сомненья
Нам навстречу блистают лучи!
Окунись в голубые лучи!
И поверь, что надежд возвращенье
Этот свет предвещает в ночи,
Посмотри - он мерцает в ночи!
О, доверься, доверься свеченью,
Пусть укажут дорогу лучи,
О, поверь в голубое свеченье:
Верный путь нам укажут лучи,
Что сквозь мрак нам мерцают в ночи!"

Поцелуй успокоил Психею,
И сомненья покинули ум,
Мрачным страхом подавленный ум,
И пошли мы, и вдруг на аллее
Склеп возник, несказанно угрюм.
"О, сестра, этот склеп так угрюм!
Вижу надпись на створках дверей я...
Почему этот склеп так угрюм?"
И сказала она: "Улялюм...
Здесь уснула твоя Улялюм..."

Стало сердце сурово и серо,
Словно листья, что хрупки и сиры,
Словно листья, что вялы и сиры...
"Помню! - вскрикнул я, - горю нет меры!
Год назад к водам странного мира
С горькой ношей из нашего мира
Шел туда я, где мрачно и сыро...
Что за демоны странного мира
Привели нас в долину Обера,
Где вампиры и чащи Уира?
Это - озеро духой Обера,
Это черные чащи Уира!"

Мы воскликнули оба: "Ведь это -
Милосердие демонов, но
Нам теперь показало оно,
Что к надежде тропинки нам нет, и
Никогда нам узнать не дано
Тайн, которых нам знать не дано!
Духи к нам донесли свет планеты,
Что в инферно блуждает давно,
Свет мерцающей, грешной планеты,
Что в инферно блуждает давно!"

Перевод В. Бетаки


Улялюм

Небеса были грустны и серы,
Прелых листьев шуршал хоровод,
Вялых листьев шуршал хоровод. -
Был октябрь, одинокий без меры,
Был незабываемый год.
Шел вдоль озера я, вдоль Оберы,
В полной сумрака области Нодд,
Возле озера, возле Оберы,
В полных призраков зарослях Нодд.

Я брел по огромной аллее
Кипарисов - с моею душой,
Кипарисов - с Психеей, душой.
Было сердце мое горячее,
Чем серы поток огневой,
Чем лавы поток огневой,
Бегущий с горы Эореи
Под ветра полярного вой,
Свергающийся с Эореи
Под бури арктической вой.

Разговор наш был грустный и серый,
Вялых мыслей шуршал хоровод,
Тусклых мыслей шуршал хоровод,
Мы забыли унылый без меры
Октябрь и мучительный год,
(Всех годов истребительней год!)
Не заметили даже Оберы
(Хоть знаком был мне шум ее вод),
Даже озера, даже Оберы
Не заметили в зарослях Нодд.

Еще плотен был мрак уходящий,
Но зари уже близился срок, -
Да, зари уже близился срок,
Как вдруг появился над чащей
Туманного света поток,
Из которого вылез блестящий
Двойной удивительный рог,
Двуалмазный и ярко блестящий
Астарты изогнутый рог.

Я сказал: - Горячей, чем Диана,
Она движется там, вдалеке,
Сквозь пространства тоски, вдалеке,
Она видит, как блещет слеза на
Обреченной могиле щеке.
Льва созвездье пройдя, из тумана
К нам глядит с нежным светом в зрачке,
Из-за логова Льва, из тумана,
Манит ласкою в ясном зрачке.

Перст подняв, отвечала Психея:
- Нет, не верю я этим рогам,
Не доверюсь я бледным рогам.
Торопись! Улетим поскорее
От беды, угрожающей нам! -
Затряслась; ее крылья за нею
Волочились по пыльным камням.
Зарыдала; а перья за нею
Волочились по грязным камням,
Так печально ползли по камням!

Я ответил: - Нас манит сиянье,
Все твои опасения - бред!
Все твои колебания - бред!
Надежду и Очарованье
Пророчит нам радостный свет.
Посмотри на сияющий свет!
Крепче веруй ты в это сверканье,
И оно нас избавит от бед!
Положись ты на это сверканье!
Нас избавит от горя и бед
В темном небе сияющий свет!

Целовал я ее, утешая,
Разогнал темноту ее дум,
Победил темноту ее дум.
Так дошли мы до самого края.
Видим: склеп, молчалив и угрюм,
Вход в него молчалив и угрюм.
- Что за надпись, сестра дорогая,
Здесь, на склепе? - спросил я, угрюм.
Та в ответ: - Улялюм... Улялюм...
Вот могила твоей Улялюм!

Стал я сразу печальный и серый,
Словно листьев сухой хоровод,
Словно прелой листвы хоровод.
Я вскричал: - Одинокий без меры
Был октябрь в тот мучительный год!
Видел я этот склеп... этот свод...
Ношу снес я под каменный свод!
Что за демон как раз через год
Вновь под тот же привел меня свод?
Да, припомнил я волны Оберы,
Вспомнил область туманную Нодд!
Да, припомнил я берег Оберы,
Вспомнил призраков в зарослях Нодд!

Перевод Н. Чуковского


Улялюм

Небеса были пепельно-пенны,
Листья были осенние стылы,
Листья были усталые стылы,
И октябрь в этот год отреченный
Наступил бесконечно унылый.
Было смутно; темны и смятенны
Стали чащи, озера, могилы, -
Путь в Уировой чаще священной
Вел к Оберовым духам могилы.

Мрачно брел я в тени великанов -
Кипарисов с душою моей,
Мрачно брел я с Психеей моей,
Были дни, когда Горе, нагрянув,
Залило меня лавой своей,
Ледовитою лавой своей.
Были взрывы промерзших вулканов,
Было пламя в глубинах морей -
Нарастающий грохот вулканов,
Пробужденье промерзших морей.

Пепел слов угасал постепенно,
Мысли были осенние стылы,
Наша память усталая стыла.
Мы забыли, что год - отреченный,
Мы забыли, что месяц - унылый
(Что за ночь - Ночь Ночей! - наступила,
Мы забыли, - темны и смятенны
Стали чащи, озера, могилы),
Мы забыли о чаще священной,
Не заметили духов могилы.

И когда эта ночь понемногу
Пригасила огни в небесах, -
Огоньки и огни в небесах, -
Озарил странным светом дорогу
Серп о двух исполинских рогах.
Серп навис в темном небе двурого, -
Дивный призрак, развеявший страх, -
Серп Астарты, сияя двурого,
Прогоняя сомненья и страх.

И сказал я: "Светлей, чем Селена,
Милосердней Астарта встает,
В царстве вздохов Астарта цветет
И слезам, как Сезам сокровенный,
Отворяет врата, - не сотрет
Их и червь. - О, Астарта, блаженно
Не на землю меня поведет -
Сквозь созвездие Льва поведет,
В те пределы, где пепельно-пенна,
Лета - вечным забвеньем - течет,
Сквозь созвездие Льва вдохновенно,
Милосердно меня поведет!"

Но перстом погрозила Психея:
"Я не верю огню в небесах!
Нет, не верю огню в небесах!
Он все ближе. Беги же скорее!"
Одолели сомненья и страх.
Побледнела душа, и за нею
Крылья скорбно поникли во прах,
Ужаснулась, и крылья за нею
Безнадежно упали во прах, -
Тихо-тихо упали во прах.

Я ответил: "Тревога напрасна!
В небесах - ослепительный свет!
Окунемся в спасительный свет!
Прорицанье Сивиллы пристрастно,
И прекрасен Астарты рассвет!
Полный новой Надежды рассвет!
Он сверкает раздольно и властно,
Он не призрак летучий, о нет!
Он дарует раздольно и властно
Свет Надежды. Не бойся! О нет,
Это благословенный рассвет!"

Так сказал я, проникнуть не смея
В невеселую даль ее дум
И догадок, догадок и дум.
Но тропа прервалась и, темнея,
Склеп возник. Я и вещий мой ум,
Я (не веря) и вещий мой ум -
Мы воскликнули разом: "Психея!
Кто тут спит?!" - Я и вещий мой ум...
"Улялюм, - подсказала Психея, -
Улялюм! Ты забыл Улялюм!"

Сердце в пепел упало и пену
И, как листья, устало застыло,
Как осенние листья, застыло.
Год назад год пошел отреченный!
В октябре бесконечно уныло
Я стоял здесь у края могилы!
Я кричал здесь у края могилы!
Ночь Ночей над землей наступила -
Ах! зачем - и забыв - не забыл я:
Тою ночью темны, вдохновенны
Стали чащи, озера, могилы
И звучали над чащей священной
Завывания духов могилы!

Мы, стеная, - она, я - вскричали:
"Ах, возможно ль, что духи могил -
Милосердные духи могил -
Отвлеченьем от нашей печали
И несчастья, что склеп затаил, -
Страшной тайны, что склеп затаил, -
К нам на небо Астарту призвали
Из созвездия адских светил -
Из греховной, губительной дали,
С небосвода подземных светил?"

1847-1849

Перевод В. Топорова, 2002

К M. L. S.

Давно ли автор этих строк в безмерной
Гордыне разума смел утверждать,
Что надо всем владычествует слово,
Что не родится мысль у нас в мозгу
Иначе как в словесном облаченье.

И вот, в насмешку ли над болтуном,
Два слова, нежных два и чужеземных,
Звучанья италийского, какие
Лишь ангелу шептать сквозь сон "в росе,
Жемчужной цепью легшей на Гермон",
Возникли вдруг из темной бездны сердца
Не мыслью - помыслом, душою мысли,
Видением неистовым и светлым,
Божественней всего, что шестикрылый
Арфист в раю (тот Израфел, чей голос
"Утешней, чем у всех созданий божьих")
Мечтал бы выразить. И я... я сломлен.
Рука повисла, выронив перо.
Твое мне имя взять ты предложила,
Как пастор текст берет,- но я бессилен
О нем писать; ни говорить, ни думать
Я не могу, ни чувствовать. Ведь это ж
Не значит чувствовать - застыть блаженно
На золотом пороге царства снов,
Смотреть в его распахнутую даль.
И вправо ль погляжу, вперед ли, влево ль -
Из всех чудес в пронзителыюм восторге
Увидеть сквозь бессолнечный туман,
Где все слилось, - тебя! Одну тебя.

Перевод Н. Вольпина

К М.Л.Ш.

Еще недавно автор этих строк
В спесивом упоенье интеллектом
До неба "силу слов" превозносил
И утверждал, что мысли возникают
Не иначе как в форме языка;
Но вот, в насмешку ль над его хвальбой,
Два слова - нежных, слабых, чужезвучных,
Два неземных (о, ангелам бы их
Шептать во сне над лунною "росою,
Жемчужной нитью легшей на Гермон") -
Из бездны сердца тихо поднялись:
Немысли, полумысли, души мыслей -
Волшебней и божественней тех грез,
Что Израфил (певец "с наисладчайшим
Из всех восславивших Аллаха гласом")
Посмел бы в песнь вложить. И я - немею.
Рука застыла; брошено перо.
Тебе молиться именем твоим
Не смею: ни писать, ни петь, ни думать;
И чувствовать устал - оцепененье
Владеет мной пред златовратным сном,
Оцепененье сковывает чувство.
Робею, очарован, - даль безмерна;
Вперед, направо ль, влево ль погляжу -
Туман багровый застилает землю,
И лишь один-единственный мираж
Горит у горизонта - _ты! ты! ты!_

1847

Перевод В. Топорова, 2002


Загадка

Сказал однажды мудрый граф д'Урак:
"Найти в сонете мысль - куда как сложно!
Нередко он - забава для писак;
Его рассматривать на свет возможно,

Как дамскую вуаль: ведь ненадежно
Скрывать под ней лицо. Иной поэт
Такого наворотит - мочи нет,
Но взглянешь глубже - суть стихов
ничтожна".

И прав д'Урак, кляня "Петраркин бред":
В нем уйма слов нелепых и туманных,
В нем изобилье бредней такерманных...

И вот я сочиняю свой ответ
Куда хочу вложить я смысл незримый
Меж строчек имя скрыв своей любимой.

Перевод К. Бена


Эльдорадо

С песней в устах,
Отринув страх,
В палящий зной, в прохладу -
Всегда в седле,
По всей земле
Рыцарь искал Эльдорадо.

Где юный жар?
Он грустен и стар,
Легла на грудь прохлада:
Искал он везде,
Но нет нигде,
Нет и подобья Эльдорадо.

Встала пред ним
Тень-пилигрим.
Смертным повеяло хладом.
- Тень, отвечай:
Где этот край,
Край золотой Эльдорадо?

- Мчи грядою
Лунных гор,
Мчи Долиной Тьмы и Хлада,
Молвит Тень, -
Мчи ночь и день,
Если ищешь Эльдорадо.

Перевод Н. Вольпина


Эль-Дорадо

Он на коне,
В стальной броне;
В лучах и в тенях Ада,
Песнь на устах,
В днях и годах
Искал он Эль-Дорадо.

И стал он сед
От долгих лет,
На сердце - тени Ада.
Искал года,
Но нет следа
Страны той - Эль-Дорадо.

И он устал,
В степи упал...
Предстала Тень из Ада,
И он, без сил,
Ее спросил:
"О Тень, где Эль-Дорадо?"

"На склоны чер-
ных Лунных гор
Пройди, - где тени Ада!"
В ответ Она:
"Во мгле без дна -
Для смелых-Эль-Дорадо!"

Перевод В. Брюсова


К Анни

О счастье! Не мучусь
Я больше, томясь,
Упорной болезнью,
И порвана связь
С горячкой, что жизнью
Недавно звалась.

Лежу я недвижно,
Лишенный сил,
И каждый мускул
Как будто застыл.
Мне лучше: не мучит
Горячечный пыл.

Лежу я спокойно,
Во сне распростерт,
Забыв все недуги,

Как будто я мертв,
И можно в испуге
Подумать - я мертв.

Рыданья и вопли
Затихли вокруг,
Как только прервался
Мучительный стук -
Терзающий сердце
Томительный стук.

Тоска, отвращенье,
Как тающий воск,
Исчезли с болезнью,
Мрачившей мой мозг,
С горячкой, что жизнью
Сжигала мой мозг.

Исчезла и пытка,
Всех пыток сильней, -
Ужасная жажда
Души моей
К реке ядовитой
Проклятых страстей:
Насытил я жажду
Души моей.

Испил я студеной
роды из ключа,
Тот ключ потаенный
Струится, журча,
В земле неглубоко
Струится, журча.

О, нет! Пусть не скажет
Никто, что для сна
Приют мой мрачен,
Постель так тесна, -
Ведь тот, кто скажет:
Постель так тесна,
Он тоже ляжет
В такую ж для сна.

Мой дух не лелеет
Мечтаний о грозах
Не сожалеет
О пламенных розах
О том, что алеет
На миртах и розах,

Дыханье как будто
Анютиных глазок
Он слышит из руты,
Из праздничных связс
Цветов розмаринных,
Анютиных глазок -
Дыханье невинных
Анютиных глазок.

Он дремлет блаженно
В тумане мечтаний
О правде нетленной
И верности Анни
Витая блаженно
Средь локонов Анни.

Она с поцелуем
Склонилась ко мне
И я, не волнуем
Ничем в тишине,
Скользя, как по струям,
Забылся во сне.

Укрыв меня нежно