Гэльский Е
Режиссеры обстоятельств

   Е.Гэльский
   РЕЖИССЕРЫ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
   СНОСКА: Зилазни Р. Девять принцев Эмбера. Л.: "Худ.лит". 1990г. (перевод с английского М.Гилинского)
   Зилязни Р. Ружья Авалона. Л.: "Худ.лит". 1990г. (перевод с английского М.Гилинского)
   "Сколько чудес за туманами кроется! Не подойти, не увидеть, не взять..."
   I. Отражение "Земля".
   "Там", наверное, торчал бы сейчас на корте, оформляя имидж представителя среднего класса. "Здесь" стоишь в очереди за справкой на получение пособия. Меньше очередей любишь только теннис.
   Среди дел, расписанных на ближайшие дни, хочется делать не больше трети -- ими и будешь заниматься, когда освободишься. И тебя называют счастливым, потому что живешь через силу только 67% своего времени.
   Мир незыблем. Испокон веку: "Российская империя -- тюрьма, а за границей тоже -- кутерьма".
   Интересно: если ты отыскал тайное сплетение нитей, которые управляют движением миллиардных капиталов, игрой масок в правительственных кабинетах, перемещением войск по кривизне глобуса -- что же тебе мешает использовать знание (или иллюзию знания, что, в общем, эквивалентно)?
   Стереотип.
   "Почему я? Кто я такой? Какое право имею?"
   В глубину души вжилась уверенность -- не получится. Потому что великие дела -- прерогатива титанов (и тиранов), а ты лишь тень у их ног.
   Тень. Отражение. Во сне даровано тебе увидеть зеленые, золотые купола и узор лабиринта.
   II. Эмбер.
   У каждого свой Эмбер, и у всех он один. Символика более, чем проста: магическое знамя Оберона царит над ПРАВИЛЬНЫМ миром.
   Для принцев отражения -- тени, которые отбрасывает единственная реальность янтарного города. Для нас Эмбер -воображаемый ИДЕАЛ обыденного мира (Земли, Авалона, Лорен и иже с ними).
   Идеал в понимании математиков, а не утопистов. Уберите с Земли-отражения реалии, чье существование или несуществование определяется броском игральных костей судьбы. Добавьте истины, которые необходимы миру: они должны быть,но их нет, давно исчезли они, поглощенные Хаосом -- призраки, сохранившиеся на отражении отражения.
   Вы увидите мир, который при всех мыслимых преобразованиях останется собой.
   Родившиеся в Эмбере. Заключенные в янтарь.
   Этот "Эмбер" хуже или лучше своих отражений? Хочешь ли ты жить в Эмбере, отстраненный наблюдатель?
   Да? Но тогда найдется отражение, которое сохранит Эмбер, но не тебя в нем. То есть, ты снова оказываешься на отражении -- в данном случае на отражении Эмбера истинного.
   Правильно спросить: хочешь ли ты стать частью Эмбера, породниться с ним кровью, которой рисуют Лабиринт. Можешь ли?
   "Трон тому, кто говорит: Возьму и не отдам!"
   Единственной реальностью Вcеленной (воображаемой реальностью) является Эмбер. Единственные обитатели Эмбера -- принцы королевской крови. Они вольны брать с собой всех, кого пожелают (поскольку, где знать, там и двор), и эти: гвардейцы, шуты, дворяне и поэты -- получают вид на жительство в вечном городе, но отнюдь не права гражданства.
   Итак, готовы ли Вы стать принцем Эмбера?
   III. Онтология отражений.
   Различить отражения и истинный мир может лишь потомок Оберона. Для него Тени вариабельны, Эмбер же неизменен. Утративший власть над отражениями Корвин считал Землю единственной реальностью.
   Обитатели отражений -- тени эмберовской королевской семьи, поскольку никого иного в реальном мире нет. Сотворенные "по образу и подобию" сильных этой вселенной, они, несомненно, обладают теми же возможностями. Говоря точнее, эти возможности в них ЗАКЛЮЧЕНЫ.
   Роджер Зилазни тщательно продумал правила игры. Он создал произведение, более тонкое и глубокое, чем представляется поверхностному читателю.
   Кстати, это общее свойство так называемой развлекательной литературы.
   Простым нагромождением приключений (драк, секса, насилия и т.п.) нельзя занять воображение даже самого невзыскательного читателя. То есть, самый невзыскательный, вероятно, подобную книжку сумеет дочитать до конца. Но и у него она не задержится в памяти -- просто потому, что память не в состоянии долго хранить сведения, лишенные внутренней связности и не нужные в повседневной жизни. Она не окажет влияния на общество и в конце концов канет в Лету. Примеров тому нет числа.
   Но остается Александр Дюма. В сотый раз перечитывается Гилберт Честертон и Артур Конан Дойль, Гарри Гаррисон и Роджер Зилазни. Не нужно рыться в памяти, чтобы вспомнить имена героев, сюжет, мораль. Значит?
   Значит, либо развлекательный жанр является литературой, либо он не развлекает. Мысль, в общем, до очевидности простая, но попробуйте сказать в компании, претендующей на интеллигентность, что вы предпочитаете Гашека Ремарку и не считаете Айзека Азимова глупее Макса Фриша!
   Сила Александра Дюма заключалась в замечательном чувстве истории. (Это, разумеется, не предполагает знания истории, хотя и здесь, как мне кажется, Дюма лучше своей репутации.) Артур Конан Дойль знаменит введением в литературу формальной логики Аристотеля. Айзек Азимов -- исследованием вариантов развития социальных систем ("Стальные пещеры" с примыкающими произведениями, "Основание", "Конец вечности"). Заслуга Роджера Зилазни -- в глубине психологического фундамента его романов и -- поскольку это взаимонеобходимо -- в фундаменте философском.
   Принято говорить о социальных, гносеологических, исторических корнях философии. Между тем, "самая абстрактная", "самая общая", "самая объективная" и т.п. наука насквозь личностна. Тем, кто понимает, например, Юма и Энгельса, трудно принять Канта. Не потому, что он сложнее или умнее Юма -- просто его взгляд на мир для них органически неприемлем.
   Герои Зилазни постоянно сталкиваются с основным вопросом философии. Для Эмбера это проблема объективности или рукотворности отражений.
   Корвин решает его, как истинный материалист: отражения существуют реально, принцы лишь движутся от одного к другому. Почему? Потому что мозг Корвина не в состоянии породить те мрачные и алогичные миры, сквозь которые он идет, пробираясь ко двору Хаоса. "Я не могу и никогда не смогу такое представить, но оно есть и, значит, -- реально."
   Усмешка Бранда, который как раз может!
   И для него единственной реальностью во всех отражениях будет он сам, и даже истинный город не окажется исключением. Вот почему Бранд посмел.
   Рэндом не ввяжется в эту дискуссию, он не захочет понять, в чем, собственно, смысл проблемы. Промолчит и Бенедикт, который видит этот смысл слишком хорошо...
   А читателю остается найти свой угол зрения и заодно осознать, что таких углов много. Когда ты меняешь один философский взгляд на другой, ты просто манипулируешь отражениями.
   Итак, вопрос: что реально -- тени или Эмбер (или, быть может, ничто) -- есть отражение основного вопроса философии. Значит, О.В.Ф. всплывет и при любой попытке выяснить, не являетесь ли Вы, случайно, принцем Корвином (Рэндомом, Эриком...), потерявшим память и застрявшим на этом отвратительном отражении.
   Но тогда эта проблема не знает решения!
   Есть два пути. Можно попытаться менять отражения. Можно менять себя,чтобы обрести свою истинную -- эмберовскую -личность.
   Второе (психоаналитическое) прочтение романа смыкается с логикой экзистенциализма. Эмбер -- твоя подлинность; взгляд на мир глазами того, кем ты мог бы быть. Превратись в принца, пройди Лабиринт -- выверни себя наизнанку несказанно страшным испытанием -- и мир существующий станет для тебя Эмбером. А если ты захочешь -- Авалоном, страной двух закатов ирландской мифологии.
   "Так сколько миль до Авалона? И все, и ни одной. Разрушены серебряные башни"
   Или любым другим отражением, какое ты пожелаешь обрести.
   IV. Ребмэ.
   Если Эмбер представляет собой идеал личности: мир осознания себя, мир поступков, то Ребмэ -- мир чувств.
   (Заметим сразу, отражения -- мир теней поступков, призраков чувств.)
   Принцы -- люди, обогащенные причудами любви и дружбы, сопереживаний, страданий, построения пьедесталов и разрушения их. Поэтому все смуты Эмбера отражаются в Ребмэ.
   Что бы ни натворил во имя власти, совесть напомнит тебе о цене. Что бы ни сделал вдруг с несвойственным тебе благородством, только в Ребмэ оценят.
   -- Что толку? -- скажут в Эмбере.
   -- Зато приласкал свою совесть, -- отзовется в Ребмэ.
   Вуаль (Вайа) -- некий символ Ребмэ. Символ понимания и прощения. Она слепа. Что ж, чувства слепы в системе представлений королевских детей. Они второстепенны. Сначала война, потом любовь.
   "Чья-то злая воля чувствовалась в великом лесу. /.../ Это была моя злая воля.
   Своим проклятием я переродил Гарнатскую долину, сделал ее символом ненависти к Эрику и всем тем, кто не воспротивился выполнению его зверского приговора. Мне стало неприятно, хотя я знал, что вижу ЧАСТЬ САМОГО СЕБЯ.
   Я открыл новый путь в реальный мир. Гарнатский лес стал тропинкой сквозь мрачные и суровые отражения, по которым шествовало зло."
   V. Хаос.
   Как нельзя отделить нейроны мозга, отвечающие за чувства и за логику, так не расчленишь Ребмэ/Эмбер, Хаос и отражения, окутавшие их, и сны Тир-на-нОга, собирающего в причудливый узор все мыслимое и содеянное в непризрачных жизнях.
   Тир-на-нОг -"чудесная земля" ирландских легенд, мир певцов и поэтов -- лунное отражение Эмбера. Легко прочесть: город "мастеров снов" символизирует подсознание. Конечно -подсознание эмберовской личности, потому не привычно дремучее, но светлое,облагороженное красотой истинного мира и вечного города. Хотя, сны все равно снятся, по преимуществу, страшные: Тир-на-нОг отражает Эмбер.
   Или наоборот? Изменчивый (не по воле принцев!) город предчувствий и пророчеств более органичен Хаосу -первопричине мира.
   Ребмэ, интеллектуальная сознательная пленочка, представляет лучшее в эмберовских структурах. Тир-на-нОг, подсознание Эмбера или сверхсознание личности -- знак неопределенности, присущей реальному миру в силу факта его происхождения: лишь Хаос причина и источник развития.
   Сначала был Хаос. И первое отражение по своему разумению и чувствам создал Дворкин. Варварский эксперимент: воссоздание структуры из бесструктурности...
   Вновь автор изящно угодил основным направлениям в философии.
   Субъективному идеалисту важно видеть и Эмбер, и его Тени созданием своего разума.
   Диалектик может аплодировать творению сущего из ничто и вечной борьбе Хаоса и Эмбера.
   Материалисту-системщику должна быть близка мысль о том, что плоды нашего познания и воображения на определенном уровне совершенства разума воссоздадут в материальном мире объекты, отношения, личности, над которыми постигший будет властен и не властен одновременно.
   Породившее диполь осталось частью целого и никогда не простит того, что стало теперь частью. Так родители не прощают детям собственного бессилия перед проблемами будущего.
   Как хочется вернуться к традициям, не предав свое время! Не получается.
   Бранд ищет идеал в прошлом. Он начнет все с нуля. Он будет богом отставших от поезда своей юности, мертвых прислужников Хаоса, первотрадиции.
   Бранд обманул и себя, и других. Но время потока событий погубило его, исполняя свой закон: без будущего ты становишься мертвым, даже если значишься живым.
   VI. Эмбер: Matrix.
   1. Итак, путь к себе приводит в Эмбер. (Все пути ведут туда). Роджер Зилазни красиво обыграл назойливую повторяемость исторических событий в пространствах и временах мира существующего. Закон уродливого самокопирования объясняется существованием в Эмбере ЛАБИРИНТА -- первичной матрицы характеров и отношений. Многократно варьируясь -- отражаясь, эта матрица определяет расстановку фигур на исторической сцене.
   Упрощая авторский замысел, можно сказать, что эмберовский цикл -- это прежде всего РОМАН ОТНОШЕНИЙ, "Сага о Форсайтах", организованная на материале фэнтэзи. Притом, Зилазни пытается очистить отношения от случайного и продемонстрировать чистые или "эмберовские" типы личности, которые скрыты в нас -- нравится нам это или нет.
   "... -- Я дал слово.
   -- Возьми его обратно.
   -- Не могу.
   ... Я прекрасно понимал, что почти все наши погибнут, и виновником их гибели буду я...
   ...такова моя жизнь, потому что принц Эмбера -- частичка вселенной и в какой-то мере виновен во всех мерзостях, которые в ней творятся. Поэтому я говорю "Ха!", когда речь заходит о моей совести. В зеркалах многих суждений мои руки обагрены кровью...
   ...я принес сэра Ланселота дю Люка в замок Ганелона, которому я верил, как брату. Иными словами, не верил вовсе...
   ...по крайней мере, с первым встречным ты можешь чувствовать себя в относительной безопасности...
   ...Гордость и одиночество -- неизменные спутники принца Эмбера, не способного никому доверять...
   ...Я являюсь частью зла, которое царит в реальном мире и на отражениях. Иногда мне кажется, что я -- то самое Зло, которое необходимо, чтобы бороться с другим Злом..."
   "Ведь они -- это мы, А разрыв между нами Не так уж велик."
   2. Роли распределены. Штатная дурочка -- сестричка Флоримель, штатный самовластительный злодей -- Эрик, мудрец -- Бенедикт, Д'Артаньян -- Корвин, иезуит -- Бранд, куча оборотней -- интриганок-сестер.
   Таков предварительный расклад.
   Мир вокруг развеселой семейки плачет от их проделок.
   Герои Эмбера живут долго и не скучно. Приключения тела сменяют приключения мысли. Статус вынуждает уметь,а это означает сметь использовать проходные миры и их жителей. А что, кто-то из нас поступает не так?
   В Эмбере нет обломовых. Тебе предложена жизнь -- живи. Воюй, побеждай, властвуй. Оставь память о себе.
   Построй свои придуманные миры так, что они возникнут.
   Здесь каждый играет на победителя. Поэтому в почтенном семействе нет вторых. Зато первых хоть отбавляй. Правда, первые они все по-своему. Здесь ключ к тайне соперничества.
   "Мои отражения лучше, от них я принесу в Альма-Матер больше (счастья, покоя, благоденствия?), чем остальные. Я -- бог своего творения. Кто еще может, как я?"
   Соединив волю с предприимчивостью, обаятельный и блестящий Эрик достигает цели раньше -- забыв вложить в эту цель устойчивый смысл.
   Скрещиваются шпаги внутреннего и внешнего. Побеждает форма. Надолго ли? Украшенная пустота обрушивает своды, и самонадеянный властитель платит за Драгоценный Камень Правосудия жизнью. Перед теми, кто выбрал разных союзников, встает проблема перемен.
   Как смел побежденный воскреснуть? Бранд всегда кажется себе тоньше и глубже этого вечно регенерирующего Корвина. С детства Бранду приходит понимание -- предчувствие того, чем Корвин с такой легкостью разбрасывается во имя конкретных и невзрачных целей. Уязвленная гордость толкает Бранда на путь Иуды. "В Эмбере никто не оценит меня, все кругом негодяи. Я буду властвовать в другом дворце!"
   Слава пришла к Д'Артаньяну вместе со смертью. Маршальский жезл выпал из его рук, символизируя опоздавшее признание людей.
   Героя ценили друзья и уважали враги. Многие его поступки диктовались долгом -- не только перед теми, кто был с ним на Королевской площади, но и перед случайными привязанностями, а еще чаще -- требованиями стереотипа.
   Д'Артаньян был связан, был счастлив и не победил, хотя прожил длинную жизнь. Корвин не доверял, презирал, интриговал и выиграл.
   Вряд ли это мораль.
   Проваливаясь в поиски смысла сущего, он шел медленно, один. Мыслил, действовал, совершал ошибки. Созерцающие завистники отомстили ему за гордыню.
   Снисходителен к чужим победам Жерар. Его поиск спокоен, путь осторожен. Он не жаждет власти, словно бы предостерегая от нее первым -- себя.
   Головокружительные скачки Корвина и обожающего его автора делают Жерара глупее, чем он есть. Каков он, и автор, и Корвин знают, но что-то мешает оценить. Пусть их.
   Бенедикт, грезящий о мире, воюет всю жизнь. Он всегда благородно ни причем, -- всему виной проделки брата Корвина. Но кто, как не Бенедикт так диалектически близок ко двору антикоролевства Хаоса в мыслях -- и поступках, таких незначительных на общем фоне событий?
   Никогда не простит углубленный в свое мировоздание Бенедикт неразборчивого в средствах Корвина. "Как смеешь ты, наглец..." Сколько подвигов пришлось совершить бесстрашному принцу, чтобы не снять, а слегка сдвинуть навешенный ярлык гарцующего между опасностями нахала...
   Люди не интересуют Бенедикта -- лишь связи и целостность задуманной им Вселенной, лишь благоденствие Эмбера.
   Не прощает ему рассудочный Корвин незатейливого личного вклада в порочный союз с Хаосом.
   (Дара, принцесса Хаоса. Живая связь двух королевств.
   Не потому ли яростно бьется с темными силами Бенедикт, что впустил их гораздо раньше в свои чувства?)
   Как легко было признанному в своей вотчине Бенедикту объявить преступником растерявшегося Корвина!
   "-- Убийца! -- повторил он.
   -- Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   -- Лжец!"
   По логике: раз вор, значит украл.
   Так и будет между ними всегда вооруженный нейтралитет, недоверие, и помощь только если уж в одной лодке.
   А вот Джулиан не прощает Корвину воображения. Он ценит красоту, порядок, а значит, величие и власть. Но автор -фантазер, и достоинства Джулиана меркнут рядом с вероломством Эрика, многозначительностью Бенедикта, Лабиринтами Корвина. Вряд ли Джулиан (который, кстати, закрывал глаза на благородного лорда Рейна, последнего утешителя незадачливого претендента на престол) в этом виноват.
   Бедняжка Рэндом! Немного ироничное отношение Корвина -изящная бирка, прикрепленная автором лукавому предпринима телю своей и чужой судеб.
   Ему не доверяют за то, что он хитер и тащит нажитое в игре в свое отражение, а иначе в свой дом. Он бы с удовольствием расширил этот дом до размеров королевства!
   И трудно представить, будет ли это хуже, чем притязания остальных братьев...
   Тоскующая в тисках израненного самолюбия Бранда мечта о совершенстве дома вызывает печальное недоумение у Рэндома, который способен выстроить дом там, куда его заносят дороги. Рэндом не только создаст уют другому, он даже в состоянии представить, что кому нужно, чтобы силы вернулись, пробудились чувства, активизировался ум. Пустыми, надуманными, если не амбициозными и опасными, бреднями кажутся Рэндому душевные метания Бранда.
   Трудно пережить Бранду ловкость и простоту, с которой оформляет пространство Рэндом. Ведь он "глупый пустозвон"!
   Еще бы.
   Очарованный собою Каин...
   Символ знамени предков -- зеленый камзол.
   "-- Что ж, я могу извиниться..." Удивительная мягкость к себе за задуманное и с трудом не совершенное убийство!
   Всегда следующий в русле чужих побед Каин украшает этот путь интригами против всех, кто не верит в его, Каина, значительность. "Мы препирались около часа", и, конечно, не пришли к соглашению. Последовательного Корвина раздражает этот человек, живущий по законам отношений: сегодня -люблю, завтра -- ненавижу, сейчас презираю, тогда одобрял, и лицемерно приплетающий к сим временным страстям заботу о благе королевства.
   А в чем оно, это благо? Ведь и Корвин уверен, что только он -- постигший. Зато Каин -- искусный дипломат, и узоры его союзов всегда изысканнее, чем хотелось бы Корвину: воюя с ним в одиночку, сражаешься с войском, управляемым неведомыми логику нитями.
   Красавица Фиона знает об ожидающих Эмбер превратностях ровно столько же, сколько и Корвин. Но она не только не становится под знамена воинствующего принца, а спокойно и твердо ведет свою игру. Наверное, это внутренний протест против темных сил, превращенных Корвином в средство к достижению своей судьбы.
   Кстати, средства Фиона выбирает не хуже Каина. Там, где логика и сила не поможет, придут на помощь пророчества и чувства. Фиона знает, с кем идти в новые лабиринты, и кем пришедшие станут в них. Корвин знает, как дойти быстро и без "этических" затей впечатлительной сестрички. Им есть что делить.
   Флоримель все используют за то, что она "лишена воображения": повторяется акцент в авторской системе приоритетов. Трудно представить, что не найдется миров, где ее прелести будут воспеты поэтами и возвеличены художниками. В судьбе она ищет законы и правила, и не решается включить себя в число ее превратностей.
   В восхитительную Дейдру автор вольно или невольно включает черты любимого героя. Силясь создать ему некий смягченный и "положительный" антипод, он лишь усложняет себе игру. Дейдра -- предмет обожания и, как может быть хотелось бы автору, подражания Корвина -- исчезает, трансформируясь в Дару, королеву Хаоса, достойную главного героя виртуозностью своих поединков.
   Дейдра оказалась отражением. Жанр произведения допускает подобное удвоение образа: мало ли в жизни недостроенных судеб, не состоявшихся в творчестве, мелькнувших (пусть даже и прекрасной) тенью в кругу своих.
   (Подобно тому, как Дара отняла у Дейдры назначенную той роль, Вуаль -- этакий полномочный посол мира чувств -заполняет собой Ребмэ, превращая обеих принцесс -- Льювиллу и Мойру -- в бледное подобие своего совершенства.)
   Блейз. Как пленительно нужно оформить предательство, чтобы принц Корвин, уставший быть в их сети центральной фигурой, оценил его,как достижение! Все меняется со временем, но если ты властен над ним, то и меняться будет по твоему желанию, и останется только внушить кружающим, что некая заданность твоих измен -- всего лишь свойство объективного мира.
   "Блейз, ты мне нравишься. Я должен плохо к тебе относиться, хоть и не помню, по какой причине, но ты мне нравишься. Я это знаю."
   Заключив договор с Фионой и Брандом, Блейз сначала наказывает Бранда. Затем, не расторгнув любви с бывшими союзниками, сближается со своим врагом Корвином и предает его спокойно и естественно на склонах Колвира.
   У принцев и принцесс различные жизненные пути. Благородны и привлекательны они, или насквозь порочны -- ни один не превращен автором в беговую дорожку к безжизненным вершинам чужого самолюбия. В Эмбере, в любви и во власти каждый старается для себя.
   "Никого нельзя щадить, Ни в полете, ни в паденьи, -Беспощадней снисхожденья Ничего не может быть."
   3. По воле автора движение сюжета развивается в зависимости от распределения ролей в Эмбере. Но если посмотреть глубже, исполнение ролей предопределено психологическими особенностями личностей, сотворенных живыми, зримыми, запоминающимися.
   Противоположности: цели и средства, пыл и рассудочность, войны и пророчества.
   Бранд, Рэндом и Жерар хотят построить в Эмбере процветающий дом. Рэндом знает "как", Жерар -- "во имя чего", Бранд ищет дом в себе. Хозяева.
   Корвин, Бенедикт, Джулиан и Эрик живут войной, а на коротких привалах размышляют о сущностях. Эрик добивается цели и погибает: зачем дальше жить? Бенедикт -- вечный тайный управляющий всех войн, и во все времена: "Если не я, то кто же?"
   Корвин добъется поражений и побед. Война -- его жизнь, его любовь, его судьба. Сил прибавляется от войны.Наступит мир, и он растеряет власть и влияние, станет неумелым кавалером или сказочным героем истории.
   Джулиан, лишенный фантазии - полководец, охотник, творец красоты, дисциплины, формы. Он лучше всех знает "как", но совсем не представляет "во имя чего".
   Флоримель, Фиона, Каин извлекают свои преимущества из противоречий между строящими и разрушающими.
   Флоримель последовательно создает цепь союзов, устраиваясь в пространстве, исходя из критерия собственной безопасности в данный конкретный момент. Будущего она не предвидит, людей не понимает.
   Фиона предчувствует события и поступки. Душа ее часто обращается к Ребмэ и бывает встречена там благосклонно. Критериев у Фионы просто нет, поэтому она не избегает риска.
   Политик возвышенных пожеланий Каин живет то торжествуя, то уступая. "Цель есть мое сегодняшнее "я", его капризы и его подвиги."
   Все трое играют в жизнь, в Эмбер, в Отражения. Назовем их авантюристами за то, что их поступки -- цель компромиссов, убеждения -- функция настроения, манипулирование людьми -зона творчества.
   Подобием эмберовских дворцовых страстей являются отношения во всех отражениях.
   Тот, кто предоставит воину очаг и кров на привале, вызовет в нем благодарность и получит помощь в бою. (Рэндом -- Корвин)
   Тот, кто играет с жизнью в рулетку, не прощает подобного другим. (Флора -- Фиона)
   Тот, кто борется за трон, не простит другому снисходительно упущенной возможности добиться его. (Корвин -- Бенедикт)
   Тот, кто подчиняет чувства внешним проявлениям, не простит манипулирования ими ради внутренних страстей. (Каин -Фиона)
   Тот, кто построил дом себе, создав пустыню вокруг, не простит возделывающего в ней оазис. (Бранд -- Рэндом)
   Тот, кто рожден диктатором и воспитал себя полководцем, не простит гениальному выскочке полета интуиции в решающей войне. (Джулиан -- Корвин)
   Тот, кто выстроил логическую цепь прегрешений,ожидая укоров совести, не простит тем, кто обходится без этих укоров, хотя и идет тем же самым путем. (Корвин -- Фиона)
   "Никому нельзя прощать, Ни за слово, ни за дело, Что хоть раз тебя задело, То прорежется опять..."
   VII. Эмбер и отражения.
   Представьте себе ребенка, которому с детства доступны все утехи, развлечения, труды и опасности, накопленные миром. Его информационная среда изначально обогащена до предела, выплеск в мир пройдет по оптимальному сценарию.
   А сверстник -- астеническая тень героя, заброшенная на отражение -- будет лишь грезить о предначертанном будущем. Сценарий заботливо исказят социальные институты; материальные проблемы породят комплексы, а с ними -помутнение разума жаждой мстить всем без разбора.