Страница:
Инструкции она помнила назубок. Систему – в аварийный режим. Заблокировать все выходы с площадки. Заблокировать двери в кабинете дист-контроля. Ни в коем случае не выходить к детям. Не позволить ребенку, кем бы он ни был и какой бы предлог не выдумывал, войти к воспитательнице. Теперь – сенсор экстренного вызова. Элиза полагала, что ей никогда не придется им воспользоваться…
Правый верхний сектор голосферы налился ядовитой зеленью.
– Дежурный службы Т-безопасности слушает.
– Детский сад «Солнышко», университетский городок Роттенбург. Воспитатель Элизабет Солингер. Ситуация 3-а! Повторяю: ситуация 3-а!
– Я слышу вас, госпожа Солингер, – изображение не проявилось. – Успокойтесь. Продолжайте наблюдать за происходящим. Сейчас я подключусь к вашему инфо-каналу. Меры безопасности приняты?
– Да.
Элиза постаралась взять себя в руки. Голос срывался, в нем звучали слезы. Что подумает о ней дежурный? Она, кавалер-дама с магистерской степенью, истерит как девчонка-первокурсница…
– Я заблокировала площадку.
– Вы всё сделали правильно. Специалист уже вылетел к вам. Будет на месте через двадцать минут. Ждите. Сами ничего не предпринимайте. Действуйте строго по инструкции. Дети не выглядят измученными? Истощенными?
– Нет.
– Приступы типа эпилептических?
– Да что вы!
– Я – ничего. Так как насчет приступов?
– Нет.
– Если начнутся, задайте вентиляционный режим «колыбель». Повторяю: «колыбель». Это поддержит их.
– Хорошо.
– Что сейчас делают дети?
– Играют.
– Во что?
– В свадьбу. На космическом корабле.
– Жених, невеста, гости? Экипаж с поздравлениями?
– Да. Вы скорее… я прошу вас…
– Не волнуйтесь. Всё будет в порядке. Следуйте инструкциям.
– Я…
– Спасибо за оперативный вызов.
И дежурный отключился, хотя Элизе больше всего на свете хотелось, чтобы в акуст-линзе продолжал звучать этот спокойный, располагающий к себе голос. Он прав: инструкции писали знатоки кризисных ситуаций. Значит, осталось уведомить заведующую – и ждать. Великий Космос! Ждать целых двадцать – уже девятнадцать – минут… Как ни банально это звучит, они показались девушке вечностью. Умение сохранять хладнокровие, не в силах что-либо предпринять, не числилось среди многочисленных достоинств Элизы Солингер.
Кусая губы, она до рези в глазах всматривалась в «свадьбу». Ни одна свадьба не вызывала у нее такого живейшего интереса. Должно быть, когда Курт наконец решится подарить ей кольцо, и они пойдут под венец, счастливая невеста при каждом шаге будет вздрагивать, озираясь по сторонам. Кто вокруг? Кто этот священник? Кто эта женщина, мать Курта? Человек ли? Кукла?
Своей ли волей Курт отвечает: «Да!»?
Кто стоит за происходящим? Семнадцать малышей. Ника она исключила сразу. Кто из шестнадцати? Труди? Регина? Явный лидер сегодня. Слишком явный… Из ангара к детям подкатила автотележка с соками. Все принялись угощаться. Кто вызвал тележку? Густав? А может, всем заправляет тихоня Франек? Одиннадцать минут. Проклятая чернохвостка! Заливается, как ни в чем не бывало. Хоть бы уже заткнулась наконец! Дежурный сказал: всё будет в порядке. Десять минут. Скоро приедет специалист. Девять с половиной. «Пусть всё обойдется! Пожалуйста!» – шепотом попросила девушка, сама не зная – кого.
Много лет спустя Элиза ван Деникен, в девичестве – Солингер, баронесса дидактики, мать троих детей, выросших и даже подаривших Элизе внуков, найдет в архивах Роттенбургского информатория голографические снимки воспитанников «Солнышка». Будет там и печально запомнившаяся ей группа, за три дня до «космической свадьбы». Баронесса ван Деникен просидит, разглядывая детские лица, далеко за полночь. Густав Вольф, Регина ван Фрассен, Ник Зоммерфельд, Гертруда Шпильман, Маргарита Речицки…
«Всё в порядке?» – спросит Курт, седой и грузный.
Да, кивнет она.
«Иди спать. Тебе завтра рано вставать…»
Во сне Элиза увидит свадьбу. И проснется с криком – ей почудится, что сердце остановилось, и кровь не течет по жилам, и нет ни души, ни памяти, ни чувств, потому что биомеханической кукле ничего этого не надо.
IV
V
VI
VII
VIII
Правый верхний сектор голосферы налился ядовитой зеленью.
– Дежурный службы Т-безопасности слушает.
– Детский сад «Солнышко», университетский городок Роттенбург. Воспитатель Элизабет Солингер. Ситуация 3-а! Повторяю: ситуация 3-а!
– Я слышу вас, госпожа Солингер, – изображение не проявилось. – Успокойтесь. Продолжайте наблюдать за происходящим. Сейчас я подключусь к вашему инфо-каналу. Меры безопасности приняты?
– Да.
Элиза постаралась взять себя в руки. Голос срывался, в нем звучали слезы. Что подумает о ней дежурный? Она, кавалер-дама с магистерской степенью, истерит как девчонка-первокурсница…
– Я заблокировала площадку.
– Вы всё сделали правильно. Специалист уже вылетел к вам. Будет на месте через двадцать минут. Ждите. Сами ничего не предпринимайте. Действуйте строго по инструкции. Дети не выглядят измученными? Истощенными?
– Нет.
– Приступы типа эпилептических?
– Да что вы!
– Я – ничего. Так как насчет приступов?
– Нет.
– Если начнутся, задайте вентиляционный режим «колыбель». Повторяю: «колыбель». Это поддержит их.
– Хорошо.
– Что сейчас делают дети?
– Играют.
– Во что?
– В свадьбу. На космическом корабле.
– Жених, невеста, гости? Экипаж с поздравлениями?
– Да. Вы скорее… я прошу вас…
– Не волнуйтесь. Всё будет в порядке. Следуйте инструкциям.
– Я…
– Спасибо за оперативный вызов.
И дежурный отключился, хотя Элизе больше всего на свете хотелось, чтобы в акуст-линзе продолжал звучать этот спокойный, располагающий к себе голос. Он прав: инструкции писали знатоки кризисных ситуаций. Значит, осталось уведомить заведующую – и ждать. Великий Космос! Ждать целых двадцать – уже девятнадцать – минут… Как ни банально это звучит, они показались девушке вечностью. Умение сохранять хладнокровие, не в силах что-либо предпринять, не числилось среди многочисленных достоинств Элизы Солингер.
Кусая губы, она до рези в глазах всматривалась в «свадьбу». Ни одна свадьба не вызывала у нее такого живейшего интереса. Должно быть, когда Курт наконец решится подарить ей кольцо, и они пойдут под венец, счастливая невеста при каждом шаге будет вздрагивать, озираясь по сторонам. Кто вокруг? Кто этот священник? Кто эта женщина, мать Курта? Человек ли? Кукла?
Своей ли волей Курт отвечает: «Да!»?
Кто стоит за происходящим? Семнадцать малышей. Ника она исключила сразу. Кто из шестнадцати? Труди? Регина? Явный лидер сегодня. Слишком явный… Из ангара к детям подкатила автотележка с соками. Все принялись угощаться. Кто вызвал тележку? Густав? А может, всем заправляет тихоня Франек? Одиннадцать минут. Проклятая чернохвостка! Заливается, как ни в чем не бывало. Хоть бы уже заткнулась наконец! Дежурный сказал: всё будет в порядке. Десять минут. Скоро приедет специалист. Девять с половиной. «Пусть всё обойдется! Пожалуйста!» – шепотом попросила девушка, сама не зная – кого.
Много лет спустя Элиза ван Деникен, в девичестве – Солингер, баронесса дидактики, мать троих детей, выросших и даже подаривших Элизе внуков, найдет в архивах Роттенбургского информатория голографические снимки воспитанников «Солнышка». Будет там и печально запомнившаяся ей группа, за три дня до «космической свадьбы». Баронесса ван Деникен просидит, разглядывая детские лица, далеко за полночь. Густав Вольф, Регина ван Фрассен, Ник Зоммерфельд, Гертруда Шпильман, Маргарита Речицки…
«Всё в порядке?» – спросит Курт, седой и грузный.
Да, кивнет она.
«Иди спать. Тебе завтра рано вставать…»
Во сне Элиза увидит свадьбу. И проснется с криком – ей почудится, что сердце остановилось, и кровь не течет по жилам, и нет ни души, ни памяти, ни чувств, потому что биомеханической кукле ничего этого не надо.
IV
Экстренный вызов застал Фердинанда Гюйса в аквапарке.
В глубине уединенного грота он самозабвенно целовался с Агнессой. Кажется, все-таки с Агнессой. У Гюйса была отвратительная память на женские имена. Зато все остальное у него было – лучше некуда. Хоть в горах, хоть на гравиплане; хоть в кастрюле с супом, приди Гюйсу блажь затащить красотку туда. Обнявшись, они зависли в сапфировой толще воды, превратились в четвероногое, двухголовое существо. Чтобы головы оставались над поверхностью, парочка, шевеля ногами, волнообразно изгибалась в такт. Движения более всего напоминали соитие. Гюйс не сомневался: до этого тоже дойдет. Но, разумеется, не в гроте.
Приличия надо соблюдать, как бы ни хотелось безумств.
Они познакомились четверть часа назад, в бассейне для прыжков. Загорелая девчонка закрутила с соседней вышки двойной оборот, войдя в воду почти без всплеска. Гюйс оценил. Дождавшись, пока смуглянка вынырнет, он ответил тройным винтом. Нырять Фердинанд учился на Сякко, у ловцов прыгающих жемчужниц, и до сих пор не забыл этого искусства. Вне сомнений, девчонка заранее положила на него глаз. Из купальника выскакивает, лишь бы обратить на себя внимание.
Что ж, он не против подыграть.
Гюйс знал, какое впечатление производит на женщин. И без стеснения пользовался преимуществами, какие дала мать-природа. Красавец-атлет (нечего хмыкать!) с фигурой античной статуи (да-да!..) и взглядом эстрадного магнетизера. Ему было под сорок, но редко кто давал Гюйсу больше тридцати.
– Классно прыгаешь! – подольстилась смуглянка.
– Ты тоже. Я аж залюбовался.
Даже сквозь загар было видно, как зарделись ее щеки.
– Да ну, пустяки… Ух ты! Эмпат?
Только сейчас девушка разглядела татуировку на крыльях носа Гюйса – «визитную карточку» ментала-ларгитасца. По характеру узора специалист легко определил бы, кто перед ним: эмпат, телепат или психир. Но специалисты плавали в других омутах.
– Подымай выше! – рассмеялся Фердинанд. – Телепакт.
Не все знали, что это сокращение означает: «телепат активный». Девица, судя по ее реакции, знала. Или прикидывалась сведущей.
– Вау! Класс! Я – Агнесса.
– Красивое имя.
«Эта банальность никогда не вызывает возражений,» – подумал Гюйс.
– А как зовут тебя?
– Фердинанд.
– Тоже ничего. Давай синхрон прыгнем?
– Какой?
– Два оборота. Я передний, ты – задний. Без разбега.
– По хлопку?
– Ага! Хлопок – твой.
– Договорились.
Они поплыли к вышкам, выбрались из воды и принялись карабкаться на самый верх. Гюйс по опыту знал: реакция на татуировку ментала делит женщин на два ярко выраженных типа. Одни мгновенно закрывают все ворота, как крепость при виде вражеского авангарда, и спешат ретироваться под любым благовидным предлогом. Другие с восторгом распахивают глаза, словно двери – настежь, и…
Дальше бывает по-разному.
В том, как будет развиваться знакомство с Агнессой, он не сомневался. Известно, какие слухи о телепатах ходят среди экзальтированных дамочек. «О-о, это чудо! Он же всё угадывает. Любое желание, любую прихоть! Мы с ним такое вытворяли!..» По большей части любительницы острых ощущений сами себя в этом убеждали. Редкий ментал нарушал запрет, снимая пси-блок во время любовных игр. Но Фердинанд не спешил разубеждать своих многочисленных партнерш.
Грех лишать женщину приятных иллюзий!
Они замерли на краю досок. Гюйс видел: Агнесса ждет команды. Он дважды взмахнул рукой: внимание! готовность! – и на третьем взмахе хлопнул себя ладонью по бедру. В воду они вошли одновременно: редкий случай для несработавшихся партнеров. Агнесса ему положительно нравилась. Вынырнув, оба, не сговариваясь, поплыли через бассейн наперегонки – и встретились под мини-водопадом, смеясь и отфыркиваясь.
– Здорово!
– Ага!
Через пять минут он знал о ней все, и даже больше. Студентка первого курса, факультет молекулярной биологии; живет в общежитии. Прилетела из Циммерберга, с другого полушария Ларгитаса. Ей восемнадцать, прыжками в воду увлекается со школы… Агнесса тараторила без умолку. Гюйс на мгновение ослабил блок, с осторожностью карманника скользнув в разум девушки. Насчет возраста могла и соврать, а с малолетками связываться – себе дороже! Нет, правда: совершеннолетняя…
Через десять минут они оказались в гроте.
В глубине уединенного грота он самозабвенно целовался с Агнессой. Кажется, все-таки с Агнессой. У Гюйса была отвратительная память на женские имена. Зато все остальное у него было – лучше некуда. Хоть в горах, хоть на гравиплане; хоть в кастрюле с супом, приди Гюйсу блажь затащить красотку туда. Обнявшись, они зависли в сапфировой толще воды, превратились в четвероногое, двухголовое существо. Чтобы головы оставались над поверхностью, парочка, шевеля ногами, волнообразно изгибалась в такт. Движения более всего напоминали соитие. Гюйс не сомневался: до этого тоже дойдет. Но, разумеется, не в гроте.
Приличия надо соблюдать, как бы ни хотелось безумств.
Они познакомились четверть часа назад, в бассейне для прыжков. Загорелая девчонка закрутила с соседней вышки двойной оборот, войдя в воду почти без всплеска. Гюйс оценил. Дождавшись, пока смуглянка вынырнет, он ответил тройным винтом. Нырять Фердинанд учился на Сякко, у ловцов прыгающих жемчужниц, и до сих пор не забыл этого искусства. Вне сомнений, девчонка заранее положила на него глаз. Из купальника выскакивает, лишь бы обратить на себя внимание.
Что ж, он не против подыграть.
Гюйс знал, какое впечатление производит на женщин. И без стеснения пользовался преимуществами, какие дала мать-природа. Красавец-атлет (нечего хмыкать!) с фигурой античной статуи (да-да!..) и взглядом эстрадного магнетизера. Ему было под сорок, но редко кто давал Гюйсу больше тридцати.
– Классно прыгаешь! – подольстилась смуглянка.
– Ты тоже. Я аж залюбовался.
Даже сквозь загар было видно, как зарделись ее щеки.
– Да ну, пустяки… Ух ты! Эмпат?
Только сейчас девушка разглядела татуировку на крыльях носа Гюйса – «визитную карточку» ментала-ларгитасца. По характеру узора специалист легко определил бы, кто перед ним: эмпат, телепат или психир. Но специалисты плавали в других омутах.
– Подымай выше! – рассмеялся Фердинанд. – Телепакт.
Не все знали, что это сокращение означает: «телепат активный». Девица, судя по ее реакции, знала. Или прикидывалась сведущей.
– Вау! Класс! Я – Агнесса.
– Красивое имя.
«Эта банальность никогда не вызывает возражений,» – подумал Гюйс.
– А как зовут тебя?
– Фердинанд.
– Тоже ничего. Давай синхрон прыгнем?
– Какой?
– Два оборота. Я передний, ты – задний. Без разбега.
– По хлопку?
– Ага! Хлопок – твой.
– Договорились.
Они поплыли к вышкам, выбрались из воды и принялись карабкаться на самый верх. Гюйс по опыту знал: реакция на татуировку ментала делит женщин на два ярко выраженных типа. Одни мгновенно закрывают все ворота, как крепость при виде вражеского авангарда, и спешат ретироваться под любым благовидным предлогом. Другие с восторгом распахивают глаза, словно двери – настежь, и…
Дальше бывает по-разному.
В том, как будет развиваться знакомство с Агнессой, он не сомневался. Известно, какие слухи о телепатах ходят среди экзальтированных дамочек. «О-о, это чудо! Он же всё угадывает. Любое желание, любую прихоть! Мы с ним такое вытворяли!..» По большей части любительницы острых ощущений сами себя в этом убеждали. Редкий ментал нарушал запрет, снимая пси-блок во время любовных игр. Но Фердинанд не спешил разубеждать своих многочисленных партнерш.
Грех лишать женщину приятных иллюзий!
Они замерли на краю досок. Гюйс видел: Агнесса ждет команды. Он дважды взмахнул рукой: внимание! готовность! – и на третьем взмахе хлопнул себя ладонью по бедру. В воду они вошли одновременно: редкий случай для несработавшихся партнеров. Агнесса ему положительно нравилась. Вынырнув, оба, не сговариваясь, поплыли через бассейн наперегонки – и встретились под мини-водопадом, смеясь и отфыркиваясь.
– Здорово!
– Ага!
Через пять минут он знал о ней все, и даже больше. Студентка первого курса, факультет молекулярной биологии; живет в общежитии. Прилетела из Циммерберга, с другого полушария Ларгитаса. Ей восемнадцать, прыжками в воду увлекается со школы… Агнесса тараторила без умолку. Гюйс на мгновение ослабил блок, с осторожностью карманника скользнув в разум девушки. Насчет возраста могла и соврать, а с малолетками связываться – себе дороже! Нет, правда: совершеннолетняя…
Через десять минут они оказались в гроте.
V
Запястье пронзил электрический зуд. Сработал биосенсор связного имплантанта. Проклятье! Как не вовремя…
Он с сожалением оторвался от губ Агнессы.
– Извини, срочный вызов.
– Что? Зачем?
– Требуется моя помощь.
Девушка не обиделась. Напротив, в глазах ее читался восторг. Еще бы! Едва познакомилась с телепатом, и тут же – ЧП! Настоящее приключение! Ее новый парень спешит на помощь терпящим бедствие…
– А можно мне…
– Нельзя.
– Жаль…
Похоже, отметил Гюйс, она из тех, кто любит немножко грубости.
– Свяжись со мной вечером. Или завтра. Номер запомнишь?
– Да!
Он действительно хотел увидеться с ней еще раз. И сопроводил последовательность цифр и букв легчайшим, как пух, внушением. Пусть номер отпечатается в памяти Агнессы. А уж связаться с ним, или нет – ее выбор.
Без крайней нужды Гюйс старался не нарушать Закон о допустимых пси-воздействиях. Доказать подобное нарушение – даже в пси-суде! – проблематично, но закон есть закон. Выскользнув из грота, он, словно глиссер, устремился к краю бассейна. Сел на бортик, активировал связь в приват-режиме, переведя левый, нано-модифицированный хирургами-офтальмологами глаз на «фасеточное» восприятие.
В одном из раскрывшихся секторов возник Т-дежурный.
– Детский сад «Солнышко». Первичная активация. Захват группы.
– Ребенок?
Вопрос был не праздный. Случалось, накатывало и на взрослых. Три года назад учительница химии на контрольной по углеводородам спонтанно превратила весь класс в отличников. Первый случай прорыва в двадцать девять лет. Ночью перед контрольной она потеряла девственность. Специалисты говорили, что это ни при чем, но Гюйс-то понимал…
– Да.
– Возраст?
– 5–6 лет.
Он поморщился. Самый непредсказуемый возраст. Ментальная мощность скачет кузнечиком; понимания – ноль. Плюс азарт, упрямство, резкие смены настроения… Придется попотеть. Хорошо еще, у совсем малышей прим-активация встречается редко. Прошлой осенью был уникальный случай: купировали трехлетку. Вот где кровавый кошмар! Втроем еле справились, чтоб не вывихнуть сопляку мозги…
– Объект установлен?
– Нет.
– Ладно, разберусь на месте.
– Оптимальный маршрут – в навигаторе твоего мобиля. Включай автопилот. Расчетное время в пути – 13 минут 32 секунды.
– Что там сейчас происходит?
– Дети играют. Всей группой.
– В войну?
Только бы не война, взмолился Гюйс. И вопль его души был услышан.
– В свадьбу.
– Картинка есть?
– Есть.
– Давайте. На меня, и в параллель – на приемник мобиля.
– Сделано.
Вихрем он влетел в раздевалку. На душ времени не оставалось. Скоростная сушка. Тридцать секунд. Фен. Укладка номер три. Минута. Сойдет. Пока горячие потоки воздуха приводили в порядок его кудри, в трех фасетках левого глаза Гюйса разворачивалось дубль-действо. Дети и куклы. Куклы и дети. Куклы и… куклы.
Кто из семнадцати?
Невеста?
Жених?
Капитан лайнера?
На заднем сиденье мобиля, вспомнил Гюйс, лежат подарки – купил племяннице на день рожденья. Сегодня крошке Виктории исполнилось шесть лет. Букет «звоночков»-гладиолусов в вегетативной упаковке, нано-конструктор «Семейное счастье» и набор интерактивных пупсов. Исключительно кстати! До вечера, если всё пройдет гладко – суеверный Гюйс дернул себя за кончик носа, чтоб не сглазить удачу – он успеет купить Виктории новые подарки. И уж поверьте, выберет те, что подороже! А расходы запишет в графу «служебные» – пусть Т-шники компенсируют.
На бегу натягивая футболку, он нырнул в мобиль, который при виде хозяина предупредительно поднял дверцу. Палец ткнулся в папиллярный детектор защиты. Приборная панель мигнула, вторично опознав хозяина. Автопилот. Развертка изображения.
– Поехали! Площадка заблокирована?
– Да, – отозвался дежурный. – Воспитательница действовала строго по инструкции.
– Хорошо.
За окнами мелькали, утопая в зелени, жилые коттеджи. Надвинулась плексаноловая громада спорткомплекса. Сверкнуло, отразив солнце, зеркало водохранилища. Вскоре зона рекреации осталась позади. Прямо по курсу выросли университетские корпуса. Дорога ушла влево. Редкие мобили прижимались к обочине, уступая дорогу спортивному «Вег-Шнеллеру» Гюйса. Именно для таких случаев машину телепата оснастили системой «приорити», которая сейчас «горланила» на третьем уровне оповещения.
Включать экстрим-четвертый Гюйсу еще не доводилось.
Мобиль затормозил у ворот из металлопласта, стилизованного под старинное литье. Листья, цветы, короны и единороги складывались в причудливый орнамент. За такими воротами просто обязан стоять замок со спящей челядью, принцессой и драконом! Готов ли ты, храбрый рыцарь Фердинанд, столкнуться с живой химерой – принцессой и драконом в одном лице? Как усмирить чудовище, не повредив ребенку, если они оба – суть одно?
Это вам не копьем махать, господа хорошие!
Сказочным рыцарям было не в пример проще. Мой меч – твоя голова с плеч! Или жаркое из рыцаря, если не повезло. В детском саду этот героический номер не пройдет. Все участники сказки должны не просто остаться в живых. Ни царапины, ни ссадины; ни остаточного неврозика – шрама, зудящего на дождь до глубокой старости…
Эй, рыцарь! Справишься?
По обе стороны от ворот тянулась голографическая стена крепости, увитая натуральным виноградом. Лозы держались на подпорках, спрятанных в голограмме. Створки ворот разошлись сами, со зловещим скрипом. Вооружившись подарками, Гюйс двинулся по дорожке вглубь парка.
Здесь.
Воздух, насыщен стеклистыми нитями, едва заметно колебался. Блокировка площадки. Силовое поле. Пакет с подарками и букет перекочевали в левую руку. Гюйс извлек из кармана универсальный ключ – по долгу службы он всегда носил его с собой – коснулся сенсора, и мерцание померкло.
Ключ имел ряд дополнительных функций. В частности, в него был встроен мини-татуатор – для экспресс-татуировки свежевыявленных менталов. Гюйс ощутил периферийную бурю чувств: волнение, миг изумления, испуг, надежда… Воспитательница. Ключа она не заметила, вот и удивилась: как незнакомец прошел через блок-поле? Судя по яркости эмоций – молоденькая. И впечатлительная.
Познакомиться?
Потом. Сейчас – работа.
– Поздравляю новобрачных! Извините за опоздание: мой катер потерпел аварию в поясе астероидов. Мне пришлось сражаться с хищными флуктуациями! Я разорвал их на части голыми руками. И вот я здесь! Со мной – подарки молодым…
– Подарки! Это мне! Я – невеста!
Конопатая девчушка сорвалась с места и вприпрыжку помчалась к Гюйсу, нарочно задержавшемуся на краю площадки. Больше никто из детей не обернулся. Даже «жених», которому, по идее, тоже полагался подарок. Фасеточный нано-глаз телепата уже передавал в службу Т-безопасности изображение бегущей девочки.
«Объект определен. Проведите идентификацию.»
Он с сожалением оторвался от губ Агнессы.
– Извини, срочный вызов.
– Что? Зачем?
– Требуется моя помощь.
Девушка не обиделась. Напротив, в глазах ее читался восторг. Еще бы! Едва познакомилась с телепатом, и тут же – ЧП! Настоящее приключение! Ее новый парень спешит на помощь терпящим бедствие…
– А можно мне…
– Нельзя.
– Жаль…
Похоже, отметил Гюйс, она из тех, кто любит немножко грубости.
– Свяжись со мной вечером. Или завтра. Номер запомнишь?
– Да!
Он действительно хотел увидеться с ней еще раз. И сопроводил последовательность цифр и букв легчайшим, как пух, внушением. Пусть номер отпечатается в памяти Агнессы. А уж связаться с ним, или нет – ее выбор.
Без крайней нужды Гюйс старался не нарушать Закон о допустимых пси-воздействиях. Доказать подобное нарушение – даже в пси-суде! – проблематично, но закон есть закон. Выскользнув из грота, он, словно глиссер, устремился к краю бассейна. Сел на бортик, активировал связь в приват-режиме, переведя левый, нано-модифицированный хирургами-офтальмологами глаз на «фасеточное» восприятие.
В одном из раскрывшихся секторов возник Т-дежурный.
– Детский сад «Солнышко». Первичная активация. Захват группы.
– Ребенок?
Вопрос был не праздный. Случалось, накатывало и на взрослых. Три года назад учительница химии на контрольной по углеводородам спонтанно превратила весь класс в отличников. Первый случай прорыва в двадцать девять лет. Ночью перед контрольной она потеряла девственность. Специалисты говорили, что это ни при чем, но Гюйс-то понимал…
– Да.
– Возраст?
– 5–6 лет.
Он поморщился. Самый непредсказуемый возраст. Ментальная мощность скачет кузнечиком; понимания – ноль. Плюс азарт, упрямство, резкие смены настроения… Придется попотеть. Хорошо еще, у совсем малышей прим-активация встречается редко. Прошлой осенью был уникальный случай: купировали трехлетку. Вот где кровавый кошмар! Втроем еле справились, чтоб не вывихнуть сопляку мозги…
– Объект установлен?
– Нет.
– Ладно, разберусь на месте.
– Оптимальный маршрут – в навигаторе твоего мобиля. Включай автопилот. Расчетное время в пути – 13 минут 32 секунды.
– Что там сейчас происходит?
– Дети играют. Всей группой.
– В войну?
Только бы не война, взмолился Гюйс. И вопль его души был услышан.
– В свадьбу.
– Картинка есть?
– Есть.
– Давайте. На меня, и в параллель – на приемник мобиля.
– Сделано.
Вихрем он влетел в раздевалку. На душ времени не оставалось. Скоростная сушка. Тридцать секунд. Фен. Укладка номер три. Минута. Сойдет. Пока горячие потоки воздуха приводили в порядок его кудри, в трех фасетках левого глаза Гюйса разворачивалось дубль-действо. Дети и куклы. Куклы и дети. Куклы и… куклы.
Кто из семнадцати?
Невеста?
Жених?
Капитан лайнера?
На заднем сиденье мобиля, вспомнил Гюйс, лежат подарки – купил племяннице на день рожденья. Сегодня крошке Виктории исполнилось шесть лет. Букет «звоночков»-гладиолусов в вегетативной упаковке, нано-конструктор «Семейное счастье» и набор интерактивных пупсов. Исключительно кстати! До вечера, если всё пройдет гладко – суеверный Гюйс дернул себя за кончик носа, чтоб не сглазить удачу – он успеет купить Виктории новые подарки. И уж поверьте, выберет те, что подороже! А расходы запишет в графу «служебные» – пусть Т-шники компенсируют.
На бегу натягивая футболку, он нырнул в мобиль, который при виде хозяина предупредительно поднял дверцу. Палец ткнулся в папиллярный детектор защиты. Приборная панель мигнула, вторично опознав хозяина. Автопилот. Развертка изображения.
– Поехали! Площадка заблокирована?
– Да, – отозвался дежурный. – Воспитательница действовала строго по инструкции.
– Хорошо.
За окнами мелькали, утопая в зелени, жилые коттеджи. Надвинулась плексаноловая громада спорткомплекса. Сверкнуло, отразив солнце, зеркало водохранилища. Вскоре зона рекреации осталась позади. Прямо по курсу выросли университетские корпуса. Дорога ушла влево. Редкие мобили прижимались к обочине, уступая дорогу спортивному «Вег-Шнеллеру» Гюйса. Именно для таких случаев машину телепата оснастили системой «приорити», которая сейчас «горланила» на третьем уровне оповещения.
Включать экстрим-четвертый Гюйсу еще не доводилось.
Мобиль затормозил у ворот из металлопласта, стилизованного под старинное литье. Листья, цветы, короны и единороги складывались в причудливый орнамент. За такими воротами просто обязан стоять замок со спящей челядью, принцессой и драконом! Готов ли ты, храбрый рыцарь Фердинанд, столкнуться с живой химерой – принцессой и драконом в одном лице? Как усмирить чудовище, не повредив ребенку, если они оба – суть одно?
Это вам не копьем махать, господа хорошие!
Сказочным рыцарям было не в пример проще. Мой меч – твоя голова с плеч! Или жаркое из рыцаря, если не повезло. В детском саду этот героический номер не пройдет. Все участники сказки должны не просто остаться в живых. Ни царапины, ни ссадины; ни остаточного неврозика – шрама, зудящего на дождь до глубокой старости…
Эй, рыцарь! Справишься?
По обе стороны от ворот тянулась голографическая стена крепости, увитая натуральным виноградом. Лозы держались на подпорках, спрятанных в голограмме. Створки ворот разошлись сами, со зловещим скрипом. Вооружившись подарками, Гюйс двинулся по дорожке вглубь парка.
Здесь.
Воздух, насыщен стеклистыми нитями, едва заметно колебался. Блокировка площадки. Силовое поле. Пакет с подарками и букет перекочевали в левую руку. Гюйс извлек из кармана универсальный ключ – по долгу службы он всегда носил его с собой – коснулся сенсора, и мерцание померкло.
Ключ имел ряд дополнительных функций. В частности, в него был встроен мини-татуатор – для экспресс-татуировки свежевыявленных менталов. Гюйс ощутил периферийную бурю чувств: волнение, миг изумления, испуг, надежда… Воспитательница. Ключа она не заметила, вот и удивилась: как незнакомец прошел через блок-поле? Судя по яркости эмоций – молоденькая. И впечатлительная.
Познакомиться?
Потом. Сейчас – работа.
– Поздравляю новобрачных! Извините за опоздание: мой катер потерпел аварию в поясе астероидов. Мне пришлось сражаться с хищными флуктуациями! Я разорвал их на части голыми руками. И вот я здесь! Со мной – подарки молодым…
– Подарки! Это мне! Я – невеста!
Конопатая девчушка сорвалась с места и вприпрыжку помчалась к Гюйсу, нарочно задержавшемуся на краю площадки. Больше никто из детей не обернулся. Даже «жених», которому, по идее, тоже полагался подарок. Фасеточный нано-глаз телепата уже передавал в службу Т-безопасности изображение бегущей девочки.
«Объект определен. Проведите идентификацию.»
VI
Вызов застал Анну-Марию на собрании Ученого совета.
Запястье правой руки, на котором она носила коммуникатор, оформленный под гранатовый браслет, слегка покалывало. Значит, кто-то незнакомый. Вызовы мужа сопровождались приливом тепла; родителей и дяди – мягким поглаживанием. Рабочие – вибрацией разного рода. Она давно научилась по ритму, словно по стуку чужого сердца, различать: коллеги, проректор, факультетский секретарь…
– …в заключение вышесказанного ходатайствую от имени факультета о переводе на казенный кошт таких студентов-инопланетников, как Лела Шахиан, Томаш Новак, Бат Каллерво, Ю Чен… индекс успеваемости… 3-я ступень ассимиляции…
Доклад герцога Раухенбаума вчера согласовали на кафедрах. Чистая формальность – огласить список инопланетников, чей талант и упорство позволили им прорваться в святая святых, в систему обучения Ларгитаса, сделав первый шаг к виду на жительство, а там, если хватит усердия, и к гражданству.
– …также ходатайствую о выделении стипендии Буче Ионеску и Гвидо Доминго… 4-я ступень ассимиляции…
Анна-Мария сжала пальцы в кулак. Откликаясь, коммуникатор создал объемный иллюзатор размером с коробочку для обручальных колец. Кулак сжался плотнее – переработка речи абонента в текстовый вариант. Не хватало еще, чтобы в унисон с докладом герцога вдруг раздался бас налогового инспектора, решившего обсудить с графиней нюансы ее декларации, или мерзкий фальцет адвоката Штейнеров, обслуживающего древний спор об участке земли над Тихой… И все-таки, кому она понадобилась, да еще без отлагательств?
Что-то с дочерью?
– …передать в Королевский совет ходатайство о присвоении кавалерских титулов, дающих право на гражданство Ларгитаса, студентам-инопланетникам, с отличием закончившим магистратуру…
И, неприятным контрапунктом вторя баритону Раухенбаума, побежали слова в дымке иллюзатора:
«Говорит представитель службы Т-безопасности, старший инспектор Фрейрен. Срочно явитесь в детский сад „Солнышко“. Повторяю: срочно явитесь…»
Сперва Анна-Мария не поняла и разозлилась. Что значит: срочно? Она не девочка, чтобы срывать ее с места. Злость была броней, принявшей на себя первый удар. Осознание беды, явившись следом, уязвило не так остро, как могло бы.
Т-безопасность. Детский сад.
«Что с Региной?» – обработал коммуникатор беззвучный вопрос хозяйки. Умному аппарату хватило еле заметных колебаний голосовых связок.
«Ваша дочь в безопасности. Ее здоровью ничего не угрожает.»
«Буду в „Солнышке“ через полтора часа. У меня заседание.»
«Повторяю: срочно явитесь в детский сад. Индекс требования: А-164/3Р.»
Анна-Мария вздрогнула. Впервые – сильная, самостоятельная женщина – она пожалела, что Тео нет на Ларгитасе. Мужа она видела редко: отпуски, когда Теодор прилетал к семье, да с десяток кратких внеплановых визитов. Всё остальное время корвет-капитан ван Фрассен – в звании его повысили прошлой зимой – проводил на «Громобое», в районе дислокации эскадры. Графиня привыкла жить одна. Любила она мужа по-прежнему, но страсть утихла, вписавшись в график: радость встреч и спокойствие разлук. Измен со стороны Анны-Марии не было, хотя возможности имелись. Наука, дочь; университет. 2-я Государственная премия за «Границы контактов»…
Ограничения определяют рамки отношений.
Ограничения гарантируют физическую и эмоциональную безопасность.
Ограничения связывают идеалы с реальностью.
Ограничения позволяют выразить негативные чувства без страха перед возмездием.
Ограничения – основа стабильности и состоятельности.
И вот: внезапный удар по мироустройству. Тщательно выстроенная система ограничений – крепость, в которой заключалось счастье графини ван Фрассен – дала трещину. Кажется, жизнь подбросила еще одно непредвиденное ограничение. Индекс, названный инспектором, позволял встать и публично прервать доклад Раухенбаума. Нет, это лишнее.
«Выезжаю. Скоро буду.»
Пальцы легли на сенсоры коммуникатора.
«Вынуждена покинуть заседание, – послание адресовалось Беате Трайден, факультетскому секретарю. – Проблемы с дочерью. Извинитесь за меня перед герцогом. Мое мнение вам известно; если что, озвучите. Разрешаю воспользоваться моей карточкой для голосования.»
Спускаясь в лифте, она гнала прочь холодную, липкую мысль:
«Что я скажу Тео?»
Анна-Мария чувствовала себя виноватой.
Запястье правой руки, на котором она носила коммуникатор, оформленный под гранатовый браслет, слегка покалывало. Значит, кто-то незнакомый. Вызовы мужа сопровождались приливом тепла; родителей и дяди – мягким поглаживанием. Рабочие – вибрацией разного рода. Она давно научилась по ритму, словно по стуку чужого сердца, различать: коллеги, проректор, факультетский секретарь…
– …в заключение вышесказанного ходатайствую от имени факультета о переводе на казенный кошт таких студентов-инопланетников, как Лела Шахиан, Томаш Новак, Бат Каллерво, Ю Чен… индекс успеваемости… 3-я ступень ассимиляции…
Доклад герцога Раухенбаума вчера согласовали на кафедрах. Чистая формальность – огласить список инопланетников, чей талант и упорство позволили им прорваться в святая святых, в систему обучения Ларгитаса, сделав первый шаг к виду на жительство, а там, если хватит усердия, и к гражданству.
– …также ходатайствую о выделении стипендии Буче Ионеску и Гвидо Доминго… 4-я ступень ассимиляции…
Анна-Мария сжала пальцы в кулак. Откликаясь, коммуникатор создал объемный иллюзатор размером с коробочку для обручальных колец. Кулак сжался плотнее – переработка речи абонента в текстовый вариант. Не хватало еще, чтобы в унисон с докладом герцога вдруг раздался бас налогового инспектора, решившего обсудить с графиней нюансы ее декларации, или мерзкий фальцет адвоката Штейнеров, обслуживающего древний спор об участке земли над Тихой… И все-таки, кому она понадобилась, да еще без отлагательств?
Что-то с дочерью?
– …передать в Королевский совет ходатайство о присвоении кавалерских титулов, дающих право на гражданство Ларгитаса, студентам-инопланетникам, с отличием закончившим магистратуру…
И, неприятным контрапунктом вторя баритону Раухенбаума, побежали слова в дымке иллюзатора:
«Говорит представитель службы Т-безопасности, старший инспектор Фрейрен. Срочно явитесь в детский сад „Солнышко“. Повторяю: срочно явитесь…»
Сперва Анна-Мария не поняла и разозлилась. Что значит: срочно? Она не девочка, чтобы срывать ее с места. Злость была броней, принявшей на себя первый удар. Осознание беды, явившись следом, уязвило не так остро, как могло бы.
Т-безопасность. Детский сад.
«Что с Региной?» – обработал коммуникатор беззвучный вопрос хозяйки. Умному аппарату хватило еле заметных колебаний голосовых связок.
«Ваша дочь в безопасности. Ее здоровью ничего не угрожает.»
«Буду в „Солнышке“ через полтора часа. У меня заседание.»
«Повторяю: срочно явитесь в детский сад. Индекс требования: А-164/3Р.»
Анна-Мария вздрогнула. Впервые – сильная, самостоятельная женщина – она пожалела, что Тео нет на Ларгитасе. Мужа она видела редко: отпуски, когда Теодор прилетал к семье, да с десяток кратких внеплановых визитов. Всё остальное время корвет-капитан ван Фрассен – в звании его повысили прошлой зимой – проводил на «Громобое», в районе дислокации эскадры. Графиня привыкла жить одна. Любила она мужа по-прежнему, но страсть утихла, вписавшись в график: радость встреч и спокойствие разлук. Измен со стороны Анны-Марии не было, хотя возможности имелись. Наука, дочь; университет. 2-я Государственная премия за «Границы контактов»…
Ограничения определяют рамки отношений.
Ограничения гарантируют физическую и эмоциональную безопасность.
Ограничения связывают идеалы с реальностью.
Ограничения позволяют выразить негативные чувства без страха перед возмездием.
Ограничения – основа стабильности и состоятельности.
И вот: внезапный удар по мироустройству. Тщательно выстроенная система ограничений – крепость, в которой заключалось счастье графини ван Фрассен – дала трещину. Кажется, жизнь подбросила еще одно непредвиденное ограничение. Индекс, названный инспектором, позволял встать и публично прервать доклад Раухенбаума. Нет, это лишнее.
«Выезжаю. Скоро буду.»
Пальцы легли на сенсоры коммуникатора.
«Вынуждена покинуть заседание, – послание адресовалось Беате Трайден, факультетскому секретарю. – Проблемы с дочерью. Извинитесь за меня перед герцогом. Мое мнение вам известно; если что, озвучите. Разрешаю воспользоваться моей карточкой для голосования.»
Спускаясь в лифте, она гнала прочь холодную, липкую мысль:
«Что я скажу Тео?»
Анна-Мария чувствовала себя виноватой.
VII
– А почему на свадьбе не играет музыка?
– Музыка! Музыка! – захлопала в ладоши Регина.
Бравурный «Марш первооткрывателей», грянув из акуст-линз, ввел в замешательство не только Гюйса. Регина тоже сморщила носик:
– Не такую! Танцевательную!
Марш сменился модным вальсонетом «Вернись ко мне».
– Другую! – девочка, рассердясь, топнула ножкой. Танцевать вальсонет она не умела. – Веселую!
С третьего раза эстет-компилятор угадал: на площадку выплеснулся зажигательный ритм «синт-вэйва», щедро сдобрен раскатами тубароллы. Регина запрыгала, ликуя. Остальные дети сонно переминались с ноги на ногу. На лицах их начало проступать недоумение.
Рано!
Нельзя рвать связи так резко.
– Танцуют все! – провозгласил Гюйс, подавая пример.
– Все, все! – поддержала Регина.
«Я не враг тебе. Не соперник. Мы играем вместе. Ведь правда, дитя? Ты не против, если дядя тебе чуть-чуть поможет?»
Дети задвигались живее, лица их просветлели. Продолжая выплясывать вокруг Регины, Гюйс открылся сильнее. Раскинул «сигнальную сеть», проникая в сознания детей, накрывая группу колпаком личного пси-восприятия. Всех, кроме Регины. Этот танец ты пропустишь, крошка. Если ты почувствуешь присутствие дяди Фердинанда там, где никого чужого быть не должно – дело пойдет насмарку.
Ох и наплела, дурища!
Трудно держаться на грани, не сбрасывая до конца шелуху. Не впускать в себя калейдоскоп чужих образов. Не проваливаться в изнаночную реальность, где – зеленые холмы, шелест олив, звуки флейты. Видеть, слышать, чувствовать. Расплетать, распутывать сиреневые нити… лозы… щупальца… Осторожно! – не дерни, брат, не повреди. Вливай по капле умиротворение… память о веселой игре, где всё было здорово, но ты утомлена, дитя мое, и друзья твои утомились, и нежные подруги, и пора отдохнуть… скоро тихий час…
На какой-то миг он всё же провалился.
Холмы – от горизонта до горизонта. Бугрится мышцами шкура спящего зверя. Зеленая шерсть травы идет волнами. Стонет земля от страсти под ласками ветра. Выгорела бирюза небес над головой. Налилась прозрачностью – до звона, до одурения. Пляши, Фердинанд Гюйс! – красавец-мужчина, атлет в венке из одуванчиков. Темно-синяя кожа. Смеющийся взгляд. Длинные пальцы музыканта.
Мохнатые ноги козла.
Не бывает таких ног. Даже у модификантов. И кожа его на самом деле – светлая. Но это не важно. Шелестит, шепчет в дремоте олива. Вторит шелесту флейта из черного дерева, с костяным мундштуком. Быстры пальцы Гюйса. Ласково дыхание. Неистощимо вдохновение. Нежится флейта под его поцелуями. Волшебным кольцом, воронкой над утонувшей ладьей кружится хоровод нагих юношей и дев, обступив флейтиста. И лишь одна, соперница, отойдя в сторонку, ласкает свою – другую! – флейту.
Это ее хоровод. Это она зачаровала всех. И не шелесту оливы вторит флейта Гюйса, но мелодии златокудрой девы. Она здесь хозяйка.
Хозяйка, да?
Дыши со мной, хозяйка. Пляши со мной, хозяйка. Спеши за мной, хозяйка.
Сыграем колыбельную на два голоса?
– …гости устали, малышка. Мы ведь здорово потанцевали?
– Здорово! – зевая, соглашается девочка.
– Гостям надо отдохнуть. И жениху с невестой нужен отдых.
– Ага…
У нее слипаются глаза.
– На космическом корабле очень строгий распорядок.
– Знаю… мой папа – капитан…
– Твой папа – капитан, он тебе рассказывал. На корабле тихий час. Гостям пора спать. И команде пора спать. И жениху с невестой…
Он легко подхватил ее на руки. Вздох, улыбка, и Регина уже крепко спала.
От корпуса к ним бежали воспитатели.
– Музыка! Музыка! – захлопала в ладоши Регина.
Бравурный «Марш первооткрывателей», грянув из акуст-линз, ввел в замешательство не только Гюйса. Регина тоже сморщила носик:
– Не такую! Танцевательную!
Марш сменился модным вальсонетом «Вернись ко мне».
– Другую! – девочка, рассердясь, топнула ножкой. Танцевать вальсонет она не умела. – Веселую!
С третьего раза эстет-компилятор угадал: на площадку выплеснулся зажигательный ритм «синт-вэйва», щедро сдобрен раскатами тубароллы. Регина запрыгала, ликуя. Остальные дети сонно переминались с ноги на ногу. На лицах их начало проступать недоумение.
Рано!
Нельзя рвать связи так резко.
– Танцуют все! – провозгласил Гюйс, подавая пример.
– Все, все! – поддержала Регина.
«Я не враг тебе. Не соперник. Мы играем вместе. Ведь правда, дитя? Ты не против, если дядя тебе чуть-чуть поможет?»
Дети задвигались живее, лица их просветлели. Продолжая выплясывать вокруг Регины, Гюйс открылся сильнее. Раскинул «сигнальную сеть», проникая в сознания детей, накрывая группу колпаком личного пси-восприятия. Всех, кроме Регины. Этот танец ты пропустишь, крошка. Если ты почувствуешь присутствие дяди Фердинанда там, где никого чужого быть не должно – дело пойдет насмарку.
Ох и наплела, дурища!
Трудно держаться на грани, не сбрасывая до конца шелуху. Не впускать в себя калейдоскоп чужих образов. Не проваливаться в изнаночную реальность, где – зеленые холмы, шелест олив, звуки флейты. Видеть, слышать, чувствовать. Расплетать, распутывать сиреневые нити… лозы… щупальца… Осторожно! – не дерни, брат, не повреди. Вливай по капле умиротворение… память о веселой игре, где всё было здорово, но ты утомлена, дитя мое, и друзья твои утомились, и нежные подруги, и пора отдохнуть… скоро тихий час…
На какой-то миг он всё же провалился.
Холмы – от горизонта до горизонта. Бугрится мышцами шкура спящего зверя. Зеленая шерсть травы идет волнами. Стонет земля от страсти под ласками ветра. Выгорела бирюза небес над головой. Налилась прозрачностью – до звона, до одурения. Пляши, Фердинанд Гюйс! – красавец-мужчина, атлет в венке из одуванчиков. Темно-синяя кожа. Смеющийся взгляд. Длинные пальцы музыканта.
Мохнатые ноги козла.
Не бывает таких ног. Даже у модификантов. И кожа его на самом деле – светлая. Но это не важно. Шелестит, шепчет в дремоте олива. Вторит шелесту флейта из черного дерева, с костяным мундштуком. Быстры пальцы Гюйса. Ласково дыхание. Неистощимо вдохновение. Нежится флейта под его поцелуями. Волшебным кольцом, воронкой над утонувшей ладьей кружится хоровод нагих юношей и дев, обступив флейтиста. И лишь одна, соперница, отойдя в сторонку, ласкает свою – другую! – флейту.
Это ее хоровод. Это она зачаровала всех. И не шелесту оливы вторит флейта Гюйса, но мелодии златокудрой девы. Она здесь хозяйка.
Хозяйка, да?
Дыши со мной, хозяйка. Пляши со мной, хозяйка. Спеши за мной, хозяйка.
Сыграем колыбельную на два голоса?
– …гости устали, малышка. Мы ведь здорово потанцевали?
– Здорово! – зевая, соглашается девочка.
– Гостям надо отдохнуть. И жениху с невестой нужен отдых.
– Ага…
У нее слипаются глаза.
– На космическом корабле очень строгий распорядок.
– Знаю… мой папа – капитан…
– Твой папа – капитан, он тебе рассказывал. На корабле тихий час. Гостям пора спать. И команде пора спать. И жениху с невестой…
Он легко подхватил ее на руки. Вздох, улыбка, и Регина уже крепко спала.
От корпуса к ним бежали воспитатели.
VIII
В детском саду ее не пустили к дочери.
– К детям нельзя, – пряча глаза, сказала дежурная. – Тихий час.
– Я настаиваю!.. нет, я требую!..
– Извините. У меня распоряжение заведующей.
Пунцовая от стыда за то, что приходится отказывать матери, она лично встретила графиню у входа, хотя могла бы ограничиться интер-связью. На лице дежурной, укрыт за газовой вуалью смущения, читался восторг. Она уже предвкушала, как станет рассказывать о происшествии: мужу, приятельницам, соседям; свяжется с мамой, отдыхающей на водах в Трепте…
Дежурная еще не знала, что именно произошло. Но душой чуяла: это оно, условие для ее личного языкатого счастья. Необходимое и достаточное.
– Баронесса Риттенгоф ждет вас.
Кипя от возмущения, Анна-Мария прошла в кабинет заведующей. С баронессой Риттенгоф – наедине просто Гретой – они были если не подругами, то добрыми знакомыми. Грета защищала свой титул у герцога Раухенбаума. Талантом ее обделили, зато упрямства в небесной канцелярии отвалили на десятерых. Легкая на ногу, пухлая хохотушка, она зубами выгрызала диссертацию по особенностям детской ценольбологии, проводя на кафедре больше времени, чем иная сладкоежка – в кондитерской.
– К детям нельзя, – пряча глаза, сказала дежурная. – Тихий час.
– Я настаиваю!.. нет, я требую!..
– Извините. У меня распоряжение заведующей.
Пунцовая от стыда за то, что приходится отказывать матери, она лично встретила графиню у входа, хотя могла бы ограничиться интер-связью. На лице дежурной, укрыт за газовой вуалью смущения, читался восторг. Она уже предвкушала, как станет рассказывать о происшествии: мужу, приятельницам, соседям; свяжется с мамой, отдыхающей на водах в Трепте…
Дежурная еще не знала, что именно произошло. Но душой чуяла: это оно, условие для ее личного языкатого счастья. Необходимое и достаточное.
– Баронесса Риттенгоф ждет вас.
Кипя от возмущения, Анна-Мария прошла в кабинет заведующей. С баронессой Риттенгоф – наедине просто Гретой – они были если не подругами, то добрыми знакомыми. Грета защищала свой титул у герцога Раухенбаума. Талантом ее обделили, зато упрямства в небесной канцелярии отвалили на десятерых. Легкая на ногу, пухлая хохотушка, она зубами выгрызала диссертацию по особенностям детской ценольбологии, проводя на кафедре больше времени, чем иная сладкоежка – в кондитерской.