Медь (возможно, бронза) высоко ценилась в отдаленной древности и составляла наряду с золотом или, может быть, даже больше, чем золото, основную форму богатства. Так, в «Илиаде» мы видим, как Одиссей предлагает Ахиллу от имени Агамемнона, чтобы утишить его гнев, наполнить корабль героя после захвата трои всем золотом и бронзой, которые он только сможет увезти[126]. Однако Ахилл отказывается, говоря, что он возьмет с собой золото и красную бронзу, а также женщин и «седое железо», которые выпадут ему по жребию[127]. Согласно Лукрецию[128], бронзу в отдаленной древности ценили даже больше, чем золото или серебро.
   Россиньоль[129] полагает, что, «дабы освятить воспоминание о тех услугах, которые оказывала первобытным людям бронза, и высокой ценности, которую она имела, в позднейшее время, как говорит Макробий[130], религия старалась использовать ее. Закон Нумы предписывал жрецам срезать свои волосы ножницами из меди, а не из железа»[131]. Россиньоль[132] также объясняет этимологию слова «бронза» из brunus aes[133].
   Франсуа Ленорман[134] полагает, что «арийские племена, которые заселили Грецию и Малую Азию, судя по всему, почти совершенно не знали металлов во время своего прибытия. Доказательство тому нам дает их язык, в котором названия металлов не те, что обнаруживаются у других народов той же расы, и которые у всех них общие; фактически названия металлов по большей части были заимствованы из чужеземных источников. Так, χρυσός («золото») – это семитское hharouts и, очевидно, было привезено финикийцами. Даже само название рудников и металла вообще (μέταλλον) – это семитское matal. Никакой удовлетворительной арийской этимологии не может быть найдено для χαλκός («бронза»), в то время как это слово вполне естественно связывается – и это факт, принятый столь строгими филологами, как месье Ренан, – с семитским корнем hhalaq, обозначающим «металл, обработанный молотом». Происхождение названия χαλκός, таким образом, видимо, указывает на источник, откуда греко-пеласгские народы получили знание настоящего сплава бронзы после первого века чистой меди и нескольких попыток найти пропорцию олова для смешения с ней – попыток, которые должны были проистекать из желания подражать более совершенным образцам металлургии, которые, возможно, были привезены из других стран. Я могу добавить, что сам факт наличия олова, которое можно было сплавлять с медью в более или менее подходящих пропорциях, доказывает, что у людей, памятники культуры которых мы изучаем, имелась иноземная торговля. Олово – один из металлов, который отнюдь не везде распространен в природе. На Гиссарлыке два ближайших места, оттуда можно было импортировать оловянную руду, – это Кавказ и Крит, где месторождение олова обнаружено в горах Сфакии. Я склонен думать, что его привозили с Крита, поскольку это ближайшее место. Что касается всего остального, то определенно известно, что с отдаленнейшей древности существовали определенные связи через море с помощью прибрежной торговли с острова на остров и с мыса на мыс, которая все еще находилась во младенчестве, между народами, цивилизация которых находилась на одном и том же уровне и которая в то время простиралась от Кипра до Троады».
   Но помимо сплава с оловом у древних был еще другой способ сделать медь более твердой – а именно закалить ее в воде. Мы находим упоминание об этом способе у Гомера:
 
Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,
В воду металл (на огне раскаливши его, чтоб двойную
Крепость имел) погружает, и звонко шипит он в холодной
Влаге…[135]
 
   Точно так же Вергилий изображает циклопов, которые погружают шипящую медь в воду:
 
…шипящую медь окунают другие
В воду…[136]
 
   И Павсаний, говоря об источнике Пирены в Коринфе, говорит, что в него погружали бронзу, когда она была еще огненной и горячей[137]. Россиньоль[138] цитирует Поллукса, «который подтверждает пассаж Павсания замечательным примером. Говоря об использовании слова βάψις вместо βαφὴ, Антифон, замечает он, говорит о закалке (βάψις) меди и железа»[139].
   Далее я должен упомянуть семь больших обоюдоострых бронзовых кинжалов из сокровища, из которых один я воспроизвожу на рис. 811; его длина составляет 11 дюймов и ширина 2,2 дюйма в самой широкой точке. У второго кинжала (рис. 812), ширина которого 13/4 дюйма, отломан кончик, и теперь он только 9 дюймов в длину, однако, судя по всему, первоначально он был длиной 11 дюймов. Третий кинжал (на гравюре не показан) – длиной 8,6 дюйма, и его размер поперек в самой широкой части – 11/2 дюйма. Четвертый (рис. 813), полностью загнулся в пламени пожара, однако длина его, видимо, составляет 11 дюймов. От пятого, шестого и седьмого кинжалов я нашел лишь фрагменты, такие как на рис. 814; они длиной от 4 до 51/2 дюйма. Однако в массе наконечников копий и боевых топоров (рис. 815), которая сплавилась от высокой температуры во время пожара, виден еще один целый кинжал (на гравюре спереди). У всех этих кинжалов ручки длиной от 2 до 2,8 дюйма, конец их загнут под прямым углом. Эти ручки должны были быть когда-то отделаны деревом, поскольку если бы черенки были костяными, то они все еще сохранились бы целиком или отчасти. Ручка вставлялась в кусок дерева, так что конец выступал за полдюйма за нее, и этот конец был просто загнут. Я могу только показать эти своеобразные троянские кинжалы читателю, поскольку похожих предметов пока еще не было найдено в других местах.
   Рис. 811–814. Троянские обоюдоострые бронзовые кинжалы с крючковатыми черенками, которые можно было вставить в деревянную ручку; кинжал (рис. 813) загнулся из-за пожара. Рис. 815. Шесть боевых топоров, кинжалы и наконечники копий, сплавленные вместе. Рис. 816, 817. Прямоугольные бронзовые бруски, возможно оружие с заостренным краем на конце. (1:5 натуральной величины. Найдены на глубине 28 футов)
 
   Из обычных бронзовых ножей с одним режущим краем, как на рис. 956 или 967, в сокровище я нашел только один.
   Сначала мне также показалось, что я нашел в сокровище фрагмент бронзового меча; однако, как могут видеть в моей коллекции посетители музея Южного Кенгсингтона, предмет, о котором идет речь, – это не меч, но просто очень тонкая бронзовая пила; длина фрагмента составляет почти 9 дюймов, ширина – 2 дюйма. Если мечи вообще использовались, то я, наверное, должен был бы найти несколько мечей в сокровище среди такого множества другого оружия; или же, по меньшей мере, я нашел бы их где-то еще в третьем городе, который был разрушен так внезапно и неожиданно этой страшной катастрофой, так что у жителей не было времени даже спасти свои сокровища: из них десять остались мне, и я сумел их найти. Даже вместе со скелетами людей, очевидно воинов, я нашел только копья, но никаких следов мечей. Не нашел я и никаких следов мечей и среди руин двух верхних доисторических городов. Более того, если бы мечи использовались, то я, наверное, нашел бы формы, в которых их отливали; но среди 90 (или около того) форм, которые я собрал и в которых есть формы для всего оружия, которое я находил, а также и для другого, которого я не нашел, нет ни одной для меча. Это отсутствие мечей для меня тем более удивительно, что я нашел сотни бронзовых мечей в царских гробницах Микен. Их отсутствие в Гиссарлыке, даже в самом последнем из доисторических городов – это самое ясное доказательство чрезвычайно глубокой древности этих руин и огромного расстояния во времени, которое отделяет их от Гомера, у которого мечи уже во всеобщем употреблении. Однако, если, основываясь на отсутствии этого оружия, кажется столь необходимого, нам придется сделать вывод о том, что Троя находилась на стадии примитивного варварства, то мы поневоле придем в замешательство, глядя на троянские золотые украшения, которые по своему художественному совершенству полностью находятся на уровне тех, что хранились в сокровищницах Микен, и наше замешательство еще усилится, когда мы посмотрим на троянские надписи, поскольку знаки письменности были полностью неизвестны в Микенах. Я могу добавить к этому, что никаких мечей не было найдено и в древних британских курганах периода бронзы.
   Однако я возвращаюсь к описанию троянского сокровища, из которого я также извлек четырехугольный бронзовый брусок с рис. 816, который кончается лезвием; он длиной 15 дюймов и мог служить оружием. Бронзовый брусок с рис. 817, который также кончается острым лезвием, был найден в другом месте в сожженном городе.
   Возможно, самым интересным предметом, который я нашел в сокровище, является медный (или бронзовый?) ключ с рис. 818, длина которого составляет 4,2 дюйма и головка – 2 дюйма в длину и ширину; он очень напоминает большой ключ от железного сейфа. Любопытно, что у этого ключа была деревянная ручка; в этом не может быть сомнений, поскольку кончик головки ключа загнут под прямым углом так же, как и у кинжалов. У Гомера мы читаем о бронзовом ключе (κληΐς) с ручкой из слоновой кости в руке Пенелопы; но тот ключ был не таким, как этот, поскольку он был в форме наших отмычек с загнутым крючком вместо бородки[140]. Этим ключом – через отверстие, в которое его вставляли, – откидывали засов (или запор) двери[141]. С другой стороны, в «Илиаде» κληΐς – это просто запор или засов, который скрепляет две створки дверей[142]. В третьем, сожженном городе я нашел два экземпляра таких ключей; два из них уже были воспроизведены во введении[143]: я подобрал их у самих ворот – более крупный между первыми двумя выступами каменной кладки, если идти с долины, другой – между двумя следующими выступами. От этого второго ключа отбит кусочек. Третий бронзовый (или медный?) ключ, найденный в доме третьего, сожженного города на глубине 28 футов, представлен на рис. 819. Оба этих ключа квадратной формы, на одном конце толстые, постепенно сужающиеся к другому.
   Рис. 818. Медный или бронзовый ключ, видимо относящийся к ларцу с сокровищами. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 29 футов)
 
   Рис. 819. Троянский ключ в форме засова. (Натуральная величина. Найден на глубине 28 футов)
 
   Из предметов, найденных в сокровище и не воспроизведенных здесь, я могу упомянуть медную вазу высотой 51/2 и диаметром 41/3 фута.
   На рис. 820 – еще одна серебряная ваза, найденная в царском доме.
   Рис. 820. Большая серебряная ваза, найденная в царском доме. (Примерно 1:3 натуральной величины. Найдена на глубине 28 футов)
 
   Теперь я перехожу к трем малым кладам, найденным в конце марта 1873 года на глубине 30 футов на восточной стороне царского дома и очень близко от него двумя из моих рабочих, один из которых живет в Ени-Шехре, другой – в Калифатли. Один из них был найден в совиноголовой вазе с рис. 232, которая была закрыта заостренной ножкой другой вазы; два других маленьких клада были найдены вместе с боевым топором с рис. 828 рядом с ним. Однако поскольку утверждения рабочих касательно отдельных объектов, содержавшихся в каждом кладе, разнятся, то я могу описать их здесь только совместно. Двое рабочих украли и разделили три клада между собою, и, возможно, я никогда бы не узнал об этом, если бы не то счастливое обстоятельство, что жена рабочего из Ени-Шехра, которая получила в качестве своей доли награбленного все предметы с рис. 822–833, а также еще две подвески, как на рис. 832 и 833, имела наглость однажды в воскресенье выйти на люди в сережках и подвесках с рис. 822 и 823. Это возбудило зависть в ее приятельницах; на нее донесли турецким властям в Кум-Кале, которые бросили ее и ее мужа в тюрьму; когда им пригрозили, что ее муж будет повешен, если они не отдадут драгоценности, она выдала, где они спрятаны, и таким образом эта часть сокровища была немедленно найдена и теперь выставлена в Императорском музее в Константинополе. Супруги также донесли на своего сообщника из Калифатли, но здесь власти явились слишком поздно, потому что он уже заказал ювелиру в Рен-Кее расплавить свою часть добычи, который, по его желанию, сделал из золота очень большое, широкое и тяжелое ожерелье с топорным цветочным орнаментом на турецкий манер. Так эта часть клада была навеки утрачена для науки. Таким образом, здесь я могу воспроизвести только ту часть, что взял вор из Ени-Шехра, поскольку она существует и все могут увидеть ее в музее Константинополя. Поскольку оба вора заявили отдельно под присягой перед властями в Кум-Кале, что «совиноголовая» ваза с рис. 232 с частью золота была найдена ими непосредственно к западу от колодца (помеченного a Z на плане Трои, план I) и что другие два клада были найдены поблизости, и показали настоящее место находки, то в точности этих сведений не может быть сомнений.
   На рис. 821 – брусок из электра длиной 61/2 дюйма, весящий 87,20 грамма.
   Рис. 821. Брусок из электра. Вес – 87 граммов. (1:2 натуральной величины. Найден на глубине 30 футов)
 
   Каждая из сережек с рис. 822 и 823 состоит из двадцати трех золотых проволочек, которые спаяны вместе и согнуты в форме корзинки; средняя проволочка сплющена и в три раза шире других проволочек; она украшена горизонтальными насечками; проволочные «корзинки» украшены четырьмя горизонтальными пластинками, орнаментированными вертикальными насечками; к середине верхней части «корзиночек» припаяны сережки, плоские сверху и украшенные прочерченными вертикальными и горизонтальными черточками. К нижней части корзиночек припаяна золотая пластинка с геометрическим орнаментом; и к этой последней припаяно шесть колец, с которых свисает столько же длинных цепочек, украшенных листочками стреловидной формы точно таким же образом, что и на рис. 687, с той единственной разницей, что здесь листья больше. Большой двойной лист стреловидной формы свисает с конца каждой цепочки. Длина каждой из сережек равна 10 дюймам.
   Рис. 822–828. Две золотых серьги с длинными подвесками; золотые бусы; большой слиток выплавленного золота со следами угля на нем и бронзовый боевой топор. (Почти 3:5 натуральной величины. Найдены на глубине 30 футов)
 
   Ожерелье с рис. 824 состоит из 70 прямоугольных золотых бусин. Большие золотые бусины с рис. 825 и 826 имеют форму пряслиц. На рис. 827 – кусок выплавленного золота весом 97,30 грамма, или чуть меньше 3 тройских унций. На ней заметны несколько кусочков угля; один большой виден впереди. На рис. 828 – бронзовый боевой топор, похожий на те, которые мы уже рассматривали[144]. Воры уверяли, что нашли боевой топор вместе с одним из кладов. На рис. 829 – золотой браслет диаметром 3 дюйма; он просто согнут. В том месте, где соединяются два конца, припаяна пластинка овальной формы, украшенная прочерченным геометрическим орнаментом. На рис. 830 и 831 – две сережки в форме змеек; они пустотелые, выкованы из тонких пластинок золота и запаяны. На толстом конце была припаяна толстая прямоугольная бусина, и на ней – золотое зернышко в форме пуговицы. На верхнем и нижних концах были пробиты три ряда небольших отверстий, в которые были впаяны небольшие золотые зернышки; к тонкому концу змеек припаяна сама сережка. На рис. 832 и 833 – золотые подвески, состоящие попеременно из листьев и цепочек, сделанных таким же образом, как цепочки на рис. 685 и 686, что мы уже объясняли выше (с. 455, 456). На конце каждой подвешена фигурка, похожая по форме на рис. 687. Как уже говорилось, есть четыре такие подвески или привеска.
   Рис. 829. Золотой браслет с орнаментированной овальной пластинкой. (3:4 натуральной величины. Найден на глубине 30 футов)
 
   Рис. 830, 831. Золотые сережки в форме змеек. (3:4 натуральной величины. Найдены на глубине 30 футов)
 
   Рис. 832, 833. Золотые подвески. (3:4 натуральной величины. Найдены на глубине 30 футов)
 
   Оба вора согласны в своем утверждении, что в другой части кладов, которая была расплавлена, содержались, помимо других драгоценностей, пара золотых сережек с длинными подвесками, как на рис. 822 и 823, и очень большая круглая золотая пластинка с очень интересными знаками, выгравированными на ней. Утрата этого последнего предмета огорчает меня более, чем что-либо другое.
   Из золотых серег того же вида, как и те, что представлены на рис. 830 и 831, я нашел одну на глубине 30 футов в большой связке серебряных браслетов, которые были сцементированы из-за воздействия хлорида серебра; в этой связке содержались также четыре или пять сережек из электра по форме как на рис. 752–764.
   Красивую пару золотых булавок для одежды или волос с рис. 834 и 849 (с. 144, 145)[145] я нашел в моем северо-западном раскопе на глубине от 46 до 48 футов, в точности в 16 футах ниже большой эллинской стены, приписываемой Лисимаху. Слой третьего, сожженного города уходит в этой точке гораздо глубже, чем обычно, и эти две броши, безусловно, относятся к нему. Рис. 834 имеет 3 дюйма в длину и очень массивен: он состоит, согласно г-ну Карло Джулиано, из золота чистотой в 23 карата. Она украшена четырехугольной пластинкой из золота длиной 11/2 дюйма и шириной 0,7 дюйма, на нижней части которой спаяна с полоской золота, которая по обеим сторонам завернута в спирали с семью оборотами. Наверху припаяна другая плоская золотая полоска, на которую еще припаяны шесть литых золотых вазочек, каждая с двумя ручками: они расставлены так, что каждая ваза повернута одной ручкой вперед; крышки у этих ваз круглые. Поверхность пластинки разделена пятью вертикальными плоскими лентами, припаянными к ней, на четыре вертикальных поля, каждое из которых заполнено спиральным орнаментом, сделанным из тонкой золотой проволоки и припаянным. Эти орнаменты идентичны с теми, что я нашел в третьей царской гробнице Микен[146]; однако, чтобы сделать брошь еще более красивой, троянский ювелир (или кто бы то ни было, кто смастерил эту брошь) позаботился о том, чтобы изобразить спирали в двух колонках повернутыми головками вверх, а в двух других – головками вниз. Шесть маленьких золотых вазочек в точности воспроизводят форму терракотовой вазы рис. 261 (если представить ее себе без трех ножек).
   Рис. 834, 835. Золотые броши. (3:4 натуральной величины. Из троянского слоя)
 
   Я нашел другую золотую брошь, (рис. 849) на расстоянии едва ли 1 фута от образца с рис. 834; она чуть длиннее, но легче и проще. Ее верхний конец украшен литым золотым шариком; и над ним, и под ним – спиральный орнамент, в точности как микенский, с той единственной разницей, что в каждой спирали только четыре оборота. Верх кончается предметом, снабженным большой плоской «крышкой»; поэтому он очень похож на винт; но при более близком рассмотрении мы видим, что он просто украшен кругом шестью горизонтальными параллельными насечками.
   Рис. 836–850. Золотые украшения: бусы для ожерелий, серьги, серьги с подвесками, полукольца и броши. (Примерно 3:4 натуральной величины. Найдены на глубине от 26 до 28 футов)
 
   Еще один клад был найден мною 21 октября 1878 года на глубине 26 футов 5 дюймов в присутствии семи офицеров корабля ее величества «Монарх» к северо-востоку от царского дома (в месте, помеченном r на плане I) в комнате зданий, которые могли быть дворцовыми службами. Он был в разбитом сосуде из терракоты, сделанном на гончарном круге, содержавшем много пыли, в основном снежно-белой, но местами синеватой; сосуд лежал в наклонном положении примерно в 3 футах над полом и, видимо, упал с верхнего этажа. Среди драгоценностей было двадцать золотых серег, из которых шестнадцать в точности похожи на те, что были найдены в большом кладе и которые представлены на рис. 694 и 695. Другие четыре серьги, из которых одна – на рис. 840, похожи по форме на те, что приведены на рис. 830 и 831. Было также четыре очень красивых золотых украшения, из которых три я воспроизвожу на рис. 836, 838 и 853. В точности такие же золотые украшения были найдены мною в третьем царском погребении в Микенах[147]. Они, видимо, использовались для ожерелий, поскольку в середине у них длинное трубчатое отверстие. Делались они следующим образом: к каждому концу маленькой золотой трубки были припаяны две тонкие золотые проволочки, которые с каждой стороны были повернуты по пять раз, полученные таким образом спирали спаяли вместе и внешний изгиб каждой также припаяли к трубке. Похожим образом сделана золотая булавка для волос с рис. 848, из верха которой с каждой стороны выходит золотая проволока, образующая спирали с четырьмя оборотами. Похожим образом сделана и еще одна золотая булавка (рис. 850), верхняя часть которой орнаментирована литым золотым шариком и спиралями по обеим сторонам; на шарике припаян кусочек круглой золотой проволоки, покрытой круглой пластинкой, так что этот предмет похож на бутылку.
   Кроме того, было обнаружено очень большое количество золотых бус различной формы, представленных на рис. 851 и 854–858, а также такой формы, как те, что были найдены в большом сокровище и представлены на рис. 708–738. Форма бус на ожерелье с рис. 858, отдельными образцами которых являются представленные на рис. 859 и 860, встретилась здесь впервые. Они сделаны из золотой пластинки, расплющены в виде шишки, и в центре впадины припаяно ушко; ряд точек – чеканная работа. К этому кладу относятся также браслеты из электра с рис. 861 и 862. Первый состоит из трех кругов; он толщиной 0,16 дюйма и так мал, что пришелся бы только на детскую руку. К этому браслету приплавилось в большом пожаре одно из золотых колец, а также много золотых бус и часть ожерелья из маленьких серебряных колечек, которые также были скреплены хлоридом серебра; все эти три предмета образовали с браслетом одну сплошную массу.
   Рис. 851–853. Предметы из золота и сердолика для ожерелий. (Примерно 3:4 натуральной величины. Найдены на глубине от 26 до 28 футов)
 
   Рис. 854–860. Золотые бусы различной формы для ожерелий. (3:4 натуральной величины. Найдены на глубине от 26 до 33 футов)
 
   Рис. 861, 862. Два браслета из электра, к одному из которых в пожаре приплавилось множество серебряных колечек и золотых бусин, а также золотая сережка; они прочно пристали друг к другу из-за скрепляющего действия хлорида серебра. (3:4 натуральной величины. Найдены на глубине 28 футов)
 
   Далее в этом небольшом кладе находилось одиннадцать серебряных сережек той же формы, как на рис. 694, 695 и 754–764, за исключением одной, которая напоминает пару щипцов. Эта последняя присоединена хлоридом серебра к другой серебряной сережке и двум золотым бусам. Из других серебряных колец четыре также соединены хлоридом в один комок и три – в другой. Кроме того, здесь есть 20 фрагментов ожерелий как на рис. 863 и 864, состоящих из бесчисленных серебряных колец, диаметром 0,28 каждое, которые соединились вместе из-за связующего воздействия хлорида серебра. Они нанизаны на куски какого-то вещества, который я считаю слоновой костью, и мой горячо оплакиваемый друг доктор Эдвард Мосс (в 1878 году служивший на корабле ее величества «Ризерч») полностью подтвердил это. Все части ожерелья образуют изгибы и, видимо, сохранили ту форму, которая была у них при использовании. В одном случае две из этих частей ожерелий скреплены вместе серебряной сережкой. Далее, я насчитал 158 подобных серебряных колец, или одиночных, или скрепленных хлоридом. Таким же образом и многие части ожерелий, состоявшие из серебряных бусин, были скреплены вместе хлоридом, к которому прилепилось и множество золотых бусин. Далее я должен упомянуть цилиндрический слиток электра длиной V9 дюйма, а также булавку для волос из того же металла, которую я воспроизвожу на рис. 865; она почти что имеет обычную форму бронзовой броши, то есть форму гвоздя с шаровидной головкой.