Страница:
Для сбора стреляных гильз справа от командира на вращающемся полу боевого отделения размещался ящик-сборник, в который они отводились при помощи матерчатых гибких рукавов – гильзоуловителей.
Дополнительно в башне легкого танка укладывался пистолет-пулемет «ППШ» с боекомплектом 213 патронов в трех дисках и дополнительно к нему – десять «лимонок» – ручных гранат «Ф-1».
Для стрельбы по воздушным целям «спарка» «ДШК» оснащалась коллиматорным прицелом «К-8Т». А по наземным целям командир танка целился с помощью телескопического прицела «ТМФП».
Со стрельбой по воздушным целям было похуже. Здесь главным было не умение, коего у опытного солдата было в достатке. Важны были знания: все эти мудреные арифметики и тригонометрии. Подготовленных специалистов катастрофически не хватало. На худой конец сгодились бы и студенты. Да вот только где их взять? Сгинули уж, поди, давно в яростных и смертельных штыковых атаках. С «мосинкой» и десятком патронов на нос много ли навоюешь?.. Лежат теперь те студены в братских могилах – хоть на немного, но замедлили вы, ребята, продвижение стальной фашистской гадины.
Учиться теперь приходилось Степану Никифоровичу Стеценко, как говорится: «за себя и за того парня». В училище младших командиров преподавали тактику боевого применения танковых подразделений, радиодело, военную топографию. А поскольку танк был зенитным, то подготовку младших командиров бронетанковых войск совместили с зенитной. Степан Никифорович заучивал силуэты немецких и наших самолетов, твердил характеристики «Мессершмиттов», «Юнкерсов» и «Хейнкелей». Скорость, максимальный потолок, бомбовая нагрузка, вооружение, количество членов экипажа. Голова гудела от перенапряжения больше, чем уставало тело. Но Степан Никифорович не унывал: опытный воин знал цену умениям и знаниям, только они помогали ему выжить до сих пор. И не только выстоять в смертельных боях, но и раз за разом побеждать хитрого и умелого противника.
Дома он помогал Варваре по хозяйству: колол дрова для печки, носил воду из колодца, чинил что-то в доме. Поправил крышу, сработал полки, даже прохудившуюся крышу починил.
Между тем приметы грядущей беды проступали все более отчетливо.
Оборонительные бои за Сталинград начались 17 июля 1942 года. А уже в ночь на 23 июля к городу сквозь зенитные заслоны противовоздушной обороны прорвались восемнадцать немецких самолетов. Стервятники Вольфрама фон Рихтгофена бомбили Тракторный завод и поселок возле него, а также Дзержинский район – там было разрушено несколько домов, убито и ранено около сотни человек.
После гитлеровцы стали совершать методичные, почти ежедневные налеты – уже сотнями самолетов, и над Сталинградом стали поднимать аэростаты заграждения. Серые продолговатые «пузыри» повисли над городом. Это вынудило пилотов Люфтваффе поднять высоту бомбометания из-за опасности столкнуться с тросом или самим аэростатом. В Люфтваффе еще два года назад, во время битвы за Британию, использовались немецкие бомбардировщики со специальными «противоаэростатными» ножами на крыльях и фюзеляже перед кабиной пилотов. Этими ножами подрезались тросы аэростатов заграждения. Однако над Сталинградом такие самолеты не применялись.
В один из дней Степан Никифорович отпросился с завода, там шла какая-то техпроверка, и в нем надобности не было. Начальник отдела выписал ему пропуск на выход с территории завода. Стеценко забежал в столовую, чтоб не стоять в очереди, и забрал паек – хотел отнести домой Варе.
Но только он подошел к дому, как над городом взвыла сирена. «Внимание-внимание! Воздушная тревога!» – доносилось из громкоговорителей. Потом из черной тарелки громкоговорителя слышались только периодические щелчки, они означали, что радио в порядке.
Как только начало щелкать, Степан Никифорович спрыгнул в ближайшую из траншей, таких траншей и щелей было во множестве вырыто во всех дворах и на обочинах улиц.
Вскоре отдаленный грохот возвестил о начале очередной бомбежки. Немецкие самолеты разделились на две группы и сбрасывали бомбы с большой высоты.
На севере бомбили его родной СТЗ, заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь». А на юге – Сталинградскую гидроэлектростанцию, элеватор, судоремонтный завод. От гулких ударов качалась и сотрясалась земля, по стенкам траншеи скатывались пыльные ручейки.
Вдруг гул раздался, казалось, прямо над головой, черная крылатая тень заслонила солнце. Степан Никифорович весь сжался, кляня себя за малодушие. Да-да – видели вы когда-нибудь над своей головой занесенный топор палача? Сможете ли вы в такой миг сохранить самообладание?.. Над сталинградцами этот топор палача с крыльями и свастикой был занесен в те дни постоянно.
Но вместо бомб на этот раз посыпались листовки.
Гул понемногу смолкал, уходя на запад. Вместо него с ясного безоблачного неба пришел раздражающий комариный зуд. Над горящим городом медленно и неторопливо, с немецкой обстоятельностью, кружил двухфюзеляжный разведчик «Фокке-Вульф» Fw-189. Степан Никифорович поднялся со дна окопа и погрозил ему кулаком – проклятая «рама»! Она летала на большой высоте, медленно и важно, иногда кружась на одном месте, высматривая и фотографируя поточнее результаты бомбежки.
Зенитным огнем ее было не достать.
Степан Никифорович знал, что этот внешне неуклюжий самолет был хорошо вооружен и имел прекрасный обзор и спереди, и сзади, так что подобраться к «раме» нашим истребителям было очень трудно. Сволочь!
Выбираясь из порядком осыпавшейся траншеи, Стеценко подобрал одну из листовок. На листке бумаги был изображен советский солдат, втыкающий штык своей винтовки в землю. Листовка так и называлась: «Штык в землю»! Такие листовки призывали наших солдат сдаваться в плен и, как на них было написано на русском и немецком языках, являлись пропуском к немцам. Содержание листовок гласило: «Русские солдаты! Позади вас Волга. Скоро всем вам – буль-буль! Не слушайте жида-политрука. Не читайте Эренбурга! Он проливает только чернила, а вы свою кровь. Сдавайтесь в плен, и вы спасете себя. Выходите ночью к нам. Вам достаточно лишь крикнуть: «Сталин капут! Штык в землю!».
Гвардии старшина Стеценко горько усмехнулся. Для многих советских граждан, воспитанных в духе патриотизма, сдача в плен была немыслимым поступком – позором. Но он видел, как сдавались в плен целыми подразделениями, как красноармейцы стреляли по дезертирам и трусам. Тогда, в проклятом июне сорок первого, в неразберихе и бардаке трудно было собраться и воевать. И все это стоило Красной Армии тысяч солдат – убитых, раненых и плененных.
А в Сталинграде в конце июля уже поползли самые невероятные слухи: «Немцы на Дону!», а это всего 60—70 километров к западу. «Немцы под Красноармейском и скоро выйдут к Волге!» – а это уж и вовсе рядом, на юге.
Надежда была, что на оборонительных укреплениях, которые начали строить еще с осени 1941 года и усиленно продолжали достраивать в сорок втором году, немцев уж точно остановят. Но остановят ли…
Но в целом сталинградцы относились ко всем этим слухам весьма спокойно, если даже не сказать скептически. Вот такой парадокс: на пристанях эвакуируемые затаптывали людей насмерть, а в самом Сталинграде на слухи о приближении гитлеровцев реагировали спокойно.
А дело с кажущимся противоречием разрешалось весьма просто. Бежали из Сталинграда как раз те, кто уже эвакуировался из Украины, Молдавии, европейской части России… Они уже знали на собственном горьком опыте о том, как накатывают беспощадные волны захватчиков. Как воют пикировщики над беззащитным эвакопоездом… А вот коренные сталинградцы как раз готовились к обороне города.
К тому же 19 июля Сталинградский обком партии принял решение «О борьбе с распространением слухов».
Кроме этого, лично Иосиф Сталин обратился к горожанам и армии: решительно покончить с эвакуационными настроениями – ни о какой эвакуации заводов не может быть и речи! Необходимо повышать темпы выпуска танков, пушек, снарядов, вести решительную борьбу с трусами и паникерами.
В конце своего выступления Сталин добавил: «Сталинград не будет сдан»!
В домике никого не было. Гвардии старшина Стеценко оставил продукты в чулане. А молодая хозяйка была мобилизована. Целыми днями она была на «земляных работах» – так сталинградцы называли мобилизацию на строительство укреплений вокруг родного города.
Цепи противотанковых рвов и окопов, проволочных заграждений и стальных «ежей» опоясали подступы к Сталинграду. Их начали строить еще с осени 1941 года и продолжали достраивать в сорок втором. На этих работах были задействованы все гражданские из города и всей Сталинградской области вместе с саперными подразделениями.
Рубежей было три: внешний обвод на западе шел по реке Дон, средний – частично по реке Малая Россошка, а внутренний оборонительный рубеж был создан на подступах к самому городу.
Сотни тысяч тонн каменистой земли перевернули руки сталинградцев, чтобы создать оборонительные рубежи для красноармейцев. По восемь – десять часов под палящим солнцем с лопатами и кирками в руках они долбили и рыли плотный каменистый суглинок.
Как уже сказано было ранее, курсы младших командиров Степан Никифорович совмещал с работой в экспериментальном отделе КБ легких танков Сталинградского тракторного завода. А поскольку он был зенитчиком, то послали его в сопровождение колонны новеньких заводских «тридцатьчетверок» на пулеметной установке противовоздушной обороны.
Это была обычная «полуторка», в кузове которой был установлен крупнокалиберный пулемет «ДШК», оснащенный коллиматорным прицелом для стрельбы по воздушным целям.
В отличие от танковой установки со спаренными пулеметами, в кузове монтировался одиночный ДШК. Гвардии старший сержант уже достаточно изучил этот пулемет, это было весьма грозное оружие.
Задание на создание первого советского крупнокалиберного пулемета, предназначенного в первую очередь для борьбы с самолетами на высотах до 1500 метров, было выдано к тому моменту уже весьма опытному и хорошо известному оружейнику Дегтяреву в 1929 году. Меньше чем через год конструктор создал пулемет калибра 12,7 миллиметра, а с 1932 года началось мелкосерийное производство пулемета под обозначением ДК: «Дегтярев-крупнокалиберный». Это оружие в целом повторило по конструкции ручной пулемет «ДП-27». В частности, он имел питание из отъемных барабанных магазинов на тридцать патронов. Барабаны устанавливались на пулемет сверху. Они были громоздкими и очень тяжелыми, а скорострельность с их использованием была низкой. Поэтому в 1935 году выпуск крупнокалиберного пулемета Дегтярева был прекращен. А сам конструктор работал над его усовершенствованием. К 1938 году другой конструктор, Шпагин, разработал новый модуль ленточного питания для крупнокалиберного пулемета Дегтярева. И в 1939 году усовершенствованный пулемет был принят на вооружение РККА под обозначением «12,7-миллиметровый крупнокалиберный пулемет Дегтярева – Шпагина образца 1938 года – ДШК».
Массовый выпуск «ДШК» был начат в 1940—1941 годах. Они использовались практически везде на фронте, где нужна была высокая плотность огня, пробиваемость и мощь тяжелых пуль. Крупнокалиберные пулеметы Дегтярева – Шпагина использовались в качестве зенитных, как оружие поддержки на колесном станке. Его устанавливали на бронетехнику, в тумбовом варианте – на малые корабли, торпедные катера и бронекатера.
Такой пулемет вызывал у Степана Никифоровича совершенно искреннее уважение. По его мнению, если и существовал пулемет, достойный занять место в башне легкого танка, так это – именно «ДШК», даже его «спарка»! Старый опытный танкист изучил его досконально. А теперь пришло время испытать знания на практике.
Ночью над Сталинградом проносились одиночные самолеты – высотные разведчики – «Дорнье» Do-217. Но для крупнокалиберных пулеметов, а тем более – для счетверенных «Максимов», эти тяжелые двухмоторные самолеты были слишком уж недосягаемыми. Пилоты Люфтваффе рисковать не любили и вели разведку с большой высоты.
Но вот то, что появилось в небе в противоположной от встающего солнца стороне, шло на малой высоте. Знакомый до ненависти вой пикировщиков. Рывком на малой высоте они прорывали внешний оборонительный рубеж Сталинграда. Но там как раз зенитных средств было сравнительно мало. Основные средства ПВО: зенитные батареи, звукоулавливающие и прожекторные установки, пулеметы и немногочисленные истребители – были сосредоточены гораздо ближе к городу. Основной упор был сделан на прикрытие переправ через Волгу.
Услышав вой пикировщиков, передовой дозор передал сигнал тревоги командиру танковой колонны. «Тридцатьчетверки» стали рассредоточиваться, боевые машины останавливались, а их экипажи принимались за маскировку. Казалось, здесь, на открытой местности, и спрятаться-то толком негде. Ан нет… Хочешь выжить – учись этой непростой науке даже у врага.
Зенитные «полуторки» тоже остановились, но только не за тем, чтобы спрятаться. Не хотели выдавать себя шлейфами пыли. Командир установки, на которой за наводчика был гвардии старшина, поднес бинокль к глазам.
– Идут, голубчики! Три фрица, господа бога их мать!.. Приготовиться: двести восемьдесят градусов по горизонтали, высота – полторы тысячи. Набрали высоту, гады… – приговаривал молоденький лейтенант.
– К стрельбе готов! – Степан Никифорович взялся за маховики горизонтальной и вертикальной наводки.
Пройдя на бреющем над передовой линией наших окопов, «лаптежники» пошли вверх. Летели тройками: всего двадцать семь самолетов. В наглую: без истребительного прикрытия «мессерами». И хоть бы один наш «ястребок» появился!.. Гвардии старшина выругался сквозь зубы.
Вот «лаптежники» синхронно развернулись и заскользили вниз в пологом пикировании. «Значит, будут бросать мелкие бомбы», – подумал Степан Никифорович. Он уже разбирался в тактике стервятников Геринга: если «Юнкерсы-87» пикируют круто, почти отвесно, то значит, будут «класть» 250-килограммовые фугаски. А если идут полого – жди целых «гроздей» мелких осколочных бомбочек. Но от размеров они менее смертоносными не становились. Были еще и бомбы-мины, но пока что они не применялись.
А тем временем первая тройка «Юнкерсов-87» уже готовилась сбросить свой смертоносный груз.
– По фашистской сволочи – огонь!
Степан Никифорович рывком довернул маховики наводки и нажал педаль спуска. Загрохотал мощный пулемет, пожирая свинец и медь патронов. Бледные стежки трассеров прошили синий холст неба. Первые очереди прошли выше «лаптежников», нужно было пристреляться. Но все же стервятники Вольфрама фон Рихтгофена прекратили атаку и резко ушли вверх. Следующая тройка так и вообще не стала атаковать, а просто побросала бомбы в степь. Фонтаны абсолютно бесполезных разрывов взметнулись над каменистой равниной.
– Быстро! Меняем позиции. – Лейтенант был хоть и молод, но уже довольно опытен. Иначе было нельзя в войне с таким коварным и сильным противником.
Грузовики с пулеметами сделали стремительный рывок и снова замерли, скрывшись под «шапками-невидимками» маскировочных сетей. Сети были такими же выгоревшими и пыльными, как и степь вокруг. В них были вплетены пучки травы и ветки.
Остальные пикировщики стали клубиться в стороне, но вот они все же разделились и снова пошли в атаку.
– Сто двадцать градусов по азимуту, высота тысяча двести. Огонь!
– Есть огонь!
Снова огненные трассы скрестились на пикирующих «лаптежниках». Расставив нелепые «ноги», «обутые» в массивные обтекатели, они выли сиренами, сбрасывали бомбы и тут же стреляли из пулеметов в ответ. Два 7,92-миллиметровых пулемета MG-17 находились в консолях крыла, и один подвижный пулемет, тоже винтовочного калибра, MG-15 располагался на турельной установке Linsenlafette-Z10d.
Пыльные строчки потянулись к зенитным машинам. Но и пулеметчики отвечали огнем на огонь. Водитель «полуторки» гвардии старшины Стеценко не выдержал: выпрыгнул из кабины и побежал, не разбирая дороги. И тут же коротко вскрикнул, пыльные фонтанчики пулевых попаданий взвихрились вокруг него. Красноармеец упал ничком, прошитый сразу полутора десятками пуль. Алая кровь выплеснулась из его разорванной груди и тут же потемнела, впитываясь в пыльную землю…
Один из «Юнкерсов» Ju-87B потянул над степью, разматывая за собой черный шлейф дыма. Немецкий пикировщик качало из стороны в сторону, видимо, пилот был серьезно ранен. Но все же бомбардировщик еще держался в воздухе.
Самое интересное, что сбила его машина со счетверенной установкой пулеметов «Максим». Вчетверо больше огня и свинца!
Вообще-то пулемет конструкции Хайрема Максима был первым, созданным по схеме с перезарядкой от отвода пороховых газов из канала ствола. И как первое оружие подобной конструкции применялся в самых разных модификациях. «Военная карьера» изделия, которое английская фирма «Виккерс-Армстронг» выпускала под кодом «666», началась еще в Англо-бурскую войну 1900 года[11]. Он устанавливался и на истребители Первой мировой, на неуклюжие бипланы. И естественно – «максимушка» был использован и в зенитном варианте, для защиты от тех самых аэропланов, а также с зажигательными пулями, для уничтожения наполненных водородом немецких дирижаблей.
А в Красной Армии была даже разработана тачанка с пулеметом Максима, установленным для зенитной стрельбы! Именно этот «чудо-аппарат» и можно считать первой мобильной зенитной установкой. Участвовали ли они в боях крайне противоречивой Гражданской войны – неизвестно. Но вот что совершенно точно – зенитные тачанки участвовали на Красной площади в параде 7 ноября 1930 года.
Счетверенная зенитно-пулеметная установка образца 1931 года отличалась от обычного «Максима» наличием специального устройства принудительной циркуляции воды. Это позволяло еще более эффективно охлаждать ствол при интенсивной стрельбе по воздушным целям. Также пулеметные ленты зенитных «Максимов» отличались большей емкостью: на 1000 патронов вместо обычных 250. Используя зенитные кольцевые прицелы, счетверенная установка была в состоянии вести эффективный огонь по низколетящим самолетам противника до 1400 метров при их скорости до 500 километров в час. А когда было необходимо, счетверенные «Максимы» обращали свой суровый взор и на землю. И тогда фашистской пехоте приходилось совсем туго! Вчетверо больше огня и свинца! А если учесть, что емкость лент увеличена и интенсивность стрельбы тоже – то все, вешайтесь, фрицы!
Отразив воздушный налет стервятников Геринга, колонна «тридцатьчетверок» прибыла к месту сосредоточения. Там заводские экипажи передали грозные боевые машины танкистам из линейного полка. По этому поводу состоялся короткий, но весьма эмоциональный митинг. Танкисты поклялись рабочим Сталинградского тракторного бить гитлеровцев еще беспощаднее и стоять насмерть! А рабочие взяли на себя обязательство увеличить выпуск боевых машин и бороться за качество сборки каждого танка.
А после митинга военные пригласили рабочих-сталинградцев за братский стол. Работяги вначале отказывались, но потом все же отведали полевой кухни. На передовой еда была сытнее: ленд-лизовская канадская тушенка, наваристый кулеш, молодая картошечка, лучок… Ешь, сколько влезет! А в самом Сталинграде – продуктовые карточки. Конечно, работникам Сталинградского тракторного полагался усиленный паек, но практически все отдавалось семьям и детям. Природа Приволжья была богатой, и почти все коренные сталинградцы кормились со своих огородов. А на рынках можно было не слишком дорого обменять продукты.
Но сейчас в городе находилось втрое больше народу, более миллиона. И все хотели есть.
– Мои, товарищ командир, – ответил лейтенант.
– Приказываю вам выдвинуться на рубеж в районе высоты «32.4». – Командир развернул планшет и ткнул пальцем в карту, указывая район.
– У меня откомандированные стажеры с завода…
– Пусть считают себя мобилизованными. Все! Выполнять приказание!
– Есть! Эй, славяне, подъем. Выдвигаемся.
– Товарищ лейтенант, а как же?..
– Считайте себя мобилизованными. Все, отставить разговоры – по машинам!
– Стой! – К лейтенанту-зенитчику подбежал командир танковой колонны, по совместительству – зам главного технолога завода.
– Что такое, мать-перемать?!
– Этих, – он пальцем ткнул на Стеценко и еще нескольких «заводских», – не трогать! У них особая «бронь».
– «У меня «бронь» – меня не тронь»! – горько сплюнул в пыль давешний майор. – А чем мне рубеж держать?!
– Машины – мобилизуй, ну а людей не трогай. Мы и так еле план выполняем, людей не хватает. А те, кто есть, прямо возле станков спят, как вы – в окопах у своих пулеметов да орудий. Ну, пойми ты меня, майор – без них работа станет!..
– Хрен с вами… Но машины я мобилизую!
– Твое право, майор.
Вот так неожиданно и спасся гвардии старшина Стеценко. Именно спасся, потому как было ясно: с того рубежа иначе как на небо не уйдешь. Сколько уже таких рубежей было – от Харькова и вот досюда… До Волги-матушки?..
«Откомиссованным» дали телегу и костлявую лошаденку. На ней-то и вернулись в Сталинград уже затемно.
Двоякие чувства обуревали Степана Никифоровича Стеценко. С одной стороны, он честно радовался, что остался жив. Чай не мальчик уже – на митингах горлопанить и рубаху на груди рвать. Нет, погибнуть он не боялся, но вот только предпочитал сделать это в танке, посылая в ненавистную гитлеровскую гадину снаряд за снарядом. И чтобы смерть его была подобна огненной вспышке от детонации боекомплекта танка.
Так погиб под маленьким украинским городком Дубно его командир, Иван Корчагин. Когда их пятибашенный тяжелый танк Т-35 подбили, капитан Корчагин остался прикрывать экипаж. Так он и стрелял, уже в огне, пока не взорвались последние снаряды в боеукладках пушек…
Самого старшину тогда спас молодой лейтенант, вот как этот зенитчик… Лейтенанта того звали Николай Горелов. У механика-водителя люк заклинило от деформации броневых листов, и командир передней малой орудийной башни Т-35 буквально вырвал старшину с того света…
Потом они вместе воевали под Москвой в танковой бригаде Катукова на мощном «Климе Ворошилове». За те бои и удостоились наград и звания гвардейцев.
А потом была растреклятая ржевская мясорубка – ледяной и снежный ад! Там и сейчас, летом 1942 года, шли ожесточенные бои. За каждый холм, овраг или сгоревшую деревеньку. Ну, а той зимой гвардии капитан Горелов погиб – таранил на тяжелом КВ-1 немецкий командирский танк «Панцер-III».
Так хотел погибнуть и гвардии старшина Стеценко – в танковом бою!
Но вот разменивать свою жизнь на утлой «полуторке» вовсе не хотелось! Не мог он на ней проявить весь свой опыт, вложить умения и знания в последний бой.
Тем не менее, вернувшись домой, он прятал взгляд от Варвары. Сам-то ей плел, мол, «на любом рубеже готов замертво лечь». А теперь что? Шкурник. Жить захотел…
Глава 4
Дополнительно в башне легкого танка укладывался пистолет-пулемет «ППШ» с боекомплектом 213 патронов в трех дисках и дополнительно к нему – десять «лимонок» – ручных гранат «Ф-1».
Для стрельбы по воздушным целям «спарка» «ДШК» оснащалась коллиматорным прицелом «К-8Т». А по наземным целям командир танка целился с помощью телескопического прицела «ТМФП».
Со стрельбой по воздушным целям было похуже. Здесь главным было не умение, коего у опытного солдата было в достатке. Важны были знания: все эти мудреные арифметики и тригонометрии. Подготовленных специалистов катастрофически не хватало. На худой конец сгодились бы и студенты. Да вот только где их взять? Сгинули уж, поди, давно в яростных и смертельных штыковых атаках. С «мосинкой» и десятком патронов на нос много ли навоюешь?.. Лежат теперь те студены в братских могилах – хоть на немного, но замедлили вы, ребята, продвижение стальной фашистской гадины.
Учиться теперь приходилось Степану Никифоровичу Стеценко, как говорится: «за себя и за того парня». В училище младших командиров преподавали тактику боевого применения танковых подразделений, радиодело, военную топографию. А поскольку танк был зенитным, то подготовку младших командиров бронетанковых войск совместили с зенитной. Степан Никифорович заучивал силуэты немецких и наших самолетов, твердил характеристики «Мессершмиттов», «Юнкерсов» и «Хейнкелей». Скорость, максимальный потолок, бомбовая нагрузка, вооружение, количество членов экипажа. Голова гудела от перенапряжения больше, чем уставало тело. Но Степан Никифорович не унывал: опытный воин знал цену умениям и знаниям, только они помогали ему выжить до сих пор. И не только выстоять в смертельных боях, но и раз за разом побеждать хитрого и умелого противника.
Дома он помогал Варваре по хозяйству: колол дрова для печки, носил воду из колодца, чинил что-то в доме. Поправил крышу, сработал полки, даже прохудившуюся крышу починил.
Между тем приметы грядущей беды проступали все более отчетливо.
Оборонительные бои за Сталинград начались 17 июля 1942 года. А уже в ночь на 23 июля к городу сквозь зенитные заслоны противовоздушной обороны прорвались восемнадцать немецких самолетов. Стервятники Вольфрама фон Рихтгофена бомбили Тракторный завод и поселок возле него, а также Дзержинский район – там было разрушено несколько домов, убито и ранено около сотни человек.
После гитлеровцы стали совершать методичные, почти ежедневные налеты – уже сотнями самолетов, и над Сталинградом стали поднимать аэростаты заграждения. Серые продолговатые «пузыри» повисли над городом. Это вынудило пилотов Люфтваффе поднять высоту бомбометания из-за опасности столкнуться с тросом или самим аэростатом. В Люфтваффе еще два года назад, во время битвы за Британию, использовались немецкие бомбардировщики со специальными «противоаэростатными» ножами на крыльях и фюзеляже перед кабиной пилотов. Этими ножами подрезались тросы аэростатов заграждения. Однако над Сталинградом такие самолеты не применялись.
В один из дней Степан Никифорович отпросился с завода, там шла какая-то техпроверка, и в нем надобности не было. Начальник отдела выписал ему пропуск на выход с территории завода. Стеценко забежал в столовую, чтоб не стоять в очереди, и забрал паек – хотел отнести домой Варе.
Но только он подошел к дому, как над городом взвыла сирена. «Внимание-внимание! Воздушная тревога!» – доносилось из громкоговорителей. Потом из черной тарелки громкоговорителя слышались только периодические щелчки, они означали, что радио в порядке.
Как только начало щелкать, Степан Никифорович спрыгнул в ближайшую из траншей, таких траншей и щелей было во множестве вырыто во всех дворах и на обочинах улиц.
Вскоре отдаленный грохот возвестил о начале очередной бомбежки. Немецкие самолеты разделились на две группы и сбрасывали бомбы с большой высоты.
На севере бомбили его родной СТЗ, заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь». А на юге – Сталинградскую гидроэлектростанцию, элеватор, судоремонтный завод. От гулких ударов качалась и сотрясалась земля, по стенкам траншеи скатывались пыльные ручейки.
Вдруг гул раздался, казалось, прямо над головой, черная крылатая тень заслонила солнце. Степан Никифорович весь сжался, кляня себя за малодушие. Да-да – видели вы когда-нибудь над своей головой занесенный топор палача? Сможете ли вы в такой миг сохранить самообладание?.. Над сталинградцами этот топор палача с крыльями и свастикой был занесен в те дни постоянно.
Но вместо бомб на этот раз посыпались листовки.
Гул понемногу смолкал, уходя на запад. Вместо него с ясного безоблачного неба пришел раздражающий комариный зуд. Над горящим городом медленно и неторопливо, с немецкой обстоятельностью, кружил двухфюзеляжный разведчик «Фокке-Вульф» Fw-189. Степан Никифорович поднялся со дна окопа и погрозил ему кулаком – проклятая «рама»! Она летала на большой высоте, медленно и важно, иногда кружась на одном месте, высматривая и фотографируя поточнее результаты бомбежки.
Зенитным огнем ее было не достать.
Степан Никифорович знал, что этот внешне неуклюжий самолет был хорошо вооружен и имел прекрасный обзор и спереди, и сзади, так что подобраться к «раме» нашим истребителям было очень трудно. Сволочь!
Выбираясь из порядком осыпавшейся траншеи, Стеценко подобрал одну из листовок. На листке бумаги был изображен советский солдат, втыкающий штык своей винтовки в землю. Листовка так и называлась: «Штык в землю»! Такие листовки призывали наших солдат сдаваться в плен и, как на них было написано на русском и немецком языках, являлись пропуском к немцам. Содержание листовок гласило: «Русские солдаты! Позади вас Волга. Скоро всем вам – буль-буль! Не слушайте жида-политрука. Не читайте Эренбурга! Он проливает только чернила, а вы свою кровь. Сдавайтесь в плен, и вы спасете себя. Выходите ночью к нам. Вам достаточно лишь крикнуть: «Сталин капут! Штык в землю!».
Гвардии старшина Стеценко горько усмехнулся. Для многих советских граждан, воспитанных в духе патриотизма, сдача в плен была немыслимым поступком – позором. Но он видел, как сдавались в плен целыми подразделениями, как красноармейцы стреляли по дезертирам и трусам. Тогда, в проклятом июне сорок первого, в неразберихе и бардаке трудно было собраться и воевать. И все это стоило Красной Армии тысяч солдат – убитых, раненых и плененных.
А в Сталинграде в конце июля уже поползли самые невероятные слухи: «Немцы на Дону!», а это всего 60—70 километров к западу. «Немцы под Красноармейском и скоро выйдут к Волге!» – а это уж и вовсе рядом, на юге.
Надежда была, что на оборонительных укреплениях, которые начали строить еще с осени 1941 года и усиленно продолжали достраивать в сорок втором году, немцев уж точно остановят. Но остановят ли…
Но в целом сталинградцы относились ко всем этим слухам весьма спокойно, если даже не сказать скептически. Вот такой парадокс: на пристанях эвакуируемые затаптывали людей насмерть, а в самом Сталинграде на слухи о приближении гитлеровцев реагировали спокойно.
А дело с кажущимся противоречием разрешалось весьма просто. Бежали из Сталинграда как раз те, кто уже эвакуировался из Украины, Молдавии, европейской части России… Они уже знали на собственном горьком опыте о том, как накатывают беспощадные волны захватчиков. Как воют пикировщики над беззащитным эвакопоездом… А вот коренные сталинградцы как раз готовились к обороне города.
К тому же 19 июля Сталинградский обком партии принял решение «О борьбе с распространением слухов».
Кроме этого, лично Иосиф Сталин обратился к горожанам и армии: решительно покончить с эвакуационными настроениями – ни о какой эвакуации заводов не может быть и речи! Необходимо повышать темпы выпуска танков, пушек, снарядов, вести решительную борьбу с трусами и паникерами.
В конце своего выступления Сталин добавил: «Сталинград не будет сдан»!
В домике никого не было. Гвардии старшина Стеценко оставил продукты в чулане. А молодая хозяйка была мобилизована. Целыми днями она была на «земляных работах» – так сталинградцы называли мобилизацию на строительство укреплений вокруг родного города.
Цепи противотанковых рвов и окопов, проволочных заграждений и стальных «ежей» опоясали подступы к Сталинграду. Их начали строить еще с осени 1941 года и продолжали достраивать в сорок втором. На этих работах были задействованы все гражданские из города и всей Сталинградской области вместе с саперными подразделениями.
Рубежей было три: внешний обвод на западе шел по реке Дон, средний – частично по реке Малая Россошка, а внутренний оборонительный рубеж был создан на подступах к самому городу.
Сотни тысяч тонн каменистой земли перевернули руки сталинградцев, чтобы создать оборонительные рубежи для красноармейцев. По восемь – десять часов под палящим солнцем с лопатами и кирками в руках они долбили и рыли плотный каменистый суглинок.
***
И вскоре гвардии старшему сержанту Степану Никифоровичу Стеценко довелось принять первый бой на этих рубежах.Как уже сказано было ранее, курсы младших командиров Степан Никифорович совмещал с работой в экспериментальном отделе КБ легких танков Сталинградского тракторного завода. А поскольку он был зенитчиком, то послали его в сопровождение колонны новеньких заводских «тридцатьчетверок» на пулеметной установке противовоздушной обороны.
Это была обычная «полуторка», в кузове которой был установлен крупнокалиберный пулемет «ДШК», оснащенный коллиматорным прицелом для стрельбы по воздушным целям.
В отличие от танковой установки со спаренными пулеметами, в кузове монтировался одиночный ДШК. Гвардии старший сержант уже достаточно изучил этот пулемет, это было весьма грозное оружие.
Задание на создание первого советского крупнокалиберного пулемета, предназначенного в первую очередь для борьбы с самолетами на высотах до 1500 метров, было выдано к тому моменту уже весьма опытному и хорошо известному оружейнику Дегтяреву в 1929 году. Меньше чем через год конструктор создал пулемет калибра 12,7 миллиметра, а с 1932 года началось мелкосерийное производство пулемета под обозначением ДК: «Дегтярев-крупнокалиберный». Это оружие в целом повторило по конструкции ручной пулемет «ДП-27». В частности, он имел питание из отъемных барабанных магазинов на тридцать патронов. Барабаны устанавливались на пулемет сверху. Они были громоздкими и очень тяжелыми, а скорострельность с их использованием была низкой. Поэтому в 1935 году выпуск крупнокалиберного пулемета Дегтярева был прекращен. А сам конструктор работал над его усовершенствованием. К 1938 году другой конструктор, Шпагин, разработал новый модуль ленточного питания для крупнокалиберного пулемета Дегтярева. И в 1939 году усовершенствованный пулемет был принят на вооружение РККА под обозначением «12,7-миллиметровый крупнокалиберный пулемет Дегтярева – Шпагина образца 1938 года – ДШК».
Массовый выпуск «ДШК» был начат в 1940—1941 годах. Они использовались практически везде на фронте, где нужна была высокая плотность огня, пробиваемость и мощь тяжелых пуль. Крупнокалиберные пулеметы Дегтярева – Шпагина использовались в качестве зенитных, как оружие поддержки на колесном станке. Его устанавливали на бронетехнику, в тумбовом варианте – на малые корабли, торпедные катера и бронекатера.
Такой пулемет вызывал у Степана Никифоровича совершенно искреннее уважение. По его мнению, если и существовал пулемет, достойный занять место в башне легкого танка, так это – именно «ДШК», даже его «спарка»! Старый опытный танкист изучил его досконально. А теперь пришло время испытать знания на практике.
***
Колонна «тридцатьчетверок» пылила по приволжской степи в сторону Малой Россошки, танки прикрывал обильный зенитный дивизион – три «полуторки» с установленными на них пулеметами. Две из них были оснащены зенитными модификациями «ДШК», а в кузове третьего грузовика была счетверенная установка пулеметов «Максим». Степан Никифорович сидел на месте наводчика-оператора зенитной установки крупнокалиберным пулеметом. Концентрическая сетка прицела перечеркнула предрассветное небо. На востоке, за спиной гвардии старшины, уже оказался медово-белый край огненного диска. Рассвет сулил огонь не только в переносном, но и в прямом смысле. И огонь с небес не замедлил явиться – на крыльях с паучьими крестами.Ночью над Сталинградом проносились одиночные самолеты – высотные разведчики – «Дорнье» Do-217. Но для крупнокалиберных пулеметов, а тем более – для счетверенных «Максимов», эти тяжелые двухмоторные самолеты были слишком уж недосягаемыми. Пилоты Люфтваффе рисковать не любили и вели разведку с большой высоты.
Но вот то, что появилось в небе в противоположной от встающего солнца стороне, шло на малой высоте. Знакомый до ненависти вой пикировщиков. Рывком на малой высоте они прорывали внешний оборонительный рубеж Сталинграда. Но там как раз зенитных средств было сравнительно мало. Основные средства ПВО: зенитные батареи, звукоулавливающие и прожекторные установки, пулеметы и немногочисленные истребители – были сосредоточены гораздо ближе к городу. Основной упор был сделан на прикрытие переправ через Волгу.
Услышав вой пикировщиков, передовой дозор передал сигнал тревоги командиру танковой колонны. «Тридцатьчетверки» стали рассредоточиваться, боевые машины останавливались, а их экипажи принимались за маскировку. Казалось, здесь, на открытой местности, и спрятаться-то толком негде. Ан нет… Хочешь выжить – учись этой непростой науке даже у врага.
Зенитные «полуторки» тоже остановились, но только не за тем, чтобы спрятаться. Не хотели выдавать себя шлейфами пыли. Командир установки, на которой за наводчика был гвардии старшина, поднес бинокль к глазам.
– Идут, голубчики! Три фрица, господа бога их мать!.. Приготовиться: двести восемьдесят градусов по горизонтали, высота – полторы тысячи. Набрали высоту, гады… – приговаривал молоденький лейтенант.
– К стрельбе готов! – Степан Никифорович взялся за маховики горизонтальной и вертикальной наводки.
Пройдя на бреющем над передовой линией наших окопов, «лаптежники» пошли вверх. Летели тройками: всего двадцать семь самолетов. В наглую: без истребительного прикрытия «мессерами». И хоть бы один наш «ястребок» появился!.. Гвардии старшина выругался сквозь зубы.
Вот «лаптежники» синхронно развернулись и заскользили вниз в пологом пикировании. «Значит, будут бросать мелкие бомбы», – подумал Степан Никифорович. Он уже разбирался в тактике стервятников Геринга: если «Юнкерсы-87» пикируют круто, почти отвесно, то значит, будут «класть» 250-килограммовые фугаски. А если идут полого – жди целых «гроздей» мелких осколочных бомбочек. Но от размеров они менее смертоносными не становились. Были еще и бомбы-мины, но пока что они не применялись.
А тем временем первая тройка «Юнкерсов-87» уже готовилась сбросить свой смертоносный груз.
– По фашистской сволочи – огонь!
Степан Никифорович рывком довернул маховики наводки и нажал педаль спуска. Загрохотал мощный пулемет, пожирая свинец и медь патронов. Бледные стежки трассеров прошили синий холст неба. Первые очереди прошли выше «лаптежников», нужно было пристреляться. Но все же стервятники Вольфрама фон Рихтгофена прекратили атаку и резко ушли вверх. Следующая тройка так и вообще не стала атаковать, а просто побросала бомбы в степь. Фонтаны абсолютно бесполезных разрывов взметнулись над каменистой равниной.
– Быстро! Меняем позиции. – Лейтенант был хоть и молод, но уже довольно опытен. Иначе было нельзя в войне с таким коварным и сильным противником.
Грузовики с пулеметами сделали стремительный рывок и снова замерли, скрывшись под «шапками-невидимками» маскировочных сетей. Сети были такими же выгоревшими и пыльными, как и степь вокруг. В них были вплетены пучки травы и ветки.
Остальные пикировщики стали клубиться в стороне, но вот они все же разделились и снова пошли в атаку.
– Сто двадцать градусов по азимуту, высота тысяча двести. Огонь!
– Есть огонь!
Снова огненные трассы скрестились на пикирующих «лаптежниках». Расставив нелепые «ноги», «обутые» в массивные обтекатели, они выли сиренами, сбрасывали бомбы и тут же стреляли из пулеметов в ответ. Два 7,92-миллиметровых пулемета MG-17 находились в консолях крыла, и один подвижный пулемет, тоже винтовочного калибра, MG-15 располагался на турельной установке Linsenlafette-Z10d.
Пыльные строчки потянулись к зенитным машинам. Но и пулеметчики отвечали огнем на огонь. Водитель «полуторки» гвардии старшины Стеценко не выдержал: выпрыгнул из кабины и побежал, не разбирая дороги. И тут же коротко вскрикнул, пыльные фонтанчики пулевых попаданий взвихрились вокруг него. Красноармеец упал ничком, прошитый сразу полутора десятками пуль. Алая кровь выплеснулась из его разорванной груди и тут же потемнела, впитываясь в пыльную землю…
Один из «Юнкерсов» Ju-87B потянул над степью, разматывая за собой черный шлейф дыма. Немецкий пикировщик качало из стороны в сторону, видимо, пилот был серьезно ранен. Но все же бомбардировщик еще держался в воздухе.
Самое интересное, что сбила его машина со счетверенной установкой пулеметов «Максим». Вчетверо больше огня и свинца!
Вообще-то пулемет конструкции Хайрема Максима был первым, созданным по схеме с перезарядкой от отвода пороховых газов из канала ствола. И как первое оружие подобной конструкции применялся в самых разных модификациях. «Военная карьера» изделия, которое английская фирма «Виккерс-Армстронг» выпускала под кодом «666», началась еще в Англо-бурскую войну 1900 года[11]. Он устанавливался и на истребители Первой мировой, на неуклюжие бипланы. И естественно – «максимушка» был использован и в зенитном варианте, для защиты от тех самых аэропланов, а также с зажигательными пулями, для уничтожения наполненных водородом немецких дирижаблей.
А в Красной Армии была даже разработана тачанка с пулеметом Максима, установленным для зенитной стрельбы! Именно этот «чудо-аппарат» и можно считать первой мобильной зенитной установкой. Участвовали ли они в боях крайне противоречивой Гражданской войны – неизвестно. Но вот что совершенно точно – зенитные тачанки участвовали на Красной площади в параде 7 ноября 1930 года.
Счетверенная зенитно-пулеметная установка образца 1931 года отличалась от обычного «Максима» наличием специального устройства принудительной циркуляции воды. Это позволяло еще более эффективно охлаждать ствол при интенсивной стрельбе по воздушным целям. Также пулеметные ленты зенитных «Максимов» отличались большей емкостью: на 1000 патронов вместо обычных 250. Используя зенитные кольцевые прицелы, счетверенная установка была в состоянии вести эффективный огонь по низколетящим самолетам противника до 1400 метров при их скорости до 500 километров в час. А когда было необходимо, счетверенные «Максимы» обращали свой суровый взор и на землю. И тогда фашистской пехоте приходилось совсем туго! Вчетверо больше огня и свинца! А если учесть, что емкость лент увеличена и интенсивность стрельбы тоже – то все, вешайтесь, фрицы!
Отразив воздушный налет стервятников Геринга, колонна «тридцатьчетверок» прибыла к месту сосредоточения. Там заводские экипажи передали грозные боевые машины танкистам из линейного полка. По этому поводу состоялся короткий, но весьма эмоциональный митинг. Танкисты поклялись рабочим Сталинградского тракторного бить гитлеровцев еще беспощаднее и стоять насмерть! А рабочие взяли на себя обязательство увеличить выпуск боевых машин и бороться за качество сборки каждого танка.
А после митинга военные пригласили рабочих-сталинградцев за братский стол. Работяги вначале отказывались, но потом все же отведали полевой кухни. На передовой еда была сытнее: ленд-лизовская канадская тушенка, наваристый кулеш, молодая картошечка, лучок… Ешь, сколько влезет! А в самом Сталинграде – продуктовые карточки. Конечно, работникам Сталинградского тракторного полагался усиленный паек, но практически все отдавалось семьям и детям. Природа Приволжья была богатой, и почти все коренные сталинградцы кормились со своих огородов. А на рынках можно было не слишком дорого обменять продукты.
Но сейчас в городе находилось втрое больше народу, более миллиона. И все хотели есть.
***
– Эй! Чьи эти зенитки? – Майор в пропыленной форме подошел к грузовикам под тентом.– Мои, товарищ командир, – ответил лейтенант.
– Приказываю вам выдвинуться на рубеж в районе высоты «32.4». – Командир развернул планшет и ткнул пальцем в карту, указывая район.
– У меня откомандированные стажеры с завода…
– Пусть считают себя мобилизованными. Все! Выполнять приказание!
– Есть! Эй, славяне, подъем. Выдвигаемся.
– Товарищ лейтенант, а как же?..
– Считайте себя мобилизованными. Все, отставить разговоры – по машинам!
– Стой! – К лейтенанту-зенитчику подбежал командир танковой колонны, по совместительству – зам главного технолога завода.
– Что такое, мать-перемать?!
– Этих, – он пальцем ткнул на Стеценко и еще нескольких «заводских», – не трогать! У них особая «бронь».
– «У меня «бронь» – меня не тронь»! – горько сплюнул в пыль давешний майор. – А чем мне рубеж держать?!
– Машины – мобилизуй, ну а людей не трогай. Мы и так еле план выполняем, людей не хватает. А те, кто есть, прямо возле станков спят, как вы – в окопах у своих пулеметов да орудий. Ну, пойми ты меня, майор – без них работа станет!..
– Хрен с вами… Но машины я мобилизую!
– Твое право, майор.
Вот так неожиданно и спасся гвардии старшина Стеценко. Именно спасся, потому как было ясно: с того рубежа иначе как на небо не уйдешь. Сколько уже таких рубежей было – от Харькова и вот досюда… До Волги-матушки?..
«Откомиссованным» дали телегу и костлявую лошаденку. На ней-то и вернулись в Сталинград уже затемно.
Двоякие чувства обуревали Степана Никифоровича Стеценко. С одной стороны, он честно радовался, что остался жив. Чай не мальчик уже – на митингах горлопанить и рубаху на груди рвать. Нет, погибнуть он не боялся, но вот только предпочитал сделать это в танке, посылая в ненавистную гитлеровскую гадину снаряд за снарядом. И чтобы смерть его была подобна огненной вспышке от детонации боекомплекта танка.
Так погиб под маленьким украинским городком Дубно его командир, Иван Корчагин. Когда их пятибашенный тяжелый танк Т-35 подбили, капитан Корчагин остался прикрывать экипаж. Так он и стрелял, уже в огне, пока не взорвались последние снаряды в боеукладках пушек…
Самого старшину тогда спас молодой лейтенант, вот как этот зенитчик… Лейтенанта того звали Николай Горелов. У механика-водителя люк заклинило от деформации броневых листов, и командир передней малой орудийной башни Т-35 буквально вырвал старшину с того света…
Потом они вместе воевали под Москвой в танковой бригаде Катукова на мощном «Климе Ворошилове». За те бои и удостоились наград и звания гвардейцев.
А потом была растреклятая ржевская мясорубка – ледяной и снежный ад! Там и сейчас, летом 1942 года, шли ожесточенные бои. За каждый холм, овраг или сгоревшую деревеньку. Ну, а той зимой гвардии капитан Горелов погиб – таранил на тяжелом КВ-1 немецкий командирский танк «Панцер-III».
Так хотел погибнуть и гвардии старшина Стеценко – в танковом бою!
Но вот разменивать свою жизнь на утлой «полуторке» вовсе не хотелось! Не мог он на ней проявить весь свой опыт, вложить умения и знания в последний бой.
Тем не менее, вернувшись домой, он прятал взгляд от Варвары. Сам-то ей плел, мол, «на любом рубеже готов замертво лечь». А теперь что? Шкурник. Жить захотел…
Глава 4
Т-90 – крещение огнем с небес!
– Настало время нам прощаться… – сказала Варвара, вытирая скупые военные слезы уголком платка. – Люб ты мне стал, да видно – не судьба. Завтра эвакуируюсь на пароходе через Волгу, ну а там – дальше на восток, в Казахстан.
В эту ночь Степан Никифорович в последний раз был с ней вместе. А наутро они разошлись. «Дан приказ ему – на запад, ей – в другую сторону»…
В эту ночь Степан Никифорович в последний раз был с ней вместе. А наутро они разошлись. «Дан приказ ему – на запад, ей – в другую сторону»…