Георгий Савицкий
Танковый таран. «Машина пламенем объята…»

   © Савицкий Г., 2013
   © ООО «Издательство «Яуза», 2013
   © ООО «Издательство «Эксмо», 2013
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

*****

 
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки,
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я – где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я – где с облачком пыли
Ходит рожь на холме;
Я – где крик петушиный
На заре по росе;
Я – где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, —
Там, куда на поминки
Даже мать не придет…
 
Твардовский А.Т.
Я убит подо Ржевом

Пролог
«Долина смерти»

   Саперная лопатка с сухим скрежетом врезалась в суглинок, перевитый корнями деревьев. Пот стекал по лбу, под пологом густого леса было душно – просто нечем дышать, назойливо звенела мошкара, норовя забиться в глаза и рот. Грязь, везде грязь, тяжелая влажная глина налипала на одежду и сапоги, вокруг хлюпала раскисшая жижа…
   Тяжело отдавала земля заключенные в безмолвный плен свидетельства той страшной драмы, которая развернулась здесь в январе 1942 года. Мы с другом копали здесь уже месяц и уже навидались всякого. Самое страшное – груды костей, которые мы выворачивали буквально из-под дерна. Особенности суглинистой почвы таковы, что сохраняются не только костные останки, но и волосы с клочьями полусгнившей кожи, ногти. Плотная глина не пропускает кислород и «консервирует» останки людей. Гиблое место – «Долина смерти».
   Повлек нас с товарищем чисто исторический интерес. Хотелось «покопать» для себя. Но стали мы не археологами, а могильщиками. Патологоанатомами истории. И уже не очередной железной «цацке» радовались, а бакелитовому[1] медальону с данными погибшего красноармейца… Правда, ветхие бланки большей частью оказывались пусты: болотная вода не хуже кислоты растворяла чернила. Но кое-что мы сумели разобрать…
   Здесь, под Вязьмой, в густых и непролазных лесах и топких болотах, были окружены и пробивались к своим красноармейцы и командиры 33-й армии генерала Ефремова. Пробивались тяжело и страшно: под непрерывным огнем гитлеровцев, бросая лишние предметы обмундирования и амуниции. Изможденные голодом и холодом, по колено, а то и по пояс в снегу, солдаты вели встречный бой, продираясь сквозь бурелом… Сколько полегло их здесь – одному богу известно. Сам генерал Ефремов с небольшой группой тоже прорывался к своим, но в ночном бою был трижды ранен и, не желая сдаваться в плен, застрелился.
   Тело мужественного генерала немцы вскоре нашли и похоронили со всеми воинскими почестями. Над могилой командующего 33-й армией выстроили в две шеренги немецких солдат и пленных русских.
   – Kampf für Deutchland genauze tapf wer General Efremov für Rusland kempfter! Сражайтесь за Германию так, как генерал Ефремов сражался за Россию! – сказал немецкий офицер. Даже мертвый советский генерал внушал гитлеровцам уважение и страх.
   И теперь это место, как и многие другие в Ленинградской и Московской областях, в Западной Белоруссии и Украине называются коротким и страшным словосочетанием: «Долина смерти». Здесь повсюду кости, простреленные черепа, простреленные каски – наши и немецкие, проржавевшие винтовки, пулеметы. И самое опасное – «взрывоопасные предметы», или, как мы их называем, ВОПы. Снаряды, минометные мины, гранаты – все это пролежало в болоте полвека. От контакта с закисленной болотной водой взрывчатка изменяет свои свойства. Получаются новые опасные соединения, так называемые пикраты. Они детонируют от любого толчка, неосторожного движения. Детонаторы и предохранители тоже разъедены ржавчиной, и боеприпасы от этого становятся еще опаснее…
   И все же интерес к этой настоящей, осязаемой истории привел нас в эти гиблые места. Но мы и не предполагали, что первое знакомство с историей станет таким… жутким. Ощущение такое, что это мы остались в этих лесах. И теперь каждая находка не радовала, а царапала стальными заусенцами сердце.
   – Эй, гляди, я что-то здесь нарыл! – кричит мне приятель, размахивая измазанной в земле лопатой.
   Что там? Очередной безвестный костяк в истлевшей форме красноармейца образца 1941/42 года? Ржавый «максим»? «Мосинка» или изъеденный болотной водой пистолет-пулемет ППШ?
   Подхожу к другу и молча начинаю копать. Лопата натыкается на что-то твердое, раздается отчетливый металлический лязг.
   Начинаем копать с удвоенной энергией. Через несколько часов напряженной работы лопатами из-под слоя грязи появляется характерная угловатая и массивная башня тяжелого танка. «Клим Ворошилов»! Вот это находка!.. Ничего себе! Угрюмый исполин советской эпохи снова увидел солнечный свет после полувекового забвения. Его массивная башня была свернута с башенного погона, 76-миллиметровая пушка наклонена к левой гусенице.
   Мы молча встали возле откопанного по башню стального исполина. Минута молчания в память тех танкистов, которые погибли здесь суровой зимой 1941/42 года. Вечная слава героям…
   В последующие две недели мы продолжили переворачивать тонны слежавшейся грязи лопатами и очищать от ржавчины толстую бронированную «шкуру» тяжелого КВ-1. Танк сохранился вполне прилично, несмотря на полвека в болотной жиже. На броне советского тяжелого танка было множество отметин от снарядов. И несколько из них все же подбили КВ-1. Но даже смертельно раненный сталинский бронированный рвался вперед!
   Вместе с товарищем мы продолжили копать. И обнаружили буквально вдавленный в болотистую почву «Панцер-IV»! Обе боевые машины сцепились мертвой хваткой в последнем, смертельном бою. Получается, что «Клим Ворошилов» был подбит и в последней отчаянной атаке таранил неприятеля!
   А вокруг в болоте разбросаны и еще части разбитых танков, судя по всему – немецких. Что же за побоище здесь было в том далеком и страшном 1942 году, в самом его начале, когда подо Ржевом и Вязьмой погибли две наши ударные армии?
   Башенные люки обоих танков были задраены – и немецкие, и наши танкисты не вышли из этого боя живыми…

Глава 1
Mein Gott!
Ich bin va innen ve a foine Insel!

   «Бог мой! Я у вас здесь как на острове!» – так воскликнул командующий 9-й армией Вермахта генерал Вальтер Модель, когда попал на Ржевский выступ.
   Как только стало ясно, что гитлеровское наступление на Москву терпит крах, Гитлер произвел командные перестановки. Вместо фон Бока командующим группой армий «Центр» стал осторожный и расчетливый Гюнтер фон Клюге. Он и освободил от командования 9-й армией Гейнца Гудериана. Вместо него был назначен «Feuerwehrmann das Fhürer» – «Пожарный Гитлера», Вальтер Модель. В немецком Генштабе этого генерала называли еще «Meister die Affenzive» – «Мастером отступления».
   Однако войска группы армий «Центр» пока отступать не собирались. Всего в полутора сотнях километров от столицы Советского Союза находилась мощнейшая группировка Вермахта, насчитывающая двадцать семь дивизий. На участке Ржев – Вязьма образовался глубоко вдающийся в советскую оборону выступ, напоминающий коготь. И этот гитлеровский «коготь» был занесен над Москвой.
   Советские войска измотали противника непрерывными контратаками, засадами и встречными боями. В результате зимнего контрнаступления под Москвой было освобождено одиннадцать тысяч населенных пунктов, в том числе и несколько городов. Части и подразделения группы армий «Центр» понесли поражение и были более неспособны наступать. Однако рассматривать события зимнего контрнаступления под Москвой как стратегический успех было чересчур самонадеянно. Никакого разгрома гитлеровских войск не произошло.
   Однако после первого успеха лично Верховный главнокомандующий и председатель Народного комиссариата обороны Иосиф Сталин приказывает своим генералам развивать успех и продолжать наступление, преследуя гитлеровские войска. Этот категоричный приказ стал роковой стратегической ошибкой командования РККА и лично Сталина, командующего Западным фронтом Георгия Жукова и командующего Калининским фронтом Ивана Конева. Трагедия, которая будет длиться тринадцать месяцев на подступах к Ржеву и Вязьме, началась из-за стратегического просчета.
* * *
   Гауптман Дитрих Шталльманн наконец-то смог отдохнуть. Его потрепанное в боях подразделение отвели из первой линии обороны в Ржев. Танковый батальон под его командованием фактически прекратил свое существование, из положенных по штату трех десятков машин у него на ходу оставались лишь четыре. Еще два «Панцера-III» находились в ремонтном подразделении.
   Но зато хоть экипажи смогли получить передышку. Они отъедались и отсыпались, успели выкупаться в бане и привести себя в нормальный, более подлежащий уставу вид.
   Такое же положение было во всех бронетанковых подразделениях Вермахта. Танки, на которые делал ставку бывший командующий 9-й армией генерал-полковник Гейнц Гудериан, были уничтожены. Но с Запада, из Франции, уже прибывали новые эшелоны пополнения. Платформы с танками и орудиями, вагоны с пехотой и запчастями.
   Правда, в последнее время гауптману Шталльманну приходилось иметь дело с киркой и лопатой, а не с механизмами родного «Панцера».
   Вермахт все основательнее вгрызался в землю. На подступах к Ржеву и Вязьме были созданы укрепрайоны с эшелонированной обороной, линиями траншей полного профиля, ДОТами и ДЗОТами, артиллерийскими и пулеметными позициями, колючей проволокой в несколько рядов. На углах улиц были вкопаны танки. Все подходы минировались, местность пристреливалась всеми имеющимися огневыми средствами.
   Ржев, Гжатск, Сычевка, Вязьма были превращены в настоящие крепости. Хотя, надо сказать, поначалу в самом Ржеве стояли только артиллеристы и обозные части. Но все же города на немецком плацдарме были укреплены весьма солидно и подготовлены к круговой обороне. Видный историк Второй мировой войны Лиддел Гарт назвал их «города-бастионы».[2]
   Еще 28 декабря 1941 года Главное командование Вермахта издало приказ об организации обороны, в том числе «путем оборудования всех населенных пунктов и хуторов в опорные пункты, а также максимальным эшелонированием войск в глубину… На центральном участке Восточного фронта приступить к оборудованию тыловой позиции…»[3].
   В строительстве мощной системы полевой фортификации участвовали не только саперные батальоны Вермахта, но и вернувшиеся из отпусков солдаты, обозные подразделения. Немцами на строительные и земляные работы были мобилизованы и местные жители, которые не успели эвакуироваться из-за быстрого отступления Красной Армии летом и осенью 1941 года.
   Передний край обороны немецких войск проходил по восточным окраинам городков и сел в районе Ржева, а также по дорогам между ними. Восточные опушки лесов и рощ немецкие саперы превращали в некоторое подобие «засек». Они срубали деревья на высоте полутора-двух метров, заостряли остовы, а срубленные стволы сваливали верхушками на восток. К тому же завалы еще и опутывались колючей проволокой, а зачастую – минировались.
   Практически все каменные и деревянные дома, сараи и другие постройки были превращены в долговременные огневые точки с перекрытием в три-шесть рядов бревен, предохранявших от прямого попадания 76-миллиметровых снарядов.
   Например, в Погорелом Городище каменные дома и подвалы были превращены в ДОТы с двумя-тремя амбразурами для стрельбы из пулеметов и легких пушек и оборудованы подземными ходами сообщения. В каждом опорном пункте имелось по несколько оборудованных позиций для противотанковых орудий, ротных и батальонных минометов.
   А на оборонительной линии, проходящей через населенные пункты Ильино, Подсосенье, Космариха, Свиньино, Немцово, в течение мая – июня 1941 года немецкие войска соорудили 559 ДЗОТов и блиндажей, отрыли 280 окопов, 7 километров противотанковых рвов, оборудовали 23 с половиной километра лесных завалов.
   Тогда же так называемая линия Кенигсберг севернее и восточнее Ржева была укреплена по всему фронту немецкой 9-й армии.
   Сам Ржев достался немцам также практически без боя, и они обосновались здесь с прусской обстоятельностью. По вечерам на центральной площади города работал офицерский клуб.
   Все солдаты и офицеры Вермахта жили в довольно комфортабельных условиях: в хорошо оборудованных блиндажах, землянках и домах. Командование занимало одну или несколько главных улиц, по ним запрещалось ездить. Также запрещалось ходить по ним и тем немногим местным жителям, которые оставались в оккупации.
   Дома, в которых заселились немецкие офицеры, имели телефонную связь, электрическое освещение, а в некоторых были и полевые рации. Гитлеровцы пришли в Ржев всерьез и надолго.
   Совершенно невероятно, но гитлеровцы для своей обороны использовали еще и… советские долговременные огневые точки! Капитальные фортификационные сооружения еще советского Ржевско-Вяземского оборонительного рубежа, который строился летом и осенью 1941 года. При отступлении Красной Армии осенью 1941-го их не успели взорвать, а немцы их укрепили, встроили в собственную систему оборонительных рубежей и использовали по прямому назначению. Собственно, а почему бы и нет? Не пропадать же добру… Ordnung und disciplinen! – все по-немецки[4].
   Строительство укреппозиций гитлеровцы не останавливали ни на день. Знали, что вскоре последует наступление Красной Армии, и готовились…
* * *
   Дитрих Шталльманн проснулся рано. В избе на окраине Ржева было жарко натоплено. Он подошел к окну – там рычал двигателем штабной бронетранспортер с большой рамочной антенной мощной радиостанции. Механик-водитель еле разогрел и завел застывший от мороза мотор. И теперь уже не решался его глушить.
   Во дворе возле небольшого костерка грелся расчет зенитной автоматической пушки FlaK-30. Легкое 20-миллиметровое орудие обладало высокой скорострельностью и в основном служило для отражения угроз с воздуха. Но и по наземным целям пушка «работала» отлично. Тем более что у русских в избытке оставалось легких танков и бронеавтомобилей.
   Гауптман отвернулся от окна и подошел к столу. Там стоял доверху наполненный кофейник на серебряном подносе. Офицер налил себе большую кружку и бросил несколько кусков пайкового рафинада. Вскоре предстояло идти на мороз, и Дитрих стремился набраться тепла напоследок. В сенях стукнула входная дверь. В комнату вошел посыльный из штаба танкового батальона и вскинул руку в нацистском приветствии.
   Дитрих поморщился: он не любил партийной символики. А поскольку был без головного убора, то просто кивнул вошедшему. Но кофе отхлебывать не перестал.
   – Здравия желаю, герр гауптман. Вас вызывают в штаб!
   – Сейчас иду. – Дитрих допил кофе и с видимым сожалением поставил кружку.
   Выйдя на мороз, Дитрих Шталльманн плотнее запахнул офицерскую шинель: ледяной ветер разом выдул жалкие остатки тепла из-под казенного обмундирования «на рыбьем меху». Офицер выдохнул облако пара и пешком направился в центр, где располагался штаб. Небо на востоке постепенно светлело, мгла непроглядной ледяной ночи уступала мутной серости короткого зимнего дня. Сумерки… «Сумерки богов» – Рагнарек, именно так и воспринимались многими в Вермахте события под Москвой.
   Мимо по улице проехали полугусеничные тягачи, буксируя за собой длинноствольные орудия «acht-acht» – «восемь-восемь». Знаменитые зенитные пушки Flak.18/36 устанавливались на наиболее танкоопасных направлениях.
   Только эти снаряды могли пробить наклонную броню тяжелых русских танков «Клим Ворошилов» и средних Т-34.
   Полугусеничные машины шли по укатанному снегу вполне себе бодро, а вот следующие за ними грузовики «Опель-Блитц» с запасом снарядов пробуксовывали.
   Со стороны железнодорожной станции слышалось пыхтенье, гудки паровоза, лязг вагонных сцепок. Звуки в морозном воздухе разносились далеко. В последнее время эшелоны на Восток шли сплошным потоком, гитлеровцам удалось переставить узкие «западные» колесные пары вагонов на «широкие» – русские. Да и на территории оккупированной Украины и Белоруссии оставалось достаточно брошенных при отступлении паровозов и вагонов.
   Эшелоны наконец-то привезли пополнение: два десятка средних танков Pz.Kpfw III и Pz.Kpfw IV. А вместе с ними прибыли и экипажи – выпускники танковой школы в Оберндорфе. Эту новость еще вчера Дитрих услышал в офицерском клубе. Свежие подразделения ждали еще неделю тому назад, но в Западной Белоруссии опять произошло крушение состава. Очередная диверсия партизан скорее всего.
   Из-за угла вывернул строй пехотинцев под командованием обер-фельдфебеля. Солдаты Вермахта шли в ногу, печатая шаг, но в их глазах читались страх и тупая отрешенность. Они были измучены морозами и нападками унтеров. Только стальная прусская дисциплина позволяла им держаться и выполнять поставленные задачи. И ради чего? Чтобы потом получить медаль «За зимнюю кампанию на Востоке 1941/42 года»?.. Ее неофициальное название – «мороженое мясо» – сполна раскрывало смысл тех бесчисленных потерь в русских снегах, что понес Вермахт.
   Вот и штаб. На крыльце двухэтажного каменного дома застыл часовой, по самые глаза закутанный шарфом и какими-то тряпками. При виде офицера он взял винтовку «Praesentiert das – Gewehr» – «на караул».
   Дитрих Шталльманн вошел в избу, ординарец принял у него шинель.
   Офицер поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Перед закрытыми дверями стоял еще один часовой с пистолетом-пулеметом MP-40 на груди. Шталльманн взялся за ручку двери.
   – Guten morgen! – поприветствовал гауптман собравшихся в зале офицеров и щелкнул каблуками, став «Stillgestanden» – по стойке «смирно». – Герр полковник, по вашему приказанию прибыл!
   За стенкой стучал телетайп, пищала рация. В избе было накурено, яркие карбидные лампы освещали развешанные по стенам карты, испещренные красными и синими пометками, стрелами и зубчатыми линиями. На столах также были разложены карты, схемы и штабные документы.
   На окнах штабной избы белели крест-накрест наклеенные полоски бумаги, а ставни были плотно прикрыты – светомаскировка…
   – Вольно! Здравствуйте, Дитрих. Проходите, – поприветствовал его командир танкового полка полковник Александр фон Нейман. – Вам, герр гауптман, со своим батальоном предстоит держать оборону вот здесь, у основания Ржевского выступа.
   Полковник очертил тонко отточенным карандашом дугу на оперативной карте, разложенной на столе.
   – Это один из самых сложных участков фронта группы армий «Центр», – продолжил старший офицер. – Если русские предпримут наступление, то попытаются встречными ударами с севера и с юга «срезать под корень» этот выступ. Генерал-фельдмаршал фон Клюге, так же как и фюрер, и думать не хочет о том, чтобы отвести войска. А между тем для нас угроза окружения является вполне реальной.
   Недавно была обнародована секретная директива Oberkomando der Heer[5] от 8 декабря 1941 года относительно наших задач на Востоке зимой 1941/42 года. Там планы Вермахта на московском направлении определяются следующим образом: «Группа армий «Центр» после завершения операций в районе Москвы должна так эшелонировать свои войска, чтобы быть в состоянии отразить удары русских против участка фронта, выдвинутого в направлении Москвы, и против своего левого фланга. Для защиты растянутого фланга группа должна предусмотреть приведение в боевую готовность резервов в районе южнее Осташкова»[6].
   – Но позвольте, герр полковник, русские, так же как и мы, истощили свои резервы и уже не могут наступать… – возразил один из штабных офицеров.
   – Отставить разговоры, Герман! – резко прервал его фон Нейман. – Неизвестно, что предпримут эти русские, и мы должны быть готовы к любым их действиям! Гауптман Шталльманн, приказываю вам создать на базе подчиненного панцер-батальона боевую группу в составе приданных частей: двух рот мотопехоты, минометного взвода, взвода саперов и зенитного артиллерийского дивизиона. В составе этих сил выдвинуться на заданный рубеж, закрепиться и занять оборону. Отступать вам запрещаю под страхом смерти! Все ясно? Выполнять!
   – Яволь, герр полковник!
* * *
   Получив пополнение и выйдя на рубеж, гауптман Шталльманн занялся организацией обороны.
   Новобранцы из танковой школы, пехотинцы и минометчики долбили промерзшую землю лопатами, ломами и кирками. В системе долговременной обороны Вермахта появлялся новый рубеж. Руководил шанцевыми работами безжалостный обер-фельдфебель Алекс «Аржмайстер» Кнаге.
   – Быстрее копайте, саксонские свиньи! Или хотите, чтобы «Иваны» отстрелили вам зад?!
   Судя по виду пехотинцев, многим из них хотелось сейчас отстрелить задницу «Аржмайстеру». Но ослушаться свирепого танкиста они просто не смели. Это был классический прусский «унтер», смысл жизни которого составлял один лишь Воинский устав. К нарушителям сего «священного писания» Кнаге был беспощаден. Так что благодаря истинно германскому усердию и железной дисциплине, наводимой драконовскими методами, работа шла успешно. В мерзлой земле «выгрызались» капониры для танков, окопы полного профиля, ходы сообщений, пулеметные гнезда и стрелковые ячейки. Позиции оборудовались нишами для боеприпасов и прочих принадлежностей.
   Саперные команды – «Peoniren truppen» – устанавливали мины, тянули мотки колючей проволоки, подводили ток к заграждениям. Между проволочными заграждениями и окопами, в наиболее опасных местах, были устроены проволочные заграждения из спирали Бруно. Она разрезала тело до кости в одно касание. Кроме того, саперы соединили проволочные заграждения с противотанковыми и противопехотными минами, и любое прикосновение к проволоке вызывало взрывы.
   Гауптман Дитрих Шталльманн не только командовал своими солдатами на шанцевых работах, но и сам порой брался за лопату. Немецкая поговорка гласит: «Ohne Schweiß kein Preis» – «Без пота нет награды». В данном случае наградой солдатам могли бы стать их собственные жизни.
   Немецкий офицер, прошедший ад зимнего наступления на советскую столицу и потерявший в кровавых снегах под Москвой множество боевых товарищей, с некоторой долей злорадства наблюдал, как крепнет оборона на этом участке фронта. Ничего, теперь пусть русские наступают – и доблестные солдаты Третьего рейха покажут им, как надо воевать!..

Глава 2
Наступление без подготовки

   После того как враг был остановлен у ворот Москвы, людьми овладела радость и эйфория. С октября длилась неравная битва, многие сотни и тысячи солдат Красной Армии и ополченцев сложили головы на подступах к столице. Но все же отстояли Белокаменную! Не дали гитлеровским сапогам топтать древнюю брусчатку Красной площади!
   Победа под Москвой имела также и огромное политическое значение. Весь мир узнал о крахе концепции «блицкрига» у стен советской твердыни.
 
Не смять богатырскую силу,
Могуч наш заслон огневой,
Мы вырыли немцу могилу
В туманных полях под Москвой!
 
   Как в песне пелось, так и получилось. И естественно, что солдаты и командиры восприняли приказ о новом наступлении как нечто само собой разумеющееся. Остановили врага, а теперь добьем его, и – войне конец!
   Но наступать сейчас было нельзя. Можно было понять Верховного главнокомандующего – на совещании Ставки командующим Калининским фронтом генерал-полковнику Ивану Степановичу Коневу и Западным фронтом – генерал-полковнику Георгию Константиновичу Жукову было приказано подготовить новое наступление. Иосиф Сталин утверждал, что нужно окончательно устранить угрозу столице, исходящую от Ржевско-Вяземского выступа.
   Нельзя сказать, что и генералам нелегко далось решение о наступлении. Ждать до весны, имея в ста пятидесяти километрах от Москвы мощную группировку из двадцати семи дивизий Вермахта и СС, было нельзя. Но и наступать в тех условиях, что сложились в войсках, тоже было нельзя.
   Личный состав был измотан тяжелыми боями, Калининский фронт и вовсе вел контрнаступление, не получив свежие подкрепления. Были серьезные проблемы с подвозом боеприпасов, горючего и снаряжения. Склады передового снабжения также не были созданы. Однако приказ был категоричен.
   Несомненно, немецкую группировку на Ржевско-Вяземском выступе нужно было сковать. Но сделать это можно было уже проверенной в сражении под Москвой тактикой танковых засад и хорошо спланированных контратак. Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Массированное наступление вместо тактики изматывания было самым невыгодным решением в данной ситуации, однако именно так было угодно развиваться истории, которую потом на долгое время предали забвению.