Страница:
Вакулов давно перестал улыбаться. Он невольно задумался: и этот тоже прав! Вадим Николаевич дело говорит. Иван как-то сразу припомнил лекции, которые он еще недавно слушал, и споры на семинарах именно по этим самым вопросам ведения разведки. И как старый седой преподаватель, в прошлом бывалый геолог-поисковик, разжевывал им и растолковывал эти самые поэтапные методы, рассказывал историю их возникновения и приводил разные курьезные случаи из геологической практики, когда пренебрегали этими самыми постепенными и давно апробированными на практике методами.
Тут Иван почувствован, что его кто-то толкнул. Он посмотрел на Аллочку-Считалочку – это она его задела локтем, чтоб он обратил на нее внимание. Она победно показывала ему кончик языка, как бы говоря, – мол, что, съел!
– Вадим Николаевич, я же говорю совсем о другом! – послышался голос Казаковского.
– Нет, Евгений Александрович, разговор наш идет все о том же! О том же самом, о чем мы с вами недавно спорили на заседании штаба экспедиции, когда обсуждали составленный вами проект. Как я вас правильно понял, вы убежденно настаиваете на своем.
– Вас пытаюсь убедить и перетянуть на свою сторону, сделать не только союзником, но и единоверцем.
– А зачем, собственно, меня убеждать? Вы начальник, вам и карты в руки! Только прикажите, в письменном виде, конечно, и мы вообще похерим любые инструкции, методики. Чего с ними возиться! Давайте немедленно, завтра же с утра, и начнем промышленную добычу руды. Наплевать на все технические требования, на нудные химические анализы, скрупулезные выявления сопутствующих элементов, на разработку технологии обогащения и извлечения, на все формулы, тоскливо-скучные подсчеты запасов. Наберем здоровых мужиков, заведем моторы бульдозеров и – в Мяочанский хребет! Только ответьте мне, пожалуйста, на скромный вопросик: а где, собственно, станем перерабатывать руду? Повезем на материк или станем на месте возводить комбинат?
Аллочка-Считалочка снова победно посмотрела на Вакулова и снова показала ему язык. Что, мол, еще раз съел? Вот так, знай наших!
– Не надо утрировать, Вадим Николаевич! Мои предложения, как вы знаете, сводятся к другому.
– К другому? Нет, признайтесь, Евгений Александрович, что, по-вашему, я круглый идиот? Идиот? И, может быть, у меня в ящике стола спрятаны буровые станки, бульдозеры и бочки с соляркой?
Послышался шум выдвигаемого ящика письменного стола и грохот. Главный геолог, наверное, опрокинул ящик и высыпал содержимое на стол. А у него в ящиках стола, Вакулов сам видел не раз, хранилось множество образцов руды, различные толстые справочники, кипы исписанных бумаг, технические журналы и перфокарты.
– Не надо устраивать цирк, Вадим Николаевич, зрителей здесь нет. Давайте попроще, по-деловому. Я же не спорить с вами пришел. Отнюдь нет! Я искренне благодарен вам за поддержку на заседании, за поддержку нашего проекта.
– Проект я поддерживаю, но главным образом его вторую половину, где идет речь о перспективном поиске на всем регионе Мяочана. Именно только эту часть, – более спокойным тоном продолжил. – Сначала разберемся во всем рудном регионе, потом определим наиболее перспективные участки, на которых и сконцентрируем все усилия. Ведь Солнечное месторождение лишь первая ласточка. Пока единственное месторождение, хотя и выдающееся, на обширном белом пятне. Может быть, в ближайшем будущем мы обнаружим еще более грандиозное рудное тело, – надеюсь, вы допускаете такое? Вот оно-то и будет основополагающим, центральным, от которого мы и станем танцевать, как от печки. Там и заложим промышленный поселок, а возможно, и город. Ведь геологи, как правильно подметил один поэт, это разведчики будущего!
– Я и стремлюсь приблизить это будущее, – сказал Казаковский.
– Ломая практику поэтапных методов разведки?
– Ничего я не ломаю и не отметаю, поймите это, Вадим Николаевич! Я стремлюсь лишь к одному – сокращению времени. Сокращению времени! А для этого и предлагаю вести дело комплексно, то есть объединить два направления, изучать и разведывать регион и одновременно концентрировать усилия на оценку месторождения, – Казаковский говорил спокойно и убежденно, видимо, об этом он не раз уже говорил и доказывал свою точку зрения оппонентам. – Вы же знаете, что месторождения типа нашего, Солнечного, весьма редки в мире. Это пока единственное наше месторождение. И моя идея, заложенная в проекте, сводится, как вы знаете, к следующему: используя материалы сравнительного анализа, быстрее закончить оценку рудного тела Солнечного месторождения. Погодите, Вадим Николаевич, не качайте головой! Я же еще не досказал. Для этой цели упор сделать на технические средства. Не распылять силы и технику по отдельным поисковым партиям и отрядам, а, определив им, поисковикам, конкретные задачи по разведке всего региона, сконцентрировать силы здесь, в Солнечном, создать единый мощный производственный узел, свой индустриальный центр по ведению детальной разведки современными техническими средствами. Поисковики дадут нам перспективу, определят будущие наши главные объекты, а за это самое время, пока они ищут в регионе, здесь, в Солнечном, повторяю, сделать главный упор на технические средства. Да, да, именно на штольни и главным образом на буровые станки. Бурением легче проникнуть на глубину и пощупать рудное тело, оценить его объем, химический состав, проникнуть в запасы. Его морфологию. – Казаковский сделал паузу и с легкой улыбкой продолжал: – И конечно же, я не такой тупица, как вам кажется, я отлично понимаю значение и ценность поэтапного метода в оценке месторождения, и что все эти этапы придуманы и продуманы учеными, проверены на практике. Но, Вадим Николаевич, мое предложение, как вам известно, сводится лишь к одному: сократить сроки этим самым этапом. Спрессовать их в едином комплексном походе. И если нам удастся доказать вышестоящему начальству, как у нас высоки шансы на успех, если удастся убедить оппонентов нашего проекта научными данными, конкретными цифрами и убедительными образцами, вынутыми из нутра Черной горы, то разве они не согласятся с нами? Разве они не поймут обоснованность нашего риска, в основе которого лежит не перерасходование средств, а концентрация их и даже значительная экономия материальных затрат на разведку. Ведь наша цель – концентрировать средства и усилия всего коллектива, истратить значительно меньше, чем потратили бы за десятилетия, но только в более сжатые сроки, за три-четыре года, и таким образом на десятилетия, понимаете, на десятилетия раньше выдать оценочные материалы и вовлечь это первое месторождение в промышленную эксплуатацию, в освоение. И если взяться за это дело с душой, поверив в него и четко наметив конечную цель, то до первого рудника, до горно-обогатительного предприятия будет не так и далеко! А за это самое время поисковики и разведают новые месторождения, дадут, как принято говорить, технике новый фронт работ. Одним словом, будут работать на перспективу!
Вакулов слушал Казаковского и снова был на его стороне: Евгений Александрович прав! Конечно, прав! Только так и надо действовать, широко и с размахом! С перспективой и на перспективу!
Вакулов слышал о проекте много разных отзывов. Его содержание не было секретом для геологов. Знал и то, что одним из ключевых пунктов проекта было бурение, как наиболее относительно дешевый, по сравнению с проходкой штолен, метод оценки глубоких горизонтов рудного тела, просверливание насквозь всего месторождения. Здесь, конечно, не было никакого открытия: в центральных районах страны бурят скважины даже при оценке местности любого масштаба, а не только на рудных объектах. Вакулов знал и то, что здесь, в Мяочане, в этой глухой таежной глухомани, куда нет приличной дороги, где не хватало ни станков, ни специалистов, где бурили всего на нескольких пятачках, такой план, естественно, вызывал определенные сомнения. Одни противники, а следовательно, сторонники Анихимова, называли проект не соответствующим реальным условиям, а другие выражались более откровенно, называя его «техническим вариантом из области современной фантастики».
Однако сторонники Казаковского, главным образом геологи-технари – инженеры, техники, специалисты по бурению и штольням, – яростно ратовали за проект. Вакулов, в силу сложившихся обстоятельств, очутился на стороне чистых поисковиков. Но сейчас, слушая Казаковского, невольно проникался к нему уважением, признавал его правоту и не мог не видеть той мудрой целесообразности, тонкой расчетливости, на основе которой и строилась глубокая, на годы вперед, многоплановая стратегия освоения, бесспорно, богатых недр региона.
Вакулов теперь сам победно посмотрел на Аллочку-Считалочку и утвердительно поднял вверх большой палец, а пальцами второй руки сделал «присыпку». Та только недовольно фыркнула, презрительно скривив губы, как бы говоря, что начальник всегда прав, потому что у него больше прав.
– А кто же будет бурить? И чем? – возражал главный геолог, но в его голосе уже не звучала прежняя запальчивая уверенность, а скорее спокойное размышление вслух. – B нашей смете на геологическую разведку месторождения графа «бурение» довольно куцая, цифры там пока мизерные, и банк ни одного рубля не даст нам на зарплату исполнителям, буровикам, ни тем более на приобретение материалов, оборудования и горючего.
– Да, графа «бурение» в смете куцая, я с вами согласен, но что-то есть. Для начала хватит! – Казаковский не оправдывался, а продолжал наступление. – Начали мы с того, что имеется, и станем разворачиваться, что, кстати, мы уже делаем с успехом, экономно расходуя средства и полностью используя оборудование. А пока будут рассматривать наш проект, напишем в управление обоснованное дополнение, будем просить деньги под те материалы, которые мы уже собрали, под добытые образцы руды и предварительные оценки. Ведь это же отличное обоснование для увеличения плана буровых работ!
– Эх, Евгений Александрович! Жизни вы мало знаете, особенно местных условий, – вздохнул Вадим Николаевич. – Вы толкаете экспедицию на неслыханное дело – просить об увеличении, повторяю, об увеличении плана бурения! Плана, который все здравомыслящие руководители стремятся любыми правдами и неправдами сократить, ужать, уменьшить. Плана, который и в более благоприятных условиях и в значительно лучше оснащенных экспедициях горит синим пламенем! Вы, молодой человек, представляете себе реально, что это такое: увеличить план по бурению? Не ищите нам новых приключений, у нас и так своих по горло хватает!
Аллочка-Считалочка ликовала. Не только глаза, губы, но, казалось, все ее существо светилось торжеством. Вадим Николаевич был на высоте! Сколько практической мудрости и здравомыслия в его доводах! Она, приподняв руки, двигая плечами и бедрами, прошлась в танце вокруг Вакулова. А потом снова беззвучно засмеялась и показала кончик языка.
Иван напряженно ждал. Должен же Казаковский что-то ответить! Хотя опровергать доводы главного геолога, казалось, не было никакой возможности. Действительно, зачем же на себя брать новые хлопоты и увеличивать план, который и так еле-еле, с большим скрипом и перенапряжением, вытягивает экспедиция?
– Да, вы правы, Вадим Николаевич, в общих чертах правы. Да, мы идем на сознательный риск, и, прося увеличить план по бурению, как вы говорите, ищем себе новые приключения, – сказал, подумав, Казаковский. – Но мы это делаем вполне сознательно, идем на риск, взвесив свои силы и возможности. Для вас не секрет, что экспедиция начала разведку Солнечного месторождения, когда вся территория Мяочана была сплошными белым пятном. Каждый сезон, каждая поисковая партия, каждый отдельный маршрут приносил и приносит бесценные сами по себе сведения, поскольку они первые сведения. Мы уже сегодня можем говорить о рудоносном регионе. Это факт! И нам негоже топтаться на месте. Жизнь требует от нас качественного скачка, резкого поворота в сторону уплотнения графиков, а короче – повышения производительности. Я говорю конкретно о Солнечном. Мы с вами уже знаем, что недра Черной горы таят в себе богатую руду. Минералогический состав, все признаки говорят о том, что нами вскрыты лишь самые вершки рудного тела. На подобных месторождениях содержание металла в руде растет в глубину. Вы же знаете, что уже можно обоснованно говорить о тоннах металла, спрятанных в недрах Мяочана. И только от нас с вами зависит, когда отечественная промышленность сможет приступить к освоению этого богатства.
– Хорошо, людей мы найдем, школу откроем, своих научим бурению. А сами станки? Как забросить буровые станки на эти чертовы склоны Мяочана? Высота только здесь более тысячи метров над уровнем моря. А дальше, в дебрях горного региона? Как туда доставлять материалы для вышки и саму технику? Использовать людей в качестве носильщиков категорически запрещают правила техники безопасности. Да нам и так хватает всяческих нарушений… Вьючный транспорт? Олень берет очень мало, около двадцати килограммов на вьюк, лошади чуть побольше. А буровой станок весит сотни кило, да дизель к нему, да трубы, горючее… Да туда же еще придется забрасывать и все необходимое для элементарной жизни, начиная с продуктов и кончая мылом, спичками и всякой необходимой бытовой мелочью.
– Тракторами дотянем. Как сюда тянули.
– По крутым склонам и отрогам? По насыпям и осыпям?
– Дорогу пробьем через тайгу, отыщем подходящие перевалы. Мы же в середине двадцатого века живем, в век торжества техники! – закончил Казаковский, закончил уверенный, убежденный в своей правоте.
С ним трудно было не согласиться. Главный геолог только неопределенно хмыкнул. Потом послышалось, как он чиркает спичкой о коробок. Вакулов понял – тянет время, потому и закурил. Спорить-то почти не о чем. Тут Казаковский прав на все сто процентов.
Раздался телефонный звонок. Вадим Николаевич снял трубку:
– Слушаю. Да, да, здесь, – передал ее Казаковскому. – Вас, Евгений Александрович, разыскивают, из конторы.
– Казаковский у телефона. Что? Пакет? Откуда?.. Хорошо, сейчас приду, – и, положив трубку, сказал Анихимову: – Пакет из управления пришел, – и добавил с надеждой в голосе: – Может быть, с утвержденным проектом?
– Нет, что-нибудь другое. Даже обычные проекты, – Евгений Александрович, рассматриваются по полгода, a наш особый, так сказать, не типичный… Не стоит надеяться, – ответил главный геолог. – Вы же знаете управленческую бюрократию. Скорее всего, пришло плановое задание, вернее, увеличение плановых заданий по штольням и буровым, гори они синим огнем! – не дожидаясь вашего обоснования… К концу года им подводить итоги нужно, а в других экспедициях, видать, дела не так успешно движутся, как у нас, вот и решило наше глубокоуважаемое начальство нам подбросить это самое увеличение, поскольку показатели за первое полугодие у нас очень приличные, мы в числе самых передовых коллективов. Ну а кто больше везет, на того больше и нагружают!
– Может быть, вы и правы. А мне хотелось верить в лучшее. Ну да ладно, шут с ним, с пакетом. Приду – разберусь. Вот договорить мы с вами до конца не договорили, как мне хотелось… Что-то не получилось у нас.
– Отчего же, Евгений Александрович! Мы основательно поговорили, выявили точки соприкасания и места расхождения. Обменялись, как говорят дипломаты, верительными грамотами. Я вас вполне понимаю, сам был молодым, мечтал, дерзал, но прожитые годы жизни пообтесали, сгладили углы, многому научили, пообщипали крылья. Но они еще остались! И романтика окончательно не повыветрилась, живу и дышу ею, – он снова чиркнул спичкой, закурил и, выпустив дым, продолжил. – Проект ваш, скажу по совести, хорош! Даже слишком хорош! Где-нибудь в центральной России, где иные возможности, где техники навалом любой, его за образец бы приняли, как новаторский и ультрасовременный. Но здесь, у черта на куличках, в таежной глухомани, где ни дорог, ни оборудования, ни людей… Я ничего не предрекаю, поймите меня правильно, но хочу, чтобы и вы реально смотрели на нашу дальневосточную действительность. Подпись свою я под проектом поставил, это говорит о моем отношении. Вторую часть я полностью принимаю, а что касается первой части проекта, конкретно по Солнечному, где упор на ваш конек, на технику, то остаюсь при своем мнении и, как принято говорить, оставляю за собой право на этот счет свое мнение высказать в устном и письменном виде.
– И на этом спасибо, Вадим Николаевич. Я пошел. Пока! До встречи на планерке!
– Пока, до встречи, – и главный геолог добавил: – А хорошо, черт побери, вы придумали эти гласные вечерние планерки! Давно об этом хотел сказать. Ведь я сначала открыто возражал, было такое. А сейчас не то что примирился, а, скажу больше, осознал их практическое значение, поверил в них и принял. Но первые планерки тяжело было сидеть перед микрофоном и знать, что тебя слушают все.
– Эта самая гласность пугала?
– Не скажу, чтобы пугала, но очень уж настораживала. Разговор на планерках идет сугубо деловой, производственный, может быть, и не для многих ушей предназначенный. А тут каждое слово на виду, говоришь, как с трибуны, Вадим Николаевич. любые наши производственные секреты, сказанные на планерке, на другой же день, как вы хорошо знаете, становились известными чуть ли не всем в экспедиции, да еще и в различных интерпретациях. Так не лучше ли говорить сразу всем и начистоту, чтобы не было никаких кривотолков?
– Так я о том же и говорю, – сказал главный геолог. – Конечно, лучше!
– Пошел я, до встречи!
– До встречи на планерке!
Негромко закрылась дверь, послышались шаги по деревянному полу коридора. С кем-то Казаковский поздоровался, кому-то что-то ответил на приветствия. Гулко хлопнула наружная дверь, придерживаемая жесткой пружиной.
3
Тут Иван почувствован, что его кто-то толкнул. Он посмотрел на Аллочку-Считалочку – это она его задела локтем, чтоб он обратил на нее внимание. Она победно показывала ему кончик языка, как бы говоря, – мол, что, съел!
– Вадим Николаевич, я же говорю совсем о другом! – послышался голос Казаковского.
– Нет, Евгений Александрович, разговор наш идет все о том же! О том же самом, о чем мы с вами недавно спорили на заседании штаба экспедиции, когда обсуждали составленный вами проект. Как я вас правильно понял, вы убежденно настаиваете на своем.
– Вас пытаюсь убедить и перетянуть на свою сторону, сделать не только союзником, но и единоверцем.
– А зачем, собственно, меня убеждать? Вы начальник, вам и карты в руки! Только прикажите, в письменном виде, конечно, и мы вообще похерим любые инструкции, методики. Чего с ними возиться! Давайте немедленно, завтра же с утра, и начнем промышленную добычу руды. Наплевать на все технические требования, на нудные химические анализы, скрупулезные выявления сопутствующих элементов, на разработку технологии обогащения и извлечения, на все формулы, тоскливо-скучные подсчеты запасов. Наберем здоровых мужиков, заведем моторы бульдозеров и – в Мяочанский хребет! Только ответьте мне, пожалуйста, на скромный вопросик: а где, собственно, станем перерабатывать руду? Повезем на материк или станем на месте возводить комбинат?
Аллочка-Считалочка снова победно посмотрела на Вакулова и снова показала ему язык. Что, мол, еще раз съел? Вот так, знай наших!
– Не надо утрировать, Вадим Николаевич! Мои предложения, как вы знаете, сводятся к другому.
– К другому? Нет, признайтесь, Евгений Александрович, что, по-вашему, я круглый идиот? Идиот? И, может быть, у меня в ящике стола спрятаны буровые станки, бульдозеры и бочки с соляркой?
Послышался шум выдвигаемого ящика письменного стола и грохот. Главный геолог, наверное, опрокинул ящик и высыпал содержимое на стол. А у него в ящиках стола, Вакулов сам видел не раз, хранилось множество образцов руды, различные толстые справочники, кипы исписанных бумаг, технические журналы и перфокарты.
– Не надо устраивать цирк, Вадим Николаевич, зрителей здесь нет. Давайте попроще, по-деловому. Я же не спорить с вами пришел. Отнюдь нет! Я искренне благодарен вам за поддержку на заседании, за поддержку нашего проекта.
– Проект я поддерживаю, но главным образом его вторую половину, где идет речь о перспективном поиске на всем регионе Мяочана. Именно только эту часть, – более спокойным тоном продолжил. – Сначала разберемся во всем рудном регионе, потом определим наиболее перспективные участки, на которых и сконцентрируем все усилия. Ведь Солнечное месторождение лишь первая ласточка. Пока единственное месторождение, хотя и выдающееся, на обширном белом пятне. Может быть, в ближайшем будущем мы обнаружим еще более грандиозное рудное тело, – надеюсь, вы допускаете такое? Вот оно-то и будет основополагающим, центральным, от которого мы и станем танцевать, как от печки. Там и заложим промышленный поселок, а возможно, и город. Ведь геологи, как правильно подметил один поэт, это разведчики будущего!
– Я и стремлюсь приблизить это будущее, – сказал Казаковский.
– Ломая практику поэтапных методов разведки?
– Ничего я не ломаю и не отметаю, поймите это, Вадим Николаевич! Я стремлюсь лишь к одному – сокращению времени. Сокращению времени! А для этого и предлагаю вести дело комплексно, то есть объединить два направления, изучать и разведывать регион и одновременно концентрировать усилия на оценку месторождения, – Казаковский говорил спокойно и убежденно, видимо, об этом он не раз уже говорил и доказывал свою точку зрения оппонентам. – Вы же знаете, что месторождения типа нашего, Солнечного, весьма редки в мире. Это пока единственное наше месторождение. И моя идея, заложенная в проекте, сводится, как вы знаете, к следующему: используя материалы сравнительного анализа, быстрее закончить оценку рудного тела Солнечного месторождения. Погодите, Вадим Николаевич, не качайте головой! Я же еще не досказал. Для этой цели упор сделать на технические средства. Не распылять силы и технику по отдельным поисковым партиям и отрядам, а, определив им, поисковикам, конкретные задачи по разведке всего региона, сконцентрировать силы здесь, в Солнечном, создать единый мощный производственный узел, свой индустриальный центр по ведению детальной разведки современными техническими средствами. Поисковики дадут нам перспективу, определят будущие наши главные объекты, а за это самое время, пока они ищут в регионе, здесь, в Солнечном, повторяю, сделать главный упор на технические средства. Да, да, именно на штольни и главным образом на буровые станки. Бурением легче проникнуть на глубину и пощупать рудное тело, оценить его объем, химический состав, проникнуть в запасы. Его морфологию. – Казаковский сделал паузу и с легкой улыбкой продолжал: – И конечно же, я не такой тупица, как вам кажется, я отлично понимаю значение и ценность поэтапного метода в оценке месторождения, и что все эти этапы придуманы и продуманы учеными, проверены на практике. Но, Вадим Николаевич, мое предложение, как вам известно, сводится лишь к одному: сократить сроки этим самым этапом. Спрессовать их в едином комплексном походе. И если нам удастся доказать вышестоящему начальству, как у нас высоки шансы на успех, если удастся убедить оппонентов нашего проекта научными данными, конкретными цифрами и убедительными образцами, вынутыми из нутра Черной горы, то разве они не согласятся с нами? Разве они не поймут обоснованность нашего риска, в основе которого лежит не перерасходование средств, а концентрация их и даже значительная экономия материальных затрат на разведку. Ведь наша цель – концентрировать средства и усилия всего коллектива, истратить значительно меньше, чем потратили бы за десятилетия, но только в более сжатые сроки, за три-четыре года, и таким образом на десятилетия, понимаете, на десятилетия раньше выдать оценочные материалы и вовлечь это первое месторождение в промышленную эксплуатацию, в освоение. И если взяться за это дело с душой, поверив в него и четко наметив конечную цель, то до первого рудника, до горно-обогатительного предприятия будет не так и далеко! А за это самое время поисковики и разведают новые месторождения, дадут, как принято говорить, технике новый фронт работ. Одним словом, будут работать на перспективу!
Вакулов слушал Казаковского и снова был на его стороне: Евгений Александрович прав! Конечно, прав! Только так и надо действовать, широко и с размахом! С перспективой и на перспективу!
Вакулов слышал о проекте много разных отзывов. Его содержание не было секретом для геологов. Знал и то, что одним из ключевых пунктов проекта было бурение, как наиболее относительно дешевый, по сравнению с проходкой штолен, метод оценки глубоких горизонтов рудного тела, просверливание насквозь всего месторождения. Здесь, конечно, не было никакого открытия: в центральных районах страны бурят скважины даже при оценке местности любого масштаба, а не только на рудных объектах. Вакулов знал и то, что здесь, в Мяочане, в этой глухой таежной глухомани, куда нет приличной дороги, где не хватало ни станков, ни специалистов, где бурили всего на нескольких пятачках, такой план, естественно, вызывал определенные сомнения. Одни противники, а следовательно, сторонники Анихимова, называли проект не соответствующим реальным условиям, а другие выражались более откровенно, называя его «техническим вариантом из области современной фантастики».
Однако сторонники Казаковского, главным образом геологи-технари – инженеры, техники, специалисты по бурению и штольням, – яростно ратовали за проект. Вакулов, в силу сложившихся обстоятельств, очутился на стороне чистых поисковиков. Но сейчас, слушая Казаковского, невольно проникался к нему уважением, признавал его правоту и не мог не видеть той мудрой целесообразности, тонкой расчетливости, на основе которой и строилась глубокая, на годы вперед, многоплановая стратегия освоения, бесспорно, богатых недр региона.
Вакулов теперь сам победно посмотрел на Аллочку-Считалочку и утвердительно поднял вверх большой палец, а пальцами второй руки сделал «присыпку». Та только недовольно фыркнула, презрительно скривив губы, как бы говоря, что начальник всегда прав, потому что у него больше прав.
– А кто же будет бурить? И чем? – возражал главный геолог, но в его голосе уже не звучала прежняя запальчивая уверенность, а скорее спокойное размышление вслух. – B нашей смете на геологическую разведку месторождения графа «бурение» довольно куцая, цифры там пока мизерные, и банк ни одного рубля не даст нам на зарплату исполнителям, буровикам, ни тем более на приобретение материалов, оборудования и горючего.
– Да, графа «бурение» в смете куцая, я с вами согласен, но что-то есть. Для начала хватит! – Казаковский не оправдывался, а продолжал наступление. – Начали мы с того, что имеется, и станем разворачиваться, что, кстати, мы уже делаем с успехом, экономно расходуя средства и полностью используя оборудование. А пока будут рассматривать наш проект, напишем в управление обоснованное дополнение, будем просить деньги под те материалы, которые мы уже собрали, под добытые образцы руды и предварительные оценки. Ведь это же отличное обоснование для увеличения плана буровых работ!
– Эх, Евгений Александрович! Жизни вы мало знаете, особенно местных условий, – вздохнул Вадим Николаевич. – Вы толкаете экспедицию на неслыханное дело – просить об увеличении, повторяю, об увеличении плана бурения! Плана, который все здравомыслящие руководители стремятся любыми правдами и неправдами сократить, ужать, уменьшить. Плана, который и в более благоприятных условиях и в значительно лучше оснащенных экспедициях горит синим пламенем! Вы, молодой человек, представляете себе реально, что это такое: увеличить план по бурению? Не ищите нам новых приключений, у нас и так своих по горло хватает!
Аллочка-Считалочка ликовала. Не только глаза, губы, но, казалось, все ее существо светилось торжеством. Вадим Николаевич был на высоте! Сколько практической мудрости и здравомыслия в его доводах! Она, приподняв руки, двигая плечами и бедрами, прошлась в танце вокруг Вакулова. А потом снова беззвучно засмеялась и показала кончик языка.
Иван напряженно ждал. Должен же Казаковский что-то ответить! Хотя опровергать доводы главного геолога, казалось, не было никакой возможности. Действительно, зачем же на себя брать новые хлопоты и увеличивать план, который и так еле-еле, с большим скрипом и перенапряжением, вытягивает экспедиция?
– Да, вы правы, Вадим Николаевич, в общих чертах правы. Да, мы идем на сознательный риск, и, прося увеличить план по бурению, как вы говорите, ищем себе новые приключения, – сказал, подумав, Казаковский. – Но мы это делаем вполне сознательно, идем на риск, взвесив свои силы и возможности. Для вас не секрет, что экспедиция начала разведку Солнечного месторождения, когда вся территория Мяочана была сплошными белым пятном. Каждый сезон, каждая поисковая партия, каждый отдельный маршрут приносил и приносит бесценные сами по себе сведения, поскольку они первые сведения. Мы уже сегодня можем говорить о рудоносном регионе. Это факт! И нам негоже топтаться на месте. Жизнь требует от нас качественного скачка, резкого поворота в сторону уплотнения графиков, а короче – повышения производительности. Я говорю конкретно о Солнечном. Мы с вами уже знаем, что недра Черной горы таят в себе богатую руду. Минералогический состав, все признаки говорят о том, что нами вскрыты лишь самые вершки рудного тела. На подобных месторождениях содержание металла в руде растет в глубину. Вы же знаете, что уже можно обоснованно говорить о тоннах металла, спрятанных в недрах Мяочана. И только от нас с вами зависит, когда отечественная промышленность сможет приступить к освоению этого богатства.
– Хорошо, людей мы найдем, школу откроем, своих научим бурению. А сами станки? Как забросить буровые станки на эти чертовы склоны Мяочана? Высота только здесь более тысячи метров над уровнем моря. А дальше, в дебрях горного региона? Как туда доставлять материалы для вышки и саму технику? Использовать людей в качестве носильщиков категорически запрещают правила техники безопасности. Да нам и так хватает всяческих нарушений… Вьючный транспорт? Олень берет очень мало, около двадцати килограммов на вьюк, лошади чуть побольше. А буровой станок весит сотни кило, да дизель к нему, да трубы, горючее… Да туда же еще придется забрасывать и все необходимое для элементарной жизни, начиная с продуктов и кончая мылом, спичками и всякой необходимой бытовой мелочью.
– Тракторами дотянем. Как сюда тянули.
– По крутым склонам и отрогам? По насыпям и осыпям?
– Дорогу пробьем через тайгу, отыщем подходящие перевалы. Мы же в середине двадцатого века живем, в век торжества техники! – закончил Казаковский, закончил уверенный, убежденный в своей правоте.
С ним трудно было не согласиться. Главный геолог только неопределенно хмыкнул. Потом послышалось, как он чиркает спичкой о коробок. Вакулов понял – тянет время, потому и закурил. Спорить-то почти не о чем. Тут Казаковский прав на все сто процентов.
Раздался телефонный звонок. Вадим Николаевич снял трубку:
– Слушаю. Да, да, здесь, – передал ее Казаковскому. – Вас, Евгений Александрович, разыскивают, из конторы.
– Казаковский у телефона. Что? Пакет? Откуда?.. Хорошо, сейчас приду, – и, положив трубку, сказал Анихимову: – Пакет из управления пришел, – и добавил с надеждой в голосе: – Может быть, с утвержденным проектом?
– Нет, что-нибудь другое. Даже обычные проекты, – Евгений Александрович, рассматриваются по полгода, a наш особый, так сказать, не типичный… Не стоит надеяться, – ответил главный геолог. – Вы же знаете управленческую бюрократию. Скорее всего, пришло плановое задание, вернее, увеличение плановых заданий по штольням и буровым, гори они синим огнем! – не дожидаясь вашего обоснования… К концу года им подводить итоги нужно, а в других экспедициях, видать, дела не так успешно движутся, как у нас, вот и решило наше глубокоуважаемое начальство нам подбросить это самое увеличение, поскольку показатели за первое полугодие у нас очень приличные, мы в числе самых передовых коллективов. Ну а кто больше везет, на того больше и нагружают!
– Может быть, вы и правы. А мне хотелось верить в лучшее. Ну да ладно, шут с ним, с пакетом. Приду – разберусь. Вот договорить мы с вами до конца не договорили, как мне хотелось… Что-то не получилось у нас.
– Отчего же, Евгений Александрович! Мы основательно поговорили, выявили точки соприкасания и места расхождения. Обменялись, как говорят дипломаты, верительными грамотами. Я вас вполне понимаю, сам был молодым, мечтал, дерзал, но прожитые годы жизни пообтесали, сгладили углы, многому научили, пообщипали крылья. Но они еще остались! И романтика окончательно не повыветрилась, живу и дышу ею, – он снова чиркнул спичкой, закурил и, выпустив дым, продолжил. – Проект ваш, скажу по совести, хорош! Даже слишком хорош! Где-нибудь в центральной России, где иные возможности, где техники навалом любой, его за образец бы приняли, как новаторский и ультрасовременный. Но здесь, у черта на куличках, в таежной глухомани, где ни дорог, ни оборудования, ни людей… Я ничего не предрекаю, поймите меня правильно, но хочу, чтобы и вы реально смотрели на нашу дальневосточную действительность. Подпись свою я под проектом поставил, это говорит о моем отношении. Вторую часть я полностью принимаю, а что касается первой части проекта, конкретно по Солнечному, где упор на ваш конек, на технику, то остаюсь при своем мнении и, как принято говорить, оставляю за собой право на этот счет свое мнение высказать в устном и письменном виде.
– И на этом спасибо, Вадим Николаевич. Я пошел. Пока! До встречи на планерке!
– Пока, до встречи, – и главный геолог добавил: – А хорошо, черт побери, вы придумали эти гласные вечерние планерки! Давно об этом хотел сказать. Ведь я сначала открыто возражал, было такое. А сейчас не то что примирился, а, скажу больше, осознал их практическое значение, поверил в них и принял. Но первые планерки тяжело было сидеть перед микрофоном и знать, что тебя слушают все.
– Эта самая гласность пугала?
– Не скажу, чтобы пугала, но очень уж настораживала. Разговор на планерках идет сугубо деловой, производственный, может быть, и не для многих ушей предназначенный. А тут каждое слово на виду, говоришь, как с трибуны, Вадим Николаевич. любые наши производственные секреты, сказанные на планерке, на другой же день, как вы хорошо знаете, становились известными чуть ли не всем в экспедиции, да еще и в различных интерпретациях. Так не лучше ли говорить сразу всем и начистоту, чтобы не было никаких кривотолков?
– Так я о том же и говорю, – сказал главный геолог. – Конечно, лучше!
– Пошел я, до встречи!
– До встречи на планерке!
Негромко закрылась дверь, послышались шаги по деревянному полу коридора. С кем-то Казаковский поздоровался, кому-то что-то ответил на приветствия. Гулко хлопнула наружная дверь, придерживаемая жесткой пружиной.
3
Иван и Аллочка-Считалочка несколько минут стояли молча, каждый по-своему переживал и осмысливал случайно услышанный ими разговор двух главных руководителей экспедиции. Иван Вакулов, сжав кулак, поднес его к лицу Аллочки-Считалочки.
– Знаешь, чем пахнет? То-то! Смотри у меня! Если проболтаешься, если пикнешь, то – конец!
– Фи! – совсем не испугалась она. – Да я, если хочешь знать, не один раз слушала, как они разговаривали и даже спорили. Ну и что тут такого? Кому интересно пересказывать их производственные дела? Вот если бы они про любовь говорили, про женщин, вот это было бы ужасно интересно!
– Ладно, помалкивай себе. Поняла?
– Какой ты все же грубый, Иван! А я о тебе так хорошо думала, очень даже хорошо думала, – и, вынув зеркальце из сумочки, Аллочка-Считалочка посмотрелась в него, поправила локон волос, заправив его под уложенные косы, снова улыбчиво посмотрела на Вакулова. – А скажи, кто тебе больше нравится, Вадим Николаевич или Евгений Александрович?
Иван не знал, что ответить. И, покачав головой, хмыкнул.
– А почему они мне должны нравиться? Я ж не женщина!
– Нет, а все же? – пристала она. – Кто?
Ему симпатичны были оба. Вадим Николаевич – мамонт в геологии, с огромным опытом, много знающий, как ходячая энциклопедия, одним словом, практик и теоретик, у которого ему есть чему поучиться, что Иван и делает. А Евгений Александрович – молодой, энергичный, решительный, готовый на риск ради дела. С железной хваткой. И знающий, крепко стоящий на ногах. На такого хочется равняться, брать с него пример. Одним словом, голова! И Вадим Николаевич тоже – голова! А Алка ставит вопрос категорично: кто из них? И он, поразмыслив, сказал:
– Не знаю. Они оба мои начальники. А подчиненным их начальники должны всегда нравиться, если они не хотят осложнений по службе.
– Фи! Какой ты! – воскликнула негромко Аллочка-Считалочка и, отвернувшись, стала складывать карты. – Да, между прочим, Вадим Николаевич интересовался вашей особой.
– Мною?
– Именно. Как появится Вакулов, сказал, так пусть сразу же ко мне зайдет. Так что извольте предстать перед его очами.
Вакулов кисло скривил губы, словно в рот попала незрелая ягода.
– Сейчас исполню, предстану по всей форме, – и добавил, следя за работой Аллочки-Считалочки: – Слушай, я как зашел сюда, как увидел тебя, так сразу же хотел спросить, да ты меня перебила. Ты скажи, как сюда попала, если позавчера ты ушла с поисковым отрядом в маршрут?
– А ты не меня спрашивай, а лучше дружка своего Витеньку Голикова попытай.
Витя Голиков, такой же молодой специалист, как и Вакулов, прибыл в Солнечное на пару недель раньше, успел обзавестись палаткой, в которой нашлось место и для Ивана. Они подружились с первой же встречи. Летом они оба ходили в маршруты, а зимовали в своей палатке, утеплив ее снаружи, а внутри устроив самодельную печку из небольшой железной бочки, обмазав ее внутри глиной и обложив камнями, да из стальных прутьев сделали колосники. Это все Виктор мастерил, говорил, что у них в Мариуполе чуть ли не в каждом дворе такие летние печурки из ведер делают и топят углем. Тут угля не было, пилили деревянные чурки, главным образом из смолистых плах.
Как они перезимовали и не превратились в ледышки, они и сами не знают. Одним словом, веселенькая вышла у них зима! Есть что вспомнить! Пока горела печка – в палатке стояла жара, как в Африке, но едва прогорали дрова, через час-другой вода в ведре покрывалась коркой льда. К утру индевели брови и волосы, только в меховом спальном мешке было тепло и уютно. В утреннем полумраке голубело холодным светом окно, покрытое узорным слоем льда. Для того чтобы узнать, какой мороз на дворе, не надо выходить из палатки. Температура внутри такая же, если не ниже. Но вылазить из спального мешка никому неохота. Первые недели они спорили, а потом установили очередность.
Дежурный рывком выскакивает из своего спального мешка, стараясь точно попасть ногами в холодные валенки. Размахивая руками и подпрыгивая на ледяном полу, торопливо натягивая одежду, и скачком к печке. Заранее приготовленная береста и лучина вспыхивали бодро и весело. Подсушенные тонкие чурки лениво занимались пламенем. Первая подкладка дров, и можно бежать на улицу. Пока огонь не разгорится и печка не даст тепло, в палатке всегда кажется холоднее, чем снаружи… И так было каждое утро, до самой весны. Как они завидовали тем, кому удалось раздобыть себе настоящую чугунку – печку заводского изготовления! У отдельных умельцев такие печки горели месяцами, как домны. У чугунных печек можно было плотно закрывать дверцу и поддувало, регулируя доступ кислорода к пылающим дровам. Ни Иван, ни Виктор никогда и не подозревали, что топить печку, да еще дровами – это целое искусство! Сейчас, летом, оглядываясь назад, на прожитую зиму, трудности кажутся не такими и страшными. Они зимовали в палатке, как папанинцы на Северном полюсе!
– А что случилось? – насторожился Иван.
– В общем, ничего особенного не случилось, – ответила Аллочка-Считалочка. – Твой Витенька соизволил забыть маршрутные карты!
Слово «забыть» она произнесла врастяжку, сладчайшим тоном, полным скрытой насмешки.
– Не может быть! – не поверил Иван.
– А ты сюда погляди. Это что, по-твоему? – она вынула из тубуса плотно скрученные карты и потом раскрыла потертый чемодан, в который она укладывала дюралевые планшеты. – Вот тебе задача с одним неизвестным. Спрашивается, что может вывести из строя поисковый отряд, если он прекрасно обеспечен всем необходимым снаряжением, находится в полевых условиях по пути к своему участку и все члены коллектива живы и здоровы? – поставив вопрос, она сама сладчайшим тоном, источавшим горький мед, на него отвечала: – Только одно-единственное! Это – отсутствие в наличии топографических материалов! Случалось ли это когда-нибудь раньше в истории геологической службы? Конечно, нет! Но теперь этот пробел в истории заполнен. Заполнен благодаря удивительным стараниям Виктора Голикова.
– Как же вы там? – спросил Вакулов, веря и не веря своим глазам.
– Думаешь, что наш начальник Борис Васильевич, наливаясь бешенством, визгливо и мерзко кричал и топал ногами? Ничего подобного! Он только посмотрел на Витю ласковым взглядом и сказал, что у Голикова хорошо развито чувство юмора.
– Представляю, как там Витьке было невесело. Юмор! Еще тот юмор, от которого помереть можно, – он искренне сочувствовал своему товарищу. – Надо же было случиться такому!
– А меня послал обратно сюда, на центральную базу, – продолжала Аллочка-Считалочка. – Захватить карты и заодно поторопить с доставкой продуктов, их только частично забросили на участок.
– Он знает? – спросил Вакулов, кивая на стенку, за которой находился кабинет главного геолога.
– От него я никогда и ничего не скрывала и скрывать не собираюсь. Вадим Николаевич даже рассмеялся, подтвердив, что и он за всю свою поисковую жизнь не помнит такого уникального случая! А завтра Вадим Николаевич обещал выделить проводника и лошадь. Он сказал, что я повезу карты и еще бумагу. Приказ с выговором за халатность.
– Да, весело начинаем полевой сезон, ничего не скажешь!
– Кто начинает, а кто и кукует на базе, – сказала она, закрывая тубус, открыто намекая на невеселое положение Вакулова, который не по своей воле оказался не у дел.
– Знаешь, чем пахнет? То-то! Смотри у меня! Если проболтаешься, если пикнешь, то – конец!
– Фи! – совсем не испугалась она. – Да я, если хочешь знать, не один раз слушала, как они разговаривали и даже спорили. Ну и что тут такого? Кому интересно пересказывать их производственные дела? Вот если бы они про любовь говорили, про женщин, вот это было бы ужасно интересно!
– Ладно, помалкивай себе. Поняла?
– Какой ты все же грубый, Иван! А я о тебе так хорошо думала, очень даже хорошо думала, – и, вынув зеркальце из сумочки, Аллочка-Считалочка посмотрелась в него, поправила локон волос, заправив его под уложенные косы, снова улыбчиво посмотрела на Вакулова. – А скажи, кто тебе больше нравится, Вадим Николаевич или Евгений Александрович?
Иван не знал, что ответить. И, покачав головой, хмыкнул.
– А почему они мне должны нравиться? Я ж не женщина!
– Нет, а все же? – пристала она. – Кто?
Ему симпатичны были оба. Вадим Николаевич – мамонт в геологии, с огромным опытом, много знающий, как ходячая энциклопедия, одним словом, практик и теоретик, у которого ему есть чему поучиться, что Иван и делает. А Евгений Александрович – молодой, энергичный, решительный, готовый на риск ради дела. С железной хваткой. И знающий, крепко стоящий на ногах. На такого хочется равняться, брать с него пример. Одним словом, голова! И Вадим Николаевич тоже – голова! А Алка ставит вопрос категорично: кто из них? И он, поразмыслив, сказал:
– Не знаю. Они оба мои начальники. А подчиненным их начальники должны всегда нравиться, если они не хотят осложнений по службе.
– Фи! Какой ты! – воскликнула негромко Аллочка-Считалочка и, отвернувшись, стала складывать карты. – Да, между прочим, Вадим Николаевич интересовался вашей особой.
– Мною?
– Именно. Как появится Вакулов, сказал, так пусть сразу же ко мне зайдет. Так что извольте предстать перед его очами.
Вакулов кисло скривил губы, словно в рот попала незрелая ягода.
– Сейчас исполню, предстану по всей форме, – и добавил, следя за работой Аллочки-Считалочки: – Слушай, я как зашел сюда, как увидел тебя, так сразу же хотел спросить, да ты меня перебила. Ты скажи, как сюда попала, если позавчера ты ушла с поисковым отрядом в маршрут?
– А ты не меня спрашивай, а лучше дружка своего Витеньку Голикова попытай.
Витя Голиков, такой же молодой специалист, как и Вакулов, прибыл в Солнечное на пару недель раньше, успел обзавестись палаткой, в которой нашлось место и для Ивана. Они подружились с первой же встречи. Летом они оба ходили в маршруты, а зимовали в своей палатке, утеплив ее снаружи, а внутри устроив самодельную печку из небольшой железной бочки, обмазав ее внутри глиной и обложив камнями, да из стальных прутьев сделали колосники. Это все Виктор мастерил, говорил, что у них в Мариуполе чуть ли не в каждом дворе такие летние печурки из ведер делают и топят углем. Тут угля не было, пилили деревянные чурки, главным образом из смолистых плах.
Как они перезимовали и не превратились в ледышки, они и сами не знают. Одним словом, веселенькая вышла у них зима! Есть что вспомнить! Пока горела печка – в палатке стояла жара, как в Африке, но едва прогорали дрова, через час-другой вода в ведре покрывалась коркой льда. К утру индевели брови и волосы, только в меховом спальном мешке было тепло и уютно. В утреннем полумраке голубело холодным светом окно, покрытое узорным слоем льда. Для того чтобы узнать, какой мороз на дворе, не надо выходить из палатки. Температура внутри такая же, если не ниже. Но вылазить из спального мешка никому неохота. Первые недели они спорили, а потом установили очередность.
Дежурный рывком выскакивает из своего спального мешка, стараясь точно попасть ногами в холодные валенки. Размахивая руками и подпрыгивая на ледяном полу, торопливо натягивая одежду, и скачком к печке. Заранее приготовленная береста и лучина вспыхивали бодро и весело. Подсушенные тонкие чурки лениво занимались пламенем. Первая подкладка дров, и можно бежать на улицу. Пока огонь не разгорится и печка не даст тепло, в палатке всегда кажется холоднее, чем снаружи… И так было каждое утро, до самой весны. Как они завидовали тем, кому удалось раздобыть себе настоящую чугунку – печку заводского изготовления! У отдельных умельцев такие печки горели месяцами, как домны. У чугунных печек можно было плотно закрывать дверцу и поддувало, регулируя доступ кислорода к пылающим дровам. Ни Иван, ни Виктор никогда и не подозревали, что топить печку, да еще дровами – это целое искусство! Сейчас, летом, оглядываясь назад, на прожитую зиму, трудности кажутся не такими и страшными. Они зимовали в палатке, как папанинцы на Северном полюсе!
– А что случилось? – насторожился Иван.
– В общем, ничего особенного не случилось, – ответила Аллочка-Считалочка. – Твой Витенька соизволил забыть маршрутные карты!
Слово «забыть» она произнесла врастяжку, сладчайшим тоном, полным скрытой насмешки.
– Не может быть! – не поверил Иван.
– А ты сюда погляди. Это что, по-твоему? – она вынула из тубуса плотно скрученные карты и потом раскрыла потертый чемодан, в который она укладывала дюралевые планшеты. – Вот тебе задача с одним неизвестным. Спрашивается, что может вывести из строя поисковый отряд, если он прекрасно обеспечен всем необходимым снаряжением, находится в полевых условиях по пути к своему участку и все члены коллектива живы и здоровы? – поставив вопрос, она сама сладчайшим тоном, источавшим горький мед, на него отвечала: – Только одно-единственное! Это – отсутствие в наличии топографических материалов! Случалось ли это когда-нибудь раньше в истории геологической службы? Конечно, нет! Но теперь этот пробел в истории заполнен. Заполнен благодаря удивительным стараниям Виктора Голикова.
– Как же вы там? – спросил Вакулов, веря и не веря своим глазам.
– Думаешь, что наш начальник Борис Васильевич, наливаясь бешенством, визгливо и мерзко кричал и топал ногами? Ничего подобного! Он только посмотрел на Витю ласковым взглядом и сказал, что у Голикова хорошо развито чувство юмора.
– Представляю, как там Витьке было невесело. Юмор! Еще тот юмор, от которого помереть можно, – он искренне сочувствовал своему товарищу. – Надо же было случиться такому!
– А меня послал обратно сюда, на центральную базу, – продолжала Аллочка-Считалочка. – Захватить карты и заодно поторопить с доставкой продуктов, их только частично забросили на участок.
– Он знает? – спросил Вакулов, кивая на стенку, за которой находился кабинет главного геолога.
– От него я никогда и ничего не скрывала и скрывать не собираюсь. Вадим Николаевич даже рассмеялся, подтвердив, что и он за всю свою поисковую жизнь не помнит такого уникального случая! А завтра Вадим Николаевич обещал выделить проводника и лошадь. Он сказал, что я повезу карты и еще бумагу. Приказ с выговором за халатность.
– Да, весело начинаем полевой сезон, ничего не скажешь!
– Кто начинает, а кто и кукует на базе, – сказала она, закрывая тубус, открыто намекая на невеселое положение Вакулова, который не по своей воле оказался не у дел.